Совилкупление

Глава четырнадцатая

‡

Хью

Провиденс, Род-Айленд

2024

Я нахожусь в нескольких кварталах от дома Мерседес, прежде чем замедляю шаг и думаю о причине, по которой сбежал. Наблюдать, как Мерседес лебезит перед Грегом, тяжело на многих уровнях.

Нельзя сказать, что она не рассказывала мне о нем. У меня нет права ревновать, поскольку мы ничего не значим друг для друга. Ничто не значим друг для друга. Эта фраза меня зацепила.

Технически, поскольку все, кого я знал, мертвы, мое существование ни для кого не имеет значения. Я не имею значения.

Я не тот солдат, которого следовало воскрешать… возвращать… пробуждать? Эдвард всегда был умнее меня. Он бы уже понял, что с нами произошло к настоящему времени. Он бы уже знал, что произошло в этом наборе столового серебра.

А я?

Я кого-нибудь спасаю? Нет, я играю в модель и сваху, влюбляясь в женщину, которая, пока мы не отправились за покупками, была уверена, что я плод ее воображения. К сожалению, я настоящий. Действительно запутанный. Действительно неуместный в этот период времени.

Я останавливаюсь перед стеклянной витриной бара. Кружка пива или пять подняли бы мне настроение, но для этого понадобились бы деньги, которых, о, подождите, у меня, блядь, нет.

Я ненавижу, что Мерседес потратила на меня деньги, а не наоборот. Мне нужно вернуться в дом моего детства, чтобы посмотреть, сделала ли моя сестра то, о чем я ее просил.

Из бара выходит женщина, за ней следует мужчина.

— Оставь меня в покое, — громко говорит она. — Мне это неинтересно.

— Эээй, — невнятно произносит он. — Ты же не это имела в виду. Да ладно. Ты была достаточно заинтересована в том, чтобы согласиться на выпивку. По крайней мере, дай мне свой номер.

— Нет, — ее голос повышается на октаву. Она оглядывается и встречается со мной взглядом.

Понятно.

Мужчина хватает ее за руку.

Я сокращаю дистанцию между нами.

— Она сказала ”нет".

— Не лезь не в свое дело, — рычит он, продолжая удерживать ее.

К нам присоединяются еще двое мужчин, оба выше и мускулистее меня.

— Ты в порядке, Лео? — спрашивает один.

Другой кивает в мою сторону.

— Убирайся отсюда.

Я оглядываю троих мужчин, потирая подбородок. Есть шанс, что у меня больше нет супер силы или способности к исцелению. Имеет ли это значение? Я смотрю на женщину и решаю, что нет, похрустывая костяшками пальцев. Я бы вмешался и сразился с этими мужчинами еще до начала войны. Иногда мужчина должен просто встать и защитить окружающих, чего бы ему это ни стоило.

— Вы слышали леди, она хочет, чтобы ее оставили в покое.

Два болвана оглядывают меня, затем смеются, как будто устроить кому-то взбучку — это развлечение, на которое они надеялись в этот вечер.

— На твоем месте я бы сбежал сейчас, — издевается тот, что повыше.

Я пощипываю переносицу. Боевая подготовка не для кротких. С повышенной силой или без нее, я научился убивать человека одним ударом. Я мог бы нейтрализовать их навсегда, но не хочу. Я видел достаточно смертей и войн.

Тот, что пониже ростом, замахивается на меня. Я легко ловлю его кулак и выворачиваю руку, пока не слышу приятный звук трескающейся кости. Он кричит, схватившись за свой теперь безвольный отросток.

Уголок моего рта изгибается. Время, проведенное в качестве вилки, не уменьшило моих способностей.

Другой мужчина бросается ко мне. Я хватаю его за плечо и ломаю так же легко, как девушка пальцами ломает круассан. Он падает на землю, ругаясь. Я не хотел быть жестоким, но, надеюсь, они вспомнят этот момент в следующий раз, когда подумают о неуважении к женщине.

Когда я снова обращаю свое внимание на пьяного мужчину, он немедленно отпускает руку женщины.

— Тебе это с рук не сойдет, — в отчаянии говорит он. — Мы подадим на тебя в суд.

Я поднимаю бровь, глядя на него.

— Ты мне угрожаешь?

Он тут же описался в штаны.

— Даже не думал.

Я киваю в сторону его друзей, которые держатся за поврежденные части тела и стонут.

— На твоем месте я бы забыл о себе и обеспечил друзьям медицинскую помощь.

Женщина говорит:

— Если ты только подумаешь о том, чтобы подать на кого-нибудь в суд, я выдвину обвинение в нападении. Я также расскажу совсем другую историю, если тебя спросят о том, что здесь произошло. Твои друзья просто подрались.

Пьяный мужчина оглядывается по сторонам.

— Здесь должны быть камеры.

— Я надеюсь на это, тогда мы сможем показать миру, что ты подонок, — на этот раз она не отступает.

Он что-то бормочет себе под нос, а затем убеждает своих сломленных друзей уйти с ним.

Как только мы остаемся одни, женщина оглядывает меня с ног до головы, ее глаза расширяются от признательности и тепла.

— Это было потрясающе.

— Не совсем, но спасибо. Ты в порядке?

— Да, все было бы по-другому, если бы не ты, — говорит она, затаив дыхание, и касается моей руки. Прошло много времени с тех пор, как я был с женщиной, и она хорошенькая, но меня это не интересует.

— Рад был помочь.

Она подходит ближе.

— Ты мог бы получить мой номер.

Качая головой, я говорю:

— Я в отношениях.

Это не ложь. Мерседес — все, чего я жажду.

Она любезно улыбается моему отказу.

— Ты хороший. Еще раз спасибо.

— Не за что, — я складываю руки на груди. — Тебя кто-нибудь подвезет?

— Я только что вызвала машину, — она смотрит на свой телефон. — Она почти здесь.

— Я подожду, пока ты не окажешься в безопасности.

И я жду.

Мое настроение поднимается. Возможно, у меня нет ответов ни на один из вопросов, когда речь заходит о моей ситуации, но, по крайней мере, я сделал что-то хорошее.

Я разворачиваюсь на каблуках и начинаю уходить, когда меня окликает мужской голос.

— Эй.

Они вернулись за добавкой?

Нет, это не те подонки. Мужчина, который подбегает ко мне, одет в консервативный темный костюм. Его волосы аккуратно подстрижены.

— Да?

Поравнявшись со мной, он замедляет шаг и останавливается.

— Что ты сделал с теми двумя мужчинами?

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться, — говорю я пренебрежительно.

— У тебя есть какой-нибудь боевой опыт?

— Можно и так сказать, — в моем тоне просачивается юмор.

Он наклоняется ближе.

— Ты хочешь быстро заработать немного денег сегодня вечером?

Теперь он завладел моим вниманием. Было бы неплохо отплатить Мерседес за одежду и еду.

— Возможно.

— Мой босс управляет бойцовским клубом. Знаешь, что это такое?

Я не знаю, но звучит так, как будто ответ содержится в названии.

— Конечно.

— Через час запланирован бой, и мне было поручено привлечь новых талантов. Выиграешь ты или проиграешь, тебе заплатят, если ты продержишься достаточно долго, чтобы дать толпе представление.

— Что это за драка?

— Двое мужчин заходят в клетку. Один человек выходит. Оружия нет, но кроме этого можно все. Нокаут или смерть. Нам все равно. Преимущество работы с нами в том, что мы разберемся с любым беспорядком.

— Сколько я мог бы заработать?

— Зависит от того, сколько боев ты выиграешь.

— А если предполагать, что я выиграю их все?

Он смеется над дерзостью в моем вопросе.

— В таком случае, достаточно, чтобы купить себе новую машину.

Неплохо. Если бы я сдерживал свои удары и позволял противникам нанести несколько, я мог бы затянуть бой.

— Я в деле.

Несколько часов спустя я иду в задний-офис склада, чтобы получить свой выигрыш. Человек, который устроил мое участие в матчах, открывает сейф в форме куба и достает пачку денег, прежде чем снова закрыть его.

Он хмурится, протягивая мне деньги. Костяшки моих пальцев покрыты засохшей кровью, но раны под ними уже зажили.

Я пересчитываю купюры и вздыхаю. Это лишь малая часть того, о чем мы договаривались.

— Похоже, здесь немного не хватает денег, приятель.

Он кладет руку себе на талию, отодвигая пиджак и обнажая пистолет.

— Не волнуйся, мы хорошо заботимся о своих, и ты нравишься боссу.

Я вытягиваю руки по швам. Восемьдесят лет, а люди ничуть не умнее. Однако я устал и не ищу новой драки.

— Заплати мне, что должен, и я пойду своей дорогой.

— Ты никуда не денешься. Теперь ты работаешь на нас.

Я медленно качаю головой.

— Я ни на кого не работаю. Я даю тебе последний шанс заплатить мне, прежде чем переломаю тебе пару костей и просто заберу деньги.

Он хмыкает, как будто я пошутил, затем что-то выкрикивает, и в дверях появляются двое мужчин.

Я закатываю глаза к небу.

— В мое время такие люди, как ты, следовали определенному кодексу поведения. Так не должно быть.

Мужчина кивает своим людям, приглашая войти в комнату. Я наклоняю голову и хрущу шеей. Ну, тогда погнали…

Я кладу деньги в карман, затем бросаю на начальника такой взгляд, что он тянется за пистолетом. Это мой намек. Я делаю выпад вперед и наношу боковой удар с такой силой, что у него ломается предплечье. Я разворачиваюсь и наношу удар ногой по другой его руке, ломая и ее. Последний взмах, и его ноги подкашиваются, он падает на пол. Способность мужчины стрелять уменьшается, как только он теряет контроль над своими руками. Мне не пришлось ломать ему ноги, но он действительно вывел меня из себя.

Два других дурака совершают ошибку, тоже вытаскивая свое оружие. Выше скорость — больше сила. Расстояние — мой враг, потому что я не неуязвим. Я бросаюсь вперед, выхватываю пистолет у одного из них, одновременно выворачивая его руку своим фирменным движением, от которого ломаются кости. Его крик удивляет другого мужчину, давая мне возможность действовать. Я наношу удар ногой, достаточно сильный, чтобы он отлетел вверх и назад, сползая по стене. Его пистолет падает к ногам. Еще трое мужчин заполняют дверной проем и бросаются на меня. Я так же легко расправляюсь с ними. Ошибка, которую совершает каждая новая волна мужчин, заключается в том, что они думают, что могут сделать то, в чем предыдущие явно потерпели неудачу. Пол покрыт безоружными мужчинами, некоторые в сознании, некоторые без, некоторые матерятся, некоторые стонут.

Я подхожу к сейфу и поворачиваю ручку. Когда он не открывается, я беру его и сгибаю до тех пор, пока не сработает запирающий механизм. Несмотря на количество денег внутри, я подсчитываю, что мне причитается, и беру только это.

Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, дверной проем заполняет пожилой мужчина в дорогом костюме. Он смотрит на бойню скорее с восхищением, чем со страхом.

— Срань господня. Ты меня обогатишь.

Я кладу деньги в карман.

— Я бы на это не рассчитывал.

Его улыбка выглядит натянуто.

— Я собираюсь сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— Такого предложения не существует.

— Не позволяй гневу затуманивать твои мысли.

Я моргаю и чешу затылок. В его словах нет никакого смысла.

— Я не злюсь, но ухожу.

Он смотрит мимо меня на искореженный сейф.

— Кто ты такой?

— Разочарованный мужчина.

Когда я делаю шаг, чтобы уйти, он говорит:

— Ты никуда не пойдешь.

Отсутствие беспокойства в его словах говорит, что он думает, будто у него преимущество. Он не одинок. К счастью, я хорошо обучен психологической войне.

— Мило, что ты в это веришь, — я смеюсь и оглядываюсь по сторонам, затем подхожу ближе. — Прежде чем ты даже подумаешь о том, чтобы попытаться остановить меня, спроси себя — ты действительно веришь, что я еще ни на кого не работаю? Или что я единственный, кто способен на это?

— Так ты что, полицейский?

Я снова смеюсь.

— Люди, на которых я работаю, не верят в правительство или законы, — я оказываюсь с ним нос к носу. — Я ухожу. Вопрос, который ты должен задать себе, заключается в том, какую историю ты должен рассказать своим людям о том, что произошло сегодня. Потому что, если я услышу, что вы говорите обо мне, я вернусь, и не один. Не утруждай себя прощанием с женой и детьми, потому что мы уничтожим всех.

Он заметно сглатывает и бледнеет.

— Не угрожай мне.

Я пожимаю плечами.

— Не лезь не в свое дело, и я тебя не трону. Прибери все, забудь, что я был здесь, и у нас не будет проблем, — я кладу руку ему на грудь и отталкиваю, чтобы пройти. — Или умри, жалея, что сделал неправильный выбор. Дело за тобой.

Он поднимает руку, и ни один из пяти мужчин позади него не шевелится, когда я прохожу мимо. Если бы мне действительно пришлось вернуться за ним, его семья была бы в безопасности, но будет лучше, если я оставлю его в уверенности, что все умрут.

Он придумает историю для своих людей, в которой решение отпустить меня сделает его умным в их глазах. Мы пришли к взаимопониманию. Я сомневаюсь, что он будет проблемой в будущем. Такие подонки, как этот парень, хотят быть самой крупной рыбой в маленьком пруду.

Возвращаясь к Мерседес, я испытываю противоречивые чувства. Было время, когда я был хорошим парнем.

По крайней мере, я так думал.

Теперь я не знаю, кто я, черт возьми, такой.