Сотворяющая

8 глава

Джинсы и футболка, в которые Мирра оделась перед сном, были уж слишком реалистичны для сновидения, где она только что была диковинным крылатым монстром, стоящим посреди синеватой поляны посреди разноцветных зарослей, рядом с фиолетовой рекой. Мирра опасливо глянула на свои руки. Так и есть — самые обычные руки. Серой кожи и стальных когтей как не бывало. Девушка стиснула кулаки и принялась нарезать круги по поляне, ожидая, когда же, наконец, проснется, но в то же время не верила в это, ведь все кругом было так реально. Все, считая даже все три солнца над горизонтом и синеватую траву. Особенно реалистичным было то, как диковинная трава ощущалась босыми ногами.

Спустя десять минут, и через полчаса, и через час, Мирра все отчетливее понимала, что застряла тут на самом деле, но отказывалась верить в это. Она отказывалась верить в то, что можно быть во сне, и не спать. Ведь раз она попала сюда уснув, то проснувшись, должна оказаться дома. Но если она спит, то почему в своей одежде. Нет, ну ладно крылья исчезли, но почему ей не приснилась какая-то другая одежда? И обувь. А если она проснулась, то уж явно не должна быть все еще здесь. Хотя это все так запутанно.

Когда она устала мерить поляну шагами, а это случилось после того, как она пару раз чуть не подвернула ноги, и не единожды наступила на камень, и даже на что-то живое, то уселась на траву прямо там, где остановилась. Думать о том, что же живое подвернулось под ногу не хотелось. Да в общем-то это ее и не волновало. А потом и вовсе незаметно для себя она завалилась на бок и уснула. Ей снились тревожные, но пустые сновидения, такие, в которые теряешь почти всю память, веришь всякой чепухе и не замечаешь не стыковок.

Когда к утру сознание девушки стало урывками проясняться, первое, что она вспомнила, это то, что сегодня суббота, и что на работу не надо, а затем вдруг озадачилась тем, что отчего-то очень светло, жестко и лежать вообще неудобно. По ощущениям под головой вместо подушки был, скорее всего, кирпич. Воспоминания обо всех невероятных событиях не заставили себя ждать. Мирра с силой зажмурилась, едва сдерживая не то рык, не то плачь, и принялась тереть глаза, виски и лоб поочередно. Когда она осмелилась открыть глаза, надеясь, что спит дома, пусть даже на полу, а светло от того, что она шторы не задвинула, но увидела изумрудную зелень листвы и лазурно-голубое небо, и где-то среди листвы спряталось ослепительное желтое солнце Вместо подушки у Мирры под головой лежала чья-то сумка, и она не сразу сообразила, что это сумка Макса, порядочно запыленная и со следами засохшей грязи.

Осознав, что так и осталась во сне, Мирра вскочила как ошпаренная. В том, что в данный момент она не спит, она даже не сомневалась. Сейчас она чувствовала себя обычным человеком, который в свой выходной должен был бы, выспавшись как следует, отправиться в ванную, полежать в горячей воде, а потом на кухню. Но нет, она здесь, где бы это здесь ни было.

Природа кругом была не просто сказочной, а невероятно сказочной. Никакие пятизвездочные отели с их шикарными видами не сравнятся с этим благолепием. В сочной зеленой траве стрекотали кузнечики и жужжали пчелы. Видимая сквозь заросли тальника речка журчала водой, а сквозь ее прозрачную толщу на мелководье виднелось дно с красивыми крупными камнями. Теплое желтое солнце, отражаясь в глади реки, слепило глаза. Около берега, где ветви ивы свисали до самой воды, плескалась рыба. Откуда-то доносилось кваканье и птичьи крики. Кругом было так прекрасно, что становилось не по себе. Только эта идеальная красота и напоминала о том, что это должен быть сон.

А еще урчало в животе. Кажется, Мирра почувствовала голод впервые за год, или даже за все полтора. Ни с того ни с сего Мирре припомнилось, что она с утра пятницы ничего не ела, не считая стаканчика коричневой жижи, называемой кофе из автомата, выпитого в обед на работе. Да и завтрак тот был не самым плотным.

А в голове навязчиво стучала мысль, что этого всего просто не может быть. Она должна быть дома, в своей кровати. На худой конец в психушке под мощными препаратами. Но чего-то, что могло бы подтвердить такую неприятную версию, она не могла припомнить. Ни с какими врачами она не общалась. И друзей или родственников, которые могли бы ее сдать туда, не было.

Весь день Мирра просидела в тени большого развесистого куста, но иногда вскакивала и торопливо обходило поляну по кругу. Видимо она надеялась, что вдруг найдет дверь домой. И все же большую часть времени она сидела почти неподвижно, привалившись спиной к кусту, и осматривалась по сторонам. Рядом был крутой берег. Под ним плескалась вода, прозрачная настолько, что было видно дно до самого глубокого омута, и на его фоне плескалась разнообразная подводную живность. Солнце, одно единственное и привычного чуть желтоватого цвета, еще не достигло зенита, когда Мирре вновь захотелось есть, и со временем, чуть отступая, аппетит только усиливался.

Чуть позже появилась жажда. Плеск воды сводил Мирру с ума, но жалкие остатки самообладания не разрешали напиться из реки. А еще она уговаривала себя, что эти жирные ленивые рыбины, неспешно кормящиеся в зарослях какой-то подводной травы, наверняка не съедобные, и запеченные на костре они были бы горькими, или кислыми, а может и вовсе ядовитыми. Но это не особо помогало. Есть ей все равно хотелось, и она плотоядно смотрела на этих гадких рыбин. Она думала, что ей плохо как никогда, ведь ко всему прочему, она была в смятении. Но она оказалась не права. По-настоящему плохо стало ночью.

Ночью стало очень холодно. Удивляясь, почему в предыдущую свою вынужденную ночевку, то есть меньше суток назад, она не мерзла, девушка сжалась в комок под деревом, пытаясь согреться. И как будто этого мало, ей стало очень страшно и она начала жалеть, что за целый день не отыскала для себя более укромного местечка. Лес по обоим берегам реки, мрачный в ночи, вдруг наполнился звуками, хотя, скорее всего раньше Мирра просто не обращала на них внимания. Ну значит теперь-то она окончательно проснулась.

Мирра продолжала прижимать к груди сумку Макса, словно та была единственным ее спасением, хотя вряд ли ею можно было бы хотя бы отбиться от кого-то. Сжавшись в комочек, чтобы хоть чуть-чуть меньше мерзнуть, девушка попыталась уснуть. Получилось далеко не сразу, хоть предыдущая ночь была практически бессонной, а день длинным и изнурительным. Мирра забывалась ненадолго, возможно на считанные минуты, но никак не могла уснула. Прошедший день был бесконечно длинным и, хоть и не произошло ничего и она в основном неподвижно сидела, она вымоталась невообразимо и так сильно устала, что должна была бы моментально заснуть, но голод, терзавший ее сильнее, чем когда-либо, никак не позволял ей заснуть. Да и роящиеся в голове мысли тоже. Сначала она пыталась ворочаться, как всегда делала это в постели, пытаясь заснуть, но толку не было никакого, да и ворочаться было не особо удобно. Как бы она не пристраивалась к узловатому корню в небольшой ложбинке, ей то в спину, то в бок впивались сучки и камни. Угомонилась она только когда стало совсем холодно. Скрючившись еще сильнее, хотя куда уж сильнее, она обхватила колени руками и наконец, забылась неясным сном, когда уже начало светать. К этому времени ночные шорохи затихли. Мирре тогда показалось, что они исчезли только потому что она перестала ворочаться. Вместо шорохов послышался шелест, вместо ночных криков — щебет, будто мрачный ночной лес сменился сказочной рощей с поздравительной открытки. Уже сквозь забытье она почувствовала, что стало теплее, и даже улыбнулась во сне.

Сон все же был беспокойным, и Мирра то просыпалась и, не понимая ничего, глядела на яркие ультрамариновые пятна неба сквозь обычную зеленую листву. Утреннее солнце с каждым разом меняло положение. Приближался полдень. Голова была тяжелой и гудела будто пустая бочка. Свет мешал Мирре спать, а голова раскалывалась от усталости. А о том, чтобы встать и вовсе не было ни единой мысли. Мирра закрывала глаза руками, чтобы закрыться от дневного света, но это мало помогало. Мешал шелест листьев, мешал ветер, мешала непривычная наполненная звуками жизнь леса.

Так странно, птицы своим мелодичным негромким пением мешали ей спать, а круглосуточный шум мегаполиса и автострады под окнами — нет. В тот миг ей казалось, что громыхание железнодорожного состава под боком было бы тише и милее, чем щебетание птицы на ветке неподалеку. А уж гудки клаксонов под окном — это просто песня, и так странно было слышать, как негромкое щебетание заглушает эти звуки, такие родные на самом деле.

И вот где-то между сном и явью Мирра почувствовала спасительную и такую долгожданную легкость, как и всегда сопровождающуюся ощущением, что у нее есть крылья за спиной, ну или что они появятся в любой момент. На этот раз оно наступило раньше сновидения. Это чувство было еще приятнее.

Обычно Мирра осознавала себя посреди событий сна и бросала все ради возможности взлететь. Но не сейчас. Она все еще была на той поляне, точно там, где проворочалась всю ночь на бугристой земле. Разве что мир окружающий не стал прежним, не вернулась синяя листва и зеленое небо. И все же Мирра встрепенулась и, не оглядываясь и не выпуская сумку Макса из рук, взмыла ввысь, и самой короткой дорогой отправилась домой. А в голове уже созревал план. Мирра знала, что прежде чем вернется сюда, хорошенько подготовится к этому путешествию.

Вспышек на этот раз было совсем не много.

Подлетев к своему балкону, Мирра, не вспоминая про прошлые свои опасения, нырнула в комнату и проснулась чуть раньше, чем увидела свою кровать, пустую ли, или нет. Очнулась, упав на пол. За окном было светло, как и во сне до этого.

Поднявшись на ноги, Мирра хотела расправить футболку, но замерла, увидев висящую на шее сумку Макса. Летя домой, она умудрилась позабыть о ней. Но была. Запыленная. Не единожды намокшая и высохшая, утратившая свой лоск. Именно это окончательно убедило Мирру, что она сможет вернуть Макса обратно. Только бы не было поздно, но об этом лучше не думать. Было о чем другом подумать. Да и помимо всего того, о чем нужно подумать, зверски хотелось есть, и Мирра устало поплелась на кухню. Хотя она и не надеялась найти там хоть что-то съедобное, уж больно давно она не заходила в продуктовый магазин, но не оставаться же в спальне, разглядывать постель, не сохранившую тепла ее тела, будто бы она не спала на ней только что. Может и не спала.

Солнце за кухонным окном, занавешенным тюлем, уже начало клониться к горизонту. В первую очередь Мирра потянулась к телефону, стоявшему на зарядке на подоконнике. Глянула на экран и глазам своим не поверила, увидев, что уже воскресенье. Вечер воскресенья. Получается, она проспала двое суток. Хотя чему тут удивляться, если там она пробыла как раз столько времени. Еще один довод в пользу того, что тот мир вовсе не во сне. И была она там на самом деле.

— Это был не сон, — провозгласила Мирра громко и тут же притихла, словно ожидая чьей-то реакции. — Решено, завтра иду на работу пораньше, пишу заявление на увольнение и все — никаких проблем. Останется дело за малым, разыскать Макса, и всех других ребят, и вернуть их домой. Для начала хотя бы Макса.

Когда говоришь что-либо сам себе вслух, становится немного легче. Перестаешь сомневаться в решении, пусть и самую малость. Мирра хотела и совсем перестать переживать, малодушно надеясь, что Серж завтра, как всегда по понедельникам, придет к обеду, а в это время она уже будет дома. А про две недели отработки она постаралась не думать, надеясь, что сможет как-нибудь договориться с заведующей. Можно будет что-нибудь придумать, соврать ей.

Когда решение было вынесено и даже озвучено, Мирра решительно шагнула к холодильнику, чтобы лишний раз убедиться, что он давно уже морозит только воздух.

— Страшновато, конечно, но нужно всего лишь всё хорошенько обдумать, — пробормотала она, глядя на пустые полки холодильника. — И на счет еды в первую очередь.

Тяжело вздохнув, она вернулась в спальню, она вернулась в комнату, чтобы собраться в круглосуточный супермаркет. А уже там не удержалась и купила в закусочной большой бутерброд и только после этого отправилась блуждать по лабиринту стеллажей и полок, думаю, что нужно прикупить в первую очередь.

Макс тревожно спал на тонком комковатом матрасе, на деревянной полке, вздрагивая то и дело, когда в казарму заглянул пятидесятник.

— Подъем, — громогласно скомандовал он. — Полчаса на сборы и мы выступаем в поход. Кто зазевается, потащит на своем горбу двойную норму.

Без малого пятьдесят человек — мужики, парни и мальчишки, зашевелились. Кто-то зевал, кто-то пытался урвать еще несколько минут сна. Но большинство же, в основном молодые мужчины, без лишних разговоров поднялись и принялись одеваться.

— К чему такая спешка? — спросил Макс у Свена, ставшего таки десятником, пусть и не так давно. — До сбора налогов ведь еще далеко. Да и для стражи не наша очередь.

— Ты вчера обратил внимание на солнце? — спросил тот в ответ, наблюдая за тем, как его люди собираются. — Живее давайте, — поторапливал он их ворчливо.

— Ты хотел сказать, солнца? — уточнил Макс, застегивая рубаху. — А что с ними?

— А на зелень деревьев и травы ты тоже не обратил внимание?

— Какая еще зелень, — буркнул Макс, всем видом показывая, что не оценил шутку. — Тут же синее всё, кроме неба. Вот оно как раз зеленое.

— Ты будто вчера и не выходил на тренировочное поле, — покачав головой, сказал Свен. — Тогда хоть в окно выгляни.

— Гонять надо поменьше, может было бы время поднять голову, — отозвался Макс.

Справившись наконец с обувью, Макс выпрямился и, застегивая на ходу широкий ремень, подошел к невысокому длинному окну и выглянул наружу. Его взгляду предстало зеленеющее травой поле, обнесенное стеной, над которой висело совсем недавно поднявшееся над горизонтом одно единственное желтое и такое родное солнце.

— Не может быть, — прошептал он, наклоняясь и заглядывая в высокое голубое небо. — Но как такое может быть? Разве может звезда стать… другой?

— Какая еще звезда, Макс? Это совсем другой мир. Может быть он даже плоский, с куполом над землей, и больше нет ничего, никакой Вселенной, ничего. То, что небо и земля стали привычными, реальными, значит, что она здесь, — совсем другим голосом добавил десятник. — И тебе стоит привыкнуть к этому. Нельзя так углубляться в себя, или даже в отработку боевых навыков, и не замечать ничего вокруг. Здесь всегда так, и частенько случается. Слишком часто. Я помню даже кольца и два десятка спутников в багряном небе. А солнце тогда было крохотным, синим и жарило нещадно. Но когда приходит сотворяющая, все становится таким, каким и должно быть. В такие моменты тяжелее всего вспоминать о доме. Ты собрался?

— Почти, — ответил Макс, отстраняясь от окна. — Значит мы отправляем ее ловить? — спросил он, вернувшись к своей койке, чтобы достать из-под того, что едва ли можно назвать подушкой, свое оружие — не особенно хороший но остро отточенный короткий меч.

— Когда Сфирья приходит, весь Сфирос в буквальном смысле встает на уши.

— Кто? Сфирья? Сфирос?

— Э-э-э, — протянул Свен и они вместе вышли из казармы. — Все за мной, — гаркнул он своему десятку. — Не отстаем! Да уж. Наверное стоит посоветовать ввести хотя бы краткий курс истории, — он хохотнул. — Эту проклятое место, я имею в виду весь этот мир, называют Сфиросом. А сотворяющую Сфирьей. Не знаю, что это значит. Древнее слово. От первых людей до наших дней дошло.

— Ладно… — протянул Макс. — А вот ты сказал, что все суетиться должны. А что же вчера никто не суетился?

— Ну так вы же все новички в десятке нашем. Вот я и говорю, что курс истории не помешало бы ввести. Ладно, пойдем быстрее, а то всех нас загрузят как грузовых сургов.

— Как кого? — переспросил Макс.

Свен в ответ разве что не зарычал.