Столетняя война. Том II. Испытание огнем

Глава II. Возвращение к оружию, 1349–1352 гг.

Решение французов отказаться от перемирия было принято в начале августа 1349 года. Причины этого решения не зафиксированы. Но можно не сомневаться, что главной из них были грабежи англо-гасконцев на юго-западе. Масштабы и диапазон их операций были теперь настолько велики, а ползучий захват новых территорий настолько обширен, что без крупномасштабного контрнаступления несколько провинций могли стать неуправляемыми. Положение в Сентонже было особенно тяжелым. Потеря Тайбура и заговор с целью сдачи города в Сенте были мрачными предупреждениями. Существовала серьезная опасность, что англичане возьмут под контроль Ла-Рошель, единственный значительный порт в распоряжении французского короля к югу от Луары.

Своевременность решения французских министров, несомненно, была обусловлена главным образом потерей Тайбура в начале июня, но она также должна была быть обусловлена тем фактом, что у них были деньги в казне. Кампания по сбору налогов в 1348 году обернулась катастрофой. Но то, что правительству не удалось собрать в виде налоговых поступлений, с лихвой восполнялось извечным источником неожиданных доходов — манипуляциями с чеканкой монет. Теперь это было не просто временное решение проблемы, это стало регулярным инструментом финансового управления. Специальный комитет королевского Совета управлял регулярным повышением и понижением стоимости серебра в текущей монете, обеспечивая работу монетных дворов и приток прибыли от чеканки. Операциями руководили два гениальных дельца — Жан Пуавиллен, парижский торговец лесом, и Николя Брак, королевский чиновник с репутацией коррупционера и большим опытом монетных операций. Доля номинальной стоимости чеканки, которую корона забирала себе в виде сборов и прибыли, выросла почти до 30%, что стало самым высоким показателем с момента воцарения короля. Дневники Казначейства за вторую половину 1349 года (сохранившиеся в единичных экземплярах) свидетельствуют о том, что в этот период французское правительство имело значительный профицит бюджета, который был полностью обусловлен феноменально высокими поступлениями от монетных дворов. Они обеспечивали две трети от общего дохода правительства[89].

Хотя эта идея, вероятно, обсуждалась в течение нескольких недель, окончательное решение было принято тайным Советом короля на встрече в Венсене. Среди присутствующих были сам Филипп VI, Гуго д'Арси епископ Лаонский и Жан де Клермон-Нель, сеньор де Оффемон, два его самых влиятельных советника, тесно связанные с английскими делами[90]. Исполнение решения было доверено сыну Жана Ги де Клермон-Нель. Карьера этого амбициозного молодого военачальника является свидетельством замкнутости правительства Филиппа VI, а также утраты прежней роли более известных семей после битвы при Креси. Ги, которому было всего двадцать два года, участвовал во всех больших кампаниях с 1345 года и уже год был маршалом. 9 августа 1349 года он был назначен генерал-капитаном в Сентонже. Впоследствии его власть была распространена на Пуату, Ангумуа, Перигор и Лимузен, фактически на всю западную Францию от Луары до Гаронны. Его армия, набранная с большой поспешностью из всех провинций Франции, кроме Нормандии и Лангедока, была самой сильной из тех, что французы собирали с 1347 года[91]. В итоге был разработан план формирования из нее двух независимых оперативных групп. Одна, под командованием самого Ги, должна была вторгнуться в северную часть Сентонжа и отвоевать долину Шаранты. Другая должна была вторгнуться в Нижнее Пуату, регион, включающий северную Вандею и южное побережье устья Луары.

Пока французские министры собирали свои силы, их агенты набирали флот боевых кораблей и команды в кастильских портах Бискайского залива. Дочь Эдуарда III Жанна Плантагенет умерла от чумы в Бордо по пути в Испанию, чтобы выйти замуж за наследника кастильского престола. Ее смерть закрыла короткую и многообещающую главу в отношениях Кастилии с Англией, которая началась с брачного договора 1348 года. Она позволила испанскому королевству переосмыслить договор, который представлял собой радикальный разрыв с традиционной внешней политикой Кастилии и вызывал споры с момента его заключения. Более того, это совпало с новой вспышкой давней вражды между моряками Байонны и моряками портов Бискайского залива Кастилии. В конце лета 1348 года, спустя всего несколько недель после смерти Жанны, английский корабль, перевозивший нового коннетабля Бордо и продовольствие для гарнизонов Гаскони, был атакован сантандерским кораблем Santa Maria, оснащенным для войны с солдатами на борту. В течение нескольких часов между двумя кораблями шел бой, прежде чем Santa Maria была взята на абордаж и приведена в Байонну. Кастильские моряки искали союзников в портах Франции, и в начале 1349 года объединенная эскадра из нормандских и кастильских кораблей крейсировала у атлантического побережья, атакуя английские корабли в устье Сены. Французская дипломатия усердно углубляла вражду между кастильцами и англичанами. В июле 1349 года, за месяц до того, как Ги де Нель начал набирать свою армию, Филипп VI рассчитался с кастильским наемным флотом, который он арендовал в 1347 году, но так и не использовал. Сразу же после этого флотилия кастильских кораблей была снаряжена для поддержки армии Ги де Неля[92].

Когда известие о назначении Ги де Неля достигло охваченного чумой Вестминстера, примерно через три недели после того, как оно было произведено, оно вызвало большую тревогу. Эдуард III был не в состоянии ни оплатить крупную кампанию, ни организовать ее за короткое время. Началась бурная деятельность. 28 августа король поручил четырем юристам расследовать нарушения перемирия. В тот же день он вновь назначил Генри Ланкастера своим лейтенантом в Гаскони и начал принимать меры, чтобы тот как можно скорее отплыл в Бордо[93]. Через несколько дней после этого два офицера Эдуарда III в Кале были посланы к графу Фландрии, чтобы призвать его выполнить обязательства, которые он тайно взял на себя в Дюнкерке годом ранее. Согласно договору, Людовик Мальский должен был в скором времени предъявить ультиматум, требующий от Филиппа VI возврата трех кастелянств в валлонской Фландрии, что стало бы прелюдией к войне с ним. Но договор оказался бесполезным. Французский король узнал о нем в апреле, когда визит Жоффруа де Шарни ко двору графа Фландрии совпал с неосмотрительным прибытием туда послов из Англии. Жоффруа выступил с энергичным протестом и предъявил копию оммажа графа, чтобы напомнить ему о его обязательствах. У Людовика Мальского было много обязательств, и не все из них он собирался выполнять. В частности он не собирался втягиваться в борьбу между Англией и Францией так, как это стоило его отцу его графства. Неизвестно, какой ответ он дал английским эмиссарам, прибывшим к нему в сентябре, или другому посольству, отправленному из Англии в следующем месяце. Но когда пришло время, он не стал вмешиваться[94].

Главной защитой английских владений в Сентонже была линия обнесенных стенами городов и замков, которые были захвачены и обеспечены гарнизонами графом Ланкастером осенью 1346 года: Рошфор, Субиз, Тонне-Шарант, Тонне-Бутонн и Сен-Жан-д'Анжели. Все эти места удерживали долину реки Бутонна и всю нижнюю часть долины Шаранты до моря. Хотя крепости северного Сентонжа представляли собой северные бастионы Аквитанского герцогства, англичане рассматривали их как выходящие за его пределы форпосты, зародыши будущей экспансии на западе Франции. Их особый статус отражался в том, что они не подчинялись сенешалю Гаскони, а находились под прямым контролем министров Эдуарда III, которые назначали их капитанов, снабжали и пополняли их гарнизоны по морю непосредственно из Англии[95]. Когда Ги де Нель вторгся в Сентонж в сентябре 1349 года с передовым отрядом своей армии, Тонне-Бутонн, самый северный из этих замков, был захвачен почти сразу. Примерно 25 сентября 1349 года французская армия осадила Тонне-Шарант, небольшой обнесенный стеной город на реке Шаранта, который в лучшие времена был процветающим портом по экспорту вина. Тонне-Шарант был далеко не самым большим из гарнизонов англичан в этом регионе, но он был ключом к их положению здесь. Это была самая глубоководная часть Шаранты, по которой ходили океанские суда, и именно отсюда речные баржи доставляли продовольствие и другие припасы в другие гарнизоны. Если бы этот город пал, Сен-Жан-д'Анжели, расположенный в двадцати милях выше по течению, вероятно, был бы отрезан от получения помощи. Французы построили вокруг города тщательно продуманные осадные сооружения и привлекли кастильские корабли, чтобы завершить его блокаду со стороны реки. Они подрывали стены и пытались взять их штурмом. Стены Тонне-Шаранта была старыми, и англичане мало что сделали для их ремонта с момента вступления во владение городом. Тем не менее, крепость устояла. После нескольких бесплодных штурмов армия Ги де Неля застряла там, терпя неудобства от холодных ветров, дующие с прибрежных болот[96].

Другая французская армия, которая вторглась в Нижнее Пуату примерно в то же время, преуспела больше. Регион вокруг залива Бурньеф и вдоль южного берега нижней Луары представлял собой плоскую болотистую местность поросшую кустарником, на которых на удивление многочисленное население зарабатывало на жизнь, занимаясь виноградарством и выращиванием зерновых. Ее экономическая ценность заключалась в ее солончаках, самых богатых в Западной Европе, из которых в основном снабжались солью рынки Англии, северной Франции и Нидерландов. Она также имела большое стратегическое значение для англичан, поскольку давала им плацдарм к югу от Луары, с которого они могли попытаться однажды объединить свои территории в Бретани и Гаскони, чего давно хотелось Эдуарду III. Но Нижнее Пуату на протяжении большей части XIV века оставался регионом неоднозначной лояльности, который англичане, всегда находившиеся в зависимости от местной политики и непостоянных союзников, так и не смогли надежно занять. Реальная власть в регионе была разделена между двумя знатными дворянскими семьями, Ре и Клиссон. Сеньор де Ре в 1349 году был младенцем, землями которого управлял его опекун Фульк де Лаваль. Это был местный дворянин, который когда-то, в течение непродолжительного времени, был сторонником Жана де Монфора, но никогда не присоединялся к англичанам. Младший современник вспоминал о Фульке как о пышно одетом человеке, который носил такие тугие корсеты, что сам страдал от этого. Но он заслуживает лучшей памяти, чем эта, поскольку он был умелым военачальником, архетипом лояльного, энергичного местного дворянина, который всегда обеспечивал прочность обороны французских провинций. Фульк контролировал три важные крепости в Нижнем Пуату: Пренсе, Машекуль и Сент-Этьен-де-Мер-Морт, гарнизоны которых содержались за счет Филиппа VI. Семья Клиссон на данный момент полностью находилась в лагере англичан. Оливье де Клиссон, глава дома, был казнен в Париже в 1343 году за интриги с Эдуардом III, а все его земли были конфискованы. Но его вдове, грозной и воинственной Жанне де Бельвиль, удалось сохранить за собой большую часть этих земель с помощью английских солдат. В 1349 году у англичан были гарнизоны на островах Нуармутье и Буэн (оба острова в XIV веке были настоящими островами), в Ла-Барре, Бовуаре, Шове и Приньи в заливе Бурньеф, а также группа крепостей во владениях Бельвилей на границе с Пуату на юго-востоке. Большинство из этих мест принадлежало Жанне де Бельвиль[97].

Офицеры Эдуарда III имели все возможности, чтобы противостоять французскому наступлению. Но к сожалению, они были разобщены ожесточенной враждой между двумя амбициозными людьми: лейтенантом короля в Нижнем Пуату Раулем де Кауром и английским охотником за удачей Уолтером Бентли. Бентли женился на Жанне де Бельвиль в 1348 или в начале 1349 года и сразу же начал прибирать к рукам ее замки в заливе Бурньеф, а Рауль противился этому как мог. Одним из условий его назначения было то, что он должен был распоряжаться всем, что занимал. Он утверждал, что эти замки принадлежат ему по праву завоевания. К июню 1349 года отношения между этими двумя людьми были настолько плохими, что они были на грани войны. Рауль де Каур уже помышлял о предательстве и тайно обратился к Фульку де Лавалю и двум другим местным баронам с предложением перейти на их сторону и отдать все крепости Клиссона в заливе Бурньеф. Его условия заключались в том, что ему будет позволено удерживать их и их солончаки признавая власть короля Франции, а также выплатить ему 10.000 экю на погашения задолженности по жалованию его солдатам. Это соглашение было согласовано с тремя французскими баронами и в конечном итоге ратифицировано королем Франции. Но оно так и не было приведено в исполнение, потому что в последней попытке разрешить ссору Эдуард III взял замки под свою руку, прежде чем Рауль успел выполнить свою часть сделки. Их гарнизоны, включавшие изрядное количество англичан, остались верны королю. Весть о предательстве Рауля, по-видимому, довольно поздно дошла до англичан и в октябре Эдуард III лишил его звания лейтенанта и передал все спорные сеньории и замки Уолтеру Бентли и его супруге[98].

К тому времени, когда этот приказ достиг Бретани, это уже не имело значения. Французы вторглись в Нижнее Пуату в конце сентября 1349 года с армией и флотом из сорока четырех французских и кастильских кораблей. Командование было поручено Гийому ле Галлуа де ла Эз, опытному военачальнику с репутацией безрассудного храбреца, который недавно вернулся во Францию после двух лет пребывания в качестве военнопленного в Англии. В течение трех месяцев ле Галлуа разгромил англичан. Бовуар был взят штурмом в начале октября. За ним быстро последовали Гарнаш и Шове. Гарнизон Приньи укрепился за стенами, но был разбит, а замок взят. После этого Фульку де Лавалю было поручено очистить от англичан острова с помощью флота и армии его союзников и сторонников. Так были захвачены Нуармутье и Буэн. В течение ноября люди Фулька совершали набеги на побережье полуострова Геранд к северу от Луары, нападая на прибрежные поселения и захватывая английские торговые суда, укрывавшиеся в гаванях. У берегов Геранда произошло небольшое морское сражение, в котором около дюжины английских торговых судов, груженных вином, были захвачены испанскими моряками. Все экипажи были перебиты, а сами корабли и грузы были вывезены для продажи в качестве трофея во Фландрии. Пока это происходило, сам ле Галлуа повернул на юг и вторгся в земли, принадлежавшие Жанне де Бельвиль. Город Бельвиль и прилегающие к нему форты были захвачены так быстро, что к концу года все они оказались в руках французов, а их английские капитаны были обвинены в Англии в измене[99].

Более странная судьба ждала Рауля де Каура, человека, который хотел совершить измену, но не успел сделать это достаточно быстро. Он отомстил англичанам в следующем году, собрав 120 партизан из Блуа и устроив засаду на сэра Томаса Дагворта на лесной дороге из Оре в Ванн. С Дагвортом был лишь небольшой эскорт. Несмотря на то, что он яростно защищался, сражаясь даже после того, как был тяжело ранен и потерял один глаз, его окружили и зарубили. Это произошло 20 июля 1350 года. Но это был еще не конец карьеры Рауля де Каура. Он не отказался от своих амбиций создать себе крупное владение в заливе Бурньеф даже после того, как потерял средства для достижения этого. В начале 1351 года он делал экстравагантные заявления о своем влиянии в оккупированных англичанами городах Бретани, обещая французскому королю добиться сдачи почти каждого из них, если ему вернут его замки в Нижнем Пуату. Через несколько месяцев он предпринял попытку отвоевать Бовуар-сюр-Мер у французского гарнизона с помощью группы монфористов. Позже в том же году Рауль жил на острове Нуармутье, когда на него напали бретонские пираты, и взяли в плен. Больше о нем ничего не было слышно[100].

Граф Ланкастер прибыл в Бордо в начале ноября 1349 года, когда разгром англичан в Нижнем Пуату был почти завершен. Во время своего перехода на юг он был замечен французскими и кастильскими кораблями. Граф взял с собой из Англии очень мало войск, всего 160 человек из своих собственных сторонников и, возможно, еще столько же, собранных его компаньонами. В городе его ждала небольшая армия гасконцев, численностью, вероятно, не более нескольких сотен человек[101]. Ланкастер не предпринял никаких попыток освободить Тонне-Шарант или вмешаться во французские операции на севере. Вероятно, ему не хватало людей, в частности, лучников, чтобы задумываться о сражении с армией Ги де Неля. Вместо этого, после нескольких дней подготовки, он двинулся в неожиданном направлении, идя из Бордо по южному берегу Гаронны.

Англо-гасконцы пронеслись через Ажене, почти не останавливаясь, чтобы получить откупы, которые они требовали с охваченных паникой городов и деревень на пути их следования. В начале декабря они вторглись в Лангедок. Деревни и амбары были сожжены на двадцать пять миль вокруг, по ходу движения армии. Сорок два города и замка были захвачены, причем в большинстве случаев не было предпринято ничего для их обороны. Террор и разрушения были не просто случайными последствиями кампании Ланкастера, они были необходимы для достижения его цели. Он хотел заставить французов просить о возобновлении перемирия, прежде чем их армии на западе Франции нанесут непоправимый ущерб позициям Эдуарда III. С небольшими силами, имевшимися в его распоряжении, он считал, что этого можно достичь быстрым шевоше через необороняемую территорию в других местах[102]. Возможно, он был прав. Лангедок был уязвим. До этого англо-гасконская армия совершила лишь одно нападение на эту провинцию, предпринятое Оливером Ингхэмом в 1339 году, которое не увенчалось успехом. Жители городов Лангедока не восстанавливали свои стены, не организовывали дозоры и не запасались продовольствием, как это научились делать жители западных провинций. Французы, ожидавшие высадки Ланкастера на севере Франции, совершенно не готовились к войне в Лангедоке. Представителем Филиппа VI там был пожилой прелат, Гийом де Флавакур, архиепископ Оша, который в течение нескольких лет периодически выполнял функции королевского лейтенанта. Он был достаточно способным администратором, но не полководцем, и у него почти не было войск[103]. На второй неделе декабря 1349 года граф Ланкастер двинулся на Тулузу.

Тулуза была одним из главных торговых городов юга. Ее население составляло около 20.000 человек, что, возможно, на две трети меньше, чем было до чумы, и она была одним из крупнейших провинциальных городов Франции. Четыре моста через Гаронну, прекрасные дома из красного кирпича, церкви и общественные здания, раскинувшиеся пригороды — все это свидетельствовало о былом процветании города. Только стены, которые были главным памятником городской гордости в других французских городах, были оставлены без внимания. Они были частично разрушены в конце Альбигойского крестового похода более века назад, и в них все еще оставались обширные бреши и участки бесполезной, разрушающейся кладки. Дорогостоящая программа по реконструкции, начатая четырьмя годами ранее, до сих пор не принесла значительных успехов. Но в городе было одно из самых хорошо организованных муниципальных правительств в регионе. Консулы и лейтенант (который находился в Тулузе) призвали на помощь дворянство Лангедока. Они организовали жителей в военные отряды и отправили отряды разрушителей навстречу приближающейся армии графа Ланкастера, чтобы сломать мосты на его пути. Примерно 14 декабря 1349 года, когда Ланкастер был еще на некотором расстоянии от города, эмиссары Гийома де Флавакура убедили его согласиться на кратковременное перемирие. Это было сделано якобы для того, чтобы 19 декабря состоялась организованная битва у Л'Иль-Журден, небольшого городка на реке Сав в двадцати милях к востоку от Тулузы. Маловероятно, что Ланкастер воспринял этот вызов всерьез, но он вполне мог надеяться договориться об общем перемирии. Если так, то его ждало разочарование. Никаких значимых переговоров не произошло, и в назначенный день французская армия не появилась у Л'Иль-Журден. Ланкастер ничего не мог сделать, кроме как сжечь пригороды и деревни на северной и западной стороне города[104]. К этому времени против него собрались французские войска, слишком сильные для его армии. В течение декабря граф Арманьяк набрал 3.000 человек, большинство из которых, вероятно, пришли из его собственных земель в Руэрге. Люди из Лангедока, вызванные лейтенантом, должны были появиться в Тулузе 1 января 1350 года. Прежде чем эти кропотливые приготовления завершились, граф Ланкастер удалился из провинции. К 30 декабря 1349 года он вернулся в герцогство[105].

Его короткое и жестокое предприятие почти ничего не дало. Из захваченных им городов несколько получили постоянные гарнизоны. Большинство из них находилось на юге Ажене, где они дополняли территорию, которой уже владели англо-гасконцы. По крайней мере, один важный гарнизон был размещен в самом сердце Лангедока, в Бомон-де-Ломань, в тридцати пяти милях к северо-западу от Тулузы, где он мог стать еще одним Люзиньяном. Но французское правительство не поддалось панике и не заключило преждевременное перемирие. Напротив, когда Ланкастер отступил на запад, оно перенесло пункт сбора армии Лангедока из Тулузы в Муассак на границах Ажене. В начале нового года Жак де Бурбон, граф де Ла Марш, был срочно послан с севера, чтобы принять над ней командование[106].

Французы могли бы проявить большую заинтересованность в обсуждении перемирия, если бы у них не было более серьезных планов на севере. В конце 1349 года Жоффруа де Шарни разработал план по захвату Кале. План зависел от сотрудничества итальянского наемника Америго ди Павия, который служил в гарнизоне Кале как при французских, так и при английских хозяевах и в настоящее время был там магистром галер Эдуарда III. Америго командовал одной из надвратных башен цитадели на западной стороне города. Он согласился впустить ночью в цитадель войска Жоффруа де Шарни. За это, согласно одному из отчетов, ему была обещана огромная взятка — 20.000 экю. Итальянцы, по словам Фруассара, "по природе своей жадные". Неизвестно, действительно ли Америго намеревался предать Эдуарда III или он всегда планировал обмануть французов. Однако нет никаких сомнений в том, что он сделал на самом деле. Он сообщил о заговоре королю. Эдуард III получил эту новость в своем поместье Хаверинг в канун Рождества. Он быстро и скрытно собрал небольшую армию из своих придворных рыцарей и из свит находившихся с ним принца Уэльского и графа Марча. Примерно через неделю эта армия ночью пересекла Ла-Манш вместе с королем и расположилась в цитадели Кале.

Жоффруа де Шарни не знал, что его планы были раскрыты, и не подозревал, что Эдуард III находится в городе. Он тайно собрал своих людей в Сент-Омере. О численности его армии можно судить по количеству знатных людей среди них. Кроме самого Жоффруа, там были Эсташ де Рибмон, который был французским военным губернатором на границе с Фландрией, и все остальные пограничные командиры: Шарль де Монморанси, Удар де Ранти и Моро де Фиенн. Согласно достаточно достоверным современным сообщениям, у них было около 1.500 латников и 4.000 пехотинцев. В ночь на 1 января 1350 года Жоффруа де Шарни подошел к Кале с юго-запада. Перед рассветом 2 января он выстроил своих людей на влажном песке между надвратной башней и морем. Ворота в башне были открыты; подъемный мост через ров опущен, а порткулиса поднята. Америго ди Павия вышел им навстречу. Состоялось долгое совещание с французскими командирами. Когда начался прилив и стало рассветать, французы стали беспокоиться и что-то подозревать. В конце концов Америго получил первую часть взятки и передал своего сына в качестве заложника за свое хорошее поведение. Затем группа французских разведчиков отправилась вперед к мосту, чтобы убедиться, что все в порядке. Вскоре после того, как Америго скрылся в замке, над одной из башен появился французский королевский штандарт, а над другими — знамена Жоффруа де Шарни и его соратников. Передовой отряд под командованием Удара де Ранти, достаточный для овладения башней, устремились по деревянному мосту через ворота. Но как только они оказались внутри, подъемный мост был поднят, порткулиса опущена, а со стен зазвучали трубы. Французские штандарты тут же исчезли с башен. А когда отряд Удара де Ранти оказался в пространство между внешней и внутренней стенами замка, на его людей набросились две сотни бойцов во главе с королем Англии и всех пленили.

Остальные французы, ожидавшие сигнала на берегу, могли видеть, что произошло. Раздался знакомый крик "Измена!". Большая часть французской армии запаниковала и обратилась в бегство. Шарль де Монморанси, бывший маршал, который уже приобрел репутацию труса в битве при Креси, бежал первым. Те, кто устоял, а это менее половины первоначального состава, были спешно выстроены в боевой порядок Жоффруа де Шарни. Эдуард III ждал у южных ворот города с прибывшими с ним войсками и значительной частью гарнизона, включая 250 лучников. Когда в цитадели зазвучали английские трубы, они двинулись вперед и атаковали французские ряды с криками: "Эдуард! Святой Георгий!". В тот же момент принц Уэльский с остальными войсками вышел из ворот с северной стороны и, двигаясь по песку под городской стеной, обрушился на армию Жоффруа де Шарни с другой стороны. Это был разгром. Более 200 французов были убиты стрелами или в рукопашной схватке. Еще около тридцати человек попали в плен. Остальные бежали через пески в коварное болото, где многие из них утонули[107].

Среди пленных было три главных французских командира: Жоффруа де Шарни, Эсташ де Рибмон и Удар де Ранти. Англичане отпустили Эсташа условно-досрочно в тот же день, чтобы Филипп VI мог услышать рассказ очевидца о катастрофе, постигшей его людей. Позже он приехал в Англию, чтобы сдаться своим пленителям. Жоффруа де Шарни, который был тяжело ранен в бою, некоторое время содержался в Кале, а затем во второй раз за свою карьеру был доставлен в Лондон в качестве пленника. В конце концов, примерно в июле 1351 года, он заплатил большой выкуп за свою свободу. Большинство его товарищей были освобождены условно-досрочно в течение следующего года и со временем выкупили себя. Те, кому удалось бежать, как правило, предпочитали хранить молчание о том, что они сделали в тот день. Что касается Америго ди Павия, то он сохранил свои деньги и через два дня после битвы взял отпуск, чтобы присоединиться к потоку паломников, направлявшихся в Рим на празднование Юбилейного года. Его сына доставили во французский замок Гин, но о его дальнейшей судьбе ничего не известно[108].

Правительство Филиппа VI было уже в замешательстве, когда до него дошли новости об этой катастрофе. Здоровье короля ухудшалось. Его отношения с наследником, Иоанном, герцогом Нормандским, которые были напряженными в течение нескольких лет, еще больше ухудшились в январе 1350 года из-за семейной ссоры, ставшей результатом внезапного второго брака Филиппа VI с женщиной гораздо младшей его по возрасту. В королевском Совете и в высших эшелонах государственной власти друзья и протеже герцога Нормандского боролись за влияние с представителями старого истеблишмента. Эта борьба осторожно и завуалированно отражена в сохранившихся документах. Но оппортунизм и резкие изменения политики, характерные для последних месяцев правления Филиппа VI, почти наверняка были ее результатом.

Существовала, по крайней мере, одна влиятельная партия, которая хотела возобновить переговоры с англичанами. Когда 22 февраля 1350 года Жак де Бурбон прибыл в Муассак, чтобы принять командование над армией Лангедока, он почти сразу же начал переговоры с графом Ланкастером. В качестве посредников выступили два папских легата, которые были отправлены в Гасконь, когда новости о шевоше Ланкастера достигли Авиньона. В течение нескольких дней было заключено временное перемирие, чтобы можно было созвать новую дипломатическую конференцию. Перемирие продлилось недолго, до 12 апреля 1350 года, и первоначально ограничилась Лангедоком и соседними провинциями, в которых Жак де Бурбон был лейтенантом. Но вскоре после этого, вероятно, в начале апреля, оно было продлено и распространено на всю Францию. Армии были распущены, а Генри Ланкастер отплыл в Англию. 9 апреля 1350 года Ги де Нель расплатился со своей армией, безуспешно осаждавшей Тонне-Шарант более шести месяцев. На традиционном месте встречи дипломатов у замка Гин вновь были возведены павильоны. В мае 1350 года там собрались полномочные представители: два папских нунция, епископ Норвича и его коллеги, а также главные министры Филиппа VI — Жан де Клермон-Нель, сеньор де Оффемон, епископ Лаона и аббат Сен-Дени[109].

Новая конференция, третья по счету с момента заключения перемирия в Кале в сентябре 1347 года, ознаменовала собой полный разрыв между действиями дипломатов и солдат. В феврале 1350 года Совет Эдуарда III принял решение о крупной континентальной экспедиции под командованием короля, первой с 1346 года. Маловероятно, что финансы английского короля были в состоянии справиться с этой задачей, но его министры демонстрировали все признаки серьезных намерений. Реквизиция кораблей началась в начале марта, а набор солдат — примерно месяц спустя. Были собраны припасы для армии и назначена дата отплытия — июнь[110]. Со своей стороны, Филипп VI сообщил своим офицерам, что он не уверен ни в текущем перемирии, ни в результатах переговоров, и приказал им готовиться к войне в любом случае. 22 февраля 1350 года Филипп VI отправил двух агентов в Брюгге, чтобы заплатить 20.000 флоринов агентам короля Кастилии за дальнейшее использование кораблей его подданных. Испанские корабли, зимовавшие в Слейсе, были мобилизованы в течение марта и в начале апреля находились у восточного побережья Англии. К югу от Ла-Манша, в Лере, в устье Сены, с трудом создавался французский флот, и по всей Нормандии набирались войска для его комплектования. Основная армия была созвана в Амьен на июнь 1350 г.[111] Эти шумные, публичные приготовления к войне к этому времени стали обычными прелюдиями к любым важным дипломатическим конференциям. Ни одна из сторон не могла рассчитывать получить многого за столом переговоров, если ее угроза начать войну не воспринималась всерьез.

На юго-западе, однако, блефа оказалось недостаточно. Не дожидаясь начала конференции или окончания перемирия, граф Арманьяк начал быструю и очень эффективную кампанию по возвращению мест, завоеванных Генри Ланкастером во время его шевоше в прошлом году. В течение мая и июня 1350 года, пока дипломаты собирались в Гине и Кале, он вновь захватил все эти места. Весь южный берег Гаронны вверх по течению от Эгийона был вновь занят от имени Филиппа VI, за исключением Порт-Сент-Мари, где огромный англо-гасконский гарнизон упорно держался, окруженный со всех сторон французскими фортами. Хотя Арманьяк был вполне способен сделать все это по собственной инициативе, нет сомнений, что он действовал по указаниям министров Филиппа VI. Его кампания финансировалась за счет ожесточенного наступления на налогоплательщиков Лангедока, которое вели два специальных уполномоченных, присланных из Парижа. Другие агенты правительства Филиппа VI были заняты в Милане, Генуе и Марселе вербовкой арбалетчиков для усиления его армии в течение лета[112]. Арманьяк только что объявил о своем намерении перенести войну на северный берег Гаронны, когда было объявлено, что послы в Гине наконец-то договорились о новом перемирии, которое должно было продлиться чуть больше года, до августа 1351 года. Соглашение было заключено 13 июня 1350 года в атмосфере упреков и недоверия, что отразилось в тщательно разработанных положениях по его выполнению. Одно из его условий требовало присяги не только главных министров, но и ведущих полевых командиров и капитанов гарнизонов с каждой стороны[113].

Известие о перемирии, возможно, потому, что оно было столь неожиданным, было воспринято с большой радостью простыми людьми во Франции и с облегчением английским правительством. Епископ Норвичский Уильям Бейтман поспешно послал двух гонцов, чтобы они доставили новость в Нижнее Пуату и Гасконь и сняли угрозу с гарнизонов Эдуарда III. На юго-западе клерки многократно переписывали документ перемирия для распространения среди гарнизонов и полевых командиров. Граф Арманьяк прекратил свою кампанию на Гаронне, а Эдуард III отказался от планов вторжения во Францию. Но мелких командиров, независимых капитанов и лишенных имущества жертв каждой французской или английской кампании было не так легко контролировать. Самосуд слишком глубоко укоренился в устоях XIV века, и в течение нескольких дней после объявления перемирия произошла целая серия жестоких инцидентов. Так, одного из гонцов Бейтмана линчевали, когда он проезжал через Тур по пути на юг[114]. Англо-гасконцы были ответственны за самые впечатляющие инциденты. В конце лета 1350 года произошла череда нападений английских партизан на французские города в долине Дордони. В их число входили некоторые значимые места: Сент-Фуа-ла-Гранд, Вильфранш-де-Перигор и Дом (снова), все они были захвачены путем эскалады во второй половине июля. Вильфранш был возвращен в течение месяца местным французским сенешалем. Захватчики Дома продержались на своем утесе над рекой около семи месяцев, пока их самих не захватили и повесили на деревьях, как обычных разбойников. Правительство Бордо, вероятно, не имело никакого отношения ни к одному из этих предприятий. Но Сент-Фуа был совсем другим делом. Это был единственный значительный французский гарнизонный город на Дордони ниже Бержерака, и его захват привел к тому, что весь судоходный участок реки оказался под английским контролем. Эли де Помье, человек, ответственный за этот акт, действовал по собственной инициативе, но его семья занимала видное положение в Борделе, и некоторые из них были близки к Совету Эдуарда III. Через некоторое время город был присоединен к владениям короля; коннетабль Бордо возместил Эли его расходы и выплатил жалованье его гарнизону[115].

Более необычный случай произошел в северной части Пуату. 24 июня 1350 года, в течение одиннадцати дней после заключения перемирия, Баскон де Марей захватил Луден с отрядом состоявшим из гасконцев, англичан, французских и немецких авантюристов, многие из которых, похоже, были набраны из гарнизона Люзиньяна. Луден лежал к югу от Луары, был обнесен стенами, над которыми возвышалась огромная цитадель XII века. Город находился в пятидесяти милях к северу от Люзиньяна и примерно в 140 милях от базы Баскона в южном Лимузене. Как только Баскон де Марей завладел городом, он начал требовать patis с окрестных деревень, похищать местных купцов и дворян с целью выкуп, а также грабить и жечь постоянно терроризируя территорию Пуату и Турени. Быстрое разрушение общественного порядка соблазняло всякого рода авантюристов и преступников вносить свою лепту в нарастающий хаос. Местные банды стали разъезжать по деревням региона, требуя откуп и patis с притворным гасконским акцентом[116]. Возможно, что Баскон де Марей не знал о перемирии, когда брал Луден, но если это так, то он должен был узнать об этом очень скоро. Тем не менее, он бросил вызов французам, заявив что не уйдет пока его не изгонят силой. Французы ответили энергично. Один из маршалов, Эдуард де Боже, сформировал армию, выведя гарнизонные войска с границ Кале. К ним добавились 2.000 наемников из Италии и Прованса, которые первоначально предназначались для армии графа Арманьяка на Гаронне. Боже осадил Луден примерно в начале августа 1350 года. К концу месяца, отбив несколько ожесточенных штурмов, англо-гасконцы сдались на условиях и оставили город французам. Пока Боже выбивал Баскона де Марей из Лудена, другая французская армия наконец-то расправилась с Люзиньяном. Это произошло удивительно быстро. Ги, сеньор де Мортемер, лейтенант сенешаля Пуату, прибыл к Люзиньяну в конце июля с армией, набранной в регионе, и осадным обозом, доставленным из Пуатье. Нижний город был взят штурмом почти сразу. Его церковь была превращена в крепость, а вокруг замка были построены осадные сооружения. Гарнизон сопротивлялся несколько недель, но в конце концов принял условия капитуляции, пока был достаточно силен, чтобы их требовать. Не успела закончиться осень, как англо-гасконцы ушли[117].

Перемирие не смогло остановить войну на море. Хотя в нем были упомянуты кастильцы, их моряки имели свои собственные распри с подданными Эдуарда III и не видели причин соблюдать перемирие короля Франции. Летом 1350 года во фламандском порту Слейс все еще находилось около сорока больших кастильских судов. Их палубы были оборудованы для морских сражений, а экипажи усилены несколькими сотнями вооруженных фламандцев, жаждущих добычи и приключений. Не обращая внимание на перемирие они начали свирепые атаки на груженые товарами транспортные суда идущие через Северное море. Эти действия привели к панике в гаванях южного и восточного побережья Англии, что напоминало худший период французских морских набегов 1330-х годов. В июле впервые за несколько лет люди были собраны для несения службы береговой охраны. В августе масса реквизированных кораблей, оснащенных для военной службы деревянными башнями на носу и корме, собралась у побережья Кента в Сэндвиче. Там на них были посажены вооруженными людьми, а эскадры были распределены между представителями высшей аристократии Англии[118]. Cреди них были сам король, принц Уэльский, Генри Ланкастер, графы Нортгемптон и Уорик.

Вечером 29 августа 1350 года в море у Уинчелси произошла большая битва. Кастильские корабли шли на юг через Ла-Манш, направляясь домой с грузом, купленным во Фландрии. Когда они проходили мимо мыса Дандженесс, их перехватил английский флот. Около двадцати четырех испанских кораблей столкнулись с вдвое большим числом английских. Кастильцы славились огромными размерами своих парусных кораблей, которые возвышались над английскими судами "как замки над коттеджами", как писал летописец. Их высота бортов позволяла осыпать снарядами из арбалетов и катапульт переполненные палубы находившихся внизу английских судов. Англичане понесли очень большие потери, прежде чем смогли подойти достаточно близко, чтобы взять их на абордаж. Но как только испанские корабли были зацеплены крюками и англичане поднялись на борт по веревочным лестницам, они практически не встретили эффективного сопротивления. Кастильцев и фламандцев рубили мечами и топорами, а раненых и мертвых выбрасывали за борт. Очень немногих сочли подходящими взять живыми для выкупа. К ночи, когда битва закончилась, большинство кастильских кораблей, участвовавших в ней, были захвачены, а их экипажи перебиты. Это было одно из последних важных морских сражений, в котором парусные корабли были построены как сухопутная армия, и солдаты сражались друг с другом на палубах судов. Это был также редкий случай успешного перехвата противника в море, который в эпоху отсутствия эффективных методов морской разведки достигался чаще всего благодаря удаче, а не расчету[119].

Англичане заявили о своей победе, на что, возможно, имели право. Но это была горькая победа, купленная дорогой ценой. По общему мнению, потери англичан были ужасны, и Фруассар, возможно, был прав, говоря, что собственный корабль Эдуарда III был так сильно поврежден, что почти затонул. Более того, сражение не смогло устранить угрозу английскому судоходству. Не все кастильские корабли были захвачены, некоторым из них удалось сбежать в сумерках, а другие, которые находились дальше в море и ждали момента, чтобы поучаствовать к битве, тоже ускользнули. В следующие несколько дней эти корабли объединились с несколькими французскими судами из портов Нормандии и Пикардии. В течение нескольких недель они находились у восточного побережья Англии, а затем ушли на север, чтобы провести еще одну зиму в Слейсе. Само присутствие кастильцев в северных водах в течение еще одного года продолжало наносить неизмеримый ущерб торговле Англии. Англичанам пришлось ввести систему конвоев для торговых судов, пересекающих Северное море. Ежегодный винный флот, который в октябре отправлялся из Плимута в Бордо, должен был быть обеспечен большим количеством солдат и эскортом кораблей, оснащенных для войны. Подобные меры были дорогостоящими и экономически обременительными, так как приходилось использовать дополнительные суда не несшие полезную нагрузку и все это приводило к длительным задержкам. Плата за конвои (которая шла на аренду военных кораблей и оплату солдат) была высокой. Небезопасность атлантических морских путей и расходы на оборону стали основной причиной резкого падения торговли гасконским вином в эти годы и соответствующего роста стоимости вина в Англии. Через шесть месяцев после битвы при Уинчелси Ла-Манш все еще был закрыт для английского судоходства вражескими кораблями, курсировавшими у берегов Англии. Когда в апреле 1351 года Эндрю Оффорд, один из главных канцеляристов Эдуарда III, попытался переправиться из Дувра в Кале, чтобы встретить послов графа Фландрии, он не нашел желающих перевести его. Оффорд приказал мэру и бальи Дувра, а также лейтенанту-констеблю замка предоставить ему корабль и команду. Они ответили, что не сделают этого, "даже если здесь будет сам король". В итоге Оффорд добрался до Кале на вёсельной лодке[120].

22 августа 1350 года король Франции Филипп VI умер в бенедиктинском аббатстве Куломб в долине реки Эвр. Жалкий конец его царствования был омрачен чумой, раздорами и поражениями. Можно лишь сказать, что еще худшее ожидало его преемника. В возрасте тридцати одного года, когда он вступил на престол, Иоанн герцог Нормандский был человеком впечатляющей внешности, но довольно хрупкого здоровья. На публике он выглядел так, как люди ожидали от короля. Он был любезным, эффектным, компетентным рыцарем и отличался отменной храбростью, о чем могут свидетельствовать те, кто видел его на поле битвы при Пуатье. Но как правитель он был человеком ограниченного ума и посредственных талантов. Новый король унаследовал большинство недостатков своего отца и лишь немногие его достоинства. Хотя он не был скрытным и не участвовал в заговорах, как Филипп VI, он проявлял большинство других симптомов хронической и привычной неуверенности своей семьи. Иоанн был крайне подозрителен к потенциальным врагам и неустанно ненавидел реальных. Он был упрям и вспыльчив, не обладая отцовской проницательностью в оценке людей. В суждении Фруассара о нем было много правды: он слишком быстро составлял мнение и слишком долго его придерживался[121]. Однако в кризисные моменты своего правления, когда не было возможности руководствоваться правилами или традициями, Иоанн мог быть удивительно импульсивным и непоследовательным. Он наносил страшные удары по тем, кто, по его мнению, действовал против него. Он позволял кратковременным приступам горечи и негодования брать под контроль политику на короткие, но катастрофические периоды, прежде чем возвращался к более взвешенной оценке своих проблем. О дискуссиях в окружении короля почти ничего не известно, кроме того, что можно вывести из произошедших событий. Но кажется очевидным, что Иоанна привлекали сильные характеры. Его собственная, более податливая личность была легко подавляема искусными болтунами и расчетливыми друзьями. Они навязывали ему свое мнение с решимостью людей, которые чувствовали над королем превосходство. Это, несомненно, было одной из причин внезапных поворотов французской политики в 1350-х годах, когда решения принимались под влиянием фракций и коалиций в королевском Совете.

Советники нового короля в большинстве своем были людьми, унаследованные им от своего отца: Симон Бюси, авторитарный председатель Парижского Парламента, богатый адвокат-самоучка, чья непреклонная преданность и огромное трудолюбие обеспечили ему влиятельное место в Советах двух первых Валуа; Гийом Флот, бывший канцлер, еще один эффективный политтехнолог; Гуго д'Арси, епископ Лаона, участник нескольких перемирий с англичанами, который вскоре должен был стать архиепископом Реймса; и, когда он в конце концов вернулся из плена летом 1351 года, великий паладин Жоффруа де Шарни. К ним постепенно присоединились другие, более молодые люди, которые были обязаны своим продвижением дружбе короля. Самым надежным из них был Пьер де Ла Форе, способный, довольно бесцветный церковный юрист, который возглавлял администрацию Иоанна в течение нескольких лет до его восшествия на престол. Он стал канцлером Франции, а затем архиепископом Руана. Амбициозный Рено Шовель, еще один карьерный администратор, стал начальником Счетной палаты и со временем епископом Шалона. Как и многим слабым людям, Иоанну II было трудно работать в тесном контакте с теми, кто не был его другом. Но некоторые из его решений вызывали яростные споры, особенно за пределами тесного круга придворных. Дело не в том, что его советники были глупцами или нерасторопными, напротив, большинство из них были способными людьми, которые усердно работали в интересах короны, как они это понимали. Но они, несомненно, были закадычными друзьями короля, и со стороны их преданность выглядела как корысть. Большинство из них к середине десятилетия стали заметно богаче, чем в начале царствования. Симон Бюси, чей отец был скромным судебным клерком, был осыпан денежными и земельными подарками и приобрел еще гораздо больше с гонораров от тяжущихся и просителей. Каждый парижанин должен был знать о великолепных пригородных владениях Бюси и его большом городском поместье у ворот аббатства Сен-Жермен-де-Пре, где и сегодня проходит улица Бюси. Роберт де Лоррис, ставший камергером Иоанна II, был еще более искусным накопителем богатства, чем Бюси. Этот умный и амбициозный политик скромного происхождения (его отец был парижским трактирщиком) прошел путь через королевскую бюрократию и стал личным секретарем Филиппа VI. На этой должности он проявил себя как исключительно искусный переговорщик, который успешно вел некоторые из самых секретных дел между французской короной и папством, включая договоренности, благодаря которым Климент VI стал одним из главных финансистов французских военных предприятий. Опозоренный в ходе чистки государственного аппарата, последовавшей за битвой при Креси, Роберт де Лоррис отказался от своих званий, стал простым рыцарем, а затем, после короткого периода безвестности, вновь появился в качестве одного из доверенных лиц Иоанна, когда тот был герцогом Нормандским. В течение трех лет после восшествия короля на престол он стал владельцем огромных земельных владений в Пикардии и в Иль-де-Франс, включая поместье Эрменонвиль по дороге на Суассон. Оба его сына были женаты на дочерях старой аристократии. Удача такого масштаба была выдающейся редкостью, но карьера, которая ее принесла, вероятно, казалась более типичной, чем она была на самом деле[122].

Из всех соратников Иоанна II в первые годы его правления, безусловно, самым выдающимся и самым завидным был Карл де ла Серда, известный как Карл Испанский. Если бы не несчастья его деда, представители семьи Карла были бы королями и принцами Кастилии, а не обнищавшими изгнанниками во Франции, зависящими от своей смекалки и щедрости короны. Так что Карл, безусловно, не был парвеню низкого происхождения. Более того, он был исключительно способным человеком. В 1348 году, в возрасте двадцати двух лет, он командовал войсками на границах Кале и уже показал себя одним из лучших военачальников на службе короля, а также проницательным дипломатом. Но у Карла были и весьма существенные недостатки. Он был сильно и явно честолюбив, жаден, тщеславен, высокомерен с соперниками и груб с подчиненными; он продвигал своих протеже на королевской службе и вредил чужим. Эти черты характера создали ему много врагов. Возможно, что Иоанн II стоял за быстрым продвижением Карла по службе еще до своего восшествия на престол, и не было никаких сомнений в благоприятном расположении к нему после этого. Итальянский хронист Маттео Виллани[123], который был хорошо информирован о событиях при французском дворе, сообщал, что Иоанн любил его "особой любовью". У короля "не было другого Бога, кроме него", — так выразился один озлобленный соперник[124].

Щедрость была добродетелью королей, и Иоанн II, конечно, не был первым королем Франции, который открыто раздавал щедроты своим верным слугам и друзьям. Но, вероятно, верно и то, что он делал это в более безрассудных масштабах, чем его непосредственные предшественники. Когда спустя годы его финансовые чиновники были обвинены в этом своими врагами, они не стали отрицать этого. Их оправдания заключались в том, что они были не в состоянии предотвратить это. Когда они призывали к экономии, король игнорировал их. Когда они интересовались о цели конкретных выплат, он настаивал. Наша вина, говорили они, заключается в природной щедрости Иоанна II. Но за этой щедростью слуги Иоанна II могли видеть его постоянную неуверенность в себе, его сильное желание быть уверенным в окружающих, когда за пределами близкого круга людей были другие, которые ненавидели или презирали его. "Он никогда не мог заставить себя сказать нет из-за опасности, которой он подвергался из-за войны"[125]. Можно лишь добавить, что на фоне огромных финансовых проблем французского правительства в 1350-х годах, пожалования короля своим ближним были сравнительно незначительными тратами. Реальные обвинения против них всегда носили политический характер и исходили в основном от тех, кто остался в стороне от королевских щедрот. Правительства XIV века зависели от хрупкого баланса покровительства короля и лояльности ему, который слишком легко разрушался от таких близких дружеских отношений, и люди быстро теряли доверие к правителю, которого, по их мнению, контролировали другие в их собственных интересах.

Поначалу воцарение Иоанна II принесло оптимизм, свойственный для начала любого нового царствования, и даже экстравагантность нового короля казалась преимуществом. После коронации в Реймсе, 17 октября 1350 года он официально въехал в Париж в окружении герцогов, графов и принцев своего королевства и двинулся к Нотр-Дам по улицам, украшенным серпантином и заполненным толпами горожан, одетых в цвета своих ремесленных цехов[126]. Иоанн II должен был стать парижским королем, каким не был ни один из его предшественников в течение полувека. Филипп VI недолюбливал свою столицу, он предпочитал личные поместья и охотничьи домики в Иль-де-Франс, а когда официальные дела требовали его присутствия в Париже, он занимался ими, насколько мог, в спокойном Венсене. Но своими резиденциями Иоанн II выбрал Нельский отель, ветхий особняке XIII века на левом берегу Сены, а также в королевские апартаменты в садах острова Сите, где он был более доступен для своих подданных, а также более уязвим для их гнева. После унылых нравов двора Филиппа VI новое правление принесло все те вольные траты, которые были характерны для аристократической жизни после Черной смерти: пышные пиры и грандиозные празднества; громкая музыка и танцы; вычурная вежливость и шумное гостеприимство; демонстрация статуса и богатства в модных костюмах ярких цветов, украшенных драгоценностями настолько чрезмерно, что император Карл IV, выросший во Франции, однажды публично упрекнул наследника короля за его "помпезные одежды"[127].

Первый инцидент, омрачивший начавшееся правление Иоанна II, произошел всего через месяц после въезда короля в Париж, 16 ноября 1350 года. Рауль де Бриенн, граф д'Э и коннетабль Франции, который недавно прибыл по условному освобождению из Англии, чтобы собрать деньги на выкуп, был арестован по приказу короля и осужден за "великую и злую измену". На следующее утро он был казнен на рассвете во дворе Нельского отеля. Несмотря на то, что улики против него были, как говорят, ошеломляющими, а граф полностью признал свою вину, его преступление так и не было обнародовано. Официальное молчание способствовало появлению диких и грязных слухов. Настоящее объяснение этого дела появилось лишь восемнадцать месяцев спустя в ходе резкого обмена мнениями при авиньонском дворе между послами Англии и Франции. Эдуард III потребовал за коннетабля огромный выкуп, предположительно 80.000 золотых экю. После пяти лет плена, не имея возможности собрать такую сумму из собственных средств, Рауля уговорили передать английскому королю графство и замок Гин (которыми он владел) в качестве компенсации. Гин находился в центре зоны военных действий на границе с Кале. Это была показательная сделка. Для коннетабля Гин значил очень мало, но для Эдуарда III это были ворота в Пикардию и Артуа. Продажа Гина для Рауля была простой сделкой с недвижимостью, древним аристократическим правом, соответствующим характеру войны, которая превратила пленных в товар для своих пленителей. Но юристы французского короля думали иначе. Они считали, что Рауль не должен был так поступать, поскольку имел более высокие обязательства перед короной, и Иоанн II счел его предателем[128].

Кто бы из них ни был прав, внезапная казнь столь знатного дворянина произвела сенсацию во Франции. Широко было распространено мнение, что такую суровость Иоанна II подстрекал Карл де ла Серда, и эти слухи, похоже, подтвердились, когда Карл сменил казненного Рауля на посту коннетабля в начале следующего года. Таким образом, в возрасте двадцати четырех лет он стал старшим военным офицером короны. Иоанн II осыпал нового коннетабля милостями. В декабре 1350 года он пожаловал ему все графство Ангулем указом, предваренным пышными славословиями в адрес великих людей вообще и Карла в частности. За этим последовала щедрая череда королевских пожалований земель, которые Карл продолжал округлять самыми беспринципными и беззастенчивыми методами. В течение следующих трех лет, вплоть до своей насильственной смерти в январе 1354 года, Карл де ла Серда оказывал решающее влияние на ход войны[129].

За исключением Жана Пуавиллена, который оставался ответственным за чеканку монеты до 1356 года, невозможно определить людей, стоявших за все более агрессивным управлением финансовыми делами нового короля. Очевидно, что Иоанн II с самого начала решил, что ему придется решать проблему постоянного дефицита денег, который мешал вести войну на протяжении большей части правления его отца. В 1340-х годах правительство Филиппа VI столкнулось с резким увеличением расходов на ведение войны, с которым оно постепенно смирилось. Проблема Филиппа VI была в основном та же, что и у Эдуарда III, а именно очень высокая стоимость статической обороны. Крупные кампании войны могли бы стать основой ее истории, они поражали воображение современников, но их стоимость затмевалась стоимостью обороны территории, расходы, которые необходимо было покрывать зимой и летом, из года в год, даже если ничего не происходило. В начале 1340-х годов, когда гасконцы отступали, а английский король не имел плацдармов на севере, французы смогли почти полностью свернуть свои операции в периоды перемирия и зимой. Десять лет спустя они обнаружили, что вынуждены содержать крупные постоянные гарнизоны в южной и центральной Франции и в восточной Бретани, а также постоянную армию на границах Кале. Более того, возникла острая необходимость в увеличении жалованья, выплачиваемого за военную службу. Во времена стремительной инфляции заработной платы даже специальные ставки (grands gages), выплачиваемые Филиппом VI во время крупных кампаний, были недостаточно привлекательными, чтобы завлечь рекрутов в необходимом количестве. Маршалы Филиппа VI столкнулись с серьезными трудностями в найме солдат в последние три года его правления. За службу на границах с Кале, которая была тяжелой, но скучной и непрестижной, им приходилось платить примерно на треть больше, чем по grands gages, и в апреле 1351 года Иоанн II был вынужден согласиться с тем, что в будущем эти ставки будут применяться в целом для военной службы по всей Франции[130]. К тому времени значительное увеличение доходов короны стало необходимым только для того, чтобы французы могли удерживать то чем владели, не говоря уже о проведении крупных наступательных кампаний.

Вклад Жана Пуавиллена в устранение дефицита в новое царствование был еще более значительным, чем в прежнее. В первые четыре года после воцарения Иоанна II стоимость монет росла и падала с интервалом примерно в шесть месяцев, что привело к серьезным экономическим потрясениям и большим издержкам для владельцев поместий и богатых предпринимателей, но принесло значительные доходы в казну. В течение некоторого периода моньяж (или разница между реальной и номинальной стоимостью монеты) составлял более 40%. Но опыт подсказывал, что доходы от монетных дворов, как бы умело они ни управлялись, были уязвимы и ненадежны, и было очевидно, что они были непопулярны у населения. Поэтому в первые несколько месяцев правления Иоанна II была проведена решительная кампания по увеличению ставок и частоты сбора налогов, а также по повышению эффективности их сбора. В декабре 1350 года король отправился в Авиньон, чтобы засвидетельствовать свое почтение Клименту VI, самому откровенно франкофильскому из всех Пап XIV века. Помимо того, что он был крупнейшим из кредиторов французского правительства, в его руках находился ключ к налогообложению французской церкви. Климент VI, который на протяжении 1340-х годов ежегодно выделял Филиппу VI десятину из церковных доходов, теперь продлил эту льготу до первой половины 1354 года. Треть собранной суммы была направлена на погашение прошлых займов, но остальная часть предназначалась для обороны королевства. В новом году правительство приступило к длительным переговорам с общинами Франции. Король лично председательствовал на собрании Генеральных Штатов Лангедока, которое открылось в Монпелье 8 января 1351 года. Представители остальной части королевства собрались в Париже пять недель спустя, 16 февраля 1351 года, под наблюдением министров Иоанна II. Парижское собрание удалось убедить в принципе согласиться с тем, что налог с продаж в размере 6 пенсов с фунта "наименее обременителен для нашего народа и наиболее подходит для наших нужд", как позже выразился Иоанн II. Это была та же ставка, по которой взимались налоги в 1340-х годах. Итоги собрания в Монпелье не зафиксированы, но, судя по последующим событиям, южане, похоже, согласились на налог в размере 20 пенсов с дыма или 8 пенсов с фунта при продажах. Это были исключительно высокие ставки. Ставка подымного налога была на 25% больше, чем корона когда-либо требовала ранее. Более того, он начислялся на каждую общину в соответствии с дочумным показателем количества домохозяйств. Справедливости ради следует отметить, что, поскольку мало кто из представителей обеих ассамблей имел право обязывать своих избирателей, их мнения были не более чем впечатляющей пропагандой. Конечный результат был довольно неопределенным, и на его достижение ушло много времени. Но сохранившиеся фрагменты информации свидетельствуют о том, что были собраны очень большие суммы. Почти все провинции Франции согласились платить по тем ставкам, которые требовала корона. У министров Иоанна II было преимущество нового царствования, новых начинаний и необоснованного оптимизма населения. Опыт и, возможно, пример Эдуарда III научили их управлять общественным мнением, что они и делали с упорством и мастерством. Новые налоги 1351 года были установлены по обычным ставкам, и провинциальные собрания, собиравшиеся год за годом, в основном придерживались их, пока катастрофы середины 1350-х годов окончательно не разрушили весь механизм сбора налогов[131].

Резкое увеличение налогового бремени в начале правления Иоанна II, которое произошло на фоне его все более безжалостных манипуляций с чеканкой монет и основных экономических проблем после Черной смерти, вызвало серьезное напряжение во многих частях Франции, а также тенденцию подозрительно относиться к любым расходам короны, которые не могли быть оправданы с военной точки зрения. Представители нормандских городов, собравшиеся в марте 1351 года в Понт-Одеме, согласились на более высокие ставки налогообложения с "послушанием, любовью и верностью", но не раньше, чем они указали, насколько обременительным был налог, когда он сопровождался "войной, чумой, сожжением полей и городов, убийством людей, разрушением торговли, изменением чеканки монет, реквизицией товаров, преследованиями бесчисленных наемных войск и так называемых капитанов, и сборами, налагаемыми на многие наши города (такие как Руан), которые уже платят за ремонт своих собственных стен и цитадели". Как бы в подтверждение этих слов, когда уполномоченные Иоанна II прибыли в Руан для принудительного сбора налога, разъяренная толпа опрокинула столы сборщиков и бросила их сундуки на землю. Этот инцидент вызвал кратковременное восстание, которое было подавлено с большой жестокостью. В августе 1351 года двадцать три зачинщика бунта были повешены. Таких серьезных инцидентов было немного, но было много пассивного сопротивления, и с течением времени оно имело тенденцию к росту[132].

Весной 1351 года Карл де ла Серда был назначен лейтенантом Иоанна II во всей западной Франции между Луарой и Дордонью. На практике он, вероятно, отвечал за основные решения, влияющие на ведение войны и в Лангедоке, а в следующем году его лейтенантство было формально расширено от Дордони до Средиземноморья и Пиренеев. В его время произошло значительное изменение в направлении французской стратегии на юго-западе, в сторону от долины Гаронны, которая была основным театром военных действий в последние пятнадцать лет, и в сторону большой прибрежной равнины Сентонж и соседних провинций на западе. В какой-то степени Карл руководствовался в этом своими собственными интересами. Если французы не смогут восстановить свои позиции в Сентонже, то у него было мало шансов на реальное обладание соседним графством Ангулем, которое Иоанн II пожаловал ему в начале года. Англо-гасконские налетчики в течение нескольких лет свободно перемещались по Ангумуа и захватили ряд замков на границе Сентонжа и Перигора. Предшественница Карла (Жанна Наваррская) заключила соглашение с английским сенешалем Гаскони, который более или менее попустительствовал деятельности этих банд[133]. Но главным фактором французского стратегического мышления в это время было растущее осознание их лидерами того, что если продвижение англо-гасконцев к северу от Жиронды продолжится, то это предвещает оккупацию всего атлантического побережья Франции от Байонны на юге, до Мон-Сен-Мишель на севере. Французы были обеспокоены этим уже некоторое время, безусловно, с 1349 года. В общей картине войны изменение географических приоритетов французов имело и другое, возможно, более важное значение. Изнуряющая череда кампаний, которые они вели в долине Гаронны в 1330-х и 1340-х годах, имела конечной целью захват Бордо и изгнание англичан из Гаскони. Филипп VI всегда воспринимал своих лейтенантов как исполнителей декрета о конфискации герцогства, который его суд вынес в отношении Эдуарда III в 1337 году. Они потерпели неудачу из-за огромной мощи самого Бордо, а также из-за того, что густая сеть замков, удерживаемых англичанами и их союзниками в Ажене, прервала их коммуникационные линии и не позволила им снабжать свои армии в движении дальше на запад. Никто даже не предполагал, что Гасконь может быть отвоевана из Сентонжа. Жиронда была слишком грозным препятствием, о чем хорошо знали французские командиры. Их решение сосредоточить свои усилия в 1350-х годах на прибрежных провинциях запада ознаменовало практический отказ от попытки изгнать англичан с юго-запада и признание, пусть и неохотное, того факта, что главной задачей теперь является ограничение экспансии англичан и их гасконских вассалов в другие части Франции.

Июньское перемирие 1350 года, которое провалилось почти сразу после провозглашения, по закону было личным договором между Эдуардом III и Филиппом VI. Его правовой статус был весьма неопределенным после смерти заключившего его короля. Иоанн II и Карл де ла Серда были довольны тем, что эта неопределенность сохранилась. Французский король уклонялся от требований Эдуарда III о подтверждении перемирия, а когда в декабре 1350 года он отправился на юг, то оставил своих представителей для переговоров с английскими послами в Гине и отложил принятие окончательного решения. Пока полномочные представители уезжали с переговоров с пустыми руками, Карл де ла Серда энергично готовился к новой кампании в западной Франции. Он хотел продемонстрировать силу, чтобы ознаменовать начало нового царствования[134].

Главной целью кампании Карла был Сен-Жан-д'Анжели, обнесенный стеной город на реке Бутонна, самая западная из линии крепостей, защищавших английские владения в Сентонже. Он также был ближайшей крупной английской крепостью к Ангулемскому графству Карла. Сен-Жан-д'Анжели когда-то был богатым городом. Но к моменту захвата графом Ланкастером в 1346 году ему был нанесен серьезный ущерб. Во время английской оккупации его покинули многие жители, обедневшие из-за тяжелых налогов, выкупов и опустошения окрестностей, из которых они когда-то черпали продукты для торговли. Это место стало военным лагерем, небольшим Кале. Гарнизон, насчитывавший до 600 человек, был вторым по численности в оккупированной англичанами Франции. Более того, как и многие пограничные гарнизоны северного Сентонжа, он в основном набирался в Англии, питался из запасов, поставляемых из английских портов, и получал зарплату непосредственно из английского Казначейства. Но в 1351 году гарнизон был намного меньше номинальной численности. Стены города были старыми и во многих местах разрушенными. А защитники, у которых, должно быть, заканчивались зимние запасы, испытывали нехватку продовольствия[135]. Французскую армию возглавлял Ги де Нель, последним военным предприятием которого была неудачная осада Тонне-Шаранта в предыдущем году. Он прибыл к городу в феврале с передовым отрядом армии численностью около 1.500 человек. К концу марта французы захватили мост через Бутонну и построили два форта на дорогах, ведущих на юг, чтобы задержать любые попытки оказать городу помощь[136].

Сенешаль Гаскони, сэр Джон Чеверстон, только недавно прибыл в герцогство из Англии. За очень короткий срок он организовал отряд для помощи Сен-Жан-д'Анжели. В конце марта 1351 года Чеверстон и сын сеньора д'Альбре отправились на север из Жиронды. Они взяли с собой несколько сотен человек и большой обоз с припасами, который они надеялись провести через французские осадные линии в осажденный город. Когда 31 марта Ги де Нель узнал об их передвижениях, Чеверстон и д'Альбре находились недалеко от Сента, направляясь к мосту через Шаранту у Тайбура. Оставив позади себя заслон из войск, чтобы сдержать гарнизон города, Ги ночью двинулся на юг и расположился между приближающимися силами сенешаля и мостом. Две армии встретились на следующее утро, 1 апреля 1351 года, примерно в трех милях от Сента у деревни Сен-Жорж. Ги де Нель позаимствовал тактику боя у англичан, что было интересным и оригинальным решением. Он собрал большую часть своих людей в пешем строю на возвышенности, за исключением небольших кавалерийских сил, которые он разместил на флангах. Произошла короткая жестокая схватка, в которой французы потерпели полное поражение. Неясно, что пошло не так, но похоже, что прежде чем Ги де Нель смог вступить в бой с врагом находившимся перед ним, он был атакован с тыла другим англо-гасконским отрядом, примерно в 300 или 400 человек, собранным из английских гарнизонов Тайбура и Тонне-Шаранта, расположенных дальше к северу. Большое количество французских рыцарей было взято в плен, включая самого Ги де Неля и его заместителя Арнуля д'Одрегема, капитана Ангулема. Оставшиеся в живых несколько сотен человек в беспорядке отступили по дороге в Сент и заперлись в городе. Для англичан это была значительная и выгодная победа. Она также была признанием гибкости их военной организации, эффективности разведки и инициативы их командиров. Но она практически ничего не дала. Сеньор де Каупенн, командовавший гарнизоном в Тайбуре, взял 250 человек и сумел войти с ними в Сен-Жан-д'Анжели через несколько дней после битвы. Вероятно, это было достигнуто благодаря тому, что он пошел длинным путем и подошел к городу с севера. Но поскольку французы прочно окопались на южных подступах к городу, было безнадежно пытаться провести там обоз c припасами. Поэтому Чеверстон и д'Альбре вернулись в Бордо, вместе с армией и обозом. Пленные французские командиры были быстро выкуплены. Выкуп за Ги де Неля был частично выплачен в течение трех недель после его пленения, и он был освобожден условно-досрочно. Арнуль д'Одрегем был освобожден к концу месяца. Их пленители хотели получить свою прибыль. Французская армия вокруг Сен-Жан-д'Анжели была быстро укреплена, были построены новые осадные сооружения. В мае прибыл Карл де ла Серда, чтобы лично руководить осадой[137].

В то время как блокада Сен-Жан-д'Анжели усиливалась, французы воспользовались замешательством своих противников для проведения вспомогательных кампаний в других местах. В конце апреля группа людей во главе с мелким сеньором Арно де Серволем захватила большую крепость архиепископов Бордо Монтравель под Кастильоном. Это было первое зафиксированное военное предприятие человека, который, будучи архипресвитером (или протоиереем), стал одним из самых страшных капитанов-рутьеров своей эпохи. Его собственная роль в захвате Монтравель прошла почти незамеченной в то время, но в этом случае для англичан это был значительный удар. Эта крепость с двойным кольцом стен, большим рвом и выгодным положением на северном берегу Дордони было воротами в Перигор. Овладение ей позволяло французским командирам в этом регионе блокировать речные коммуникации между Бордо и Бержераком, чего они не могли сделать после потери Сент-Фуа годом ранее. Граф Перигорский быстро овладел этим местом и разместил там гарнизон за счет короля. Офицеры английского короля в Бордо были встревожены. Они сразу же осадили Монтравель со значительными силами. Но они не смогли вернуть его, и французы владели им еще пять лет[138]. Эти события послужили сигналом к стремительному дезертирству в низовьях Дордони, что, должно быть, напомнило старожилам Бордо о худших временах, предшествовавших кампаниям графа Ланкастера. Раймон де Фронсак, один из крупных сеньоров южного Сентонжа, перешел на сторону французов в июне 1351 года. Гайяр де Дюрфор, бывший священник, чья большая семья контролировала несколько десятков замков и бастид в Ажене и южном Перигоре, был окончательно перекуплен Карлом де ла Серда в следующем году после долгого периода раздумий и нерешительности. Руководящим мотивом в каждом случае была вражда с другими дворянами, подчинявшимися Эдуарду III. Но падение Монтравель, которое, казалось, предвещало крупные французские успехи в регионе, где лежали их интересы, вероятно, стало последней каплей для этих расчетливых феодалов. Они, вероятно, думали, что знают, в какую сторону дует ветер. Так же думали и некоторые важные города. Базас, одно из главных приобретений графа Ланкастера, пришлось срочно укреплять из Бордо, чтобы его жители не сдали его французам[139].

В июне Жан де Мелён, граф Танкарвиль, влиятельный человек и придворный, приближенный к королю, был послан в Бретань, чтобы атаковать английские позиции на полуострове и сковать английские войска. Его армия была сформирована в основном из бретонских дворян, сторонников партии Карла Блуа. Вероятно, она была довольно небольшой, и ее достижения не были впечатляющими. Главной операцией была осада Плоэрмеля, который был крупнейшим английским гарнизоном в центральной Бретани и занозой в боку виконтов Рогана. Но хотя французы построили тщательно продуманные осадные сооружения и обороняли их от англичан в течение нескольких недель, они не добились никакого прогресса. Уолтер Бентли показал себя агрессивным стратегом и талантливым полководцем, очень похожим на своего предшественника сэра Томаса Дагворта. Вместо того чтобы попытаться освободить город или укрыться в своих прибрежных крепостях, как, возможно, ожидали французы, Бентли собрал войска из гарнизонов под своим командованием и предпринял шумный отвлекающий рейд в соседние провинции Франции. Во второй половине августа он вторгся в Мэн и разграбил город Шато-Гонтье. Затем, повернув на юг, он занял Варадес на Луаре. Набег Бентли вызвал ужас среди жителей низовьев Луары, которые до сих пор видели очень мало боевых действий, и замешательство среди французских командиров на западе Франции. Жан де Мелён был вынужден отказаться от осады Плоэрмеля. В начале сентября он срочно собирал подкрепления, чтобы вести оборонительную кампанию на нижней Луаре[140].

Небольшой триумф Бентли стал единственным светлым моментом в том, что в остальном для Эдуарда III и его министров было летом беспросветного мрака. Они не могли позволить себе большую континентальную экспедицию масштаба 1346 года. Единственным способом ослабить давление на их владения в Сентонже было проведение жестоких набегов на более уязвимые части Франции в надежде принудить французского короля к перемирию. Это была стратегия, которая потерпела неудачу в 1349 году, и она снова потерпела неудачу в 1351 году.

Все наиболее важные операции проводились англичанами из Кале. Гарнизон города был усилен в марте, а в конце того же месяца туда прибыл Генри Ланкастер (теперь уже герцог) с большой свитой из солдат и дипломатов для руководства операциями[141]. Были предприняты активные усилия по привлечению графа Фландрии, который номинально оставался союзником английского короля. Но Людовик Мальский не собирался принимать в этом участие. Он уже решил, что больше опасается Иоанна II, чем Эдуарда III. Людовик отказался присутствовать на коронации французского короля в Реймсе, поскольку там от него потребовали бы принесения оммажа. Но он присутствовал на торжественном въезде нового короля в Париж и бездействовал, пока кастильские корабли использовали его порты как базы для разрушительных набегов на английское побережье. Когда агенты Эдуарда III вновь призвали его выполнить обещания, данные им в секретном Дюнкеркском договоре, Людовик уклонился от прямого ответа. В начале апреля английские войска под командованием капитана Кале и старого авантюриста Уолтера Мэнни совершили рейд по отгону скота из районов северной Франции. Некоторое время городские склады были забиты тушами говядины, свинины и баранины, а мясо продавалось на рынке практически за бесценок. В середине месяца второй, гораздо более крупный набег возглавил сам герцог Ланкастер. Ланкастер двинулся на юг и попытался захватить Булонь но был отбит гарнизоном. Затем он атаковал Этапль, столь же безуспешно, и повернул вглубь страны к Фокембергу, Теруану и Сент-Омеру. Население Теруана научилось уму-разуму с тех времен, когда оно противостояло английской армии в открытом поле. Жители укрылись в своей цитадели, откуда обрушили на захватчиков арбалетные болты и другие метательные снаряды, нанеся им тяжелые потери. Другие французские гарнизоны также оставались за стенами своих городов, пока Ланкастер проносился мимо. Главным достижением этого короткого предприятия стало сожжение многих ферм и пригородных домов, сбор внушительной добычи и уничтожение 120 кораблей, стоявших во французских гаванях. Но этого было недостаточно, чтобы привлечь Людовика Мальского к войне на стороне Эдуарда III. Представители Людовика в Кале предположили, что их господин может сражаться на стороне Эдуарда III, если ему будет выплачена достаточно большая субсидия. Но пока английские агенты возвращались в Англию за инструкциями, граф готовился принять послов короля Франции[142].

Третий английский рейд, предпринятый в начале июня 1351 года, закончился катастрофой. На этот раз командующим был Джон Бошамп, младший сын графа Уорика. Он был закаленным солдатом, который нес штандарт короля в битве при Креси и только что был назначен капитаном Кале. Рейд Бошампа начался без особых происшествий. Он покинул Кале ночью, во главе 600 кавалеристов, составлявших большую часть гарнизона, и двинулся на восток в направлении Сент-Омера. К несчастью для него, французы значительно увеличили свои силы на границе после первых английских шевоше весной. Со второй половины мая в Компьень хлынули подкрепления. Когда рейдерский отряд Бошампа возвращался с добычей, его по пятам преследовали войска французского командующего Эдуарда де Боже. 8 июня 1351 года англичане были загнаны в угол в излучине реки недалеко от Ардра и были вынуждены сражаться на открытой местности на очень неравных условиях. Им пришлось защищаться мечами и топорами, так как их лучники израсходовали почти все стрелы. Боже был убит в самом начале сражения, когда он возглавил атаку французов через траншеи, которые англичане вырыли впереди своих линий. Но брат погибшего командира выкрикнул свой боевой клич: "Боже!", и его соратники возобновили атаку. Вскоре к ним присоединились свежие подкрепления из французского гарнизона Сент-Омера. Англичане были ошеломлены натиском. Почти все оставшиеся в живых, включая самого Бошампа, попали в плен[143]. В течение нескольких дней Кале удерживало менее половины его обычного гарнизона, что вызвало серьезное беспокойство в Англии, когда туда пришли новости о поражении. Уильям Клинтон, граф Хантингдон, был немедленно назначен исполняющим обязанности капитана Кале и в конце месяца пересек Ла-Манш с двадцатью девятью кораблями и смешанным отрядом из латников и лучников, всего около 230 человек, которых удалось собрать менее чем за две недели. Эдуард III объявил, что за ним последует новая армия. Набор людей начался в Уэльсе и южной Англии 15 июня 1351 года. Что касается Людовика Мальского, то герцог Ланкастер был послан лично обратиться к уклоняющемуся от каких-либо действий графу. Он был уполномочен предложить ему брачный союз и (весьма не щедрую) субсидию, если тот согласится начать немедленное наступление на французские города на северной границе[144].

Пока англичане бряцали мечами, епископ Бейтман в сопровождении графа Хантингдона вернулся в павильоны у Гина, чтобы встретиться с советниками короля Франции и предложить еще одно перемирие. Конференция открылась 7 июля 1351 года. Но она опять не принесла значительного прогресса. Французы знали, что пока их войска все еще осаждали Сен-Жан-д'Анжели, Эдуард III нуждался в перемирии гораздо больше, чем они. Они были согласны только на краткое перемирие, ограниченное районом Кале. 18 июля Бейтман отправился в Лондон, чтобы получить дальнейшие инструкции. В течение следующих двух недель английская переговорная позиция рухнула. Не дожидаясь приезда герцога Ланкастера, Людовик Мальский отправился во Францию и встретился с французским королем в Фонтенбло. Там, 14 июля 1351 года, он заключил договор, который урегулировал все их разногласия. Людовик официально отказался от своих претензий на потерянные ранее кастелянства валлонской Фландрии, в обмен на что ему была обещана крупная денежная субсидия и вооруженная помощь, если Фландрия подвергнется вторжению со стороны англичан. Граф полностью отказался от английского союза. Он обязался никогда не позволять английским войскам действовать на его территории и обещал служить во французских войсках как верный вассал короны. В этом был элемент лицемерия с обеих сторон, поскольку Иоанн II никогда не платил ему денег, а Людовик никогда не служил в его войсках. Но это мало утешало англичан, которые окончательно потеряли своего единственного континентального союзника и вынуждены были бессильно наблюдать за тем, как их оставшиеся в живых друзья во фламандских городах подвергаются репрессиям и изгнанию[145].

В Лондоне Бейтман получил свои инструкции в Тауэре 27 июля. Через неделю он отправился в Кале. Должно быть, вскоре после прибытия он узнал, что гарнизон Сен-Жан-д'Анжели капитулировал. Он уже и так растянул свои припасы гораздо дольше, чем ожидалось, и больше не мог держаться. 5 августа 1351 года гарнизон договорился с офицерами Карла де ла Серда об условиях капитуляции. Условия одобренные французами спасали честь гарнизона. Перемирие должно было продлиться до 31 августа. В течение этого периода гарнизон обязывался не принимать в город никаких запасов продовольствия и не предпринимать никаких действий по укреплению своих оборонительных сооружений. Но они получили право призвать подмогу, и если в период с 25 по 31 августа вблизи появится армия спасения, должно было состояться сражение на заранее подготовленном месте, которое должны были заранее согласовать по два рыцаря с каждой стороны. Дворянам, служащим в гарнизоне (но не другим), разрешалось пройти через французские осадные линии, чтобы сразиться в рядах армии спасения. Но если город не получит помощи, гарнизон должен был сдать его французам в последний день месяца и свободно уйти со всем имуществом, которое мог унести[146].

Хотя условия возобновления перемирия были согласованы дипломатами в Гине к концу августа, представители французского короля отказались скрепить их печатью до тех пор, пока Сен-Жан-д'Анжели не сдастся. Иоанн II отправился на юг со своей свитой, чтобы лично присутствовать при этом. К 29 августа его лагерь был разбит перед стенами города. Два дня спустя, в назначенный день, город был сдан. Командир гасконцев Раймон де Каупенн свободно ушел со своими людьми. 11 сентября 1351 года, когда подтвердились новости о сдаче Сен-Жан-д'Анжели, в окрестностях Гина было официально заключено перемирие на один год. Армии разошлись. Жан де Мелён расплатился со своими войсками, а Карл де ла Серда — с частью своих. Уолтер Бентли оставил Варадес и вернулся в Бретань. Английские подкрепления в Кале отправились домой, а герцог Ланкастер отправился воевать с язычниками в восточной Германии и Польше, взяв с собой большую свиту из английских рыцарей. Иоанн II наслаждался своей победой. В военной истории его царствования эта победа стала высшей точкой. Но она же и обанкротила его. 26 сентября 1351 года, после долгих обсуждений в королевском Совете в Париже, король приостановил выплату почти всех королевских долгов на время перемирия[147].

Хотя новое перемирие более или менее соблюдалось на севере Франции, на юге не было даже попытки обеспечить его соблюдение, где оба правительства уже давно оставили надежду контролировать своих подчиненных. Результатом стала непрерывная партизанская война, периодически прерываемая набегами хорошо вооруженных отрядов налетчиков. Карл де ла Серда был главной фигурой в этой полувоенной ситуации. Он все еще был далек от реализации своих амбиций в этом регионе. Многие французские отряды, участвовавшие в осаде Сен-Жан-д'Анжели, остались на его службе после сдачи города и, несмотря на перемирие, в течение осени занимались уничтожением уцелевших английских гарнизонов на севере Сентонжа[148]. Дальше на юг, на границах Гаскони и Ангумуа, подчиненные Карла продолжали свои усилия по завершению покорения его графства, как будто в Гине ничего не произошло. В начале ноября они предприняли смелую попытку захватить город Сент-Фуа. Это не было частной авантюрой нескольких разбойников. Ответственные за это люди были хорошо известны как друзья и протеже коннетабля. Среди них были Жан де Фрикам по прозвищу Фрике, нормандский рыцарь, назначенный в начале октября капитаном королевских войск в Ангумуа, и будущие маршалы Жан де Клермон и Жан Ле Менгр по прозвищу Бусико (отец знаменитого путешественника маршала Бусико). Несколько сотен их людей скрытно собрались в лесах вокруг Сент-Фуа и попытались захватить это место с помощью эскалады. Попытка не удалась. Но хотя налетчики были отогнаны, коннетабль Бордо Джон Чарнелс, посланный на подкрепление в Сент-Фуа, подвергся унижению, попав в плен во время поспешной вылазки из ворот[149].

Англичане, со своей стороны, вернулись к иррегулярной войне, как только была приостановлена регулярная. Осенью 1351 года, пока Фрике де Фрикам и его соратники зачищали от англичан места на южной окраине Ангумуа, организованные компании гасконских вольных разбойников начали активное наступление на провинцию Керси. Вторжение в Керси по-своему не менее показательно, чем предыдущие вторжения в Перигор и Лимузен. Керси была более бедной и малонаселенной провинцией, чем ее соседи на западе. Каор, столица провинции, был известен Данте как город ростовщиков, но его лучшие дни прошли даже во времена поэта. В Керси было небольшое количество скромных городков и богатых монастырей. В других местах участки плодородных обрабатываемых земель в глубине долин были разделены большими пространствами густых лесов и суровых скалистых возвышенностей. Только в конце 1340-х годов война начала проникать в этот регион. Беле, замок на южном берегу Ло, уже несколько лет занимал Раймон-Бернар де Дюрфор, дворянин из соседней провинции Ажене, который использовал его для давней личной мести епископам Каора. Раймон-Бернар удерживал его в течение трех лет от имени английского короля в период с 1345 по 1348 год, но интерес Эдуарда III к Керси был настолько ограничен, что он позволил отдать его в частной сделке с епископом. В 1347 году, на Рождество, гасконцы заняли Белькастель, замок на южном берегу Дордони, недалеко от процветающего рыночного города Мартель и центра паломничества Рокамадур. Они успешно сопротивлялись всем попыткам вытеснить их оттуда и выдержали осаду в течение нескольких недель. Они приняли деньги за свой уход из замка, а потом решили остаться. Через восемнадцать месяцев после захвата они все еще оставались в замке. Оккупация Белькастель была первым действительно серьезным вторжением гасконцев в Керси, но оно было не таким серьезным, как другой инцидент, произошедший в конце 1348 года. В декабре гораздо более многочисленная гасконская компания захватила Монткюк, мощную крепость XII века на границе к Ажене, недалеко от города-бастиды Лазерт. Потребовалась многонедельная осада объединенными силами войск из Керси, Перигора и Ажене, чтобы выбить этих людей из крепости следующим летом. К этому времени местные дворяне уже были втянуты в борьбу фракций и союзов, которые раздирали Ажене в течение многих лет. Англо-гасконцы быстро обзавелись там союзниками: такими как сеньор де Пестильяк, чья семья вела свои древние распри с бастидой Монкабриер из своего огромного замка XII века, расположенного над долиной реки Ло. К 1350 году здесь уже действовали гасконские авантюристы, которые вели свои завоевания на равнине. Дальше на север, в долине Дордони, местные враги аббатства Суйяк совершали набеги и сжигали его владения при содействии гасконцев с запада. Подобные инциденты были классическими примерами того, как иррегулярная война питалась древними распрями, распространяясь за пределы герцогства подобно заразной болезни[150].

Некоторое время они оставались маргинальными и сугубо местными делами, ограничиваясь по большей части западными границами провинции. Поворотный момент наступил в декабре 1351 года, за неделю до Рождества, когда большая компания гасконцев захватила Сент-Антонин, обнесенный стеной город на противоположном конце Керси. Жители Сент-Антонина вряд ли считали себя в опасности, и у них не было надлежащей системы организованного наблюдения. Захватчики разграбили город, а затем разместили в нем гарнизон создав базу для новых набегов на Керси и соседние провинции Руэрг и Альбижуа. Этот впечатляющий удар был делом рук Жана де Грайи, капталя де Бюша, молодого человека, стоявшего в начале своей знаменитой военной карьеры. "Ни один рыцарь не был более знаменит во всей Гаскони, — так однажды напишет о нем Фруассар, — и ни один не был более страшен французам дерзостью своих поступков". Жан де Грайи принадлежал к одной из самых влиятельных дворянских династий в Борделе. Его дед был одним из основателей Ордена Подвязки, а его жена была дочерью сеньора д'Альбре. Семья Жана с самого начала войны была опорой английской администрации. Такой человек был слишком близок к английскому правительству в Бордо, чтобы от его действий можно было отречься[151].

За Жаном де Грайи быстро последовали менее везучие охотники за удачей. Весной 1352 года компании мародеров волнами поднимались по долинам рек Ло и Дордони, распространяясь вдоль мелких притоков и через группу плато Мартель, Грамат и Лимонь. О большинстве мест известны лишь самые общие факты, собранные воедино из ведомостей начисления жалованья гарнизонам и показаний, данных папской комиссии по расследованию много лет спустя. Но историю одного региона, расположенного в северо-западном углу провинции, можно проследить по счетам и сохранившимся записям городского клерка Мартеля — попорченным водой и частично изъеденным крысами, которые передают кое-что о том, что значило жить в маленьком городке в Керси под постоянным страхом налета далеких, невидимых врагов. Записи, полны страшных известий, приходящих из других городов о группах вооруженных людей, которых видели проходящими мимо стен и закрытых городских ворот и по лесным дорогам близлежащего Кассе; описаны также панические предупреждения, посылаемые в другие места и делегаты, посланные просить помощи у виконта Тюренна, у сенешаля Керси, у Папы, у тех, кто еще может выслушать; спешно импровизированные собрания городов и баронов региона. Жители региона срочно вооружались; представителей отправляли покупать артиллерию в Тулузу; люди покидали пригороды и теперь ютились в тесных жилищах внутри стен; собирались деньги для выкупа известных горожан, захваченных бандитами; торговцы устанавливали свои лавки на стенах, чтобы иметь возможность наблюдать за округой; жители отчаянно трудились на ремонте стен и обновлении рвов; и всегда присутствовали страх неожиданного нападения и подозрение в предательстве внутри. Разбойники прибыли в окрестности Мартеля весной 1352 года. Примерно в октябре они заняли Суйяк, расположенный в десяти милях на северном берегу Дордони. Суйяк с его крепкими крепостными стенами и большим бенедиктинским аббатством стал прекрасной базой для опустошения богатого района плодородных земель, которые монахи и их арендаторы отвоевывали у болот на протяжении двух столетий. Сенешаль Керси собрал в провинции армию, чтобы противостоять захватчикам. Но он был разбит на поле боя, а его люди обращены в бегство. Компаниям, занявшим Суйяк, потребовалось около шести месяцев, чтобы опустошить округу. Затем, вместо того чтобы идти дальше, они предложили сдать свои владения представителям провинции в обмен на 5.000 экю. Люди Мартеля взяли на себя инициативу по организации ответных действий. Они организовали встречу представителей главных городов Керси в Фижаке в январе 1353 года, на которой было решено принять предложение разбойников. Деньги были собраны путем начисления взносов на общины, которые сами получили их за счет займов и налогов со своих жителей. Только Мартель собрал пятую часть суммы. Это был один из самых ранних зафиксированных примеров разновидности выкупа, известного как rachat (или videment), который стал одним из самых простых и продуктивных методов, использовавшихся компаниями для грабежа больших территорий страны. К тому времени, когда англо-гасконцы покинули район Суйяка, их соотечественники распространились по всей остальной территории Керси, нанеся настолько серьезный ущерб, что полвека спустя жители вспоминали это время как начало своих бедствий[152].

В ноябре 1351 года король Франции основал новый рыцарский орден, Орден Звезды. Орден Иоанна II, полное название которого было Орден Богоматери Благородного Дома, несомненно, в какой-то степени был вдохновлен Орденом Подвязки Эдуарда III. Но он был больше, более пышным в своей концепции и более демонстративным в своих празднованиях, что было сознательной попыткой возродить деморализованное и обедневшее дворянство Франции и придать ему энтузиазм в отношении войны, которого английский король добился среди дворян своей страны. В своей дарственной грамоте Иоанн II вспоминал золотой век французского рыцарства, когда французские рыцари славились по всей Европе своей силой и храбростью, а короли Франции были лучшими из всех. Теперь же, из-за недостатка подготовки, опыта, склонностей и "других причин, о которых никто не знает", потомки этих людей погрузились в жизнь, полную вялости, праздности и личных удовольствий. Французский король мог верить или не верить в это поверхностное и неточное видение ситуации, но несомненно, что многие из его подданных верили. Рыцари нового ордена в количестве 500 человек поклялись давать королю верные советы, не служить никому другому и сражаться за него до тех пор, пока их не убьют или не возьмут в плен, никогда не отступая. Каждый год, накануне праздника Успения, весь орден должен был собираться на ежегодный капитул и пир, на котором самые доблестные герои прошедшего года, три принца, три баннерета и три рыцаря-бакалавра, должны были быть усажены за почетный стол раньше всех остальных. В качестве косвенной отсылки на упреки, последовавшие за битвой при Креси, в хартии основания было заявлено, что любой член ордена, покинувший поле боя с позором, должен быть отстранен от участия в нем, а его щит повернут лицевой стороной внутрь в доме главы ордена. Король основал свой новый орден в Сент-Уэн, большом поместье на дороге из Парижа в Сен-Дени, которое когда-то принадлежало его деду, образцу французского рыцарства Карлу де Валуа. Там же он основал коллегию каноников (в отличие от Виндзорского собора Святого Георгия) и наделил ее землями и имуществом, конфискованными у осужденных изменников. Здесь 6 января 1352 года состоялась великолепная церемония открытия, на которой присутствовали все самые выдающиеся воины королевства. Рыцари, одетые в красные и белые мантии, отороченные мехом, прошли через большой зал поместья. Стены были увешаны специально изготовленными гобеленами и украшены расписными щитами первых членов. Полы были устланы бархатной тканью. Обед подвали на золотых блюдах. "Однако сразу после этого, — писал современник, — свет Звезды померк и ужасно затмился"[153].

Пока в Сент-Уэн проходили эти грандиозные церемонии, англичане захватили Гин, одну из самых крепких позиций французов на границе с Кале. Гин был небольшим городком на краю пустынного болота, в шести милях к югу от Кале, над которым возвышался большой замок и монастырь монахинь-бенедиктинок. Это была главная французская крепость региона после Булони и Сент-Омера, а также главная тюрьма, в которой содержались английские военнопленные. Гин был взят незадолго до рассвета 6 января 1352 года небольшой группой людей, набранных на улицах Кале английским сквайром по имени Джон Данкастер. Данкастер был неизвестным солдатом удачи из Линкольншира, который поступил на службу в гарнизон Кале после того, как был изгнан из родных мест за различные акты насилия. Его история была очень типичной. Согласно английским легендам, он изучил оборону Гина, трудясь в рабочей бригаде во время короткого пребывания там в качестве военнопленного. Он и его люди надели зачерненные доспехи и под покровом темноты пересекли ров, пройдя по пересекавшей его стене, гребень которой находился чуть ниже уровня воды во рву. Затем они приставили к стене лестницы и бесшумно взобрались на нее. Капитан замка находился в отъезде, участвуя в торжественном празднике по случаю учреждения Ордена Звезды. Некоторые люди из гарнизона играли в кости или шахматы в зале, другие спали. Дозорные были нерасторопны и англичане зарубили их и перебросили их тела через стену. Затем они ворвались в крепость, убивая всех, кто попадался им на пути. Они освободили военнопленных и с их помощью захватили остальную часть замка. Защитники были собраны и изгнаны через главные ворота. На следующее утро французский командующий в этом секторе послал двух рыцарей на переговоры с Данкастером под стены замка. Они потребовали сообщить, от чьего имени он удерживает замок. Но Данкастер не ответил им. Тогда французы послали небольшую группу эмиссаров, чтобы обратиться напрямую к Эдуарду III в Англии. Эти люди прибыли в Вестминстерский дворец, очевидно, не дожидаясь разрешения на безопасный проезд, 15 января 1352 года.

Захват Гина поставил англичан в крайне неловкое положение, и некоторое время они не знали, отречься от него или воспользоваться им. Это было грубым нарушением перемирия, но в то же время приобретением, имевшим неисчислимую ценность для обороны Кале, поскольку Гин контролировал главный водный путь и одну из главных дорог, ведущих к городу. Когда французские эмиссары предстали перед королем, первым побуждением Эдуарда III было успокоить их гнев и сохранить перемирие, которое стоило ему стольких дипломатических и военных усилий в предыдущем году. Он отрицал, что преступление было совершено по его приказу, что, вероятно, было правдой. Он предоставил французам письмо, в котором приказывал любому своему подданному, который мог удерживать замок, немедленно сдать его законному владельцу. Но в течение следующих нескольких дней король поменял свое мнение. Так случилось, что Парламент был созван на заседание в январе 1352 года. Первое заседание состоялось 17 января, всего через два дня после встречи Эдуарда III с французскими эмиссарами. Вступительную речь произнес главный судья сэр Уильям де Шерешалл. Она была крайне воинственной. Король Франции, сказал Шерешалл, нарушил свою клятву и нарушил перемирие в Бретани, в Гаскони и на море. Палатам Лордов и Общин было предложено посоветовать королю, что следует предпринять в этой экстремальной ситуации. Через три дня, 20 января, не успев прийти к какому-либо выводу, парламентарии были созваны вновь, чтобы выслушать еще одну речь, на этот раз от камергера Эдуарда III, Бартоломью Бергерша. Бергерш был настроен против французов еще более страстно, чем Шерешалл. Он обвинил Иоанна II в заговоре против Англии "со всей тонкостью и хитростью, которой обладает он сам или его советники". Он добавил насилие на границах Кале в каталог преступлений Иоанна II против перемирия. Было очевидно, что в последние несколько дней Эдуард III и его министры решили сохранить Гин за собой и готовиться к неизбежному возобновлению войны. Парламент должным образом дал им совет, который они хотели услышать. На каждые из следующих трех лет было решено выделять новые субсидии, чтобы противостоять "злобе врагов королевства". 29 января 1352 года капитан Кале отправил пятьдесят пять человек, чтобы принять Гин у Джона Данкастера и удерживать его от имени Эдуарда III. Через несколько дней после этого английский король помиловал Данкастера за все ранее совершенные преступления и вознаградил его за труды[154].

Французы были возмущены. Лейтенант капитана Гина, который был одним из тех, кого вытолкнули из ворот в ночь взятия замка, был арестован и обвинен в получении взятки за пропуск англичан. Хотя обвинение почти наверняка было ложным, его осудили и четвертовали на рыночной площади Сент-Омера[155]. В Париже министры Иоанна II размышляли об опустевшей казне и планах мести. Перемирие, заключенное в сентябре 1351 года, имело обычное последствие — сокращение потока налоговых поступлений, во всяком случае, на севере, где оно более или менее соблюдалось. Манипуляции с монетой были единственным ресурсом, доступным правительству в кратчайшие сроки. 22 января 1352 года специальная сессия королевского Совета, на которой присутствовали казначеи, собралась в Париже и приняла решение о переоценке монет и резком увеличении моньяжа. В течение нескольких недель, пока монетные дворы выпускали новые монеты, валовая маржа правительства составляла не менее 44% — один из самых высоких уровней, когда-либо достигнутых. Эти меры сильно ударили по наемным работникам, и они были исключительно непопулярны, несмотря на целую серию валютных и ценовых ограничений, которыми они сопровождались. Но они принесли немедленный приток денег в королевскую казну[156]. Поскольку долги Иоанна II на данном этапе не были выплачены, а планы значительных невоенных расходов были отложены, стало возможным рассмотреть вопрос о возобновлении войны, по крайней мере, на короткий период. Основные решения были приняты в феврале 1352 года. Они включали в себя создание не менее трех отдельных армий — в Бретани, Сентонже и на границах Кале.

Одной из первых жертв этих решений стал Карл Блуа, претендент на герцогство Бретань. Проведя более четырех лет в плену в Ванне и Лондоне, осенью 1351 года Карл был освобожден условно-досрочно и посетил Париж, чтобы пообщаться с незнакомыми ему придворными и министрами нового царствования и собрать деньги для выплаты выкупа. У него не было ни малейшей перспективы выкупить свою свободу за счет собственных средств, которые никогда не были очень большими и сильно истощились в результате его усилий за последнее десятилетие по завоеванию герцогства. Но он нашел активного защитника в лице Карла де ла Серда. Пока Карл Блуа находился при французском дворе, фаворит был обручен с его дочерью. Чуть позже Иоанна II уговорили отметить это счастливое событие, взяв на себя обязательство самому заплатить выкуп за Карла Блуа. Но Карлу не повезло со временем, как и во многом другом. Он вернулся в Кале весной 1352 года и договорился с агентами Эдуарда III о выкупе в размере 400.000 экю — стоимости короткой кампании. Но первый взнос должен был быть выплачен почти сразу, а Иоанн II не мог его заплатить. Поэтому в начале мая 1352 года Карл был вынужден вернуться в лондонский Тауэр[157].

Боевые действия в Бретани начались в конце марта 1352 года, когда Карл Блуа еще торговался со своими пленителями в Кале. Бальдо Дориа, продолжая десятилетнюю семейную традицию служения дому Блуа и нося титул адмирала Бретани, возглавил передовое охранение на главной внутренней дороге. В последние дни месяца он занял Редон, изгнав оттуда английский гарнизон. Основная часть армии Бретани собралась в Ренне в течение апреля и мая под командованием Ги де Неля. Большинство этих людей были набраны в самой Бретани, а также в Нормандии и близлежащих провинциях Луары. Армия Сентонжа также была набрана на месте, в самом Сентонже и в Пуату. Она собрались в начале апреля в Сен-Жан-д'Анжели и Сенте под командованием трех местных капитанов и вскоре после этого осадила большую английскую крепость Тайбур на реке Шаранта. Однако основные усилия были приложены к району Кале, где французы направили все свои силы на возвращение Гина. Жоффруа де Шарни был вновь назначен капитаном пограничья и собрал, в основном из существующих гарнизонов региона, армию из 1.500 латников и 3.000 пехотинцев, включая большой контингент итальянских арбалетчиков. В мае он осадил Гин[158].

Финансы английского правительства только-только пришли в состояние опасного равновесия, когда на них свалился этот новый кризис. Они, конечно, не были в состоянии выдержать нагрузку крупной континентальной войны. Офицерам Эдуарда III во Франции оставалось только держаться изо всех сил, пока для них не были найдены скромные подкрепления. Приоритет был отдан обороне Гаскони и Сентонжа, где англичане находились под сильным давлением уже почти год. В первую неделю февраля 1352 года, когда Парламент еще заседал, было решено отправить в Бордо небольшой экспедиционный отряд под командованием Ральфа Стаффорда. В последующие месяцы Стаффорд был возведен в достоинство графа и назначен королевским лейтенантом в герцогстве. Уолтер Бентли, лейтенант в Бретани, находился в Англии, когда Ги де Нель начал свое вторжение на полуостров. Ему была обещана специальная субсидия в размере 2.400 фунтов стерлингов и разрешено набрать людей в западной части страны для подкрепления своих сил. Оба человека с огромным трудом добрались до места назначения. Фламандские каперы крейсировали у южного побережья Англии с начала года. В марте к ним присоединились французские галеры и вооруженные торговые суда из портов Французского канала, которые расположились у острова Уайт в ожидании появления английских кораблей. Порт посадки на корабли был изменен с Саутгемптона на Фоуи и обратно. В апреле 1352 года была предпринята решительная попытка отогнать французские корабли, снарядив небольшой флот в устье Темзы и совершив рейд вдоль побережья Пикардии и Нормандии. Попытка оказалась неудачной. Стаффорд и Бентли, в июле, все еще бессильно ожидали у Солента[159].

Несмотря на малые масштабы и неорганизованное начало английских ответных действий, наступление французов в 1352 году было унизительным провалом, худшим стратегическим поражением, которое они потерпели с 1347 года. Самым большим разочарованием стала их неудача при попытке захвата Гина. Замок защищало относительно небольшое количество людей, 115 солдат и горстка мастеров и помощников под командованием одного из придворных рыцарей Эдуарда III, Томаса Хогшоу[160]. Но замок был мощным сооружением, окруженным рвами или болотами со всех сторон, кроме города, где его защищал массивный барбакан. Гин был почти недоступен по суше, но относительно легко снабжался из Кале по воде. Когда прибыл Жоффруа де Шарни, он без труда занял город и захватил монастырь, стоявший напротив главных ворот замка, который он переименовал в бастиду и начал превращать в независимую крепость, из которой замок можно было отбить. Здания монастыря были окружены крепостной стеной из бревен и снабжены спрингалдами и пушками и охранялись сотнями солдат. За крепостью люди трудились над укреплением колокольни и внешних стен.

Англичане были обеспокоены масштабами операций Жоффруа де Шарни и ходом работ в Гине, возможно, больше, чем следовало. В последнюю неделю мая министры Эдуарда III решили оставить финансовую осторожность и отдали приказ о наборе большого экспедиционного отряда, численностью не менее 6.000 человек. Все порты южного и восточного побережья были прочесаны в поисках кораблей, которые могли бы доставить войска в Кале. В июне и июле город Гин и острова твердой земли к северу от него стали местом жестоких и непрерывных боев, поскольку гарнизон замка совершал вылазки против бастиды, а из Кале на помощь им высылались рейдовые отряды. В большинстве этих столкновений англичане, которые обычно не имели значительный перевес в численности, терпели неудачу. Но им хватило одного успеха, чтобы на несколько недель остановить работу Шарни. В середине июля из Кале вышел исключительно сильный рейдовый отряд, состоявший не только из значительной части постоянного гарнизона, но и из подкреплений прибывших на нескольких кораблях из Англии несколькими днями ранее и ночью тайно высадившимися в Кале. Под покровом темноты они пробрались через болото и обрушились на французскую армию, расположившуюся лагерем вокруг Гина, убив большое количество людей. Им также удалось сжечь часть недавно построенных оборонительных сооружений в бастиде. Трудные приготовления Эдуарда III к вторжению в северную Францию были еще далеки от завершения, когда Жоффруа де Шарни решил, что замок взять не удастся. Через несколько дней после английской вылазки он снял осаду, оставив гарнизон удерживать бастиду, но замок все еще находился в руках врага[161].

Прежде чем распустить своих людей по гарнизонам, Жоффруа де Шарни должен был совершить последний акт мести. Он стремительно двинулся по болотистым дорогам к Фретуну, небольшой деревушке в трех милях к юго-западу от Кале у подножия Сангатских высот, где англичане только что закончили строительство новой башни. Командиром этого небольшого форпоста был Америго ди Павия, человек, который за год до этого дважды обманул Жоффруа. Нагрянув внезапно, 25 июля 1352 года, Жоффруа захватил башню и перебил гарнизон. Захваченного Америго с триумфом доставили в Сент-Омер, где огромная толпа наблюдала, как его пытали раскаленными докрасна железом и расчленяли мясницким топором[162].

Армия Ги де Неля в Бретани показала себя еще хуже. Она вновь заняла старые французские осадные сооружения вокруг Плоэрмеля и возобновили осаду города, который Жан де Мелён был вынужден оставить годом ранее. В начале мая 1352 года французы осадили крепость Роберта Ноллиса Гран-Фужере. Они построили вокруг крепости обычные бастиды и сооружения и оставив небольшой отряд для сдерживания гарнизона, удалились, чтобы провести июнь и июль в праздности, расположившись лагерем в различных частях равнины западной Бретани, ожидая вмешательства англичан[163].

Уолтеру Бентли удалось покинуть Англию только в самом конце июля 1352 года, когда он отплыл из Фоуи. Ему удалось получить из казны только две трети обещанной субсидии, и он собрал менее половины запланированного числа людей — 160 лучников и, возможно, примерно столько же латников[164]. Остальная часть его армии ожидала его по прибытии. Французские источники оценивали общую численность армии Бентли в 1.500 человек, что, вероятно, примерно вдвое больше истинной цифры. Но он восполнил недостаток численности, смелостью и быстротой. В течение недели после высадки в Бретани Бентли снял осаду с Плоэрмеля и Гран-Фужере, отогнав небольшие французские отряды, расположенные вокруг них, прежде чем Ги де Нель смог сделать хоть что-то, чтобы остановить его. Французская армия, большая часть которой была расквартирована вокруг Ренна, поспешно двинулась на юг, достигнув Малеструа 11 августа 1352 года. Три дня спустя, 14 августа, французские разведчики обнаружили английскую армию, расположившуюся лагерем у ручья возле замка Брембили, примерно в полумиле к востоку от деревни Морон. Ги де Нель подошел с основной частью французской армии ранним вечером. К этому времени Бентли успел выстроить своих людей в боевой порядок: латники выстроились в линию вдоль гребня холма с живой изгородью за спиной, лучники расположились немного впереди на флангах. Это был классический английский план сражения. Но люди Бентли находились на открытой местности, не защищенной ни лесом, ни траншеями, ни полевыми укреплениями, и их численность была значительно меньше. Ги де Нель посчитал их положение безнадежным и послал гонца с предложением сдаться. Возможно, это был чисто формальный вопрос. Бентли отказался.

План французов состоял в том, чтобы рассеять лучников Бентли атакой кавалерии. Затем, заимствуя английскую боевую практику, как французы уже научились делать, они намеревались атаковать английскую линию в пешем строю, подавляя численным превосходством. Это почти удалось. Роже де Анжэ, командовавший кавалерией, атаковал лучников на левом фланге английской армии. Их формирования не имели защиты на флангах и были плохо оснащены для ближнего боя. Как только французские всадники прорвали их ряды, многие из них бежали с поля боя. Остальная часть французской армии, возглавляемая спешенными латниками, наступала вверх по склону на центр англичан, оттесняя их назад, пока те не оказались прижатыми к живой изгороди позади них. Англичане сражались с ожесточением, но до самого конца боя казалось, что они будут разбиты. Но затем две большие группы французских солдат стали отступать. Одна из них была свитой Жана де Бомануара, героя Боя Тридцати. Чуть позже остальные тоже начали отступать с холма. Вскоре вся французская армия отступила и рассеялась.

Это была дорогостоящая победа. Сам Бентли был ранен. Его войска понесли большие потери, усугубленные тем, что после битвы Бентли решил обезглавить тридцать лучников за дезертирство с поля боя. Его положение после битвы было настолько тяжелым, что пришлось срочно посылать в Англию новые запросы, чтобы восполнить пробелы в гарнизонах южной Бретани. Однако потери французов оказались еще тяжелее, а среди бретонцев — катастрофическими. Сто шестьдесят пленных были взяты живыми, включая сорок пять рыцарей. Когда победители пересчитали убитых, они обнаружили 500 человек в сюрко на доспехах. Среди них был и французский командир, маршал Ги де Нель, погибший в возрасте двадцати пяти лет, а также Ален, виконт де Роган, самый видный дворянин Бретани, второй из его рода в течение пяти лет, погибший в бою с англичанами; и масса бретонских дворян, чьи имена напоминали перекличку партии Карла Блуа. Тела восьмидесяти девяти рыцарей Ордена Звезды Иоанна II были найдены среди убитых, в окружении трупов их оруженосцев и помощников. Как и полагалось по уставу Ордена, они не отступили[165].

Ральф Стаффорд задержался почти так же сильно, как и Бентли. Несмотря на все усилия, затраченные на поиск кораблей и экипажей для его людей, к концу июня в наличии имелось только тридцать три английских корабля и восемь галер из Байонны. В итоге в первую неделю июля почти 380 человек (около двух третей из них — лучники), вместе с горсткой слуг и клерков казначейства, некоторым количеством провизии, сколько можно было уместить в трюмах, и более 5.000 фунтов стерлингов наличными, были втиснуты на эти суда. Многим пришлось оставить своих лошадей на берегу[166].

Эта задержка вызвала большое беспокойство у английской администрации в Бордо. Действительно, возможно, что им было бы лучше, если бы экспедиция Стаффорда никогда не состоялась. Ведь когда, еще в марте, французские министры строили свои планы, они не рассчитывали на кампанию в долине Гаронны и не принимали никаких мер для усиления там своих войск. Но в начале мая, узнав о намерениях Стаффорда, они назначили Амори де Краона лейтенантом короля в Лангедоке и срочно отправили его на юго-запад для организации его обороны. Амори был талантливым военачальником, завоевавшим значительную репутацию в Бретани и Пуату. Он прибыл в провинцию в течение трех недель после своего назначения и разместил гарнизоны в нескольких десятках городов и замков на юго-западной границе. Затем, узнав, что Стаффорд еще не прибыл, он перешел в наступление собрав с общин юга новые субсидии. Войска были набраны по всему Лангедоку, Руэргу и контролируемым французами частям Перигора и Ажене и отправлены на сбор в Муассак. 24 июня 1352 года Амори начал свою кампанию. Он прошел маршем по долине Гаронны и в конце месяца обосновался в городе Ажен. Оттуда его войска разошлись по южному Ажене, атакуя английские гарнизоны. Главный отряд был передан под командование Карла Наваррского, молодого кузена короля Иоанна II, и получил приказ осадить Порт-Сент-Мари, важную гавань на северном берегу Гаронны. Несмотря на наличие большого английского гарнизона, и несмотря на смелую попытку английского сенешаля привести подкрепление из Бордо, французы быстро захватили мост. После этого город продержался не долго, и сдался в начале июля 1352 года[167]. Пока все это происходило, большая армия гасконцев, численностью около 3.800 человек, безучастно ждала в Бордо прибытия графа Стаффорда.

Когда 21 июля 1352 года Стаффорд все-таки прибыл, он стал действовать быстро. Вся армия немедленно двинулась вверх по долине Гаронны, оставив галеры Байонны следовать позади с провизией и припасами. 15 августа 1352 года, в праздник Успения, Стаффорд подошел к Ажену. В городе жителей охватила паника. Стены с западной стороны, у берегов Гаронны, были еще не достроены, и новый пригород Безат был открыт для нападения. Разрыв в стенах быстро закрыли деревянными баррикадами и строительными материалами, взятыми с полузавершенных работ по возведению моста. Все взрослые мужчины были призваны на стены. Но ни одна из сторон не была по-настоящему готова к столкновению. Амори де Краон находился в городе с большим количеством французских воинов, но, по его мнению, их было недостаточно, чтобы противостоять армии Стаффорда в поле. Он послал за помощью к другим французским командирам на юге, как только до него дошли новости о высадке графа, и Карл Испанский, Арнуль д'Одрегем и граф Арманьяк, по слухам, уже были на подходе. С другой стороны, Стаффорд, хотя и командовал большой армией, испытывал острую нехватку лучников. Он был не в состоянии отбиться от идущих французам подкреплений. Более того, суда, доставлявшие ему припасы из Бордо, не могли пройти дальше Марманда, где мощный французский гарнизон все еще контролировал движение по Гаронне. Через несколько дней после прибытия Стаффорда под Ажен французы предприняли попытку вылазки из города. На полях под стенами произошла короткая, ожесточенная схватка, в которой они потерпели поражение и понесли большие потери. В числе пленных были Жан Бусико и не менее семи рыцарей Ордена Звезды. Бусико, который уже однажды был военнопленным, был продан Эдуарду III и отправлен в Англию, где он оставался в плену три года, прежде чем смог собрать большой выкуп, который за него требовали. Эта незначительная победа позволила Стаффорду уйти с честью, но не более того, до конца августа 1352 года[168]. Когда граф двигался со своей армией в направлении Бордо, французские командиры в Сентонже и Ангумуа предприняли яростную контратаку в долине Дордони. К тому времени, когда Стаффорд достиг Бордо в первую неделю сентября 1352 года, возникло серьезное беспокойство по поводу безопасности Бержерака, а также большой крепости сеньора д'Альбре в Монкюке, расположенной неподалеку[169].

Следующее предприятие Стаффорда в какой-то мере оправдало его экспедицию и поддержало его репутацию стратега. 17 сентября 1352 года лейтенант и сеньор д'Альбре внезапно появились у французского гарнизонного города Блай и взяли его штурмом. Этот замечательный и неожиданный успех отомстил за одно из худших унижений первых лет войны, когда в 1339 году французы захватили Блай под носом у англичан. После его возвращения под английский контроль перешло все северное побережье Жиронды, за исключением устья реки, где французы продолжали удерживать Ройан и Тальмон. Затем англо-гасконцы разделили свои силы. Сеньор д'Альбре и коннетабль Бордо взяли около 1.000 человек для снятия осад с Бержерака и Монкюка. Сам Стаффорд отправился на север с остальной армией и рассеял французские войска, осаждавшие крепость Тайбур с апреля[170].

Примерно через три месяца после своего прибытия в герцогство Стаффорд вернулся в Англию с осенним винным флотом. Что касается Амори де Краона, то он распустил свою армию 24 сентября 1352 года и через несколько дней покинул провинцию[171]. Но хотя армии разошлись, а лейтенанты и их маршалы, военачальники и казначеи уехали, иррегулярные отряды англо-гасконских войск удвоили свои усилия в течение осени и зимы. Примерно в начале октября 1352 года группа гасконских авантюристов захватила Лафрансез, небольшую бастиду XIII века, занимавшую несравненную стратегическую позицию на крутом уступе в 300 футах над рекой Тарн. Личности людей, ответственных за это деяние, установить не удалось, но есть вероятность, что они пришли из гарнизона капталя де Бюша в Сент-Антонине, расположенном примерно в сорока милях к востоку. Из Лафрансез англичане смогли парализовать речные коммуникации в регионе и перекрыть важную дорогу из Монтобана в Муассак. Это событие вызвало панику в Лангедоке и беспрецедентный всплеск фортификационных работ и сбора налогов. Капитул Тулузы созвал экстренное совещание представителей городов Лангедока. Они решили поспешно отправить гонца к королю, чтобы объяснить опасность своего положения. Тулуза находилась всего в одном дне пути от Лафрансез. Но она имела относительно хорошие возможности для обороны. Тулуза была густонаселенным и хорошо организованным городом, а жители многому научилась на опыте 1339, 1345 и 1349 годов. Более того, мощное подкрепление было доставлено в город графом Фуа в течение нескольких дней после получения тревожных новостей. Другим южным городам повезло меньше. В Альби, квартал с городским собором на западной окраине города был защищен современными стенами, укрепленным дворцом епископов и недостроенной массой большого кирпичного собора Сент-Сессиль. Но остальная часть города была защищена слабо. Несмотря на то, что за последние шесть лет на ремонт было потрачено 30.000 ливров, оборона по-прежнему состояла в основном из старых стен с опасными брешами и обветшалыми квадратными башнями. Постоянного гарнизона не было. Горожане взывали о помощи. Они были "практически без стен и без обороны", — говорили они.

В Париже Иоанн II обдумывал унизительную и беспорядочную серию поражений, которые его командиры потерпели с начала года, и писал обнадеживающие письма в города Лангедока. Он назначил сенешаля Тулузы исполняющим обязанности лейтенанта в этой провинции и обещал в свое время прислать им лучшего лейтенанта. Он сказал, что в случае необходимости прибудет лично[172]. Но взор Иоанна II был прикован к северным провинциям, к Ла-Манш и к обороне своей столицы. Хотя английский король отказался от своих планов вторжения во Францию почти сразу после того, как задумал их в момент паники в мае, сведения доходившие до Иоанна II о том, что происходит в Англии, были нерегулярными и неточными. До самой осени он был убежден, что огромная английская армия вот-вот пересечет пролив. Войска, созванные со всей северной Франции, собрались в Компьене в течение сентября. Вспомогательные армии, набранные в восточных провинциях и на франкоязычных территориях за Роной и Мёзом (Маасом), были созваны в другие местах сбора, в Труа, Сен-Кантен, Масон и Дижон[173].

Даже после того, как призрачная армия Эдуарда III исчезла, напряжение, вызванное захватом Гина, продолжало волновать министров Иоанна II. Теперь они знали, насколько ненадежно перемирие и как уязвимы даже крепости с крупным гарнизоном, находящиеся в хорошем состоянии, перед лицом внезапного ночного нападения. Когда 1 октября 1352 года Жоффруа де Шарни передал командование в районе Кале своему преемнику, вся северо-западная равнина Артуа превратилась в вооруженный лагерь, постоянно находящийся в ожидании битвы. Англичане раздвинули границы своего анклава от стен Кале и контролировали большую часть болот и водных путей, служивших естественной линией обороны. Их дальние форты стали невероятно сильными и эффективно снабжались. Со своей стороны, французы защищали длинный фронт, простирающийся от Сент-Омера до Булони. Между этими опорными городами с их огромными гарнизонами и складами, сельская местность была покинута большинством жителей, поскольку люди укрылись за стенами городов, а солдаты заняли все пригодные для обороны сооружения: церкви, амбары, каменные дома и усадьбы, водяные мельницы и импровизированные крепости, наспех построенные на мостах и перекрестках. В конце 1352 года французы содержали, с огромными затратами, более шестидесяти гарнизонов только в районе Кале[174].

Более серьезными последствиями провала французского наступления был отказ Иоанна II от поддержки большинства его сторонников в Бретани, включая даже Карла Блуа. Когда новости о битве при Мороне стали известны Карлу сидевшему в лондонском Тауэре, он отреагировал с меланхоличной покорностью, которой он уже был известен: "Благословен Бог, — сказал он, — за удачу, которую он нам дарует". Его супруга была менее склонна доверять провидению. Теперь она решила добиться его освобождения и восстановления на любых условиях, на каких только сможет, с помощью короля Франции или без него. В ноябре 1352 года Жанна де Пентьевр председательствовала на собрании, представлявшем все оставшиеся под ее контролем территории: одиннадцать городов, двадцать три светских барона и шестнадцать церковных прелатов. Они решили возродить старый проект брачного союза между домами Плантагенетов и Блуа и отправили в Англию делегацию, которую возглавили два героя Боя Тридцати, Жан де Бомануар и Ив Шарруэль. Это были люди, чья преданность делу Франции не вызывала сомнений. Однако, прибыв в Англию в новом году, они быстро достигли соглашения с советниками Эдуарда III на условиях, которые, должно быть, вызвали замешательство, когда о них стало известно при французском дворе. Документ начинался заявлением о том, что между королем Англии и домом Блуа и их подданными будет "любовь, единство, мир и вечный союз". Эдуард III согласился признать Карла Блуа герцогом Бретани. Он обещал освободить его из плена и вернуть ему все герцогство в обмен на выкуп в 300.000 экю (около 50.000 фунтов стерлингов). До уплаты этой огромной суммы Карл должен был быть освобожден условно-досрочно, оставив двух своих детей в Англии в качестве заложников до его возвращения. Один из них, его старший сын Жан, должен был быть обручен с дочерью Эдуарда III. Были тщательно разработаны положения о дальнейшем ведении войны. Суть их заключалась в том, что Бретань отныне будет нейтральной, закрытой для армий обеих сторон, если только на нее не нападут французы, и в этом случае Карл и Эдуард III объединятся в наступательный и оборонительный союз против агрессора. Эдуард III мог настаивать на признании его королем Франции, что стало бы существенной проблемой для такой возвышенной личности, как Карл Блуа. Но Эдуард III не стал настаивать, и этот вопрос был обойден молчанием. Что касается молодого Жана де Монфора, чье дело было так просто оставлено его опекуном, то он должен был получить компенсацию в виде пожалования древних владений его семьи на полуострове Геранд и пенсии из бретонской казны. Эти условия, скрепленные печатью в Вестминстерском дворце 1 марта 1353 года, были согласованы от имени общин Бретани. Но едва ли можно представить, что Карл не одобрил их лично. За тот короткий период, в течение которого этот договор оставался в силе, он обозначили низшую точку неудач Иоанна II в западной Франции, пока вскоре его не постигло еще более страшное несчастье[175].