Сотворяющая

18 глава

Так и прошло еще неделя, после того, как Адрий вернулся побитым. Мирра пыталась поймать глазами его взгляд, чтобы хотя бы так понять, все ли с ним в порядке, не били ли его больше. Свежих следов побоев вроде не было, но издеваться над человеком можно и без увечий.

День подходил к концу и сквозь окошко под потолком, в которое не протиснулась бы самая тощая кошка, лился красноватый закатный свет. Время ужина.

И вот наконец слышны шаги за дверью. Адрий, как и прежде не здороваясь, вошел, поставил на пол поднос с наполненной необычайно обильной едой посуду и тотчас взялся за ведра. И не успела девушка осилить и половину угощения, он уже принес воду и даже вернулся с опустевшим отхожим ведром. Мирра, торопливо пережевывая порцию рагу, с немой мольбой уставилась на него, а потом перевела взгляд на стоявшего за дверью охранника. Тот сплюнул и бросил цепь, пристегнутую к ошейнику Адрия на пол.

— Молчи и даже не пытайся сойти с места, — буркнул он, злобно глянув на истощенного мужчину. — Я сейчас вернусь, и если я только услышу хоть звук из-за двери, выпорю. А так как эту тварь бить нельзя, то ты, падаль, получишь за двоих.

И захлопнув дверь, он запер засов и торопливо удалился.

— Понос наверное прохватил, — едва слышно прошептала Мирра и продолжила орудовать ложкой.

Адрий не удержался и хрюкнул от смеха. Но не смотря на это Мирра не осмелилась ничего у него спрашивать. Ей не хотелось, чтобы его опять побили. И потому она старалась не отвлекаться от еды.

— Город совсем опустел, — вдруг сказал он тихим голосом, но все же не шепотом.

— Что? — буквально воскликнула Мирра, но тут же спохватилась и перешла на едва слышный шепот. — Что значит опустел? Люди умирают?

— Нет, что ты, — таким же шепотом ответил Адрий. — Наоборот. Все хорошо, поэтому люди и расходятся по домам. В этом году наверное даже зимы не будет.

Он замолчал, а Мирра не осмелилась больше ничего спросить, так как охранник мог вернуться в любой момент. На самом деле она даже не заметила, когда Адрий ушел, забрав с собой недоеденное рагу. Хорошо хоть хлеб, несколько суповых костей и подвядшие овощи она еще до этого переложила на свою постель. Впрочем уж это-то Адрий и сам бы оставил.

Очнулась от раздумий Мирра уже в полной темноте. Видимо было новолуние, если только в этом мире фазы луны сменялись с той же закономерностью, и поэтому света, сочащегося через дыру в стене не хватало даже для того, чтобы видеть стены узилища.

И вдруг Мирра резко села.

Адрий, понимая, что будет наказан, если вдруг охранник услышит, что они разговаривали, решил сказать, что все в порядке, что жизнь у людей налаживается. Он и прежде говорил о том же, и его потом наказали. Зачем? Зачем он так рискует, ведь эта информация Мирре ни к чему?

Поднявшись, она принялась ходить по темнице, три шага в одну сторону, три в другую. Ей никак не давали покоя последние слова Адрия. Да и те, после которых его побили она постаралась вспомнить. Он говорил о благополучии, наступившем в этом мире, или может быть только рядом с этим местом. В прошлый раз говорил об этом, и в этот раз напомнил. Значит это важно. Но что такого в этой информации.

Вымотавшись, Мирра улеглась, намереваясь уснуть во что бы то ни стало. Не днем же потом спать, а ночью куковать в темноте. Но и без того тревожный сон, а она еще ни разу не спала в этом месте крепко, не шел, а в голове все прокручивались события ее не особо интересного пребывания в этом мире. И слова Адрия, потому что больше никто с ней не разговаривал. Не считать же за разговоры оскорбления, насмешки и приказы.

Адрий что-то говорил о страшном запустении и голоде, после того, как Сфирья умирает, и до того, как найдется новая. Тогда уж он вновь расцветает. Еще н говорил, что этот мир создала первая сфирья, и она же прокляла. Или не она?

Перевернувшись на бок, Мирра тяжело вздохнула.

А в тот первый раз, перед тем, как появился старик, Адрий сказал что-то про хороший урожай, про благополучные времена, которые настанут от того, что Сфирью посадили под замок. Уже настали. Эти благополучные времена уже настали, так как ее — Мирру, посадили под замок. Они уверены, что она — Сфирья. И подтверждение тому, что кругом все цветет.

А ведь с самого первого мгновения, когда Мирра узнала от Адрия, что от нее зависит то, каким будет все окружающее: будет ли голод, или наоборот, она старалась желать этому миру, каждому живущему здесь человеку, быть в безопасности, быть сытым, живым и здоровым. И до сих пор желает. Но оказывается, что это лишь подтверждает, что они поймали того, кого надо. А значит будут держать ее взаперти.

От нахлынувшей обиды, она вновь вскочила на ноги, не в силах бездействовать. Ей хотелось поругаться с кем-нибудь, накричать, может даже подраться и хоть как-нибудь отомстить за подобное отношение, наказать хоть кого-нибудь. Ну уж если не с кем ругаться и драться, так хотя бы стукнуть кулаком по стене. И она, не со всей правда силы, саданула кулаком по шероховатой стене. Боль обожгла руку, но легче не стало. На глаза навернулись слезы, уже не только обиды, но и боли. А в довершение всего, возвращаясь к постели, Мирра запнулась обо что-то и упала. Думать, что под ногу подвернулась мышь, или даже крыса, не хотелось. На четвереньках добравшись до своего ложа, Мирра легла на бок, подтянула колени к груди и заплакала навзрыд.

Надо что-то делать. Но что она может здесь, взаперти? Только думать и представлять.

Через некоторое время рыдания стихли, но слезы продолжали литься из глаз и Мирра даже не пыталась их вытирать. А перед глазами стояло воспоминание о том, как они с Адрием разговаривали перед походом в купальни, а в голове созрело решение о том, как именно наказать всех этих людей.

Слезы высохли, в темнице стало заметно светлее — видимо начались предрассветные сумерки, но Мирра так и не заснула, да уже и не пыталась.

Макс проснулся от какого-то завывания и грохота. В казарме всполошились все. Снаружи доносились крики, и топот пробегающих под окнами людей. Потом зазвонил колокол. А ведь Макс даже не догадывался, что здесь такой имеется. Церквей он не видел. Потом он резко смолк. Зато крики стали громче.

Другие мужчины, расквартированные в казарме, повскакивали и принялись торопливо надевать снятые вещи: кто-то одевался, кто-то прилаживал на пояс оружие, а кто-то всего лишь обувался.

Макс никогда прежде не одевался так быстро. В армии он не служил — мать постаралась. А здесь пришлось наверстать упущенное.

— Что случилось? — спрашивал он у пробегающих мимо, но никто даже не останавливался.

И только несколько парней — такие же новички в этом мире, как и он, пожимали плечами и растерянно переминались с ноги на ногу.

В окне мелькнул Свен. Макс дернулся было, но тот уже исчез.

— Ну пойдем что ли тоже на выход, — предложил кто-то совсем рядом, я потом прошел мимо.

Макс и все прочие, кто еще оставался в казарме, потянулись к выходу. Но и за дверью они продолжили растерянно наблюдать за всеобщей суетой. Хотя площадь между корпусами казарм уже опустела. В проходе между столовой и комендатурой показался Свен. Он что-то высматривал, глядя в их сторону, а потом помахал, призывая подойти к нему, а сам скрылся за углом. Макс поспешил туда, товарищи по несчастью не отставали.

Когда они добежали до места, где буквально только что был их десятник, там уже никого не было.

— Ну и куда теперь- то? — вздохнул Макс.

Он несколько раз крутанулся на месте, но кроме их растерянной компании из пяти человек, совсем никого не было видно.

— Да что, черт возьми, здесь происходит? — буквально вскричал кто-то за спиной Макса. — Дурдом!

— Может, пожар? — предположил другой голос. — Смотрите, там какое-то зарево.

Чья-то рука протянулась над плечом Макса, и он посмотрел в указанную сторону. Черное ночное небо и правда буквально на глазах становилось багровым, а гудение пламени доносилось даже до сюда.

— А чему там гореть-то? Здесь же все каменное.

— Макс, Том, ребята, вот вы где, — задыхаясь после бега, выпалил Стиви.

Остановившись, он наклонился и, упершись руками в колени, пытался отдышаться. Макс, с трудом оторвав взгляд от все сильнее краснеющего неба, перевел на него взгляд.

— Свен вспомнил про тебя, — продолжил Стиви, выпрямившись, — и про других, кто здесь недавно. Ну, в смысле, кто оттуда, — он неопределенно махнул рукой. — Он сказал, что вы растеряетесь. Здешние-то сызмальства знают, что делать, другие, кто давно здесь, проходили это не раз, — отдышавшись немного, Стиви так затараторил, что его едва можно было понять. — Марий, он пятидесятник, отправил меня к вам. Сказал, что там от меня толка ноль, мол, какая с пацана польза, только под ногами буду путаться, а здесь пригожусь. Ну, в смысле, не здесь, а с вами… для вас. Он велел рассказать вам все, что знаю, пока мы идем к восточным городским воротам. Вы из казармы-то все свои вещи забрали. А то вряд ли мы туда вернемся. Туда беженцев поселят.

— А что мы будем делать у ворот? — спросил Том.

— За порядком будем следить.

Мирра не спала всю ночь. Она лежала и не шевелилась. Но мысли в голове бурлили.

Получается, что Сфирья — проклятие и благословение этого мира. Первая преданная и убитая сотворяющая прокляла Сфирос, и тогда случилась сильная засуха, а следом голод и смерти. Потом пришла другая Сфирья и все наладилось. Но и ее убили, и следующую. И проклятие только крепло. И тогда они догадались садить сотворяющую под замок. Пока Сфирья жива, этот мир цветет.

И если засуха вдруг вернется, если случатся какие-то катаклизмы и погибнут посевы, то люди подумают, что ошиблись и настоящая Сфирья в том лесу ускользнула от них, а поймали они не ту, то они ее отпустят. Конечно отпустят.

И Мирра неистово стала желать, чтобы этот мир — Сфирос, как называл его Адрий, нельзя было назвать цветущим раем, или хотя бы благополучным местом. Мирра не знала, как бывало после смерти сотворяющей, но представить как это могло бы быть, она могла.

Под утро она забылась тревожным сном, и потому не видела, что рассвет выдался необычайно красного цвета, каким бывает только закат, знаменующий ветреную погоду. Потом ей снились кошмары, такие, в который явь смешивается с самыми неприятными видениями.

Когда Мирра проснулась и села, то не сразу смогла сообразить, где находится. Потом, глядя на оконце под потолком, пыталась сообразить, сколько времени. Может, утро еще? Сумеречный свет не особо ярко освещал помещение. А вдруг уже вечер? Нет, такого не может быть, ведь приход Адрия, причем неоднократный, разбудил бы ее. Значит утро.

И Мирра, опершись о стену, принялась дожидаться завтрака. Но время шло, а за дверью оставалось тихо, будто во всей темнице никого кроме нее не было. А вот через окошко иногда доносились крики.

Незаметно для себя Мирра уснула а когда проснулась, все еще были сумерки, только на этот раз багрово-красные. Неужели она закрыла глаза всего лишь на несколько секунд? Тогда почему так сильно затекло все тело?

Охая и ахая, Мирра не без труда поднялась на ноги и принялась ходить из угла в угол. И это было всего четыре шага. Сначала они давались с трудом, через пару ноги и вовсе покрылись болезненными мурашками а мышцы сковало слабостью. Казалось, еще шаг, и она упадет. Но потом все прошло и Мирра уже не просто ходила по своей камере — она металась. А время будто остановилось. За окном не становилось ни светлее, ни темнее. И только когда Мирра почувствовала жажду, а утолив ее, жуткий голод, она поняла, что уже давно не день. А именно ночь. А не темно по какой-то неведомой причине. И именно из-за этого ее сегодня оставили без еды.

Впрочем немного еды у нее было. За время ее пребывания в темнице скопилось некоторое количество сухарей, да еще со вчерашнего, или точнее уже позавчерашнего дня осталось несколько корнеплодов, похожих на редьку. Ими она и утолила голод. Правда, понимая, что есть ей могут принести еще не скоро, она позволила себе съесть всего один сухарь и половинку самой маленькой редьки.

Спать не хотелось, но она легла и постаралась заснуть. Если ни о чем не думать, то наверняка можно это сделать. Только не получалось ни о чем не думать.

Утром опять никто не пришел. Если конечно это было утро. Стало чуточку светлее, а краснота уменьшилась. И вечером никто не пришел. В этот день Мирра съела половину всего, что у нее было. Она старалась есть поменьше, но получалось плохо. Иногда, чтобы приглушить аппетит, но вскоре поняла, что в таком темнее воды скоро не останется. А если без еды можно прожить и несколько недель, то без еды всего несколько дней. Хорошо, что Адрий ее менял каждый день, и всякий раз приносил полное ведро. И как же она благодарна тому, что послушалась его, и не отказывалась от еды.

На следующий день опять никто не пришел. И Мирра опять съела половину того, что у нее оставалось. И она понимала, что вряд ли у нее получится и на завтра провернуть этот трюк. Но надо будет постараться.

Оставшуюся еду получилось растянуть еще на три дня. И воду потом еще на три. Хотя здесь Мирра уверена не была. Свет за окошком оставался все таким же скудным и сумеречным, разве что ночью свет был красным, и было чуть темнее.

Мирра сбилась со счета. Это она отчетливо осознавала. Допив последнюю воду, а после продержав опрокинутое ведро над открытым ртом, чтобы стекли последние капли, Мирра легла на порядком истончившуюся солому и стала ждать. Наверное смерти. Она лежала и гадала, что же происходит снаружи. А еще она недоумевала, почему ее не выпускают. Наверное о ней попросту забыли.

Можно было бы подумать, что город покинули, и в таком случае становилось понятно, почему, позабыв про нее, так и не вспомнили. Но изредка через окно она слышала далекие крики. Иногда лязг оружия. Значит город не покинули. Покинули только ее.

Мысли в голове стали вялыми, и вскоре Мирра заснула.

На следующий день похолодало, и в камере тоже стало холодно. Именно от того, что замерзла, Мирра и проснулась. Изо-рта валил густой пар, и оседал на железном панцире слоем инея. Из-за этой консервной банки Мирра не могла даже обнять себя за плечи, чтобы сберечь тепло. Поначалу, чтобы согреться, она вновь мерила свое узилище нагами, и это помогало. Но вскоре она выбилась из сил и присела отдохнуть. И уже не смогла подняться.

Уже замерзая и проваливаясь в кажущееся теплым и спасительным забвение, Мирра думала о том, что пусть будет хотя бы не холодно. Нет, пусть будет жарко.

И уже к ночи стало так жарко, что Мирра стала вспоминать о прежнем холоде как о благословении. И почти сразу стало холодать. Но вскоре температура стала комфортной.

Собрав силы, Мирра поднялась и некоторое время ходила из угла в угол. Не от холода на этот раз, но от желания почувствовать себя живой. Получалось не очень. Она чувствовала себя погребенной заживо.

Чуть позже, и не отдавая себе отчета в этом странном порыве, Мирра постучала в дверь. Только потом она поняла, что до этого услышала шаги где-то вдалеке, возможно у двери в караульную при темнице. Еще немного погода она принялась кричать.

— Выпустите меня!

Сначала это были робкие крики. Но позже Мирра во всю колотила, и кричала что было сил, вспоминая всех родственников тех, кто ее сюда посадил.

— Вы что, ждете, когда я сдохну? — кричала она время от времени, и все больше уверялась в том, что так и есть.

Время шло, и крики становились все тише, и все реже. К утру Мирра совсем выдохлась и улеглась на пол прямо под дверью. Хотелось плакать, но глаза были сухими. И во рту окончательно пересохло. Губы потрескались. Мирра пыталась их облизать, но распухший язык мало помогал в этом.

Перевернувшись на живот, она отползла в угол, где лежало гнилое сено. Перевернуться на спину сил уже не оставалось. И она просто лежала и думала о том, что уже никогда не встанет.

Порою тело охватывали мурашки, и тогда даже пошевелиться не получалось. И такое состояние накатывало все чаще.

Мирре казалось, что ей так плохо, что хуже и быть не может и теперь остается только умереть. Но оказалось, что может быть и хуже. Она как будто бы уснула, хотя четко осознавала, что продолжает лежать на полу в темнице. И в то же время ей снились кошмары.

В темницу, не открывая двери, кто-то входил и заводил с ней беседы, или бил ее, даже убивал. А потом исчезал. А сознание едва удерживалось на грани, чтобы не расправить крылья. Ведь как она их может расправить, если на ней металлический панцирь?

А еще, не смотря на забытье, жажда только усиливалась и теперь “гости”, посещавшие ее, дразнили ее, разливая воду на пол, или жадно глотая ее, и не оставляя ей ни капли, хотя она просила. Молила.

А потом мрак поглотил ее сознание.