Святителя Гермогена (Долганева) можно смело назвать примером бескомпромиссного следования за Христом. О нем наш сегодняшний рассказ.
Сегодняшний наш рассказ о святителе-мученике Гермогене (Долганеве), который выгнал из семинарии Сталина, наложил епитимию на Григория Распутина, был подвергнут опале при царской власти и убит при большевистской. Вся его жизнь была примером бескомпромиссного следования за Христом и жертвенного служения Богу и людям.
Будущий священномученик Гермоген родился в 1858 году в семье священника Херсонской епархии и в крещении был наречен Георгием. Семья его родителей была многодетной, жили они бедно, но в доме всегда и во всем был порядок и чистота. С детских лет Георгий чувствовал влечение к подвижнической жизни.
Георгий учился в Одесском духовном училище и закончил пять классов Одесской духовной семинарии. Два года получал образование на медицинском факультете Женевского университета. Окончил юридический факультет Новороссийского университета (1889) и Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия (1893).
В 1890 году он был пострижен в монашество с именем Гермогена и рукоположен в дьяконский, а через два года и в иерейский сан. В 1893 году отец Гермоген был назначен инспектором Тифлисской Духовной семинарии. Он сразу же обратил на себя внимание глубоко аскетическим образом жизни. Много и часто молился, соблюдал строжайший пост, а его служение людям доходило до того, что он мог отдать свою служебную квартиру бедным семинаристам, а сам ютился где-то в маленьком уголке.
В 1898 году отец Гермоген уже архимандрит и ректор Тифлисской семинарии. Здесь он столкнулся с будущим вождем своих будущих убийц Джугашвили (Сталиным). Именно отец Гермоген исключил Иосифа Джугашвили из семинарии за систематические пропуски занятий и неявку на экзамены.
Отец Гермоген положил начало деятельности духовно-просветительского братства в Тифлисе, а миссионерская работа под его руководством приобрела невиданные до этого масштабы. Активная деятельность ректора-архимандрита привлекла внимание священноначалия, и в 1901 году в Казанском соборе Санкт-Петербурга состоялась хиротония архимандрита Гермогена в епископа Саратовского.
«Достанется саратовским батюшкам. Они такого фанатика религиозного еще не видели и не слыхали. Он им покажет, что значит архиерей-аскет!»
К тому времени Саратовская епархия выделялась среди других особенными беспорядками. О том, каким был епископ Гермоген, можно понять из насмешливого письма, которое написал хорошо его знавший епископ Серафим (Мещеряков) митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому): «Достанется саратовским батюшкам. Они такого фанатика религиозного еще не видели и не слыхали. Он им покажет, что значит архиерей-аскет!» Пройдет время, и владыка Серафим станет обновленцем, потом раскается в этом, после чего будет арестован и даст обвинительные клеветнические показания против своих собратьев, в результате которых большинство из них будут расстреляны. Но это ему не поможет, и самого владыку большевики расстреляют. Но это будет потом, а пока владыка Серафим был прав.
Святитель Гермоген развернул в своей епархии колоссальную работу. Он требовал от духовенства неукоснительного проведения всех положенных по уставу служб. Обязал их говорить проповеди и проводить миссионерские беседы. Службы самого владыки Гермогена оказывали потрясающее впечатление. Его искренняя молитва, живая пламенная проповедь привлекали на архиерейские богослужения множество народа. По всей епархии по благословению архиерея стали совершаться крестные ходы, которые проходили не менее пяти раз в год.
На территории епархии проживало множество сектантов, беседам и диспутам с которыми владыка уделял особое внимание. Под его личным руководством и контролем стали издаваться разного рода миссионерские листки, которые раздавались бесплатно на приходах и во время крестных ходов.
Видя упадок духовной жизни в монастырях вверенной ему епархии, саратовский архиерей послал письма в Оптину пустынь и в Свято-Андреевский скит на Афоне с просьбой прислать к нему духовно-опытных монахов, которые могли бы задать тон внутренней жизни обителей. Но, к сожалению, он везде получил отказ с признанием в том, что духовно опытных старцев им и самим очень не хватает.
Видя упадок духовной жизни в монастырях вверенной ему епархии, саратовский архиерей послал письма в Оптину пустынь и в Свято-Андреевский скит на Афоне с просьбой прислать к нему духовно-опытных монахов, которые могли бы задать тон внутренней жизни обителей.
Тем временем обстановка в стране все больше и больше накалялась. В январе 1905 года волна революционных беспорядков докатилась и до Саратова. Владыка делал все возможное, чтобы отрезвить мятущийся духом народ. Понимая, что нужно действовать быстро и решительно, епископ Гермоген писал обер-прокурору и Священному Синоду о необходимости учреждения в Саратовской епархии учительной школы для рабочих и крестьян. Но и здесь он получил отказ в связи с тем, что подобного рода школы не предусмотрены законом.
Епископ Гермоген с тревогой наблюдал за политической обстановкой в стране. Его беспокоило то, что даже те партии, которые стояли на патриотических позициях защиты русского народа, были равнодушны к Православию, и в их состав входило немало атеистов и сектантов. Владыка принял решение о создании Православного Всероссийского Братского Союза русского народа. Эту идею горячо поддержал святой праведный Иоанн Кронштадтский.
Владыка душой болел за свой народ и за Православие. Будучи в Дивеевском монастыре, епископ Гермоген зашел в келью к блаженной Прасковье Ивановне и, положив руки на голову блаженной, сказал: «Прасковья Ивановна, много у нас всяких собраний и разговоров, а толку мало; надежда только на помощь Божию; ты ближе нас к Богу, так помолись о нас», – и заплакал.
Владыка видел, что в стране, охваченной революционным огнем, государственными органами принимались решения, которые еще более упрочивали бесправное положение Церкви и умножали анархию. При всем этом Священный Синод занимался исключительно наблюдением за правильным перемещением канцелярских бумаг, в то время как в народе происходило небывалое доселе падение нравов, доходящее до открытого богоборчества. Понимая, что Священный Синод ничего не хочет предпринимать, а Россия погибает, владыка Гермоген вместе с едиными ему по духу владыкой Серафимом Орловским (Чичаговым) и протоиереем Иоанном Восторговым предпринимает попытку вывести церковное управление, из, как им казалось, из летаргического сна.
«Прасковья Ивановна, много у нас всяких собраний и разговоров, а толку мало; надежда только на помощь Божию; ты ближе нас к Богу, так помолись о нас», – сказал старице владыка Гермоген и заплакал.
Владыки подали лично Императору служебную записку «По вопросу о современном положении Церкви» и просили у Его Величества разрешения принять участие в работе Священного Синода в качестве его членов. Император дал свое на то согласие, но первое же заседание Священного Синода показало абсолютную бесполезность этой инициативы. Председательствующий в Синоде митрополит Антоний (Вадковский) воспринял инициативу новых членов Синода как личное оскорбление и как угрозу своему собственному благополучию. Унизив пришедших архиереев публично, он, так и не дав возможности сказать им ни слова, объяснил, что никаких принципиально новых вопросов в Синоде обсуждаться не будет.
По поводу митрополита Антония у праведного Иоанна Кронштадтского в дневнике есть одна примечательная запись «Господи, убери М. Антония». В газете «Голос Москвы» появилась публикация о том, что епископы Гермоген и Серафим пытались осуществить низложение митрополита Антония, но с позором потерпели провал. Все это произвело на владыку Гермогена ошеломляющее впечатление.
Вернувшись в свою епархию, епископ Гермоген продолжил наблюдать, как неистово катится русское общество к революционному безумию. Спустя семь лет после отлучения Льва Толстого от Церкви, в обществе случилось бурное празднование его восьмидесятилетия, в том числе и многими православными людьми. При участии и поддержке властей именем писателя называли общеобразовательные школы, заголовки газет пестрели самыми лестными отзывами о новаторском духе анафематствованного графа. Когда владыка Гермоген выступил против публичного восхваления человека, отрекшегося от Бога и объявившего войну Церкви, на него полились потоки грязи из всех средств массовой информации. Епископа обзывали кто как хотел. Казалось, вся злоба мира вылилась из уст либеральной прессы на правящего архиерея.
В газете «Голос Москвы» появилась публикация о том, что епископы Гермоген и Серафим пытались осуществить низложение митрополита Антония, но с позором потерпели провал. Вся эта травля произвела на владыку Гермогена ошеломляющее впечатление.
Кроме того, в епархии появилась еще одна беда, которую звали монах Илиодор (Труфанов). Имея яркий харизматичный дар проповедника, молодой монах разжигал в своих слушателях ненависть и низменные страсти, играя их чувствами то на политической, то на религиозной почве. Владыка пытался, как мог, остановить деятельность монаха Илиодора, но тот полностью игнорировал все его распоряжения.
Забегая наперед, нужно сказать, что закончил этот монах свою жизнь плачевно. Сняв с себя сан, он основал секту под названием «Новая Галилея» и в 1914 году перебрался в Америку. После октябрьского переворота он написал Ленину письмо, в котором предложил себя в патриархи «Живой Христовой церкви», чтобы вести массу к политической коммуне через религиозную общину. А пока владыке Гермогену приходилось писать объяснительные письма в Синод по поводу одиозного поведения этого горе-монаха.
Дьявол преследовал отца Гермогена по пятам. В 1908 году на собрании епархиального съезда духовенства святитель обрисовал тягостное положение Церкви, сказав в частности о том, что лица, призванные охранять порядок и спокойствие страны, действуют ей во вред, разрушая и расшатывая устои государства. Это касалось не только прославления анафематствованного Льва Толстого, но и прошедших в Саратове с большим аншлагом антихристианских по духу и содержанию пьес Леонида Андреева «Анатэма» и «Анфиса».
В ответ на эту речь саратовский губернатор граф Татищев написал жалобу в Синод с требованием убрать из епархии владыку Гермогена, как революционного подстрекателя и зачинщика беспорядков. В ответ на эту жалобу Синод прислал в епархию комиссию, которая была призвана разобраться в чем дело и сделать соответствующие выводы. Однако комиссия, как не старалась, ничего противоправного в деятельности архипастыря найти не смогла. По молитвам святого праведного Иоанна Кронштадтского, который очень любил и почитал владыку Гермогена, ситуация на этот раз разрешилась для владыки без последствий.
Тем временем пропаганда большевиков все больше и больше влияла на разложение народных масс. На день Богоявления, когда владыка освящал воду и окроплял ею народ, распропагандированная большевиками молодежь, уперев руки в бока и с папиросами в зубах, стала демонстративно глумиться над священнодействием архиерея и отпускать злые язвительные шутки.
При всех искушениях владыка не терял бодрости духа и доброго расположения ко всем людям. В нем удивительным образом сочеталась старческая мудрость с юношеской отзывчивостью на всякое доброе начинание.
При всех этих искушениях владыка не терял бодрости духа и доброго расположения ко всем людям. В нем удивительным образом сочеталась старческая мудрость с юношеской отзывчивостью на всякое доброе начинание. Архиерей не принадлежал самому себе. В любое время гимназисты, семинаристы, любой человек, ищущий свой путь к Богу, могли прийти и спросить у него совета. Владыка не был кабинетным администратором, он жил деятельной молитвенной жизнью, отдавая всего себя Церкви.
Но беды сыпались на архиерея одна за другой. В те времена в семинариях учились в большинстве своем дети священников и диаконов. Часто они не воспринимали веру сердцем, а считали ее чем-то наподобие сословного ремесла. Кроме того, в семинариях в то время нередко царил антихристианский дух стадности, а ветер революционных перемен выдувал из умов и сердец семинаристов даже остатки веры и благочестия. Пьянство, а часто и разврат, были обычными явлениями семинарской жизни. Саратовские семинаристы завели нелегальную библиотеку и печатали на гектографе кощунственные богохульные статьи, продавая их своим товарищам за десять копеек. Среди учащихся лишь очень малая группа семинаристов выражала желание учиться и в дальнейшем связать свою жизнь в Богом.
В 1911 году в Саратовской семинарии произошёл вопиющий случай. Один из отчисленных студентов в пьяном виде подошел к инспектору семинарии и нанес ему удар ножом в живот, а потом в спину. Все эти события не могли не навевать на архиерея тяжелых дум. «Россия погибает, царская семья будет убита. Их обязательно убьют…» – не раз повторял он. Не желая смиряться с таким трагическим ходом событий, владыка принял решение делать все, что было в его силах, для спасения России. Он понимал, что сейчас одна из главных преград, которая стоит между царской семьей и народом называется Григорий Распутин…
«Россия погибает, царская семья будет убита. Их обязательно убьют…» – не раз повторял владыка.
В том же 1911 году владыка Гермоген должен был принять участие в расширенном заседании Священного Синода. Приехав в Санкт-Петербург, он первым делом предложил Григорию Распутину с ним встретиться. «Старец» Григорий согласился, но был просто ошарашен теми обвинениями, которые выдвинул против него архиерей. Растерявшись и не имея чем оправдаться, Распутин согласился со всеми теми грехами, в которых его обличил владыка. Тогда архиерей наложил на Распутина епитимию, запретив ему бывать в доме Государя, и благословил ехать сначала в Киево-Печерскую лавру, а потом на Афон, где в течение трех лет замаливать свои грехи. «Если же не исполнишь моего прещения, то анафема тебе», – сказал святитель. Григорий клятвенно пообещал все это исполнить, но тотчас после разговора пошел к лучшей подруге, фрейлине императрицы Анне Вырубовой, с клеветой на владыку Гермогена. Далее события стали развиваться как в драматическом напряженном сериале.
Слух о произошедшем сразу же дошёл до императорской четы. Оттуда обер-прокурору Синода последовало повеление немедленно удалить епископа Гермогена из Санкт-Петербурга. Чиновник не мог придумать другой причины, как сослаться на то, что якобы имеющиеся беспорядки в Саратовской епархии требуют немедленного присутствия в ней правящего архиерея. Но все понимали, что это ложь. Понимал это и владыка Гермоген, поэтому ехать обратно наотрез отказался. При всем этом сам Священный Синод никакого участия в решениях не принимал. Все исходило только от Императора и обер-прокурора Синода, и уже одно это было незаконно. Чтобы как-то предать законность таким решениям, членам Синода было предложено задним числом подписать их, на что архиереи человекоугодливо согласились.
Но владыка Гермоген по-прежнему отказывался ехать обратно в Саратов и требовал, чтобы ему дали возможность выступить в Синоде и услышать от ее членов мотивацию их решений. Ситуация накалялась, слух о разговоре владыки с Распутиным просочился в прессу, назревал скандал. Далее Священным Синодом принимается беспрецедентное решение, которое легло на него несмываемым позором. Под давлением императора и обер-прокурора Синод лишает владыку Гермогена кафедры, запрещает возвращаться в родную епархию и насильно, как преступника, заточает в Жировицкий монастырь.
Ситуация накалялась, слух о разговоре владыки с Распутиным просочился в прессу, назревал скандал. Далее Священным Синодом принимается беспрецедентное решение, которое легло на него несмываемым позором…
Это событие потрясло многих. Лучшие умы России, такие как Ф. Самарин, П. Мансуров, М. Новоселов, Д. Хомяков, П. Шереметьев писали в прессе: «Суд приговорил владыку Гермогена заочно в то время, когда он находился в двух шагах от судей и ничто не мешало им пригласить его на судебное заседание. Владыке не дали возможности сказать ни слова в свое оправдание, в то время как даже убийцы и преступники, пойманные на месте преступления, не лишаются такого права. Какое право после этого имеет Священный Синод требовать от мирян уважения к церковным правилам?»
Пять лет провел владыка в заточении, как преступник. В то время любое действие, направленное против Распутина, было одним из самых тяжких преступлений в России. Монахи и настоятель монастыря, куда препроводили владыку Гермогена, старались как можно больше унизить опального архиерея, считая, что этим они служат Государю и Отечеству.
Поставленный на место святителя Гермогена на Саратовскую кафедру владыка Александр, как ни старался, так и не смог найти ни одного факта, который бы скомпрометировал хоть в чем-то епископа Гермогена. Кроме одного – в архиерейской казне насчитывалось всего семьдесят две копейки. Новому владыке было невдомек, что бывший архипастырь питался вместе с братией в столовой монастыря, носил поношенный подрясник и штопал его вместо того, чтобы шить новый, а все свое личное жалование тратил на нужды неимущих.
Но даже находясь в заточении, архиерей смог оказывать огромное влияние на паству. Для того, чтобы послушать его живое слово, к нему приходили сотни людей. Императору многократно приходили послания с просьбой освободить владыку из заточения. Нередко это были воззвания, подписанные тысячами людей, но император был непреклонен. Наоборот, гродненскому архиепископу, под началом которого был в заточении владыка Гермоген, было приказано со всей строгостью относиться к заключенному и не давать ему никаких поблажек, в чем он и старался усердствовать.
«В каждом его шаге, – вспоминали современники, – чувствуется монах, совершенно отрешившийся от мира и ушедший внутрь себя».
Только в связи с приближением вражеских войск Священный Синод принял решение перевести владыку Гермогена в Москву в Николо-Угрешский монастырь. Но и это не на шутку встревожило императрицу. Одно за другим идут от нее письма в Ставку к мужу с требованиями защитить их милого Друга (так всегда с большой буквы называла императрица Распутина), проявить свою царскую волю и исключить всякую возможность владыке Гермогену свободно жить и проповедовать. Император отвечал ей взаимностью: «Как несносно, что Гермоген опять появился на горизонте!» и т.д. Будем надеяться, что претерпев страстотерпеческую кончину и встретившись с владыкой Гермогеном на Небесах, царская чета примирилась с мучеником.
Жизненная ситуация святителя Гермогена изменилась только после отречения императора Николая от престола. Решением Синода 1917 года владыка Гермоген был назначен епископом Тобольским и Сибирским. Служил архиерей практически ежедневно. «В каждом его шаге, – вспоминали современники, – чувствуется монах, совершенно отрешившийся от мира и ушедший внутрь себя». Особой заботой владыки стали возвращающиеся с полей сражений фронтовики. Развращаемые большевистской пропагандой, они были, по существу, брошены обществом, а власть имущие смотрели на них, как на бессловесное стадо, толкаемое таким безразличием на грабежи и разбой. Владыка Гермоген взял на себя заботу о солдатах, материально и духовно опекая воинов. Эта позиция архиерея просто взбесила большевиков, которые делали все возможное, чтобы разорить и озлобить пришедших с фронта воинов и таким образом превратить их в свое оружие.
В апреле 1918 года владыка был арестован. Видя, что паства очень любит своего архиерея и готова сделать все для его освобождения, большевики назначили крупную сумму залога для того, чтобы выпустить владыку из тюрьмы. Несмотря на то, что святитель запретил собирать деньги на свое освобождение, они все же были собраны. Деньги тюремщики приняли, тех, кто их принес, арестовали, а владыку так и не отпустили.
Молясь в тяжелых узах заточения, святитель сподобился небесного видения. К нему в камеру пришел его покойный отец предупредить о скорой кончине мученика. В средине июня архиерея перевели на пароход «Ока». Предчувствуя скорую гибель, владыка тихо сказал лоцману: «Передайте, раб крещенный, всему великому миру, чтобы обо мне помолились Богу». Ночью владыку Гермогена вывели из трюма наружу. До последней минуты старец творил молитву. Когда палачи перевязывали веревкой камень, он кротко благословил их. Связав мученика и прикрепив к нему на короткой веревке большой тяжелый валун, убийцы столкнули его в воду.
Чудесным образом Господь явил своего праведника – воды реки вынесли безжизненное тело праведника вместе с камнем на берег. Несмотря на то, что его тело находилось долгое время под водой, а потом и на свежем воздухе, тление не коснулось плоти святителя.
Святый мучениче, святителю отче наш Гермогене, моли Бога о нас.