Статьи

<“СЕВЕРНАЯ ПЧЕЛА” В РОЛИ АДСКОГО ЗЛОДЕЯ БУДУЩЕЙ ТРАГЕДИИ Г. ДЬЯЧЕНКО> С.-Петербург, суббота, 23-го июня 1862 года

Нападки на “Северную пчелу” нынче в моде; ругательства на нас сыплются со всех сторон. Одна газета, вообразившая себя нашим “литературным (?) врагом” или нас своим — мы никак не поймем, в чем дело, — чуть не каждый Божий день угощает своих читателей передовыми статьями, в которых обзывает “Северную пчелу” “дряхлой”, “угорелой” и тому подобными более или менее лестными именами. Может, это и забавляет ее читателей: не нам судить. На подобные выходки мы не обращаем и не будем впредь обращать никакого внимания; пусть себе ругаются во здравие, наругаются всласть, авось перестанут: нам и нашим читателям от этого ни тепло, ни холодно.

Но не все поступают так. Некоторые газеты, считая себя, вероятно, более ярыми поборниками истины, чем вышеписанная, решились приступить к нам с более грязными и серьезными обвинениями.

По поводу заметки в одном из наших фельетонов, что неизвестная коалиция из немцев занималась на пожаре воровством, “St.-Petersburger Zeitung” обвинила нас в желании восстановить русское население столицы против немецкого. Почтенный орган русских немцев получит желаемое объяснение от нашего фельетониста.[108] Предположение немецких ведомостей, конечно, весьма глубокомысленно; но, к несчастию, наши доморощенные ювеналы далеко превзошли немцев. Да не примет почтенная “St.-Petersburger Zeitung” этого замечания снова за желание унизить немецкую нацию!

В № 22-м “Искры” одно из “разных лиц”, взявших на себя, за отсутствием постоянного хроникера, обязанность составить часть обычной “хроники прогресса”, взвело на нас обвинение в таком страшном преступлении, что просто ужасти! 30-го мая в передовой статье “Северной пчелы” рассказывалось, между прочим, о слухах, ходивших действительно в народе о поджигателях. В № 151-м мы возвратились к этим слухам и энергически протестовали против обвинения студентов в страшном преступлении. “Искра” полагает, что этих слухов не было в народе: видно, ей лучше знать. Предоставляем нашим столичным читателям решить, были ли подобные слухи, и если были, то следовало ли их опровергать или нет. Не только говорили на студентов, но связывали поджоги с прокламациями. На Андреевском рынке, например, на Мытной площади и в других местах сборищ простого народа говорили: “Вот как стали подбрасывать разные бумажки, так и начались пожары”. Мы несколько раз печатно обращались к кому следует с просьбою об обнародовании всего хода следствия над поджигателями; конечно, теперь, пока следствие еще не кончилось, этого обнародования и ожидать нельзя, по существующим законам, общим всем европейским державам; надеемся, что настанет наконец день этого обнародования.

Рассказывая в № 143-м о слухах, разве мы обвиняли кого-нибудь? И если в наших словах была хоть малейшая тень обвинения кого бы то ни было, что же вы молчали тогда, обвинители задним числом? И что вы накинулись на нас теперь, когда мы протестовали против обвинения студентов? Или вам уж непременно хотелось сделать нас такими “гнусными” злодеями, каких не производила даже досужая фантазия г. Дьяченко? Всему есть свой предел. К чему доходить до смешного в своих обвинениях? К чему видеть гнусные и адские умыслы там, где их нет? “Зачем, — спрашивает нас “Искра”, — бросили искру в порох; счастие только, что пороху не оказалось”. Если не оказалось пороху, то в какой же порох это мы бросали искру? Эх, грозные обличители, говорите хоть так, чтоб грамматический смысл был! Pas trop de zèle, surtout pas trop de zèle, messieurs![109]

Трагический тон, господа, вам не по силам; не лучше ли поступать попроще, называть “Северную пчелу” “дряхлою”, “угорелою” и тому подобными названиями; обвинять нас в инсинуациях и тому подобном. Это и легче для вас, да и для нас лучше. Вы будете ругать нас, а нам незачем будет обращать внимания на ваши слова. Теперь же, взведя на нас обвинения в адских умыслах, вы заставляете волей-неволей доводить до сведения наших читателей ваши карикатурные обличения; заставляете занимать место в газете вашими литературными дрязгами. Русский ли язык беден ругательствами!.. Ну, если не хватит русских, примитесь за иностранные; обзовите нас каким-нибудь чудовищем… что ли! Надоест это, так берите пример с “Гудка” (№ 22), который, в порыве благородного самоотвержения, весьма остроумно изобразил портреты членов редакции “Северной пчелы” едущими, в виде пожарных волонтеров, на колеснице, везомой редакцией “Русского мира”. Это, по крайней мере, забавно.

В заключение позвольте рассказать маленький анекдот. Берлинские торговки известны своим уменьем ругаться; раз шел по рынку студент, шел он задумчиво и нечаянно как-то наткнулся на лоток одной из торговок. Ну и накинулась же она на него: ругательски изругала! Студент слушал, слушал, да и начал “альфа, бета” и так далее, дочитал всю азбуку до конца. Торговка замолчала. “Что ты?” — спросила ее соседка. — “Да я в жизнь таких ругательств не слыхала”, — отвечала глупая баба.

Надеемся, что более нам не придется рассказывать читателям о том, как честят нас некоторые газеты; мы и не упомянули бы совсем об этих курьезах, если бы не обвинение в адских умыслах! Ишь, куда хватили! È sempre bene,[110] господа!