Солнечный змей

Глава 30. Мвакидживе

— Напрасно ты, Фрисс, не пошёл в гости к родичам Тарикчи, — покачал головой Нецис, оторвавшись ненадолго от созерцания воды и багряных ветвей цветущей Гхольмы, отражённых в тёмной реке. — Угощение было отменным.

— Мрряф, — в знак согласия шевельнул ухом Алсаг. Кот лежал поперёк панциря сонной Двухвостки, свесив хвост и лапы, безвольный и недвижный, как тюк сена. Он не двинулся с места даже тогда, когда Нецис убрал его голову со своего живота и спустился на край плота, к красновато-бурой воде.

— Знаю я, чем там угощают, — поморщился Речник, вытягивая шест из воды и опускаясь на тёплый тростник. Над рекой, почти смыкаясь, свисали широкие ветви, над плотом покачивался на тонких опорах плотный лиственный навес, но лучи солнца всё равно просачивались, и от циновок шло ровное тепло, как и от яркого панциря Флоны. Двухвостка дремала на середине плота, во сне размеренно пережёвывая пучок тростника, и места для людей оставалось немного — края у самой воды или панцирь с привязанными к нему тюками.

Шест был уже не нужен — река расширилась, островки и тростниковые кочки сгинули, и колдовское течение неспешно тащило плот вдоль стремнины. Вода, окрашенная прелой листвой и опадающими лепестками, пахла терпко и горьковато и была тёплой, как нагретый солнцем навес над плотом. Фрисс давно снял доспехи и стянул сапоги, и болтал теперь ногами в медлительной реке, и мысли его были так же неспешны и спокойны. Путь предстоял неблизкий, но куда более приятный, чем прокладывание тропы в Великом Лесу, сквозь все корни, лианы и мхи. И ещё было немного времени до полдня и неистовой солнечной вспышки, от которой Нецис снова сползёт на циновки и будет лежать, судорожно хватая воздух. Фрисс жалел, что Некроманта некуда спрятать — под каменной крышей такие сполохи он переносил не в пример легче… но хорошо и то, что полдень застанет его за отдыхом, а не в бою или с колдовским лезвием, рассекающим корни и стволы, в руках. Так ведь и покалечиться недолго…

— Близится Маджива, время красной воды, — Нецис, вернувшийся на спину Двухвостки, поднял голову и посмотрел на Речника. — Три или четыре дня — и рыбу можно будет вынимать из воды руками. Наверное, Фрисс, у вас на Реке всегда так…

Мимо, поднимая маленькие волны, проплыла вереница больших плоскодонок под тростниковыми парусами, выкрашенными в буровато-красный. Груз, сваленный на их палубы, нельзя было разглядеть — его прикрывали широкие листья — но кислый запах выдержанных плодов Мфенеси реял над кораблями, щекоча ноздри. Даже Двухвостка зашевелилась и громко фыркнула. Гребцы, мерно взмахивая вёслами, глазели на чужеземцев молча, те же южане, кто не был занят делом, столпились у левого борта, указывая на плот Фрисса пальцами. Речник нахмурился и повернулся к ним лицом, так, чтобы видна была костяная рыба на груди. Плоскодонки проплыли мимо, но люди на борту долго ещё толпились на корме, разглядывая диковинных пришельцев. Фрисс различил слово «коатеки» и помянул про себя тёмных богов. Ещё ни один проплывающий мимо южанин не забыл сказать что-нибудь о коатеках. Наверное, в самом глухом углу Великого Леса, куда и солнце не заглядывает, знают, что это за народ…

— Я взаправду похож на коатека? — вполголоса спросил он у задремавшего Некроманта. Нецис вздрогнул и удивлённо на него посмотрел.

— Нээр" иси — народ, сходства с которым не следует стыдиться, — покачал он головой. — Я горжусь тем, что среди моих прародителей были коатланцы. Увы, я на них совершенно не похож…

— Это, должно быть, было очень давно, — хмыкнул Речник, глядя на узкое бледное лицо. Кожа Некроманта под любым солнцем оставалась белой с серебристым отливом и холодной, как вода родника. Фрисс посмотрел на свою бронзовую руку, на смутное отражение в медлительной реке… И верно, похож. Пора, наверное, поймать древесную змею и натыкать в волосы зелёных перьев…

Плот, нагруженный до предела тростниковыми бочками, проседал так, что над его настилом плескалась вода, но южан, устроившихся на бочках, это не смущало. Они свистели, зазывая ветер в причудливый плетёный парус, и плот медленно, но верно взбирался вверх по течению. За первым плотом плыл, вертясь и пытаясь обогнуть его, второй, полегче. С мачты свисали гирлянды из пурпурных лепестков, вода, смешанная с соком, стекала на циновки и красила их багрянцем.

— Дни красной воды? — усмехнулся Фрисс. — Куда-то везут много мвенги.

— Урр? — навострил уши Алсаг. — Прраздник?

Нецис запустил пальцы в его мех, и кот заурчал громче.

— Неделя праздников, Алсаг. Через семь дней Мадживы, если хватит дождей, созреют плоды Чинпы. Будет день Джинбазао, и начнут готовить новую мвенгу. Она быстро вызревает — довольно месяца… Печально лишь, что норси забыли, как делать хсайок. А ведь тут много нужного папоротника и очень неплохих грибов…

— Фррисс, где мы встрретим такие хоррошие дни? — оживился кот. — Только не на рразвалинах с мерртвяками!

— Боги знают, — неохотно ответил Речник, пожав плечами. — Тебе не хватило празднований в Миджити?

— Мррф, — прижал уши Алсаг. — Фррисс, ты всё ещё серрдишься на норрцев?

— Это пустое, — отмахнулся Речник, глядя на воду. — Страх и дела страха… Но если нам повезёт миновать все селения живых и не задержаться ни в одном, я порадуюсь.

— Та-а, си-меннэль, — пробормотал Нецис, глядя на него с тревогой. — Си-меннэль, илкор ан Ургул…

Фрисс мигнул.

— Откуда ты взял такое наречие, которое и под зельями не поймёшь?!

Повисла тишина, которую нарушал лишь плеск волн и тихий шелест листвы. Из-под ветвей небо казалось узкой белесой полоской, и вот-вот она должна была полыхнуть неистовым жаром. Нецис распластался на панцире Двухвостки, заранее болезненно жмурясь, и спрятал лицо в ладонях. Фрисс пропустил воду сквозь пальцы и надолго задумался.

Закат был красен, как ветви самой огромной Гхольмы, и его отражение превратило воды Икеви в тёмную кровь. Темнело быстро — ночь летела над рекой, и истоки таяли во мраке, пока вниз по течению убегал багровый переливающийся огонь. Фрисс слышал впереди и позади голоса плотовщиков, приставших на ночь к топкому берегу или к корням деревьев, видел в полутьме разгорающиеся костры. Родичи Тарикчи дали ему на дорогу немало припасов, были и сухие дрова, но Речник не хотел ни выходить на твёрдую землю, ни разводить огонь.

— Пей, Алсаг, — он плеснул в воду немного мвенги, и кот одобрительно заурчал. Флона, проснувшаяся на закате, жевала листья вчетверо быстрее. Фрисс покачал головой, глядя на почти уже затянувшийся рубец на её щеке. С Двухвосткой скверно обошлись в Миджити, а уж чего она натерпелась по дороге в Джегимс…

— Не хочешь поплавать? — Речник вылил на перегревшийся за день панцирь ведро воды. Флона покосилась на воду и снова захрустела листьями. Ничего съедобного здесь, на середине реки, не плавало — зачем же попусту тратить силы?..

— Та-а, илкор ан Ургул, — пробормотал Нецис, глядя на чернеющее небо. — С каждым днём священная звезда тускнеет, Фрисс. И это мне совсем не нравится…

Речник попытался найти багровый Ургул, но увидел лишь луны. Шесть из семи выплыли из мрака по разным углам небосклона, не все видно было из-под ветвей, но все горели в полную силу, и небо над лесом, не успев потемнеть, снова светлело.

— Снова рука болит? — нахмурился Фрисс, поворачиваясь к Некроманту. Тот, закатав рукав, разглядывал свежий розовый рубец на предплечье. Обсидиановое лезвие вонзилось глубоко, царапнуло даже по кости, в рану было вылито немало зелий, и прошла уже не одна ночь, но Нецис всё ещё старался не опираться на руку и время от времени косился на шрам.

— Почти уже зажило, — покачал головой Некромант, опуская рукав. — Но не знаю, будет ли от меня прок в сражении, когда Ургул совсем угаснет. Та-а, когти Каимы… надеюсь, мы не опоздаем, Фрисс. Очень надеюсь.

Речник потыкал шестом в воду, но дна не нащупал, только что-то крупное шарахнулось от плота, и по тёмной реке разошлись круги. Алсаг уже уснул, вытянувшись во всю длину на панцире Флоны, и Нецис спал рядом с ним, согревая холодные руки на мохнатом загривке хеска. Фрисс бросил поверх панциря спальный кокон, но внутрь забираться не стал — устроился на нём, как на толстой подстилке. Луны то выплывали из-за тёмных ветвей, то скрывались в листве, вода в их свете казалась серебристо-лиловой.

«Шестилуние,» — нахмурился Речник, накрывая голову циновкой. «Много света в небесах. Опять приснится какой-нибудь бред…»

…Он рванул на себя рычаг и впечатался спиной в спинку кресла, уходя стрелой в небо, и в тот же миг от страшного грохота заложило уши. Огромное, как гора, здание — блестящая пёстрая глыба с тысячью прорезей-окон — падало, как подрубленное дерево, распадаясь на лету в мелкое крошево, и корабль, уносящий Фрисса из-под камнепада, дрожал и хрустел под градом осколков. Коротко пискнула холодная коробочка, намертво вцепившаяся в висок, Фрисс, ни о чём не думая, толкнул рычаг направо, пропуская мимо огромный кусок стены. Чуть-чуть он разминулся с серо-зелёным небесным кораблём, вылетевшим из вихря обломков, коробочка снова пискнула, Речник благодарно кивнул, вдавливая в панель светящуюся кнопку. Четыре корабля миновали оседающий дом невредимыми, Речник на мгновение замер в воздухе — что-то его тревожило — и тут же в висок впились ледяные иглы. Тёмная сталь, разрисованная лиловыми зигзагами, мелькнула в пыли, и корабль отлетел в сторону, подброшенный взрывной волной. Отчаянный писк вонзился в ухо отточенной иглой — тот «зелёный», что летел слева от Речника, падал вниз, на высоченные дома, беспомощно кувыркаясь в воздухе, вырванное из корпуса крыло летело отдельно, из развороченного корабля валил чёрный дым.

Череда коротких вспышек сверкнула слева, корабль закачался. Фрисс не знал, как у него получается стрелять, и к чему приделано это оружие, но оно работало — и почти невидимые, но смертоносные лучи впивались в тёмно-серую броню чужого корабля. Он, окутанный густым паром, скользил вдоль крыш, то и дело ныряя за «вершины» домов-гор. Два зелёных корабля мчались следом. Он вынырнул снова, под тревожный писк Фрисс рванул рычаг вбок, и ремни впились в его тело — звездолёт завалился набок, перекувыркнулся, пропуская над собой осколки и жар… Что-то щёлкнуло под днищем, серый хвост, мелькнувший за домом, вздрогнул, красное пламя расплескалось по нему и опало, оставив дымное облако.

«Уходит!» — промелькнуло в голове вместе с пронзительным писком железной коробочки. Серая «рыба» со странно выгнутыми «плавниками», окутанная дымом и озарённая вспышками, выскользнула из-за рассыпающегося дома, чиркнула парой лучей по устоявшим зданиям и помчалась, набирая скорость, куда-то в сторону. Зелёные корабли летели следом, Фрисс развернулся — писк усиливался, Речника звали, и медлить было нельзя.

Он выстрелил ещё раз — теперь враг был на виду, и неизвестный, но мощный снаряд взорвался чуть в стороне от его крыла, крепко встряхнув его. «Серый» ответил веером белых лучей, и Фрисс оказался в тумане — стекло перед его лицом оплыло, вздуваясь пузырями. Он прибавил скорости, но враг как-то внезапно выскользнул сбоку, разворачиваясь кверху брюхом. Что-то грохнуло позади. Железная коробочка пищала непрерывно, Фрисс стиснул зубы — в полосе зеркального стекла, не затронутой жаром, отражались разлетающиеся в небе обломки зелёного корабля.

— Назад! — крикнул он, сам не зная, с кем говорит. — Этот — мой!

«Понял!» — скрипнул в ухе незнакомый голос. Впереди уже не было зданий — только серо-жёлтая равнина, дым и пылевые облака, и тёмный корабль с дымящимся хвостом. Он резко ушёл вправо, но Фрисс не замешкался — луч ударил в чужое крыло. Враг был уже близко, и дымовая завеса ему не помогла — броня вскипела и брызнула во все стороны.

Ещё два луча промчались мимо, что-то задымилось внизу. Серый корабль, дымясь и раскачиваясь, резко развернулся на месте. Фрисс изумлённо мигнул, прижался к панели вместе с рычагом, утопленным в пол… но глыба оплавленного металла летела в лобовое стекло, и мгновение спустя Речник обнаружил, что корабля вокруг него уже нет. Перепончатые крылья, выпирающие из боков, несли его, и он неуклонно приближался к земле. Затылок раскалывался от боли, в глазах то и дело темнело.

«Не-ет!» — крикнул кто-то на грани слышимости, Фрисс вскинулся — что-то заставило его обернуться. Вдали, над туманными очертаниями города, поднималось огромное свинцово-серое облако, за ним — второе. Горячий ветер хлестнул по лицу, выжимая слёзы из глаз.

— У-о-о-ой! — взвыл Речник, до боли в пальцах сжимая бластер. Как оружие попало в его руки, он не знал, да и не задумывался. Затылок по-прежнему болел, раскалённый обруч стиснул виски, сердце билось гулко и часто. Что-то страшное случилось, чего-то нельзя было допускать — но он допустил, и теперь всё потеряно…

Сопло бластера на миг вспыхнуло. Фрисс выстрелил раньше, чем его глаза увидели цель — руки действовали сами по себе и не вполне ему принадлежали. Но теперь он видел рослую фигуру в тёмно-синем комбинезоне, видел и лиловую эмблему из двух изогнутых линий на спине. Его враг уже был у самой земли, далеко в стороне от догорающих кораблей. Он упал тяжело, подвернув ногу. Фрисс, скрипнув зубами, вскинул бластер, но щелчок крыльев на боках заставил забыть об оружии. Он сам уже падал, и пыль облаком окутала его — здесь её было слишком много… и камень, попавший под колено, заставил Речника вскрикнуть. Что-то полыхнуло в пыли — тот, второй, опомнился раньше. На щиток, закрывающий глаза, потекло что-то мутное и дымящееся, Фрисс пригнулся, подбирая бластер, и выстрелил наугад.

Он стрелял ещё и ещё раз, пока пыль оседала, и боль разрывала череп, а глаза слезились. И лишь когда задымилось перегревшееся сопло бластера, а на рукояти замигал тревожный сигнал, Речник остановился. Теперь он видел второго ясно — тот был в десяти шагах, сидел на странно вывернутой ноге, и земля вокруг была черна от крови. Рослый грузный сармат — Речник видел белый безволосый череп, широкоскулое лицо и ярко-жёлтые глаза — не двигался, только рука, прижатая к дымящемуся животу, дрожала. Она была перемазана в чёрном, и чёрные капли вытекали из-под неё. Полурасплавленный комбинезон разлезся на лохмотья, прикипевшие к телу, в груди зияли выжженные дыры, и дым тянулся от них. Вторая рука сармата, перебитая в плече, безвольно свисала вдоль тела, и её пальцы вздрагивали. Он ещё пытался дотянуться до упавшего бластера, но глаза уже тускнели, и он медленно заваливался набок. На лице застыла растерянная усмешка. Он смотрел прямо на Фрисса и не отводил взгляд, пока изо рта не потекла кровь, а глаза не остекленели.

Речник рывком поднялся на ноги, не выпуская из рук бластер. Сопло против его воли поднималось, наводясь на неподвижное тело. Он силой заставил себя опустить оружие, сделал шаг к убитому. Отчего-то Фриссу было муторно и с каждой секундой становилось хуже. Где-то он видел этого сармата, где-то…

Красное зарево расплескалось по векам. Ледяные пальцы впились в запястье и крепко встряхнули — и Фрисс дёрнулся всем телом, вскинулся и открыл глаза, хватая ртом воздух. Справа кто-то испуганно шипел, снизу — ревел и взрыкивал. Над Речником склонился Нецис, и его глаза горели холодной зеленью.

— Бездна! — вскрикнул Фрисс и чуть не до крови всадил ногти в ладонь. Сон вновь пронёсся перед глазами — так ясно, словно всё было наяву — и небесные корабли, и взорванный город, и бластер в руках, и растерянный взгляд умирающего сармата. Речник стиснул зубы. «Гедимин?!»

— Илкор ан Сарк! — ледяная ладонь опустилась ему за шиворот, и в голове наконец прояснилось. — Фрисс, очнись!

— Нецис? — пробормотал Речник, протирая сонные глаза. — Что тут…

Некромант отстранился. За его спиной в стене громадных деревьев на высоких подпорках корней зияла широкая брешь, а за ней на полнеба разливалось багряное зарево. Там металось рыжее пламя, от лиственной гари воздух стал горьким. Жаркий ветер ударил в лицо, и Речник вскочил, на ощупь накидывая перевязь. Плот качался на багрово-чёрной воде напротив залива, и его медленно несло прямо на горящие корни. Флона сердито ревела и хлестала хвостами по бокам, плот раскачивался от её движений, но продолжал плыть в огонь.

— Вайнегова Бездна! — Речник хлопнул себя по бокам и схватил шест. Дно было недалеко; плот замер на месте и с тихим плеском поплыл на стремнину. Фрисс оттолкнулся ещё раз и застыл, прислушиваясь к треску пламени. За ним слышны были испуганные крики…

— Нецис, там люди! — вскрикнул Речник, завороженно глядя в пылающую брешь. За ней открывался залив, и деревья склонялись над ним, а у их корней билось пламя, лизало тлеющую кору и порой взлетало к ветвям. Искры сыпались в воду с полыхающих плотов, с хижин, прилепившихся к корням, тёмные фигуры метались вокруг, отталкивая плоты от берега, то бросались в огонь, то отшатывались — жар был слишком силён. Вода лилась на горящие корни, на стены хижин, и пар вместе с чёрным дымом взвивался к небесам. Вслух помянув тёмных богов, Фрисс налёг на шест. Плот несло в горящую горловину, и Речник видел уже, где его остановит — у полыхающего настила, вынесенного к выходу из залива, но прицепившегося к корням. Вот она, тропа вдоль деревьев, когда-то — широкая и удобная, сейчас — объятая пламенем…

— Рубите тросы! — заорал Речник, глядя, как пламя карабкается по канатам от горящих настилов и лижет корни-подпорки. Флона заревела и затопала лапами, чуть не опрокинув плот. Фрисс вздрогнул. Кусок настила оторвался, и течение подхватило его и швырнуло прямо к ногам Речника. То, что было хижиной, стало грудой углей, но пламя не унималось, лизало мокрый тростник, и весь плотик дымился и дышал жаром.

— Ал-лийн! — Речник швырнул водяной шар на гору углей и прикрыл лицо. Шест ткнулся в край плотика и заскрипел. Фрисс прыгнул на край, сбросил угли в воду. Горячее дерево не могло остыть вмиг, но ступни уже не жгло.

— Алсаг, Флона, держитесь на стремнине! — крикнул Речник, отталкиваясь от большого плота. Тот тяжело качнулся и поплыл назад, прочь от горящего залива. Фрисс, отвернувшись, смотрел на полыхающие хижины, далёкий холм, весь объятый пламенем, огненные ленты, ползущие вверх по коре…

— Ал-лийн! — огромный водяной шар плюхнулся на корни дерева, сбивая пламя, пролился на догорающий трос и порвал его — плот с догорающими обломками хижины, качаясь на волнах, поплыл к выходу из залива. Тени в дыму шарахнулись, Речник услышал удивлённые возгласы. Ещё несколько плотов отошли от берега, перерубленные канаты волочились за ними, догорая в тёмной воде.

— Ал… — Фрисс открыл рот и замер, глядя наверх. Хижина, которую не успели оттолкнуть от берега, разлетелась огненным вихрем, и пламя, лениво ползущее вверх по стволу дерева, торжествующе взревело и расплескалось по нижней ветке. Багровые огни порхали над ней — стая огнёвок слеталась к новому огненному цветку, распустившемуся в джунглях.

— Вайнег вас дери! — взвыл Речник, хватая из-под ног куски угля и швыряя в бабочек. Пламя уже доползло до конца ветки и тянулось к следующей, листья корчились от жара и опадали в воду.

— Фрисс, глаза! — вскрикнули за спиной. Ветка с оглушительным треском отделилась от ствола — ровно, как отрезанная в один взмах клинка — и полетела вниз, в тёмный залив. Плотик подбросило волной и швырнуло назад, Фрисс от неожиданности сел — и вскрикнул от боли. За его спиной мокрые брёвна уже не тлели — пылали, и пламени не было дела до стекающей по ним воды.

— Нецис, что за напасть?! — Речник уже не удивился, увидев Некроманта на плоту. Тот затаптывал язычки огня и высматривал что-то в самом ярком пламени — а спустя секунду наклонился к нему и накрыл огонь ладонью.

— Стой! — Фрисс бросил ему под ноги водяной шар. Пламя чудом не перекинулось на одежду колдуна — он сидел среди дыма и пара и разглядывал кусок мокрого дерева, отрезанный от плота. Вода капала с щепки, она вся обуглилась, но язычки пламени вновь пробивались из неё — с каждым мгновением она разгоралась сильнее.

— Оно и в воде горит?! — охнул Речник. Нецис швырнул щепку в залив, притопил, не обращая внимания на жар, она громко зашипела, а потом всплыла — холодная и безобидная.

— Есть свет — будет гореть, — отозвался Некромант. Костяной нож белел в его руке, он осторожно вёл лезвием по воздуху, и в двух десятках шагов от него падали в воду горящие корни и веточки и лопались полыхающие тросы. Люди с шестами, перемазанные сажей, кричали ему что-то, отталкивая догорающие плоты от берега. Фрисс огляделся — сотни горящих обломков плавали вокруг, последние хижины рушились, разбрасывая искры, но пламени уже ни к чему были хрупкие постройки — оно жадно грызло корни деревьев. Горел уже не только ближний ряд, но и настилы за ним, и кто-то лил на них воду, пытаясь остановить огонь. Кто-то забрасывал негаснущее пламя листьями, слой за слоем, и приплясывал сверху, и листья тлели, но не загорались.

— Бездна! — Фрисс упал на колени, опуская руки в тёплую воду. «Если бы поднять волну на весь залив…»

— Ал-лииши! — выдохнул он, ладонями толкая волны к берегу. Вода колыхнулась, нехотя лизнула нижние корни, слегка умерив ярость пламени, и они зашипели. Там, где огонь снова рванулся из облака пара, уже бегали жители с листьями и яростно затаптывали пламя. Но настилы разгорались всё сильнее, и огненные реки бежали от залива вдаль, в лесной мрак. Фрисс выдохнул, опуская руки глубже. Его трясло, холодная испарина выступила на лбу.

— Фрисс! — Некромант схватил его за плечи. — Что такое? Что хочешь сделать?

— Волну, — пробормотал Речник. — Волну на весь залив, до верхних настилов… Бездна, силы не хватает…

— Та-а! Сила будет, — Нецис упал рядом, небрежно проводя ладонью по лезвию кожа. Кровь брызнула на плот. Фрисс не успел отскочить — его ладонь вспыхнула болью, по ней потекло липкое, и тут же Нецис стиснул его руку в своей, переплетая пальцы. Речника обожгло холодом, ледяной поток быстро поднялся вверх по руке до плеча, и сердце забилось часто-часто, подступая к горлу.

— Ил тин гисэйри ил ти" инх, — еле слышно прошелестел Некромант, съёживаясь, будто от холода. — Гаакхот!

Ни ночи, ни дыма, ни мечущихся бликов не было больше вокруг — только вода, прозрачная до самого дна, световые шары и чёткие силуэты деревьев и людей, и странный свет с прозеленью, льющийся отовсюду. Холод сменился обжигающим жаром. Речник сунул полыхающую ладонь в воду — та хлынула вверх по коже, обнимая руку по локоть, устремилась к плечу.

— Чистейшая из рек, — прошептал Фрисс, — да не иссякнут твои воды… Ал-лииши!

Ему показалось, что все его кости трескаются и рассыпаются в пыль. Он повалился ничком, чувствуя, как плот взлетает на волне — и с хрустом падает на берег. Перед глазами вспыхнули багровые пятна, слились в единое полотно и превратились в непроглядный мрак.

— Фрисс, не падай, — прошептали в ухо. — Я тебя держу.

В глазах немного прояснилось. Он стоял, опираясь на Нециса, на прибившемся к корням плоту, а на корнях — на тропе чуть выше воды, среди стекающих вниз ручьёв, дымящихся углей и обломков настила — толпились люди. Двое шагнули на плот, протягивая путникам руки — и шарахнулись со сдавленными воплями.

— Коатеки!

Наверху затрещал под ногами настил — все разом попятились, кто-то охнул. Речник вздрогнул и крепко сжал руку Некроманта.

— Нецис, уходим. Быстро!

Наверху кто-то взвизгнул. Пронзительный голос, иглой впивающийся в уши, показался Фриссу знакомым. Кто-то, громко пыхтя, пробивался сквозь толпу, пихаясь и наступая на ноги.

— Водяной Стрелок! — от вопля зазвенело в ушах. — Ты привёл нам воду?

Речник дёрнулся, но Нецис, замерший в неподвижности, держал его крепко. Красная пелена снова заволакивала всё вокруг, и ноги уже не слушались.

— Ухо-одим… — выдохнул Фрисс, оседая на обугленный настил. — Нецис, зачем…

Слабый, но внятный запах лиственной гари клубился вокруг. Сверху брызнули холодные капли, пропахшие чем-то пряным, запахло жжёными листьями Арлакса. Кто-то водил по телу Речника пучком мокрой холодной травы. Фрисс судорожно сглотнул — во рту горчило от гвайюсы. Свежий порез на ладони, обмотанный какой-то тряпкой, вспыхивал то жаром, то холодом.

— Нецис? — еле слышно спросил Речник, с трудом открыв глаза. Кто-то радостно вскрикнул. Тут же над Фриссом склонились четверо, и кто-то ещё заглянул в дверь. Он лежал на полу в сплетённой из ветвей и листьев хижине, и земля под ним мягко покачивалась. Рядом сидела большая белая крыса и помахивала курильницей, сгоняя дым на Речника.

«Опять?!» — он рывком поднялся, отшвырнув того, кто попытался помочь ему. Крыса выронила курильницу, трое людей отшатнулись, четвёртый попятился от двери с испуганным возгласом. Никаких пут на руках Речника не было, но не было и одежды — только набедренная повязка и чёрные полосы незнакомого орнамента на груди и предплечьях.

— Водяной Стрелок, ты меня помнишь? Я Кьен Токамаве, — растерянно посмотрела на него женщина-южанка, одетая только в лист Гхольмы. На прочих жителях не было и того, к их телам прилипла сажа, волосы побелели от пепла. Речник мигнул.

— Где Нецис?!

Он шагнул к двери и пошатнулся. Его подхватили под руки.

— Ай, куда ты?! — всплеснул руками тот, кто стоял у двери. — Не надо тебе ходить!

Он успел увернуться — Фрисс ещё был слаб и медлителен — но оступился на краю подвесного мостика и плюхнулся в воду. Речник, сбросив с себя чужие руки, вышел из хижины и остановился, щурясь на просветы в ветвях. Гарью пахло повсюду, но огня он не видел. Со всех сторон слышен был плеск, хруст дерева, мягкий шелест листвы и незнакомые голоса. На крыше хижины лежали его штаны и рубаха. Фрисс ощупал их, ища недавние прорехи — он помнил, что сел прямо на горящий уголь — но дырок не увидел, только свежие стежки, наложенные торопливой рукой.

— Вот, Водяной Стрелок, — ему в ладонь всунули шнурки двух медальонов. И костяная рыба, и зубы дракона были целы. Фрисс повесил их поверх одежды, похлопал себя по бокам и скрипнул зубами.

— Где мечи?!

— Возьми, — ему протянули перевязь с ножнами. Он схватился за рукояти — клинки поддались свободно, хоть ножны и покоробило от беготни среди пожара. Затянув последний ремешок, Фрисс выпрямился и вздохнул. Четверо людей и крыса глазели на него с разных сторон. Хижина покачивалась на воде, соединённая узким мостком с огромным воздушным корнем. Высоченные толстые Гхольмы и Мфенеси выстроились стеной, за переплетением корней и могучими стволами виднелась вода, обугленные плоты у берега, чумазые жители, копающиеся в углях.

— Где Нецис? — Речник повернулся к южанам. Они переглянулись.

— Квембе! — крикнули с дальнего плота. — Как он там?

— Живой! — крикнул житель, выбравшийся из воды на край настила. — Совсем живой!

Речник недобро покосился на него.

— Не-ецис! — закричал он, приложив ко рту ладони. Все голоса смолкли.

— Та-а! — послышалось издалека. — Я тут, Фрисс. Как ты?

Некромант выбрался из-за ствола, неуклюже хватаясь за корни, с сомнением покосился на мостки и замер в нерешительности. Квембе вскочил, протянул ему руку. Нецис, прижимая к груди большой закопчённый горшок, подошёл к Речнику.

— Всё хорошо, Фрисс. Мы в гостях у людей Мвакидживе. Помнишь эту ночь?

От горшка пахло жареной рыбой, и Речник сглотнул набежавшую слюну. Он только сейчас понял, как голоден.

— Помню, — нахмурился он, оглядываясь по сторонам. Ночной пожар оставил немало следов на деревьях и плотах, и среди жителей, разбирающих обломки, многие носили повязки, пропитанные соком Джити — мало кто не обжёгся, затаптывая пламя. Тут, за стеной деревьев, ещё плавали почти невредимые хижины, но снаружи, в заливе, от них остались только угли.

— Сильно им досталось, — пробормотал Речник, с каждой секундой становясь мрачнее. — Да, ночь я помню… Нецис, от нас было хоть немного проку?

— Квалухуди! — воскликнули за спиной и тут же вскрикнули от боли, получив с двух сторон локтями. — Ты спрашиваешь — был ли прок? Ты привёл воду на деревья! Как ты приказываешь рекам, Водяной Стрелок?!

— Всё хорошо, всё было сделано правильно, — кивнул Некромант с довольной усмешкой. — Я принёс еды. Тебе нужно поесть, прежде чем идти. Тут есть кое-что, на что ты должен взглянуть. Кьен, вас всех ждут у большого костра, на холме. Думаю, ваша помощь пока не нужна.

— Мы вернёмся скоро, — кивнула южанка, оглядываясь на Нециса с мостков. — Этот дом — ваш, Водяной Стрелок. Если ты позовёшь, мы тут же появимся.

Речник покачал головой, разматывая листья, укрывающие горшок. Есть хотелось нестерпимо, но кое-что ещё терзало его…

— Алсаг и Флона, — он угрюмо посмотрел на Некроманта. — Река унесёт их Вайнег знает куда. Я пойду…

— Сиди, Фрисс, — Нецис придержал его за плечо. — Сначала поешь. Их прибило к правому берегу в полу-Акене отсюда. Флону пугает запах гари, она боится сюда плыть. Еды и воды у них в избытке. Беспокоятся о тебе, но рады, что мы оба живы. Та-а, илкор ан Ургул! Не думал, что полезу тушить пожар в прибрежной деревне — и ещё буду этому рад!

Рыба, запечённая в листьях и набитая недозрелыми плодами Чинпы, была ещё горячей, но Фрисс не стал ждать — разломил её надвое и оторвал кусок того, что принял за лепёшку. Это был плод Мфенеси, пострадавший в огне — он запёкся прямо в дупле-хранилище, и его раскатали в блин.

— Что ты сделал, Нецис? — Фрисс посмотрел на свою перебинтованную ладонь и на такие же повязки на правой руке Некроманта. — Твоя кровь теперь во мне? Я в самом деле привёл волну, которая затопила весь огонь?

— Да, это была великая волна, — кивнул Нецис, на миг отрываясь от еды. — Я поделился силой с тобой, Фрисс. Я рад, что тебе от этого не было вреда…

Он покачал головой.

— Я даже не надеялся, что это получится, — хмыкнул он. — Такое давно ни у кого не получается. Только между Илриэйя та-Сарк, и то в редчайших случаях. А ты, Фрисс…

Речник фыркнул.

— Любишь же ты ставить опыты! Что же… если теперь я — отчасти ты, может, и в летучую мышь превращаться научусь?

— Воля богов, — Нецис отвернулся, скрывая усмешку. — Но ты… Я очень рад, Фрисс, что ты не прошёл мимо. Очень рад…

Деревья у залива приняли на себя самый сильный удар огня — и почернели от корней до нижних веток, их листья скукожились от жара. По нетронутым ветвям бегали крысы-Призыватели с ножами, и вниз то и дело валились огромные листы. Плотовщики вылавливали их, укладывали в стопки. Из-за деревьев раздавался перестук топоров. На обугленном настиле сидели Призыватели и приделывали отмытые от сажи лезвия к свежевыструганным древкам. Жители толпились вокруг, ожидая, когда инструмент будет готов. Те, кто послабее, трепали и мяли кору, плели циновки и сшивали из листьев накидки — некоторые уже оделись в листву, солнце поднималось всё выше и грозило обжечь спины не хуже огня, а своей одежды не было почти ни у кого. Плоты, ночью отогнанные от берега, снова сгрудились у корней, и жители копались в углях, извлекая из обломков уцелевшие наконечники копий, иголки и глиняные плошки. На дальнем конце залива, на холме, дымилось большое кострище, и люди вытаскивали из угля печёную рыбу. За ними чернели стены невысокой и довольно причудливой ступенчатой башни. В горах углей на её ступенях Фриссу почудилось что-то знакомое.

— Та-а! — Нецис остановился, выглядывая кого-то на плотах. — Истакети! Многое ли уцелело?

Седая женщина, сидящая на корнях и внимательно глядящая на тех, кто рылся в обломках, оглянулась на него и покачала головой.

— Мы остались без кораблей, Нецис. Весь Хианкайя выгорел — там теперь один камень.

На её плечах неподвижно лежала толстая полосатая змея. Фрисс удивлённо мигнул.

— Водяной Стрелок хочет посмотреть на то, что я уже видел, — сказал Некромант, склонив голову. Истакети тяжело поднялась с места, кивнула Речнику и пошла впереди, указывая дорогу.

— Хианкайя вспыхнул первым, — негромко рассказывала она по пути. — Будто он не каменный, а соломенный. Но он устоял… а тростниковые дома мы построим заново, раньше, чем пройдёт Маджива. Но корабли… теперь у Мвакидживе ни одной вакаахванчи. Будто мало было, что корабль Токезы достался мёртвым…

Истакети тяжело вздохнула. Фрисс молча смотрел на угли, недавно бывшие домами, и жителей, в повязках, с обгоревшими волосами и пузырями на руках.

— В Хианкайе они ночевали? — спросил Нецис.

— Как все странники, — отозвалась норси. — Корабль из Улгуша прилетел утром и улетел вечером, они, двое, остались. Те, кто спал в Хианкайе, умерли ночью…

Речник поёжился. Он видел на холме, у чёрной башни, что-то, прикрытое грудой листьев. Жители, пекущие рыбу, обходили груду стороной, опасливо на неё оглядываясь, и крыса с курильницей бродила вокруг, напевая что-то вполголоса.

— Водяной Стрелок! — пискнуло под ногами. На тропинке сидел небольшой Призыватель.

— Чего тебе? — неохотно остановился Речник. Крыса с испуганным писком скрылась под корнями.

— Вот он, — Истакети указала на плот, качающийся на волнах чуть поодаль от других. На нём лежало что-то продолговатое, прикрытое огромными листьями Арлакса.

Нецис спрыгнул на плот, смахивая листья, поманил к себе Речника. Фрисс опустился на прогоревший настил, разглядывая обугленное тело.

Это был человек — для крысы труп был крупноват — но больше ничего понять было невозможно. Плоть прогорела до костей, превратилась в хрупкий уголь и золу, кости почернели. Три обугленных древка, чудом не превратившихся в пепел, торчали из золы — маленькая стрела впилась в шею, две большие — в спину, пробив тело едва ли не насквозь. Речник притронулся к руке мертвеца — из-под пальцев потёк пепел.

— Уачедзи? — нахмурился Фрисс, растерянно оглядываясь. — Река моя Праматерь, как они сюда пролезли?! И никто их коатеками не обозвал и на жертвенник не поволок…

Любопытные жители, незаметно собравшиеся на берегу над плотом, смущённо уставились в воду. Истакети встретилась взглядом с Речником и едва заметно кивнула.

— Мы ничем тебя не обидели, Водяной Стрелок. Отрадно, что среди коатеков есть такие благородные, как ты. Но среди норси есть такие, что ужаснулись бы и худшие из коатеков. Этот… как ты назвал его?.. он был с побережья, бродячий торговец. С ним был человек из Улгуша — Мвесигва Токангоме, и ничего странного в них не было. Путники у нас живут в Хианкайе — в каменном доме, и они остались на ночь там. Сначала загорелся Хианкайя, потом они вышли и раскидали огонь по плотам. Этот шёл по правой тропе, второй — по левой. Когда люди увидели их и стали стрелять…

Истакети указала на обугленные кости.

— Раскидали огонь? — недоумённо посмотрел на неё Речник. — Огненные шары?

— Огненную жижу, — покачал головой Нецис. — Помнишь, как раз за разом разгорались угли?.. Истакети, далеко они? Можно взглянуть?

— Смотри, — южанка подозвала жителя, вполголоса что-то сказала ему, и вскоре перед Фриссом поставили плотно закрытый горшок. Речник поднял крышку — на дне лежали угли, но не успел он даже спросить, что это, как из горшка потянуло жаром. Огонь разгорался на мокрых холодных головешках, усиливаясь с каждым мгновением. Нецис прихлопнул его крышкой и вернул горшок жителям.

— Так она и разгорается, попав на свет, — сказал он. — Прогорит ещё не скоро. Что будете делать с ней?

— Разделим между домами, — пожала плечами Истакети. — Пусть горит так долго, как умеет. Будет у нас вместо огненных камней. Другой виры от них не получить…

Она посмотрела на обугленный труп поджигателя и поморщилась.

— Это человек с побережья, — Нецис прикрыл тело листьями. — Я хотел бы увидеть Мвесигву. Его нашли?

Жители переглянулись.

— Среди угля его нет, — покачала головой Истакети. — Мы собрали все плоты, были на всех тропах. В него стреляли, Кьен попала ему в шею, но яд ему не повредил… так же, как и этому. Он бежал к маленьким плотам, и если он не умер, то плывёт сейчас по реке. Те, кто искал плот Водяного Стрелка, не догнали его. Будь я им, я плыла бы очень-очень быстро.

— Побери его Джилан, — поморщился Фрисс. — Поплыл обратно в свой Улгуш? Нецис, это далеко?

— Много дней, — кивнул Некромант. — Между нами на берегу нет посёлков. Если не захочет поджечь сам лес, навредить никому не сможет.

Фрисс хотел спросить, отчего жители за ним не погнались, но осмотрелся вокруг и промолчал. Весь Мвакидживе лежал россыпью углей… Где найти время для погонь?!

— Скверно, — он покосился на труп. — Эти уачедзи — проклятие богов… Здесь, в городе, есть Ксази? Хотя бы один?

— Я — Ксази, — пробилась к плоту одна из крыс. — Много Ксази в этом городе. Ты скажешь что-то нам, Водяной Стрелок?

— Да, скажу, — хмуро посмотрел на него Речник. — Это по вашей части. Унгвана Токатукуфу уже знает, но до вас, я вижу, вести не дошли. Я расскажу о поджигателях, чтобы вы могли их распознавать.

При упоминании верховного жреца крыса вздрогнула — как и многие другие — и издала пронзительный вопль. Жители расступились, пропуская тех, кто сбегался к плоту. Фрисс сел на настил и покосился на воды Икеви — большая река едва виднелась за выходом из залива, и Речник слышал её тихий зов.

…Чёрный от копоти плотик мягко ткнулся в бок огромного плота, прикрытого навесом. Квембе зацепился шестом за опору и оглянулся на Фрисса. На большом плоту радостно взревела Двухвостка. Шевелиться она боялась, только махала хвостами. Сонный Алсаг на её спине растерянно мигал, глядя на Речника.

— Мы будем рассказывать о тебе в этот день, — торжественно пообещала Кьен, держась за руку Фрисса. — О тебе и о Нецисе. Вы, двое, погасили большой огонь. Этот день будет днём Мадживы, днём ночного пожара. Мы будем тебя помнить — и воду, которая пришла за тобой.

— Оставить вам рыбы? — спросил Квембе, с опаской глядя на Двухвостку. Она принюхивалась к обгорелому плоту и тревожно фыркала.

— У нас есть еда, — покачал головой Речник, перебираясь на свой плот. — Спасибо за помощь. Надеюсь, больше уачедзи у вас не покажутся. Если что — вы знаете, что делать с опасными чужаками.

Нецис смотал причальный канат, и плот неспешно заскользил вниз по течению, а потом его подхватил колдовской поток. Речник погладил Флону по носу, подкинул ей несколько листьев Чокры и сел на панцирь, провожая взглядом удаляющийся плотик жителей Мвакидживе. Сам посёлок уже скрылся за стеной деревьев…

— И тут уачедзи, — пробормотал он. — Откуда?! Эта зараза уже по воздуху летает?!

— Солнце светит над всеми народами, — бесстрастно отозвался Нецис. — Не всем снится война, Фрисс. Некоторым Тзангол является лично… что он обещает — нетрудно догадаться. Много тех, кто за каплю силы и намёк на бессмертие сожжёт и себя, и всех вокруг.

— Прокляни меня Река, — покачал головой Фрисс. — Тут и так жизнь нескучная, а теперь ещё это… Хоть бы Улгуш сгореть не успел!

Отдалённый гром слышен был на Астийской Круче, но дожди, призываемые северными чародеями, проливались далеко в низовьях, над дымящейся степью — а здесь, у слияния рек, вода медленно отступала от берегов. Камни, с которых ещё весной ныряли ребятишки, лежали теперь на суше, и жители вытаскивали из-под них засохшую зловонную тину. Чад сжигаемых водорослей поднимался вдоль обрыва и просачивался понемногу в столовую, смешиваясь с гарью степных пожаров и запахом печёных ракушек. Чтобы отбить горелый вкус, Кесса щедро налила в миску цакунвы, но на языке всё равно горчило, а в глазах щипало.

— Ну-у… Ты ведь всё равно остаёшься Чёрной Речницей, верно? — опасливо покосился на неё Хагван. — Король ведь сказал, что будет ждать, когда ты вернёшься… и тебе просто дадут несколько лет передышки…

— Астанен — добрый Король, — буркнула Речница, наклоняясь над столом, чтобы Хагван не видел её лица. Ей было очень досадно.

За месяцы, проведённые в пути, Кесса успела уже забыть ярость красного солнца над Рекой — и теперь изнемогала от жары, вспоминая недавний поход в страну Кеснек. Там, как ей теперь казалось, было куда прохладнее!

Изнемогали все — и все, кто мог, к полудню забивались под каменные крыши Замка, Храма или собственных пещер, и берег вымирал до вечера. Только пустынная кошка бодро гонялась за комком пыли, найденным во дворе, и вертела ушами во все стороны, готовая мчаться куда угодно. Её ужас — долины, покрытые льдом, на много дней пути вокруг, и обжигающе-холодный ветер, от которого немели уши и крылья — остался позади, а здесь, на Реке, всё было ей привычно. Обычные месяцы засухи — жара и никаких дождей… зато огромнейший из ручьёв — на расстоянии одного взмаха крыльев. Койя, как думала Речница, глядя на её возню, была самым довольным существом в этом Замке, а может, и в этой стране.

— Ты к домашним не полетишь? Я бы подвезла — нам по пути, — вздохнула Кесса.

— Нет, я сразу на восток, — покачал головой Хагван, гладя рукоять новенького меча. Меч — обычный стеклянный клинок — он получил только вчера, на второй день после возвращения, и гордости его не было предела. Рог герольда, впрочем, у него не отобрали — подавать сигналы он умел, а мало ли что случится в иссохшей, окутанной дымом степи… Ходили скверные слухи о демонах и людях с золотыми глазами, копошащихся вдоль восточной границы. Драконьи патрули кружили над берегом, отпугивая соглядатаев-полуденников, и пока ещё граница не была нарушена… хотя — кто знает, что творится сейчас на востоке?!

Звон большого гонга на крыльце Замка разорвал тишину, и все, кто был в столовой, оглянулись на дверь. За звоном послышался рёв множества драконов, и Хагван встрепенулся, подбирая с лавки сброшенную стёганку. Подумать страшно было о том, каково в такую жару носить войлочный доспех — Кесса даже куртку сняла и таскала на плече с тех пор, как добралась до Замка — но другой брони Астанен Хагвану дать не мог.

— Твой отряд? — зашевелилась и Речница. — Пойдём посмотрим?

Койя, бросив клубок пыли, замерла на месте, навострила уши и жёлтой молнией метнулась на плечо к Кессе. Кошка громко шипела, вздыбив шерсть. Речница сжала пальцы в кулак — ей давно было не по себе, но сейчас её как ледяной водой окатило.

— Что-то там неладно, — поёжился Хагван, поправляя перевязь. — Потом сходим, как протрубят сбор. Может, случилось что…

Рог взревел над Замком, и герольд, подпрыгнув на месте, выскочил за дверь. Кесса кинулась было следом, но застряла меж столом и лавкой — там слишком тесно было для её странно огрузневшего тела… Потирая живот, она со вздохом опустилась обратно. Внутри что-то испуганно дёрнулось. Кесса облокотилась на стол, выравнивая дыхание. Всё-таки Астанен — мудрый Король… какой из неё сейчас воин?!

— Ваак, Чёрная Речница, — на стол опустилась тяжёлая рука. — Нездоровится?

— Ваак, — вяло отозвалась Кесса, поднимая настороженный взгляд. У лавки стоял Келлаг, и броня, надетая поверх мантии чародея, была покрыта хлопьями сажи и въедливой степной пылью. Келлаг сел за стол, рассеянным взглядом выискивая служителя. Морнкхо вернулся недавно из посольства, но был неразговорчив и очень редко выползал из кухни, и служители тоже отмалчивались, но еду разносили проворно, хоть и была она теперь однообразна.

— Прокляни меня Река, — поморщился маг, заглядывая в маленький кувшин. — В Замке больше не осталось кислухи?!

Он плеснул в чашу отвар Орлиса и снова поморщился, поднеся её ко рту.

— Я слышал о Яцеке. Скверная история… вам с этим ополченцем вообще повезло, что вы уцелели. Задания Короля Астанена чем дальше, тем безумнее… Куда тебя сейчас отправляют?

— Домой, — буркнула Речница, пряча глаза. — Охранять и защищать мирных жителей Фейра.

«Если Речница Сигюн не убьёт меня раньше,» — угрюмо подумала Кесса. Если чародей Келлаг знает, что стало с Речником Яцеком, то и Сигюн уже всё рассказали… а может, она уже видела два расколотых меча — сейчас они лежали в Храме, осыпанные сухими лепестками Хумы.

— Домой? — покачал головой Келлаг, внимательно глядя на Речницу. — Король погорячился. Отправлять на участок единственного Чёрного Речника…

— Так приказал Король, — хмуро отозвалась Кесса.

Зеркало Призраков глухо звякнуло, зацепив стол многочисленными подвесками. Келлаг вздрогнул и впился взглядом в древний медальон. Сейчас Зеркало ничего не показывало — стеклянную гладь словно пеплом припорошило.

— Рассказывают, ты была у сарматов, и они тебя приняли, как сородича, — осторожно сказал чародей. — Я слышал даже, что демонов, напавших на тебя, сразило Старое Оружие…

Кесса покачала головой.

— Очень много россказней, чародей Келлаг.

Во взгляде мага ей мерещилось что-то настороженно-цепкое, выжидающее. Койя смотрела на него, прижав уши и подёргивая хвостом.

— Я говорил Астанену, что пришло время обратиться к сарматам, — вполголоса сказал Келлаг, оглянувшись на обедающих Речников. — Без Старого Оружия мы не устоим. Но он боится… я знаю, с ними непросто поладить. Но ведь и мы не так уж глупы… ты владеешь вещами старого мира, Кесса. Может, ты слышала что-нибудь о Старом Оружии? Оно ведь в родстве с Лучевой Магией…

— Это знают лишь сарматы, — покачала головой Речница. — Если бы его нужно было применить, они давно это сделали бы. Чародей Келлаг, ты видел в полёте небесную рыбу? Тут говорят, что она пропала, и давно…

— Небесная рыба? — пожал плечами Келлаг. — Не знаю, я давно не был в верховьях. Там, на востоке, магам хватает работы… а теперь, похоже, работать придётся за двоих. Драконов нельзя больше выпускать под полуденное солнце. Тзангол и до них добрался…

— Что с ними?! — вскрикнула Кесса. Койя зашипела, пригибаясь к её плечу. Келлаг смерил кошку холодным взглядом.

— Свары на ровном месте, беспричинная злоба и грубость, — поморщился он. — Уже были плевки огнём друг в друга, теперь один другому чуть глотку не разорвал. Канфен думает перейти на одиночные вылеты, но седоки уже опасаются за свою жизнь. Последнее слово за Королём, но я бы их в небо не выпускал, пока не дойдёт до настоящих сражений. Иного ждать не следовало, всё же в драконьей крови многовато огня… сарматам проще — их корабли из железа, а не из чешуи и жара.

— Там тоже есть огонь, — пробормотала Речница, разглядывая дно опустевшей миски. Чародей, осушив последнюю чашу, вспомнил что-то и криво усмехнулся.

— Халан где-то летает, застать его сложно — и всё-таки я его видел мельком на берегах Дзельты. Он говорит, что сарматам тоже не чужды тревоги этого года. Говорят, Тзангол объявил награду за их головы — и отдельную плату тому, кто доставит ему живым некоего Гедимина Кета. Будь я сарматом, уже готовил бы вооружённые корабли. Всегда о них говорили, как о народе, жестоко мстящем и за нападения, и за угрозы…

Он пожал плечами.

— Наверное, всё со временем портится, и легенды о мощи сарматов — только легенды. Хотел бы я знать, что думает сейчас Гедимин. Если он вправду убил бессмертного демона — возможно, корабли сейчас уже готовятся к вылету.

— Гедимин знает, что ему делать, — нахмурилась Речница. — Сарматы не ходят по берегам, собирая слухи. Король Астанен говорил — мы должны удержать их от войны, а не натравить на Тзангола. Хорошо, если они пропустят угрозы мимо ушей.

Келлаг негромко хмыкнул и поднялся с лавки. Пепел посыпался с его мантии.

— Вылетаешь на рассвете, Чёрная Речница? Я буду в Замке. Если что случится — найди меня. Сейчас ты не в отряде Белых Речников, но я, как наставник, не брошу тебя без помощи…