Сотворяющая

Пролог

Их настигли ночью, когда они не ожидали. Подпалили деревья со всех сторон, чтобы некуда было бежать, и сразу напали. Крики, топот со всех сторон. Треск ветвей.

Рина проснулась первой, и тотчас обернулась — наземь посыпались лохмотья разодранной одежды. Она подхватила сонного Адрия, дико озирающегося по сторонам, и тяжело подпрыгнув в воздух, взлетела. Сильные руки сфирьи крепко сжимали его, а кожистые крылья били о воздух, рывками поднимая их все выше. Тяжелое сиплое дыхание сновидящей щекотало шею, а от дыма свербило в носу, и слезились глаза. Мимо что-то просвистело. Стрелы. Когда же они успели подготовиться? Как сумели подобраться, не разбудив их раньше?

Нужно подняться еще выше, но Рина уже выбилась из сил, ведь отдохнуть этой ночью у них совсем не получилось. И до этого несколько месяцев их преследовали, и приходилось бежать практически без отдыха. А последнюю неделю они и вовсе не спали дольше получаса, и то вполглаза. И днем и ночью они продолжали путь, чтобы хоть немного оторваться от погони. И только им показалось, что они сумели запутать следы, преследователи нагрянули с криками и огнем. И со своим проклятым стрелометом. Деревья, уже полностью охваченные пламенем, полыхали со всех сторон, оставляя лишь узкий коридор, не оставляя им выбора, в какую сторону двигаться. А нужно бы только вверх. Если бы только у Рины оставались силы. Если бы только она оставила его, бросила. Тогда она смогла бы уйти.

— Нам нужно разделиться, — воскликнула Рина, словно прочитав мысли мужа. — Они пойдут за мной, и ты сможешь уйти. А одна я сумею увернуться от стрел и улететь. А потом я тебя найду, Адрий.

И не дожидаясь возражений она, сложив крылья вокруг них подобно кокону, метнулась сквозь горящие ветви туда, где блеснула вода.

— Спрячься, — велела она, опуская его на берег лесной запруды, притаившейся чуть в стороне от их стоянки. — А когда сможешь, уходи подальше от людей. Я найду тебя. Обязательно найду.

Сунув ему в руки сумку с их пожитками, она толкнула его в воду, а сама бросилась прочь через горящие кусты, проламываясь сквозь них, будто те были тонкими прутиками. Спустя несколько мгновений, растянувшихся в сознании мужчины до ужаса, послышались тяжелые частые хлопки ее крыльев. И судя по треску в подлеске, все преследователи поспешили за ней.

Нужно было, как и велела Рина, спрятаться, да хотя бы за бобровой плотиной, или еще лучше бежать в противоположную сторону, но он не смог. Сама мысль бросить ее одну претила ему. Поскальзываясь на илистом дне, Адрий выбрался из пруда и, припрятав вещи под затопленной корягой, торопливо пошел следом за всеми. Занятые крылатым монстром, вооруженные луками и копьями мужики не обращали на него внимания. А над всеми ними хлопали огромные крылья сфирьи, порывы воздуха от которых раздували пламя на деревьях все сильнее. Но почему же она не улетает?

Громко ругаясь, от нагруженной оружием телеги отбежал крупный детина, одетый в добротные кожаные доспехи. В его руках был огромный арбалет, болты к которому наверняка были в полторы руки длинной.

— Хаврон, — позвал он, обернувшись. — Ну где ты там? Шевелись, давай, а то ноги повыдергиваю.

— Иду-иду, Игнат, — отозвался седой щуплый мужичонка, семеня следом с жердью в руках.

— Втыкай сюды, да держи крепчее, — велел здоровяк, кивнув себе под ноги, а сам высматривал что-то в небе.

Не что-то, а её — Сфирью.

— Не удержу один, — охал мужичонка, елозя концом жердины в земле.

— А я тогда тебе голову откручу. А иначе Бугай у меня мою открутит. А у него — Первый, — не отводя взгляда от неба, он крутил рукоять зарядного приспособления, натягивающего тетиву.

Щуплый наконец воткнул жердь в землю и, согнувшись и широко расставив ноги, уперся в нее плечом и ухватился руками. Здоровяк установил на жердь взведенный арбалет и вновь уставился в небо. Прищурив левый глаз, прицелился и спустил тетиву. Щелкнула та подобно кнуту, и со звоном снаряд унесся ввысь, вытягивая за собой тончайшую веревку, блеснувшую паучьими нитями. Послышался чавкающий стук и Рина взвыла, когда болт пронзил ее крыло, надежно привязав к вбитому в землю крюку.

— Еще болт тащите! — взревел Игнат. — Дюже буйная демоница. Э-э-э? Есть там кто? — он глянул на Адрия. — Чего пялишься? Болт тащи, — и он указал на телегу. — Целую охапку неси. Хаврон. Оттаскивай держало в сторону. Вон туда тащи.

А в веревку уже вцепились двое совсем молодых парней и тщетно пытались натянуть ее и их болтало из стороны в сторону.

— Да ты хоть арбалет-то приподыми, — пробурчал Хаврон, — Знашь же, что у меня силов нет.

— Тьфу, какого черта мы тебя вообще взяли? — Игнат с кряхтением приподнял арбалет и опустил его себе на плечо. — Туда, говорю, ставь. Да живее. Где там болт?

— Будь кто меня спрошал, хочу я на демоницу идти, — ворчал Хаврон, устанавливая жердь в указанном месте. — Собирайся, велели, и иди. Я и пошел.

Рина кричала, билась на привязи, а Адрий смотрел и ничего не мог сделать. Какой-то совсем юный паренек толкнул его плечом, проходя мимо. В его руках было около десятка длинных тяжелых стрел.

— Наконец-то, — буркнул Игнат, стягивая с охапки верхнюю стрелу. — Ну-ка, не шевелись, Хаврон.

Арбалет щелкнул, болт то свистом унесся ввысь и еще одна веревка натянулась. Рина взревела громче и замахала крыльями с такой силой, что закружилась листва, срываемая с деревьев. Один из крюков, вбитых в землю, с каким-то неестественным тренькающим звуком выскочил и сшиб с ног паренька со стрелами.

— Ну вот, — бормотал Игнат, прицеливаясь, — еще парочку и все, никуда она от нас не денется. Держи, давай, покрепче, — крикнул он громче. — Малек тоже неплохо с путами справляется, хороший когда-нибудь будет сотник. Мужики! Готовьсь, сейчас за аркан тянуть будем.

И тут у Адрия будто что-то переключилось в голове. Заревев раненным зверем, он кинулся на мужчин у арбалета и сшиб обоих на землю. Тщедушний Хаврон заверещал, придавленный здоровенным Игнатом. Адрий, приподнявшись, слепо заколотил кулаками по широченной спине арбалетчика, а тот, скрипя зубами, пытался подняться, и у него это, пусть медленно, но получалось. Обезумевший мужчина переплел пальцы рук и, широко размахнувшись, саданул по голове здоровяка, но удар получился смазанным. Потеряв равновесие, Адрий скатился на землю и стукнулся затылком о какую-то корягу. Сознание его помутилось.

— Связать этого смерда и в телегу! — скомандовал Игнат. — Не помню его. И давайте все к веревкам. Силки почти готовы. Болт мне.

— Это чужой. Никогда его не видывал. Не нашинский он.

— Ты лучше вяжи его. Ну-ка, подсоби. Подняли.

— Какой холеный, сытый. Грязный токмо.

Адрия куда-то поволокли, потом завернули руки за спину и стянули до боли, а потом затолкали на телегу и что-то впилось ему в бок.

— Ну, где вы там! — громыхал Игнат. — Все сюда.

— Взялись. Давай-ка, давай-ка.

— Тянем. Ну? Ну, давай же.

— Давай все вместе. Еще, еще чуток.

Пересилив боль, Адрий приподнялся и перевалился через невысокий борт. Земля вышибла воздух из легких, которые тут же сковало спазмом, не позволяя вздохнуть. Руки, связанные за спиной, обожгло болью. В глазах померкло. Стараясь не закрывать глаза, чтобы не потерять сознание, Адрий извивался, пытаясь перевернуться, потом встать. Где-то вдалеке бухали десятки ног, перебегая с места на место. Охотники ругались, дружно что-то голосили, но команды раздавал только Игнат.

В глазах продолжал двоиться, ноги подкашивались и руки, стянутые за спиной, нещадно болели при каждом движении, но Адрий продолжал пытаться встать. Привалился к колесу, затем к борту телеги. Топот неожиданно приблизился, и крики сфирьи стали раздаваться над самой головой.

— Тянем, ну? Ну же!

— Давай же, давай, поднажми!

— Ну куды, куды ты тянешь? Туды давай, туды!

— Молчать, — голос Игната был легко узнаваем и разом перекрыл весь гомон. — Кто бросил четвертую нить? Голову откручу паскуде и в жопу вставлю.

Дружный топот послышался позади. Пыхтение.

— Сильна зараза. Ой сильна.

— Не сопротивляйся, баба. Тебя никто не обидит.

— Первый за это голову оторвет любому.

В глазах Адрия немного прояснилось. Оглядев толпу, буквально висевшую на веревках, которые то натягивались, то ослабевали, от чего людей то подкидывало в воздух на полметра, то бросало наземь, он попятился, чтобы не столкнуться с ними.

Сообразив, почему веревки то ослабевают, то натягиваются, Адрий в ужасе задрал голову вверх. Рина была почти точно над ним. Смотрела на него. А от ее крыльев к земле тянулись веревки.

— Может, еще парочку засадить? — предложил кто-то. — Где арбалет?

— Хватит, — рыкнул Игнат. — Толий! Твоим до дерева недалеко. Уж постарайтесь, захлестните веревку вокруг.

— Давай, парни, слышали главаря? И раз, тяни, и раз.

— Рина! — завопил Адрий, не зная, что делать. Хотелось кинуться и разорвать каждого их этих мужиков. Но… — Риночка.

Опустив голову и продолжая пятиться, он еще раз оглядел толпу. Мерзкие, грязные. Их продолжало швырять из стороны в сторону. Веревки размеренно ослабевали и натягивались, вместе со взмахами крыльев, будто бы отмеряя время.

В следующим момент, когда веревки ослабли, нечеловеческий крик сфирьи сменился человеческим. Веревки не натянулись вновь, а принялись кольцами опадать на землю. Мгновения в восприятии Адрия растянулись на многие часы. Крик Рины слышался все отчетливее, а в следующий момент, когда время продолжило свой привычный бег, обнаженное женское тело с растрепанной копной тускло-серых волос упало почти у самых ног мужчины. Ноги подкосились и он упал рядом и потому отчетливо видел и слышал последний вздох своей жены, видел, как струйка крови вытекла из уголка рта, а взгляд потускнел.

Люди заголосили кругом, но он не слышал. Обращались к нему, но он не понимал. Потом его подняли и куда-то понесли, а он хватался за руки жены, не желая верить, что она никогда не поднимется, никогда больше не улыбнется ему. Не обнимет их дочь.

Тело бывшей сфирьи бросили там, куда оно упало. Теперь эта женщина им была не нужна.

Была середина ночи. Самый темный час. В многоэтажном доме стояла тишина, так как спальный микрорайон принадлежал к камвольно-суконной фабрике, и все местные обитатели были ее работниками, а потому либо спали, либо были в ночной смене, которая в летние месяцы была номинальной и малочисленной.

Одно единственное окно светилось во всем доме. Угловое на самом верхнем этаже.

Чуть в стороне от центра комнаты стоял высокий торшер с голубым тканевым абажуром с яркими рыбками. Его синеватые но теплые отсветы падали на стены и шевелящийся от легкого ветерка тюль. В самом темном углу располагалась детская кроватка, а напротив окна — диван. Верра, завернувшись в покрывало, полулежала на нем, используя мягкий подлокотник вместо подушки. Вздрогнув во сне, она открыла глаза. Затуманенный взгляд заметался по комнате, все чаще упираясь в окно. Он будто бы что-то искал. Это длилось несколько долгих секунд, но потом женщина окончательно проснулась и села. Откинув одеяло, она спустила ноги с дивана. Пол показался обжигающе холодным. В окно, зашторенное тюлем, светила ущербная луна. Ее свет расчертил середину спальни серебристыми прямоугольниками, чуть колышущимися в такт порывам сквозняка вместе с легким тюлем. Было так тихо, что тиканье часов, доносившееся из соседней комнаты, казалось оглушительным.

Нашарив ногами тапочки, Верра тяжело поднялась. Оглядев комнату уставшими глазами, вышла в гостиную. Несколькими этажами ниже хлопнула дверь. С отделенной парой многоэтажек автомагистрали донеслась сирена скорой помощи. Завыла собака, следом за этим заплакал ребенок. Чей-то чужой ребенок. Но видимо его довольно скоро успокоили. И опять наступила тишина. Верра будто очнулась. Неужели она простояла несколько минут?

Стараясь не смотреть на дверь по левую сторону от той, из которой вышла, она направилась на кухню. Не включая свет, женщина налила из-под крана стакан воды и вместе с ним вышла из кухни. Прошла мимо своей комнаты. Через гостиную и все так же не глядя на дверь дочкиной комнаты, вернулась в детскую. Сюда она приходила каждую ночь. Все до единой с той злополучной ночи она провела здесь. Порой даже, заснув у себя, просыпалась именно здесь.

Войдя в комнату, она подошла к окну, отдернула тюль и поставила стакан на подоконник. Как тогда. Потом открыла оконную створку настежь. Тоже как тогда. Холодный воздух ворвался в комнату. Хоть лето уже пару недель как началось, стояла холодная погода и частенько шли продолжительные дожди. А год назад было теплее, намного теплее. Тогда открытое окно дарило облегчение после дневной жары.

Если смотреть отсюда, от окна, то можно представить, что внучка Ташенька спит в своей кроватке. Такая милая кроха. Сейчас ей было бы уже три года. Если постараться, можно представить, что не было этого года одиночества, наполненного пустыми днями и одинаковыми ночами.

Повернувшись к окну, Верра поправила тюль и попятилась к дивану. Накинула на плечи шаль и устроилась на нем полулежа, ноги укрыла покрывалом. Остается только заснуть точно так же как и тогда. Может, хотя бы раз во сне ей будет казаться, что и правда не было этого года. Что все в порядке. Уж лучше всю ночь полусидя мучиться от навязчивых сновидений, в которых она опять проживала тот ужасный момент, когда на подоконнике с ее малолетней внучкой на руках сидело крылатое исчадие ада, которое спустя пару мгновений выпрыгнуло из окна. Она помнила эти нечеловеческие глаза — глаза хищника. И Верра раз за разом не успевала подбежать к окну вовремя, и вынуждена была смотреть, как демон скрывается за крышей соседнего дома. Тогда стакан упал на пол, когда эта голая серая образина взгромоздилась на подоконник, и разлился, и на этой воде Верра поскользнулась и доехала до окна на босых ногах. И не успела. Едва не выпав из окна, она распласталась на подоконнике. Иногда Верра думала, что быть может было бы лучше, если бы она выпала и разбилась.

А иногда, пусть и намного реже, ей снилось, что она опять сидит на стуле рядом с кроваткой Ташеньки и щупает ее лоб. Он обжигающе горячий и весь в испарине. Уж лучше пусть внучка мечется в полубреду от высокой температуры, сжигающей ее, а она сидит рядом с мокрым полотенцем в руках, пытаясь сбить жар, чем…

Она тогда почти не спала несколько суток, выхаживая внучку. Дочери она о болезни не говорила, хоть они и созванивались дважды в день — не хотела, чтобы та собрала чемоданы и вернулась, испортив себе долгожданный отпуск, первый за три или четыре года. То была всего лишь простуда и Ташенька уже шла на поправку. Верра и правда тогда спала впервые за двое суток и, провожая взглядом демона, уносящегося на кожистых крыльях прочь с ее внучкой на руках, была уверена, что это кошмарный сон. Может она тоже разболелась и была теперь в горячечном бреду. Только вот Ташка на самом деле исчезла. Верра помнила конец ночи урывками. Она ходила по детско из угла в угол. Ходила по всей квартире. Выглядывала в окно. Присаживалась на диван, пытаясь уснуть. Даже заходила к себе в спальню и то расстилала свою постель, то заправляла обратно.

Утром она вызвала полицию. Те позвонили дочери и они с мужем вернулись в тот же день к вечеру. Ночью пришлось вызывать скорую помощь и, напичканная успокоительным, Рина проспала двое суток. А потом ходила по квартире как приведение. А три недели спустя они вместе с Адрием исчезли. Тоже посреди ночи. Верра не видела, но может и их унес крылатый демон. Может он сжалится и придет и за ней?