Это случилось в начале августа 1934 года.
День был сухой и невыносимо жаркий. Земля на взморье заскорузла и спеклась. На шоссе из деревушки выкатилось густое облако пыли, поднятое велосипедистом, отчаянно нажимавшим на педали, хотя дорога здесь шла под уклон. Окруженный желтым ореолом пыли, велосипедист — молодой парень в расстегнутой рубахе и черных суконных брюках, видимо здорово натиравших вспотевшие ноги, — крепко сжимал руль, на вилке которого моталась пара стоптанных рассохшихся башмаков, и, время от времени отрываясь взглядом от разбитого шоссе, тревожно поглядывал вдаль. В конце широкого синего залива перед ним виднелся деревянный рыбачий городок, издали напоминавший средневековый замок.
Съехав с горы, велосипедист запылил по мягкой песчаной дороге. Слева простирался пустынный золотистый пляж с низкими, обросшими жесткой травой дюнами. Единственными курортницами там были несколько белых коров.
Парень проехал мимо двух-трех куч недообожженного кирпича, похожих на покинутые развалины. Поблизости от них из-под огромного одинокого дуба, словно бродяга-нищий поседевшего от пыли, вытекала тоненькая струйка теплой и противной на вкус воды. Велосипедист на мгновение сбавил скорость, но все же не остановился: времени у него было в обрез. Вытерев о брюки потные пальцы, покрытые коркой бурой пыли, он, тяжело дыша, начал подниматься на крутой подъем. Преодолев его, он с облегчением перестал работать ногами и по инерции стремительно скатился вниз. Слабая встречная струя воздуха обдала приятным холодком тело и освежила пересохшие губы.
Новый подъем. Парень почувствовал, что сил у него больше не осталось, соскочил на землю и пошел пешком, с трудом передвигая натруженными ногами. На повороте он нагнал одинокого пешехода с мотыгой на плече, в дырявой соломенной шляпе, выгоревшей на солнце. Это был знакомый виноградарь из городка, добрый человек.
— Куда в этакую жару без зонтика, Андрейчо? — вяло спросил виноградарь.
— К сапожнику Христо, — отдуваясь, ответил парень. — Вечером уезжаю в Софию. Экзамены держать.
— Мой тоже собирается, только денег неоткуда взять!
— Мне родня помогла, — как бы оправдываясь, объяснил Андрей. — Сам знаешь, с миру по нитке…
И, чтобы избежать дальнейшего разговора, он вскочил в седло и крикнул:
— Я тороплюсь. До свидания!
Он с трудом, зигзагами, одолел последний подъем и снова покатился вниз. Теперь городок был у него под ногами — глухой, пустой и какой-то обветшалый в неподвижном знойном воздухе.
Улочки были безлюдны, и парень испытывал такое чувство, будто вернулся на несколько веков назад, в те проклятые времена Туретчины, когда люди не смели показываться из дому. «А нынешние чем лучше!» — подумал Андрей и, опасливо оглядевшись по сторонам, углубился в сложный лабиринт улочек, по которым только-только могла проехать телега.
Спрыгнув на ходу, он прислонил велосипед к каменной ограде возле покосившегося деревянного домика, в котором помещалась убогая мастерская сапожника. В ней было прохладно и сумеречно. Присмотревшись, парень разглядел Христо — молодого, тридцатилетнего человека с седой головой. Наскоро поздоровавшись с хозяином, он присел на низенькую табуретку.
— Что случилось? — с некоторой тревогой спросил Христо.
— Я к тебе от Димо, — сказал парень и понизил голос. — У него на сеновале прячутся трое товарищей. Полиция разыскивает их. Сегодня ночью им необходимо выехать в Советский Союз. Брат сказал, чтобы ты вечером пришел к нему в матросской форме. Он, кстати, спрашивает, карабин твой все еще у тебя?
— У меня. — Христо мягко улыбнулся. — Только как его притащить!
— Он сказал также, чтобы ты обдумал план их переброски.
Сапожник молча вогнал последний гвоздь в подметку башмака, который чинил, и отложил его в сторону. Андрей ждал, рассеянно и тревожно разглядывая афиши фильмов, которыми были облеплены стены каморки. Ему все казалось, что вот-вот сюда заявится жандарм Петко и рявкнет: «А ты что тут делаешь, разбойник?» Наконец он вскочил и спросил нетерпеливо:
— Что передать брату?
— Передай: пусть сговорится с ефрейтором Ташо, чтобы вечером тот был на пристани в полной боевой готовности.
Юноша побледнел и направился к выходу, но, спохватившись, вернулся.
— Чуть было не забыл, — смущенно сказал он, понизив голос. — В партии провал, и полиция разыскивает их в каждой щели… А это барахло я оставлю у тебя, не для починки, конечно.
— Ладно. К девяти буду у вас.
Андрей с облегченным сердцем выбежал на улицу. Его ослепил сильный солнечный свет, и он на миг зажмурился. Затем украдкой бросил взгляд по сторонам и сел на велосипед…
На закате один моряк, по виду — запасник, весь серый от пыли, быстрым шагом подходил к деревушке, из которой к нему приезжал Андрей. В руках у него был деревянный матросский сундучок, а карабин был завернут в шинель — «чтобы не пылился».
Не доходя до деревни, он свернул в жнивье и под корявой грушей дождался наступления темноты. Потом продолжил свой путь. Повстречавшийся моряку дряхлый старик воззрился на него.
— Куда ты, Христо? — полюбопытствовал он. — Опять на царскую службу?
— Опять, дед, — коротко ответил моряк и пошел своей дорогой.
Незаметно юркнув в широкий незагороженный двор Димо, утопающий в тени фруктовых деревьев, он огляделся по сторонам и вошел в сенной сарай. Из темноты послышался встревоженный голос хозяина:
— Кто там?
— Башмаки Андрею принес, — ответил Христо.
— Наконец-то! — радостно воскликнул Димо и подошел к нему. — С каких пор поджидаю! Тебя никто не видал?
— Только дед Стоил.
— Это ничего.
— Где товарищи?
— Тут. Пойдем познакомлю.
В слабом свете звезд, проникавшем сквозь щели соломенной крыши, Христо увидел перед собой коренастого пожилого мужчину с добрым и спокойным лицом, молодую женщину в манто и шляпке с перьями и еще одного человека лет сорока, крепко и мужественно пожавшего ему руку. Пожилой молча выслушал его, задал несколько вопросов и, получив на них ответы, видимо удовлетворившие его, обратился к женщине:
— Сообщи, что через два часа трогаемся.
Женщина открыла чемоданчик, который держала в руках, и принялась тихо стучать ключом походной рации.
— Готово, — произнесла она с иностранным акцентом.
— В таком случае, пошли! — Пожилой тронулся к дверям, остальные последовали за ним.
У входа внезапно появился Андрей.
— Полиция! — испуганно проговорил он задыхающимся голосом.
Димо встрепенулся.
— Где? — быстро спросил он.
— Верхнюю улицу обыскивают.
— Беги к Гено и скажи, чтобы заманил их в свою корчму, а сам останься там и наблюдай!
— Так я…
— Беги!
Юноша исчез за деревьями, а вся группа направилась к пристаньке под прячущейся в ночном мраке деревушкой.
По деревянному причалу ходил взад и вперед моряк, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком. Это был Ташо, черный, как негр, ефрейтор с пограничной заставы. Даже в темноте его лицо блестело, словно вымазанное ваксой. Четко откозыряв неизвестным, он сказал подошедшему к нему Христо:
— Еле выбрался. Пришлось на скорую руку «заболеть» вахтенному. Фельдфебель подозрительным стал, собака!
Христо оглядел пустой причал, оглядел море и обратился к пожилому:
— Придется вам спрятаться вон там, в аламанах. — Он указал на длинные силуэты полувытащенных на песок рыбацких лодок. — Когда подойдет время, я позову вас.
Димо отвел подпольщиков к лодкам и остался с ними, а моряки, усевшись на причал, молча закурили. Затем Христо объяснил свой план. Ташо одобрительно кивнул.
Прошел мучительный час. Лай деревенских собак приблизился. Полиция прочесывала деревню, направляясь к пристани.
Со стороны моря послышался приглушенный стрекот мотора. Подходила какая-то шхуна. Моряки вскочили. Топовый огонек был еще далеко. Собаки заливались остервенелым лаем. На кромке обрыва над пристанью обрисовались две темные фигуры и забегали яркие лучи электрических фонариков.
— Стой! Кто идет? — угрожающе крикнул запасник и щелкнул затвором карабина.
— Полиция, болван! — заорал чей-то хриплый бас. — Опусти винтовку!
Полицейские спустились на пристань и пристально оглядели моряков. Седоволосый напрягся — он был готов сбросить их в море.
— Ничего подозрительного не замечали? — спросил бас.
— Никак нет, го-син начальник! — рявкнул Ташо.
Бас направился к аламанам.
— Там яма, го-син начальник! — встревожен-но крикнул ему вслед запасник. — Свалитесь ненароком!
— Так бы и сказал, дубина! — выругался бас. — Кому охота попусту шею ломать! — И он вернулся. — Если заметите подозрительных лиц, предупредите нас трехкратным залпом. Мы будем в корчме у Гено.
В это время совсем близко мелькнул огонек приближающейся шхуны.
— Кто подходит? — спросил бас.
— Анхиальцы, го-син начальник, — сказал Ташо. — За арбузами.
— Ладно. Смотрите в оба!
Силуэты полицейских качнулись над обрывом, и темнота поглотила их. До моряков донесся голос рулевого.
— Эй, матросик! Держи конец!
Шхуна причалила, не потушив мотора. Она принадлежала Нако Лазу — контрабандисту и пьянице. Он сошел на пристань и протянул морякам пачку сигарет. Закурили. Запасник, вплотную приблизившись к Лазу, тихо сказал:
— Есть для тебя одно дельце, барба…
Тот навострил уши.
— Какое, матросик?
— Начальство из Бургаса велит тебе доставить в Констанцу тайных агентов. Деньги — наличными!
— Дудки! — возразил Нако Лаз. — Я — вольный пират и плевать хотел на ищеек! Я сюда за арбузами пришел!
В эту минуту из мрака появились трое нелегальных и Димо. При виде их владелец шхуны усомнился в том, что они тайные агенты. К тому же он слыхал про Димо, что тот «коммуняга», и «дельце» разонравилось ему.
— Здорово, Лаз! — приветствовал его Димо. — Есть приказ от начальства.
Владелец шхуны сплюнул.
— Кто тебя поймет! — независимым тоном сказал он. — Сколько?
— В дороге сговоритесь. Горючее есть?
— Есть. Насчет масла сомнительно, но, пожалуй, хватит, — заявил Нако и тут же громко добавил: — Только ничего из этого не выйдет!
— Почему не выйдет?
— А вот так!
Запасник вскинул карабин.
— Пошли! — сурово сказал он. — И не трепаться!
Лаз безмолвно повиновался.
Димо, женщина и нелегальный помоложе спустились в кубрик. Их радушно встретил механик. Пожилой товарищ отстал, отвел в сторонку отпускника.
— Спасибо тебе, Христо, — тихо сказал он. — Спасибо от имени Центрального Комитета! — Он обнял запасника и взволнованно поцеловал.
К ним приблизился ефрейтор Ташо.
— Товарищ… — начал он и запнулся
— …Марек, — с улыбкой подсказал пожилой.
— Товарищ Марек, можно… и мне с вами? — робко спросил ефрейтор и смутился.
Марек задумался.
— Что скажет организация? — обратился он к Христо.
— Организация разрешает, — ответил сапожник. — Человек он верный. Малость непоседливый, но вы его там пообтешете! — и он засмеялся.
— В шхунах разбираешься? — спросил Марек.
— Я из Бургаса! — с легкой обидой сказал моряк.
— Поднимайся!
Запасник поспешно снял с себя матросскую форму и передал ее Димо, открыл сундучок — и снова превратился в сапожника. Поцеловал свой карабин и взволнованно сказал:
— Смотри, верни его!
— Непременно! — радостно усмехнулся молодой крестьянин.
Обороты мотора увеличились, Христо отдал концы, и шхуна медленно поплыла в ночь.
Христо в одиночестве стоял на пристани и махал рукой. Лицо его окаменело. Счастливцы, плывут в ту страну, где нет полиции, насилия и террора. Молодой сапожник с седыми волосами остался здесь, на родном берегу, у родного моря — во мраке варварского и жестокого безвременья. Что ж, он секретарь нелегального комитета партии…
Кто-то пробежал по деревянному причалу. Андрей!
— Ушли? — тревожно спросил он.
— Ушли!
Андрей разрыдался. Опоздал!.. А может быть, старший брат нарочно оставил его сторожить…
Оба стояли, молчаливые и сосредоточенные, пока огонек не угас в той точке, откуда начинался морской путь на Одессу.
Через двадцать два года после этого случая мы с Христо сидели в казино рыбачьего городка. Тихий пятидесятилетний человек с коричневым от загара благородным лицом и седыми, уже желтеющими волосами сдержанно улыбался.
— Такие-то дела, — сказал он и опять улыбнулся.
Над спокойным вечерним заливом поднималась низкая гора, будто нарисованная горизонтальными линиями на золотисто-красном грунте. Щедрое морское лето уходило. Дорого стоило оно, но прогуливающиеся по набережной курортники вряд ли подозревали его настоящую цену.
— На следующий день зверски пытали Андрея, но он не проронил ни слова. Уже после Девятого сентября я узнал, что Димо и Ташо вступили в Красную Армию и погибли в бою с японцами, — добавил Христо. — А товарищ с сильными руками, так крепко пожавший мне руку, оказался Георгием Дамяновым. Кто была женщина, я так и не знаю. Иногда я думаю, что она была русская и что звали ее, может быть, Наташей…
В расплывчатом закатном свете кружились буревестники. Они казались красными.