Сотворяющая

17 глава

С трудом преодолев три высоких ступеньки, Мирра оказалась на эшафоте. Справа возвышалась виселица. Слева — рама гильотины. Совсем рядом был топор с широким лезвием.

Конвоиры замерли по краям так и не выпустив удерживающих пленницу цепей из рук.

Стоя на подгибающихся ногах, Мирра смотрела по сторонам, ища какой-то поддержки, но все, что видела, это обезображенные ненавистью лица мужчин и женщин. Людьми была заполнена не только площадь, которую сейчас Мирра обозревала всю до краев. Люди толпились на крышах, выглядывали из окон. Сотни и сотни лиц. Сознание поплыло куда-то, небо отчего-то менялось местом с землей. Солнце, поднявшееся уже практически к зениту, выписывало в небе круги.

Голова кружилась, в ушах звенело, и сердце стучало где-то в животе, отмеряя пульс минимум вдвое больше нормы. Потом ее качнуло вперед и она, с трудом переступая ногами, чтобы удержать равновесие, сделала пару шагов, но вот земля ушла из под ног. Нет, не земля. Может это виселица, и сейчас веревка, которую она не заметила, как накинули, врежется в горло и, если повезет, сломает шею? Ее веса не хватило бы для этого, но вот вместе с десятком килограммов металла, в который ее заковали, будет достаточно.

Но вместо веревки натянулись цепи, пристегнутые к панцирю и ее падение замедлилось, а в следующее мгновение она больно ударилась пальцами ног о ступеньку, полетела дальше. Больно ударившись коленями и затем руками, от чего вышибло дух, она, громыхнув панцирем, упала на камень мостовой. Рядом со звоном упали цепи.

— Ну вот, еще одну возможность полетать прохлопала, — совсем рядом послышался голос Морда, — а не глазами надо было хлопать, а крыльями.

И он загоготал. Кто-то принялся помогать ей подняться, но Мирра с трудом понимала, что с ней происходит.

— Сгинь, прихвостень, — послышался другой голос, тоже знакомый, а следом послышался звук плети и Адрий охнул, а это именно он пытался помочь Мирре. — Укоротить тебя надо на длину головы, — и еще раз плеть засвистела в воздухе и хлестко ударила Адрия, и тот распластался рядом.

— Потерпи, Мирра, — прошептал он. — Не бойся, они не посмеют убить тебя, или покалечить. Им тогда не сносить головы. И не пытайся бежать, пока мы с тобой не поговорим.

Потом Мирру грубо подняли и держали, пока не убедились, что она может стоять.

— А ну пошла, — буркнул голос одного из охранников, который шел сзади.

Тычок в спину ясно дал понять, что долго ждать не собираются. И все еще мало что понимая, Мирра стала просто переставлять ноги. Медленно. Но видимо ее конвоиров устраивало это и ее больше не толкали, и не тянули, и не ругали кажется. По крайней мере позже она была не в силах что-то припомнить.

И они пошли дальше, все так же сквозь толпу голодных и неопрятных людей, которые, несмотря на то, что было достаточно места для процессии, шарахались прочь при ее приближении.

Когда Мирра поняла, что дорога пошла вверх, она затруднялась припомнить, сколько же они уже идут. Улица, на которую они, по всей видимости свернули с площади, становилась все уже. Окон становилось все меньше, пока они совсем не исчезли. Двери встречались не часто. Вскоре улочка, ставшая к тому времени проходом меньше двух метров шириной, закончилась тупиком и они уперлись в мощную, хоть и небольшую дверь, которая впрочем почти сразу отворилась.

Уже когда они шли через анфиладу знакомых полупустых темных помещений, Мирра поняла, что ее вернули в то же здание, которые они покинули целую вечность назад. Только вот они не вышли в те два смежных дворика под открытым небом. Они продолжали идти анфиладами и коридорами, с редкими окнами, которые чаще всего были похожи на бойницы.

Миновали лестницу, почти такую же, и еще один тоннель, освещенный только факелами в руках конвоиров, еще одну лестницу.

Узкая невысокая дверь на этот раз привела в куда более темные и мрачные помещения, чем прачечная. Судя по обстановке, здесь были люди, но Мирра никого не увидела. Три смежных пещеры, в одной из которых вдоль стен были сделаны полки, застеленные тюфяками, и стояли столы с остатками пищи. Короткий узкий с парой ответвлений и поворотов и они наконец остановились. Потом долго возились с чем-то, гремя цепями, прикованными к панцирю. Мирра задумалась, вспоминая события сегодняшнего дня. Цепи звякнули об пол, выводя ее из оцепенения, скрипнули петли двери, охранники подтолкнули в спину, вынуждая пригнуться и зайти в кромешную тьму, а в следующее мгновение дверь захлопнулась за спиной.

— Фу, ну наконец-то. Что бы я еще раз вызвался в проводах участвовать.

— Да, надеюсь, в ближайшее время не придется новую искать. Уж эту-то Первый должен холить и лелеять.

— Пойдемте, пообедаем. А то уморился я.

— Пойдем.

— А что там сегодня дают.

— Не поверите, запеченное мясо и похлебку с настоящей картошкой. Вчера какой-то фермер привез.

Голоса и шаги удалялись, потом хлопнула дверь и они и вовсе затихли и Мирра осталась в полной темноте наедине с собой.

Когда Макс очнулся, все уже разошлись, и только Стиви оставался рядом уже не пытаясь звать товарища.

— С тобой такое в первый раз? — спросил он, когда Макс наконец выпрямился, отстраняясь от парапета.

Внизу простиралась городская площадь и уже даже она опустела. С этой площадки, расположившейся, как оказалось, на крыше дома, дверь и окна которого выходили на улицу ниже, вся эта часть города была как на ладони. И Макс долго провожал взглядом процессию с пленницей, пока та уходила прочь.

— Что в первый раз? — переспросил Макс, с трудом вспоминая, где он.

— Ты в первый раз видел Сфирью? Я в детстве видел одну в небе, представляешь? С маленькой девочкой на руках. А еще двоих вот так вот, когда их, ну точнее ее, по одной же, вели через площадь и потом дальше.

— Я здесь не очень давно, — напомнил Макс, хотя он не был уверен, что Стиви об этом знает.

— Да? То есть тебя сюда принесла вот такая вот, на руках? Круто. Как бы я хотел прокатиться на ручках у сотворяющей. А так значит ты из того мира, который снаружи? Как там?

— Там? Там сытно, всегда небо над головой голубое, и можно при желании вообще ничего не делать, — задумчиво проговорил Макс. — Пойдем в казарму.

— Круто, — вздохнул Стиви, отправляясь следом за старшим товарищем. — Хотел бы я так жить. Стой. Так получается, что именно эта Сфирья принесла тебя сюда?

— Выходит, что она.

— Тебе наверное приятно было? — спросил Стиви, поравнявшись с Максом. — Ну, я имею в виду, смотреть, как ее ведут, что ее наказали?

Макс недоуменно посмотрел на паренька.

— Почему ты так думаешь? — спросил он.

— Ну ты же здесь из-за нее. Не она б, и ты бы до сих пор жил припеваючи и не работал.

Макс горько усмехнулся.

— Но тебе при этом хочется покататься у нее на ручках? — спросил Макс. — Ты-то ее разве не ненавидишь?

— Я не знаю. Ее все боятся, все ненавидят. Но она же может и унести отсюда. Я бы все на свете отдал, чтобы хоть на денек в тот мир попасть.

— А что у тебя есть? Что ты смог бы отдать?

— Ничего у меня нету. Только моя жизнь. Но… да, даже ее бы отдал за один день нормальной жизни.

— Там ты бы тоже был беспризорником, и тебе бы не понравилась та жизнь, — вздохнул Макс. — Хотя посмотреть все равно было бы на что. Давай поторопимся, а то вдруг обед пропустим. А с этой каши и так ноги можно протянуть.

И он поспешил в обратный путь до казармы, а Стиви, глубоко задумавшись, шагал следом.

Еще никогда в жизни Мирры дни не тянулись так медленно, как в этих застенках. Время тянулось медленно, но дни все же слишком быстро сменяли друг друга. День, два, три… неделя, вторая. А если сюда прибавить те дни, когда ее сюда везли, то и вовсе три недели получается. Если так и дальше пойдет, то скоро закончится отпуск.

От такой мысли Мирра рассмеялась, хотя ничего смешного вообще не осталось в ее жизни.

Зато времени для раздумий было предостаточно. Можно даже сказать, что все время мира было в ее распоряжении, и от этого тоже хотелось горько рассмеяться.

Чаще всего приходила мысль, что это все дурной сон. Кошмар. Самый натуральный кошмар. Но почему же тогда никак не получается проснуться? Хотя если это мир ее сновидений, или все же не ее сновидений, то ничего удивительного нет. Просто она видит свой сон круглые сутки от того, что находится в нем.

Но получается, что когда она не спала, там, снаружи, то этого мира не было? И всех этих людей не было. Но в таком случае есть ли они на самом деле? Или это все же не сон. Ну или по крайней мере не совсем сон.

В который уже раз за день Мирра хохотнула и поднялась на ноги. Близился вечер, а это значило, что скоро придет Адрий, точнее его приведут. И он принесет еды и воды, и вынесет помои. Адрий приходил утром и вечером каждый день, почти каждый день, и все эти две недели он не разговаривал с ней. Даже не здоровался, и только смотрел на нее, надеясь, что она все поймет. А то и вовсе не смотрел. И она понимала. И только однажды, на пятый день, им удалось немного поговорить.

Адрия приводили на цепи, и охранник, каждый раз новый, но всякий раз грубый и противный, коршуном нависал над ним, следя за каждым его движением.

Сами охранники тоже молчали, хотя видно было, что им хотелось высказаться и в адрес Мирры, и в адрес Адрия очень нелестными словами.

В тот день, на пятые сутки заключения, только поутру, охранник завел Адрия, хмуро посмотрел на пленницу, а потом, бросив конец цепи на пол, вышел. Но самое удивительное было в том, что Адрий поздоровался. Впервые.

В первую очередь он разложил перед Миррой ее завтрак: черствый хлеб, задубевший сыр, несколько корнеплодов, похожих на редьку, и тарелку жидковатой похлебки с редкими волокнами мяса и крупой; а сам подхватил ведерцо для воды и, подобрав цепь, направился к двери.

— Погода замечательная, — сказал он и вышел.

А Мирра и так знала, что погода хорошая, ведь в ее камере было окно, если так можно назвать дыру в стене под потолком, в которую и кошка бы не протиснулась. В ней можно было увидеть кусочек неба, и даже угол какого-то здания, но для этого нужно было встать в определенное место и приподняться на носочках. Так долго не простоишь, и Мирра из-за этого частенько валилась с ног.

Благодаря этому окошку она знала, сколько дней прошло. Хотя уверенности в том, что она ни разу не сбилась, не было, так как отмечать дни было нечем — камни стен были слишком прочные для ее ногтей, а больше ничего и не было.

Не дожидаясь возвращения Адрия, Мирра принялась за еду. То, что нужно все съедать сразу, она поняла в первый же день, когда конвоир буквально выпнул выдолбленную из цельного куска дерева миску за дверь, и следом выволок Адрия. Есть она тогда только принялась, сидя на полу, за неимением чего бы то ни было, кроме охапки соломы, и на весь день тогда остался сухарь, который она до того держала в руке. С тех пор Мирра укладывалась с едой в те несколько минут, пока Адрий выносил отхожее ведро, и приносил в другом ведре чистую воду, которую Мирра пила, и которой вынуждена была умываться. Эти ведра стояли в разных углах. Эти два ведра, да клок соломы. И из одежды то, что было на ней. То есть ничего, кроме рубахи, которую дала Назирэ после купания, и металлического панциря.

Вернувшись с ведром воды, Адрий поставил его на место и подхватил другое ведро, отхожее.

— Кушай, Мирра. Вечером я постараюсь раздобыть тебе что-нибудь повкуснее.

Улыбнувшись, он вышел за дверь. А Мирра осталась наедине со своим скудным завтраком. Но не прошло и пары минут, как Адрий вернулся, и девушке пришлось поторопиться с угощением. Редьку так она и вовсе сложила в уголок, рядом с соломенной подстилкой.

— Ты не торопись уж так. Немного времени еще есть. В этом году голода не будет, так что не должны пожалеть. Урожай в этом году будет хороший. Даже лучше, чем когда-либо. На полях уже всходы поднимаются. Зверей в лесу полно, рыбы в реках. Водоплавающие птицы прилетели, будто бы весной с юга вернулись.

— Это же хорошо, — сказала Мирра.

— Да, наверное, — отозвался Адрий. — Все радуются, что посадили Сфирью под замок, и теперь настанут благополучные времена. Уже настали.

Он замолчал, и Мирра тоже ничего не говорила. Она торопливо доедала остывшую уже похлебку. Время кончалось, и охранник мог прийти с минуты на минуту. И уже даже были слышны его шаги. Мгновение и дверь распахнулась. Мгновение помедлив, тем временем разглядывая иx, он шагнул внутрь.

— Встали оба, — рявкнул он. — К стене встали!

Оба гремя цепями, они повиновались. Вжались в стену и затравленно уставились на озлобленного охранника. Тот переводил свирепый взгляд с одного узника, на другого. А потом из-за его спины вышел старик, седой и морщинистый, но с на удивление прямой спиной. Некоторое время он, как прежде это делал охранник, рассматривал мужчину и женщину, разве что в его глазах не было никаких эмоций, а потом он неуловимо кивнул чуть вбок и за спину и почти тотчас охранник схватил конец цепи и выволок Адрия из темницы. Мирра и этот странный и несомненно опасный старик остались наедине. Он подошел ближе неширокими но уверенными шагами, продолжая разглядывать пленницу. Приблизился еще. И еще. И вскоре разве что не обнюхивал ее. И все это в молчании.

Через целую вечность он наконец-то отстранился. Кивнул чему-то своему и вышел за дверь, которая тотчас закрылась. Следом заскрежетал засов. А Мирра прерывисто выдохнула и села на охапку соломы. Она чувствовала себя ужасно уставшей и опустошенной.

Адрий в тот день не вернулся. Вечером еду принес очередной охранник. Небрежно поставив поднос на пол, отчего половина похлебки выплеснулась, он глянул в ведро с водой и, что-то буркнув, вышел. Адрий непременно принес бы свежей воды, а потом забрал бы опустевшую посуду. В тот день за посудой никто не пришел.

В ту ночь Мирра не смогла уснуть до самого утра. Она и прежде не могла толком заснуть в этом каменном мешке, а после этих странных событий она даже глаз сомкнуть не могла. Но при этом она ни о чем не думала, а просто смотрела на пятно окна под потолком.

На следующий день и завтрак и ужин приносили охранники. Бросая очередной поднос на пол, они уходили и больше не возвращались. То же самое продолжилось и на следующий день. Вода в ведре почти кончилась, помои и тарелки копились. А Мирра бездумно сидела на своем ложе и едва ли думала о еде, или о чем бы то ни было еще. Разве что иногда поднималась и выглядывала наружу, а потом брала с одной из тарелок какой-нибудь сухарик и бездумно жевала его. Мысли ее вообще ни на чем не могли сконцентрироваться.

Адрия не было три дня. На четвертый день утром в обычное время он как и всегда принес еду. Аккуратно составив на пол посреди темницы принесенные миски, он составил на поднос накопившуюся посуду и, так ни разу и не взглянув на Мирру, вышел. Охранник, который привел его на этот раз, все это время стоял за распахнутой настежь дверью, не выпуская цепи из рук, запер дверь и, судя по звукам шагов, ушел следом.

Хоть Адрий и не смотрел на Мирру, и даже будто старался не поворачиваться в ее сторону, она не могла не заметить свежих синяков на его лице. А еще он прихрамывал и казался кособоким. Ненавязчиво и не переставая орудовать ложкой, Мирра пыталась поймать его взгляд и потому заметила, что Адрий не на нее не смотрит, а следит за тем, чтобы охранник не увидел, что он на нее смотрит. Только вот тот как раз не отводил взгляда с обоих пленников. Адрий постоянно косился на рослого жилистого мужчину, замершего в дверном проеме, но при этом не поднимал взгляда от пола.

Подхватив опустевшее еще накануне вечером ведро, Адрий вновь вышел за дверь. Вернувшись спустя добрый десяток минут, не глянув на Мирру, взял ведро помойное и вновь вышел. Когда еще через десять минут он вернулся за посудой, которую Мирра только что освободила от съестного, ей все же удалось встретиться с ним взглядом на крайний миг. И, может ей только показалось, но он покачал головой едва заметно, и опасливо глянул на охранника, который вновь показался в дверном проеме.

Так ничего и не сказав, он ушел и вновь лязгнул засов. Стихли шаги и Мирра осталась наедине со своими сумбурными мыслями.

Мирра понимала, почему он молчит. Иначе его вновь побьют. Их-за нее. А очень неприятно — осознавать, что кого-то побили из-за тебя. Но почему его побили? Что такого, что они немного поговорили. Может это такое наказание для нее — отсутствие живого общения. Ну так логичнее было бы подсовывать ей еду и воду для питья под дверь, а о какой-то санитарии можно и вовсе не вспоминать. Но просто не разговаривать. Этого мало для наказания. Или все же нет? Может, чтобы оценить тяжесть наказания, нужно пробыть здесь подольше?

Нет. Все же дело не в том, что Адрий с ней заговорил. А в том, что именно он говорил. Может охранник специально ушел, чтобы спровоцировать его? Или это простая безалаберность?

Но что же такого в том, что Мирра узнала, что будет хороший урожай?