Одиннадцать оттенков радости

27 августа 2021

Для того, чтобы радоваться смерти, сначала нужно научиться радоваться жизни. Без первого не наступит второе. А с умением радоваться у нас проблемы.

Успенский пост заканчивается праздником Успения Божией Матери. Для меня в названии праздника звучит не только оттенок успеха жизненного пути, не только успение для пробуждения в вечности, но и глагол «успеть». Успеть не только быть, но и стать. День смерти Божией Матери для нас стал праздником, смерть – поводом для радости. Для атеиста – это абсурд, для богослова – высочайшая цель.

Прийти к смерти, как к празднику и торжеству – означает попасть в самое яблочко успеха всей жизни. Еще задолго до прихода Христа в мир древние греки понимали философию как искусство подготовки к смерти. Но для того, чтобы радоваться смерти, сначала нужно научиться радоваться жизни. Без первого не наступит второе. А с этим у нас проблемы.

Потребность в радости у нас такая же, как и потребность в кислороде. Ведь неслучайно в полюбившейся многим из нас форме молитвенного чтения под названием «акафист» более ста раз повторяется слово «радуйся». Да и сама вера так же, как и Вселенная, получила свое бытие в результате большого взрыва радости от воскресения Христова. Теперь мы ее пытаемся, хоть и вяло, воспроизводить хотя бы раз в год – на Пасху. Вяло, потому что забыли, что такое настоящая радость в принципе.

День смерти Божией Матери для нас стал праздником, смерть – поводом для радости. Для атеиста – это абсурд, для богослова – высочайшая цель.

Раз в год, потому что все остальное время живем в унынии, которое нередко ошибочно называем покаянием. Что такое радость, помнит лишь где-то глубоко спрятавшийся у нас в груди ребенок, которым когда-то был каждый из нас. Но апостол Павел настаивает на том, что радость – это чувство, которое в принципе должно присутствовать в каждом христианине, как ежедневная данность (1Сол. 5:16). А если ее нет, то как же быть? Радость не джинн в волшебной лампе, сколько не три свое сознание убеждениями, что надо радоваться, радостнее от этого не становится. Даже если следовать рекомендациям вульгарного анти-акафиста А. Дельфинова «Радуйся»:

…Радуйся, что не горишь в радиоизлучении.

Радуйся, что ты не раб среди бесправных рабов.

Радуйся, что не орешь под пытками в заключении.

Радуйся, что не пухнешь от голода в чужих краях.

Радуйся, что изнутри не жрут тебя паразиты.

Радуйся, что не дрожишь от ужаса в кровавых соплях.

Радуйся, что не пляшешь, сдурев, в грязи ты.

Радуйся, что у тебя вообще есть хороший друг.

Радуйся, что ты не палач и не халтуришь на плахе.

Радуйся, что ты сейчас идешь на почту, а не куда-то…

Радуйся, постигая радость и волшебную простоту.

Радуйся, Саша, ты… достал уже всю канцелярию нашу.

Радуйся, ну, я не знаю…

Радуйся вот этому лежащему на солнце коту.

Мяу!

Радуйся… Или по асфальту тебя размажу!

Силой мысли, убеждением, уговорами невозможно заставить себя радоваться. Потому что радость – это чувство сердца, а не эмоция рассудка. Беда нашего времени в том, что жизнь мы стали отождествлять с действием, поступком, мыслью, в то время как она есть просто безостановочный дар Творца.

Мой кот в тысячи раз мудрее меня, когда, слушая и наблюдая на подоконнике за разными формами движения внешних объектов, он не воспринимает их как призыв или условие к какому-либо действию. Падающие листья за окном, бредущие куда-то по асфальтовой дорожке люди, перелетающие с ветки на ветку птицы – все они для него источник удовольствия и радости сами по себе. Хорошо ему на них смотреть. И вообще быть самому по себе, здесь и сейчас – для моего кота уже радость, даже без всякого личного контакта со всем этим многообразием форм, запахов и вкусов.

Все, что происходит вокруг и внутри нас самих – это и есть жизнь сама по себе, а не условия для каких-либо наших действий. Мы разучились чувствовать жизнь как дар, и в этом одна из причин нашего безрадостия. Просто жить, дышать, любить, смотреть на мир и удивляться ему мы уже не умеем.

Кто понял жизнь, тот больше не спешит,

Смакует каждый миг и наблюдает,

Как спит ребёнок, молится старик,

Как дождь идёт и как снежинки тают.

В обыкновенном видит красоту,

В запутанном – простейшее решенье,

Он знает, как осуществить мечту,

Он любит жизнь и верит в воскресенье.

Омар Хайям

26 августа 1921 года в Петрограде был расстрелян Николай Гумилев. С самой ранней юности этот человек зажег свою душу ярким факелом и сжигал ее без сожаления до самого конца. Беспощадно разрезая обыденность ножом вызывающего героизма, нередко авантюризма, и всегда бесстрашия, его душа искала чего-то настоящего, и сам этот поиск доставлял ему радость. Он знал, что где-то там, далеко-далеко, за всеми этими декорациями материальных условностей мира, есть то, ради чего стоит жить и чему можно радоваться.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Н. Гумилев

Но мы не видим этой изысканной красоты, не знаем «веселых сказок таинственных стран», потому что наша душа «слишком долго вдыхала тяжелый туман» и «верить не хочет во что-нибудь, кроме дождя».

Вторая причина нашей безрадостности в забвении того, что Бог создал этот мир и спас его. Когда-то радость от этой Благой вести была такова, что христианин мог с улыбкой идти в амфитеатр навстречу рыкающим зверям. Он знал тайну – весь мир и все, что в нем, создано Богом, для Бога, и все идет к Нему (Рим. 11:36). Но не знание было источником его радости, а любовь.

Больше всего эликсир радости разлит в творчестве сирийских аскетов. Исаак Сирин, который лишился кафедры, родины, стал изгнанником, рано ослеп, говорил о том, что лишь одна мысль о Боге наполняет его сердце такой любовью, что он не может стоять на ногах от опьянения этим чувством. Переводчикам с сирийского очень сложно найти в русском языке слова, которые могли бы передать то, о чем пишет в своих трудах Иосиф Хаззаия. А там мы находим одиннадцать слов, которые передают разные оттенки радости, притом следуют они в тексте одно за другим. Рассвет творчества сирийских аскетов приходится на период арабских завоеваний: вокруг – море крови, внутри – чувство наступающего конца света, сама их жизнь проходит в голоде, жажде, ежедневном риске быть убитыми фанатичными мусульманами. И при этом преизбыток радости. Что это?

Одна из причин нашей безрадостности в забвении того, что Бог создал этот мир и спас его. Когда-то радость от этой Благой вести была такова, что христианин мог с улыбкой идти в амфитеатр навстречу рыкающим зверям.

Вчитываясь в тексты, написанные этими людьми, делаешь простой и грустный по отношению к нам с вами вывод. Исаак Сирин учит о том, что на самом деле настоящая радость не имеет никакой внешней причины. Она не зависит ни от каких обстоятельств жизни. Заставлять себя радоваться глупо и даже кощунственно. Тогда откуда у них эта радость, которая была чуть ли не смыслом, целью и даже обязанностью жизни аскета? Оказывается, все просто – если ты открыл для себя Бога, то ты не можешь не радоваться. А если ты не радуешься, то это говорит лишь об одном – ты не знаешь Бога.

Иосиф Хаззаия пишет, что там, где Господь, там и радость, иначе быть не может. Любовь всегда одета в радость, в этом весь секрет. Эти люди относились к Богу, как к возлюбленному. Любили Его Самого, любили Его в Его творении, в других людях, жили этой любовью и были от этого счастливы. «Радость моя» – не есть уникальная особенность отношения преподобного Серафима Саровского к людям. В его словах суть и дух каждого православного святого.

Радость – это не то, что будет потом, а то, чем ты живешь сейчас. Если радости в вере не будет, то на ее место обязательно придёт страх, и он станет для нас источником непрекращающегося мучения. И никакая земная любовь не сможет обезболить нас от этой муки.

Я не прожил, я протомился

Половины жизни земной,

И, Господь, вот Ты мне явился

Невозможной такой мечтой.

Вижу свет на горе Фаворе

И безумно тоскую я,

Что возлюбил и сушу, и море,

Весь дремучий сон бытия;

Что моя молодая сила

Не смирилась перед Твоей,

Что так больно сердце томила

Красота Твоих дочерей.

Но любовь разве цветик алый,

Чтобы ей лишь мгновение жить,

Но любовь разве пламень малый,

Что ее легко погасить?

С этой тихой и грустной думой

Как-нибудь я жизнь дотяну,

А о будущей Ты подумай,

Я и так погубил одну.

Н. Гумилев «Я не прожил, я протомился»

Сегодня мы живем в разрушающемся мире. Он хрустит, рвется на части, крошится и стремительно стареет. Стареет и наше тело, внося в душу страдания и скорби. Тем не менее придёт время, когда Бог будет всяческая во всем (1 Кор.15:28). И то, что сейчас происходит с нами и с миром вокруг нас, есть действие Промысла Божьего, глубину которого нам постичь не дано. Поэтому сквозь страдания, слезы, боль мы учимся любить людей Христовой любовью. Ощущение единства друг с другом и с Богом, который содержит все в Своих руках и ведет только к одному Ему ведомой цели, есть источник вдохновения и надежды. А пока в нашей всеобщей, всечеловеческой боли находится точка сосредоточения нашей солидарности.

Третья причина нашей безрадостности в паническом страхе боли и страданий. А их-то как раз бояться никак не стоит.

Существует закон, давно открытый нам святыми отцами – любовь и радость вырастают из боли. А этой благодатной почвы у каждого из нас в достатке. Так не будем же отчаиваться, но поспешим и успеем вырастить на почве своих боли и страха божественные Любовь и Радость! И да поможет нам в этом Пресвятая Богородица.

Загрузка...