Совилкупление

Глава восемнадцатая

‡

Мерседес

Два месяца спустя

Я все еще завязываю шнурки на кроссовках, когда Дазарай стучится в мою дверь и входит.

— Готова?

— Почти.

Майк крутится вокруг ее ног, побуждая ее взять его на руки и прижать.

— Уверена, что готова добавить еще одну милю?

Я выпрямляюсь и потягиваюсь.

— Совершенно уверена.

Я чувствую себя лучше с каждым днем. Прогулки с Дазарай каждое утро сделали то, чего, как я думала, никогда не случиться, они успокоили голоса в моей голове. И бег трусцой? После того, как я преодолела смущение от того, что была абсолютно не в форме, бег начал мне нравиться.

— Я так рада, что солгала тебе о том, что бегаю, — говорю я со смехом.

Она улыбается и пожимает плечами.

— Это не ложь, если ты превращаешь ее в правду.

Майк громко мурлычет, потираясь мордой о ее подбородок взад-вперед.

Я пользуюсь моментом, чтобы поразиться тому, как одно решение может изменить жизнь человека. Если бы я импульсивно не познакомилась с Дазарай, я бы до сих пор каждый день сидела в своей квартире одна, задаваясь вопросом, почему моя жизнь не такая, какой я хочу ее видеть.

Хотя Дазарай тоже недавно в этом районе, она не такая неловкая в обществе, как я. Она выросла на Среднем Западе, и я почти уверена, что она никогда не встречала человека, который бы ей не понравился. Мы обе работаем удаленно, но она использует свой гибкий график, чтобы исследовать Новую Англию.

Будет ли она жить в Провиденсе в следующем году? Она не знает. Говорит, что поедет туда, куда ее приведет судьба, хорошие люди и радость. Общение с ней помогает понять, что мне не нужно накручивать себя размышлениями.

Или тратить время на раздумья, что сказать или сделать. Она верит, что все происходит так, как должно, независимо от того, как мы контролируем свою жизнь.

Именно эта ее свободомыслящая сторона позволяет мне быть с ней настоящей. Мне потребовалась неделя ежедневных прогулок, чтобы признаться, что я ни разу в жизни не бегала трусцой. Все, что она сделала, это рассмеялась и сказала, что ничего не происходит без причины. По ее словам, когда я попросила ее как-нибудь сходить на пробежку, на самом деле я попросила вселенную привнести в мою жизнь здоровые привычки.

Это не было ошибкой.

Или ложью.

Это было мое внутреннее "я", выражение потребности, и я должна уважать это.

Две недели спустя я познакомила ее с Майком и призналась, что люди в здании думают, что он — двадцатипятилетний аспирант. Она прижала его к себе, как и сейчас, и объявила, что Майк, должно быть, был гениален в своей прошлой жизни, раз выбрал меня. Я не знаю, согласна я или нет с ее убеждениями, но Майк обожает ее и достаточно ясно выражает свои чувства по этому поводу.

Дазарай знает о моей прошлой влюбленности в Грега. Я даже упомянула при ней Хью и их первой встрече.

Я многого не рассказала ей о Хью, потому что… ну, потому что, хоть она и без предубеждений, я все еще пытаюсь отделить правду от фантазий, когда речь заходит о нем.

Вместо того, чтобы сказать ей, что однажды он появился в моей квартире, я сказала, что встретила его, когда меньше всего ожидала. Это не было ложью.

Вместо того чтобы сказать, что он верит, что сражался во Второй мировой войне, я сказала, что он старомоден.

А заявление Хью о том, что он каким-то образом застрял в вилке? Я сказала, что у него невероятное воображение и чувство юмора.

Куда он делся?

Я не говорила Дазарай правду, поскольку и сама понятия не имела о том, где он был на самом деле. Я выбрала реальность, которую хотела. Сказала, что он влюбился в меня, но из-за травмы в прошлом был потрясен и сбежал. Однако он вернется, потому что нам суждено быть вместе.

Вот почему я сохранила его одежду.

Я предпочитаю верить в эту версию чем в то, что я спала в объятиях психически неуравновешенного мужчины, и мне повезло, что он не перепутал меня с нацистом и не убил.

— Ты не возражаешь, если я выпью стакан воды, прежде чем мы уйдем? — спрашивает она, поставив Майка на пол.

— Вовсе нет.

Мне тоже нужно наполнить бутылку водой. Мы направляемся на кухню, где я беру для нее стакан и начинаю наполнять его из носика на холодильнике.

Ожидая, она проводит пальцем по надписи на передней части деревянной коробки.

— Это принадлежало твоим родителям?

— Нет, я купила это на распродаже.

— А что это?

— Просто столовое серебро.

— Можно мне взглянуть?

— Конечно.

Она открывает крышку.

— Выглядит старым.

— Это 1940-е.

Она берет ложку.

— У бабушки с дедушкой был набор, который они получили в подарок на свадьбу, но он достался моей сестре. Я не думала, что когда-нибудь им воспользуюсь. А ты?

Я качаю головой.

— Больше нет. Ты, наверное, подумаешь, что я сумасшедшая, но в том наборе была одна вилка, которой я пользовалась постоянно. Мне все еще немного грустно, что я ее потеряла.

— Я понимаю. Когда-то у меня была расческа, которая придавала моим волосам настоящий блеск. Я так и не нашла другой, которая делала бы это так же хорошо, — она внимательно рассматривает ложку. — Я люблю старые вещи. Мне всегда было интересно, что они видели и несут ли с собой какую-то энергию из прошлого.

Майк взбирается ей на ногу. Дазарай подпрыгивает от неожиданности, роняет ложку и стряхивает Майка.

— Срань господня, Майк. Ты меня напугал.

Я ставлю стакан с водой на столешницу и тянусь за ложкой, но прежде чем успеваю это сделать, Майк толкает ее под холодильник.

— Майк!

Дазарай стоит на коленях.

— Я достану, — она наклоняет голову, чтобы заглянуть под холодильник. — Майк, такой непослушный кот, но думаю, ты скоро будешь прощен, — секунду спустя она поднимает ложку, которую уронила, а также…

У меня перехватывает дыхание.

— Моя любимая вилка.

Она вскакивает на ноги и протягивает мне оба предмета.

Мне все равно, как это выглядит, я прижимаю вилку к груди и улыбаюсь.

— Не думала, что когда-нибудь увижу ее снова.

— Иногда вещи, которые мы считаем потерянными, просто спрятаны от нас до тех пор, пока нам не суждено обрести их снова, — она берет стакан и делает большой глоток, затем добавляет. — Это может быть предзнаменованием.

— Предзнаменованием?

— О том, что к тебе вернется еще больше потерянного.

Хью.

— Я хочу в это верить.

— Тогда верь в это. Жизнь — это не столько то, что с нами происходит, сколько то, во что мы верим. Мысли формируют действие, действия формируют результат, следовательно, мысли формируют результат.

— Мысли формируют результат? — волна неуверенности захлестывает меня. Если бы это было правдой, разве Хью не вернулся бы ко мне в тот вечер, когда я купила годовой запас презервативов и приготовила для него ужин? — Не знаю, верю ли я в это. У меня никогда такого не было.

— Не верить — все равно что держать кран закрытым и удивляться, почему нет воды. Вера превыше всего, — когда я ничего не отвечаю, она спрашивает. — Готова к пробежке?

Я киваю, затем возвращаю ложку на место в деревянную коробку. Я хочу положить вилку туда же, но, кажется, не могу себя заставить.

— Я буду сумасшедшей, если возьму вилку с собой на пробежку?

— Сумасшествие — это термин, используемый людьми, предпочитающими ограничивать себя тем, во что им удобно верить. Ни у кого не спрашивай разрешения быть собой. Принимай то, что делает тебя счастливой.

Широкая улыбка расплывается на моем лице, и я засовываю вилку в боковой карман спортивных шорт. Я никогда не верила в приметы, во всяком случае, не в хорошие. Всегда было легче ожидать, что случится что-то плохое.

Что, если бы я не смотрела на жизнь пессимистично?

Что, если я позволю себе поверить в возможности и счастливый конец?

Хью. Вернись ко мне.