Столетняя война. Том II. Испытание огнем

Глава VII. Парижское восстание, 1357–1358 гг.

Побег Карла Наваррского из Арле и его возрождение как политической силы во Франции произошли в основном благодаря жителям Амьена. Амьен, некогда один из самых густонаселенных городов северной Франции, крупный центр сукноделия, красильного производства и металлообработки сильно пострадал от экономических бед середины XIV века, его производство сильно сократилось в связи упадком суконной промышленности Северной Европы. Война ускорила этот процесс. Торговые связи города с Англией были прерваны, а с Фландрией — сильно ослаблены. Население города, которое в XIII веке расселилось в просторные пригороды за стенами города, теперь жило под страхом пожаров и грабежей с тех пор, как Эдуард III впервые вторгся во Францию в 1339 году. Затем последовало расширение городских стен, решение о котором было принято на следующий день после битвы при Креси, и повлекло за собой строительство четырех миль стены, пятнадцати башен и трех ворот на южной стороне города, что стало сокрушительным финансовым бременем, наложившимся на тяжелые военные налоги, введенные центральным правительством. Через два года после Креси напряжение от сокращения доходов и увеличения расходов усугубилось внезапным бедствием — Черной смертью. Чума нанесла особенно тяжелый удар по тесным промышленным кварталам в кольце старых стен и положила начало длительному периоду социальной напряженности, поскольку рабочей силы стало не хватать, а рост заработной платы еще больше сократил прибыли амьенских промышленников. Перед лицом этих трудностей город к середине 1350-х годов стал центром политического радикализма, уступающим в этом только Парижу. Он имел не менее трех представителей в Совете восьмидесяти, помимо Жана де Пикиньи, наследственного видама[484] Амьена, который был одним из представителей от дворянства. Эти люди занимали видное место среди делегатов, требовавших освобождения Карла Наваррского в октябре 1356 года, и среди тех, кто отказался распускать войска, когда Дофин отстранил их от должности[485].

Жан де Пикиньи с самого начала был последовательным и преданным сторонником Наваррского дома. Даже на самом раннем этапе карьеры Карла Жан верил, что только король Наварры сможет поднять Францию из пропасти, в которую она опустилась при королях из дома Валуа. Когда в начале ноября 1357 года он решил вызволить его из тюрьмы, его мотивом было спасти честь Франции и добиться поражения и изгнания ее врагов. Жан набрал в Амьене отряд примерно из тридцати человек. Перед рассветом 9 ноября 1357 года они поднялись на стены Арле по приставным лестницами. После восемнадцати безмятежных месяцев маленький гарнизон стал беспечным, а дозорные плохо несли вахту. Через несколько минут Карл был свободен и направлялся в Амьен, "даже не поблагодарив хозяина", как он позже хвастался. Город принял его как вернувшегося героя. Его приветствовали на улицах и осыпали подарками. Его выслушали с уважением, когда он произнес многословную и страстную речь, полную сладких слов о несправедливости его ареста и страданиях в плену. Муниципалитет сделал его почетным гражданином города. Горожане поклялись поддерживать его в его борьбе. Из своих покоев в городе (резиденции одного из каноников собора) Карл Наваррский начал набирать армию и планировать поход на Париж. Карл освободил всех заключенных из городских тюрем, нанял людей среди горожан и присоединил сторонников и друзей Жана де Пикиньи. Он писал в соседние города и старым союзникам. По его словам, он не желал зла добрым людям Франции, а лишь хотел завоевать их дружбу и поддержку и отстоять свою честь и свои права[486].

Появление Карла Наваррского изменило расстановку сил в Париже. Главным единомышленником Карла в правительстве стал Роберт Ле Кок, который вновь вошел в состав Совета в октябре и сразу же взял на себя контроль над администрацией. Дофин был вынужден выдать пропуск, разрешающий королю Наварры въехать в столицу с любым количеством сторонников, вооруженных или нет. Надежды Дофина вырваться из-под опеки политиков с помощью Генеральных Штатов были разрушены. Когда внимание переключилось на планы короля Наварры, Генеральные Штаты постепенно распались на группировки. Многие из делегатов, включая всех представителей Бургундии и Шампани, посчитали, что их используют для того, чтобы придать государственному перевороту видимость легитимности и больше не принимали участия в заседаниях. Оставшиеся в зале дворяне поссорились с делегатами Третьего сословия. Затем они тоже стали уходить. Большинство остальных разошлись по домам. Вскоре в францисканском монастыре осталась лишь часть церковников и делегатов от городов[487].

29 ноября 1357 года король Наварры и множество его друзей и союзников из Пикардии и Нормандии вошли в Париж через ворота Сен-Дени. По улицам его сопровождала внушительная компания. Епископ Парижа вышел встретить его у городских ворот вместе с купеческим прево и делегацией из видных горожан столицы. Более 500 вооруженных сопровождающих проехали с ним по улице Сен-Дени, триумфальному пути многих поколений французских королей, где Карл был принят как только что коронованный монарх и с ликованием проследовал через весь город к своим покоям в аббатстве Сен-Жермен. Вечером по улицам пронеслись глашатаи, объявившие, что на следующее утро Карл обратится к жителям Парижа в Пре-о-Клерк.

Пре-о-Клерк был обширным лугом на левом берегу Сены, за стенами аббатства Сен-Жермен, занимавшим большую часть территории, которая сегодня является седьмым округом Парижа. Это было место, где периодически сражались между собой банды студентов Университета, где дуэлянты улаживали свои ссоры, и где проходили большие рыцарские турниры. У стен аббатства находилась большая деревянная трибуна. Около 9 часов 30 ноября король Наварры начал свое обращение к толпе с вершины этого сооружения. Около 10.000 парижан собрались на лугу, чтобы послушать его. Это была очень длинная речь, настолько длинная, что остальной Париж успел съесть свой полуденный обед, прежде чем оратор закончил. Он обрушился с яростью на тех, кто без причины заключил его в тюрьму на полтора года, как это было в Амьене и описал свои страдания таким трогательным языком, что толпа начала рыдать. Далее Карл обрушился с критикой на министров и слуг короны, заявив, что не чувствует к королевству Франция ничего, кроме преданности. В самом деле, если он когда-либо будет претендовать на корону, то окажется, что у него больше прав, чем у Иоанна II или короля Англии. По словам Жана Лебеля, это была "прекрасная и мудрая" речь; по словам другого хрониста, "элегантная и пространная"[488].

Речь возымела свое действие. Способность Дофина к сопротивлению, и без того ослабленная событиями последних двух месяцев, полностью рухнула. На следующее утро, 1 декабря, Этьен Марсель предстал перед ним во дворце Сите во главе пугающей делегации горожан Парижа и представителей Третьего сословия. Они пришли, по их словам, чтобы потребовать правосудия для короля Наварры. Роберт Ле Кок поднялся со своего места, чтобы объявить, что король Наварры будет иметь "не только правосудие, но и всю благосклонность и любезность, которые должны существовать между братьями". Никто из других членов Совета не осмелился произнести ни слова. "Братья", не видевшие друг друга со дня ареста Карла в Руане, встретились на следующий день в огромном парижском особняке графов Эврё у южных ворот аббатства Сен-Жермен. Для Дофина это был унизительная ситуация. Когда прибыл король Наварры в сопровождении вооруженного эскорта, его люди быстро выгнали из зала всех сопровождающих Дофина. Два молодых человека обменялись холодными любезностями в присутствии вдовствующей королевы Жанны, а затем удалились.

3 декабря состоялось бурное заседание Совета в присутствии Дофина. В его состав вошло много новых членов, кооптированных Робертом Ле Коком и его союзниками. Собравшимся были зачитаны требования короля Наварры. Карл требовал немедленного возврата всех замков и владений, которые корона отобрала у него после ареста. Он хотел получить компенсацию за весь ущерб, понесенный им во время его заключения. Эта сумма, по подсчетам Карла, составляла 40.000 экю. Затем он должен был получить бесплатное помилование за все свои преступления и преступления своих сторонников, включая четырех человек, казненных Иоанном II в Руане. Их скелеты, которые все еще висели на цепях на виселице в Биореле, должны были быть сняты и с почестями похоронены. Когда Совет приступил к обсуждению, в соседней комнате поднялась суматоха. Туда ворвался Этьен Марсель с лидерами Третьего сословия и толпой сторонников. Они оставались в зале Совета, пока у каждого члена Совета по очереди спрашивали его мнение по поводу требований короля Наварры. Каждый советников сидел в ужасе и высказывал свое мнение, что их следует принять. Дофин подчинился. Бывший королевский лейтенант в Нижней Нормандии Амори де Мелён, переметнувшийся на сторону короля Наварры, должен был получить от Дофина скрепленные печатью документы, согласно которым все королевские капитаны, владеющие замками Наваррского дома в Нормандии, должны были немедленно передать их представителям Карла.

Это было только начало. Кроме того, Карл давно требовал, чтобы ему предоставили содержание, соответствующее его статусу. Его требования были непомерными. Они включали в себя герцогство Нормандия, принадлежавшее Дофину, и все графство Шампань. Владение этими провинциями дало бы ему значительную часть королевского домена и сделало бы его практически правителем северной Франции. Дофину сообщили, что необходимо лично обсудить эти вопросы с Карлом. В течение следующих нескольких дней Дофин имел ряд неприятных бесед с королем Наварры. Они проходили в недружелюбной атмосфере Наваррского отеля в предместье Сен-Жермен и особняка Роберта Ле Кока на улице Паве (ныне улица Сегье). Карл настаивал на своих требованиях. Дофин отмалчивался, как мог. Переговоры еще продолжались, когда в Париж пришло известие о том, что Иоанн II достиг соглашения с Эдуардом III в Англии[489].

Дипломатическая конференция в Лондоне открылась в начале сентября и быстро увязла в непримиримых разногласиях[490]. События во Франции оказали электризующее воздействие на ход переговоров. Для Иоанна II последствия бегства Карла Наваррского были очевидны. Оно угрожало еще больше погрузить его королевство в хаос, прежде чем он сможет в него вернуться. Это возрождало старые опасения, что король Наварры может объединиться с Эдуардом III, чтобы лишить его власти. Как ни странно, английское правительство было встревожено не меньше. Оно всегда относились к Карлу Наваррскому неоднозначно. С его братом Филиппом, гораздо более прямолинейной личностью, у англичан сложились приемлемые рабочие отношения, но опыт научил их не доверять Карлу. И хотя они были формальными союзниками Карла в борьбе против французской короны, они прекрасно понимали, что этот союз был основан на его дальнейшем пребывании в заключении. Как только его освободят, может произойти все, что угодно. Когда Филипп попытался убедить короля Англии сделать освобождение его брата условием перемирия с Францией, от него отмахнулись заявлениями о доброй воле и вежливыми уклонениями. Людовик, другой принц Наваррского дома, обратился с таким же ходатайством к принцу Уэльскому и получил такой же ответ. Эдуарда III вполне устраивало, чтобы Карл томился в Арле неопределенное время[491].

В течение месяца после его побега советники двух королей в Вестминстере достигли предварительного соглашения. В спешке, чтобы разработать хоть что-то, о чем можно было бы объявить во Франции, условия были согласованы лишь в общих чертах. Многие детали еще предстояло обговорить. Но даже в общих чертах условия были достаточно унизительными для короля Франции и, несомненно, неприятными для его подданных. Выкуп за короля был определен в 4.000.000 экю (667.000 фунтов стерлингов). Из этой огромной суммы 600.000 экю (100.000 фунтов стерлингов) должны были быть выплачены до того, как Иоанн II покинет английскую территорию, а остальная сумма — в рассрочку в течение нескольких лет после этого. Условия предусматривали передачу Эдуарду III под полный суверенитет около четверти территории Франции. На юго-западе Эдуард III должен был получить, помимо Борделе, Сентонж, Пуату, Ангумуа, Перигор, Ажене, Лимузен, Керси и пиренейские территории Бигорр и Гор. На севере Эдуард III сохранял за собой Кале и прилегающие к нему земли, графство Понтье и город Монтрей в Пикардии, которыми он владел до 1337 года, а также земли, которые Жоффруа д'Аркур подарил ему на полуострове Котантен. Филиппу Наваррскому должно было быть возвращено все, чем он владел во Франции до начала гражданской войны. Должны были быть приняты продуманные меры для решения спорного вопроса о наследовании герцогства Бретань. Выполнение всех этих обязательств должно было быть обеспечено предоставлением большого количества заложников. Список, приложенный к проекту, включал почти всех знатных дворян Франции и по два видных горожанина из двадцати крупнейших городов, обнесенных стенами. С точки зрения французов, самое большее, что можно было сказать об этих условиях, это то, что они были лучше тех, на которых до недавнего времени настаивал Эдуард III. Английский король отказался от своих притязаний на Нормандию, которую он требовал с начала 1350-х годов, и на провинции западной Луары, которые были фактически предоставлены ему по проекту договора в Гине в 1354 году[492].

Во время конференции Иоанн II был переведен из Савойского дворца в Виндзорский замок. Отсюда в начале декабря он написал письмо, в котором объявил своим подданным о достигнутом соглашении. Но он ничего не сказал об условиях, прекрасно понимая, как это будет встречено его подданными. Необходимо было тщательно подготовить общественное мнение. Король Англии сделал все возможное, чтобы помочь ему в этом вопросе. В конце декабря 1357 года четыре знатных пленника в Англии были освобождены условно-досрочно, чтобы объяснить проект договора Дофину и различным политическим партиям в Париже. Иоанн II выбрал для этой миссии архиепископа Санса, графов Вандомского, Танкарвиля и сеньора Дерваля — всех тех, кто был близок к его Совету, но не слишком неприятен радикалам в Париже. В то же время Иоанн II планировал напрямую обратиться к южным провинциям, которые практически отделились от остальной части королевства. Дофин недавно вновь назначил своего младшего брата Иоанна, графа Пуатье, лейтенантом в Лангедоке вместо ушедшего в отставку графа Арманьяка. Король также назначил его от своего имени, с расширенными полномочиями. Его главной функцией должно было стать получение первой части выкупа в единственной части Франции, на лояльность которой король теперь мог рассчитывать[493].

Сотрудничество двух королей почти сразу же было сметено новой волной насилия на западе Франции. Осенью 1357 года Мартин Энрикес прибыл в Шербур из Наварры с почти 1.400 человек подкрепления[494]. C учетом потерь и дезертирства, общее число наваррских войск в западной Франции должно было превысить 3.000 человек. Кроме того, в течение всего года в регион прибывали английские, гасконские и немецкие солдаты удачи. К концу года основные английские и наваррские капитаны в Нижней Нормандии начали скоординированное наступление из Онфлёра в долину Сены и на Иль-де-Франс.

Главным действующим лицом был англичанин Джеймс Пайп. Пайп был стаффордширским рыцарем, который начал свою карьеру в качестве протеже графа Стаффорда. Он служил со Стаффордом в Шотландии в 1340-х годах и некоторое время занимал должность смотрителя Бервика-на-Твиде. После Пайп участвовал в осаде Кале. А когда в 1352 году граф отправился в Гасконь в качестве королевского лейтенанта, Пайп поехал с ним. Он стал первым английским капитаном Блая после отвоевания этого города у французов, а после возвращения Стаффорда в Англию в октябре служил исполняющим обязанности сенешаля герцогства. К сожалению для таких амбициозных людей, как Пайп, граф Стаффорд не играл большой роли в военных кампаниях середины 1350-х годов, что, несомненно, послужило причиной того, что Пайп перешел на службу к герцогу Ланкастеру. Он присоединился к экспедиции Ланкастера в Нормандию в 1356 году и был вместе с ним при осаде Ренна. Когда герцог покинул Францию в июле 1357 года, Пайп остался в качестве одного из двух лейтенантов, которым было поручено защищать его интересы на западе. Но никогда не было до конца ясно, в каком качестве он действовал. Как и многие английские капитаны того времени, он занимал двусмысленное положение, никогда полностью не подчиняясь приказам министров английского короля, но и не будучи вполне независимым вольным разбойником[495].

Первый важный шаг был сделан после захвата Ле-Небура, рыночного города со старинным замком, где сходились дороги из Руана, Тура и Парижа. К началу осени 1357 года англичане разместили здесь гарнизон, откуда они могли блокировать большую часть дорожной системы южной Нормандии и свободно перемещаться по всей плодородной территории между Сеной и Рислом. Затем, 9 ноября 1357 года, посреди ночи, отряд англичан и немцев из Онфлёра обрушился на город Понт-Одеме. В Понт-Одеме был большой королевский гарнизон. Но пятьдесят человек из его числа были немецкими наемниками. Они были подкуплены немцами, сражавшимися за англичан, и впустили врагов в город. Остальные защитники мужественно сражались на улицах, пока не были загнаны в угол и вынуждены сдаться. Цитадель, в которой находился отдельный гарнизон, устояла. Но ее защитники ничего не могли сделать. Они бессильно смотрели со своих стен, как захватчики грабят и сжигают город[496].

От Понт-Одеме англичане и наваррцы двинулись вверх по левому берегу Сены. К середине декабря они вторглись в Иль-де-Франс и проникли на расстояние в несколько миль от Парижа. Вильпре и Трапп, два небольших сеньориальных замка на дороге из Парижа в Шартр, были заняты английскими гарнизонами. Через несколько дней другой английский отряд занял небольшой городок Моле, расположенный к югу от Манта. Продвигаясь на восток через лес Фонтенбло, англичане появились в районе Монтеро, одной из узловых точек в сети судоходных рек к востоку от Парижа. К концу 1357 года первые английские отряды проникли в Шампань, где, по сообщениям, в их руки попало несколько укрепленных поместий вокруг Провена. Из каждого из этих центров небольшие отряды распространялись, захватывая товары на дорогах, сжигая деревни, захватывая путешественников для выкупа и убивая тех, кто не стоил таких хлопот. Число участников рейдов было все еще невелико. Оценки варьировались от 800 до 1.200 человек для всего Парижского региона, но и они, вероятно, были слишком высоки. Но противостоять им было некому. Большая часть населения застыла в страхе. К западу от Парижа деревни опустели, так как их жители, нагруженные своим имуществом, хлынули через ворота столицы. Монахини Пуасси, Лоншана и Мелёна бросили свои монастыри, заперли ворота и присоединились к массе людей, забивших дороги в город[497].

Соглашение Иоанна II с королем Англии представляло серьезную угрозу для Карла Наваррского. Как и многие другие французы, он, вероятно, недооценил оставшиеся дипломатические препятствия и предположил, что освобождение короля из плена неминуемо. Окончание войны или преждевременное возвращение короля Франции в свою страну могло только укрепить позиции короны и подорвать его собственные. Поэтому, когда первые новости о соглашении достигли Парижа, примерно 9 декабря 1357 года, Карл приступил к тому, что можно рассматривать только как преднамеренную попытку ускорить распад французского государства и удовлетворить свои требования до того, как первая часть выкупа будет собрана и выплачена Эдуарду III. Он приказал открыть все тюрьмы Парижа, как и тюрьмы Амьена за месяц до этого. Их обитатели были выпущены на улицы города усилив хаос. Дофин, который теперь был не более чем марионеткой в руках друзей Карла, безропотно скрепил необходимые приказы. Генеральные Штаты, или та их часть, которая все еще оставалась в Париже, были официально отложены до середины января. Что касается переговоров короля Наварры с Дофином, то они завершились неожиданно и безрезультатно. Территориальные претензии Карла были переданы на рассмотрение комиссии, состоящей из вдовствующей королевы и двух назначенцев Дофина, которым помогали три делегата Генеральных Штатов, когда они собрались вновь. 13 декабря 1357 года король Наварры покинул Париж, чтобы укрепить свои позиции в Нормандии, его огромная кавалькада прокладывала себе путь по дорогам, забитым беженцами, двигавшимися в противоположном направлении[498].

В отсутствие Карла Дофин изо всех сил пытался освободиться от влияния радикальных политиков. Но Роберт Ле Кок держал правительство в железной хватке. Пользуясь поддержкой лидеров парижан, он главенствовал в королевском Совете и контролировал все основные административные департаменты, став практически агентом короля Наварры. Роберт наслаждался своим обретенным статусом, издавая заявления и приказы без согласования с Дофином или остальными членами Совета. В начале нового года, когда Роберт был на пике своего могущества, он составил письма от имени Дофина, в которых просил Папу сделать его кардиналом. Но честолюбивый прелат легко нажил себе врагов даже среди тех, кто разделял его взгляды. Существовала значительная группа дворян, которые находили властные манеры Роберта невыносимыми. Некоторые из них считали короля Наварры опасным интриганом, чьи действия могли только помочь англичанам. В течение декабря 1357 года в этой группе выделились три человека став неформальными лидерами. Жан де Конфлан, почетный маршал графства Шампань, и Жерар де Тюрей, занимавший тот же пост в герцогстве Бургундия, были видными дворянами с широкими связями в Совете Дофина. Они происходили из глубоко консервативных регионов восточной Франции, до сих пор не затронутых боевыми действиями, которые относились к радикализму Парижа с безразличием или откровенной враждебностью. Роберт де Клермон, маршал Нормандии и лейтенант Дофина в Кане, происходил из совершенно иной среды. Он был человеком, ответственным за ведение войны на главном театре, но все больше времени проводил в Париже, пытаясь укрепить слабеющую политическую позицию Дофина. Хотя эти люди имели ограниченное влияние на решения Совета, но была одна область, где они представляли значительную угрозу для епископа Лаонского и его союзников, и это был контроль над военными операциями. Поскольку полевые войска Дофина в основном оплачивались из местных поступлений, собираемых командирами на местах, они могли сами решать, кого считать представителем короны. Три провинциальных маршала в Совете Дофина могли рассчитывать на поддержку большинства офицеров, которые боролись за сохранение французских позиций в Нижней Нормандии и на Бретонской границе. На практике они распоряжались теми резервами живой силы, которыми еще располагало французское правительство[499].

Примерно на Рождество от имени Дофина были изданы приказы, призывающие большое количество солдат быть в Париже к 14 января 1358 года. Есть все основания полагать, что три маршала были ответственны за этот судьбоносный шаг. 14 января должно было возобновиться заседание Генеральных Штатов, а король Наварры должен был вернуться в Париж. Предположительной причиной вызова войск была защита столицы от англо-наваррских компаний в Иль-де-Франс. Но можно не сомневаться, что на самом деле цель заключалась в том, чтобы дать Дофину возможность удержать свои позиции против сторонников Карла Наваррского и толп Этьена Марселя. Большинство солдат были набраны в восточной Франции и на франкоязычных территориях за Роной, где у Дофина и его друзей все еще были сильные личные связи, которые можно было использовать. Бургундия и Дофине предоставили самые большие контингенты. В течение января около 2.000 человек откликнулись на призыв Дофина и прибыли к воротам Парижа. Тем временем Амори де Мелён, который находился в Нормандии и пытался вернуть конфискованные замки Наваррского дома, сталкивался с трудностями на каждом шагу. Королевские капитаны, командовавшие этими местами, отказывались сдавать их, даже когда им вручали личное распоряжение Дофина. В Бретее, Эврё, Понт-Одеме и Паси командиры гарнизонов отвечали одинаково отказом. По их словам, они были назначены Иоанном II и не будут подчиняться никому, кроме него. Нет доказательств того, что за этим стоял Дофин или его друзья, но это вполне вероятно[500].

Король Наварры расценил вызов войск Дофином как провокацию и обвинил его в тайном поощрении неповиновения королевских капитанов в Нижней Нормандии. Карл заявил, что Дофин отказался от своих обязательств, и призвал своих союзников и их сторонников взяться за оружие. Это было объявление войны. На Рождество 1357 года французские пленники в Англии присутствовали на пышных торжествах Эдуарда III в Мальборо в весьма оптимистичном настроении. В Манте Карл Наваррский сел за ужин в большом замке с видом на Сену с капитанами главных английских и наваррских отрядов и взял их к себе на службу для предстоящей гражданской войны[501]. Затем, в начале января 1358 года, Карл отправился в Руан, чтобы отомстить королю Франции самым публичным способом, который он только мог придумать. Он договорился с Дофином о том, что скелеты казненных его отцом нормандских дворян будут убраны с виселицы Биореля "без церемоний". Но 10 января он приказал перенести их на носилках к месту казни, где при свете ста факелов была отслужена заупокойная месса. Затем останки были доставлены в Руанский собор, где пролежали всю ночь, пока толпы людей проходили мимо, чтобы выразить свое почтение. На следующее утро Карл обратился к жителям Руана со страстной речью, полной жалости к собственным страданиям и осуждения своих врагов, в которой он назвал казненных мучениками[502].

В первые несколько недель нового года английская и наваррская компании прошли через Босе к юго-западу от Парижа, уничтожая все на своем пути. Долина Сены стала непроходимой. Главные дороги на Шартр и Орлеан были перекрыты. 16 января 1358 года английская компания разграбила Этамп, расположенный всего в тридцати милях от столицы, взяв много пленных. Другая компания сожгла деревню Сен-Клу. Пламя, должно быть, было видно со стен Парижа. Через несколько дней после этого Джеймс Пайп основал свой штаб в замке Эпернон, большой квадратной крепости XI века, принадлежавшей графам Монфор-л'Амори, которая стояла у главной дороги из Парижа в Шартр на краю леса Рамбуйе. Пайп разместил здесь гарнизон численностью около 120 человек и превратил замок в центр для систематического опустошения западного и южного Иль-де-Франс. По его пути пошли другие английские и наваррские отряды. Большинство из их капитанов утверждали, что действуют по указанию короля Наварры. Сам Пайп называл себя лейтенантом Карла[503].

Дофин ничего не мог сделать. Его гарнизоны были рассредоточены и не получали жалованья. Его казна была пуста. В какой-то момент он был вынужден разрешить своим гарнизонам грабить своих же подданных в качестве жалованья. В результате в тех немногих районах, которые все еще оставались лояльными и достаточно безопасными, воцарился хаос. Для большинства населения теперь невозможно было отличить правительственные войска от английских и наваррских. В Этампе гарнизон Дофина, размещенный в церкви Нотр-Дам, и гарнизон графа Этампа, размещенный в замке Гиноди, вели полномасштабную войну друг с другом и с жителями города и окрестностей. Неудивительно, что когда прибыли англичане, они смогли разрушить город без отпора со стороны обоих гарнизонов[504].

В отчаянии Дофин обратился к Эдуарду III с просьбой контролировать своих подданных. Он отправил сенешаля Анжу в Англию со списком жалоб на поведение англичан во Франции. Эдуард III был искренне обеспокоен. Он видел, что его с таким трудом достигнутое соглашение с Иоанном II провалилось еще до того, как оно было скреплено печатью. Слишком поздно он приказал своим бальи и констеблям в гаванях южной Англии остановить поток солдат и оружия через Ла-Манш. Он послал двух своих самых надежных офицеров во Францию, чтобы добиться повиновения от своих подданных. Эти офицеры, Ричард Тотешем и Стивен Касингтон, прибыли в конце января 1358 года в Иль-де-Франс. Но они смогли сделать не больше, чем мог Дофин. Они объехали зону боевых действий под усиленной охраной в сопровождении сенешаля Анжу. Большинство английских капитанов отказались признать их власть. Они утверждали, что сражаются за короля Наварры. Несколько человек объявили себя сторонниками какого-то другого французского политика, который, по их словам, рано или поздно признает их своими. Никто из них не хотел сдавать свои завоевания или отказываться от грабежа одного из богатейших регионов Европы[505].

Напряжение на улицах Парижа нарастало по мере того, как делегаты начали прибывать для возобновление работы Генеральных Штатов. Столица была переполнена беженцами. Англичане находились в одном дне пути от стен и перерезали большинство дорог на юг и запад. Из-за раскола между военными в Совете Дофина и большинством радикалов и сторонников Наваррского дома, контролировавших администрацию, трудно было понять, кто должен защищать Париж, а кто нападать на него. Этьен Марсель и его сторонники стали играть независимую и все более воинственную роль. Они взяли к себе на службу нормандского рыцаря Пьера де Вилье, опытного солдата, который несколько лет служил в Бретани и Шотландии и поставили его командовать импровизированной армией, состоявшей в основном из солдат городской стражи и рекрутов с улиц и пригородов Парижа, которая так и не смогла очистить от врага основные дороги вокруг столицы[506]. Горожане выставил собственную стражу на воротах Парижа. Войска Дофина, прибывшие по его вызову, были отброшены от ворот при попытке войти в Париж. Вместо этого им пришлось расположиться большим лагерем в пригородах и на равнине Сен-Дени, где они, скучая и злясь, стали грабить и жечь окрестности, как враги. В стенах города Этьен Марсель призвал всех своих сторонников заявить о себе, надев шапероны[507] красно-синего цвета (цвета города). Некоторые вышивали на них слова À bonne fin (Во благо), которые Марсель принял в качестве девиза своего восстания[508].

Дофин, считавший себя пленником парижан, предпринял смелую попытку обратиться к ним за поддержкой через головы своих опекунов. Рано утром 11 января 1358 года по улицам города были разосланы глашатаи, объявившие, что он лично обратится к народу. Этьен Марсель и Роберт Ле Кок были застигнуты врасплох. Они сделали все возможное, чтобы отговорить его, убеждая, что его жизнь будет в опасности. Но Дофин отмахнулся от их протестов. В середине утра Дофин появился на рыночной площади Ле-Аль в сопровождении всего шести или восьми человек и обратился к толпе с высокого помоста. Хотя он не назвал их по имени, его речь явно была направлена против Роберта Ле Кока и Этьена Марселя. Он отрицал, что войска, расположившиеся за стенами, были наняты для запугивания или нападения на парижан, и осудил тех, кто так говорил. Он снял с себя ответственность за то, что не удалось противостоять захватчикам в Иль-де-Франс. По его словам, это произошло по вине "тех, кто захватил власть". Сам же он не получил "ни денье, ни обола" из налогов, утвержденных Генеральными Штатами. Переведя обвинения в расточительстве и коррупции на своих противников, он предложил тем, кто контролировал его финансовые дела, представить отчет о собранных средствах. Отныне, сказал он, он намерен управлять страной лично и вести борьбу с врагом. По его словам, он готов "жить и умереть с парижанами". Дофин многому научился у своего кузена-демагога Карла Наваррского. Его слова произвели сильное впечатление на людей, которые привыкли слышать публичные заявления короны, от велеречивых королевских представителя, в то время как король бесстрастно сидел в стороне.

На следующий день Этьен Марсель ответил большим собранием в церкви Сен-Жак-де-л'Опиталь, на углу улицы Сен-Дени. Для Марселя это была родная территория. В церкви располагалось мощное братство, к которому принадлежали Марсель и многие его друзья. В квартале было много его сторонников. Но не успела встреча начаться, как неожиданно прибыл Дофин. Его сопровождали Роберт Ле Кок и канцлер Нормандии Жан де Дорман. Епископу Лаона, должно быть, было не по себе и Дофин взял на себя руководство процессом. Жан де Дорман выступил в его защиту с речью, во многом повторяющей его собственное выступление на Ле-Аль. К тому времени, когда он закончил, большая часть аудитории, очевидно, была с ним согласна. Марсель потерял дар речи. Его главный приспешник Шарль Туссак пытался что-то сказать, но его никто не слушал. Только когда Дофин и его компания удалились, он смог добиться того, чтобы его услышали оставшиеся зрители. За Туссаком последовал адвокат парижского Парламента Жан де Сент-Од, который был одним из уполномоченных Генеральных Штатов по оценке и сбору новых налогов. По словам адвоката, налоговые поступления не были присвоены комиссарами. Он утверждал, что около 40.000 или 50.000 мутондоров (золотых монет) были выплачены по личному указанию Дофина и даже назвал имена капитанов, которые получили эти деньги. Туссак закончил свою речь восхвалением Этьена Марселя, человека, который, по его словам, в каждом своем решении руководствовался благосостоянием народа и который без колебаний ушел бы из общественной жизни, если бы потерял поддержку парижан. Друзья Марселя в толпе выкрикивали слова поддержки. Но не все были убеждены. Когда на следующий день Дофин принял депутацию от городских гильдий, их энтузиазм по отношению к его делу был очевиден. Подхватив его фразу, сказанную в церкви, они заявили, что готовы жить и умереть вместе с ним, и что еще наступило время, чтобы лично возглавить правительство. В декабре и январе Дофин приобрел большую уверенность в себе, но если он считал, что настроения решительно меняются в его пользу, он обманывал себя. Беспокойство горожан и угроза извне поляризовали мнения, усиливая радикализм. Каждая группа, которая могла выставить делегацию для обещания верной поддержки правительству, наблюдала за действиями Дофина с растущей ревностью и подозрительностью[509].

14 января 1358 года Генеральные Штаты возобновили свою деятельность. На этот раз города были более широко представлены. Но было мало представителей церкви и почти никого из дворян. Король Наварры оставался в Манте. О дебатах известно немного, кроме того, что они были неорганизованными, ожесточенными и безрезультатными. Как всегда, главным предметом обсуждений были финансы. После десяти дней заседаний делегаты решили санкционировать девальвацию монеты, вернувшись к старым методам короны и, возможно, признав собственное бессилие. Четыре пятых прибыли, по их решению, должны были пойти на военные нужды, а оставшаяся пятая часть — на расходы двора Дофина. Но делегаты не смогли договориться ни о каком порядке общего налогообложения. Примерно 23 января 1358 года они прервали работу на три недели, чтобы посоветоваться со своими избирателями. В их отсутствии столица все ближе подходила к восстанию. Незначительный инцидент, произошедший вечером 24 января 1358 года, приблизил ее к гражданской войне. Казначей Дофина Жан Байе подвергся нападению и был убит ножом в спину на улице парижским менялой Перреном Марком, с которым долго враждовал. Убийца скрылся в ближайшей церкви Сен-Мерри на улице Сен-Дени. Но посланные Дофином солдаты во главе с маршалом Робертом де Клермоном и королевским прево Гийомом Стезом взломали двери церкви, выволокли Перрена Марка и бросили в тюрьму Шатле. На другой день его отвели на место преступления, отрубили палец а затем повесили. Согласно слухам, которым охотно верили в Париже, Роберт де Клермон сказал, когда вел убийцу на виселицу Монфокон, что так же поступят с куда более влиятельными и почтенными людьми. Дофин лично присутствовал на похоронах своего казначея, в то время как в нескольких сотнях ярдов от него его убийцу пышно похоронили в присутствии Этьена Марселя и толпы его разъяренных парижских сторонников[510].

Именно в такой атмосфере группа представителей Иоанна II прибыла в город в конце января 1358 года с деталями договора с королем Англии. Эту группу возглавлял Жиль Айселин, канцлер Иоанна II и главный переговорщик. Вместе с ним приехали Жан де Шампо и Рено д'Аси, два его главных помощника на Вестминстерской конференции, а также группа пленников, которых Эдуард III отпустил условно-досрочно специально для этой цели. Советники Дофина, как говорят, нашли документ полностью удовлетворительным. Важным моментом было то, что он предусматривал освобождение короля и открывал некоторую перспективу мира и стабильности в его королевстве. Огромные финансовые и территориальные уступки были приняты молча. Но общественное мнение в столице было не так легко удовлетворить. Условия держались в тайне от населения в надежде предотвратить сопротивление. И это не было мудрым решением. В отсутствие достоверной информации сторонники мира молчали, в то время как его противники предполагали самое худшее. Поскольку в администрации было так много сторонников короля Наварры, маловероятно, что условия договора оставались в тайне от него[511].

В начале февраля 1358 года Карл Наваррский послал Жана де Пикиньи в Париж, чтобы представить свои условия сотрудничества с Дофином. В присутствии двух вдовствующих королев состоялась краткая и сухая конференция. Жан де Пикиньи потребовал немедленной сдачи крепостей в Нормандии, в которых все еще находились офицеры Дофина, и выплаты обещанной ему в декабре компенсации в размере 40.000 экю. Дофин ответил, что Жан не тот человек, перед которым он должен держать ответ. Если же такой человек появится, добавил он, то его ответ будет заключаться в том, что король Наварры получил все, на что имел законное право. На этом встреча закончилась. Карл Наваррский сразу же пошел на крайние меры. Он отправил гонца к королю Англии, чтобы сообщить, что его послы вскоре прибудут в Вестминстер для обсуждения вопросов, представляющих взаимный интерес. На улицах Парижа его союзники мобилизовывали горожан для своей поддержки. Слова Карла Наваррского в Пре-о-Клерк все еще звучали в ушах толпы. Они не критиковали его за крах гражданского порядка в Иль-де-Франс и в Босе. Каких чудес он мог бы добиться в их защиту, спрашивали они, если бы Дофин не нарушил соглашение? Другие, от которых Дофин мог бы получить поддержку, соглашались. Когда к нему явилась делегация из Университета, чтобы сообщить мнение магистров факультетов, их сопровождали Этьен Марсель и многие его видные сторонники. Они считали, что Дофин должен сдать спорные замки и сразу же выплатить компенсацию. Они требовали, чтобы он начал переговоры с королем Наварры о его территориальных претензиях и угрожали проповедовать против него со своих кафедр[512].

В Вестминстере разработка тонкостей договора продолжалась в атмосфере, почти полностью изолированной от мнений в обеих странах. Когда 5 февраля 1358 года английский Парламент собрался в Вестминстере, чтобы утвердить условия договора, Эдуард III был поражен глубиной безразличия парламентариев. В графствах и городах люди были удовлетворены тем, что французы больше не представляют угрозы для побережья Англии и средств к существованию ее жителей. Они знали, что альянс Франции и Шотландии был нежизнеспособным, и что договор о выкупе с Давидом II более или менее обеспечил безопасность северной границы. За пределами слоя военной аристократии, гражданской службы и военных подрядчиков оставалось не так много возможностей для поднятия энтузиазма. Палата Общин решила использовать договор как повод для удовлетворения своих давних и не связанных между собой претензий по поводу папского налогообложения духовенства и назначений иностранцев на английские церковные должности. Палата Общин требовала, чтобы в Авиньон было отправлено торжественное посольство для решения этих вопросов, прежде чем она одобрит договор о мире. Это означало, что главой посольства будет епископ или граф с внушительную свитой, медленное продвижение по Франции с эскортом и конвоем, большие расходы и длительные задержки. Парламентарии не возражали. Папы, по их мнению, достаточно сильно хотели заключить мирный договор, чтобы пойти на значительные уступки. Министры Эдуарда III были серьезно раздосадованы и сообщили кардиналам, что король не пойдет на требования Палаты Общин. Но посольство отправить все же придется поставив во главе его какого-либо рыцаря и клерка[513].

Тем не менее Иоанн II был полон оптимизма. Он написал своим чиновникам в Париже, чтобы они готовились к его возвращению. Он попросил их прислать ему нотариусов для составления договора в надлежащей форме, а также рыцарей и прелатов, чтобы скрасить его скромный двор в его последние дни в Виндзоре. Пленный король начал сворачивать свои дела в Англии, которые состояли в основном из неоплаченных долгов торговцам и сочувствующим. Иоанн II, вероятно, не имел представления об истинном положении дел в своем королевстве[514].

В Париже общественное мнение было решительно настроено против договора. Магистры Университета выступили против него. Муниципалитет и духовенство города также высказались против[515]. 11 февраля 1358 года, через шесть дней после открытия английского Парламента в Вестминстере, Генеральные Штаты вновь собрались в монастыре францисканцев. Делегаты проявили еще меньше интереса к проекту договора, чем их английские коллеги. На заседаниях снова главенствовали представители городов, а дворянство вновь почти полностью отсутствовало. Делегаты были полны навязчивых идей последних восемнадцати месяцев. Они настаивали на увольнении осужденных годом ранее офицеров, некоторые из которых вернулись на службу к Дофину или укрывались при дворе короля в Виндзоре. Они потребовали возобновить чистку королевских чиновников в провинциях, которую Дофин прервал во время своей короткой демонстрации независимости в августе прошлого года и собирались вдохнуть новую жизнь в ослабевающие военные усилия Франции. Было приказано провести обследование всех недавно построенных замков и оборонительных сооружений. Была объявлена кампания по повышению налогов. Задолженность за предыдущий год должна была быть принудительно взыскана. Разрешалось вводить новые налоги. Для городов и областей, захваченных бандами, были предусмотрены большие скидки, le fort portant le faible (сильные помогают слабым). Дофину было разрешено брать только одну двадцатую часть дохода на финансирование своего двора. Все остальное предназначалось для военных нужд. Более того, сбор налогов был передан в руки явных приверженцев короля Наварры и парижских сторонников Этьена Марселя, на которых можно было положиться в том, что они выполнят эти условия в точности. Выкуп короля и проект договора с Англией должны были обсуждаться отдельно. Но в ордонансах, по итогам заседаний, эти темы были обойдены полным молчанием.

Проигнорировав желание короля, Генеральные Штаты постановили положить конец возможности Иоанна II вмешиваться в дела королевства из своей тюрьмы. Сеньор д'Обиньи, один из пленников, прибывших из Англии, чтобы подготовить общественное мнение к заключению договора, был в срочном порядке отстранен от должности адмирала, на которую его назначил Дофин. В нынешних условиях, заявили Генеральные Штаты, на этом посту нужен боевой человек, а не пленник, связанный условно-досрочным освобождением. Другой посланник из Англии, канцлер Иоанна II Жиль Айселин, в Париже встречал сопротивление на каждом шагу и был вынужден оставить свой пост и удалиться в родную Овернь. Но Генеральные Штаты ничего не могли поделать с регулярным потоком указов из Виндзора, адресованных слугам короля в Париже и провинциях. Король позаботился о том, чтобы его печать оставалась с ним в Англии, когда его канцлер уезжал во Францию. Но делегаты настаивали на том, чтобы Дофин принял титул регента, а не был простым лейтенантом своего отца. Они хотели видеть его облеченным собственной властью, которая вытеснила бы власть короля, поскольку если они не могли контролировать отца, то, по крайней мере, имели в своей власти сына. Чтобы сохранить контроль над делами, делегаты решили вновь собраться в мае. Чтобы Дофин не смог обойти их прямым обращением к провинциям, как он делал это раньше, они постановили, что больше не будет никаких собраний провинциальных Штатов. Единственными разрешенными собраниями должны были быть Генеральные Штаты Лангедойля, и они должны были собираться нигде, кроме как в Париже, "лучшем, самом величественном городе королевства", где они могли рассчитывать на защиту толп Марселя[516].

Дофин поставил свою печать на ордонансах Генеральных Штатов около 21 февраля 1358 года. Но он уже планировал сбросить с себя оковы. Когда делегаты Генеральных Штатов начали разъезжаться по домам, офицеры Дофина приказали солдатам, которых они вызвали в столицу, вступить на город из своего лагеря на равнине Сен-Дени. Городские власти удерживали ворота против них в течение нескольких недель. Но люди Дофина контролировали доступ к Лувру. Понимая, что происходит, лидеры парижан, Этьен Марсель, Шарль Туссак и богатый оптовый торговец Пьер Жиль, решили упредить Дофина собственным контрударом. Вечером 21 февраля 1358 года они призвали городские гильдии привести своих людей в полном вооружении к церкви Сент-Элуа на следующее утро[517].

Церковь Сент-Элуа бенедиктинского монастыря была одной из старейших церквей на острове Сите. Монастырь бенедиктинцев занимал обширную территорию напротив королевского дворца, с дворами и садами, хозяйственными постройками и домами, пронизанную запутанной сетью узких переулков. Весь квартал был сровнен с землей в XIX веке и заменен суровыми зданиями Префектуры полиции и Торгового трибунала, которые стоят здесь и сейчас. На рассвете 22 февраля 1358 года в ответ на призыв Марселя здесь собралась огромная вооруженная толпа и двинулась через переулки на улицу Барильери, которая проходила мимо здания Казначейства и восточной стены королевского дворца. Около 3.000 человек пробились через ворота в большой двор дворца. Большинство из них, вероятно, никогда не видели его раньше. Перед ними возвышалась церковь Сент-Шапель а с северной стороны Большой зал Парламента. К этим двум зданиям примыкала Галерея Мерсье — трехэтажное здание с аркадами, где располагались королевские апартаменты. К Галерее вела внушительная мраморная лестница, с которой традиционно оглашались королевские указы и прокламации. Марсель вошел в здание с группой своих сторонников и эскортом вооруженных людей, одетых в красно-синие шапероны их партии.

Дофин находился в своих личных покоях на втором этаже над Торговой галереей в окружении ближайших советников, включая двух маршалов, Жана де Конфлана и Роберта де Клермона. Ворвавшийся в покои принца во главе толпы своих сторонников Этьен Марсель объявил: "У нас здесь дела". Затем, обращаясь к своим людям он сказал: "Мои добрые друзья, делайте то, для чего вы пришли, и делайте это быстро". Тут же группа вооруженных людей набросилась на маршала Жана де Конфлана и заколола его мечами, забрызгав кровью постель и одежду Дофина. Роберт де Клермон бежал в соседнюю комнату, но его настигли и тоже убили. Испуганный Дофин обратился за защитой к Марселю. Марсель передал ему свой красно-синий шаперон, чтобы он надел его на голову. Он находился рядом с принцем, пока его люди тащили обнаженные тела маршалов через здание к вершине мраморной лестницы, откуда они были сброшены вниз во двор на глазах у ликующей толпы[518].

Клерки и офицеры, работавшие во дворце, видели, как толпа ворвалась внутрь и бежали через все доступные выходы. Один из них, Рено д'Аси, имел несчастье проходить по улице перед дворцом как раз в тот момент, когда толпа разъяренных людей хлынула в ворота. Рено был сторонником почти всего того, что они ненавидели. Он был королевским адвокатом и членом Парижского Парламента, человеком, чья семья была влиятельной на протяжении по меньшей мере двух поколений и слишком быстро разбогатела. Рено был одним из двадцати двух чиновников, которых Генеральные Штаты за год до этого поименно включили в список неблагонадежных. Он также был одним из агентов короля, на переговорах по проекту договора с Эдуардом III в Англии. Рено сразу же был узнан и попытался улизнуть через переулок. Но его поймали в лавке пекаря и забили до смерти[519].

Позже Этьен Марсель выступил перед своими сторонниками на Гревской площади. Большая открытая площадь плавно спускалась к Сене, где вдоль берега были причалены баржи с зерном. Ганза речных торговцев недавно приобрела здесь в качестве штаб-квартиры Дом с колоннами, внушительный особняк, возвышающийся с восточной стороны, на месте, которое с тех пор занимает парижская Ратуша (мэрия). Марсель понимал всю чудовищность своего поступка и опасность, которой он себя подверг и хотел заручиться одобрением толпы. Обращаясь к собравшимся из окна, он сказал, что они действовали на благо королевства, а убитые были "лживыми, злыми людьми и предателями", которые заслуживали смерти. Он призвал их поддержать его. Тысячи людей "в один голос" закричали, что они принимают этот поступок как свой собственный и готовы "жить и умереть" вместе с Этьеном Марселем. Затем Марсель повел их обратно через мост во дворец. Толпа была настолько велика, что заполнила весь двор перед Галереей Мерсье, когда Марсель и его последователи во второй раз поднимались по большой лестнице. Дофин все еще находился в своих покоях, где они его оставили. Из окон были видны тела маршалов, распростертые на мраморной мостовой внизу. Марсель сказал Дофину, что у того нет причин опасаться за свою безопасность. То, что было сделано, было сделано по воле народа и во избежание еще худших несчастий. Он призвал Дофина показать, что тот находится в единстве со своими подданными и ратифицировать убийство маршалов. Он должен был простить совершенные убийства. Молодой принц не мог сопротивляться. Он ответил, что сделает все, о чем его просил Марсель, и "молился, чтобы парижане были его добрыми друзьями, как и он их". Вечером парижане доставили во дворец тюки красной и синей ткани, чтобы Дофин, королевские принцы и чиновники администрации облачились в цвета восстания, которое они теперь как бы одобряли. Поздним вечером, когда уже стемнело, тела двух маршалов увезли на телеге, чтобы тайно похоронить в церкви Сент-Катрин у восточной стены города. Духовенство было настолько подавлено событиями этого дня, что не стало погребать тела, не поинтересовавшись предварительно у купеческого прево, нет ли у него возражений на этот счет[520].

Марсель и его сподвижники сомкнули свою хватку на том, что осталось от французского государства. Делегаты Генеральных Штатов, все еще остававшиеся в Париже, были созваны в монастыре августинцев на левом берегу Сены, где перед ними в присутствии толпы вооруженных горожан выступил Роберт де Корби, радикальный делегат от Амьена, пытаясь убедить их, что маршалы были убиты по веским и уважительным причинам. Делегаты были вынуждены торжественно ратифицировать этот акт. Марсель направил письма в главные города северной Франции, призывая их одобрить поступок парижан и предлагая им продемонстрировать свою солидарность, надев одежды красно-синих цветов. 24 февраля 1358 года Совет Дофина был реорганизован на публичном заседании в Большом зале Парламента. Многие из его старых членов к этому времени покинули столицу. Совет был тщательно очищен от тех, кто открыто враждовал с восставшими, и в течение следующих трех недель ряды советников пополнили несколько видных парижан, включая Марселя, Туссака и Роберта де Корби. 1 марта Дофин официально принял титул регента королевства и стал скреплять государственные акты собственной печатью, в которых имя короля отсутствовало. Но хотя печать была его, решения принимались Робертом Ле Коком и его сторонниками[521].

Через несколько месяцев после убийства маршалов, когда оставшиеся в живых участники были допрошены следователями, они заявили, что за этим стоял король Наварры. Один из них даже сказал, что на самом деле целью было убийство Дофина и приход к власти Карла. Однако нет никаких оснований верить признаниям этих замученных несчастных людей. Февральское восстание 1358 года было чисто парижским делом. Для лидеров восстания это был расчетливый ответ на то, что они считали попыткой офицеров Дофина силой отменить постановления Генеральных Штатов; для толпы охваченных паникой горожан — спонтанная реакция на известие о том, что Дофин, похоже, собирается ввести свои недисциплинированные войска в столицу, и подвергнуть опасности жизнь и имущество парижан. Но хотя король Наварры не был зачинщиком беспорядков 22 февраля, он, несомненно, был их главным бенефициаром. Марсель прекрасно понимал, что несмотря на все обещания неприкосновенности участников убийства маршалов, которые он вырвал у Дофина, он нажил себе смертельного врага. Возможно, он даже догадывался, какой эффект убийство маршалов произведет в провинциях, где эта новость вызвала всплеск поддержки Дофина, как только она начала распространяться. Марселю нужен был любой союзник, которого он мог найти. Поэтому вечером в день убийства маршалов купеческий прево приехал в Наваррский отель и добился аудиенции у вдовствующей королевы Жанны Наваррской. Согласно сообщениям, он попросил ее организовать срочный приезд Карла Наваррского в Париж[522].

26 февраля 1358 года Карл Наваррский вернулся в Париж с большим вооруженным эскортом и расположился в Нельском отеле, на левом берегу Сены напротив королевского дворца. В течение последующих двух недель Роберт Ле Кок, Этьен Марсель и две вдовствующие королевы в обстановке строжайшей секретности вели переговоры о соглашении, по которому в обмен на поддержку и защиту от восставших со стороны короля Наварры Дофин должен был удовлетворить многие из непомерных требований Карла. Правда, Дофин не отдал ни Шампань, ни Нормандию, но согласился предоставить Карлу большую территорию в Пиренеях, включая графство Бигорр, все графство Макон на востоке Франции и еще земли с доходом не менее 10.000 ливров в год, которые должны были быть определены дополнительно. Кроме того, Дофин должен был финансировать из своих несуществующих средств постоянную армию для короля Наварры численностью в 1.000 человек, которую Карл мог использовать по своему усмотрению. 13 марта 1358 года король Наварры покинул Париж. Он добился своего в значительной степени без каких-либо усилий с его стороны[523].

Но за стенами Парижа концентрировались враги. Джеймс Пайп согласился соблюдать краткое перемирие, предположительно купленное за деньги, которое было продлено в марте, пока король Наварры торговался с Дофином в Нельском отеле. Когда на второй неделе марта срок перемирия истек, Пайп начал новое наступление. Из своего штаба в Эперноне его люди начали серию опустошительных набегов вдоль Орлеанской дороги к югу от Парижа. 12 марта 1358 года они за один день разграбили Арпажон и Монлери. Сопротивление было спорадическим и неорганизованным. Небольшие гарнизоны не получавшие жалованья бежали при первом появлении врага или бесстрастно взирали из своих цитаделей на царивший внизу хаос. Роберт Ле Кок и его коллеги по Совету Дофина чередовали призывы к сопротивлению с умиротворением. 15 марта 1358 года они приказали Пьеру де Вилье, командующему войсками в столице, очистить дороги на Шартр и Орлеан. На следующий день в Эпернон был отправлен эмиссар, чтобы попытаться купить у Пайпа еще одно перемирие. Обе попытки потерпели неудачу.

К бесчинствам англичан и наваррцев добавилась все более ожесточенная реакция аристократии Иль-де-Франс против парижского восстания. Мелкий дворянин Пьер Бег де Виллен, который был другом Роберта де Клермона, в марте объявил личную войну городу Парижу. Он собрал большую группу единомышленников и начал совершать набеги вдоль дорог и речных путей в районе леса Фонтенбло, расположенного к юго-востоку от Парижа. Пьер представлял для парижан еще большую угрозу, чем Пайп. В течение двух дней в марте ему удалось занять Корбей, крупный речной порт на Сене, где продовольствие из Бри и Гатине перегружалось на баржи для доставки на парижские рынки. Это событие вызвало замешательство в городе, поскольку временно лишило население основного источника зерна. Купеческий прево должен был собрать отряд горожан и солдат, чтобы освободить Корбей от врага. Но хотя Бег де Виллен был быстро изгнан из Корбея, а Сена вновь открыта для движения судов, невозможно было остановить прогрессирующую оккупацию небольших замков и сельских деревень. К концу марта 1358 года большая часть Иль-де-Франс к югу от Сены находилась под контролем врагов того или иного рода, а кольцо пожаров приблизилось на расстояние десяти миль к стенам Парижа[524].

Внутри города угроза извне усилила политические страсти. Жизнь парижан теперь была отмечена непрерывной чередой демонстраций и общественных собраний. Горожане ходили по улицам с оружием в руках, готовые к любой опасности. Для Дофина Париж стал тюрьмой, где за его передвижениями постоянно следили, а решения за него принимали другие. Среди его небольшой свиты из слуг и друзей наверняка было много тех, кто открыто симпатизировал Бегу де Виллену. Постоянно ходили слухи о заговорах с целью захватить Дофина и вырвать его из рук сторонников Марселя. Некоторые из этих слухов оказались правдой. Когда в середине марта Дофин находился в пригородном замке Сен-Уэн, группа сторонников попыталась его похитить. Один из заговорщиков, оруженосец Филипп де Репанти, был схвачен и казнен на площади Ле-Аль при большом стечении народа[525].

В итоге Дофину все же удалось сбежать от своих опекунов без насилия и ухищрений. Парижане и сторонники короля Наварры начали понимать, что если они хотят управлять Францией через Дофина, то не могут держать его постоянно в столице. Проблема заключалась в том, что дворянство, на долю которого приходилась большая часть налогового потенциала королевства, отказалось принимать участие в февральских собраниях Генеральных Штатов и настаивало на проведении отдельного собрания. А после убийства маршалов они не хотели проводить его в Париже. Поэтому 12 марта 1358 года Совет Дофина созвал дворян Пикардии, Артуа, Бовези и Верхней Нормандии на собрание 25 марта в соборном городе Санлисе в тридцати милях к северу от Парижа. Шампань также бойкотировала Генеральные Штаты, поэтому 9 апреля в городе Провен было созвано еще одно собрание, представляющее все три сословия графства. Присутствие Дофина было необходимо на обоих мероприятиях, поэтому было решено, что его будет сопровождать Карл Наваррский. Но в последний момент планы сорвались, так как Карл слег в Манте из-за абсцесса в паху и не мог передвигаться. Незадолго до 25 марта 1358 года Дофин покинул Париж. Его сопровождали дядя, герцог Орлеанский и кузен, граф Этампский, избранные советники и небольшой военный эскорт. После собрания в Санлисе, которое прошло без особых событий, Дофин и его спутники отправились в Компьень, чтобы отпраздновать Пасху и освобождение. В этом небольшом, обнесенном стеной городке на Уазе, который находился под надежным контролем его офицеров, Дофин смог воспользоваться растущей волной гнева среди дворянства против эксцессов парижского восстания и спланировать собственные ответные действия. Он уединился с двумя агентами своего отца, прибывшими из Англии: духовником Иоанна II доминиканцем Гийомом де Рансе и личным секретарем короля Ивом Дерриеном. Их беседы были окутаны тайной. Вероятно, именно в Компьене было принято решение порвать с королем Наварры и заставить парижан подчиниться[526].

9 апреля 1358 года в Провене открылось собрание Штатов Шампани. Местом действия, вероятно, был зал старого дворца графов Шампани. Присутствующие были выходцами из обширного региона, которого почти не коснулись военные действия к югу и западу от столицы. Они с гневом смотрели на насилие в Париже и с непониманием на публичное одобрение его Дофином. Дофин при открытии заседания Штатов обратился к ним с речью. Он сказал, что их страна находится в большой опасности и призвал оставаться едиными перед лицом недавних бедствий. Он сказал, что в Париже произошли ужасные вещи, которые, возможно, будут лучше поняты, когда все услышат их объяснение от людей, ответственных за них. С мрачной иронией Дофин обратился к представителям, которые были посланы городом Парижем для наблюдения за ходом событий. "Здесь присутствуют мастер Роберт де Корби и архидьякон Парижа, — сказал он, — им, несомненно, будет что сказать вам от имени добрых граждан Парижа". Оба парижанина, очевидно, были захвачены врасплох. У них не было никаких объяснений. Роберт де Корби заявил, что парижане высоко ценят жителей Шампани и искренне надеются на их поддержку, а что касается недавних беспорядков в городе, то о причинах они когда-нибудь узнают от тех, кто принимал решения и будут удовлетворены.

Делегаты удалились в дворцовый сад, чтобы поговорить между собой. После небольшой задержки Дофин и его сопровождающие были приглашены присоединиться к ним. Главой делегатов был Симон де Руси, граф Брены. Он объявил всех присутствующих "добрыми и верными подданными", которые готовы поддержать Дофина, однако необходимо отложить принятие окончательного решения до конца месяца, чтобы некоторые важные отсутствующие лица могли принять участие. Симон де Руси заявил, что дворяне Шампани больше не будут участвовать в Генеральных Штатах в Париже, а следующее их собрание состоится в небольшом городке Вертю, расположенном к югу от Эперне. Попытка вмешательства в разговор Роберта де Корби была с презрением проигнорирована. По словам де Руси, Штаты не сочли нужным отвечать ему. Однако, поскольку Жан де Конфлан был маршалом Шампани и важной фигурой в этих краях, они хотели бы знать, известно ли самому Дофину что-либо, что могло бы оправдать его убийство. Дофин ответил, что маршал "служил ему словом и делом преданно и хорошо". Де Руси поблагодарил его и сказал, что дворянство Шампани ожидает, что виновные в его смерти будут привлечены к ответственности[527].

На следующий день, 11 апреля 1358 года, Дофин отправил графа Жуаньи из Провена на север с отрядом из шестидесяти человек, чтобы овладеть Марше-де-Мо, большой островной крепостью на Марне к востоку от Парижа. Сам Дофин проскакал двадцать пять миль до Монтеро у слияния рек Сены и Йонны, вверх по течению от столицы. Замок и укрепленный мост в Монтеро принадлежали вдовствующей королеве Бланке, сестре Карла Наваррского. Вместе они составляли одну из главных крепостей Иль-де-Франс, контролируя сухопутные и водные пути к Парижу с юго-востока. Капитан этого города в полном вооружении и бацинете объявил Дофину, что отказывается открыть ворота без личного приказа вдовствующей королевы или короля Наваррского. Но после третьего требования сдать город, нервы его не выдержали и он капитулировал[528].

Дофин разместил гарнизоны в Мо и Монтеро и попросил привезти артиллерию из Лувра для их усиления. Через несколько дней он расположил свою штаб-квартиру в Мо и издал ряд прокламаций, адресованных северным провинциям. Одно из них гласило об отмене заседания Генеральных Штатов Лангедойля, которое должно было состояться в Париже 1 мая 1358 года. Делегаты должны были собраться через три дня, 4 мая, в Компьене. Другая прокламация призывала всех лояльных дворян присоединиться к его армии на Марне. У Дофина не было денег, чтобы заплатить им, но дворян влекли гнев и энтузиазм, и ходили слухи, что им разрешат пограбить Париж. И они собрались в большом количестве, из Шампани, из собственного герцогства Дофина — Нормандии, а также из разношерстных групп людей, уже набранных роялистскими рутьерами, такими как Бег де Виллен и бретонский капитан Фульк де Лаваль. Перспектива возвращения Парижа значительно подняла боевой дух сторонников Дофина. Уволенные в марте 1357 года министры начали выбираться из своих укрытий. Некоторые из них появились в свите Дофина, включая главного врага парижских радикалов Симона Бюси[529].

Даже в период процветания большие средневековые города жили на грани голода. Они зависели от сложной сети дорог и речных путей, по которым продовольствие доставлялось с огромных расстояний, и всегда были уязвимы перед лицом природных и социальных катастроф. Париж лежал в центре обширного мелководного бассейна рек с плодородной землей, многочисленное население которого в основном занимались производством продовольствия для городских жителей. После расчистки и интенсивного возделывания земли пейзаж уже выглядел не так, как два столетия назад. На севере горизонт ограничивала гряда пологих холмов, покрытых густым лесом, простирающихся от Марны у Мо до Уазы у Шантильи, на которых поколения французских королей развлекались охотой и строительством загородных резиденций. К востоку и югу от столицы причудливая сеть рек протекала через болотистые земли Бри к долинам Осерруа и северной Бургундии. На юге, за большим лесом, простиравшимся от Фонтенбло до Рамбуйе, находилось плоское плато Босе-Шартрэн, тогда, как и сейчас, один из самых богатых сельскохозяйственных регионов Европы. Париж раздобрел за двести лет политической стабильности и королевской благосклонности. Его жители осуществляли абсолютный экономический контроль над большей частью этого региона и, кроме того, над долинами Сены и ее основных притоков. Столицу окружало кольцо из богатых торговых городов являвшихся экономическими спутниками столицы, в них располагались оптовые рынки, где зерно и вино непрерывно отправлялось на баржах для удовлетворения потребностей Парижа. Даже после эпидемии Черной смерти население столицы составляло, по крайней мере, 100.000 человек и оно полностью зависело от функционирования этой торгово-транспортной сети. В 1358 году это число жителей Парижа, должно быть, увеличилось благодаря огромному потоку мигрантов и беженцев, бежавших от английских и наваррских компаний.

Из Монтеро и Мо Дофин мог блокировать весь поток продовольствия, поступавших в город из Шампани и Бургундии. Эти регионы до сих пор почти не были задеты войной: pays de paix et sans guerre (страна мира не видевшая войны), как выразился Этьен Марсель в письме с протестом, которое он направил Дофину. Хотя Джеймс Пайп и его банда номинально были союзниками короля Наварры, их действия прекрасно дополняли тактику Дофина, отрезая Париж от поставок продовольствия с юга и запада так же, как это делал Дофин с востока. Гарнизон Пайпа в Эперноне расширил зону своего влияния на восток до леса Фонтенбло, и почти до самого Монтеро. Более мелкие английские и наваррские банды последовали его примеру. 19 апреля 1358 года они разграбили обнесенный стеной город Шато-Ландо и переправились через реку Луэн, не дойдя несколько миль от Санса и собрав 50.000 мутондоров в качестве выкупа. Через несколько дней после нападения на Шато-Ландо был проведен еще один, еще более разрушительный рейд в Гатине. Город Немур был превращен в пепел. Дорога на Орлеан и Луару была перерезана в нескольких местах. Окрестности были разорены, хотя большая часть этих земель принадлежала Бланке Наваррской, а главными жертвами стали парижские союзники Карла Наваррского. К концу апреля 1358 года Париж был почти окружен. Единственным направлением, откуда еще свободно поступало продовольствие, был север. На какое-то время в долине Уазы и на великом северном пути во Фландрию воцарился мир. Но это был хрупкий мир. Во второй половине апреля Дофин проехал через Бовези и Пикардию, укрепляя свою поддержку среди знати этого региона. Владельцам всех обороноспособных замков было приказано оборудовать и оснастить их для войны. Их призывали остановить все поставки продовольствия в Париж[530].

В городе действия Дофина были расценены как объявление войны. Когда пришло известие о захвате Мо и Монтеро, Этьен Марсель немедленно занял Лувр, изгнав гарнизон Дофина и заменив его своими людьми. Артиллерийский парк Дофина, который грузили на баржи, направлявшиеся в Мо, был захвачен и перевезен на Гревскую площадь. Марсель сделал все возможное, чтобы успокоить Дофина, но этого было мало, и он направил письмо с протестом молодому принцу, защищая свои действия таким высокомерным и неумелым языком, что документ был отвергнут как неслыханная дерзость: "грубый, уродливый и нелюбезный"[531]. Марсель умолял короля Наваррского предстать перед Дофином и ходатайствовать за город. Карл Наваррский вряд ли был для Дофина приемлемым послом и не мог предложить никаких уступок. Но встреча все же состоялась в начале мая на открытой местности к югу от Клермон-ан-Бовези, где ни один из принцев не мог устроить засаду на другого. Дофин прибыл с большим количеством вооруженной свиты. Короля Наварры также сопровождала огромный отряд, в котором находились выдающиеся английские и наваррские капитаны. Должно быть, это была очень прохладная встреча и, конечно, совсем непродуктивная. Дофин заявил, что он не испытывает ничего, кроме любви к Парижу, и он прекрасно знает, что там есть много хороших людей. Но есть и такие, которые относились к нему с презрением, убили в его присутствии его офицеров и захватили его артиллерию. Он не собирался возвращаться в город, пока эти вопросы не будут улажены. Встреча принцев продолжалась второй день, но Дофин был непреклонен. 4 мая 1358 года Карл Наваррский вернулся в Париж, где его встретили как героя, но ему нечем было порадовать парижан[532].

Силы Дофина росли день ото дня. Он уже получил щедрую налоговую субсидию от Штатов Шампани, которые собрались в Вертю, как и обещали, в конце апреля. В день возвращения Карла Наваррского в Париж Дофин прибыл в Компьень, чтобы председательствовать на Генеральных Штатах Лангедойля. Но делегатов собралось мало. Отчасти это было связано с внезапным изменением места проведения собрания, а отчасти с решением некоторых врагов Дофина бойкотировать его. Парижане, похоже, не были представлены, то же самое, вероятно, можно сказать и об их союзниках из северных городов. Но дворяне и сторонники Дофина были там в полном составе. Среди них было много друзей убитых маршалов и других жертв Этьена Марселя, а также людей, которых события в Париже, не затронув лично, глубоко потрясли. Делегаты не были полностью смиренны перед Дофином, они не оставили дело административной реформы, столь дорогой предыдущим Генеральным Штатам. Они приняли измененный и значительно сокращенный вариант ордонансов о реформе, принятых в марте 1357 и феврале 1358 года. Они также отказывались иметь дело с уволенными министрами, такими как Симон Бюси, который сразу же исчез из окружения Дофина. Тем не менее, они верно отражали общественное мнение в провинциях и безоговорочно поддержали Дофина против столицы. Делегаты заменили всех комиссаров, назначенных их предшественниками для сбора налогов, которые были близкими соратниками Этьена Марселя и ввели новый налог, чтобы финансировать двор Дофина и его армию. В отличие от парижских Генеральных Штатов последних восемнадцати месяцев, они предприняли некоторую попытку решить проблему плененного короля. Хотя выкуп за него не был предусмотрен, была выделена значительная сумма на расходы его двора. Дофин напрямую обратился к делегатам с просьбой помочь ему в борьбе с Этьеном Марселем и убийцами маршалов. Они "единым сердцем и разумом" призывали его взять Париж силой и предать виновных смерти. Роберт Ле Кок, присутствовавший среди делегатов от церкви, подвергся оскорблениям и угрозам со стороны членов свиты Дофина. Его обвиняли в зле и предательстве и требовали исключить его из Совета Дофина. Еще до окончания заседания Роберт в страхе за свою жизнь бежал обратно в Париж[533].

Решения Генеральных Штатов в Компьене вызвали большое уныние в Париже, когда о них стало известно. Руководители города предприняли последнюю попытку примирения с Дофином перед началом боевых действий. Делегация магистров Парижского Университета явилась к нему, чтобы просить о мире. Но Дофин сказал им, что он хочет, чтобы главари мятежа 22 февраля были доставлены к нему. Он пообещал, что они не будут казнены, но это было все. Парижане проигнорировали это требование. Их город уже превращался в автономную республику. Сжимающийся круг пожаров за стенами и всеобщий страх перед осадой и разграблением породили короткое, но сильное чувство солидарность среди жителей. Этьен Марсель и его последователи смогли взять на себя диктаторские полномочия без сопротивления горожан и практически без оппозиции. Первым делом они озаботились о деньгах. Сокровищница Нотр-Дам была разграблена, а монеты и слитки серебра были реквизированы в казну муниципалитета. Этим занимался Гийом Марсель, меняла, состоявший в дальнем родстве с купеческим прево. Парижский монетный двор был взят под контроль, и была выпущена новая муниципальная монета. Сначала содержание драгоценного металла в ней было таким же, как и в королевской чеканке. Но по мере того, как драгоценный металл становился все более дефицитным, а потребности муниципалитета все более насущными, происходила частая и сильная девальвация. Вокруг города шла подготовка к осаде. На стенах возвели деревянные боевые галереи и поставили людей, которые охраняли их днем и ночью. Снаружи были расчищены и углублены рвы. На восточной стороне города, в предместье Сент-Антуан (современный квартал Бастилии), была построена целая новая стена. С южной стороны трое из шести ворот были закрыты, а перед ними выкопаны рвы и насыпаны валы. Проходы, пробитые в стенах за многие годы, были перекрыты. Много зданий было снесено возле ворот Сен-Жак, Сен-Жермен и Лувра. В распоряжении Марселя было много рабочей силы. Но ощущалась явная нехватка опытных солдат и оружия, которую так и не удалось преодолеть. Купеческий прево пытался купить оружие и нанять наемников в Авиньоне, который в то время был одним из центров средиземноморской торговли оружием. Но контакты с внешним миром становились все более затруднительными. Агенты Марселя были арестованы на дороге офицерами графа Пуатье[534].

На улицах уже появились первые признаки массового фанатизма, принесшего в город атмосферу 1792 и 1870 годов. Повсюду можно было увидеть красные и синие шапероны, а стихийные собрания горожан заполняли рынки и общественные места. Возникли лиги и братства, которые организовывали шествия и обязывали своих членов великой клятвой защищать город от врагов. Против немногих дворян, оставшихся в стенах города, была развернута согласованная кампания преследования, предполагалось, что они находятся в союзе со своими собратьями по сословию снаружи. Многие из них были арестованы, некоторые избиты, а несколько человек убиты. В мае мэтр-хранитель Большого моста Парижа Жан Перре и плотник королевского двора Анри Метре были арестованы по обвинению в сговоре с агентами Дофина с целью впустить его войска в город. Они были обезглавлены перед огромной толпой на Гревской площади. У тех, кому удалось бежать из города, конфисковали имущество. У некоторых из них снесли дома. Агенты муниципалитета ворвались в дом секретаря Дофина после его отъезда, чтобы забрать его мебель, изуродовав королевский герб на стене и издеваясь над слугами. Когда выяснилось, что Жан де Шамбли присоединился к армии Дофина в Мо, к его парижскому банкиру пришел Гийом Марсель с двенадцатью вооруженными людьми. Они просмотрели его депозитные книги и изъяли у него 1.100 экю, которые, как выяснилось, он хранил для Шамбли. Купеческий прево был "всемогущ", заявили родственники банкира, когда кризис закончился и Жан захотел вернуть свои деньги. Никто не осмеливался оказывать ему сопротивление[535].

В большинстве крупных провинциальных городов севера были ярые приверженцы парижского восстания, такие как мэр города Мо, который заявил офицерам Дофина в лицо, что он не сдал бы город им, будь у него такая возможность. Его мнение разделяли и в речных портах Иль-де-Франс, которые были связаны с Парижем давними традициями и экономическими интересами. В большинстве других мест вопрос был решен только после ожесточенных разногласий между горожанами и нескольких инцидентов с применением насилия. Офицеры короля, не имея ни денег, ни войск, были бессильными зрителями этого процесса. Когда в конце апреля 1358 года Дофин совершил краткую поездку по Пикардии, в Амьене было достаточно людей, которые охотно признали бы его власть. Возможно, они даже составляли большинство. Но мэр, поддерживаемый самозваным капитаном города, и большая часть магистрата были за Карла Наваррского. Именно эти люди приветствовали Карла после его освобождения из тюрьмы и предоставили ему убежище в своем городе. Они неоднократно призывали горожан к оружию, организовывали военные учения и создавали атмосферу неуверенности и страха, в которой мало кто хотел оспаривать их решения. Когда Дофин и его эскорт были в Корбее, в десяти милях от города, капитан созвал жителей на рыночную площадь и сказал им, что люди Дофина изнасилуют их жен и дочерей и превратят их дома в пепел. Не все были убеждены. Королевский сержант попытался собрать в толпе сторонников Дофина. Он призвал горожан разделиться: французы на одной стороне площади, а наваррцы — на другой. И тогда все увидят, кто из них сильнее. Но он был сбит с ног одним из главарей толпы и чуть не задушен другим, пока его, ошеломленного и истекающего кровью изо рта, не отбили его сторонники. В результате толпа приняла решение бросить вызов Дофину и не пускать его в город, если он не будет готов приехать практически без сопровождения. В последующие недели на улицах Амьена появились красные и синие шапероны Парижа. Демагоги на перекрестках и рынках осыпали Дофина оскорблениями, называя его "подлецом", "дерьмом" и "сыном шлюхи". Большинство крупных городов севера пошли по пути Амьена и перешли под контроль сторонников парижан и короля Наварры. В Лаоне, где не было муниципальных учреждений, переворот организовала разношерстная группа священнослужителей и юристов. Их лидером был человек, представлявший город в Генеральных Штатах в октябре 1356 года и входивший в Совет восьмидесяти. Схема была примерно такой же, как и в Амьене: демонстрации и массовые собрания, выступления против Дофина и дворянства, красные и синие шапероны[536]. К середине лета Этьен Марсель заключил союзы с Руаном, Бове, Амьеном, Нуайоном, Суассоном, Лаоном, Реймсом и Шалон-сюр-Марн, все лидеры которых поклялись защищать "святые постановления Генеральных Штатов". Агенты и сподвижники Марселя утверждали, что имеют власть не менее чем в шестидесяти городах Лангедойля[537].

Амьен и Лаон, конечно, были не единственными местами, где радикальные политики втянули людей в в восстание. Но подавляющее большинство, вероятно, было привлечено к нему страхом. Захват рутьерами плацдармов вокруг их стен стал катастрофой для северных городов, лишив их продовольствия, задушив их рынки и опустошив пригородные сады и поместья их жителей. Классовая ненависть, которая начала проявляться в Париже и в таких городах, как Амьен и Лаон, вызвала сочувствие в тех местах, которые страдали от разгула военного бандитизма. Дворяне подвели Францию при Пуатье и отдали ее на разграбление мародерам. Дворяне заполняли ряды отрядов рутьеров. Дворяне владели личными замками, которые усеивали ландшафт вокруг городов, превратив их в центры организованного грабежа или не сумев помешать таким, как Джеймс Пайп. Даже сейчас дворяне стекались под знамена Дофина, чтобы вести гражданскую войну против парижских патриотов, в то время как англичане и наваррцы захватывали остальную часть Иль-де-Франс.

Руан был особенно показательным случаем. Его мэр, возможно, обедал с королем Наварры во время драматического визита Карла в город в январе, но он не был наваррским приверженцем. Его город имел сильные роялистские традиции. Он был столицей герцогства Нормандия, принадлежавшего Дофину. Он не был другом Парижа, поскольку два города более века соперничали за контроль над судоходством по Сене. Однако и Руан бросил вызов представителям Дофина и присоединился к Этьену Марселю, потому что его жители боялись попасть в руки бандитов, бродивших за стенами. Они не доверяли гарнизону, которым командовали дворяне. Мэр и ведущие горожане потребовали разрешения разместить в цитадели свои собственные войска. Получив отказ, они в течение трех дней атаковали ее со стороны города, пока она не сдалась. Как они объяснили Дофину несколько месяцев спустя, они сделали это "не как враги, а чтобы защитить себя от опасностей, которые их окружали". Этот инцидент спровоцировал жестокую классовую войну между жителями Руана и дворянством близлежащего района. В течение нескольких недель городские жители совершали набеги на поместья и замки дворян в округе. Они сжигали здания, разрушали стены и уничтожали склады. Дворяне под предводительством королевского капитана бальяжа ответили серией столь же разрушительных набегов на пригороды Руана. Восстание в Руане было более жестоким и продолжительным, чем в большинстве других северных городов, но его основные причины были весьма типичны. Было распространено мнение, что городские гарнизоны имеют больше общего со своими друзьями и родственниками среди рутьеров, чем с людьми, которых они должны были защищать. Город Реймс присоединился к восстанию по тем же причинам, что и Руан. Архиепископ отказался перекрыть ворота, через которые можно было напрямую попасть в цитадель и на поля за ее пределами. Жители считали, что гарнизон ограбит их или впустит врага. Эти опасения не были надуманными. Город Эврё был разграблен королевским гарнизоном из цитадели в то самое время, когда парижане искали союзников в других городах. Для большинства горожан теперь не было особой разницы между разбойничьей деятельностью разгневанных французских дворян, таких как Фульк де Лаваль или Бег де Виллен, и английскими капитанами, такими как Джеймс Пайп или наваррскими подчиненными Мартина Энрикеса[538].

В День Святого Георгия, 23 апреля 1358 года, Эдуард III устроил особенно пышный праздник Ордена Подвязки: "помпезная, бессмысленная феерия", как назвал ее флорентиец Маттео Виллани. Празднование проходило в Виндзоре, где король недавно начал с огромными затратами роскошную реставрацию королевских покоев. Зрители рассказывали о грандиозных поединках рыцарей, несущихся на великолепных боевых конях и одетых в ослепительные пластинчатые доспехи; дамах, одетых в яркие цвета, украшенных драгоценными ожерельями, поясами и пряжками. На расписном помосте, задрапированном золотой тканью, король и королева сидели вместе с королем Франции и другими почетными гостями и наблюдали за состязанием сотней рыцарей, среди которых были все пять сыновей Эдуарда III, герцог Ланкастер и специально приглашенные выдающиеся бойцы со всей Англии, Германии и Нидерландов. На последовавшем за этим пиру Эдуард III и его советники обсуждали проект договора с Иоанном II. Они, как и Иоанн II, были обеспокоены поворотом событий во Франции и ускоряющимся разрушением гражданского порядка и решили отказаться от посольства в Авиньон, на котором Палата настаивала в феврале. Король и его советники хотели завершить проект договора как можно скорее[539].

После двух недель напряженных переговоров в Вестминстере советники двух королевств все же достигли соглашения. Соглашение не охватывало всех спорных моментов, которые остались с декабря. Но его было достаточно, чтобы Иоанн II мог представить договор как свершившийся факт во Франции до того, как люди полностью потеряют к нему интерес. Оставшиеся вопросы были отложены до следующей конференции, которая должна была состояться под эгидой кардиналов в течение лета. 8 мая 1358 года в присутствии канцлера Англии и всех главных советников Эдуарда III оба короля предстали перед публикой в зале Виндзорского замка. Были зачитаны условия мирного договора. Если не считать уточнений, они, по-видимому, соответствовали более раннему проекту, согласованному в декабре. Главным достижением стало включение в договор графика выплаты выкупа за Иоанна II. Первый взнос теперь должен был быть выплачен в ноябре 1358 года. После этого французский король будет освобожден условно-досрочно. Короли несколько раз поцеловали друг друга в губы и обменялись перстнями. Затем они вместе поужинали в "дружеской атмосфере"[540]. Когда 15 мая новости об этих событиях достигли Парижа, они были восприняты с недоверием и цинизмом. Люди не верили, что англичане настроены серьезно. Некоторые из них, по словам современника, не хотели в это верить, другие слишком часто слышали это раньше. В любом случае, было уже слишком поздно, чтобы предотвратить гражданскую войну[541].

В течение двух недель после прибытия посланников Иоанна II в столицу, Иль-де-Франс и прилегающие северные провинции были охвачены беспрецедентным взрывом гражданского насилия и классовой ненависти. Жакерия началась в долине Уазы, к северу от Парижа, в последних числах мая 1358 года. Первый зафиксированный инцидент произошел в Сен-Ле-д'Эссеран, большой деревне, у клюнийского приорства на правом берегу реки, которую недавно заняла группа вооруженных людей. Среди них были два племянника Роберта де Клермона, убитого маршала Нормандии. Почти наверняка они находились на службе у Дофина. 28 мая толпа крестьян, собравшаяся из окрестных поселений, ворвалась в Сен-Ле и обрушилась на них, убив девятерых и обратив в бегство остальных. Это событие послужило сигналом к стихийному восстанию в королевских замках Санлис и Крей и соседнем владении Клермон-ан-Бовези, принадлежавшем герцогу Бурбонскому. В течение нескольких часов крестьяне большей части восточного Бовези взялись за оружие[542].

Происхождение Жакерии исключительно туманно, и не всегда освещается социальными теоретиками XIV или XX веков. Большинство очевидных объяснений не согласуются с фактами. Беднейшие районы Иль-де-Франс, расположенные к юго-западу от столицы, и такие регионы, как Босе-Шартрэ, которые больше всего пострадали от войны, были практически не затронуты ею. Для сравнения, Бовези, где началась Жакерия, как и большинство регионов, на которые она распространилась, были богатыми сельскохозяйственными землями, которые до этого почти не пострадали от вторжений вооруженных банд. Это был регион лично свободных крестьян, большинство из которых работали в качестве арендаторов в крупных сельскохозяйственных поместьях. Как и большая часть северной Франции, он страдал от постоянных военных налогов, от падения цен на сельскохозяйственную продукцию и от постоянных попыток обремененных долгами землевладельцев восстановить свои древние права на бесплатные услуги от крестьян. Регион также был исключительно густонаселенным даже после Черной смерти. Но все это были старые проблемы, от которых страдало большинство крестьянских общин северной Франции.

Основные причины великого восстания 1358 года были политическими. Дофин пытался закрыть путь в Париж по долине Уазы, единственный путь, по которому продовольствие еще могло попасть в столицу. Его сторонники ввели большое количество гарнизонов в сеньориальные замки региона. На местные общины налагались тяжелые corvées (барщина, принудительные работы) для проведения необходимых ремонтных работ в замах. Это усилило хроническое недовольство сельских общин, которые знали все о разрушениях в Нормандии и сожженных деревнях в Босе. В бурном калейдоскопе событий войны для крестьян больше не было различий между другом и врагом. Войска Дофина или короля Наварры, банды английских и наваррских рутьеров, гарнизоны местных городов и замков стали для крестьян практически одной и той же бедой. Когда жители деревень и городов на Уазе столкнулись с перспективой быть охваченными теми же бедствиями, что и остальные, единственным узнаваемым врагом для них стал дворянин. "Эти люди ни на что не годятся, кроме как грабить простых людей", — кричал демагог. "Слушайте! Слушайте!" — ответила толпа. Огромные толпы людей без предводителей распространились по региону, нападая на поместья и замки знати, линчуя их обитателей, разбивая мебель и сжигая постройки. Герцогине Орлеанской посчастливилось бежать в Париж, когда повстанцы начали разрушать ее замок в Бомон-сюр-Уаз и убивать ее приближенных. Только в епархии Бове было разрушено около шестидесяти дворянских резиденций. Распространились рассказы о чудовищных зверствах: целые семьи сжигались заживо, женщин насиловали скопом, мужчин пытали до смерти на глазах у их семей. Некоторые из этих слухов оказались правдой[543].

В обычных условиях спонтанная ярость этих самосудов быстро бы утихла. Но жаки, как и парижане в феврале, были слишком напуганы тем, что они сделали, чтобы безропотно разойтись по домам. Им нужно было держаться вместе, чтобы защитить себя от неизбежной реакции властей и дворян. В течение нескольких дней после первой вспышки они выбрали лидера, человека по имени Гийом Каль (Коль). Каль был зажиточным крестьянином из деревни Мело, к югу от Клермона, и по словам одного сочувствующего современника "проницательным, умеющем излагать свои мысли человеком с прекрасной внешностью". В самом начале восстания он провозгласил себя "капитаном людей Бовези". Ему помогали несколько местных лейтенантов, которые, вероятно, сами себя назначили. Вместе эта небольшая группа людей сформировала армию численностью около 5.000 человек, набранную с помощью энтузиазма и силы. Каль организовал своих людей в отряды со знаменами и приказал раздать им оружие. Уже через несколько дней крестьянская армия стала выглядеть как грозная сила и добилась кратковременного господства в регионе, где началось восстание, быстро распространившееся вниз по долине Уазы за Бомон и на восток через равнину Бовези[544].

Гийом Каль не смог бы достичь такой степени организации, если бы у него были только крестьяне. Очевидно, что в его армии было некоторое количество образованных людей с военным опытом и несколько дворян. Большинство из них были очень незначительными фигурами, мелкими hobereaux (помещиками), которые были немногим богаче своих арендаторов. Но некоторые были людьми, имевшими определенное значение в местном масштабе. Жану Бернье, мелкому дворянину из Монтатера, Дофин поручил оборону королевских замков Санлис и Крей. Колар ле Мунье был капитаном герцога Бурбонского в Конти. Жермен де Ревейон, один из заместителей Каля, был приближенным графов Монфор. Ламберт д'Эврефонтен был братом одного из председателей Парижского Парламента. Подавляющее большинство этих людей позже утверждали, что их заставили присоединиться к Жакерии, и некоторые из них, несомненно, так и поступили. Но это далеко не всегда было правдой. Современники, наблюдавшие за их собраниями, отмечали, что среди них было значительное меньшинство "богатых людей и горожан", а когда восстание закончилось, нашлось несколько сотен человек, у которых хватило средств и связей, чтобы получить указы о помиловании в королевской Канцелярии. Их мотивы неизвестны. Пристрастие к насилию? Жажда добычи? Старая вражда? Разочарование и страх, порожденные постепенным крахом гражданской власти?[545]

Основным источником поддержки, которую крестьяне находили за пределами своих собственных общин, были города. Горожане, привычно опасаясь грабежей, закрывали свои ворота и защищали стены от жаков. Но они накрывали столы в пригородах, чтобы накормить их, когда они проходили мимо, а некоторые объединились с ними против дворян. В некоторых местах горожане воспользовались ситуацией и повели жаков против местных замков, которые, как считалось, представляли угрозу их безопасности. Жители Санлиса набирали на улицах отряды для помощи жакам. Вместе они разграбили и разрушили большинство крупных замков вокруг Санлиса: Шантийьи, Курте, Тьерс, Фонтен-Шаали, Брассез. Причины этого становятся очевидны, если взглянуть на карту. Эти места были расположены кольцом вокруг Санлиса и попади они в руки врага они могли бы перекрыть все дороги, ведущие в город[546].

К началу июня 1358 года восстание длилось всего неделю, но Жакерия уже распространилась за пределы Бовези в соседние провинции. Со стен Парижа было видно, как пламя пожаров озаряет цепь холмов на горизонте. Замок Монморанси, резиденция одного из великих феодальных семейств Иль-де-Франс, был захвачен и сожжен. Крестьяне округа собрались на руинах замка и избрали себе капитана, который повел их на свирепый погром по окрестностям, убивая дворян со всеми их семьями и домочадцами и оставляя их трупы в развалинах сожженных домов. К востоку от столицы восстание распространилось через долину Марны в сердце Шампани. По позднейшим подсчетам, между Парижем и Суассоном было разрушено 80 замков и поместий[547]. Далее на север армия численностью около 4.000 жаков, включавшая многих последователей Каля из Бовези, бесчинствовала в Пикардии и провинциях бассейна реки Соммы. Они осадили четыре главных замка региона, где укрылась большая часть местной знати, а большие города, обнесенные стенами, взяли на себя инициативу по организации крестьян, снабжению их продовольствием и подкреплениями, как это сделали жители Санлиса. Радикально настроенный мэр Амьена послал 100 человек в подкрепление жакам, атакующим замки вокруг города, но городские магистраты отменили его решение и заставили отозвать их. Но соседний город Мондидье был более последователен в своих действиях. Горожане во главе со своим мэром, воспользовавшись восстанием, разрушили большинство значительных замков в радиусе пяти миль от своих ворот[548].

Восстание крестьян застало политиков врасплох. Прошло некоторое время, пока они просчитывали, как это может наилучшим образом послужить их интересам. Как только Гийом Каль принял командование над жаками в Бовези, он отправил делегацию к лидерам восстания в Париже. Этьен Марсель и его последователи приняли их с явным сочувствием. Они увидели в восстании возможность очистить все укрепленные места на подступах к городу, свести счеты с новыми и старыми врагами и прорвать блокаду установленную Дофином. Они отправляли ответные послания с поддержкой, призывая жаков завершить разрушение дворянских замков и резиденций вокруг столицы. После того, как жаки захватили Монморанси, их капитан получил письмо от купеческого прево с предложением сравнять с землей все замки от Уазы до Марны. "Они никогда больше не должны подняться", — писал Марсель[549]. Тем временем парижане занялись разжиганием второй Жакерии к югу от Сены, в регионе, до сих пор не затронутом восстанием. Агенты Марселя организовали нападения на замки графства Этамп и спровоцировали скоординированную серию восстаний на территории между Орлеанской дорогой и Сеной к западу от столицы. В стенах города создавалась армия из горожан. Ядро ее составляли chevaliers du guet (рыцари стражи), ближайшее подобие полиции, существовавшее в средневековом Париже. Марсель использовал эти силы для нападения на замки и дворянские резиденции за пределами городских стен. Они разрушили замок Трапп у дороги на Дре, который был занят людьми Дофина и захватили замок Палезо на дороге в Шартр, разграбив его подвалы. Большинство парижских набегов, однако, не имели никакой видимой стратегической цели и были просто актами мести врагам Этьена Марселя и его союзников. Первой их жертвой стал сам Симон Бюси. Огромное богатство, накопленное за долгую карьеру на королевской службе, было выставлено напоказ в трех прекрасных пригородных особняках Бюси в Вожираре, Исси и Вирофле. Все три были разрушены. Имущество двух других влиятельных государственных юристов, Пьера д'Оржемона и Жака де ла Ваше, было уничтожено таким же образом. Когда поместье д'Оржемона в Гонессе оказалось слишком прочным, чтобы его сжечь, они заставили местных кровельщиков и плотников вручную ломать крышу. Но самые впечатляющие подвиги разрушения были припасены для великолепного поместья Роберта де Лорриса в Эрменонвиле, плода десятилетней коррупции и изворотливых политических маневров. Старый приспособленец находился в резиденции, когда прибыли парижане с толпой жаков во главе с Гийомом Калем собственной персоной. Роберт спас свою жизнь, отказавшись от рыцарского звания и заявив перед собравшейся толпой, что он такой же сторонник парижан и враг дворянства, как и любой из них. Но он не смог спасти свое имущество. На его глазах дом был разграблен и методично разрушен. Позднее Роберт оценил свой ущерб в 60.000 ливров[550].

Дофин все еще находился в Мо. Он был занят подготовкой к осаде Парижа и почти не выступал в защиту дворянства Пикардии и Бовези, даже когда насилие начало распространяться на районы Бри и западной Шампани вокруг его штаб-квартиры. В поисках защитника, который мог бы повести их против крестьянства, большая часть дворянства севера обратилась к Карлу Наваррскому. "Наш господин, — сказали они ему, согласно одному из рассказов, — вы происходите из самого благородного рода в мире; конечно, вы не останетесь в стороне, когда все дворянское сословие подвергается уничтожению". Карл прекрасно оценил ситуацию. Парижане были его союзниками, но он понимал, что жаки ничего не сделают для его дела, и что глупость Марселя, вступившего с ними в союз, погубит его. Возможность представить себя в качестве лидера объединенного дворянства Франции нельзя было упускать. В начале июня 1358 года Карл встал во главе Контр-Жаккери. Он собрал небольшую, но отборную армию, около 400 человек, из своих сторонников в Нормандии и Пикардии, и контингента английских наемников под командованием авантюриста по имени Роберт Скот. Через несколько дней к ним присоединились около 1.000 дворян из Иль-де-Франс и Бовези[551].

Кризис крестьянского восстания наступил на второй неделе июня 1358 года. Большая орда, собранная Калем в начале месяца, начала распадаться на мелкие недисциплинированные отряды, бродящие в поисках добычи. Но две крестьянские армии все еще существовали. Одна из них, численностью около 500 человек, расположилась лагерем в Силли-ле-Лонг, к северо-востоку от Парижа, набитом награбленным в Эрменонвиле добром. Командовал ими бывший чиновник королевского монетного двора по имени Жан Вайян[552]. Другой, гораздо более многочисленный отряд все еще находился к югу от Клермон-ан-Бовези, где впервые началось восстание и занимал сильную оборонительную позицию на плато Мело.

7 июня 1358 года король Наварры прибыл к Мело со своей армией. Он расположил своих людей перед позициями крестьян. Каль был в отъезде и совещался со своими капитанами в Силли. Он поспешил вернуться рано утром 8 июня, чтобы подготовиться к битве и довольно умело выстроил своих людей в две линии. Лучников он расположил впереди, а фланги защитил повозками и траншеями. Небольшой отряд плохо вооруженных кавалеристов находился в резерве. Но Каль не повел их в бой. Утром 10 июня 1358 года его обманом выманили в лагерь короля Наварры, чтобы провести переговоры пообещав неприкосновенность. Но король Наварры не имел никаких обязательств перед крестьянином, независимо от данного ему слова. Как только Каль прибыл, он был схвачен и отведен в тыл армии. Карл подал сигнал, и масса его тяжеловооруженной кавалерии обрушилась на растерянную и лишенную командира массу крестьян. Жаки понесли ужасающие потери. Их ряды распались и побежали. Остальная часть армии Карла, возглавляемая лично королем, последовала за ними пешком, убивая всех на своем пути. Оставшиеся в живых бойцы армии Каля в ужасе бежали на север и рассеялись. Большинство из них были настигнуты всадниками Карла во время бегства и зарублены. Сам Каль был доставлен в Клермон и обезглавлен. Большая часть армии Карла затем спонтанно отступила в сторону Санлиса, где предприняла безуспешную попытку захватить город, после чего рассеялась[553].

Тем временем армия Жана Вайяна двинулась на юг от Силли. Они объединились с примерно 300 воинами, посланными из Парижа под командованием одного из ближайших соратников Марселя, Пьера Жиля. 9 июня 1358 года они появились у ворот Мо, где находилась штаб-квартира Дофина. Сам Дофин находился в отъезде, набирая войска в Бургундии. Большая часть его армии была с ним. Когда прибыли жаки и парижане, мэр Мо, который никогда не скрывал своей враждебности к Дофину, распахнул ворота города и выставил для них еду и питье на столах на улице. Жители города в подавляющем большинстве поддержали его.

Мо был небольшим кафедральным городом на северном берегу Марны. На противоположном берегу, соединенная с городом каменным мостом, стояла огромная каменная крепость, известная как Марка, стены которой были укреплены башнями и бастионами и со всех сторон окружены водой. В Марке находились супруга Дофина с грудной дочерью, группа придворных дам и их телохранители под командованием сеньора де Анже и Бега де Виллена. По стечению обстоятельств с ними также находился небольшой отряд крестоносцев, вернувшихся после похода вместе с рыцарями Тевтонского ордена в Пруссию. Среди них был знаменитый противник Валуа, Гастон Феб, граф Фуа, и один из героев англо-гасконской армии в битве при Пуатье, Жан де Грайи, капталь де Бюш. Редко когда политические разногласия были так полностью перекрыты общими классовыми интересами.

Когда они наелись досыта, жаки, парижане и толпа жителей из Мо сформировались в отряды на северной стороне моста через Марну напротив крепости и приготовились к штурму. Дальнейшие события показали бессилие, даже довольно больших групп вооруженных людей не имеющих подготовки и находящихся на неподготовленных позициях перед лицом опытных кавалеристов. Конные дворяне из Марки, численностью всего около двух десятков человек, вышли из ворот во главе с сеньором де Анже и проскакав через мост врезались в ряды парижан Пьера Жиля. Они рассеяли их, потеряв лишь одного человека из своего числа. Остальные крестьяне и горожане в панике бросились бежать, преследуемые по улицам людьми сеньора де Анже. Они рубили всех на своем пути, загоняя беглецов в ловушки из узких и извилистых переулков. Некоторые последовали за бегущих через ворота в лугах за стенами и рубили их на бегу. Зачинщиков хватали при каждом удобном случае и отправляли в Марку. Затем дворяне подожгли опустевшие дома по всему городу. Начался сильный пожар, который превратил большую часть города в пепел. Руины все еще тлели две недели спустя. Покончив с городом, дворяне выехали за ворота, чтобы объединить силы со своими собратьями в окрестностях. Вместе они врывались в деревни вокруг Мо и убивали каждого встречного крестьянина[554].

Жакерия была подавлена. Угли восстания еще тлели только в Пикардии, где несколько крупных и организованных отрядов жаков все еще гуляли на свободе. Некоторые из них еще не слышали о судьбе своих собратьев в Мело и Мо. Примерно в середине июня 1358 года дворяне Бове собрались в деревне Жерберуа, к северо-западу от Бове, где к ним присоединились новые отряды, собранные из всех провинций севера. Некоторые даже прибыли из таких регионов, как Нормандия, Фландрия и Эно, где не было никакой Жакерии. Вместе они двинулись на север к Сомме. Армия крестьян осаждала замок Плесси-де-Руа, расположенный к юго-востоку от Мондидье, когда на них напали дворянские отряды. Здесь также ряды крестьянской армии были прорваны кавалерийской атакой и большинство из жаков были убиты. Около 300 человек, укрывшиеся в близлежащем монастыре, были заживо сожжены в нем. Другой отряд жаков, численностью около 1.300 человек, был застигнут врасплох в лагере у Пуа. Все они были уничтожены до последнего человека. Отдельные группы крестьян, занимавшиеся грабежом, также были по очереди перебиты. Тех, кто бежал обратно в свои деревни, выявляли и казнили без разбора. Злодеяния, приписываемые некоторым дворянам, участвовавшим в подавлении восстания, были столь же ужасны, как и все, за что были ответственны жаки во время всплеска насилия. Жан де Клермон, племянник убитого маршала Нормандии, лично отрубил руки двум мужчинам, отцу и сыну, которые сожгли его поместье близ Мондидье[555].

За подавлением Жакерии последовала оргия мести со стороны дворянства. Сразу же после победы над крестьянской армией Карл Наваррский издал приказ о методичном подавлении восстания. В каждой деревне, принимавшей участие в эксцессах, должны были быть выбраны и казнены четыре зачинщика. Все крестьянские общины Бовези и французского Вексена должны были быть обложены специальным налогом, чтобы компенсировать дворянам потерю их домов и урожая. Была ли эта схема налогообложения когда-либо реализована, далеко не ясно. Большинство последователей Карла уже начали свои собственные кампании возмездия. Дворяне Бовези объединились в вооруженные банды, которые разъезжали по деревням провинции, сжигая дома и уничтожая имущество крестьян. Земли северного Иль-де-Франс были опустошены, как будто это была вражеская территория. В Шампани преследование восставших велось с особой жестокостью, хотя этот регион ни в коей мере не пострадал от Жакерии. Самозваные судьи собирались в вооруженные компании, чтобы свершить страшную месть реальным или мнимым разжигателям мятежа. Сеньор де Куси собрал своих соседей и вассалов, чтобы перебить крестьян и сжечь их дома вокруг своего замка. Сеньор Сен-Дизье, считавший, что он лично был целью жаков в окрестностях Витри-ле-Франс, во главе шевоше из нескольких сотен дворян прошел по деревням округа, выявляя предполагаемых зачинщиков, которых следовало обезглавить или повесить на деревьях. В нескольких местах дворяне без разбора убивали всех жителей, которых встречали[556].

Жакерия стала триумфом лично для короля Наварры, но катастрофой для его дела. Хотя Дофин не внес никакого вклада в подавление восстания, жестокость Жакерии вызвала всплеск лояльности к короне среди дворянства Франции. Его усилия по набору армии для отвоевания Парижа у Этьена Марселя становились все более плодотворными. В тот день, когда парижане повели жаков против Марки в Мо, Дофин был принят как герой в Сансе на севере Бургундии. Отсюда он совершил триумфальное путешествие по городам западной Шампани. В этих регионах отдельные вспышки мятежа среди крестьянства только начали перерастать в большое восстание, когда Жакерия потерпела крах. Дворяне испытали тяжелое потрясение и в яростной злобе обратились против парижан, которые поощряли и помогали крестьянам. Они во множестве стекались под знамена Дофина. Слишком поздно Этьен Марсель приказал парижским войскам и отрядам союзных городов Иль-де-Франс избегать беспорядочного насилие жаков. Слишком поздно он предложил убежище в стенах города более чем 1.000 знатным беженцам из окрестных областей. Эти жесты мало что значили на фоне ставшего широко известным разграбления Гонессе и Эрменонвиля и инцидента в Мо. Тщательно выстроенная схема политических союзов Карла Наваррского зависела от силы настроений против королевского правительства среди дворянства северной и западной Франции и от поддержки воинственного населения Парижа — двух элементов, которые после классовой войны оказались разделены пропастью взаимного непонимания и ненависти. Он повел дворян против жаков из Бовези, но вряд ли мог повести их против Парижа[557].

Карл недолго размышлял над этой дилеммой. Вскоре после резни при Мело, когда его армия шла на Санлис, он поскакал со своей свитой на юг, в поместье королей Франции в Сент-Уэн, на берегу Сены к северу от Парижа, чтобы посоветоваться с Этьеном Марселем. Затем, 14 июня 1358 года, он въехал в столицу. Его встречали ликующие толпы, такие же плотные, как те, что приветствовали его после побега из тюрьмы. На следующее утро Карл выступил перед парижанами на Гревской площади из окна ратуши. Его краткая, но мощная речь была открытой заявкой на власть. Он говорил о своей большой любви к родине и о поддержке, которую он получил от Парижа и других крупных городов королевства и напомнил своим слушателям, что оба его родителя принадлежат к королевскому роду. Если бы его мать была мужчиной, разве она не стала бы королем Франции? Выступавший вслед за Карлом главный лейтенант Марселя и оратор Шарль Туссак горько сетовал на плачевное состояние королевства и неправоту его правительства. Настал час, сказал он, избрать капитана, который будет управлять страной лучше. Может ли быть лучший кандидат, чем сам король Наваррский? Несколько криков "Наварра! Наварра!" раздались от сидящих в зале. Карл был объявлен капитаном Парижа избранным путем аккламации. Он дал торжественную клятву защищать город от всех нападавших без исключения. "Королевство, ― объявил он, ― было глубоко больно и его болезнь были слишком укоренилась, чтобы ее можно было быстро вылечить. Не теряйте терпения, если я не смогу сделать все, что требуется, сразу". Далеко не ясно, насколько в Париже был поддержан этот радикальный шаг, который, очевидно, был подготовлен наедине между Марселем и Карлом Наваррским в Сент-Уэн. Среди сторонников восстания многие были обеспокоены недавней кампанией короля Наваррского против жаков во главе дворянства Франции. Других тревожило, что человек королевского происхождения с обеих сторон, окружен английскими и наваррскими наемниками. Даже самые ярые приверженцы короля Наварры не хотели пускать этих людей в столицу. Но какая польза от них была за ее пределами? На мгновение люди подавили свои опасения перед лицом общей опасности. Это было началом падения Марселя с вершины власти[558].

Появление Карла Наваррского в качестве капитана Парижа стоило ему поддержки среди большей части знати, как он, должно быть, и предполагал. Хотя его друзья из Нормандии и Пикардии поддержали его, другие уехали, чтобы присоединиться к растущей армии Дофина вокруг Мо. Бургундцы из его свиты сказали ему, уезжая, что никогда не будут сражаться против регента или подрывать дело дворянства. Не успокоившись, Карл и Марсель приступили к организации обороны Парижа. Карл созвал свои войска из гарнизонов Нижней Нормандии и Босе, и взял на службу всех наемников, которых смог завербовать. Неизбежно, что большинство тех, кто откликнулся на его призыв, были англичанами. Среди них были многие из самых отъявленных разбойников, действовавших в то время во Франции: Джеймс Пайп, прибывший с войсками из гарнизона Эпернона; Джон Стэндон, убийца, бежавший в Бретань за несколько лет до этого, чтобы избежать суда в Англии, и сделавший карьеру в свите Роджера Дэвида, прежде чем стать командиром гарнизона в Нормандии; Джон Джуэл, еще один капитан, прославившийся при взятии Понт-Одеме и которому суждено было достичь большей известности, чем любому из них. Английский гарнизон занял укрепленный мост через Сену в Сен-Клу в конце июня. Отряды англичан и наваррцев составляли гарнизон Пуасси на Сене. Марсель, со своей стороны, отправил комиссаров набирать людей в деревнях за городской стеной. Он обратился с воззваниями к городам севера, призывая их объединиться с Парижем и избрать короля Наварры своим капитаном. Он умолял их прислать отряды для защиты столицы от Дофина. Результаты были очень скудными. 22 июня 1358 года король Наварры провел смотр своих войск в деревне Гонессе к северу от Парижа у разрушенных остатков поместья Пьера д'Оржемона. Около 600 человек, набранных частично из его собственных английских и наваррских наемников, частично из солдат парижской стражи и частично из добровольцев, собранных на улицах, объединились с еще несколькими сотнями из зависимых городов Парижского региона. Карл сказал им, что намерен вести их на Компьень, где в то время находился Дофин. Но они дошли не дальше Санлиса. Некоторые из них свернули в сторону, чтобы совершить бессмысленное и безуспешное нападение на Санлис, который якобы был союзным городом. Затем пришло известие, что Дофин начал свой поход на Париж[559].

Дофин медленно двигался по долине Марны в течение последней недели июня 1358 года, за ним следовала огромная конная армия. По оценкам современников, с ним было около 12.000 человек, а истинное число, возможно, было примерно таким. 29 июня он разместил свой штаб в Ле-Каррьер, небольшом охотничьем домике, принадлежавшем королям Франции, на берегу Сены, на окраине Венсенского леса. Его армия рассредоточилась на восточных подступах к столице, вступая в бои с защитниками ворот Сент-Антуан и грабя деревни и хутора на двадцать миль вокруг. Король Наварры поспешно вернулся из Санлиса со своей разношерстной армией и обосновался на противоположной стороне города в аббатстве Сен-Дени, где он мог получать подкрепления и припасы, доставлявшиеся по реке с запада. Между двумя армиями испуганные и подозрительные жители Парижа охраняли свои стены. Они были не более готовы впустить в свои стены английских и наваррских наемников Карла, чем бургундцев и шампанцев Дофина[560].

Король Наварры не сразу понял, что его дело проиграно. Мало кто из парижан имел большой военный опыт. У самого Карла было не более 800 профессиональных солдат, включая 200 или 300 английских лучников[561]. Их было явно недостаточно, чтобы противостоять армии Дофина в битве. Однако, не будучи допущенными в город, они не могли сражаться и со стен и ворот. Очевидным ходом были переговоры с Дофином, пока еще было чем торговаться. Но проблема заключалась в парижанах, которые по-прежнему нереалистично оценивали свои шансы. Более того, их лидеры не были склонны к компромиссам, поскольку были уверены, что их почти наверняка казнят, если Дофин когда-нибудь до них доберется. Все же между Карлом Наваррским и Дофином был установлен осторожный контакт. Вдовствующая королева Жанна выступила в роли посредника, как она делала это во всех предыдущих сделках между двумя врагами. Ей помогала целая комиссия, назначенная для этой цели Папой Римским: епископ Парижский, приор Сен-Мартен-де-Шам и архиепископ Лионский. По крайней мере, двое из них симпатизировали Наваррскому дому. 8 июля 1358 года, когда осада продолжалась уже около десяти дней, Дофин и король Наварры встретились на напряженной конференции. Она проходила в павильоне, возведенном на открытой площадке у ворот Сент-Антуан. Дофин первым сделал свои предложения. Он предлагал Карлу земельные владения с доходом в 10.000 ливров в год и денежную сумму в 400.000 экю, выплачиваемую в рассрочку. Это было меньше, чем то, что Карл требовал в течение зимы, но это было существенное предложение. Что касается парижан, то они должны были выплатить в качестве компенсации всю первую часть выкупа за Иоанна II. Взамен Дофин обещал отменить уголовное преследование за их многочисленные акты мятежа. По словам тех, кто был в лагере Дофина, Карл согласился выполнить эти условия со своей стороны и сделать все возможное, чтобы добиться согласия парижан. Однако в ходе переговоров Карл проявлял несвойственную ему нерешительность и, очевидно, не знал, в чем заключаются его интересы. В последний момент он струсил и решил отказаться от парижан до того, как у них появилась возможность самим рассмотреть условия Дофина. Какая у него была гарантия, что без их поддержки обещания Дофина будут выполнены? Обоим принцам было предложено поклясться телом Христа в соблюдении соглашения. Но когда епископ Лизье подал разделенный на части сосуд для причастия, который должен был скрепить их клятву, Карл неожиданно отказался. Он сказа, что не постился и ему необходимо было вернуться в Сен-Дени[562].

Когда лидерам парижан сообщили условия предложенные Дофином, те отвергли их с порога. Они с подозрением относились к самому Карлу, "потому что он был дворянином". Они с подозрением относились к Дофину, который, по слухам, поклялся увидеть, как их потащат по улицам на смерть. Они с подозрением относились к самому договору, который явно служил интересам Карла лучше, чем их собственным, и мог содержать дополнительные, тайные пункты. Они заявили, что в случае необходимости будут сражаться с армией Дофина самостоятельно. Поэтому соглашение с Дофином было расторгнуто. Король Наварры обещал продолжать сражаться вместе с парижанами, но настаивал на том, что это будет на его собственных условиях. Парижане должны были разрешить его войскам входить в городские стены, а также платить им жалованье. Марсель и его коллеги были вынуждены согласиться. В начале 11 июля 1358 года некоторые английские и наваррские отряды, а также различные нормандские и пикардийские последователи короля Наварры вошли в столицу и расположились в королевском дворце на острове Сите. В тот же день Этьен Марсель обратился с последним и самым эмоциональным призывом о поддержке к городам севера. В нем содержалась всесторонняя защита всего, что сделали парижане, начиная с реформ Генеральных Штатов и заканчивая убийством маршалов Нормандии и Шампани, и горькое обличение Дофина, который предпочитал собирать армии для использования против собственных подданных, а не для защиты королевства от врага. Парижане, говорил Марсель, были свободными людьми; они "скорее умрут, чем попадут в рабство"[563].

За бравадой уже чувствовались серьезные сомнения среди некоторых последователей Марселя. Ирония состояла в том, что осуждая Дофина за неспособность защитить королевство Марсель пытался противостоять ему с помощью английских наемников, и эта мысль должно быть, посетила многих из его сторонников. Появление англичан и наваррцев в стенах города оказалось серьезной ошибкой, усилившей неуверенность парижан и ужас перед разграблением, который они испытывали вместе с большинством средневековых горожан. И хотя войска, размещенные во дворце, вели себя достаточно хорошо, те, кто находился в пригородных гарнизонах, продолжали убивать, жечь и грабить вплоть до самых стен, несмотря на то, что теперь они получали регулярное жалование из муниципальной казны и что их соотечественники защищали город изнутри[564].

В то время как англо-наваррские отряды блокировали пути к столице с запада и севера, армия Дофина перерезала их с востока. 12 июля 1358 года люди Дофина завершили строительство наплавного моста через Сену в Ле-Каррьер, что позволило им обойти Париж с юга. Окружение Парижа теперь было практически завершено. Критический момент осады наступил 14 июля 1358 года, когда защитники предприняли решительную попытку разрушить мост. Они спланировали тройную вылазку. Один отряд должен был выйти из ворот Борделе в университетском квартале, к югу от Сены, а другой — из ворот Сент-Антуан к северу от них. Оба отряда должны были состоять в основном из английских войск при поддержке вооруженных горожан. Третий отряд должны были выйти из города по реке на укрепленных баржах. Эти три атаки были плохо скоординированы. Люди вышедшие из южных и находившиеся на баржах первыми достигли наплавного моста. Но тревога была поднята раньше, чем они смогли овладеть им. И хотя они нанесли большие потери войскам Дофина и взяли несколько ценных пленных, включая его маршала, они были отбиты. Отряд из северных ворот прибыл с опозданием и был отбит с большими потерями, особенно среди горожан. Впервые последователи Марселя осознали трудности своего военного положения. Некоторые из них стали требовать возобновления переговоров с Дофином и нашли достаточную поддержку среди руководителей города, чтобы добиться своего[565].

В течение следующих нескольких дней парижане установили контакт с Дофином через Жанну Наваррскую. Была организована еще одна встреча. Она состоялась 19 июля 1358 года на середине наплавного моста в Ле-Каррьер. Вдовствующая королева председательствовала на ней вместе с тремя папскими уполномоченными. Присутствовал на ней и король Наварры, а Дофин прибыл с небольшой группой невооруженных советников и без эскорта. Представители Парижа явились с большим и устрашающим отрядом лучников и латников. Но ни одного из лидеров восстания среди них не было, а их главным представителем оказался Жан Бело. Он был одним из четырех эшевенов Ганзы речных торговцев. Но он практически не участвовал в восстании Марселя и считался советниками Дофина верным слугой короны. Жан Бело и его коллеги были готовы принять условия, предложенные Дофином 8 июля, и в конце концов их модифицированный вариант был согласован всеми сторонами. Единственным существенным изменением было то, что вместо всеобщей амнистии Дофин потребовал от парижан положиться на его милость. Однако он обещал не предпринимать никаких шагов против кого-либо из них, кроме как по единогласному совету четырех названных лиц. Поскольку среди них были вдовствующая королева и сам король Наварры, для лидеров восстания это была достаточная гарантия того, что слову Дофина можно доверять. Слабость соглашения заключалась в том, что, как все понимали, присутствовавшие парижане представляли лишь одну партию внутри города. Потребовалось бы некоторое время, прежде чем их сограждане смогут прийти к согласию. Поэтому все соглашение должно было быть подтверждено через пять дней, 24 июля 1358 года[566].

Когда встреча на мосту закончилась, Дофин решил пойти на серьезный риск. Главным препятствием для подтверждения соглашения парижанами было присутствие у ворот города большой армии, состоящей из людей, чье отношение к городу представляло собой смесь ненависти, страха и жажды грабежа. Как только город открыл бы ворота, собравшиеся в Венсенском лесу дворяне оказались бы неуправляемыми. Парижане знали это, и Дофин тоже. Поэтому по рядам армии пронеслись глашатаи, объявившие о достигнутом соглашении и большая часть ее была распущена. Сам Дофин удалился в Мо с небольшой вооруженной свитой, чтобы дождаться решения парижан. Это был поступок глупца, а может быть, великого государственного деятеля[567].

Внутри столицы объявление о соглашении с Дофином сопровождалось ожесточенными спорами между враждующими группами горожан. Карл Наваррский, возможно, никогда не собирался соблюдать это соглашение и, конечно, не собирался этого делать, если парижане готовы продолжать борьбу. Этьен Марсель и его сторонники отвергли это соглашение. Они обосновались в монастыре Сент-Элуа на острове Сите под защитой гарнизона дворца и начали строить планы, как выстоять. Упорствующие все еще составляли значительную часть населения, и среди них было много тех, кто контролировал стены и ворота города. Их отряды собирались на улицах, чтобы напасть на дома, принадлежавшие офицерам и друзьям Дофина. Казначею Дофина, которого нашли в городе, угрожали смертью и в конце концов изгнали. Но на улицах были и другие толпы, лидеры которых теряли доверие к Марселю и были возмущены присутствием в городе его преторианской гвардии из английских и наваррских солдат. Уже произошел ряд серьезных инцидентов с участием англо-наваррских гарнизонов Сен-Клу и Сен-Дени. Антианглийские настроения росли. Днем 21 июля 1358 года антинаваррская партия вышла на улицы и захватила большую часть города. Тридцать четыре англичанина были линчеваны на улицах или в своих крепостях. Толпа ворвалась в штаб-квартиру Карла Наваррского в Нельском отеле и схватила еще сорок семь английских офицеров, которые только что закончили обедать с ним. Еще более 400 человек были схвачены в городе в течение вечера. Марсель делал все возможное, чтобы сохранить контроль над Парижем. Он убедил толпу выдать захваченных англичан под предлогом, что их обменяют на французских военнопленных в Англии. Затем он взял их под свою защиту и укрыл за стенами Лувра[568].

Карл Наваррский был не на шутку встревожен. Он запросил подкрепления от своих союзников и сторонников на западе. К нему присоединился капталь де Бюш, а брат Карла Филипп Наваррский прочесал гарнизоны Бретани и Нормандии в поисках людей и собрал значительные силы. Как и армия Карла вокруг Парижа, они состояли в основном из англичан. Но это были уже не просто англичане сдававшие свои мечи внаем. Несколько главных английских командиров, участвовавших в бретонском походе, теперь присоединились к войскам Филиппа со своими людьми, включая Роберта Ноллиса, Хью Калвли и жителя Нортгемптоншира по имени Джон Фотерингей, который служил у Филиппа маршалом. Времени на консультации с министрами Эдуарда III в Вестминстере у них не было, но представители короля на месте, безусловно, были замешаны в этом. Новую армию сопровождали два человека, очень близкие к королю Англии, Гилберт Частелл и Стивен Касингтон. Частелл, рыцарь королевского двора в течение многих лет, был одним из послов Эдуарда III на конференции, которая привела к заключению перемирия в Бордо. В 1358 году он был одним из двух личных представителей короля в Нормандии. Касингтон, капитаном гарнизона Эдуарда III в Сен-Совер-ле-Виконт. Он был помощником принца Уэльского в битве при Пуатье и часто привлекался королем для выполнения сложных и конфиденциальных поручений. Поскольку он был с Эдуардом III в Вестминстере еще в июне, он знал намерения короля лучше, чем кто-либо другой[569].

На следующее утро после антианглийских беспорядков в ратуше состоялось напряженное совещание, на котором присутствовали все лидеры парижского восстания. Там были Карл Наваррский, Этьен Марсель и Роберт Ле Кок. Здание было заполнено вооруженной охраной. Снаружи, на Гревской площади, собралась огромная и угрожающая толпа, выкрикивающая антианглийские лозунги. Карл попытался обратиться к ним. Он сказал, что английские войска — это его солдаты, и что они наняты для защиты города. Они спасли Париж от разграбления армией Дофина и нападать на них было неправильно. Но ораторское искусство потеряло свою силу, его не слушали, а толпа требовала предать смерти англичан находившихся в Лувре. Люди требовали, чтобы король Наварры и купеческий прево немедленно повели их против гарнизонов Сен-Клу и Сен-Дени. Эти два человека были не в состоянии со своими небольшими отрядами телохранителей противостоять разъяренной толпе и они были вынуждены встать во главе беспорядочной вооруженной толпы и выступить против своих же наемников. Ранним вечером от 2.000 до 3.000 парижан высыпали из ворот в северной стене города. Король Наварры и купеческий прево тянули время, надеясь, что гнев толпы угаснет с наступлением ночи. Они остановились сразу за северными предместьями, у подножия холма Монмартр и сформировали своих людей в три баталии. Затем, после некоторой задержки, они продолжили движение на север, после чего приказали повернуть к мосту Сен-Клу. Путь парижан проходил через густой лес к востоку от моста и здесь они попали в засаду, устроенную для них английским гарнизоном. Около 600 парижан были убиты, а многие из тех, кому удалось спастись, утонули Сене. Король Наварры бесстрастно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Парижане посчитали, что он намеренно предал их и возможно, они были правы. Сразу же после катастрофы Карл поскакал в Сен-Дени так быстро, как только мог, и укрылся за стенами аббатства[570].

Этьен Марсель вернулся в Париж, чтобы попытаться успокоить свой народ. Но он совершенно не понимал степень их ярости. Его последователи исчезали на глазах. Люди бросали ему оскорбления на улицах и стали собираться вокруг Лувра, требуя крови англичан, которых он там защищал. Группа видных горожан решила положить конец шатающемуся режиму купеческого прево[571]. Их лидером был человек по имени Жан Майяр, богатый суконщик, который когда-то был одним из ближайших соратников Марселя. Он тайно собрал вокруг себя группу видных горожан, включая нескольких бывших союзников Марселя и по меньшей мере трех его родственников. Их мотивы были просты. Париж вышел из-под контроля. Город фактически находился в осаде как Дофина, так и короля Наварры. Поставки продовольствия прекратились, запасы были на исходе. Париж был даже отрезан от пригородных ветряных мельниц, на которые мололи зерно. Заговорщики знали, что Филипп Наваррский находится в пути со свежими войсками и может подойти в любой момент. Они считали, что если Париж не заключит мир с Дофином, то вскоре он будет разграблен солдатами короля Наваррского и отправили послание в лагерь Дофина, приглашая его войти в город, чтобы восстановить порядок пообещав открыть ворота для его людей[572].

Марсель был хорошо осведомлен об этих тайных контактах. По крайней мере, одно письмо между Дофином и заговорщиками было перехвачено и представлено ему. В отчаянии он решил взять город под контроль с помощью армии короля Наварры, пока Дофин еще не был впущен в столицу. 27 июля 1358 года, вопреки вождям толпы, Марсель отпустил английских пленников из Лувра, чтобы они присоединились к своим товарищам в Сен-Дени. Их провели мимо оцепеневшей толпы под охраной из латников и арбалетчиков с натянутыми тетивами. Затем он договорился с королем Наварры, что он и его последователи возьмут на себя охрану одних из ворот и ночью впустят в город англо-наваррскую армию. С перекрестков улиц будут сняты цепи, чтобы армия смогли быстро пройти через город. Будут составлены списки видных врагов, которые будут убиты в первые же часы. По словам Жана де Венетта, план состоял в том, чтобы провозгласить Карла Наваррского королем Франции. В последние дни июля англо-гасконские войска в Сен-Дени и окружающих его лагерях получили подкрепление. Джеймс Пайп привел остальных своих людей из Эпернона. К нему присоединились английские солдаты из Сен-Клу. Прибыли первые отряды приближающейся армии Филиппа Наваррского. Переворот был назначен в ночь на 31 июля 1358 года[573].

Утром во вторник Париж был полон слухами. Ночью дома людей, на которых предполагалось совершить покушение, были помечены краской. На некоторых городских воротах сменилась охрана, а ключи от ворот были изъяты. Партия противников Марселя организовала огромную демонстрацию. Толпы людей заполонили площадь Ле-Аль. От криков собравшиеся быстро перешли к насилию и стали нападать на известных сторонников короля Наварры. Во главе с двумя единомышленниками Майяра толпа линчевателей ворвалась в особняк Жоссерана де Масона, казначея короля Наварры, который находился у церкви Сент-Эсташ. Жоссеран сбежал и уединился с купеческим прево и горсткой своих ближайших соратников. Стало казаться, что Марселя и его соратников предали. Они считали, что без быстрых действий их враги откроют ворота Дофину раньше, чем они сами успеют впустить англичан и наваррцев.

Ближе к середине утра толпа на Ле-Аль, лишившись своей добычи, двинулась по улицу Сен-Дени в сторону Гревской площади. Марсель же направился к северным воротам города. Его сопровождали Жоссеран де Масон, несколько приближенных и около пятидесяти вооруженных всадников, некоторые из которых были в полном вооружении и шлемах. Внезапно они появились у ворот Сен-Дени в секторе, которым командовал Жан Майяр, а люди Майяра все еще контролировали его. Марсель обратился к страже у ворот, сказав что их слишком много их число следует сократить. Он приказал им отдать ключи Жоссерану де Масону, но стража отказалась сделать это. В разгар перепалки прибыл сам Майяр. Он сказал Марселю, что ключи ему не отдаст. Тогда, прервав спор, Марсель и его спутники сели на коней и поскакали в сторону ворот Сент-Антуан на востоке города. Майяр же бросился обратно по улице Сен-Дени, чтобы найти помощь. На ходу он выкрикивал боевые клички королей Франции: "Монжуа! Сен-Дени!". Этот клич пронесся по толпе, подхватываемый одной группой за другой. Голова толпы к этому времени достигла Гревской площади. В ратуше было найдено знамя с гербом Дофина и с этим знаменем, толпа двинулась по узким переулкам Гревского квартала, чтобы отрезать путь купеческому прево.

Ворота Сент-Антуан в восточной части города, выходившие на старую римскую дорогу в Мелён, были хорошо укреплены. Они находились к западу от нынешней церкви Сент-Поль и Сент-Луи на улице Сент-Антуан. В середине XIV века, когда Бастилия еще не была построена, а большая часть квартала Маре все еще была болотом, это был один из главных въездов в Париж. Ворота находились в руках сторонников короля Наварры. Но они были не более готовы отдать их Марселю, чем люди Майяра у ворот Сен-Дени. Стража имела смутное представление о происходящем и подозревала какой-то контрзаговор. Марсель сказал, что нужно сменить стражу, но от него потребовали объяснений. Тогда он сказал, что у него есть полномочия на это от короля Наварры, но у него попросили предъявить их. Поднялся шум, а толпа со знаменем Дофина уже появилась на улице. Марсель и его спутники попытались вырваться, но их окружили и стали избивать. Сначала зарубили людей из эскорта купеческого прево, потом кто-то высоко поднял меч над толпой и обрушил его на голову Марселя. За воротами Сент-Антуан находилась церковь Сент-Катрин-дю-Валь-де-Эколье, принадлежавшая монахам-августинцам. Именно туда в феврале были доставлены тела убитых маршалов, а теперь там лежали их убийцы. Тела Марселя и одного из его соратников после резни, были раздеты догола и брошены на ступенях перед церковью, где они оставались непогребенными в летнюю жару в течении несколько дней[574].

Когда весть о смерти Этьена Марселя распространилась, по всему городу началось стихийное восстание. Вся ярость, которая раньше была направлена на друзей и слуг Дофина, была обращена против соратников Марселя и Карла Наваррского. По словам Жана де Венетта, люди прятали свои красно-синие шапероны в тайники своих домов и выходили на улицы, чтобы ликовать и выкрикивать имя Дофина. Жиль Марсель, двоюродный брат купеческого прево, и Жан де Лиль, один из капитанов его ополчения, были найдены недалеко от Гревской площади в особняке аббата Урскампа и без промедления были преданы смерти. Еще один из сподвижников прево был схвачен у ворот Сен-Мартен, когда пытался выбраться из города. Его постигла та же участь. Все три трупа также притащили к церкви Сент-Катрин-дю-Валь-де-Эколье, и бросили на ступенях рядом с трупом Марселя. На следующее утро линчевания были прекращены, и на смену им пришли более методичные процедуры. Были организованы систематические поиски, и большинство людей из правительства Марселя, а также большое количество сочувствующих им были схвачены. Тома де Лади, неутомимый канцлер и посол Карла Наваррского на протяжении более пяти лет, был найден переодетым монахом. Шарль Туссак и Жоссеран де Масон были арестованы и проведены через кричащую толпу в Шатле, чтобы вместе с остальными ожидать решения Дофина[575].

В аббатстве Сен-Дени король Наварры сразу же перешел к крайностям. Он решил начать полномасштабную гражданскую войну против Дофина и парижан в союзе с королем Англии. Комиссия из шести его ближайших советников вместе с Гилбертом Частеллом, Стивеном Касингтоном и Джоном Фотерингеем собралась, чтобы выработать условия, приемлемые для Эдуарда III. Они составили согласованный меморандум, который предусматривал не что иное, как раздел Франции между Карлом Наваррским и королем Англии. Карл должен был получить Шампань и Бри. При условии дальнейших переговоров, он также должен был получить Пикардию, графство Шартр и все герцогство Нормандия и таким образом стал бы главенствующей силой на севере Франции. Эдуард III становился королем Франции с остальными королевскими владениями и своими собственными завоеванными и наследственными землями на юго-западе. Этот замечательный документ был скреплен печатями 1 августа 1358 года, на следующий день убийства Этьена Марселя[576]. На следующий день Карл Наваррский и его брат Филипп стали испытывать оборону столицы. Они повели свою армию в обход с севера, и заняли аббатство и пригород Сен-Лоран на санлисской дороге. Создавалось впечатление, что они готовятся к штурму города. Но они опоздали. Вечером 2 августа Дофин вошел в Париж через ворота Сент-Антуан. Его кавалькада проехала мимо трупов его врагов, все еще лежащих на ступенях церкви Сент-Катрин-дю-Валь-де-Эколье. Из Сен-Лорана король Наварры мог видеть огромное облако пыли, поднятое их лошадьми, когда они подъезжали по римской дороге. Ему пришлось отступить со своими людьми обратно в Сен-Дени. Там он разграбил аббатство и отправился в Мант, чтобы подготовить более масштабные планы мести[577].

Зачистка врагов Дофина продолжалась несколько дней. Была создана комиссия из десяти человек, большинство из которых были профессиональными судьями, для поиска и наказания сторонников проигравшего восстания. Шарля Туссака и Жоссерана де Масона за несколько часов до въезда Дофина в город протащили на волокушах от Шатле до Гревской площади и обезглавили перед ратушей. Пьер Жиль, возглавлявший парижскую армию при Гонессе и Мо, был обезглавлен на площади Ле-Аль два дня спустя. Вместе с ним был казнен Жиль Кайяр, рыцарь-перебежчик, который удерживал Лувр для Этьена Марселя. В течение следующих нескольких дней последовала череда казней мелких деятелей. Другие погибли безвестно, став жертвами государственной или частной мести. Мы не знаем, какие преступления заставили Дофина заточить Жана Бовуазена в подземную темницу до самой смерти. Мишель де Сен-Жермен, давний враг братьев Брак, специалистов Дофина по чеканке монет, был доставлен в Шатле и утоплен без суда, протокола и исповеди. На каждого погибшего приходились десятки других, на которых доносили соседи или враги за реальные или мнимые связи с восстанием. Многие бежали, или проводили недели в тюрьме, или вынуждены были просить о помиловании, чтобы спасти себя. "Это слишком не вовремя и слишком опасно", — сказал один из сочувствующих, отворачиваясь от гонца, который принес ему письмо от короля Наварры в самый разгар проскрипций. Этот человек, был каноником Сент-Шапель, и уже был однажды арестован, и подвергнут конфискации имущества. Роберт де Корби, радикальный представитель Амьена в Генеральных Штатах, был найден скрывающимся в доме приходского священника церкви Сент-Женевьев и доставлен в Шатле. Жан Марсель, сыгравший весьма незначительную роль в восстании своего брата, некоторое время находился в тюрьме, но в конце концов был помилован и освобожден. У многих других конфисковали имущество и раздали друзьям и министрам Дофина, а также быстро растущей группе временщиков и подхалимов, которые собирались вокруг них. Среди пострадавших от репрессий были и совсем незначительные мятежники: сержант стражи, оценщик, который оценивал конфискованное имущество жертв Марселя, человек, которого видели в шапероне красно-синих цветов и различные болтуны, которые произносили проклятия в адрес Дофина[578].

10 августа 1358 года была объявлена всеобщая амнистия. Она распространялась на город Париж и всех его жителей, за исключением только тех, кто состоял в тайных Советах Этьена Марселя. Но к тому времени почти все, кто входил в тайные Советы Марселя, были мертвы. Из главных деятелей восстания только Роберту Ле Коку удалось бежать из города. Последней жертвой чистки стал Тома де Лади. Будучи рукоположенным священником, он не мог быть приговорен к смерти. Но его держали под стражей и долго допрашивали о делах Карла Наваррского с момента его побега из Арле. Его заставили сделать экстравагантное признание, часть которого он должен был произнести публично перед Дофином и большой аудиторией приглашенных зрителей. Затем, 12 сентября, его вывели из королевского дворца, чтобы перевести в епископскую тюрьму. Когда он вышел со своими охранниками на улицу де ла Барильери, на него напала банда поджидавших убийц, и забила до смерти. Его гибель, несомненно, была очень удобной и, вероятно, заранее организованной. Тело Тома де Лади пролежало несколько часов на улице под проливным дождем, пока с наступлением вечера не было оттащен на набережную и брошено в Сену[579].