Спорим, это мальчик!

Катастрофа

Перелет был поганый. Оттолин ни разу в жизни не летала на самолете. Она прочла в каком-то дурном журнале из тех, что приходят к ней по почте каждую неделю, будто бы полет на большой высоте отрицательно действует на людей с силиконовыми имплантантами.

У Оттолин имеются силиконовые имплантанты. В верхней части тела, если вы понимаете, о чем я. По правде сказать, у нее, по-моему, имплантантов даже больше, чем родного тела.

Девять часов подряд она просидела рядом со мной, плотно обхватив себя руками, и шептала:

— Катастрофа, они сейчас лопнут! Знаешь, так бывает. Хлоп! И забрызгают всех вокруг. Я просто чувствую, что они вот-вот шарахнут.

Я купил ей выпить. Потом еще. Когда самолет заходил на посадку, мы уже были, как говорится, в состоянии полной анестезии.

Оттолин

Я все время твердила одно:

— Катастрофа, чтоб тебя черти взяли! Хоть бы все это было не зря!

Чтобы как-то отвлечься, я стала думать о том, на что мы потратим вознаграждение, ну, то есть наследство, или как его там…

Купим себе большой, шикарный дом в стиле ранчо, с просторными туалетами и золотыми кранами в ванной, поближе к Голливуду, чтобы я смогла продолжить актерскую карьеру. У нас будет земля, лошадки, куча горничных и всяких прочих служанок, и все они будут обращаться ко мне очень почтительно, ну, там: «Доброе утро, миссис Лопес», «Я могу идти, миссис Лопес?».

Наверное, этот недоносок Сэм тоже будет при нас болтаться, ведь денежки-то мы получим через него. Но я старалась представлять его себе в образе шустрого, остроумного подростка, который постоянно говорит что-нибудь смешное и не доводит всех окружающих до ручки, вроде как Маколей Калкин[4] до того, как он окончательно свихнулся, женился и так далее.

Все-таки не зря мы это затеяли, уговаривала я себя, покрепче придерживая свою грудь (эти штуки, как-никак, денег стоят!). Нет, совсем не зря.

Зая

Меня немного разочаровало, что Сэм собирается влюбиться в Марка Крамера. Это ведь такая пошлость… В Марка все влюбляются.

Я думала, что у Сэм больше вкуса. Например, мы с ней разговаривали не о том, о чем обычно болтают. Мы говорили о музыке. Она записала мне имена гитаристов, которых стоит послушать, — не только Хендрикса, Клэптона, Планта (о них я уже читала), но и других, таких, как Альберт Ли, Джефф Бек, Скотти Мур, Джеймс Бертон. Она составила для меня список рок-групп эпохи шестидесятых, которые советовала послушать, и пообещала достать для меня интересные компакт-диски.

Даже странно. Вроде она вполне современная девчонка, но когда я пыталась поговорить с ней о таких направлениях в музыке, как транс, техно или драм-н-басс, она только мотала головой, как будто просто не хотела ничего слушать.

В плане музыки она была точно древняя старуха и в то же время в курсе всех современных новостей. Ну и что? Если честно, придя домой после школы, я разыскала у себя в закромах компакт-диск группы «Дорз» и поставила его по новой.

Ну никак все это не монтировалось с тем, чтобы развесить сопли по поводу Марка Крамера! Она такая классная, непохожая на других, откуда же эти штампы в том, что касается любви?

Тайрон

В тот вечер дома у нас стало совсем тяжко.

Мамуля зациклилась на своей идее спасать меня, пока не поздно. По ее мнению, я — просто ходячее собрание всех стандартных подростковых проблем. Лишний вес, низкая успеваемость да еще и друзей моих она не слишком одобряет.

Ей вдруг стукнуло в голову, что мне необходимо дважды в неделю заниматься с репетитором. После ужина она позвонила маме Мэтью, вообразив почему-то, что та может ей посоветовать парочку-другую частных преподавателей. Родители «трудных подростков» должны помогать друг другу, не правда ли? Вместо этого ей все уши прожужжали про новую подружку Мэтью.

Не знаю почему, но в нашем квартале родители постоянно как будто соревнуются между собой. Вечно они сравнивают достижения своих деточек: кто раньше начал ходить, говорить, кто лучше учится в школе, у кого самое интересное хобби, какие они остроумные, как они занимаются кто спортом, кто музыкой, сколько у кого друзей, кто какие экзамены сдает. И так без конца.

Моя мамуля тоже считает себя обязанной играть в эту игру, и, к сожалению, она всегда проигрывает. Иногда я слышу, как она разговаривает с какой-нибудь другой мамашкой по телефону. «Мой Тай увлекается всем понемногу», — говорит она с отчаяния или: «Он блестяще разбирается в Интернете». На языке родителей все это означает только одно: «Я стараюсь, как могу, но, честно говоря, мой сын полнейший, безнадежный неудачник».

В тот вечер миссис Бертон открыла ей глаза еще на одну область, в которой ее сыночек не добился никаких выдающихся успехов.

Девочки. У Мэтью Бертона появилась подружка! Я подслушивал с лестничной площадки и не верил своим ушам.

— Говорите, увлекся не на шутку? — фальшиво рассмеялась мама. — Представьте себе, какое совпадение, — она таинственно понизила голос, — Тайрон в последнее время очень заинтересовался дочерью моих друзей, Лэйвери. Глава семьи, знаете ли, преуспевающий адвокат.

Я схватился за голову и поплелся к себе в комнату — ждать неизбежного маминого визита.

Миссис Шерман

Тайрон немного инфантилен для своего возраста. Отсюда и трудности с лишним весом. Это детский жирок. Уверена, к шестнадцати годам все это пройдет само собой.

Я решила поговорить с ним, вернее, с его затылком, потому что он не отрывался от компьютерной игры.

Я сказала как бы невзначай:

— Говорят, у Мэтью завелась подружка.

— Впервые слышу, — отозвался Тайрон.

— Как я поняла, она хорошенькая. И умненькая. Симона. Ты ее знаешь?

Я заметила, что Тайрон перестал играть. Сказал:

— Не знаю.

— Просто меня беспокоит, что ты отстаешь, Тайрон. Ты был бы гораздо счастливее, если бы начал встречаться с девочкой.

Тайрон проигнорировал мои слова и продолжил игру.

— Тебе бы все-таки сходить со мной на чай к Лэйвери. Джулиана каждый раз о тебе спрашивает.

Тайрон, как обычно, буркнул что-то невразумительное.

— С девочками очень весело, — попыталась я его подбодрить. — Знаешь, вы могли бы пойти в кино. Уверена, общение с Джулианой принесет тебе куда больше пользы, чем с этими мальчишками, с которыми ты проводишь время.

Тайрон выключил игру, тяжело вздохнул и повернулся на стуле.

— Мама, мне не нужна никакая подружка. С девчонками не о чем разговаривать. Мне это неинтересно.

— А ты поинтересуйся, — прибавила я нажим. — У меня было бы легче на душе, если бы ты хоть с кем-нибудь встречался. Просто не знаю, что я буду делать, если ты вырастешь бирюком, который сидит в одиночестве перед компьютером, питается готовыми обедами и моется реже, чем следовало бы. Твоей матери, Тайрон, будет очень, очень грустно это видеть.

Он тихо и протяжно застонал.

— Ты хоть попробуй, — попросила я. — Познакомься с Джулианой. Может быть, она тебе понравится. А нет — поищешь другую. Сделаешь это, хорошо? Ради меня.

Он кивнул.

Я улыбнулась и поцеловала его в макушку. Тайрон, он хороший. Просто нужно немного материнского участия, чтобы помочь ему вылезти из своей раковины.

Тайрон

Симона?! Это мог быть только Сэм и никто другой. Что он еще выкинул?

Миссис Картрайт

Я перемолвилась словечком со Стивом Форрестером в учительской. Профилактическая беседа, как говорится.

— Девочки из восьмого класса — как у них дела?

Он сказал, что учебный год еще только начался, но он вполне доволен классом. Девочки, по его словам, «живо интересуются предметом».

Когда я заговорила об игре в футбол на школьном дворе, представьте себе — он улыбнулся.

— Живость и хамство — не одно и то же, — сказала я, с трудом восстановив душевное равновесие. — Мисс Фишер сообщает, что, когда она отчитывала Кэти Спайсер, кто-то из девочек издал неприличный звук, причем довольно громко.

Стив обещал поговорить с ученицами восьмого класса о необходимости соблюдения дисциплины.

— Девочка из Америки, Сэм Лопес, — сказала я. — На мой взгляд, у нее, как говорится, завышенная самооценка. Вы со мной согласны?

Стив сказал, что Сэм неплохая девочка. Немного задиристая, но, по сути, хороший ребенок.

И я ему поверила. Двадцать лет педагогического опыта, а я все-таки поверила!

Мэтью

К этому времени операция «Саманта» приказала долго жить. Банда «Сараи» ушла в историю, про «Зараз» никто и не вспоминал. Все пошло не так, как ожидалось.

Но больше всего изменился Сэм Лопес. В классе он был всегда впереди, первым задирал измазанную чернилами руку заодно с другими зубрилками. Некоторые учителя — Уорд по математике, Фишер по рисованию — ругали его за то, что часто он поднимает руку, не зная ответа. Ему лишь бы повыступать.

Но у Стива Форрестера он по-прежнему оставался любимчиком. Если кто-нибудь смеялся над его дурацкими ответами, Стив говорил:

— Лишний энтузиазм еще никому не повредил. По крайней мере, Сэм старается, в отличие от некоторых других.

А Сэм дождется, чтобы учитель отвернулся, и показывает нам язык.

Да-да, вы не ослышались. Показывает нам язык. Пускай он учил девчонок ходить, и говорить, и жевать жвачку, как мальчишки, но сам он учился у них еще быстрее. Несколько дней в юбке, и Сэм, по сути, превратился в девчонку. Жесты, непрерывная болтовня, то, как он постоянно задевал друзей плечом, идя с ними по коридору, касался руки, пересказывая какую-нибудь сплетню.

Перед нами начал вырисовываться очень странный и даже немного страшноватый факт, настолько пугающий и неуютный, что мы никогда об этом не говорили, хотя каждый это сознавал. Сэм действительно изменился. Он стал гораздо симпатичнее, легче в общении. Стал больше похож на человека.

Джейк

Все-таки я ему не доверял. Этот тип мог озвереть в любой момент. Может, все и забыли, что случилось в закусочной у Билла Бургера, когда я пошутил насчет его папочки, но я-то не забыл.

И девчонкам общение с ним не шло на пользу. Они теперь стали еще разговорчивее. И все носили идиотские спортивные часы — эта глупая мода дошла даже до шестого класса.

Какие еще нужны доказательства убожества этих девчонок? Спортивные часы! Самый модный аксессуар года! Я вас умоляю!

Зая

Это была роковая минута. Даже сейчас, как вспомню об этом, мурашки по коже бегают.

На большой перемене я мимоходом сказала Сэм, что слушала диск «Дорз». Она засмеялась и спросила, какая у меня любимая песня.

Я сказала:

— «Кругом чужие».

— Серьезно? — не поверила она. — А не «Зажги мой огонь»? Обычно от нее все тащатся.

— А мне нравится «Кругом чужие». Я даже подобрала аккорды. Могу сыграть на гитаре.

Сэм посмотрела на меня, как будто только что услышала самую замечательную новость на свете. И вдруг, к моему полному остолбенению, она начала петь.

И вдруг я увидела ее новыми глазами. Я слышала незнакомую, неожиданную Сэм Лопес. У нее был фантастический голос — высокий, чуточку хрипловатый.

Я попросту не могла удержаться. Музыка поднялась во мне, подхватила и унесла с собой. Независимо от собственной воли я начала подпевать за гитару, перемежая вокальную линию ритмичным стаккато, в припеве переходя в минор:

— «Ты им чужой, ты им чужой, ты им…» — мы взглянули друг на друга, и я сразу попала в гармонию, как будто точно знала, что сейчас нужно, — «чужо-о-о-ой…»

Несколько секунд стояла тишина. Неплохо мы с ней спели… Честно говоря, спели просто здорово.

Сэм тихонько хмыкнула, чуть ли не смущаясь оттого, что у нас так классно получилось. И запела следующий куплет. Я подхватила уже увереннее.

Мы пели и улыбались. С нами творилось настоящее чудо. На нас оглядывались — как-то не принято петь на два голоса посреди школьного двора. Но не успевал человек посмеяться над нами или сказать, чтобы мы заткнулись, как музыка захватывала их не хуже, чем нас.

К тому времени, как мы заново начали первый куплет, вокруг уже собралась небольшая толпа. Когда мы закончили, народ захлопал в ладоши.

— Когда вы успели это отрепетировать? — спросил кто-то.

Я сказала:

— Мы без репетиции…

— Музыкальное чутье, — тряхнула головой Сэм.

Мы попятились друг от друга, как будто каждой была необходима передышка, чтобы осмыслить то, что сейчас произошло.

Весь день я не могла думать ни о чем другом, и музыка все звучала у меня в голове.

Катастрофа

В аэропорту было серенько. На улице шел типичный британский дождик, дохлый и нерешительный. Кругом толпилось слишком много народу. Стоило нам с Оттолин задать кому-нибудь самый простой вопрос, на нас смотрели с таким видом, словно мы выползли откуда-нибудь из помойки.

— Вот что, — сказал я, когда мы стояли в очереди на стоянке такси. — Сейчас берем машину. Находим мальчишку. Хватаем его и рвем когти из этого отстойника назад к цивилизации.

— Мне бы поспать. — Оттолин слегка пошатывалась. Никогда не умела пить. — Катастрофа, отвези меня в гостиницу.

Обычно, услышав такие слова из смачного ротика симпатичной милашки, я долго не раздумываю, но сейчас мне нужно было срочно разобраться с семейными делами.

— Забронируем номер, возьмем машину…

Но Оттолин уже пристроила голову ко мне на плечо и тихонько замурлыкала — знает, что против этого я не могу устоять.

— Киска спа-атеньки хочет…

— Ладно, — огрызнулся я, — отвезу тебя в гостиницу.

— Мурр-мурр, — нежно шевельнулись хорошенькие губки Оттолин, глаза закрылись, она склонила головку в знак благодарности.

Перед нами в очереди стояла целая семейка — мама, папа и парочка уродских ярко-рыжих детишек, все, видать, после отпуска, обгоревшие на солнце до красноты, и все так и пялятся на нас.

— У вас какие-то проблемы? — поинтересовался я, подарив им такой взгляд, который ясно говорит: не лезь, а то получишь. Они покраснели еще гуще и отвернулись, что-то нервно бормоча себе под нос.

Вот ведь британцы поганые. Вести себя не умеют.

Миссис Бертон

В нашей семье никогда не водилось никаких секретов. Все проблемы обсуждались сообща. Но, видит бог, эта история с наследством Сэма, не говоря уже о возможном появлении его подозрительного папочки, поставила нас с Дэвидом в тупик.

Учебный год так хорошо начинался, Сэм моментально освоился в школе, а Мэтью даже завел себе подружку. Мы считали, что было бы неразумно расстраивать мальчиков, рискуя нарушить это хрупкое равновесие. В конце концов мы решили, что на сей раз можно подождать с откровенностями.

Я попросила Дэвида позвонить в полицию — просто предупредить, что в окрестностях может появиться довольно сомнительный американец и что возможно похищение ребенка. Боюсь, они отнеслись к его словам не настолько серьезно, как мы надеялись.

Констебль Чиверс

У меня имеется запись о звонке некоего мистера Бертона, который выразил озабоченность по поводу некоего мистера Лопеса. Я зафиксировал звонок в журнале, а устно ответил, что отдаленная вероятность появления на территории нашего участка джентльмена из Америки, рыщущего по улицам с целью похищения собственного сына, не может считаться одной из приоритетных проблем для полиции, даже если этот господин, как выразился мистер Бертон, «немного жулик».

У меня мелькнула мысль, что я уже слышал недавно фамилию «Бертон». Лишь впоследствии я связал ее с инцидентом в закусочной Билла Бургера.

Мистер Бертон

В подобных ситуациях очень важно не поддаваться панике. Я позвонил в полицию и посоветовал Мэри вернуться к нормальной, обычной жизни.

В связи с этим я решил ничего ей не говорить об одном своем наблюдении. Я заметил, что Сэм как будто выщипывает себе брови.

Он и вообще неуловимо переменился. Разговаривая, иногда касался руки собеседника. И говорил он теперь мягче, без прежнего злого ехидства. В его речи проскальзывали совершенно несвойственные ему обороты, такие, как: «Ой, мамочки!», или «Ни в коем случае!», или даже «Меня это ни капельки не интересует».

По вечерам он уходил к себе в комнату, говоря, что должен сделать запись в дневнике.

Признаюсь, я никак не ожидал от Сэма Лопеса, чтобы он вел дневник.

Марк

Она всего-навсего обычная девчонка. Я повторял это про себя каждый раз, когда видел Сэм Лопес. Обычная девчонка. Возьми себя в руки, Марк Крамер.

Но я ничего не мог с собой поделать. Меня как будто что-то грызло изнутри. Обычно после ланча я удирал из школы, чтобы наскоро покурить где-нибудь в незаметном месте, но теперь жалел тратить на это время. Мне было необходимо видеть Сэм, говорить с нею.

Что вообще происходит? Я мог выбрать любую девчонку из школы «Брэдбери Хилл», а вместо этого мне непременно понадобилось втюриться в малявку из восьмого класса, которая, похоже, на меня плевать хотела.

Хотя это, пожалуй, слишком сильно сказано. Я заметил: когда я оказываюсь поблизости (а я стараюсь, чтобы это случалось почаще), все ее подружки принимаются хихикать, как дурочки, но, судя по тому, как она на меня посматривает, готов поклясться — Сэм мое внимание не так уж противно.

Но ее никак не удается застать одну.

Прошел уже целый день с тех пор, как я попросил Елену Гриффитс устроить мне встречу с Сэм. Я видел по тому, как Сэм держится, что она об этом знает. Марк Крамер не привык, чтобы его заставляли ждать, тем более какая-то девчонка! Поэтому, когда Сэм и три ее подружки, в том числе Елена, забирали свои куртки в гардеробе после уроков, я будто бы случайно как раз проходил мимо.

— Привет, Сэм, — сказал я небрежно.

Она оглянулась через плечо, стоя возле вешалки, и подарила мне долгий пристальный взгляд, от которого у меня внутри все перевернулось.

— Да-а? — сказала она.

— Тебе, э-э, передали то, о чем я просил?

Сэм уже отвернулась.

— Может быть, — обронила она, а Елена и две другие подружки давай хихикать, подталкивая друг друга локтями.

Я сказал:

— Ну, и как?

— Мы подождем тебя у ворот, Сэм, — сказала Елена и прямо-таки волоком потащила за собой двух других девчонок.

И мы вдруг остались вдвоем.

— Наконец-то одни!

Я одарил ее своей фирменной улыбкой. Никто не может устоять против моей улыбки.

Никто, кроме Сэм Лопес.

Она шагнула ко мне, и на какое-то мгновение мне показалось, что она меня сейчас ударит. Но Сэм только ткнула меня в грудь указательным пальцем.

— Ты давай поосторожней, друг, — сказала она тихо, чуть ли не с угрозой в голосе. — Разбежался!

Отступила назад и уставилась на меня, руки в боки, точно какая-нибудь подружка гангстера из дурацкого старого фильма.

— Отвянь от меня, понял?

Повернулась и пошла себе по коридору. Волосы, стянутые на затылке, раскачиваются из стороны в сторону, как хвост норовистой лошадки.

Черт, я люблю эту девчонку! Чем дальше, тем она лучше и лучше!

Оттолин

Катастрофа Лопес — самый целеустремленный человек из всех, с кем я встречалась в жизни. Если он что-нибудь задумал, ни за что на свете не отступится. Я однажды сказала — ему бы книжку написать: «Катастрофа Лопес. Руководство: как добиться своего, даже если весь мир утверждает, что это невозможно». Ну, может, название надо немножко доработать, но суть понятна. Была бы очень полезная книжка для укрепления бодрости духа и веры в себя.

Вот он, метод Катастрофы Лопеса:

1. Придумай, что ты хочешь сделать.

2. Дай кому-нибудь в рыло.

3. Заори.

4. Дай еще кому-нибудь в рыло.

5. Сделай то, что задумал.

Так вот, сидим мы в здоровенном уродском отеле рядом с аэропортом. Несколько часов поспали, и теперь у обоих башка трещит и слегка подташнивает — последствия перелета.

Катастрофа отправился к стойке регистрации. Говорит:

— Мне нужно взять напрокат машину.

Регистраторша наподобие Мортиции Аддамс[5], с крашеными черными волосами и брезгливыми интонациями, оторвалась от экрана компьютера и спрашивает:

— Желаете на сегодня, сэр?

Я смотрю — Катастрофа уже закипает. Нельзя с ним так разговаривать!

— Нет, я хочу еще недельку посидеть в вашем паршивом отеле! Конечно, на сегодня!

— Да, сэр.

Улыбнулась, чуть подвинула к нему телефонный аппарат:

— Обратитесь в службу проката автомобилей, они будут рады вам помочь.

Катастрофа покосился в мою сторону: дескать, они тут всегда, что ли, так себя ведут, как будто кочергу проглотили? Потом все-таки снял трубку и рявкнул:

— Автопрокат!

Проговорил минут пять по телефону, растолковал им все подробности. Выяснил, сколько будет стоить машина, годится ли она для семейных поездок, есть ли в ней кондиционер и так далее. В конце концов согласился на «Ниссан», потому что одно время водил «Ниссан» в Штатах. Спросил, когда доставят. Они отвечают — в течение часа. Он немножко поскандалил. Они ему, видимо, сказали, мол, чем раньше он закончит разговор, тем скорее получит машину. Он бросил трубку, буркнул:

— Ну и страна!

Пихнул телефон к Мортиции. А она ему:

— Благодарю вас, сэр.

Через час мы с Катастрофой вышли на крыльцо, и тут подкатывает такая крохотулечка — можно сказать, блоха на колесах. Из нее вылезает парень в облегающем блестящем костюме.

— Прошу вас, мистер Лопес.

Катастрофа смотрит на машину, и до него медленно-медленно начинает доходить.

— Что за шутки? — спрашивает он.

— Ваш «Ниссан-Микро», сэр, — говорит парниша.

— Я заказывал «Ниссан»! А у вас не «Ниссан»! Это игрушка какая-то!

Он обошел вокруг машины, не переставая ругаться на чем свет стоит. Водитель молчит, смущается.

Тут я решила вмешаться. Сейчас все равно ничего не докажешь. В конце концов, нам же не через целый континент ехать, правда? Говорю:

— А по-моему, выглядит уютно. Мне нравится.

— Никто не увидит Катастрофу Лопеса в этой жестянке!

Катастрофа встал столбом около машины. Вижу, он уже сдается.

— Тебя же здесь никто не знает. Зато не будешь выделяться. Тебя будут принимать за англичанина.

— А чего в этом хорошего? — проворчал Катастрофа.

Потом вроде как решил покориться доводам разума, обошел вокруг машины, забрался внутрь. Сидит, глазами хлопает:

— А где руль, чтоб его?

— С другой стороны, наверное.

Вылез, опять обошел вокруг, заполз на водительское место — едва протиснулся, словно в лисью нору. Мрачно глядя прямо перед собой, высунул руку в окошко:

— Давай ключи.

Парень дал ему ключи.

Катастрофа включил зажигание, завел мотор. Швейцар пока что загружал наши вещи в багажник.

— Кто-нибудь мне еще за это заплатит! — прорычал Катастрофа, когда захлопнулась задняя дверца.

Швейцар сунулся было к окошку за чаевыми, но Катастрофа рванул рычаг скоростей, и наша игрушечка разом взяла с места, подпрыгивая, точно горошина.

Ну, теперь вы меня понимаете? Вот он, метод Катастрофы Лопеса в действии. Он всегда умеет добиться своего.