Статьи

<ПЕРВОЕ>

Кто не видел Петербургского университета более двух лет, тот не может не заметить перемен, которые произошли в нем во многих отношениях. Аудитории нашего университета посещаются, кроме студентов всех курсов и факультетов, чиновниками различных ведомств, военными, окончившими свое специальное образование, артистами, купцами, помещиками и крестьянами. Многие дамы также посещают лекции, и притом постоянно, следя за курсами и внимательно записывая лекции. Появление дам в университете было для некоторых непонятною новостью, несообразною будто бы с достоинством университета. Но не считают же профанациею храмов посещение их женщинами, хотя строгие аскеты и запрещали вход в монастырские церкви женщинам, а ведь университеты наши — не монастыри и организованы не по образцу тех заведений, в которых хранятся еще следы средневекового затворнического устройства. То, что у нас кажется новостью, давно уже вошло в состав самых обыкновенных вещей во Франции. В Collège de France отведено даже особое место для дам, но число их на некоторых лекциях, как например у Лабуле, бывает так велико, что они занимают места вместе со слушателями от кафедры до самого входа. В Сорбонне, правда, дам не бывает, но лекции нисколько не выигрывают от этого ни в серьезности, ни в поведении слушателей. Строгие блюстители внешнего приличия и так называемой нравственности видят в посещении дамами университетских лекций повод к развлечению студентов, опасаясь, что молодые люди могут держать себя на лекциях несколько иначе, но в чем состоит это “иначе”, — никто не объясняет. Пример Парижского университета показывает, что присутствие дам вовсе не имеет влияния на дельность лекций. Paulin Paris читает в Collège de France, и в аудитории его собирается много дам, но лекции его отличаются и дельностью, и специальностью: он читал в 1860 году о старинном французском историке Фрассаре. Лекции же Сен-Марк Жирардена, читанные в Сорбонне, хотя и не посещаются дамами, но тем не менее нисколько не похожи на специальные в строгом смысле слова; в курсе, предметом которого он избрал Буало, на одной лекции он говорил о празднике Шиллера в Германии, а на другой о бессмертии души. Студенты в Сорбонне ведут себя несколько иначе, нежели в Collège de France: перед приходом профессора, читающего в самой обширной аудитории, подымается оглушительный крик, свист, гам, кричат на все лады, хлопают в ладоши, стучат ногами и т. п.

Возвращаясь к нашему университету, скажу, что самая свежая новость — речь профессора Костомарова о заслугах Константина Сергеевича Аксакова в истории, читанная им 16-го сего месяца в концертной зале университета. Существенною заслугою Аксакова г. Костомаров признает освобождение от слепого подражания иностранным авторитетам и теориям: Аксаков, говорит он, считал главнейшею обязанностью русского историка — не быть отголоском чужих мнений, не повторять рабски того, что сказано западными учеными, а самостоятельно обрабатывать науку, представляющую столько неистощимых материалов для русского ученого. По мнению г. Костомарова, Аксаков показал несостоятельность теории, объяснявшей все явления русской истории из родового быта, и вместо родового начала обратил внимание на другое — общинное, вечевое начало. Аксаков — утверждает г. Костомаров — превосходно понял загадочный характер Ивана Грозного и озарил светом непостижимую до него смесь противоречий в этом характере, в высшей степени интересном в психологическом отношении. По поводу художественной стороны в природе Грозного г. Костомаров изобразил разлад, господствующий в художественной природе вообще — от художника-государя до художника-помещика.

Отдавая полную справедливость заслугам покойного Аксакова, г. Костомаров замечает и недостатки в его исторических исследованиях — его стремленье к идеализации. Таким образом Аксаков идеализировал Земской собор, видя в нем выражение единства русской земли и полагая, что местные веча древней Руси слились в Земском соборе в одно стройное целое. По мнению г. Костомарова, Земский собор вовсе не составлял существенной потребности тогдашней русской жизни, а явился вследствие личного желания царя, воображенье которого увлеклось, быть может, картиною духовных соборов.

Говоря о Костомарове, тотчас вспоминаешь о публичных лекциях по истории Малороссии, недавно, в январе этого года, читанных им в университете в пользу бедных студентов. Талант г. профессора выразился в этих лекциях в полном блеске. Вот вкратце содержанье пяти публичных лекций г. Костомарова: “Положение Украины после Богдана Хмельницкого; политические партии; избрание и отказ Юрия Хмельницкого; избрание Выговского; неудовольствия против Москвы; склонность простого народа к московской власти. — Союз с татарами; битва под Полтавою; неудовольствия Выговского против московской власти. Польский сейм 1658 года; арестование великороссиян; гадячский договор. — Вступление великороссийского войска в Украину; поражение великороссийского войска; плен и смерть Пожарского. — Польский сейм 1659 года; восстание народа, провозглашение Юрия Хмельницкого гетманом. Состояние Малороссии по свидетельству современников”.

Г. Костомаров удачно изобразил тогдашний быт и происшествия со всеми драматическими подробностями, описал живыми красками и действия Выговского и его противников, и отречение Юрия Хмельницкого, положившего бунчук и булаву — знаки гетманской власти, и мнимый отказ Выговского, торжественно поставившего перед народом чернильницу — знак писарской власти (он был писарем), и совещания с польскими агентами, рассуждавшими так: козаки не богословы, в различии церквей смыслят мало, можно как будто согласиться на требуемую ими неприкосновенность их веры, а потом и наложить руку на их драгоценную святыню и т. д. — Чрезвычайно важна по содержанию пятая лекция, в которой г. Костомаров изложил польский сейм 1659 г. — одно из самых многознаменательных событий в истории Малороссии.

Публика с любопытством ожидает появления в печати и упомянутой речи Костомарова, и публичных лекций, составляющих продолжение его “Богдана Хмельницкого”.

<ВТОРОЕ>

Вчера вечером (то есть 11-го ч<исла> марта) Политико-экономический комитет Императорского русского географического общества имел заседание, в котором обсуждался вопрос о колонизации пограничных стран. Вопрос был сформулирован таким образом. 1. \Экономическое значение и условия цивилизации пограничных и соседственных стран. Какие вообще экономические последствия выгодны и невыгодны для народного благосостояния от выселения жителей государства на менее населенные или вовсе не населенные местности на его границах или близ его границ? Какое влияние на успехи народного хозяйства может иметь подобное распространение владений государства? При каких именно условиях народной и государственной жизни в государстве наиболее желательны выселения его жителей в менее заселенные пограничные области и при каких условиях они наименее желательны? 2. Способы и системы колонизации. В тех случаях и при тех обстоятельствах, когда распространение владений государства посредством колонизации будет признано полезным или необходимым, какие способы к достижению этой цели признаются наиболее экономически выгодными или наименее невыгодными? Должны ли быть употребляемы какие-либо искусственные или правительственные меры для заселения, когда оно признается необходимым или полезным и в то же время не может быть с выгодою производимо посредством частных предприятий? 3. Экономические отношения государства к новым колонизуемым владениям. Какая система приобретения поземельной собственности и землевладения в означенных местностях наиболее желательна? Какие постановления должны быть вообще относительно земледелия, промышленности и торговли? Какие должны быть правила относительно компанейских промышленных предприятий и т. д.? В какой степени признаются необходимыми для переселенцев льготы от податей, рекрутства и проч.? Какие наиболее выгодные способы распространения просвещения между туземцами; полезно ли для успехов промышленности между ними миссионерство, какая вообще должна быть система приобщения туземцев к успехам образованных народов? Какие отношения государства к его колониям признаются в окончательном результате наиболее желательными с экономической точки зрения?

Самое существо этих вопросов может дать довольно ясное понятие о необыкновенном интересе, который возбуждало заседание 11-го марта, и действительно, заседание это было и самое многолюдное, и самое оживленное. Еще на предшествовавшем заседании было постановление пригласить в собрание 11-го марта прибывшего в С.-Петербург генерал-адъютанта графа Муравьева-Амурского и вообще людей, знакомых по своим практическим или ученым занятиям с вопросом о колонизации. Сторонних посетителей, приглашенных вследствие этого постановления, собралось довольно много, так что комитет перешел из залы обыкновенных своих заседаний в большую залу, где происходят общие собрания Географического общества; но граф Амурский не посетил заседания, как говорят, по болезни.

Зато посетивший собрание офицер, как видно было, коротко знакомый с колонизационными операциями в Восточной Сибири, представил собранию много чрезвычайно интересных наблюдений, возбудивших всеобщее внимание, единодушно выразившееся в дружных аплодисментах говорившему. Заметно было, что мнение всех говоривших в этом заседании клонилось к желанию доказать, что льготы и привилегии, а тем менее искусственные меры, путем которых у нас по большей части совершалась до сих пор колонизация, не оказывают в этом деле желаемых успехов и что полная свобода прав на передвижение при вспомоществовании только в виде кредитных мер, без всякого сомнения, не оказались бы неблаготворными. Протокол этого вполне интереснейшего заседания, по обыкновению принятый комитетом, будет, конечно, напечатан в одном из ближайших номеров “Политико-экономического указателя”. В конце этого заседания комитет постановил, не прерывая трактата по вопросам, касающимся колонизации, собраться 19-го ч<исла> марта (в воскресенье) в чрезвычайное заседание, дабы подумать в нем о том, который из представленных правительством по обнародованному положению способов освобождения крестьян наиболее выгоден в экономическом отношении. В этом экстраординарном заседании экспертов не будет, но каждому члену предоставлено право пригласить двух гостей. Один голос возвышался в пользу приглашения большого числа гостей и два в пользу предоставления членам права пригласить только по одному гостю, но большинство, как я уже сказал, постановило, что каждым членом могут быть приглашены два гостя. Странно, почему в Политико-экономическом комитете постоянно есть сторонники недопущения большого числа непосвященных, которые, однако, как показывает опыт, бывают иногда весьма и весьма полезны при обсуждении разных практических вопросов. Еще страннее, что в этом комитете, где заседают представители науки, проповедующей человеческое равноправие, не бывает ни одного гостя женского пола, тогда как в Вольном экономическом обществе есть три члена женщины, а Совет грамотности сам искал женского участия в своих совещаниях. Вопросы, обсуждаемые в настоящее время Политико-экономическим комитетом при содействии приглашаемых экспертов и гостей, касаются таких сторон из области экономической науки, которые практически могут быть известны иным женщинам никак не менее иных мужчин, а отвергать в женщинах способность наблюдательности, анализа и способность изложения своих мнений, я думаю, совершенно несовременно. Кроме того, женщины наши ничуть не менее мужчин заинтересованы во многих вопросах, о которых трактуют в комитете, и таковы именно вопросы о выселении и о том, который из предоставленных правительством способов освобождения крестьян наиболее выгоден. Неужто владелец земли вправе избирать более выгодный способ, а владелица не должна сметь своего суждения иметь в том, что касается ее личной собственности? Это несправедливо и оскорбительно, тем более оскорбительно, что это допускается не романистами, стоящими за особенный склад женского смысла и отводящими ей роль усладительницы мужской половины человечества, а членами почтенного общества, ратующего за равноправие. Какое же равноправие не приглашать гражданок страны к соучастию в трактатах об интересах того рода собственности, которым они и фактически, и по закону владеют наравне с мужчинами? Говорят, что наши женщины не привыкли к публичным прениям, что они нередко мало смыслят в жизни; хотя это и не совсем верно или, лучше сказать, не для всех верно; но если бы и так, если бы и действительно женщины являлись гостями, далеко не компетентными в вопросах, о которых рассуждает комитет, то чем бы они помешали разумности выводов его суждений? Очевидно ничем, а между тем навык — дело великое, и кто из господ членов Политико-экономического комитета поручится, что женщины, оставаясь некоторое время в качестве слушательниц происходящих дебатов, не будут в самое короткое время способными служить общему делу не одним полезным замечанием, которое, может быть, ускользнет у мужчин. Так, например, даже в деле колонизации женщины могли бы выразить очень много тяжелых сторон этой операции, сторон, которые при выселениях, переходах и вселениях преимущественно касаются слабейшего пола, поднимающего в этом деле страдания, превышающие нередко соответственные усилия мужчин. Но это одна сторона медали, и притом не самая главная; а у нее есть другая, еще более реальная: это просвещение самих женщин при виде мужчин, занятых рассмотрением вопросов жизни, а не подвизающихся в обоготворении женских слабостей, какими, на горе веку, они их почти всегда видят и в скромной гостиной, и на бале, и на городском тротуаре, и в деревне. Каждая женщина, самая легкая, самая нелюбознательная, всегда выносит известную долю развития от сообщества с серьезным и здравомыслящим человеком и распространяет его в своем обществе, это закон неопровержимый, и в силу этого-то неопровержимого закона неопровержимо и то, что присутствие женщин в Политико-экономическом обществе служило бы верным ручательством за относительное распространение известной части разумных соображений в тех кружках русского общества, которые всего менее думают до сих пор о полезных знаниях.

<ТРЕТЬЕ>

Вчера Политико-экономический комитет, учрежденный при Русском географическом обществе, имел второе заседание по вопросам, касающимся колонизации пограничных мест империи. Заседание это было так же многолюдно, как и предшествовавшее, о котором “Русская речь” в 22 № сообщила своим читателям общие сведения; даже это заседание было еще многолюднее, и в числе его гостей мы видели несколько лиц, не принадлежащих к обыкновенным, частым посетителям комитетских заседаний. Из таких гостей я назову его высочество великого князя Константина Николаевича и графа Н. Н. Муравьева-Амурского, прибывших перед самым открытием заседания в исходе 5-го часа и не оставлявших его до прекращения г. председателем прений в исходе 12-го часа ночи. Развитие колонизационных вопросов шло в нынешнем заседании не совсем успешно, в чем, конечно, много виновата наша непривычка к публичному слову; многие из говоривших, увлекаемые интересом известных им отдаленных местностей (Сибири, киргизских степей, Сырдарьинского и Заилийского краев), посвящали свои речи исключительно описанию естественного состояния этих стран и положения поселенцев, в них водворенных. Все это, конечно, было в высшей степени интересно в географическом отношении, но отклонялось от известных уже читателям политико-экономических соображений, формулированных в розданной перед началом прошлого заседания программе (“Р<усская> речь” № 22). Но с половины заседания или немного позже, когда одному из членов удалось поставить на сцену прений один из настоящих вопросов, именно: нужно ли выселение, и каким путем оно должно быть совершаемо? — интерес заседания возрос, и сочувствие присутствующих выражалось в неоднократных рукоплесканиях. Однако, как я уже сказал, описательные речи некоторых посетителей, хотя и весьма, конечно, интересные, взяли у этого заседания чувствительную часть времени и, может статься, незаметно были причиною того, что существенные вопросы о колонизации все еще не выяснились и отложены до следующего заседания, которое должно собраться 1-го апреля. В этот вечер, сколько могу припомнить, говорили гг. Калиновский, Вернадский, Тернер, Венюков, Семенов, Муравьев-Амурский, Лесков, Безобразов (секретарь), Ковалевский, Попов, полковник Романов и его высочество великий князь Константин Николаевич. Высокий гость, почтивший это заседание своим присутствием, попросил себе слова последним, когда председатель уже изложил необходимость прекратить неожиданно затянувшееся заседание. Его высочество замечательно ярко осветил своею речью причины уклонения комитетских прений; он указал на смешивание многими ораторами понятий о колонизации местностей, составляющих действительно колонии по своему естественному положению и отношению к метрополии, с расселением, так сказать распределением жителей по лицу самой метрополии, в ее близких и отдаленных окраинах, и затем великий князь выразил надежду, что в следующее заседание трактат о русской колонизации и (что гораздо правильнее) о русском расселении пойдет вернее и положительнее. Слова его высочества, сказанные в обществе, имеющем характер публичных прений, произвели во всех присутствовавших общий восторг, который особенно тепло и радостно проявлялся в людях, впервые слышавших речь великого князя и впервые говоривших в присутствии члена царственной семьи. Каждый член и каждый счастливый гость этого заседания унес в своем сердце то приятное впечатление, которое не изглаживается надолго. Можно надеяться, что такое счастливое поставление вопроса о русской колонизации, какое сделано великим князем, не допустит более уклонений, хотя и очень интересных, но мало помогающих настоящему делу, и что комитет в следующем заседании, трактуя вопрос, как он поставлен высоким гостем, придет к заключениям решительным.

Когда его высочество и большинство гостей оставили залу Географического общества, члены Политико-экономического комитета имели рассуждение о том: какой из двух вопросов должен быть обсуждаем 1-го апреля, то есть колонизация или вопрос о том, какой из способов освобождения крестьян наиболее выгоден в экономическом отношении? Это было вотировано, и большинством голосов (10 против 6) определено 1-го апреля продолжать обсуждение вопросов о колонизации. Не знаю, что еще рассказать читателям “Русской речи” об этом интересном и необыкновенно приятном заседании. Все остальное в нем происходило очень обыкновенно, своим порядком пили чай, курили сигары и читали протокол прошлого собрания.

<ЧЕТВЕРТОЕ>

1-го апреля заседание Политико-экономического комитета Русского географического общества открыто было речью г. председателя Алексея Ираклиевича Левшина, резюмировавшего в коротких словах результаты прежних прений о колонизации. Протокол прошлого заседания в видах сбережения времени не был читан, а положено передать его в рукописи всем говорившим для поправления ошибок, которые могли случиться у стенографа. Заседание это началось тотчас по прибытии великого князя Константина Николаевича, в 8-м часу вечера. В прениях участвовали нижеследующие лица в таком порядке: г. Волков, Ф. П. Литке, великий князь Константин Николаевич (резюмировал мнение о производстве перевозки переселенцев морем), Н. С. Лесков, Ф. П. Литке, Ф. Тернер, Ковалевский, Гибарь, Лесков, Ф. П. Литке, Ф. Тернер, Волков, пр. Калиновский, Венюков, Васильев, Венюков, Гибарь, Волков, пр. Калиновский, Лошкарев, А. И. Левшин (председатель), барон Мейендорф, В. П. Безобразов (секретарь). После речей, сказанных этими лицами, если не ошибаюсь, именно в таком порядке, в каком я описал, председатель нашел, что вопрос о колонизации уже достаточно выяснен и следует перейти к рассмотрению другого вопроса — о введении однообразных мер, весов и монеты. Прежде чем были выражены мнения по этому предмету, В. П. Безобразов (секретарь) изложил причины поставления этого вопроса и указал на благоприятное для цели присутствие здесь некоторых лиц, специально занимавшихся этим вопросом (академик Купфер, г. Кодинский и г. Митчель, секретарь Британского отдела Международного общества). Затем г. Купфер и г. Кодинский изложили свои взгляды на трактуемый вопрос. Г. Кодинский говорил о необходимости однообразных единиц, а не однообразных систем, что вызвало несколько весьма замечательных слов секретаря Британского отдела г. Митчеля, заявившего взгляды Англии на десятичную систему и на значение, которое она придает участию России в этом вопросе. Из этой же речи г. Митчеля видно, что труды г. Кодинского по однообразию единиц переведены на английский язык и были в виду Международного общества. Затем г. председатель сказал, что, по его мнению, полезно учреждение при комитете особого отдела для обсуждения этого вопроса. Мнение это принято всеми единогласно, и заседание 1-го апреля прекращено в 10 час<ов> 40 минут. Общий характер выработанных прениями положений вопроса о колонизации, мне кажется, можно представить так: комитет не признает существования в настоящее время особенной надобности в выселениях, но и не находит никаких оснований препятствовать свободному передвижению жителей с одних мест государства в другие, менее заселенные и почему бы то ни было привлекающие к себе поселенцев. Комитет не подает голоса ни в пользу искусственных переселений мерами правительства (исключая случаи политической и военной необходимости), ни в пользу привилегий и льгот, которые увлекают к переселениям не всегда таких людей, которые имеют в виду действительно заселять край и упрочивать там свое благосостояние. Комитет желал привлечения иностранных поселенцев с тем, однако, чтобы они не представляли собою разноправного населения; указывали также на чиновников, которые при тех мерах, которые правительство признает нужными в видах сокращения штатов, могут быть рассматриваемы как люди, для которых весьма небесполезно открыть возможность обратиться к иным занятиям в иных местах. От правительства желались пособия только кредитные, и то в определенной и самой необходимой мере. Я полагаю, грешно было бы желать более честного, более верного и более обдуманного решения вопросов: нужно ли выселение, как его сделать и в какой мере оно требует правительственного участия? Конечно, каждый вопрос в частности мог быть разобран гораздо подробнее, но если бы требовать таких подробностей от Политико-экономического комитета, собирающегося один раз в две недели, то значило бы требовать невозможного. Политико-экономический комитет в течение нынешнего сезона сделал очень много. Он решил немало общих жизненных вопросов и решил их так верно, так правильно, как едва ли они когда-нибудь были бы решены иным путем. Он раскрыл такие тайны общественного организма, которые до сих пор не были никому известны; он убедил нас, что и мы можем решать вопросы, требующие глубокого и всестороннего обсуждения, не истратив ни одного листа писчей бумаги; он, наконец, видимо содействовал выработке во многих его посетителях здравых политико-экономических понятий. Нынешний сезон уже при самом конце, и мне, вероятно, не много раз придется еще сообщить читателям “Русской речи” о достойных высокого почтения трудах комитета. Я уверен, что не я один, что каждый из людей, сидевших за столом Политико-экономического комитета, вспомнит о минувших заседаниях нынешнего сезона как о приятнейших минутах, бескорыстно посвященных общественному делу, и неравнодушно станет ждать будущего сезона. Будущее в руках Божиих, но судя по настоящему, принимая в соображение то лестное участие, которое оказывает комитету августейший брат нашего государя, можно думать, что в будущем сезоне комитет еще ярче, еще нагляднее заявит смысл своего учреждения и своей деятельности.

<ПЯТОЕ>

В свое время я извещал читателей “Русской речи”, что Политико-экономический комитет, учрежденный при Императорском русском географическом обществе, в заседании 11-го марта определил независимо от очередных своих собраний назначить 19 марта особое, чрезвычайное заседание, в котором предполагалось подвергнуть обсуждению вопрос: какой из предоставленных правительством способов освобождения крестьян наиболее выгоден в экономическом отношении? Но предположенное чрезвычайное собрание комитета по объявленному вопросу 19 марта по некоторым непредвиденным обстоятельствам не состоялось, и многие, имея в виду близкое окончание сезона, полагали, что этот интересный вопрос не будет рассмотрен теперь, когда рассмотрение его совершенно своевременно, ибо и мнения, и окончательные выводы компетентных людей, в среде которых будет рассматриваема эта сторона великого крестьянского дела, без всякого сомнения, должны много содействовать устранению некоторых недоразумений, неизбежных во всяком новом государственном деле. Кроме того, обсуждение этого вопроса именно теперь, а не когда-нибудь после, имеет еще то важное преимущество, что комитетские мнения, оглашенные посредством печати, в свою очередь успеют быть разобраны и обсуждены прессою и таким образом составят проект, по возможности самый полный и выработанный всесторонне. Опасения, которые высказывали люди, предполагавшие, что заседание по крестьянскому вопросу в нынешнем сезоне не состоится, к счастью, не оправдались. Сегодня (5 апреля) лица, имеющие честь пользоваться вниманием комитета, получили пригласительные повестки, призывающие их в 8 часов вечера 8 апреля (в субботу) в чрезвычайное заседание комитета, “назначенное для обсуждения благодетельных последствий, возникающих из обнародованных законоположений о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости”. Вопрос, избранный комитетом собственно для прений в собрании, заключается в следующем (я сообщаю его слово в слово из лежащей передо мною программы будущего чрезвычайного заседания 8 апреля): “В какой степени благотворно может быть вообще для успехов нашего народного хозяйства действие разного рода окончательных развязок крепостных отношений, указанных означенными законоположениями, а именно:

1. Постоянного отбывания временнообязанными крестьянами повинностей: а) работою и в) деньгами в пользу помещика за получаемый земельный надел с выкупом усадебной оседлости или без выкупа оной.

2. Добровольного отказа крестьян в определенные сроки и на определенных условиях от земельного надела с выкупом усадебной оседлости или без выкупа оной.

3. Обращения временнообязанных крестьян в крестьян-собственников: а) посредством дарового получения от помещика, сверх усадебной оседлости, части земельного надела и в) посредством выкупа, сверх усадебной оседлости, земельного надела с содействием правительства или без его содействия, и

4. Переход крестьян с соблюдением установленных правил в другие селения”.

Независимо от приглашенных комитетом экспертов, каждому члену Политико-экономического комитета предоставлено право пригласить в это заседание двух гостей, которых пригласивший обязывается записать в книгу в самом собрании.

Приводя на память некоторые соображения, высказанные комитетом в собрании 11 марта, когда настоящее чрезвычайное заседание было проектировано, можно думать, что в числе лиц, удостоиваемых входа в это собрание Политико-экономического комитета, встретятся и некоторые члены бывших редакционных комиссий, которые во время своих занятий крестьянским делом имели возможность близко познакомиться с существующими отношениями крестьян, вышедших из крепостной зависимости, к их бывшим помещикам. Само собою разумеется, что это мое предположение, основанное, как я уже сказал, на известных мне соображениях комитета, высказанных в заседании 11 марта, может относиться только к тем из членов бывших редакционных комиссий, которые находятся в это время в Петербурге.

Я думаю, не нужно говорить, с каким нетерпением ожидают результатов этого собрания все благомыслящие люди, следящие с напряженным вниманием за всеми действиями достойного всякого почтения Политико-экономического комитета и полагающие великие надежды в стройной гармонии исполнения предначертаний Освободителя 23 миллионов русских крестьян от крепостной зависимости.

8 апреля Политико-экономический комитет имел чрезвычайное заседание по вопросам, касающимся окончательной развязки взаимных отношений между крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, и их бывшими помещиками. Четыре вопроса, вошедшие в программу этого заседания, сообщены мною еще накануне дня собрания, и потому я не вижу надобности повторять их.

Заседание это началось около 7 с половиною часов пополудни, тотчас как прибыл великий князь Константин Николаевич. Открывая прения, председатель Алексей Ираклиевич Левшин обратился к собранию с речью, определив в ней рамку, которой должны держаться гг. члены и гости, желающие выразить свое мнение по упомянутым вопросам. Из этой речи было видно, что никакой критический разбор обнародованных положений по крестьянскому делу не должен иметь места в заседании комитета, где достаточно заняться рассмотрением способов окончательных развязок со стороны политико-экономической науки. После этой речи Иван Васильевич Вернадский говорил о том, как относятся известные политико-экономические законы к известным положениям кодекса о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, привел системы мекленбургского политико-эконома Тюнена, принимавшего необходимость увеличения участков по мере удаления от городов (вообще центров), и окончил заявлением своего убеждения о необходимости возможной самостоятельности труда. Ф. Г. Тернер говорил о значении больших и малых земельных участков, привел взгляды на этот предмет в Англии (где известна большая собственность) и во Франции (где существуют малые участки и где нет английского пролетариата). И. В. Вернадский выразил мысль, что поземельная собственность еще не гарантия от пролетариата; В. П. Безобразов (секретарь) говорил о необходимости известного правительственного содействия в некоторых пунктах окончательной развязки. Затем снова говорил И. В. Вернадский, а за ним Лесков о том, что в России нечего бояться излишнего дробления земельных участков, и думать об устранении такого явления теперь значит предупреждать отдаленное будущее, к которому наука, может быть, сделает новые открытия; проф. Калиновский и Е. И. Ламанский говорили о способах выкупа крестьянских участков при содействии государственных кредитных учреждений, а г. Серно-Соловьевич вступился за общину, которую один из прежде говоривших назвал “отжившею”, и указывал на возможность выкупа посредством кредитных операций с земельными участками. В. П. Безобразов резюмировал слова гг. Калиновского, Ламанского и Серно-Соловьевича и, по приглашению г. председателя, сказал прощальное слово, в котором благодарил от лица комитета всех посетителей, разделявших труды комитета в истекший сезон, и затем изложил вкратце историю Политико-экономического комитета, который существует всего около двух с половиной лет (с конца 1858 г.) и имел сначала только 17, а теперь имеет уже 37 членов, встречая в обществе и сочувствие, и содействие. Г. Безобразов указал на цель комитета: собрать экономические понятия, выработанные практическою жизнью; поставить их лицом к лицу с выводами людей, разрабатывающих экономическую науку в кабинетах, и указал также на его задачу: парализовать замкнутость отдельных кружков и сгруппировать общественные понятия в одно место, где возможно и их обсуждение, и их оценка.

Засим все члены выразили свою благодарность В. П. Безобразову, который несет обязанности секретаря с такою почтенною деятельностью, что его трудам комитет обязан многими своими успехами.

<ШЕСТОЕ>

17 апреля в час пополудни в доме Императорского вольного экономического общества было заседание вновь организованного Комитета грамотности под председательством С. С. Лошкарева. Заседание это началось выражением мнения насчет достоинств и недостатков азбуки г. Студитского, которая была поручена для рецензии г. Полевому. Г. Полевой представил собранию благоприятный отзыв об этой книге, а г. Дубенский, не опровергая г. Полевого, заметил, что в повестях, приложенных к книге г. Студитского, есть несколько мыслей, способных внушать учащимся стремление к чему-то сверхъестественному, чудесному, и что потому ее нельзя считать безусловно хорошей. Гг. Фукс, Вернадский и наконец сам г. Студитский высказали несколько мыслей в оправдание книжки против замечаний г. Дубенского, и книжка большинством голосов одобрена для приобретения ее от издателя на средства Вольно-экономического общества. Если не ошибаюсь, то все издание приобретается за 140 руб., то есть за ту цену, как она обошлась самому г. Студитскому. Здесь между присутствовавшими произошло некоторое разноречие, вызвавшее самые оживленные прения: г. Дымчевич заметил, что, по его мнению, комитету не следует заниматься критикою учебных книг и методов обучения, предоставляя это выбору самого народа и преподавателей. Это мнение жарко поддерживали: Beрещагин, Ничипоренко и Бражников; оппозицию им составляли В. Я. Фукс, П. И. Небольсин и И. В. Вернадский. Я не знаю, как долго продолжались бы эти прения, если бы председатель не заметил наконец, что оценка достоинства книги входит в круг обязанностей комитета по самой его программе и что Вольное экономическое общество желает знать от комитета: стоит ли приобретать данную книгу или нет? Победа осталась за гг. Фуксом, Небольсиным и Вернадским, из которых последний выразил, что комитет не отвергает, не противодействует распространению книг, им не одабриваемых, но он только произносит над ними свой суд и что лишить его этого права значило бы лишить общество самой высшей заслуги, которую может принести ему комитет.

Затем второй вопрос касался известного предположения г. Золотова основать в Петербурге школу для приготовления сельских учителей из поселян. С. С. Лошкарев предлагал, не угодно ли будет комитету принять заведение г. Золотова под свое покровительство; но комитет большинством голосов решил, что при всем уважении к известным педагогическим заслугам г. Золотова, при всей популярности, которою пользуется его почтенное имя, комитет не может обязаться покровительствовать заведению, которое еще не заявило ни своего направления, ни системы образования будущих сельских учителей. Но, сочувствуя общеполезной цели открываемого г. Золотовым заведения, комитет выражает ему живейшее участие, изъявляя готовность в лице каждого из своих членов содействовать успехам этого дела. Здесь, было, снова произошло несколько разноречий по поводу отказа общества принять школу под свое покровительство; решено, что комитет не может брать под свое покровительство заведение, которого он еще не знает, но что с открытием школы и заявлением ею своего направления комитет станет охотно расширять меры своего содействия г. Золотову. Г. Золотов при этом выразил свою благодарность, говоря, что он более ничего не желает. В этом же заседании г. Золотову было замечено, что плата, назначаемая им за содержание и учение воспитанника, 150 руб. сереб<ром> в год, слишком высока, что она равняется гимназической плате и вряд ли не покажется тяжелою для лиц, обязанных платить за воспитанников. Г. Золотов сказал, что предвидимые им расходы никак не дозволяют уменьшить эту плату, и поставил на вид комитету то обстоятельство, что в гимназические пансионы 150р. сер. платится каждогодно в течение семи лет, которые там проводит воспитанник, а за приготовление сельского учителя заплатят 150р. всего только один раз.

После этого было предложено несколько новых лиц в члены комитета и заседание закрыто. Весьма интересно будет знать, в какой мере русская пресса будет разделять мнения Комитета грамотности.