Столетняя война. Том II. Испытание огнем

Глава IX. Последняя кампания Эдуарда III. Договоры в Бретиньи и Кале, 1359–1360 гг.

Обширная равнина Шампани, лишенная естественных границ, пересеченная тремя великими речными долинами с прекрасными дорогами и судоходными путями, была открыта, как ни одна другая в Европе. Она была богата, с церковными городами и рыночными поселками, все еще наполненными богатством своих золотых XII и XIII веков. Шампань была одним из последних регионов, куда вторглись компании рутьеров, и одним из первых, откуда они были успешно изгнаны. Примерно в ноябре 1358 года наваррские гарнизоны Пикардии и Бовези начали распространяться в Лаонне и Суассоне по направлению к Реймсу. Первопроходцами были два человека с очень похожим происхождением. Одним из них был английский сквайр, известный французам как Рабигот Дюри, настоящее имя которого теряется в искажениях языка. Дюри находился на службе у короля Наварры не менее пяти лет. Он был одним из тех, кто вонзил свой меч в тело Карла де ла Серда в Л'Эгль в 1354 году. Совсем недавно он служил в наваррском гарнизоне в Моконсе. Его коллега, Роберт Скот, был еще одним английским авантюристом на наваррской службе. Он командовал английскими наемниками Карла Наваррского против жаков, а затем стал капитаном наваррского гарнизона Ла-Эрель в Пикардии. Эти два человека заключили соглашение о сотрудничестве, по которому они обязались делить расходы и прибыль от войны[663]. На определенном этапе они объединились с третьим капитаном, немцем по имени Франк Хеннекен, который, как считалось, был родом из Кельна, но на самом деле, вероятно, был из Эно, как и многие другие опустошители Шампани. Осенью 1358 года они собрали отряд из нескольких сотен человек, в основном англичан, пикардийцев и выходцев из Эно, и вторглись в долину Эсны.

На первых порах им сопутствовал успех. Дюри и Скот обосновались в замке Вайли, в нескольких милях вверх по течению от Суассона. В течение нескольких недель они захватили еще по меньшей мере пять замков в округе. Примерно на Рождество они завершили свои подвиги, ворвавшись эскаладой в замок Руси. Граф Руси, один из главных баронов Шампани, находился в замке со своей женой и дочерью. Его камергер был подкуплен, чтобы оставить стены без охраны. Этот знаменитый набег принес рутьерам 12.000 флоринов выкупа и большую крепость на реке Эсне в пятнадцати милях от Реймса, а также предоставил им прекрасную возможность еще больше расширить свои владения весной. На Пасху произошел еще один большой захват. Новый гарнизон под командованием Хеннекена был размещен в Сиссоне. Эти три замка, Вайли, Руси и Сиссон, послужили базой для грабежа замков и поместий вокруг Лаона и Суассона, а также для периодических набегов на сами города[664].

Почти в то же время более разношерстная группа искателей приключений проникла в Шампань с юга. Командиром здесь был другой житель Эно, Эсташ д'Обресикур. Семья Эсташа была тесно связана с Англией на протяжении многих лет. Его старший брат участвовал в осаде Кале и стал одним из основателей Ордена Подвязки. Сам он служил с принцем Уэльским в Гаскони и сражался при Пуатье. Обресикур был новичком в Шампани, но он объединил усилия с двумя партнерами, англичанином Питером Одли и немцем по имени Альбрехт, которые уже некоторое время находились в этом регионе. Альбрехт, вероятно, был Альбертом Штерцем, жестоким рутьером, который позже прославился как наемник в Италии и умер на эшафоте в Перудже в 1366 году. В это время он был капитаном замка Бланки Наваррской в Жье-сюр-Сен, в нескольких милях вверх по течению от Труа. Питер Одли, вероятно, был младшим братом великого сэра Джеймса, который сражался с принцем Уэльским при Пуатье. Согласно Фруассару, он был капитаном захваченной крепости Бофор на восточной границе Шампани. Эти три человека объединили свои силы в начале 1359 года и создали армию численностью около 1.000 человек[665].

Примерно в феврале или марте 1359 года они заняли Пон-сюр-Сен, небольшой рыночный город на южном берегу Сены, над которым возвышался замок графов Шампани XII века. Вскоре после этого они захватили гораздо более крупный город Ножан, расположенный неподалеку вверх по течению реки, где и основали свою штаб-квартиру. Отсюда весной они начали расширять свою территорию на север к реке Марна. Были разграблены Вертю и Эперне, значительные города с важными королевскими замками. Жители Вертю успели добраться до цитадели, "благородного и величественного жилища", и наблюдать с ее стен за разграблением своих домов. Но люди Эперне были застигнуты врасплох и в большом количестве убиты или взяты в плен. В Росне, резиденции другого королевского кастеляна, солдаты ворвались в церковь во время мессы, выхватили потир из рук священника и увели его за шиворот в плен. К концу апреля 1359 года Обресикур и его партнеры заняли несколько замков и поместий к югу и востоку от Реймса и объединились с гарнизонами Дюри, Скота и Хеннекена на западе. Как и в других частях Франции, успехи этих знаменитых и хорошо организованных компаний привлекли полчища подражателей. Очень немногие из них были англичанами, а некоторые даже французами. Большинство же были выходцами из Брабанта, Эно и Лотарингии, а также из княжеств немецкого Рейнланда. Жан Лебель, записывая последние страницы своей хроники в 1359 году, сообщил, что все графство Шампань от Ретеля на севере до Бар-сюр-Об на юге находилось в руках разбойников[666].

Вторжение в Шампань преподнесло ряд уроков как для рутьеров, так и для их врагов. Наиболее заметной особенностью операций компаний в Шампани была их тенденция объединяться в коалиции, располагавшие относительно большим количеством людей, способных не просто укрыться за стенами захваченных замков, но и вести бои с организованным противником. Когда молодой сеньор де Куси повел своих сторонников и отряд немецких наемников против гарнизона Вайли, рутьеры выступили против них в поле. Наемные немцы быстро перешли на сторону врага, а остальные бежали, спасая свои жизни. У графов Руси и Порсьена получилось еще хуже, когда они попытались изгнать Франка Хеннекена из Сиссона с войсками, набранными большей частью на улицах Лаона. Большая часть их армии бежала, а оба командира были пленены, причем в случае с Руси — второй раз за полгода[667]. Но значительная численность этих компаний не всегда была преимуществом. Несколько сотен человек, осажденных в тесном замке, могли очень быстро истощить запасы, не имея достаточных сил, чтобы противостоять многочисленному врагу в поле. Оптимальный размер армии рутьеров был либо очень маленьким, как у гасконских отрядов, процветавших на юго-западе и в Оверни, либо огромным, как у Протоиерея или Роберта Ноллиса, или у больших разбойничьих отрядов 1360-х годов. Большинство компаний решали эту дилемму, занимая три или четыре замка на расстоянии дневного перехода друг от друга и объединяя свои силы, когда требовалось снять осаду или встретить врага в поле. Дюри, Скот и Хеннекен занимали как минимум три крупные крепости и несколько мелких, и в любой момент могли перебросить свои войска из одной в другую в зависимости от перспектив получения добычи и опасности уничтожения. Эта тактика работала достаточно хорошо там, где оборона была слабой и локализованной. Но там, где она могла использовать войска, набранные на большей географической территории, компании быстро оказывались в проигрыше: слишком большие, чтобы долго продержаться в блокированной крепости, и слишком маленькие, чтобы сражаться с врагами в поле. Именно это произошло в Шампани в 1359 году.

Королевскими лейтенантами в провинции были два чужака. Жан де Шалон, сеньор Арле, был одним из главных баронов имперского графства Бургундия. Его коллега, лотарингец Анри, граф де Водемон, был опытным военачальником, который в начале года сыграл главную роль в успешной обороне Труа от банд Роберта Ноллиса. Они могли использовать большие силы пехоты разного качества из городов и меньшие силы дворянской конницы. Кроме того, они заключили сделку с офицером герцога Лотарингского по имени Брокар де Фенетранж, который обязался поставить наемную армию в 500 человек в обмен на единовременную сумму в 100.000 экю, выплата которой была обеспечена залогом из трех замков, принадлежащих графу де Водемон. Еще один отряд поменьше был нанят у графа де Бар. Все эти войска собрались в долине Сены, к востоку от Труа, в июне 1359 года. Их поддерживало большое количество пехоты и некоторое количество жителей из города Труа во главе с епископом, а общая численность, по-видимому, составляла от 2.000 до 3.000 человек[668].

Первой целью был штаб Эсташа д'Обресикура в Ножан-сюр-Сен. Обресикур не хотел рисковать тем, что его будут брать измором в Ножане. Поэтому он собрал своих людей из периферийных гарнизонов, всего около 600 или 700 человек, и, оставив Ножан под командованием одного из своих лейтенантов, отступил вниз по Сене. 23 июня 1359 года он нашел хорошую оборонительную позицию у Бре-сюр-Сен, примерно в пятнадцати милях вниз по течению от своего штаба. Здесь он, следуя английской тактике, расположил своих людей в пешем строю на возвышенности в винограднике, где ряды лоз могли сбить темп движения вражеской кавалерии. Хотя отряд Обресикура значительно уступал в численности противнику, он был уверен в победе. Но победить ему не удалось. Лейтенанты грамотно использовали свое превосходство в численности. Они разделили свою армию на три баталии и атаковав людей Обресикура сразу с нескольких сторон и наголову разгромили их. Большое количество рутьеров было убито. Тех, за кого можно было получить выкуп, захватили в плен. Среди них был и сам Обресикур[669].

После битвы жители Труа вернулись в свой город. Водемон же вместе с оставшимися войсками отправился на север и присоединился к новой армии, собранной архиепископом и капитаном Реймса. Как и в долине Сены, они направились прямо к самому большому гарнизону рутьеров в регионе, который было легче всего взять измором: гарнизон Франка Хеннекена в Сиссоне. Дюри и Скот изо всех сил старались облегчить положение своего коллеги, но у них не хватило сил, и они были вынуждены отступить. В конце концов, Хеннекен сдался на условиях капитуляции после осады, длившейся около месяца. Дюри капитулировал через три недели после этого а Вайли был оставлен рутьерами через несколько дней. По условиям капитуляции рутьерам и их капитанам было позволено уйти под конвоем. Но простые люди не желали этого. Они набросились на рутьеров, когда те уходили, и убили всех, кого смогли. Хеннекена, вызвавшего особую ненависть, повели на казнь на рыночной площади в Реймсе. Его с огромным трудом удалось отбить только благодаря дворянину, который пообещал ему сохранить жизнь[670].

Эта короткая, но очень эффективная кампания очистила от всех крупных вражеских гарнизонов долины Эсны и Марны. Обресикур был доставлен в Труа, где, как и Хеннекен, едва избежал линчевания. Его продержали в плену несколько недель, пока он искал выкуп. Скот вернулся в Пикардию, откуда он приехал. Дюри покинул регион, несомненно, перебравшись в Пикардию. Альбрехт вернулся в Жье. Об Хеннекене больше ничего не было слышно в Шампани, хотя он вновь появился несколько лет спустя в Бретани. Питер Одли вышел из партнерства с Обресикуром незадолго до битвы при Бре, забрав 60.000 мутондоров в качестве своей доли прибыли. Он попытался продолжить дело самостоятельно. Через несколько недель после этого он со своей компанией ночью взобрался на стены Шалон-сюр-Марн и ненадолго занял часть города, после чего был выбит гарнизоном. Это знаменитое, но совершенно неприбыльное предприятие стало последним заметным подвигом в его карьере. Одли разместил награбленное у банкиров Мехелена и Слейса и умер в своей постели в Бофоре в начале 1360 года. Гарнизон Пон-сюр-Сен продержался еще несколько месяцев, пока весной 1360 года его капитан Жан де Сегюр не отправился в Труа для переговоров о сдаче города. Епископ Труа выделил ему охрану, но как только весть о его присутствии распространилась по городу, у епископского дворца собралась разъяренная толпа, требующая его крови. "Убейте его! Убейте его!", — кричали люди. В конце концов, они ворвались внутрь и потащили его прочь, чтобы зарезать на улице. Единственным заметным лицом выжившим в этой кампании был Брокар де Фенетранж, который поссорился со своими нанимателями, как и многие ему подобные, и по тем же причинам. Лейтенанты не смогли собрать деньги на выплату его гонорара. В результате он захватил несколько замков и начал собственную грабительскую кампанию, которая продолжалась до тех пор, пока его расходы не были окончательно погашены в начале следующего года[671].

Компании, вторгшиеся в Шампань, были большими и хорошо организованными, а среди их лидеров были одни из самых опытных профессиональных солдат, действовавших во Франции. Интересен вопрос, почему они были так быстро и полностью разбиты, в то время как в других регионах меньшие по численности группы сметали все на своем пути. В какой-то степени заслуга здесь принадлежит отдельным людям: двум лейтенантам, епископу Труа, архиепископу и капитану Реймса. Но столь же энергично представители власти могли действовать и в других местах. Главное объяснение заключается в том, что устойчивость исторических провинций Франции перед лицом этих вторжений во многом зависела от их политических традиций: от их социальной солидарности, от готовности их жителей прийти на помощь другому округу до того, как они сами подверглись нападению, а также от их способности организовать и оплатить военную кампанию. Критическим моментом был период сразу после вторжения. Как только рутьеры достигали значительной степени проникновения, масштабов разрушений обычно было достаточно, чтобы предотвратить любой скоординированный ответ. Налоговая база была уничтожена. Никто не осмеливался покинуть свой район. Институты власти провинции быстро переставали функционировать. Фактическое исчезновение центрального правительства в конце 1350-х годов показало, в чем заключалась реальная сила французского общества. Древние провинции, сохранившие часть своей автономии и институтов власти за время полуторавекового экспансивного королевского правления, преуспели гораздо больше, чем те, которые были полностью подчинены бальи и чиновникам короля. В таком слабом и разнообразном регионе, как Овернь, попытка организовать оборону в провинциальном масштабе потерпела крах в течение нескольких недель. В Лимузене она провалилась почти сразу. Иль-де-Франс с его давней традицией подчинения короне почти провалился в своей собственной обороне. Для сравнения, Шампань, как и Лангедок, была провинцией густонаселенных городов, связанных между собой тесной сетью местных союзов. Еще в середине XIII века она обладала значительной степенью политической автономии. И, хотя с тех пор она стала владением королей Франции, она сохранила многие свои древние институты власти, а также сильную политическую идентичность, которая была продемонстрирована во время восстаний 1314 и 1315 годов и совсем недавно на собраниях провинциальных Штатов во время кризиса 1358 года.

Роберт Ноллис покинул Осерруа в конце апреля 1359 года и вернулся на свою базу в Шатонеф-сюр-Луар, за ним следовали обозы с добычей и длинные вереницы пленников, среди которых было много женщин и детей. Его следующее великое предприятие планировалось начать в новом году. Уже в феврале 1359 года компании, действовавшие в Берри и Ниверне, начали собираться в Шатонеф на праздник. Их лидерами были Джон Уолдбоф и Джек Уин. Уолдбоф был чеширцем (как и Ноллис), который до этого командовал гарнизоном Корволь-л'Орже в Ниверне. Он уже был известен как человек, захвативший Протоиерея предыдущей осенью. Уин, колоритный валлиец, называвший себя Poursuivant d'Amours (Последователь любви), недавно продал за выкуп свои владения в Ниверне и искал новых возможностей в другом месте. В последующие недели к ним присоединились несколько английских капитанов из других частей Франции. Одним из них был Хью Калвли, родственник и соратник Ноллиса в Бретани, который последний год служил Филиппу Наваррскому[672]. Во второй половине мая 1359 года все эти компании объединились с людьми самого Ноллиса и начали поход на юг. Эта армия в основном состояла из англичан и бретонцев, конечной целью которой, как и у Протоиерея двумя годами ранее, была долина Роны.

Маршрут Ноллиса определялся наличием сильной обороны в различных провинциях на их пути. Дороги вверх по долине Луары к Форезу и Лионне были перекрыты армией из Божоле и Бресса. Поэтому Ноллис двинулся вверх по долине реки Алье, через Бурбонне, в направлении Оверни. В конце мая он достиг Сен-Пурсен, процветающего обнесенного стеной города, расположенного в анклаве графства Овернь на юге Бурбонне, где находился главный королевский монетный двор центральной Франции. Согласно отчетам, дошедшим до графа Пуатье, общая численность армии Ноллиса на этом этапе составляла около 4.000 человек[673].

За оборону Оверни в конечном итоге отвечал граф Пуатье, но он находился далеко на юге. Ведение дел находилось в руках его заместителя, молодого герцога Бурбонского, и королевского капитана Гуго де Ла Рош. И ни один из них не смог ничего сделать. Они были парализованы развалом механизма сбора налогов и вечным соперничеством местных баронов и не имели в своем распоряжении ни войск, ни денег. И тут, инициатива перешла к нетрадиционному военному подрядчику Тома де Ла Маршу прозванному Бастардом Франции. Тома был плодом внебрачной связи, которая произошла примерно за сорок лет до этого, Филиппа VI и Беатрисы де Ла Берруар или Карла IV и одной из придворных дам (точно неизвестно). До недавнего времени он избегал своей семьи и провел свою юность как отъявленный авантюрист, сражаясь на службе других государей на Кипре, в Леванте и в Италии. Хотя ранее он не был связан с Овернью, в предыдущем году Дофин пожаловал ему важное владение Нонетт, к югу от Исуара. В конце апреля 1359 года он стал лейтенантом герцога Бурбонского. Тома де Ла Марш не получил почти никакого содействия от местной знати, которая считала его амбициозным чужаком, и очень мало от городов, которые были больше заинтересованы в защите своих стен, чем дальних границ провинции. 24 мая 1359 года Штаты Оверни, собравшиеся в Клермоне, склонились к тому, чтобы предоставить ему небольшой отряд латников и лучников. И это было все. С этими людьми Тома отправился на север и основал свой штаб в Сен-Пурсен, за три дня до прибытия армии Ноллиса[674].

Англичане не собирались втягиваться в длительную осаду города и разграбив предместья Сен-Пурсен двинулись на юг, к равнине Лимань и крупным городам Риом, Клермон и Монферран. К западу от Клермона они основали новый штаб в крепости Пон-дю-Шато на вершине скалы, которая стояла над главной дорогой из Лиона и контролировала единственный мост через реку Алье между Муленом и Бриудом. Здесь Ноллис объединил свои силы с гасконскими бандами Бертуки д'Альбре, уже действовавшими в этом регионе. Они рыскали вокруг трех городов, ожидая удобного момента. Риом обратился за помощью к королевскому капитану, но тот ничего не мог сделать. Его ответ был таков: "Вооружения есть, финансов нет". Тома де Ла Марш прислал все, что мог выделить. Но в самой Оверни ему не удавалось набрать войск даже за хорошие деньги. В результате, он был вынужден оставить своих подчиненных добиваться успехов в провинции, а сам отправился набирать войска в других местах, в Бургундии, Брессе и Маконне[675].

К середине июня 1359 года армия Ноллиса начала распадаться. Разочарование из-за отсутствия добычи, вероятно, было главным фактором. Капитаны Ноллиса не были заинтересованы в войне, которую сеньоры д'Альбре и их гасконские отряды успешно вели в Оверни с 1356 года. У них не было ни времени, ни желания постепенно истощать ресурсы провинции, занимая разрозненные замки с небольшими гарнизонами и облагая население налогами год за годом. Целью Ноллиса были не дороги или деревни, а большие города, обнесенные стенами, которые только и могли дать добычу, чтобы быстро удовлетворить его орду. Но горожане Оверни были закалены двухлетним опытом партизанской войны и были чрезвычайно бдительны. Хью Калвли был первым из конфедератов Ноллиса, кто отделился от него. Его отряд двинулся на юг с примерно 1.000 всадников. 17 июня 1359 года кавалькада миновала Исуар. В Тулузе граф Пуатье с тревогой изучал отчеты, а его офицеры строили догадки о конечной цели набега. Предполагалось, что рутьеры могут направиться на юго-запад в Руэрг или на восток в долину Роны. В итоге армия Калвли повернула на юго-восток, преодолев более 60 миль по труднопроходимой местности, и без внезапно появилась в Веле. 20 июня 1359 года сообщалось, что они находятся в двенадцати милях от Ле-Пюи[676].

Вторжение в Веле представляло собой серьезную угрозу безопасности нижней Роны. На восточном берегу реки, в папских владениях и Провансе, власти были охвачены паникой[677]. Лангедок, однако, был хорошо подготовлен. В конце марта 1359 года, как только поступили первые сообщения о планах Ноллиса, в Монпелье собралась необычайно большая ассамблея, представлявшая три сословия всех семи сенешальств. Делегаты были напуганы и согласились на ряд чрезвычайных мер, включая временное введение ненавистного габеля. Механизм сбора налогов и призыва на военную службу в Лангедоке был далек от совершенства, но он работал эффективнее, чем в любой другой части Франции. В течение весны и лета 1359 года во всех главных городах были сделаны крупные займы под будущий доходы от габеля, и было набрано много войск[678].

Сенешалем Бокера был Жан Бернье, энергичный королевский офицер, который был прислан из Парижа предыдущей осенью, чтобы возглавить оборону. Как только до него дошли новости о вторжении Калвли, он отправился на север с войсками своего сенешальства, чтобы освободить Ле-Пюи. К началу июля 1359 года Бернье уже создал передовую базу в Алес, недалеко от северных границ своего сенешальства, где вечнозеленые заросли Гаррига уступали место гранитным предгорьям Севенн. Там к нему присоединились виконт Нарбонский с войсками сенешальства Каркассон и Жан, сын графа Арманьяка. Тем временем Тома де Ла Марш вернулся на север Оверни с наемным отрядом из 700 латников и 2.000 пехотинцев, набранных в соседних провинциях. Это было выдающееся достижение для человека, не имевшего в своем распоряжении никаких средств. Люди были набраны исключительно в долг. В начале июля 1359 года Тома находился в Сен-Пурсен, обращаясь к общинам Оверни с просьбой о предоставлении еще 400 латников[679].

Дальнейший ход событий приходится собирать по крупицам из бессвязных фрагментов свидетельств. Возвращение Тома де Ла Марша со значительной армией поставило оставшиеся в Оверни компании в крайне невыгодное положение. Похоже, что в ответ на это отряды Ноллиса оставили свои позиции вокруг Риома и Клермона и разделились, по крайней мере, на две группы. Уолдбоф и Уин направились на восток вдоль Лионской дороги в Форез, богатую и еще не разграбленную провинцию, которая практически ни кем не оборонялась. Именно их отряды через несколько дней захватили Монбризон, столицу провинции. Этот город не имел стен и, должно быть, не сопротивлялся. Но даже если его взятие не было великим подвигом, оно дало рутьерам их первую добычу[680]. Сам Ноллис отправился на юг, следуя по следам Калвли. Примерно в середине июля 1359 года они объединились в Веле. Осада Ле-Пюи, продолжавшаяся около трех недель, завершилась быстро и кроваво. Рутьеры ночью взобрались на стены и захватили ворота. На улицах началась страшная резня. Некоторые жители пытались сражаться с захватчиками и были безжалостно изрублены профессиональными вояками. Другие были убиты при бегстве или сломали себе шею или утонули, пытаясь перебраться через стены[681].

У англичан было мало свободного времени, чтобы насладиться своим завоеванием. Им грозила опасность оказаться между двумя вражескими армиями. В последние десять дней июля Тома де Ла Марш начал продвигаться на юг от Сен-Пурсен. Его армия быстро пересекла Овернь и оказалась в Веле в тылу захватчиков. По мере ее приближения англо-гасконцы отступали на юг. Их маршрут неясен, но вероятно, что они направлялись к Роне по долине реки Ардеш. 29 июля 1359 года сообщали, что они направляются в Авиньон, и находятся примерно в тридцати пяти милях от города. Здесь путь им преградила армия Лангедока. Нервы рутьеров не выдержали и они разделившись и повернули назад. Ноллис пробился через Лимузен с половиной армии. Компании Калвли и д'Альбре, всего около 900 человек, двинулись на север, преследуемые армией Лангедока[682].

В начале августа 1359 года армия Лангедока соединилась с войсками Тома де Ла Марша, который принял командование объединенными силами. Где-то недалеко от Ле-Пюи Калвли оказался зажат в угол значительно превосходящей французской армией. Он расположил своих людей по примеру принца Уэльского при Пуатье и Эсташа д'Обресикура при Бре, на склоне холма, засаженного виноградниками. Прошел целый день, пока каждая из сторон ждала, когда противник нападет первым. На следующий день французы продвинулись почти вплотную к английской линии. Произошла короткая, безрезультатная стычка между несколькими людьми с каждой стороны. Ближе к вечеру виконт Нарбонский высказался за общую атаку. Но Жан Арманьяк разделял недоверие своего отца к полевым сражениям. Он был за то, чтобы подождать до следующего дня. Ночью люди Калвли свернули свой лагерь и скрылись[683].

Великая компания Ноллиса потерпела неудачу в походе в Лангедок по тем же причинам, что и захватчики Шампани. Они были слишком многочисленны, чтобы прятаться за стенами захваченных замков, но недостаточно сильны, чтобы сражаться в поле против армии, собранной с обширной территории Лангедока и провинций Соны. К осени 1359 года практически все отряды, которые летом вторглись в Овернь и Лангедок, исчезли. Ноллис вернулся в Бретань. Калвли вновь появился в западном Берри, где он разместил гарнизоны в долине реки Эндр. Джек Уин вернулся на Йонну, чтобы присоединиться к своим друзьям в разграблении Осерруа. О Уолдбофе больше ничего не было не слышно. Остались только гасконцы и отряды Тома де Ла Марша. Все они вернулись в Овернь, первые — чтобы возобновить грабительскую войну на холмах, вторые — чтобы представить отчеты о проведенной кампании и получить оплату. Овернские Штаты были не более способны рассчитаться с ними, чем лейтенанты в Шампани с Брокаром де Фенетранжем. Они послушно собрались в июле, чтобы проголосовать за введение подымного налога по завышенной ставке в один экю с домохозяйства. Собрать его не удалось. Это был вопрос не столько сопротивления налогоплательщиков, сколько истощения. Комиссары, назначенные для сбора денег, давали те же объяснения должностным лицам Штатов: военный ущерб, дезертирство, чума, административный коллапс. В декабре 1359 года войска Тома де Ла Марша все еще находились в провинции в ожидании жалованья и угрожали мятежом[684].

Второй большой шевоше Ноллиса, несомненно, принес лично ему деньги, но он был гораздо менее прибыльным, чем первый. Большинство более скромных солдат из его команды, должно быть, были разочарованы своей добычей. Такой счастливчик, как восемнадцатилетний Жак Дюпре, мог заработать шестьдесят флоринов за несколько месяцев, в основном грабя большие монастыри Оверни. Это было эквивалентно заработку мастера-строителя за два года. Другие, которым не удалось захватить богатых пленников или оказывались в критические моменты в неподходящем месте, не зарабатывали почти ничего. Жоффруа Сабатье, ученик сапожника из Обиньи-сюр-Нер в Берри, был похищен гасконским капитаном в возрасте шестнадцати лет и служил в его отряде более года. Его кормили, поили и одевали, но когда он дезертировал, ему нечем было похвастаться, кроме двух низкосортных лошадей стоимостью пять франков каждая, а также одного экю Филиппа VI и флорина из Флоренции. Его состояние было, вероятно, более типичным, чем у Дюпре. По словам английского хрониста Найтона, награбленного в Ле-Пюи было достаточно, чтобы обогатить самого незначительного человека в армии. Но он, вероятно, сильно преувеличивал. Самая ценная добыча ускользнули от рутьеров. Городской собор, одна из величайших святынь Девы Марии во Франции, наполненный сокровищами четырех веков благочестия, располагался на холме и был защищен собственными стенами, которые налетчики так и не смогли преодолеть[685].

Весной 1359 года позиции Карла Наваррского на севере Франции начали рушиться. Этот процесс начался в Пикардии, где находились его самые сильные сторонники и самые большие гарнизоны. Жан де Пикиньи, главный приверженец Карла, умер весной в Эврё. Говорили, что в последние недели жизни он впал в безумие, грыз свои руки и задушил собственного камергера. Пока он агонизировал, пикардийцы и нормандцы объединили свои силы, чтобы изгнать его гарнизоны. Сен-Валери в устье Соммы сдался около 21 апреля 1359 года. Гарнизон, состоявший из англичан и наваррцев, выдержал почти месячную осаду, а затем торговался за свою жизнь, пока наконец не закончилась вода. Несмотря на приказы своих командиров, разъяренные толпы пеших солдат отделились от французской армии и обрушились на англичан и наваррцев, когда их переправляли через Сомму. Более ста из них были линчеваны. В мае, через несколько дней после падения Сен-Валери, гарнизон Жана де Пикиньи в Моконсе на Уазе ушел из замка получив выкуп, а жителей Нуайона своими руками снесли его стены. В результате Пуа, расположенный к западу от Амьена, и Ла-Эрель возле Мондидье остались единственными значительными гарнизонами в Пикардии, которые еще держались на стороне короля Наварры[686].

Филипп Наваррский сделал все возможное, чтобы сохранить позиции своего брата. Он выступил из Манта с армией, состоящей в основном из англичан, но слишком поздно, чтобы спасти Сен-Валери. В течение следующих шести недель он проводил шумные военные демонстрации вдоль долины Соммы и в западной Шампани, набрасываясь на потерявшие бдительность гарнизоны и умело уклоняясь от контратак противника. Филиппу, безусловно, удалось выставить дураками коннетабля и адмирала Франции, командовавших обороной. Они больше боялись городских радикалов среди собственной пехоты, чем англичан и наваррцев с другой стороны. Но Филипп мало чем мог похвастаться, когда вернулся в Нормандию в начале июня 1359 г.[687] По мере того, как поддержка короля Наварры ослабевала, Дофин обретал уверенность. В рядах его советников вновь стали появляться старые антинаваррские офицеры его отца: авторитарный Симон Бюси, специалисты по чеканке монет Жан Пуалевилен и Николя Брак, а также другие репрессированные за коррупцию лица начала правления Иоанна II. Великий союз радикальных реформаторов, богатых городов и сторонников короля Наварры распался. В мае 1359 года на сессии Генеральных Штатов Дофин восстановил в должности всех министров, привлеченных к ответственности Штатами в 1357 году. Ни один делегат не протестовал[688].

Как только Генеральные Штаты разошлись, Дофин осадил Мелён. Как он набрал для этого армию и заплатил ей, далеко не ясно. Похоже, что она состояла в основном из людей, выведенных из гарнизонов Нормандии и Иль-де-Франс, дворян, бесплатно служивших один месяц, который их представители обещали при закрытии Генеральных Штатов, и итальянских арбалетчиков, нанятых городом Парижем. Дофин разместил свой штаб в разрушенном цистерцианском монастыре Лис, в полутора милях к западу от стен города и построил большой укрепленный барбакан на главной дороге из Мелёна в Парижа. Из арсенала в Лувре была доставлена на барже артиллерия, включая две большие пороховые пушки. Люди Дофина неоднократно штурмовали островную цитадель, совершая великие подвиги личного героизма, но гарнизон каждый раз очень удачно отбивался. Через месяц после начала осады армия Дофина обложила островную крепость с двух берегов Сены, но не приблизилась к ее захвату[689].

Обе стороны в этой все более бессмысленной гражданской войне теперь мало обращали внимания на события в других странах. Давно обещанное вторжение Эдуарда III во Францию должно было начаться в августе. Уолтер Мэнни открыто собирал войска на северных границах королевства, в Эно и соседних провинциях Германии и Нидерландов. В портах Слейса и Брюгге находились агенты правительства Эдуарда III, приказывая английским кораблям немедленно вернуться на военную службу, а другие закупали огромное количество товаров на рынках Фландрии. На своем собственном острове английские министры предпринимали решительные попытки скрыть свои приготовления от большого сообщества французских пленных, чиновников и дипломатов, которые теперь почти постоянно проживали в Лондоне. 5 июля 1359 года всем французам (кроме пленников) было приказано покинуть пределы королевства. Сами пленники были вывезены из столицы и распределены по большому количеству крепостей в средней Англии и западных графствах. Король Иоанн II, чей двор насчитывал более семидесяти человек, полностью состоявший из французов вплоть до прачки, был вынужден отправить почти половину из них домой. В конце месяца его перевезли под строгой охраной в замок Сомертон, где его переписка контролировалась, караулы были удвоена, а у каждого входа стояли вооруженные стражники. Но все было бесполезно. По сообщениям, французские шпионы обосновались в Лондоне и на юго-востоке страны. Некоторые из них, по-видимому, были англичанами, натурализованными во Франции, которых обнаружить было практически невозможно. Напряженность военного времени, несомненно, затруднило их сношения с континентом, но кто-то, несомненно, "исключительно надежный и хорошо осведомленный", к началу июля раскрыл все планы Эдуарда III Дофину и снабдил его точным списком городов на которые англичане предполагали напасть[690].

Король Наварры был полон решимости договориться с Дофином, а продолжающееся сопротивление Мелёна давало ему возможность торговаться. 26 июля 1359 года он собрал "огромную компанию" в Манте на Сене, номинально для освобождения Мелёна, а на самом деле для поддержания своего шаткого положения за столом переговоров[691]. Его представители уже торговались с советниками Дофина. К концу июля 1359 года они пришли к предварительному соглашению о том, что Карл принесет Дофину оммаж, а взамен получит все, чем владел на момент начала военных действий, плюс 600.000 экю, которые будут выплачены частями в течение двенадцати лет, и земельные владения с доходом в 12.000 ливров в год. Эти условия были в принципе приемлемы для Дофина и его Совета. После некоторого убеждения они стали приемлемы и для вечно недоверчивых парижан, которые к этому времени составляли главную опору правительства Дофина. Оставалось решить проблему точного местоположения земель, которые должен был получить Карл, — вопрос исключительно деликатный для человека, который больше заботился о статусе, чем о доходах. Карл Наваррский хотел получить все виконтства Фалез, Байе, Ож и Вире. Это дало бы ему компактный домен, включающий большую часть Нижней Нормандии. Но советники Дофина не согласились.

Днем 19 августа 1359 года свояки встретились впервые за полтора года. Местом встречи была выбрана безлесная равнина к западу от королевской крепости Понтуаз, где устроить засаду было невозможна, а сорок вооруженных людей были достаточным отрядом телохранителей. С обеих сторон в отдалении находилось большое количество войск. Произошел обмен заложниками и оба принца вместе поехали обратно в Понтуаз. Но, несмотря на целый день споров, их советники так и не смогли прийти к согласию по жизненно важному вопросу. Дофин послал графа Этампа в апартаменты Карла, чтобы сообщить ему, что его требования не могут быть удовлетворены и если он будет упорствовать, его попросят удалиться из Понтуаза, и никакого мира не будет. Все считали, что переговоры провалились. В ходе своей бурной жизни король Наваррский часто удивлял своих современников, но мало что удивило их больше, чем способ его примирения с Дофином. На следующее утро король Наварры созвал советников Дофина в свои личные покои. Он сказал им, что королевство находится на грани гибели и конечно, два принца, которые были так тесно связаны семейными узами, не должны безучастно наблюдать за тем, как страну разрывают на части. Карл заявил, что ему не нужны деньги и никакие земли, кроме тех, что у него были раньше, он лишь желает исполнить свой долг перед Родиной. И без сомнения, если он выполнит его хорошо, то будет достойно вознагражден. Все это, сказал он им, он охотно повторит публично.

Советники Дофина не могли поверить своим ушам. Они отправились на улицы Понтуаза, чтобы пригласить свидетелей. В конце дня горожане собрались в большом зале замка, чтобы услышать, как король Наварры повторил свое заявление перед всем миром. Карл Наваррский объявил, что прикажет своим гарнизонам покинуть замки, которые они занимали с начала гражданской войны и принял от Дофина символические дары мира в виде вина и пряностей. Естественно, возникло множество догадок о мотивах короля Наварры. Некоторые из присутствующих решили, что его коснулся Святой Дух. Некоторые приняли его заявление за чистую монету. Некоторые заподозрили подвох. В Авиньоне была выдвинута теория о том, что за всем этим стоит король Англии, полагая, что Карл нанесет больший ущерб правительству Франции изнутри. Истина, вероятно, была довольно проста. Как только король Наварры понял, что Дофин не отдаст ему четыре виконтства Нижней Нормандии, он предпочел отложить территориальное урегулирование до тех пор, пока не окажется в более выгодном положении, чтобы навязать противнику то, что будет выгодно. Как и почти все во Франции, Карл Наваррский считал, что силы Эдуарда III больше, чем они были на самом деле и ему ничего не стоит уничтожить династию Валуа. Итак, 1 сентября 1359 года Дофин и король Наварры бок о бок проехав по улицам Парижа, вместе пировали в Лувре[692].

Капитуляция короля Наварры в Понтуазе никак не повлияла на действия компаний рутьеров и была проигнорирована многими из его собственных сторонников. В Нижней Нормандии англичане были временно лишены возможности пользоваться Шербуром, который находился под твердым контролем Карла. Но они не теряя времени заняли альтернативные порты, чтобы обезопасить свои морские коммуникации с Англией. Сэр Томас Холланд, капитан Эдуарда III в Сен-Совер-ле-Виконт, занял прекрасную гавань в Барфлере на северо-востоке полуострова Котантен, превратив приходскую церковь в крепость. Другие офицеры английского короля взяли под контроль порт Онфлёр сменив международную банду, которая занимала его от имени короля с 1357 года. Но эти меры предосторожности оказались в значительной степени излишними. Даже в самом сердце владений Карла в Котантене его наваррские солдаты сохраняли тактический союз с англичанами и служили своим собственным интересам, как они это делали всегда. Брат Карла, Филипп, который был их прирожденным командиром, отказался признать мир с Дофином и остался на службе у короля Англии[693].

В Пикардии, Па-де-Ко и в Иль-де-Франс Карл приказал всем гарнизонам, владеющим городами и замками от его имени, сдать их Дофину. Некоторые из них подчинились. Как правило, это были небольшие и более изолированные гарнизоны. Один или два не подчинившихся были взяты силой. Пуа в Пикардии, который уже находился в осаде, был выкуплен. Гарнизон Джеймса Пайпа в Эперноне был захвачен врасплох в конце года. Его дозорные обленились от мирной жизни. И враг проник в замок по приставной лестнице через окно и схватил знаменитого капитана в его постели. Но эти места были исключением, а все крупные гарнизоны проигнорировали приказ короля Наваррского и упорно держались за свои крепости. Те, в которых были большие английские контингенты, просто объявили, что держат их для короля Англии, поскольку срок его перемирия с Францией истек. К ним относились Ферте-су-Жуарр на Марне и крепость Ла-Эрель, последний из гарнизонов Жана де Пикиньи в Пикардии. Карл Наваррский не смог даже добиться сдачи Мелёна. Его капитан, Мартин Энрикес, прямо в лицо отказался выполнять приказы Карла. В итоге был достигнут компромисс, согласно которому гарнизону разрешили остаться в цитадели и взимать пошлины за проезд по Сене на срок, достаточный для погашения задолженности по жалованию. В итоге наваррцы оставались там более года[694].

Как и следовало ожидать, особые трудности возникли в Крей. Джон Фотерингей презрительно отказался от 6.000 золотых ройалдоров, которые Париж собрал, чтобы выкупить город. Его гарнизон, который всегда был одним из самых больших во Франции, недавно пополнился солдатами, изгнанными из англо-наваррских гарнизонов Пикардии и Бовези. К нему также присоединилось несколько авантюристов на службе короля Наварры, таких как капталь де Бюш, которым теперь пришлось искать острых ощущений и прибыли в других местах. В ноябре 1359 года пришлось заплатить Фотерингею и его друзьям 24.000 ройалдоров за отъезд, плюс по 2.000 ройалдоров каждому из двух его главных лейтенантов. Гарнизон разделился на несколько небольших групп, каждая из которых подчинялась выбранному капитану. Но они не ушли далеко. Сам Фотерингей был впущен в замок Понт-Сент-Максен в восьми милях вверх по течению от Крея группой английских военнопленных, находившихся там в заключении. Гасконский контингент из Крея последовал за капталем де Бюшем и в ночь на 18 ноября 1359 года захватил большой замок Клермон-ан-Бовези в 10 милях к западу от Крея став использовать его как базу для новых грабежей. "На всем протяжении Амьенуа и Бовези мы брали города и замки один за другим, — рассказывал Фруассару много лет спустя пожилой соратник капталя, — поистине, мы были владыками полей и рек и сколотили чудесные состояния"[695].

Дальше на юг, в регионах, где король Наварры никогда не имел значительного количества сторонников, его примирение с Дофином не имело никакого значения. В провинциях средней Луары юрисдикция офицеров Дофина ограничивалась обнесенными стенами городами и их ближайшими пригородами. В Орлеанне бретонским компаниям удалось оккупировать большую часть сельской местности. Жители крупных городов бессильно наблюдали за происходящим со стен, а жители более мелких вынуждены были нанимать для защиты собственные отряды бретонцев. Турень, которая более-менее устояла во время вторжения 1358 года, была охвачена новой волной гасконских разбойников, проникших в регион с юга из Пуату. Первой и главной из них была большая и высокоорганизованная компания гасконского капитана Пьера Дескалата. Дескалат, называвший себя Басконом де Понс, прибыл в регион в марте 1359 года, когда его компания внезапно обрушилась на город Кормери на реке Эндр, к юго-востоку от Тура. Люди Дескалата заняли бенедиктинское аббатство, разрушили его хозяйственные постройки и использовали камень, чтобы превратить церковь и ограду в грозную крепость. Отсюда они основали еще один гарнизон на реке Шер в Веретс. Завоевания Дескалата привлекли в регион новые полчища гасконцев, которые пополнили его ряды или составили ему конкуренцию. Тур, главный город средней Луары и центр ее дорожной системы, был притягательным объектом для захвата. Осенью 1359 года мелкий гасконский капитан по имени Жан Грос занял огромный замок X века графов Анжуйских в Ланже. Другой гарнизон занял Монбазон и совершал набеги вплоть до стен Тура. Все предпринятые усилия городов и местных офицеров французской короны не смогли их вытеснить[696].

Как и в Иль-де-Франс, в провинциях Луары было мало региональных институтов власти, и их управление всегда зависело от короны. Поэтому они очень сильно пострадали от коллапса правительства и оказались не в состоянии собрать средства или набрать войска даже в тех ограниченных масштабах, которые были возможны на севере. Оборона зависела от горстки королевских гарнизонов, которые вели себя так же, как и гасконцы. Французский капитан Лоша, мелкий дворянин из Монтре по имени Ангерран д'Юден, спустя несколько лет был обвинен в огромном количестве преступлений и злоупотреблений, которые были записаны его врагами в "неком рулоне бумаги". Он набил гарнизон Лоша друзьями и репатриантами из Пикардии, обложил выкупами местные деревни, снабжал свой гарнизон за счет грабежа, воровал скот на лугах и продавал его тому, кто больше заплатит и принудительно собирал налоги, утвержденные Генеральными Штатами, даже после того, как они были перечислены королю. Но при всем этом он ничего не добился против гасконских компаний региона, кроме укрепления обветшавших стен Лоша. Нелегко отделить правду от злого навета в подобных документах. Но подобные преступления, несомненно, совершались и другими командирами французских гарнизонов, и они, вероятно, были совершены и Ангерраном д'Юденом. Острая нехватка денег, с которой сталкивались капитаны пограничных гарнизонов, подобных ему, не оставляла им выбора[697].

Если Ангерран д'Юден со всей своей беспринципной энергией и вооруженной свитой из верных сторонников не смог собрать достаточно денег для защиты небольшого округа Лош, неудивительно, что Дофин не смог сделать это в национальном масштабе. Программа сбора налогов, объявленная в июне 1359 года, провалилась по всей северной Франции. Города не смогли внести никаких действенных предложений по повышению налогов, обещанных их представителями. В конце концов, Дофин и его Совет потеряли терпение и наложили габель своей собственной властью. В сентябре Штаты Нормандии выделили отдельную субсидию, которая должна была быть собрана из налога с продаж. Однако в нынешнем состоянии королевства все эти усилия были обречены на провал[698]. Осень 1359 года и последующая зима стали для северной Франции жалким временем даже по меркам последних лет. С начала сентября непрерывно шли дожди. Зерно гнило на полях. Урожай в Бургундии не удался. Цены взлетели. Эти несчастья сопровождались резким падением стоимости серебряной монеты. В октябре 1359 года Николя Брак сообщил, что монета никогда еще не стоила так дешево. Менее чем за полгода она упала с 60 до 150 флоринов за марку серебра. До окончания кризиса она должна была достигнуть 500. В результате, когда вторжение Эдуарда III наконец-то произошло, французская армия не смогла противостоять ему, что случилось впервые за время длительной агонии французской короны. В октябре 1359 года Дофин вернулся после переговоров со своими подданными в Руане и укрылся за стенами Парижа до окончания кампании[699].

Английская армия, вторгшаяся во Францию в 1359 году, была самой большой, которую Эдуарду III удалось собрать с 1347 года, и, вероятно, самой внушительной из всех, когда-либо покидавших берега Англии. Ее численность составляла около 10.000 английских и валлийских солдат. Большая часть солдат, около половины, были конными лучниками. Все войска, включая лучников, были сформированы из добровольцев и контрактников. Они представляли собой необычный сплав опыта и таланта, с которым никогда не могли бы сравниться лучники предыдущих кампаний. Здесь были все главные полководцы поколения: принц Уэльский, Ланкастер, Нортгемптон, Стаффорд, Уорик и Мэнни. Большое внимание было уделено логистике кампании. Учитывая время года, состояние французской сельской местности и тактику выжженной земли при обороне, армия должна была взять с собой большую часть своих запасов. Англичане организовали службу снабжения и другие вспомогательные части в масштабах, поражавших современников. Двести саперов, плотников, каменщиков, кузнецов и других ремесленников сопровождали армию на марше, а также 300 клерков. Тысячи запасных луков и древков были упакованы в сундуки и бочки и отправлены в Сэндвич, вместе с тетивами, наконечниками стрел и арбалетными лебедками. Была собрана масса оборудования: передвижные кузницы, переносные мельницы для помола зерна и печи для выпечки хлеба, обшитые кожей лодки для переправы через реки и ловли рыбы в озерах, тонна железа для изготовления лошадиных подков, огромное количество строительной извести, гвоздей и веревок, а также основные продукты питания английских армий XIV века: вино, масло, зерно, сушеные овощи, соленое мясо и рыба. Для перевозки всех этих запасов требовался обоз, состоящий примерно из 1.000 повозок и упряжек, реквизированных в южной Англии или купленных в Нидерландах. В Даунсе была собрана флотилия из 1.100 кораблей для переправки людей, животных и запасов через Ла-Манш[700]. Эдуард III заявил своим солдатам, к вящему ужасу некоторых из них, что он намерен оставаться во Франции до тех пор, пока не достигнет своих военных целей или не погибнет в этой попытке. Это должна была быть долгая кампания, а не кратковременный рейд, как вторжение Эдуарда III в Пикардию в 1355 году, который он был вынужден прекратить через девять дней из-за нехватки снаряжения и запасов[701].

Все это обошлось в огромную сумму — 130.000 фунтов стерлингов только на военное жалованье, не говоря уже о расходах на доставку, снаряжение и припасы. Однако экспедиция 1359 года была не великим национальным предприятием, каким была осада Кале, а личным предприятием самого Эдуарда III. Армия не только была набрана без призыва, но и финансировалась без прямого налогообложения — это единственная подобная крупная кампания Столетней войны, не считая экспедиции Генриха V в 1421 году. Эдуард III взял часть денег из таможенных поступлений, часть — из случайных поступлений, таких как выплаты выкупа за Давида II Шотландского и добыча, собранная во время самой кампании; но большая часть расходов была профинансирована за счет кредитов, предоставленных главными полководцами кампании, большинство из которых приняли расчеты Казначейства и позволили отсрочить долги им до следующего десятилетия. Нежелание короля обращаться к своим подданным было мудрым и показательным. Эмоции 1347 и 1356 годов улеглись, поскольку внутренний крах Франции позволил людям чувствовать себя более уверенно. Угроза с моря и из Шотландии, которая в значительной степени создала настроение национальной солидарности пятнадцатью годами ранее, к 1359 году исчезла. Англичан мало интересовали личные амбиции Эдуарда III[702].

Отплытие сил вторжения первоначально было назначено на 8 сентября 1359 года[703]. Но оно неоднократно переносилось из-за бюрократических трудностей, связанных со сбором людей, грузов и запасов в таких масштабах. По мере того, как задержки продолжались, в Кале начались проблемы. В дополнение к силам вторжения, которые должны были прибыть из Англии, Уолтер Мэнни в течение лета занимался вербовкой войск в Эно, Брабанте и других княжествах Германии. Около 1.000 из них были отобраны для участия в кампании и в конце августа начали прибывать в Кале. Многие приехали без денег, рассчитывая сразу пополнить свои карманы за счет французских трофеев. В городе для них не оказалось жилья. Они не могли платить высокие цены, которые местные лавочники требовали за основные продукты. И некоторые из них устроили беспорядки и причинили большой ущерб. В начале октября 1359 года через Ла-Манш из Англии под командованием герцога Ланкастера был спешно отправлен передовой отряд из 2.300 человек для восстановления порядка. Ланкастер занял немцев войной, возглавив их длительный рейд в Пикардию. Он проник на восток до Перона, а затем на юг до Амьена, дважды вернувшись в Кале. Главным уроком этой импровизированной кампании стало то, что даже огромный обоз снабжения Эдуарда III вряд ли был достаточен для его нужд. Люди Ланкастера не нашли ничего, что можно было бы разграбить или даже съесть в регионах, через которые они проходили. Некоторым из них приходилось обходиться без хлеба и вина по несколько дней подряд. Герцог также обнаружил, что, несмотря на отсутствие французской армии, которая могла бы противостоять ему в поле, города, обнесенные стенами, защищали большие и решительно настроенные гарнизоны. Всякий раз, когда его люди пытались штурмовать стены, их неизменно отбивали с большими потерями. Это было плохим предзнаменованием для предстоящего более масштабного предприятия[704].

Эдуард III высадился в Кале 28 октября 1359 года. 4 ноября английская армия вышла из города тремя колоннами в направлении Шампани. Король с основной частью армии двинулся северным путем через Артуа и Камбрези. Принц Уэльский следовал параллельным курсом по долине Соммы. Герцог Ланкастер двигался посреди этих двух колонн. Ход кампании с самого начала определялся проблемами снабжения. Даже огромный обоз Эдуарда III не мог обеспечить потребности армии более чем на неделю или две. В лучшем случае он мог выровнять чередование периодов пиршества и голода. Стратегия Дофина была простой, дешевой и эффективной. Деревни были оставлена врагу. Жителям было приказано уйти в обнесенные стенами города, забрав с собой все запасы, которые они могли унести, и сжечь все, что пришлось оставить. Английские фуражиры подвергались постоянным нападениям со стороны конных отрядов, высланных из городов и замков с гарнизонами. Но в остальном не было сделано ни одной попытки помешать королю Англии в его походе. Французы сидели за своими стенами, пока враг проходил мимо. А там, где на стены нельзя было рассчитывать, они их покидали. С английской стороны в походе погиб только один человек. Он был ранен из пушки, и стал одной из самых первых зафиксированных жертв этого нового оружия.

Несмотря на низкие потери, армия начала испытывать серьезные трудности уже через несколько дней после выхода из Кале. Зима была одной из самых суровых за многие годы. Дожди лили весь ноябрь, превращая дороги в болота. Реки были черными от грязи и мусора, а вода — не пригодной для питья. Невозможно было достать фураж. Три английские колонны надолго потеряли связь друг с другом. Продвижение было исключительно медленным, в лучшем случае 10 миль в день. Немецкие наемники, как и их соотечественники поколением раньше, в 1339 году, прибыли без припасов, а в некоторых случаях даже без надлежащего снаряжения. Эдуард III распустил отряд Генриха Фландрского еще до того, как он покинул Кале, и еще 450 немцев на второй день похода. По его словам, у него было достаточно собственных ртов, чтобы кормить их. Между 28 и 30 ноября три английские колонны сошлись вместе в 30 милях к западу от Реймса. Людям и лошадям дали отдых, пока их командиры обдумывали дальнейшие действия. Примерно 4 декабря 1359 года англичане подошли к стенам Реймса[705].

Реймс был разделенным сообществом. В течение многих лет его управление оспаривалось между архиепископами, которые были владыками города, и все более организованными и напористыми горожанами. Как и во многих других епископальных городах Франции, усилия жителей по организации слаженной системы обороны были затруднены сменявшими друг друга архиепископами и другими церковными собственниками, которые ревниво охраняли свои городские владения и политические прерогативы и, как известно, не желали вносить налоги на общее дело. Только благодаря периодическим компромиссам и бунтам в сентябре 1358 года после долгих лет перерывов в работе удалось завершить возведение стен. И даже тогда жизненно важный участок защищался только так называемым замком Porte-Mars (Ворота Марса), укрепленной триумфальной аркой III века, окруженной низкой полуразрушенной стеной, где архиепископы разбили сад, который они решительно отказывались сносить. У нынешнего архиепископа, аристократа Жана де Краона, были особенно неприязненные отношения с городом. Горожане ссорились с ним из-за несения караульной службы и денег. Они возмущались его близкими отношениями с дворянами из соседних районов, которых они считали грабителями не лучше англичан. Их раздражало то, как офицеры архиепископа хвастались своей близостью с королем Англии. Некоторые из горожан считали, что он был в союзе с врагом[706].

Если в конце 1359 года Реймс выдержал осаду англичан, то это произошло в основном благодаря одному человеку, Гоше де Шатийону. Он был членом одного из самых выдающихся дворянских домов Шампани, которого архиепископ и горожане в редкий момент согласия решили назначить капитаном города. Жан де Краон впоследствии сожалел о своем участии в назначении этого безжалостного и энергичного человека, который сразу же поставил себя во главе горожан и на короткое время стал диктатором Реймса. Гоше построил огромную стену с высокими башнями между собором и замком Porte-Mars. Он собирал большие суммы денег, облагая налогом жителей города и его пригородов, а также огромное количество беженцев, которые привозили в город свое имущество. Трое из восьми ворот были обнесены стеной, а их подъемные мосты разобраны. Был вырыт дополнительный обвод рвов. Все, что находилось вблизи стен и могло служить укрытием для врага, было снесено, независимо от того, кому оно принадлежало. Целый лес, принадлежавший архиепископу, был вырублен на строительные материалы. Повозки и тягловые животные были реквизированы, включая лошадей из личной конюшни архиепископа. В окрестных деревнях были конфискованы припасы для пополнения запасов гарнизона. В город было доставлено большое количество артиллерии. На углах улиц были сложены цепи, чтобы преградить путь врагу, если он проникнет за стены. Горожане были организованы в отряды по десять и пятьдесят человек, которые несли караульную службу днем и ночью. Колокольня церкви Сен-Сенфорьен использовалась для призыва к оружию, несмотря на протест архиепископа, который заявил, что город принадлежит ему и только он может распоряжаться corps ne commune, arche ou cloche (зданиями, арками и колоколами). Даже престарелого поэта Гийома де Машо, каноника собора, заставили надеть кольчугу и стоять с ворчанием у ворот. Несмотря на все это, Гоше де Шатийон спас Реймс, а возможно, и Францию[707].

Король Англии разместил свой штаб в Сен-Басль, бенедиктинском монастыре на самой высокой точке возвышенности Монтань-де-Реймс. Отсюда генерал Анри Гуро будет руководить восточным крылом французских армий летом 1918 года. С холмов Монтань-де-Реймс Эдуард III мог смотреть на виноградники долины реки Вель и город, расположенный в десяти милях на противоположном берегу. За ним раскинулся лагерь герцога Ланкастера и графов Нортгемптона, Уорика и Марча располагавшийся по дуге от высот Сен-Тьерри до лугов Вель. Была организована серия встреч с лидерами города и заключено временное перемирие, а армии было приказано воздержаться от грабежей, пока предпринимались попытки убедить жителей сдаться. Но горожане были бескомпромиссны. Они ответили, что будут сопротивляться, "пока в их телах есть дыхание". Вскоре после этого, вероятно, 18 декабря 1359 года, англичане спустились с холмов вокруг города и начали тесную блокаду Реймса. Пленники, захваченные защитниками, рассказывали одну и ту же историю ― Эдуард III планировал длительную осаду[708].

Дофин был государем Парижа, но не более того. За пределами столицы его правительство практически не существовало. Даже провинции, тесно связанные с королевским двором, все чаще вели себя как независимые государства. В Пуатье королевский лейтенант Жан де Бусико, отчаявшись найти деньги для оплаты своих войск, захватил местный монетный двор и начал устанавливать стоимость монеты и цены на слитки по совету местного монетного комитета, не обращаясь к правительству. Нормандцы фактически провозгласили независимость. Они присвоили себе местные поступления от налогов, утвержденных осенью предыдущего года и организовали свою собственную оборону в союзе с общинами Пикардии. В следующем году они изберут своего лейтенанта вместо кандидата Дофина, который был захвачен в плен. Первым же их побуждением было предложить эту должность королю Наварры, но он отказался только потому, что не хотел, чтобы его "неправильно истолковали"[709].

В распоряжении Дофина, кроме гарнизона столицы, были только небольшие кавалерийские отряды под командованием коннетабля. Когда король Англии покинул Кале, Дофин находился в Осере, восстанавливая стены и ворота, разрушенные Робертом Ноллисом, и пытаясь изгнать английские гарнизоны из Линьи и Режена. Когда Эдуард III приблизился к Реймсу, коннетабль быстро заключил договор с английскими капитанами этих мест, по которому они согласились освободить две крепости и вернуться в Нормандию в обмен на обещание огромной суммы в 26.000 экю. Это была акция по сохранению лица, но бесполезная, как знали обе стороны, с военной точки зрения. Ведь она подлежала утверждению королем Англии и прямо оговаривала право разбойников продолжать борьбу под командованием Эдуарда III, если им будет приказано. Добившись этого, коннетабль отправился на север, в Труа, разграбил городские церкви в поисках драгоценной утвари, чтобы заплатить своим людям, и, сочтя положение вокруг Реймса безнадежным, вернулся в Париж для консультаций с Дофином. Незадолго до Рождества посыльному из города удалось проникнуть через осадные линии англичан и доставить в Париж полный отчет о положении Реймса и призыв о помощи. Но Дофин и его Совет ничего не смогли сделать[710].

Единственным заметным французским военным проектом зимы была значительно урезанная версия грандиозного плана, который потерпел крах в октябре, по вторжению в Англию с помощью датчан и шотландцев. Новый вариант опирался лишь на ограниченные ресурсы Франции. Идея заключалась в том, чтобы собрать флот в портах Нормандии и Пикардии и высадить десант на побережье Англии, чтобы вызволить короля Франции из тюрьмы. За этим нереальным планом стояли Луи д'Аркур, королевский лейтенант в Нормандии, и пикардийский дворянин Жан де Невиль, который был племянником маршала Арнуля д'Одрегема и исполнял его обязанности во время нахождения того в плену в Англии. Дофин внес небольшой финансовый вклад и отправил коннетабля в Пикардию для оказания помощи задуманному предприятию. В остальном он имел с этим очень мало общего[711].

Вскоре после блокады Реймса англичане попытались взять город штурмом. Три штурмовые колонны одновременно атаковали стены. Одна атаковала юго-западный угол, недалеко от укрепленного моста через реку Вель. Две другие действовали с востока, возле большого монастыря Сент-Реми. Английские лучники обрушили на стены шквал стрел, заставив защитников попрятаться, в то время как огромное количество бревен и другого строительного материала было сброшено во рвы внизу, а две деревянные осадные башни подтащены к стене. Но защитники яростно сопротивлялись, забрасывая нападавших камнями из машин, установленных в городе. Они под градом стрел выходили на вылазки, пробивались во рвы и поджигали деревянные завалы. После целого дня боев колонне принца Уэльского удалось проложить дорогу шириной около тридцати футов через ров с западной стороны города. Но ему не удалось достичь стен. Другие, с восточной стороны, не достигли и этого. Штурм был отменен в сумерках и никаких попыток повторить его не предпринималось[712].

Защитники Реймса были лучше подготовлены к длительной осаде, чем англичане. Их склады все еще были забиты провизией. Осаждающие, для сравнения, сидели под ледяным дождем на краю расчищенной земли вокруг городских стен и доедали последние припасы, которые они привезли с собой из Кале. Армия Эдуарда III была эквивалентна населению большого провинциального города. Она быстро истощила запасы продовольствия в радиусе досягаемости. Король Англии отпраздновал Рождество в деревне Верзи, недалеко от своей штаб-квартиры, с большей частью своей армии расположившейся вокруг него. После окончания празднеств план действий изменился. Жажда добычи и все более острая необходимость в фураже и провизии почти наверняка были тому причиной. Вокруг города была оставлена завеса из войск, в то время как остальная армия сформировалась в несколько отдельных отрядов под командованием главных командиров и разошлась по северной Шампани. В близлежащем городе Серне войска герцога Ланкастера с боями преодолели линию рвов и захватили город с помощью штурмовых лестниц. В Кормиси на другом берегу от Реймса Бартоломью Бергерш ночью эскаладой проник в город, и штурмом взял цитадель. Несколько капитанов-рутьеров последовали за английской армией, таким образом, восстановив свои позиции в регионе, из которого они были изгнаны лейтенантами Дофина предыдущим летом. Самым известным был Эсташ д'Обресикур, который выкупился из плена, восстановил свою банду и обрушился на город Аттиньи, расположенный в тридцати пяти милях к северу от Реймса на реке Эна. Здесь он и его люди осушили погреба и создали базу, из которой грабили графство Ретель и совершали набеги на равнину Реймса. В начале января 1360 года Обресикур объединился с герцогом Ланкастером. Вместе они предприняли исключительно разрушительный рейд на восток, в направлении Аргонского леса. Эти операции ненадолго помогли снабжению английской армии. Но за две недели нового года армия исчерпала все ресурсы в пределах досягаемости от Реймса. Не оставалось иного выхода, кроме как отступить. 11 января 1360 года Эдуард III проглотил свою гордость и снял осаду. Его люди свернули лагерь и ушли посреди ночи. Утром городской дозор обнаружил, что англичане ушли[713].

В течение некоторого времени после того, как он отступил от Реймса, стратегия английского короля определялась главным образом необходимостью прокормить свою армию. План заключался в том, чтобы совершить марш по большому кругу обогнув Париж с востока и юга, держа свою армию в движении до тех пор, пока не будет организован новый обоз снабжения, который должен был подойти из Нижней Нормандии. Этот амбициозный проект предусматривал усиление гарнизона Онфлёра в устье Сены и создание там большого склада. Часть запасов должна была быть найдена в ходе масштабных фуражировочных рейдов из Онфлёра в окрестности, часть доставлена морем из Англии. Подготовительные работы велись уже в январе 1360 года[714].

Из Реймса англичане двинулись на юг по опустевшей местности. Все запасы были вывезены в обнесенные стенами города и замки с гарнизонами, а жители разбежались. Организованного сопротивления не было, только постоянные наскоки небольших полупартизанских отрядов. Англичан, спавших в неохраняемых лагерях и зданиях, резали по ночам. Те, кто отходил далеко от своих товарищей в поисках пищи, попадали в засады и были убиты или, как поэт Чосер, взяты в плен с целью выкупа. Армия продвигалась тремя колоннами по широкому фронту шириной около пятнадцати миль, нанося ущерб, который по своему размаху и организации намного превосходил самые страшные опустошения вольных компаний. Когда англичане проходили мимо, толпы французских мародеров следовали за ними, врываясь в заброшенные дома и церкви, очищая все, что они оставили. Итальянский поэт Петрарка, путешествовавший по региону через несколько месяцев после прохода английской армии, писал своим друзьям, что с трудом узнавал его. "Повсюду горе, разрушение и запустение, невозделанные поля, заросшие сорняками, разрушенные и заброшенные дома… Короче говоря, куда бы я ни посмотрел, везде были шрамы войны. Руины тянутся до самых ворот Парижа". Примерно в середине февраля 1360 года английские колонны сошлись в великом цистерцианском аббатстве Понтиньи, к северу от Осера, месте, богатом историческими ассоциациями с Англией, где один архиепископ Кентерберийский провел свою ссылку, а другой умер в ареоле святости. Отсюда они двинулись на Бургундию, "страну, изобилующую богатствами, ― по словам Жана Лебеля, ― где англичане смогут набить свои животы и карманы". В середине февраля Эдуард III сделал привал в Гийоне, небольшой деревушке к востоку от Аваллона. Здесь он начал переговоры с королевой и Советом герцогства Бургундии[715].

Бургундцы умело и энергично защищались от банд Роберта Ноллиса, но они были не в состоянии противостоять войску Эдуарда III. Тонкая завеса бургундских гарнизонов защищала северные границы герцогства. Английские компании в Осерруа уже разорвали свой договор с коннетаблем и в нескольких местах прорвали оборону герцогства. К тому времени, когда Эдуард III достиг Гийона, Николас Тамворт и рутьеры из Режена прочно обосновались в замке Курсель и аббатстве Флавиньи на востоке от Семюр-ан-Осуа. В Дижоне, который находился всего в одном дне пути от нового штаба Тамворта, Бургундские Штаты собрались в большом монастыре Сен-Бенинь, чтобы утвердить условия капитуляции. Они согласились заплатить выкуп от имени всего герцогства в размере 200.000 мутондоров, выплачиваемых частями в течение следующих пятнадцати месяцев. Это была большая сумма, примерно равная субсидии английского Парламента. Взамен Эдуард III предоставил бургундцам перемирие на три года. Он обещал забрать город Флавиньи из жестоких рук Николаса Тамворта и вернуть его офицерам королевы. Тамворту, который должен был получить вознаграждение за свои труды, разрешили оставить Курсель, но заключили отдельное соглашение, по которому бургундцы получили право выкупить его, когда смогут собрать деньги. Этот договор был скреплен в Гийоне 10 марта 1360 года. В договоре содержалась любопытная оговорка о притязаниях Эдуарда III на французскую корону. Если Эдуарду III удастся короновать себя королем Франции с согласия большинства пэров королевства, и если герцог Бургундский окажется в меньшинстве, то Эдуард III получит право применить против него вооруженную силу, несмотря на перемирие. Возможно, королева и ее советники считали этот случай слишком отдаленным, чтобы воспринимать его всерьез. Однако в Париже условия Гийонского договора вызвали бурное негодование. Если бы бургундцы действительно так поступили, говорили парижане, их бы презирали вечно. На самом деле, их трудно было винить. Они были предоставлены сами себе с силами, значительно уступающими вражеским. Коннетабль покинул регион и сейчас находился в Пикардии, занятый подготовкой к спасению Иоанна II в Англии. Условия, о которых договорились бургундцы, были очень выгодными, учитывая богатство герцогства. Они заплатили за свою неприкосновенность не больше, чем меньшее по размеру и более бедное графство Бар обещало английскому королю в январе. Это, конечно, было гораздо выгоднее, чем позволить Эдуарду III продолжить наступление на юг, вместо того чтобы повернуть на запад[716]. В середине марта 1360 года английская армия перешла Йонну к югу от Осера и вошла в Ниверне. Затем, повернув на север через Гатине, она ускорила темп и двинулись на Париж[717].

О подготовке Жана де Невиля к вторжению в Англию вскоре узнали министры Эдуарда III в Вестминстере. В течение нескольких месяцев ходили слухи о французском контрударе, возможно, совместно с шотландцами, и планы действий на случай непредвиденных обстоятельств разрабатывались с осени прошлого года[718]. Как всегда, бюрократическая реакция была медленной, наличных денег было мало, а точные разведданные были запоздалыми и неполными. С начала 1360 года Совет отправил корабли на разведку к портам Франции, расположенным в проливе Ла-Манш. Предположительно, именно таким образом в начале февраля 1360 года он получил сообщение о том, что в большой открытой гавани Ле-Кротуа в устье Соммы собирается флот.

Управление Англией находилось в руках канцлера Уильяма Эдингтона и казначея Джона Шеппи, епископа Рочестерского. Неясно, насколько серьезно они воспринимали угрозу, поскольку были заинтересованы в ее преувеличении. Им очень хотелось помочь кампании Эдуарда III во Франции, которая начинала терять обороты. Но им не хватало денег, а прямая угроза королевству была лучшим способом их получить. Поэтому они немедленно приказали реквизировать корабли на южном и восточном побережьях Англии. Все мужчины, достигшие возраста, позволяющего носить оружие, были призваны на защиту своих графств. В спешном порядке были созваны региональные Советы, которые собрались в Вестминстере и различных провинциальных городах. Это были не Парламенты, а собрания окружных судов каждого региона, которые технически не могли устанавливать никаких налогов. Но они были обязаны оплачивать расходы на оборону своих графств от врага. Министры короля убедили их собрать эти деньги путем взимания средств в соответствии со ставками, используемыми при введении парламентского налога. Половина суммы должна была быть собрана сразу, но хранилась в запечатанных сундуках в соборах и аббатствах по всей Англии. Когда враг вторгнется, первая половина должна была расходоваться на оборону под руководством офицеров короля, после чего должен был начаться сбор второй половины. Эти сборы мало чем отличались от парламентских субсидий[719].

Эти меры были приняты с большой поспешностью и были еще далеки от завершения, когда флот Жана де Невиля отплыл из Ле-Кротуа в конце февраля 1360 года, объявив собравшимся доброжелателям, сплетникам и шпионам, что они вернутся со своим королем. Командиры французской экспедиции должны были знать, что Иоанн II находится в Сомертоне. Но их знания географии Англии были весьма поверхностными, и они сначала направились в Сэндвич, видимо, полагая, что Сомертон находится рядом. Через день или два после их отплытия Совет в Вестминстере был точно проинформирован об их намерениях. Флоты портов южного и восточного побережья были сосредоточены в устье Темзы. Войска были расставлены вдоль побережья Кента. Совет приказал вывезти короля из Сомертона и доставить под конвоем в огромную крепость XII века Беркхамстед в Хартфордшире, которая была лучше укреплена и находилась дальше от моря[720].

В итоге французы не высадились в Сэндвиче. Более недели они были прижаты к собственному побережью сильным встречным ветром, а когда им удалось найти место для высадки, оно оказалось в бухте Рай в Сассексе. 15 марта 1360 года, после того как их корабли находились в море более двух недель, они бросили якорь и без сопротивления высадились в устье реки Ротер. По современным оценкам, их численность варьировалась между 1.500 и 2.000 человек, помимо экипажей кораблей. Очень немногие из них были воинами. Большинство были лучниками и пешими солдатами из городов Нормандии и Пикардии или добровольцами из Фландрии. Они сформировали на берегу в три баталии и двинулись вдоль берега, пока не подошли к Уинчелси.

За шесть веков море сильно отступило от Уинчелси. В XIV веке город стоял на утесе с видом на залив. Это была легкая добыча: новый город, который так и не был полностью заселен и пришел в упадок всего через семьдесят лет после его основания Эдуардом I, почти не имел стен. Захватчики не встретили особого сопротивления. Они быстро заняли город, убивая жителей, которые не успели убежать, грабя склады шерсти, олова и вина, и отправляя рейдовые отряды в окрестные деревни и хутора. Затем наступила пауза для размышлений и споров о распределении добычи. Пока это продолжалось, на подступах к городу собралось около 300 всадников из ополчения графства Сассекс. От пленников захватчики узнали, что на подходе еще больше войск, собранных в других частях южной Англии, что было правдой, и что король Франции был увезен в Уэльс, что было не так (он все еще находился в Сомертоне). Переварив эту информацию, французские капитаны решили, что здесь делать больше нечего. Они подождали до следующего дня, а затем подожгли Уинчелси и отступили к своим кораблям.

Это был трудное и кровавое отступление. К этому времени в городе уже находилось ополчение графства. Англичане двинулись по улицам, когда французы уходили, и уничтожили около 160 человек, которые все еще занимались грабежом. Остальная часть французской армии отступала строем вдоль берега, а за ней на небольшом расстоянии следовала английская кавалерия. Когда французы достигли берега, они были вынуждены сломать строй, чтобы погрузиться на корабли, и в этот момент англичане обрушились на них. Большое количество захватчиков было убито в этой схватке, а многие утонули. Французы потеряли около 300 человек и два корабля, которые сели на мель и не смогли сняться. Остальные бежали через Ла-Манш[721].

Для министров в Вестминстере этот инцидент стал неслыханным благом. Хотя опасность миновала почти так же быстро, как и возникла, деньги, которые графства решили собрать для своей обороны, теперь были в распоряжении правительства. Эдингтон намеревался потратить их с пользой. Совет представлял свои планы как чисто оборонительные. Но на самом деле планировался крупномасштабный рейд вдоль французского побережья Ла-Манша с последующей высадкой десанта для поддержки кампании Эдуарда III возле Парижа. Приготовления были задуманы в амбициозных масштабах. Флотам обоих Адмиралтейств, которые были собраны для обороны побережья, было приказано ждать в Темзе. Мужчины, набранные для обороны Англии, были направлены на пункты посадки на корабли в Лондоне, Сэндвиче и Певенси. Всем войскам, ожидающим переправы в Нормандию или Бретань, было приказано присоединиться к ним. Джон Уэзенхем, известный торговец бакалейными товарами и финансист войны, из Линна, выделил на этот проект 4.500 фунтов стерлингов под ассигнования из налогов графства. Генри Пикард, виноторговец и бывший мэр Лондона, который был самым богатым купцом в Англии, вероятно, подписался на значительную часть этой суммы и взял на себя командование[722].

В марте 1360 года снег и дождь, превратившие жизнь англичан во Франции в мучение, внезапно сменились теплой и ясной погодой. Вступив в Босе к югу от Парижа, они оказались в стране, переживающей первые признаки возрождения. Это был один из немногих регионов на севере, где после капитуляции короля Наварры наступил настоящий мир. Графства были полны урожаем предыдущего года. В конце месяца король Англии расположился в поместье герцогов Бургундских в Шантелу на Орлеанской дороге, примерно в 20 милях к югу от Парижа, а остальная армия встала несколькими лагерями вдоль левого берега Сены от Корбея до Лонжюмо. Из своих лагерей у реки англичане разошлись на многие мили вокруг, врываясь в заброшенные церкви и дома, опустошая склады, уничтожая и сжигая то, что им было не нужно или что они не могли унести[723].

У Эдуарда III практически не было шансов захватить Париж. Да и вряд ли он рассчитывал на это. Даже 10.000 человек было недостаточно для того, чтобы попытаться взять штурмом парижские стены или сражаться на узких улицах, где проживало 100.000 решительно настроенных горожан и, возможно, столько же беженцев. Цель Эдуарда III состояла в том, чтобы принудить правительство Дофина к заключению договора, пока у него еще была армия в поле и пока в регионе еще были запасы продовольствия, чтобы прокормить ее. Террор в огромных масштабах был единственным средством Эдуарда III для достижения этой цели. Французы знали это так же хорошо, как и он. По крайней мере, в течение месяца король и Дофин подготавливали почву для переговоров, в которых оба отчаянно нуждались. Ключевым моментом был пленный французский король в Сомертоне. Иоанну II было уже все равно, какой ценой вернуть себе свободу. Он был возмущен тем, как Генеральные Штаты отвергли Лондонский договор годом ранее, и, несомненно, тем, что его сын открыто потворствовал этому. Одним из первых его действий после получения новостей стало укрепление собственной власти в Париже. Трое из советников Иоанна II и его товарищей по заключению были освобождены досрочно, чтобы представлять интересы короля в Генеральных Штатах: архиепископ Санса, его брат граф Танкарвиль и Шарль де Три, граф Даммартен. Они не вернулись в плен после провала договора, а вместо этого с их пленителями было заключено соглашение о выплате хотя бы части выкупа и предоставлении им возможности остаться в Париже. Иоанн II лично взял большой заем в Англии, чтобы собрать часть выкупа за архиепископа. Трое пленников, а также старый советник Иоанна II Симон Бюси стали теперь главными фигурами в Совете Дофина и они усердно работали над заключением мира с королем Англии[724].

Как и в предыдущие кризисы французское правительство, в деле примирения с врагами, рассчитывало на папство. У Папы Иннокентия VI было два агента, следивших за ходом английской кампании с самого ее начала. Одним из них был Симон Лангрский, генерал доминиканского ордена, умный и независимо мыслящий парижский богослов, который выступал в качестве представителя Парижского Университета во время февральского восстания 1358 года. Другим был Уильям Линн, который когда-то был нанят Эдуардом III в качестве дипломатического представителя и теперь работал в папской судебной службе в Авиньоне. Симон и, предположительно, его коллега провели первые недели 1360 года, курсируя между двором Дофина и полевым штабом английского короля. Видимо они установили, что враждующие стороны готовы пойти на компромисс, и в начале марта 1360 года, убедили Папу назначить полную легацию для председательствования на новой дипломатической конференции.

Однако выбор Иннокентия VI был не совсем удачным. Адриану де Ла Рош, аббату Клюни, Папа часто поручал сложные дипломатические миссии, в том числе легацию в Англии в 1355 году. Иннокентий VI очень доверял ему, но далеко не ясно, почему. Аббат был честным человеком и изящным оратором, но не блистал умом. Проницательный флорентиец Маттео Виллани, который был свидетелем его деятельности в качестве папского легата в Италии, назвал его мягким и непрактичным человеком (uomo molle e poco pratico). Коллеги Адриана были более впечатляющими личностями. Одним из них был сам Симон Лангрский, другим Гуго де Женева, сеньор де Антон, давний англофил, которому сейчас было не менее шестидесяти лет, воевавший с Эдуардом III в Нидерландах в 1339 году и служивший его лейтенантом в Гаскони в течение двух лет в начале 1340-х годов. Симон Лангрский уже находился в Париже. Адриан и Гуго получили инструкции в Авиньоне 4 марта 1360 года и в ближайшие день-два отправились на север[725].

Эдуард III узнал об инициативе Папы, когда еще находился в Гийоне во время похода в Бургундию. 14 марта 1360 года он послал Уильяма Бертона, рыцаря своего двора, чтобы тот лично встретился с Иннокентием VI[726]. Более важным показателем намерений английского короля стало внезапное изменение условий содержании Иоанна II в Англии. Распоряжение Совета об отправке Иоанна II в Беркхамстед было отменено. Вместо этого французского короля должны были привезти в Лондон, где он мог бы находиться в более тесном контакте с министрами Эдуарда III и следить за событиями во Франции. 21 марта его вывезли из Сомертона и под усиленной охраной доставили по Великой Северной дороге в Лондон где 29 марта поместили в Тауэр. Через три дня после прибытия Иоанн II оформил доверенность, уполномочивающую Дофина представлять его на "предстоящих переговорах о мире". Но Дофин никогда не пользовался этими полномочиями лично. Его всегда представляли министры Иоанна II находящиеся в Париже. Дофина нигде не присутствовал, а жил в отеле де Санс, частном особняке архиепископа Санса в пригороде Сент-Антуан, где его можно было держать под более строгим надзором[727].

31 марта 1360 года, в день прибытия Эдуарда III в Шантелу, Симон Лангрский явился к нему, чтобы предложить провести предварительную конференцию. Она состоялась три дня спустя, в Страстную пятницу, в здании больницы для прокаженных в Лонжюмо, недалеко от штаб-квартиры Эдуарда III. Дебаты послов не зафиксированы, но похоже, что требования англичан были непомерными. Конференция закрылась в тот же день, так ничего и не добившись[728]. Эдуард III начал усиливать давление. Деревня Орли, располагавшаяся всего в 5 милях от места проведения конференции, была атакована, когда встреча еще продолжалась. Половина населения деревни была убита в приходской церкви, где люди собрались обороняться. 4 апреля англичане сожгли Лонжюмо и множество деревень вокруг него. Город Монлери был разграблен на глазах гарнизона Дофина, находившегося в замке. Один из самых ужасных инцидентов произошел в Арпажоне, недалеко от штаб-квартиры Эдуарда III. Там бенедиктинский монастырь был превращен в импровизированную крепость, которую охранял небольшой гарнизон. В этот монастырь, из города и окрестностей, стеклось большое количество беженцев со своим имуществом. После нескольких дней обстрела английской артиллерией, размещенной на холме над ним, гарнизон отступил в сторожевую башню. Когда собравшиеся в монастыре люди обнаружили, что защитники их покинули, они решили сдаться. Тогда солдаты гарнизона выступил против них и подожгли церковь, где прятались беженцы. В пламени погибло около 900 человек. Около 300 оставшихся в живых пытались выбраться из монастыря, спускаясь со стен на веревках, но когда они достигали земли, их убивали англичане[729].

7 апреля 1360 года, после короткой передышки, связанной с празднованием Пасхи, король Англии и большая часть его армии двинулись по Орлеанской дороге к стенам Парижа. В то время как армия отрезала город с юга, английские гарнизоны, действовавшие на другом берегу Сены, сомкнулись с севера. Одним из них, в Ферте-су-Жуарр на Марне, командовал капитан Эдуарда III, Джеймс Одли. Роберт Скот привел свои отряды из Пикардии и на короткое время занял островную крепость Иль-Адам на Уазе. Внутри столицы моральный дух был высок, но условия жизни были тяжелыми. Острая нехватка продовольствия и продолжающаяся девальвация монеты подняли цены на городских рынках до неслыханного уровня. Цена на зерно выросла более чем в два раза. Вино стоило так дорого, что мужчины не делились им с самыми близкими друзьями. Рыба почти исчезла из продажи. То, что было в наличии, необходимо было растянуть на значительно увеличившееся население. Первый большой поток беженцев прибыл в южные пригороды, когда Босе и Иль-де-Франс опустели перед наступающей английской армией. В Пасхальное воскресенье жители десяти сельских приходов разделили кармелитскую церковь Нотр-Дам де Шан за воротами, каждый приход взял себе боковую часовню, в которой принимал причастие их собственный священник. На следующий день, когда дым и пламя охватили горизонт, парижане начали уничтожать свои южные пригороды, чтобы лишить врага укрытия, а их жители со своими пожитками теперь теснились на узких улицах Парижа[730].

Английская армия заняла плато Шатийон, с которого открывался вид на город с юго-запада: пологий холм, густо засаженный виноградниками и усеянный пригородными виллами богатых парижан и хозяйственными постройками столичных монастырей. Эдуард III выстроил своих людей в боевой порядок в три линии прямо под сгоревшей деревней Нотр-Дам де Шан. Какофония горнов и труб была направлена на закрытые ворота города, расположенные всего в 600 ярдах от них через обугленные руины предместья Сен-Жак. В течение следующих нескольких дней англичане передвигались взад и вперед по южным предместьям, разрушая все, что не успели сами парижане, в надежде спровоцировать сражение с войсками Дофина. Но защитники получили строгие инструкции оставаться на своих постах. Только один отряд из шестидесяти человек вышел, чтобы принять участие в инсценированной битве под стенами. В остальном никто не решался принять вызов[731].

В разгар этих событий аббат Клюни и Гуго де Женева прибыли в Париж для заключения предварительного мира. Английский король заверил эмиссаров Дофина, что он рассмотрит "любые разумные предложения". Но его взгляды на то, что является разумным, были еще далеки от их взглядов. 10 апреля 1360 года представители обеих сторон встретились в Банлье на Орлеанской дороге, еще одной из пригородных больниц для прокаженных Парижа. Встреча оказалась короткой. Сразу после открытия англичане заявили, что их минимальные требования все еще включают всю территорию, уступленную Эдуарду III по Лондонскому договору, который Генеральные Штаты отвергли. Французская делегация ответила, что не осмелится даже сообщить о таком требовании Дофину. Они выдвинули свое собственное предложение, которое не сохранилось, но было отвергнуто как неадекватное. После этого конференция закрылась, так и не придя к соглашению[732].

Французы могли позволить себе ждать. Как и в большинстве крупных осад XIV века, положение осаждающей армии вскоре стало гораздо более плачевным, чем положение защитников внутри города. Ближайшие окрестности Парижа были эффективно очищены от запасов еще до прибытия англичан. Зерно, награбленное англичанами в Босе, было съедено. Амбициозные попытки Эдуарда III создать новую линию снабжения из Онфлёра шли не по плану. Большое количество соленой рыбы, овощей, зерна и вина было реквизировано в английских графствах или куплено у оптовиков в Лондоне. Но не все было отправлено, и не все, что было отправлено, прибыло. Одно судно, зашедшее по пути в Уинчелси, было захвачено во время французского рейда. Другое потерпело крушение на песчаной отмели в устье Темзы. Некоторые овощи испортились, не дойдя до места назначения. Что касается рейдов за фуражом гарнизона Онфлёра, то они встретили неожиданно жесткое сопротивление и распались на стычки в долине Сены. В начале апреля 1360 года Эдуард III получил из Онфлёра очень небольшое количество продовольствия. Вряд ли этого было достаточно, чтобы прокормить даже его личный штат. Ко второй неделе осады армия почти исчерпала запасы продовольствия. Особенно не хватало корма для лошадей. Предводители французов были хорошо осведомлены об этом, так как солдаты Эдуарда III часто и громко жаловались. Англичанин по имени Джон Коуп, который много лет прожил в Париже, ускользнул из города, чтобы пообщаться со своими соотечественниками в их лагерях. Вернувшись он представил Совету Дофина полный отчет о положении в английской армии[733]. Рано утром 12 апреля 1360 года король Англии, принц Уэльский и герцог Ланкастер построили основные силы на равнине перед предместьем Сен-Марсель, а защитники города расположились на стенах. Но со стороны англичан это был лишь отвлекающий маневр. За английскими линиями у стен уже началось общее отступление. Большой обоз медленно двигался на запад по Шартрской дороге с самого рассвета. Около 10 часов утра баталии Эдуарда III, стоявшие под стенами Парижа, развернулись и двинулись в след за ним[734].

В понедельник 13 апреля 1360 года на английскую армию обрушилась катастрофа. После шести недель тепла погода снова изменилась. Когда армия проходила мимо города Галардон, а над плоской равниной показались башни Шартрского собора, разразилась сильная гроза. В открытой местности не было никакого укрытия и длинные колонны шли вперед под свирепым ветром и проливным дождем. Обозные повозки тонули в озерах грязи. Большинство из них пришлось бросить. Снаряжение, припасы и добыча были потеряны. Температура резко упала, дождь перешел в снег и град. Затем ударил сильный мороз. Никто не помнил таких жутких условий. Люди и лошади, многие из которых были больны и оголодали, погибли от холода. Другие были покалечены огромными градинами. Их трупы оставляли на обочинах дорог. У выживших не было ни транспорта, ни палаток, ни седел, ни кухонной утвари. "Поэтому, — писал один англичанин много лет спустя, — и ныне этот день называется Черным понедельником и будет так называться еще долгое время"[735].

Недалеко от Шартра Эдуард III получил еще один груз продовольствия из Онфлёра, на этот раз несколько телег, которые были распределены между главными свитами. Это было небольшое чудо английской логистики. Но оно не могло удовлетворить потребности такой большой армии, и это была последняя поставка, которую она получила. Потрепанная и сильно поредевшая орда повернула на юг через Босе-Шартрэн. Повсюду французы отступая перед ней, увозили продовольствие в укрепленные места. Французские гарнизоны этого региона с большим искусством атаковали английские отряды по снабжению. Их разведчики следили за продвижением армии, а конные отряды обрушивались на любые группы, отделившиеся от основных сил. Английским фуражирам приходилось действовать на больших расстояниях и под усиленной охраной. К югу от Бонневаля армия рассредоточилась, чтобы облегчить проблемы со снабжением. Одна часть направилась на юг в Вандомуа, другая — на восток в Орлеанне. Примерно 18 апреля 1360 года Эдуард III разместил свой штаб в приорстве Нид, в десяти милях к северо-западу от Орлеана. Здесь он сделал паузу, чтобы обдумать следующий шаг[736].

Непогода и кризис снабжения в конце концов заставили английского короля отказаться от бескомпромиссной линии, которую он проводил в Лонжюмо и Банлье. По словам Фруассара, именно герцог Ланкастер сделал решающий шаг:

Дал ли Ланкастер этот совет на самом деле, мы не знаем, но было бы удивительно, если бы кто-то этого не сделал. Армия Эдуарда III могла быть впечатляюще большой и превосходно оснащенной, но политика Дофина, который отказывался от сражений и защищал обнесенные стенами города, не оставляла ей возможности встретиться с врагом в битве до того, как солдаты начнут умирать от голода. Поэтому Эдуард III распорядился отправить послание аббату Клюни. Он сообщил ему, что готов заключить договор с Дофином. В последнюю неделю апреля 1360 года было решено созвать новую дипломатическую конференцию в Шартре. Послы Дофина выехали из Парижа 26 апреля 1360 года и прибыли в Шартр на следующий день. Король Англии прибыл на север из Нида. Примерно 30 апреля 1360 года он обосновался в 6 милях от Шартра в доме госпитальеров в Соурсе[737].

В конце апреля 1360 года флот, который Уильям Эдингтон собрал в Англии для обороны побережья, появился у берегов Пикардии. После плавания на юг из порта в порт около 160 английских кораблей вошли в большую естественную гавань в Лере на северной стороне устья Сены и высадили большое количество моряков и солдат. Численность этих новых сил вторжения, вероятно, составляла от 3.000 до 5.000 человек. Они заняли гавань и заставили сдаться старый королевский форт на берегу. Затем они двинулись на Арфлер, важный обнесенный стеной город в трех милях вглубь страны. Это было зеркальное отражение мартовского рейда французов на Уинчелси, и он оказался столь же бесплодным по тем же причинам: последующие действия были слишком медленными и мало продуманными. Новость о высадке потрясла регион, вызвав приступ активности. Англичане не произвели никакого впечатления на гарнизон Арфлера, и уже через несколько дней королевский лейтенант в Нормандии, Луи д'Аркур, прибыл на место со значительными силами, собранными в Руане и Па-де-Ко. С ними он прижал англичан к побережью, перекрыв пути вглубь страны и сделав практически невозможным для захватчиков поиск продовольствия[738].

Во время этих событий, 1 мая 1360 года в Бретиньи, крошечной деревушке на плоской равнине между Сурсом и Шартром открылась новая дипломатическая конференция. В это незначительное место втиснулись шестнадцать французских послов, двадцать два английских, три папских легата и наблюдатель, посланный королем Наварры, все со своими телохранителями из солдат и штатом клерков, слуг и посыльных. Все главные участники переговоров были ветеранами прошлых подобных переговоров. Дофина представляли его канцлер Жан де Дорман, Жан де Бусико, Симон Бюси и граф Танкарвиль; короля Англии — герцог Ланкастер, графы Нортгемптон, Уорик и Саффолк, Реджинальд Кобэм, Бартоломью Бергерш и Уолтер Мэнни. Как только англичане дали понять, что они больше не поддерживают территориальные требования, из-за которых провалились предыдущие конференции, переговоры быстро принесли положительные результаты, поскольку эта тема была уже много раз отработана ранее и как правило обычно между одними и теми же людьми. Основные условия были согласованы уже к 3 мая 1360 года, третьему дню конференции[739].

Они в основном повторяли условия Виндзорского договора, от которого Эдуард III отказался восемнадцать месяцев назад. Английский король отказался от своих требований уступить огромные дополнительные территории, которые были включены в несостоявшийся Лондонский договор. Но он должен был получить все юго-западные провинции, которые когда-то принадлежали Анжуйской династии, под полный суверенитет "так же, как король Франции и его предки держали их". Помимо Гаскони, это означало Пуату, Сентонж, Ангумуа, Перигор, Лимузен, Керси и Руэрг, а также некоторые территории, граничащие с Гасконью в западных Пиренеях. На севере Эдуарду III должны были вернуть графство Понтье и город Монтрей в Пикардии, а также за ним сохранялся Кале и прилегающие к нему территории. Король Франции должен был отказаться от всех этих территорий до 29 сентября 1360 года. В обмен на этот отказ король Англии должен был отказаться от всех своих претензий на трон Франции, которые он впервые заявил двадцать лет назад на рыночной площади в Генте. Что касается короля Иоанна II, то он должен был заплатить выкуп в размере 3.000.000 золотых экю в рассрочку в течение шести лет. Это было на 1.000.000 экю меньше суммы, требуемой по Виндзорскому и Лондонскому договорам. Кроме того, в эту сумму должны были войти выкупы за шестнадцать самых известных пленников битвы при Пуатье, которые все еще находились в Англии. Сумма их выкупов должна была составить не менее 500.000 экю.

Для освобождения французского короля были разработаны самые тщательные меры. Иоанн II должен был быть доставлен в Кале к середине июля 1360 года. Там должны были быть решены некоторые еще нерешенные вопросы, касающиеся уступки территории и отказа от претензий Эдуарда III, а также проведены необходимые предварительные мероприятия по выполнению договора. Затем оба короля должны были официально ратифицировать договор. Небольшое количество стратегически важных крепостей на уступленных территориях должны были быть сданы англичанам сразу же, в том числе французские укрепления вокруг Гина к востоку от Кале и обнесенный стеной город и порт Ла-Рошель в западном Пуату. Первые 600.000 экю выкупа были выплачены. Двадцать пять заложников, выбранных из самых знатных дворян королевства, должны были быть переданы английскому королю как заложники, для обеспечения выплаты остальной суммы и уступки оставшихся территорий. Все это должно было быть выполнено в течение четырех месяцев после прибытия Иоанна II в Кале. В качестве дополнительной гарантии Эдуард III оговорил, что в его власти останутся все шестнадцать пленников Пуатье, выкуп за которых был уплачен, а также большое количество других заложников, отобранных из ведущих жителей двадцати французских городов.

Несколько дней ушло на составление и уточнение деталей, прежде чем формальности в Бретиньи были завершены. 7 мая 1360 года было заключено перемирие до 29 сентября, чтобы обеспечить выполнение положений договора. На следующий день, 8 мая, послы приложили свои печати к главному документу. Когда глашатаи прошли через английские лагеря, возвещая о заключении мира, английские солдаты босиком прошли в Шартр, чтобы возблагодарить Пресвятую Деву в посвященном ей соборе[740].

Дофину не нравился договор в Бретиньи. Сообщается, что он считал, что англичане вскоре все равно были бы вынуждены покинуть Францию из-за нехватки продовольствия. Возможно, это было правдой. Но мнение Дофина уже не имело значения. Условия, согласованные в Бретиньи, были в основном делом рук главного доверенного лица короля в Париже, архиепископа Санса. Возможно, с Дофином даже не советовались. Во всяком случае, он не играл никакой публичной роли в мирной конференции. Как говорили, он страдал от язвы. Однако заключительный акт произошел в его присутствии. В воскресенье утром, 10 мая 1360 года, Дофин в окружении своих советников и ведущих граждан Парижа принял шесть рыцарей короля Англии в зале отеля де Санс. Договор был ему зачитан, и он подтвердил, что доволен им, а архиепископ отслужил мессу. Как только архиепископ перешел к Agnus Dei, Дофин подошел к алтарю и поклялся, что выполнит договор во всем, что будет в его силах. Сержант-оруженосец открыл окно, выходящее во двор, чтобы провозгласить мир ожидавшей внизу толпе, и все колокола Парижа зазвонили. Каковы бы ни были личные опасения Дофина, спонтанная радость французов не вызывала сомнений. Некоторые, правда, сожалели об огромных территориальных уступках, сделанных англичанам, другие опасались тяжелого финансового бремени, которое подразумевали положения о выкупе. Но в северных городах, которые несли на себе основное бремя войны в течение последних трех лет, все, кроме (по словам Жана де Венетта) предателей, вольных разбойников и оружейников, испытывали облегчение от того, что этот кошмар, очевидно, закончился[741].

Англичане с трудом дождались, когда смогут покинуть Францию. Они сожгли все свое громоздкое снаряжение и двинулись на север, как только получили известие о согласии Дофина. Принц Уэльский повел свою колонну к Лувье на Сене. Здесь, в мрачной строгости церкви Нотр-Дам, он ратифицировал договор со своей стороны на церемонии, которая была смоделирована по образцу ратификации Дофина в Париже за неделю до этого. Эдуард III отложил свою собственную ратификацию до тех пор, пока Иоанн II не ратифицирует договор в Англии. 19 мая 1360 года Эдуард III и его сыновья отплыли в Англию из Онфлёра на флоте, который атаковал Лере. Остальная часть армии прошла маршем через Пикардию, чтобы погрузиться на корабли в Кале[742].

Новости о договоре достигли Лондона раньше них. Иоанн II получил официальный отчет от графа Танкарвиля и еще один — от королевы Филиппы. Посланник королевы получил за свои труды огромные чаевые в размере 100 ноблей. Иоанн II был вне себя от радости. Условия его плена были сразу же облегчены. Канцелярию в Тауэре освободили, чтобы сделать для него более просторное помещение. Он обедал с королевой, с Генри Пикаром, с графиней Пембрук. Он посетил собор Святого Павла, святилище Трех королей в Бермондси и главные монастырские церкви Лондона. Он катался на лодках по Темзе и осматривал львов в частном зоопарке Эдуарда III. 14 июня 1360 года Иоанн II торжественно ратифицировал договор в Бретиньи на пиру в Тауэре, на котором присутствовали король Англии, принц Уэльский и их придворные, а также большинство французских пленников в Англии. Оба короля, как сообщил агент Иоанна II королю Арагона, договорились, что они и их дети будут братьями друг другу и будут жить в совершенной любви и вечном мире. В последний день июня 1360 года Иоанн II начал свой путь обратно во Францию, медленно двигаясь по Старой кентской дороге до Дувра. 8 июля 1360 года он был доставлен офицерам Эдуарда III в Кале[743].

Главной заботой короля Франции теперь было найти первую часть выкупа. Одним из последних его посланий перед отъездом из Англии было письмо из Кентербери офицерам Счетной палаты, призывающее их удвоить усилия по сбору необходимых 600.000 экю. Другое письмо, повторяющее то же послание в еще более настойчивых выражениях, было отправлено, как только король достиг Кале. На самом деле Счетная палата в течение последних двух месяцев занималась решением этой задачи. О том, чтобы получить официальное согласие на необходимые налоги, не было и речи. Выкуп сеньора был одним из немногих случаев, когда обычай Франции признавал, что налоги могут взиматься по праву. Проблема заключалась не в принципе, а в бесконечных переговорах по поводу начислений и длительных задержках, прежде чем деньги действительно поступали в казну короля. Поэтому в первую очередь было решено сделать крупный принудительный заем. 22 мая 1360 года во все районы Франции были отправлены уполномоченные, чтобы получить деньги от богатых людей и обнесенных стенами городов. Каждый, кто, как считалось, имел деньги, был вызван к ним, чтобы сделать свое предложение. Инструкции гласили, что офицеры не должны принимать отказ. Тем, кто не хотел давать в долг, угрожали остракизмом, а при необходимости и силой. Исключений не должно было быть даже для духовенства. Король сам написал письма во многие крупные города, с личной просьбой ссудить деньги. Но одно дело — настаивать, а другое — собирать деньги. Париж согласился одолжить 100.000 ройалдоров. Руан, который после Парижа был городом более тесно связанным с судьбой короны, чем любой другой французский город, занял 200.000 мутондоров у графа Намюра. Другие города делали то же самое в меньших масштабах. Но многие из наиболее важных мест слишком сильно пострадали от военных действий, чтобы вообще внести какой-либо серьезный вклад. В Сен-Кантене правительственные комиссары собрали менее десятой части от намеченной суммы. Реймс, разоренный расходами на строительство стен и отпор английской армии, за шесть месяцев собрал всего 2.600 экю, несмотря на три личных письма короля, недвусмысленный приказ Счетной палаты и визит одного из маршалов. Провинция Нормандия почти ничего не собрала до конца года[744].

В аббатстве Сен-Бертен в Сент-Омере была создана специальная казна, куда должны были отсылаться все поступления. Но когда Дофин прибыл в Сент-Омер в середине июня 1360 года, сундуки были еще почти пусты[745]. К октябрю 1360 года, когда потребовались деньги, их было собрано только две трети. И даже эта сумма была собрана с огромным трудом. Сохранившиеся документы (далеко не полные) свидетельствуют о том, что около 300.000 экю поступило из Парижа и северных провинций. Остальные средства были получены в свое время от весьма необычной продажи одиннадцатилетней дочери Иоанна II Изабеллы герцогу Милана. Галеаццо Висконти, богатый и амбициозный диктатор Милана и главный гибеллин Северной Италии, стремился устроить ослепительный брак для своего восьмилетнего наследника. Правда, Галеаццо был парвеню и врагом папства, с которым французские короли традиционно поддерживали хорошие отношения, но миланец был готов заплатить высокую цену наличными. Агенты Дофина были отправлены в Милан в течение недели после заключения договора в Бретиньи. Они быстро заключили брачный договор, по которому французы не получали почти ничего, кроме денег. Соглашение было достигнуто к июлю. К августу юная принцесса уже была на пути в Италию. В обмен на Изабеллу и чрезвычайно скромное приданое послы Иоанна II получили от Висконти сумму в 600.000 экю, равную всей первой части выкупа. Из этой суммы 100.000 экю попали в аббатство Сен-Бертен вскоре после подписания соглашения в июле. Хронист-гвельф Маттео Виллани был глубоко потрясен. Здесь, по его словам, произошло окончательное унижение Франции от рук "мелкого королишки Англии"[746].

В течение шести недель после прибытия Иоанна II в Кале ничего не происходило, отчасти потому, что ни заложники, ни 600.000 экю не были готовы, отчасти потому, что Папа хотел, чтобы его легаты, присутствовали при заключительном акте ратификации договора. А они прибыли только в конце августа. Что касается Эдуарда III, то он оставил принца Уэльского улаживать с Иоанном II вопросы, которые остались нерешенными в Бретиньи. В начале сентября 1360 года он перевез свой двор на остров Шеппи у берегов графства Кент, где его ждала флотилия кораблей, чтобы быстро переправить его через Ла-Манш, как только из Кале поступит сигнал, что все готово. Очевидно, он рассматривал оставшиеся переговоры как простую формальность[747].

На деле они оказались неожиданно сложными. Главный вопрос касался точного графика взаимного отказа королей Англии и Франции от претензий. Эдуард III с патологической подозрительностью относился к французам. Он боялся, что Иоанн II может не выполнить условия договора после того, как вернет себе свободу, а Эдуард III откажется от претензий на французский трон. Поэтому он не спешил отказываться от своих претензий до тех пор, пока уступленные территории не будут фактически отданы. Французы, со своей стороны, настаивали на том, что если отказ Эдуарда III от своих притязаний будет отложен, то и их собственный отказ от суверенитета в уступленных провинциях также придется отложить, поскольку условия, согласованные в Бретиньи, требовали, чтобы отказы были сделаны одновременно. Кроме того, их беспокоила деятельность английских, гасконских и наваррских компаний. До сих пор предполагалось, что компании сложат оружие, когда закончится война между королями. Но это предположение начинало казаться довольно нереальным. Эдуарду III пришлось ждать в Шеппи больше месяца, пока дипломаты тщетно спорили об этих вопросах. В итоге проблему пришлось решать королям лично.

Король Англии прибыл в Кале 9 октября 1360 года. В течение следующих нескольких дней в Кале собрались главные участники войны. Граф Фландрии прибыл 12 октября, с пышным свитой войдя в большой зал замка в разгар банкета, устроенного Иоанном II для французских пленников. Дофин прибыл на следующий день. За ними последовал епископ Авраншский, канцлер Наварры. Карл Блуа явился, чтобы выступить в защиту своих претензий на Бретань. Также прибыли семь представителей Жана де Монфора. Затем был заключен тщательно продуманный ряд второстепенных соглашений, которые разрешили все основные нерешенные вопросы[748].

Особенно сложным было решение проблемы отречения от претензий на трон. Эдуард III обещал добиться сдачи всех крепостей, занятых его подданными в провинциях, которые должны были остаться в составе французского королевства. Был составлен неполный список из более чем восьмидесяти захваченных мест, за гарнизоны которых Эдуард III был готов взять на себя ответственность. Их уход должен был быть завершен к началу февраля 1361 года. Иоанну II было позволено на короткое время сохранить некоторые из меньших территорий, которые он обещал уступить, в качестве гарантии выполнения этого амбициозного предприятия. Графство Понтье, которое было незначительной территорией, но имело символическое значение для королей Англии, должно было быть удержано французами как залог обеспечения освобождения от вражеских гарнизонов в провинциях на севере и востоке от Парижа и на средней Луаре. Графство Монфор-л'Амори (которое по договору должно было перейти к ставленнику Эдуарда III Жану де Монфору) должно было быть удержано до освобождения провинций к юго-западу от столицы. Сентонж должен был удерживаться до освобождения от английских гарнизонов в Нормандии, а Ангумуа — до освобождения Турени и верховьев Луары. Эти уступки стоили Эдуарду III очень мало, так как, несмотря ни на что, эти территории должны были быть переданы ему к началу марта 1361 года, в противном случае большое количество видных представителей местной знати из каждой из провинции должны были быть отправлены в Кале в качестве заложников как гарантия их последующей передачи.

Остальные уступленные территории рассматривались в отдельном документе, содержащем соглашение, которое предусматривало, что передача оставшихся территорий, согласованных в Бретиньи, должны быть завершены к 24 июня 1361 года. Как только это будет сделано, оба короля отправят своих представителей для обмена отречениями в монастырь августинцев в Брюгге 15 августа 1361 года, а если это не произойдет, то не позднее 30 ноября 1361 года. Тем временем Иоанн II продолжал бы пользоваться номинальным суверенитетом в уступленных провинциях, но обязался не осуществлять его. Эдуард III, со своей стороны, теоретически сохранял свои притязания на трон Франции до тех пор, пока формально не отречется от них, но обязывался не заявлять о них публично. Вопрос суверенитета был урегулирован этим дополнительным соглашением, а в основной договор были внесены поправки, исключающие все упоминания о взаимном отказе от претензий. Было заключено отдельное соглашение об освобождении заложников, которое должно было происходить поэтапно по мере выполнения договора. Сыновья Иоанна II, графы Анжуйский и Пуатье, его брат герцог Орлеанский и два других королевских принца должны были быть освобождены, как только будет выплачена вторая часть выкупа, переданы основные территории на юго-западе и в Брюгге будут должным образом оформлены отречения. Пятая часть оставшихся заложников должна была быть освобождена, как только будут переданы остальные уступленные территории, и еще пятая часть — каждый год по мере выплаты выкупа. Эдуарду III суждено было заплатить высокую цену за свою осторожность и за сложности, которые были внесены в то, что когда-то было достаточно простым соглашением. Ведь в итоге отречения так и не были сделаны, что дало французам предлог, под которым спустя годы они полностью расторгли договор[749].

Даже теперь испытания Иоанна II не были закончены. Жители города Ла-Рошель, который был одним из стратегических мест, подлежащих немедленной передаче, не проявили готовности к сотрудничеству. Как и многие другие общины, которым угрожала передача королю Англии, они были обеспокоены не столько территориальной целостностью Франции, сколько многочисленными привилегиями, которые они получали на протяжении многих лет от сменявших друг друга королей Франции и которые не обязательно будут соблюдаться другим государем. Иоанну II пришлось послать в город маршала Арнуля д'Одрегема, чтобы вразумить их. Затем возникла проблема Карла Наваррского, сотрудничество с которым было необходимо, учитывая количество компаний, признававших его власть, по крайней мере, формально. Между королем Франции и его зловредным зятем был заключен отдельный договор под эгидой герцога Ланкастера и Уолтера Мэнни, которые выступали в качестве посредников. Карлу были прощены его многочисленные преступления против короны и восстановлены все его права и имущество. Ему также было разрешено представить до 300 своих сторонников для получения королевского помилования. Взамен он обещал принести королю Франции оммаж, от которого отказался в 1356 году, и сотрудничать в очищении провинций Франции от компаний рутьеров. Следующей проблемой было побудить знатных заложников, указанных в договоре, добровольно явиться. Они, естественно, не проявляли энтузиазма, а затаились или неумеренно затягивали свои приготовления. Второй сын короля, Людовик, граф Анжуйский, который только что женился, приехал чуть ли не под угрозой насилия. Его третий сын, Иоанн, граф Пуатье, явился только после того, как его вызвали moult asprement (очень настойчиво)[750]. Наконец, когда все было готово, удалось получить только две трети первой части выкупа. Большую часть денег от Галеаццо Висконти все еще ожидали. Эдуарду III пришлось смириться с этой трудностью. Он согласился принять 400.000 экю, а остальное — позже. Эта сумма была доставлена в Кале из Сент-Омера и пересчитана в присутствии уполномоченных английского короля[751].

Заключительная церемония состоялась вечером 24 октября 1360 года. Оба короля, их семьи и главные советники поклялись соблюдать договор и сопутствующие документы. Они обменялись поцелуем мира. Иоанн II получил драгоценности и ценные подарки от своего врага. Затем он был официально освобожден от своих обязательств пленника. Через несколько дней после его отъезда из Кале английский клерк завладел французскими укреплениями в Гине — единственными сооружениями, все еще стоявшими на унылых пустырях вокруг замка. Это была первая французская территория, уступленная Англии по договору[752].