Соперники орлов

Воздушный фигурист

«До сих пор в авиационном мире был известен только Михаил Никифорович Ефимов, — пишет севастопольский авиационный журнал, рассказывая своим читателям о приезде в их город после окончания солдатской службы Ефимова-младшего. — Теперь же появился второй брат — Тимофей Никифорович Ефимов, также увлекшийся завоеванием воздуха, и если верить в родственность наклонностей и талантов, то можно ожидать, что русская авиация в лице Тимофея Никифоровича в самом недалеком будущем обогатится еще одним недюжинным воздухоплавателем.

Т. Н. — механик, хорошо знакомый практически с мелкими механизмами и электротехникой, а также хороший спортсмен на автомобиле. Эти данные надо признать большим плюсом каждого пилота…

Двух полетов с братом новичку-авиатору было вполне достаточно, чтобы ознакомиться с управлением аппарата, а затем три-четыре вполне благополучных самостоятельных полета, один из которых на высоте 200–300 метров, доказали недюжинные способности Ефимова-второго к полетам. Они совершенно убедили Михаила Никифоровича Ефимова в возможности сделать из своего младшего брата такого же, как и он сам, авиатора и первым порывом добродушия было подарить брату аппарат… Воспользовавшись рождественскими каникулами в школе и продолжительной зимой, Михаил Никифорович Ефимов с братом были в Париже и Мурмелоне, где и ознакомились с новостями авиации. Тимофей Никифорович за границей сделал несколько полетов. В настоящее время он занят сборкой и ремонтом аппарата «Блерио», на котором его брат летал на высоте 2000 метров над Москвою. На этом аппарате Т. Н. будет продолжать практические полеты».

Тимофей решил посвятить себя авиационному спорту. Мечтает о дальних перелетах. В мае 1911 года, когда Михаил отправляется в Петербург и Москву для участия в авиационных состязаниях, Тимофей едет с ним в качестве механика его самолетов. В Петербурге Тимофею вручают диплом пилота-авиатора. Это событие отмечает журнал «Воздухоплаватель»:

«Во вторник, 24 мая 1911 года на летательном поле общества «Крылья» блестяще выдержал экзамен на звание летчика-рулевого брат летчика М. Н. Ефимова — Т. Н. Ефимов. Экзамен производился согласно новым правилам международной федерации. По этим правилам экзаменующийся должен сделать десять «восьмерок» за два приема, причем расстояние между концами «петель» должно быть не менее 500 метров. Высота — не ниже ста метров. Т. Ефимов вполне удовлетворил всем требованиям: он сделал одиннадцать «восьмерок» при надлежащей высоте».

Однако новый пилот не спешит показать себя в воздушных турнирах. После авиационной недели в Петербурге Тимофей на несколько дней раньше старшего брата выезжает в Москву, чтобы подготовить его самолеты к московским состязаниям. В это время на Ходынском поле особенно многолюдно: сюда съехались для тренировок участники предстоящей «авиационной недели».

Старейший польский летчик Сципио дель Кампо вспоминает: «…С Тимофеем мы проводили много часов на Ходынском аэродроме, готовя самолеты к состязаниям. Тимофей был тогда механиком у брата, к тому же весьма компетентным. Мне помнится, что, благодаря его совету, мне удалось устранить в моем «Моране» недостаток в питании горючим двигателя «Гном». Ежедневным нашим развлечением, сопровождаемым шутками и смехом, был выезд Тимофея на их забавном автомобильчике, причем баранка управлялась непременно ногами. Славный был парень».

Тимофей выручил брата. Без его помощи погруженный по горло в преподавательские заботы Михаил не смог бы посоревноваться, чего ему так хотелось. Лишь после окончания состязаний, когда большинство летчиков разъехались, Тимофей Ефимов занялся собственной подготовкой к авиационной карьере. «Севастопольский авиационный журнал» сообщает 17 августа:

«На московском аэродроме почти ежедневно наблюдаются полеты Тимофея Ефимова, тренирующегося для участия в Царскосельской авиационной неделе. Высота полетов иногда достигает 1500 метров. На днях молодой летчик летал при лунном освещении. Придя вечером на аэродром, совершенно неожиданно для членов Московского общества воздухоплавания он заявил по своему обыкновению чрезвычайно кратко:

— Хочу летать сегодня ночью! — и тотчас начал готовить аппарат. После полуночи взошла луна и осветила Белокаменную. Зажгли костры, пустили сигнальные ракеты и вслед поднялся Тимофей Ефимов. Взяв значительную высоту почти с места, авиатор скрылся в темном небе над Москвой, и только иногда его аппарат обрисовывал на ярком фоне луны свой силуэт. Полетав около получаса и сделав несколько кругов над Москвой, авиатор благополучно сел между кострами. В ответ на приветствия собравшихся авиатор произнес:

— Качало немножко наверху, а то я полетал бы подольше. Уж очень красиво в лунную ночь смотреть на Москву. Все огоньки, огоньки, огоньки… Так, кажется, и не спускался бы на землю, — сказал «человек воздуха» из семьи «железнонервных», спокойно убрал свой аппарат и удалился на покой».

Завидный репортаж о полетах начинающего!

Еще одно достижение младшего Ефимова так же высоко оценено московской прессой:

«Совершив несколько кругов над аэродромом, молодой, но искусный пилот стал забираться все выше и выше. Вскоре он почти совсем скрылся из виду. Присутствовавший тут же на аэродроме авиатор Габер-Влынский определил «на глаз» высоту, достигнутую Тимофеем Ефимовым, в 2000 метров. К сожалению, этот полет был неофициальным, рекорд, поставленный русским авиатором, не мог быть зачтен. Весь полет Тимофея Ефимова продолжался 55 минут и завершился превосходным планирующим спуском».[47]

Сравнивая «почерки» обоих братьев, репортеры-знатоки утверждают, что младшему недостает лишь опыта. У него та же «ефимовская» хватка, то же упорство в овладении спецификой полета, умение слиться с аппаратом воедино, чутко следить за каждым ударом его железного сердца.

Дебютирует Тимофей Ефимов в августе 1911 года на авиационных состязаниях в Царском Селе, организованных Всероссийским аэроклубом. Ежедневно завоевывает вторые и третьи призы. Еще в Москве он упорно штурмовал высоту, мечтая установить новый всероссийский рекорд. Кажется, этот день настал: 21 августа в Царском Селе объявлены состязания в полетах на высоту. Тимофей Ефимов поднимается на 1100 метров и… застревает в дождевых тучах. Плотная серая пелена захватила аппарат в плен. На аэродроме поднялась тревога — пропал летчик! До вечера — никаких известий о нем. Но Тимофей выдержал борьбу со стихией, выбрался из облаков и благополучно приземлился у станции Колпино.

Он чувствует на своем плече твердую, заботливую руку старшего брата.

«Около восьми часов вечера прилетел из Гатчины на «Блерио» Михаил Ефимов. Выключив над аэродромом мотор, он великолепно спланировал спиралью с большой высоты…»

«В шесть часов совершили перелет в Красное Село и обратно Тимофей и Михаил Ефимовы на «Блерио».

«Тимофей Ефимов показал чудеса фигурных полетов: он делал в воздухе «ледяные горы», описывал восьмерки на крутых виражах, делал рискованнейшие пике и «vol plané» с задержанным ходом мотора… И еще раз доказал, какой блестящий инструктор его брат Михаил Ефимов, школу которого он прошел».

«…Михаил Ефимов, показав свой идеальный полет, уезжает в Гатчину. Тимофей Ефимов и Сципио дель Кампо летят на приз за фигурные полеты. Оба делают замечательные фокусы. Особенно отличается Тимофей Ефимов. Но все же ему нельзя не посоветовать производить свои рискованные эволюции не над трибунами и не вблизи ангаров».

«Показался аэроплан. Уже темнело, и, чтобы указать место посадки, стали пускать разноцветные ракеты. Люди, стоявшие на земле, старались угадать, кто летит… Но вот аппарат плавно приземлился, несмотря на темноту. Все тотчас, глядя на посадку, согласились: «Так садиться может только Михаил Ефимов».

«В тот же день происходили фигурные полеты, в которых принимали участие Михаил и Тимофей Ефимовы, Лерхе и Сципио дель Кампо. Великолепное зрелище…»[48]

Так началось для Тимофея Ефимова долгожданное: полеты над городами России. Бесконечные переезды, жизнь на колесах ради десятков минут в воздухе. Самых счастливых минут.

В пикé

Харьковское отделение Русского технического общества пригласило своего члена Тимофея Ефимова — уже известного «воздушного фигуриста» — показать в их городе летное мастерство. Харьковчане не избалованы: за два года только три авиатора удостоили их своим посещением.

Уточкин вызвал восторг — летал здесь первым. Зайкину сочувствовали и радовались, что после аварии он остался жив. Полеты Пшановского просто разочаровали. Поэтому организаторы полетов Ефимова лелеют надежду на обильные сборы, что помогло бы открытию в их городе летной школы.

Но и устроителям, и авиаторам не везет. На редкость дождливая и ветреная весна выдалась в 1912 году. За почти двухмесячное пребывание в Харькове Тимофею только два раза удалось полетать. Гостеприимный вице-председатель Воздухоплавательного отдела любезно предоставил авиатору свой дом и место для аппарата во дворе. Это радушие скрасило нудное «ожидание погоды». Да еще две встречи с братом… Одна состоялась на вокзале, когда Михаил Ефимов с группой инструкторов Качинской авиашколы ехал в Москву через Харьков на Второй воздухоплавательный съезд и авиационную выставку.

На обратном пути Михаил Никифорович задерживается в Харькове на целый день. Но побыть наедине, наговориться братьям не удается. Ефимова-старшего пригласили в Воздухоплавательный отдел поделиться с харьковчанами впечатлениями о Московской авиационной выставке. Михаил Никифорович отметил, что хотя эта выставка уступает по размаху прошлогодней международной в Петербурге, зато на ней больше аппаратов отечественной конструкции. Многие из них еще недоработаны, плохо летают. Но есть и замечательные.

Настоящую сенсацию произвел на выставке аэроплан киевлянина Игоря Сикорского — пятиместный биплан, развивающий скорость 100 километров в час. Он удостоен золотой медали.

Ефимова спросили, что он считает наиболее примечательным на третьей международной авиационной выставке в Париже, которую посетил зимой.

— Выставка не произвела на меня особого впечатления. Была, правда, масса мелочей, весьма полезных для авиационного дела. Аппаратов выставлено много, но большинство из них для практических целей непригодны. В погоне за скоростью конструкторы забывают о безопасности. Ставят мощный мотор на хрупкое шасси. Страшная вибрация в полчаса расшатывает весь «организм» аппарата. Кому это нужно? Я беседовал с Луи Блерио о новом рекорде скорости, установленном Ведриным в По на аппарте Депердюссена. Блерио считает, что это очень опасный аэроплан. Он катится после посадки с полкилометра. А ведь аварии происходят в основном при посадке. Надо стремиться в новых конструкциях к тому, чтобы на аппарате можно было садиться, как птица, которая не катится полверсты, рискуя поломать себе ноги и крылья.

Услышав от брата так много нового, Тимофей уже не жалел, что им не дали поговорить наедине.

Полеты Тимофея Ефимова в Харькове эффектны и смелы. Не испугавшись пасмурной погоды, он взлетел, на высоте двухсот метров развернулся в сторону Журавлевки и стал подыматься вверх широкими кругами, увеличивая их радиус. Завершив шестой виток гигантской спирали, летчик резко снизился, пролетел по горизонтали, как бы сделав «ступеньку», и, выключив двигатель, плавно спланировал. Вскоре Тимофей снова в воздухе. Смело чертит на фоне темных облаков фигуры — восьмерки, горки, вызывая бурное ликование зрителей. Студенты кричат: «Да здравствует авиация!»

Очевидец полета, состоявшегося 30 апреля, пишет в журнале «Тяжелее воздуха»:

«…Полет состоялся несомненно в бурю, хотя до двух часов дня стояла великолепная погода. Руководители Воздухоплавательного отдела долго отговаривали Тимофея Никифоровича, но он все-таки поднялся в воздух. Для широкой публики полет не был «красивым», но с технической точки зрения представлял большой интерес. Отделившись от земли, авиатор стал набирать высоту, но сильным, порывистым ветром был отнесен за речку, где попал в ряд «воздушных ям». Аппарат трепало отчаянно, но авиатор сумел вернуться к аэродрому. Разгулявшийся ветер сделал посадку опасной. Чтобы благополучно достигнуть земли, Ефимов воспользовался рискованным приемом «падения камнем» (vol piqué), резко перейдя почти в отвесное положение с работающим мотором. Возраставшая при этом скорость гарантировала аппарат от опрокидывания. Авиатор выключил мотор на высоте 20–30 метров, выровнял аппарат, красиво, чисто, по-птичьему мягко сел на землю».

Пикирующий полет! Тимофей Ефимов применял его и до «гастролей» в Харькове. Ошибочно мнение некоторых историков авиации, что пикировать на «Фармане-7» и «Блерио-11» было невозможно. И примитивная авиационная техника таила в себе немалые возможности. Выявляли их передовые летчики того времени — такие, как братья Ефимовы. Тимофей Ефимов установил рекорды высоты и продолжительности полета для Харькова. Его избрали действительным членом Харьковского отделения Русского технического общества.

Над осажденной крепостью

Сентябрь 1912 года приносит тревожное известие: разразилась Балканская война. Против Турецкой империи выступили Черногория, Греция, Болгария и Сербия. В России чутко следят за развитием событий на полуострове, искренне желают победы народам, веками угнетаемым турками. Заволновались летчики, считая, что авиация окажет неоценимую помощь братьям-славянам в освободительной борьбе. Васильев и Российский предложили услуги Сербии, но ее представители ответили, что пока воздерживаются от принятия добровольцев.

На петербургском заводе Щетинина снаряжается добровольческий авиационный отряд, направляющийся в Болгарию. Тимофей Ефимов не стал дожидаться, пока организуется авиаотряд: он уже в Болгарии. Прибыл сюда первым со своим видавшим виды «Блерио». Сиденье в аэроплане Тимофей предусмотрительно ограждает снизу броней — от пуль.

Городок Мустафа-Паша только что заняли болгарские войска. Турки — в тридцати километрах, за хорошо укрепленными казематами фортов Адрианополя. Они вовсе не собираются сдавать крепость: это ключевая позиция, охраняющая выход к морю и к Константинополю. Болгарская армия, продвигаясь вперед, стремится окружить Адрианополь и начать осаду.

В Мустафа-Паше базируется авиация Болгарии, остро нуждающаяся в опытных летчиках и механиках. По заданию командования Тимофей Ефимов вместе с двумя русскими механиками приводит аэропланы в боевую готовность. Но он считает, что в воздухе принесет больше пользы болгарской армии, чем на земле, и рвется в полет.

Наконец день боевого крещения летчика наступает. Болгарский генерал изложил Тимофею задание: во избежание кровопролития решено сбросить над центром Адрианополя листовки с предложением турецкому гарнизону сдаться. Задание опасное. Турки будут стремиться сбить самолет.

— Вы согласны лететь? — спросил генерал русского добровольца.

— Да, — спокойно ответил Тимофей Ефимов.

Корреспондент венской газеты «Нойе фрайе Пресе»

3 ноября 1912 года сообщает подробности этого вылета: «Сегодня у меня был случай поговорить с русским авиатором Тимофеусом Ефимовым, у которого был ангажемент сделать полет над Адрианополем… Он выполнил возложенную на него задачу отлично. О своем полете говорит следующее: «На высоте 1300 метров я сбросил листовки в город. При форте Карагач я заметил, что четыре пули попали в аппарат. Я не потерял присутствия духа, продолжал лететь дальше. Однако, когда начали по мне стрелять с фортов гранатами и шрапнелью и в аппарат попали кусочки гранат, положение стало критическим. Стоило лишь туркам повредить мотор, и я либо разбился бы, либо вынужден был снизиться на их территорию. Я взялся за револьвер, собираясь застрелиться, лишь бы не попасть в руки турок. К счастью, были повреждены только крылья… Таким образом я смог продержаться в воздухе и через двадцать минут был снова на аэродроме в Мустафа-Паше. Аэроплан был отремонтирован и опять стал полезным».[49]

В тот же день инспектор инженерных войск генерал-майор Янков сообщает в генеральный штаб о смелом полете русского добровольца и представляет его к награде.

Тимофей Ефимов летает на боевые задания один или с болгарскими офицерами в качестве наблюдателей. Привозит разведывательные данные, сбрасывает прокламации, мелинитовые бомбы.

В письме старшему брату он пишет: «Когда я пролетал над укреплениями, расположенными перед Адрианополем, турки наблюдали мой полет с нескрываемым изумлением, многие падали на землю и закрывали головы руками. Я приблизился к городу и дважды его облетел, делая нужные мне наблюдения. Определив местонахождение турецких войск, я пустился в обратный путь и снова должен был лететь над крепостью. Тут уж турки открыли по мне огонь и несколькими пулями пробили крыло… Но судьба меня хранила, ни одна пуля меня не коснулась, и я благополучно вернулся к своим. Между прочим, болгары собирались нападать на правый фланг турок, я объяснил, что видел колонны турецких войск, двигающихся туда же. Болгары переменили направление и легко разбили не ожидавших нападения турок».

Весть о смелых полетах русского летчика быстро разнеслась по Европе. О нем пишут газеты многих стран. Всероссийский аэроклуб и Харьковское отделение Русского технического общества посылают ему поздравительные телеграммы.

Тимофей подружился с болгарскими летчиками и особенно с поручиком Христо Топракчиевым. У этого смуглого парня свои счеты с турками: отец его был сослан на каторгу. «Сам Топракчиев, — пишет болгарский историк Попов, — был пламенным агитатором за социализм между военными, членом компартии, хорошим приятелем видных партийных деятелей — Георгия Киркова и Коста Янкова… Хотя и за короткое время, близость характеров и общность стремлений делают Тимофея Ефимова и Христо Топракчиева неразлучными».

Судьба Христо сложилась трагично. Вылетев в разведку, он попал под сильный ружейный огонь. С пробоинами в крыльях аппарата летчик возвратился на аэродром предупредить командование о готовящейся вылазке турок. Потом снова вылетел и уже не вернулся. Окутанный густым дымом, самолет Топракчиева упал на землю.

Тимофей Ефимов мстит туркам за гибель верного друга. Тысячи людей в России, расхватывая утром газеты, читают: «Мустафа-Паша… берег Марицы усеян трупами… Авиатор Ефимов поднялся с грузом в восемь пудов мелинита в сопровождении поручика Петичева. Сейчас доносится адский грохот. Следом за Ефимовым поднимаются в воздух три болгарских авиатора… В полдень авиатор Ефимов совершил вторичный полет над городом и крепостью…»

Болгарский историк Иван Попов отмечает, что Тимофей Ефимов особо выделяется среди летчиков мастерством и решительностью. В восторженной характеристике русскому добровольцу Попов считает не лишней и такую деталь: «В отличие от других авиаторов Тимофей Ефимов воевал на стороне болгар, не имея специальной зарплаты». Некоторые западноевропейские газеты того времени, как указывает историк, сочли, что подвигами, совершенными в Балканской войне, Тимофей Ефимов даже в чем-то превзошел славу своего знаменитого брата. И все же Тимофей вынужден покинуть Болгарию до окончания войны.

Офицеры тогдашней самодержавной Болгарии, как и в России, были представителями привилегированных классов. Видно, не по духу им пришелся русский летчик «плебейской» крови, да еще подружившийся с революционером. Болгарский военно-исторический архив прислал нам фотокопию из «Биржевых ведомостей» — газеты, издававшейся в Петербурге. Вот она:

«…Теперь несколько слов о русских летчиках. Их было здесь несколько человек. Первым приехал в качестве добровольца Тимофей Ефимов, совершивший удачный, под сильным обстрелом, полет над Адрианополем. Вслед за этим он был неизвестно за что грубо оскорблен одним из офицеров воздухоплавательного парка и обиженный, хотел уехать. Уступая просьбам русских журналистов — не прерывать идейной работы ради личной, хотя бы и тяжелой, хотя бы и незаслуженной обиды, Т. Ефимов решил остаться. Но… в этот же самый день ему было совершенно неожиданно сообщено, что «вход ему в офицерское собрание ныне возбраняется». После этого самые пламенные из нас, журналистов, болгарофилы, не решились давать Ефимову новые советы и увещевания, и он уехал. На смену же ему приехал, уже «на жалованье», авиатор Лерхе».

Одесса восторженно встречает согражданина, пионера применения авиации в военных действиях. Но не успел Тимофей Ефимов появиться дома, как ему приходится по настоятельной просьбе Всероссийского аэроклуба срочно выезжать в Петербург: авиационная общественность жаждет послушать участника боев за Адрианополь.

А вскоре Тимофея завербовал бойкий и пронырливый импресарио, сообразивший, что сейчас публичные полеты героя Балканской войны будут иметь шумный успех. Ефимов-младший снова отправился в гастрольные поездки.

Осенью 1913 года в авиационном мире только и говорят что о «мертвой петле» Петра Николаевича Нестерова[50]. Относятся к этому событию пока еще по-разному: одни восхищаются геройством и глубиной аэродинамических познаний молодого офицера, другие скептически называют совершенное им ненужной акробатикой, фокусничанием. Военное начальство не одобряет этого новшества в пилотаже. Но каждый истинный авиатор, конечно, сразу же постигает огромное значение экспериментов Нестерова в технике управления самолетом.

Вскоре объявляются и последователи. Одним из самых первых летчиков, освоивших «мертвые петли» Нестерова, становится Тимофей Ефимов. Он доводит выполнение фигур высшего пилотажа того времени до совершенства. От Михаила Ефимова брат перенял крутые виражи до 45 градусов, горки, планирующий спуск, пикирование. Теперь же на публичных полетах Тимофей демонстрирует «мертвые петли», скольжение на крыло и на хвост. Немногие пилоты в 1914 году владеют этим искусством. Пока «петлистов» насчитывается всего шесть. Первым в этой шестерке стоит сам Нестеров, затем Васильев и Тимофей Ефимов, Габер-Влынский, Раевский и Шпицберг.

В конце апреля 1914 года, вернувшись домой в Одессу с очередных авиационных гастролей, Тимофей демонстрирует свое искусство землякам. Он блестяще проделывает восемь «мертвых петель», среди них три двойных, показывает скольжение на крыло и на хвост.

Приземлившись, авиатор попал в теплые объятия близких и друзей. Внезапно он уловил восхищенный взгляд тоненькой, смуглой девушки, стоявшей рядом с названным братом Полиевктом и его старшим сыном. Что-то знакомое было в ее глазах. «Да это же Наня, дочка Полиевкта, — мелькнула догадка. — Боже, как же она выросла и как похорошела!»

«Петлист» зачастил на Дальние Мельницы, к Полиевкту…

Но лишь через два года, уже во время войны, когда унтер-офицера Тимофея Ефимова направили в Качинскую авиашколу инструктором, он привез в Крым молодую жену — Анастасию Полиевктовну.