Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия

Глава V. Дорога на Орлеан, 1427–1429 гг.

В феврале 1427 г. был убит фаворит Дофина Пьер де Жиак, который в течение последних 18-и месяцев был его главным советником. Зачинщиками убийства стала группа дворян во главе с коннетаблем Артуром де Ришмоном, пуатевинским дворянином Жоржем де Ла Тремуем и гасконцем Шарлем д'Альбре. Все трое были видными членами Совета Дофина, и их поступок, как утверждалось, был одобрен большинством остальных, включая Иоланду Анжуйскую. 8 февраля, когда двор находился в Исудене в Берри, Ла Тремуй на рассвете ворвался в спальню Жиака с отрядом солдат. Дофин, спавший в соседней комнате, был разбужен шумом. Его телохранитель вошел в комнату Жиака, и спросил, что происходит. "Уходите, — сказал ему коннетабль, — мы делаем это для блага короля". Жиака, в ночной рубашке, вывели на улицу, посадили на лошадь и отвезли в замок Ришмона в Дён-сюр-Орон, к югу от Буржа. Там он, вероятно, под пытками, признался в целом ряде преступлений, включая убийство своей первой жены и растрату денег от налогов, недавно предоставленных Генеральными Штатами. После того как дознаватели закончили свою работу, Жиак был приговорен к смертной казни. Из Буржа прислали палача, который завязал его в мешок и утопил в реке Орон[283].

Двор Дофина раздирали междоусобицы, зависть и борьба политических группировок, которые часто перерастали в насилие и бандитские разборки. Наблюдатель, писавший в 1425 г., был поражен присутствием в каждом углу сплетников, злопыхателей и заговорщиков, которые способствовали "ссорам и конфликтам". Пьер де Жиак, безусловно, расточительно распоряжался доходами Дофина. Но его настоящим преступлением было то, что он монополизировал благосклонность Карла, отодвинул на второй план других членов Совета, а затем оскорбил их, относясь к ним с явным пренебрежением. Со своей стороны, советники сочли удобным обвинить его в том, что он обманул те надежды, которые они питали после отставки Луве. В письме к своим сторонникам в Лион Ришмон заявил, что Жиак просто продолжил порочные методы Луве и его банды. Мнением Дофина никто не поинтересовался. Он с яростным бессилием взирал на то, как заговорщики игнорируют его. По словам Ришмона, Карл, видимо, не знал о "нелояльности и изменах" Жиака и в течение нескольких недель отказывался принимать его убийц. Жиак был не единственной жертвой. В течение шести недель после его смерти граф Клермонский, один из главных советников и капитанов Дофина, захватил канцлера Мартена Гужа, которого он считал своим врагом, и удерживал его, требуя выкуп, в течение нескольких месяцев. Немногие инциденты так ярко свидетельствуют о отравляющей атмосфере, царившей вокруг Дофина. Это вызвало возмущение в Парламенте в Пуатье и гневный ропот в стране, но Дофин никак не отреагировал. "Разве, на своем веку, я не был свидетелем, — заметил Жан Жувенель дез Юрсен много лет спустя, — как епископ Клермонский… был похищен принцем королевской крови и удерживался с целью получения выкупа, причем ни король, ни его Совет, ни суд даже пальцем не пошевелили, чтобы образумить его?"[284]

Когда страсти улеглись, Дофин стал искать другого человека, на которого он мог бы положиться. На место Жиака в качестве первого камергера был назначен Луи, сеньор де Шаланкон, один из младших камергеров, который, предположительно, был выдвинут Ришмоном и его союзниками. Но вскоре его сменил новый фаворит короля, конюший Жан дю Верне, известный также как Ле Камю де Болье. Как и Жиак, Верне был мелким дворянином из Оверни. Он начал свою карьеру при дворе в качестве протеже дискредитировавшего себя Пьера Фротье, что, вероятно, не повредило ему в глазах Дофина. Вскоре он стал заседать в Советах и был назначен капитаном Пуатье, должность которую прежде занимал Фротье, что позволило Верне контролировать безопасность Дофина во время его пребывания в городе. Верне ограничил доступ к Дофину и, почувствовав на себе благосклонность Карла, стал проявлять щедрость к друзьям и высокомерие к соперникам, так характерные для его предшественников. Не только Беррийский Герольд заметил, что Верне приобрел "больше власти над королем, чем ему полагалось". Это заметили и Иоланда Анжуйская и коннетабль Ришмон. "Он был хуже Жиака", — жаловался Ришмон. В конце июня 1427 г., после напряженной аудиенции у Дофина, Ришмон велел маршалу Буссаку избавиться от Верне. Верне не получил даже той пародии на суд, которая была устроена Жиаку. Он был убит отрядом из пяти вооруженных людей, когда ехал с единственным спутником по лугам реки Клен под стенами Пуатье. Один из них мечом раскроил ему череп. Дофин, увидев, что спутник его фаворита возвращается один с мулом Верне без седока, сразу понял, что произошло. Он приказал своим гвардейцам преследовать убийц, но они сумели скрыться. Было назначено расследование, которое без особого труда установило их личности. Но они так и не были привлечены к ответственности[285].

Все эти назначения людей, которые Ришмон мог предотвратить, и которых он в итоге возненавидел, свидетельствуют о его плохом знании человеческой натуры. То же самое можно сказать и о следующем человеке, занявшем пост главного министра Дофина. Жоржу де Ла Тремую суждено было стать заклятым врагом Ришмона и главой фигурой в правительстве на ближайшие шесть лет. Ему было 45 лет, когда он стал первым министром Карла VII. Как и Пьер де Жиак, как и сам Ришмон, он имел неоднозначное прошлое, побывав в обоих лагерях враждующих принцев, разделявших Францию. В молодости Жорж служил при дворе Иоанна Бесстрашного, который сделал его первым камергером Карла VI во время недолговечного бургиньонского режима в 1413 г. В 1418 г. Ла Тремуй перешел на сторону Дофина, но сомнения в его истинной верности сохранялись на протяжении всей его карьеры. Все знали, что он имел тесные связи с бургундским двором. Его младший брат, Жан де Ла Тремуй, сеньор де Жонвель, был одним из самых влиятельных советников Филиппа Доброго. Коннетабль счел Жоржа полезным сообщником в заговоре против Пьера де Жиака и посоветовал Дофину приблизить его. С той странной и отстраненной пассивностью, с которой Карл в эти годы смотрел на все смены своих министров, он почти не сопротивлялся. Он лишь предупредил коннетабля, что тот еще не раз пожалеет об этом. "Я знаю его лучше, чем вы", — сказал он. Несмотря на первоначальную настороженность Карла, он был очарован своим новым министром, который быстро взял в свои руки все аспекты управления, став первым человеком, которому удалось это сделать после отставки Луве[286].

Главными устремлениями Ла Тремуя были готовность прибегнуть к насилию и страсть к обогащению, весьма сильная даже по меркам продажного двора Дофина. Он сколотил свое состояние, женившись на богатой вдове Иоанна, герцога Беррийского, Жанне Булонской, которая умерла в 1422 г. после долгих лет жестокого обращения со стороны мужа. В 1427 г. Ла Тремуй поразил двор, женившись на Екатерине де Л'Иль-Бушар, вдове Пьера де Жиака, которого он убил всего за пять месяцев до этого. Это принесло ему большое движимое имущество убитого министра и вызвало сильные подозрения в том, что Екатерина была его любовницей и была посвящена в заговор. Ла Тремуй умел распоряжаться своими деньгами. В эпоху дефицита наличных денег и упадка большинства дворянских состояний он был сказочно богат. Жорж активно занимался ростовщичеством, предоставляя крупные суммы в долг Дофину, а также многим городам и частным лицам, разоренным войной, под залог земельных владений и проценты, которые, по некоторым данным, достигали 100% годовых. Ростовщики редко пользуются популярностью в обществе, и Ла Тремуй не был исключением[287].

Жорж де Ла Тремуй имеет скверную историческую репутацию. Французские историки так и не простили ему неприязненного отношения к Жанне д'Арк на поздних этапах ее карьеры. Филипп де Коммин, возможно, самый проницательный наблюдатель из нового поколения, сравнивал его с его английским современником графом Уориком. И тот и другой, по мнению Коммина, иллюстрировали золотое правило: если фаворит хочет выжить, он должен быть любим своим господином, а не внушать ему страх. Некоторые фавориты служили своему господину слишком хорошо, чтобы быть популярными в обществе. В каком-то смысле Ла Тремуй хорошо служил Карлу VII. Он был умен, политически проницателен и трудолюбив. Он был эффективным администратором, первым человеком с таким качеством после Жана Луве. Жорж лучше, чем большинство советников Карла, понимал ограниченность ресурсов Буржского королевства. Его последовательные выступления за примирение с герцогом Бургундским были оправданы последующими событиями. Но у него было слишком много недостатков. Ла Тремуй был неважным стратегом, был жаден и коррумпирован, легко наживал себе врагов и неустанно мстил, причем нередко людям, которые могли бы сослужить королю добрую службу[288].

Лето 1427 г. можно рассматривать в ретроспективе как наивысший подъем в судьбе дома Ланкастеров во Франции. Спустя годы, в более трудные времена, сам Бедфорд вспоминал о нем как о времени, когда "все там процветало". Угроза со стороны Бретани была нейтрализована. В Нормандии, Пикардии, Шампани и Иль-де-Франс не было заметных вражеских гарнизонов. Сухопутные и речные пути вокруг столицы были свободны. Летом 1426 г. ярмарка Ленди впервые с 1418 г. была проведена в традиционном месте — на равнине Сен-Дени. Вишни продавались на рынке Ле-Аль по денье за фунт, а овес на берегах Сены — менее чем за 10 су за бушель, что было самым низким уровнем цен за последние десять лет.

Возвращение герцога Бедфорда во Францию ознаменовалось событием, которое в значительной степени стало кульминацией это удачного периода. Он назначил сэра Джона Толбота, сопровождавшего его во Францию, вместо Фастольфа военным губернатором штата Мэн. В начале мая Толбот атаковал город Лаваль на западном берегу реки Майен. Баронство Лаваль принадлежало вдовствующей баронессе Анне, даме де Лаваль, которая в это время находилась в городе. Когда англичане перебрались через стены, ее 19-летний сын Андре, сеньор де Лоэак, сражался на улицах города, но потом вместе с жителями отступил в цитадель. В цитадели не было запасов провианта, и ее защитникам через четыре дня пришлось сдаться. Им позволили уйти, заплатив коллективный выкуп в размере 20.000 золотых экю (3.333 фунта стерлингов). Вскоре после этого Анна де Лаваль купила мир для остальной части баронства, согласившись выплачивать pâtis. Завоевание Мэна было практически завершено[289].

В середине мая 1427 г. регент встретился в Париже со своими главными военачальниками, чтобы принять решение о дальнейших действиях. После пяти лет, проведенных в укреплении своих позиций на севере Франции, Бедфорд решил, что настало время прорваться за Луару и перенести войну в сердце Буржского королевства. Стратегическая задача заключалась в том, чтобы захватить и удержать надежную переправу через реку. Это означало либо линию сильно укрепленных мостов у Пон-де-Се, на равнине к югу от Анжера, либо хотя бы один из четырех обнесенных стенами городов с мостами на северном берегу реки — Орлеан, Блуа, Божанси или Менг. Регент всегда предпочитал западное направление, наступая на долину Луары через Анжу. Преимущества этого направления заключалось в том, что оно открывало перспективу завоевания богатой равнины Пуату, закрывало Дофину выход к Атлантике и соединяло Нормандию и Гасконь. Альтернативой было вторжение в Буржское королевство через Берри, расположенное дальше на восток. Такую стратегию предпочитали графы Солсбери и Уорик, а также несколько французских советников Бедфорда. Их взоры были прикованы к Орлеану, богатому, многолюдному и политически важному городу, расположенному вблизи административных центров владений Дофина. Для нападения на Орлеан имелись как логистические, так и политические аргументы. Дорога Париж — Орлеан находилась под английским контролем на расстоянии до 20-и миль от города. Тяжелую артиллерию можно было перевезти на юг по реке Луэн, притоку Сены, которая в XV веке была судоходной на расстоянии до 10-и миль от Луары и на большей части своего течения контролировалась английскими гарнизонами. Резким разногласиям между сторонниками этих двух направлений суждено было осложнить ведение войны в течение последующих 18-и месяцев[290].

Основная сложность на восточном направлении заключалась в непростом положении Карла, герцога Орлеанского. Карл был сыном Людовика Орлеанского, брата предыдущего короля, убийство которого Иоанном Бесстрашным в 1407 г. положило начало гражданским войнам во Франции. В возрасте двадцати одного года он попал в плен при Азенкуре и с тех пор находился в различных крепостях Англии, изливая свою тоску в меланхоличных стихах на французском и английском языках, многие из которых были посвящены плену, одиночеству и сексуальной неудовлетворенности. Карл Орлеанский был самым высокопоставленным принцем французского королевского дома после Карла VII и являлся предполагаемым наследником престола до рождения Дофина Людовика в 1423 году. Несмотря на свое долгое отсутствие, он оставался важной политической фигурой во Франции, "великим и умным человеком", как его однажды охарактеризовал английский Совет. Из своей тюрьмы он вел активную переписку с французскими политиками, его постоянно держали в курсе событий посетители, чиновники и гонцы. Англичане всегда рассматривали своих пленных принцев не только как финансовые активы, но и как политические пешки. Они старательно пытались превратить их в подданных или союзников в качестве платы за освобождение. Карл Орлеанский был наиболее ценным потенциальным предателем в их руках, учитывая его близость к королевскому дому, сеть политических союзов во Франции и стратегически важное расположение его владений. Его апанаж, один из самых богатых во Франции, включал в себя все герцогство Орлеанское вместе с прилегающими графствами Блуа и Дюнуа. В него входили все четыре города с мостами на северном берегу средней Луары, через которые англичане надеялись однажды проникнуть в сердце Буржского королевства.

Принято было считать, что по законам военного времени владения военнопленного не должны были подвергаться нападению со стороны его пленителя. Искушенный знаток европейских рыцарских обычаев Папа Пий II (Энео Сильвио Бартоломео Пикколомини) утверждал, что "каждый человек чести считает подлым поступком нападать на крепость человека, чей владелец находится в его власти". На самом деле, соблюдение этого правила было необязательным, и англичане никогда ему не следовали. Но в 1427 г. у них появились прагматические причины, чтобы пощадить апанаж герцога. В своем последнем завещании Генрих V указал, что Карл не должен быть отпущен за выкуп до тех пор, пока не присоединится к договору в Труа и не признает права дома Ланкастеров на корону Франции. После смерти Генриха V, регент всегда следовал этому требованию. Но после битвы при Вернёе и череды переворотов при дворе Дофина его позиция по этому вопросу претерпела изменения.

Герцог Орлеанский находился в плену уже двенадцатый год и уже начал отчаиваться, что когда-нибудь вернет себе свободу. Он все больше озлоблялся на Дофина и его министров, которые, как ему казалось, бросили его на произвол судьбы. Находясь в Англии, Бедфорд сумел прийти с герцогом Орлеанским к соглашению. Условия соглашения не зафиксированы, но об их общем характере можно судить по последующим событиям. Суть его заключалась в том, что земли Карла в долине Луары будут защищены от нападения, а сам он освобожден из плена. Взамен он должен был принести оммаж Генриху VI и использовать свое политическое влияние во Франции для поддержки заключения всеобщего мира на условиях Англии. Бедфорд уже вел переговоры на эту тему с другим известным военнопленным, герцогом Бурбонским. В марте 1427 г. английский Совет в течение нескольких дней заседал в Кентербери, пока Бедфорд ожидал отправки своей армии во Францию. Герцог Бурбонский явился на заседание Совета и подтвердил обязательства, данные им шесть лет назад Генриху V. Карл Орлеанский находился в Кентербери примерно в то же время, вероятно, по тем же причинам. Более того, возможно, именно по этому случаю, зафиксированному в документе, составленном им несколько лет спустя, он официально признал Генриха VI королем Франции. Соглашения с этими двумя пленниками, если бы они были выполнены, поставили бы под англо-бургундский контроль солидный блок территории, включающий всю среднюю и верхнюю долину Луары от Блуа до Овернских гор. Сложность, как всегда, заключалась в том, чтобы добиться выполнения обещаний данных пленными под принуждением, от их представителей во Франции. По этой причине провалилась сделка с герцогом Бурбонским. Но были все основания полагать, что от Карла Орлеанского можно ожидать большего. У него во Франции не было ни жены, ни детей, ни братьев и сестер. Единокровный брат Карла, Орлеанский бастард, и канцлер Гийом Кузино, управлявший его делами во Франции, не были друзьями Англии, но оба были полностью преданы его интересам[291].

Военные перспективы были многообещающими. Герцог Бедфорд привел с собой из Англии экспедиционную армию численностью 1.200 человек, что позволило довести общую численность английских войск во Франции до 6.000 человек. Кроме того, под командованием Жана де Люксембурга находилось около 1.800 человек. Дофин мог выставить в лучшем случае лишь половину от этого числа. Но в результате совещания регента с капитанами было решено, что для форсирования Луары потребуются более мощные силы. Бедфорд решил отправить своего лучшего командира, графа Солсбери, обратно в Англию для переговоров с Парламентом. Предполагалось, что военная репутация графа убедит Палату Общин проголосовать за щедрую субсидию, первую за последние шесть лет, для финансирования, в 1428 году, более многочисленной, чем обычно, экспедиционной армии.

Тем временем Бедфорд планировал создать передовые базы для подготовки к масштабной кампании на Луаре. Граф Саффолк получил под командование 2.000 человек, включая всю экспедиционную армию, которую Бедфорд привел с собой из Англии. Район его действий был тщательно очерчен. Ему было приказано захватить все города и замки, занятые противником в широком поясе территории к северу от Луары, включающем графство Вандомское, Босе, Шартрэн и Гатине. Однако ему было категорически запрещено действовать во владениях герцога Орлеанского. В районе, отведенном Саффолку, было всего три крупных вражеских крепости. Одна из них — Шатоден, была запрещена для нападения, поскольку являлась столицей графства Дюнуа, принадлежавшего Карлу Орлеанскому. Две другие — Вандом на западе, который удерживали компании Ла Ира, и Монтаржи на востоке, принадлежавший коннетаблю и его жене. По первоначальному плану 1427 г. кампания должна была начаться с осады Вандома, предположительно для подготовки к нападению на Анжу и Пон-де-Се. Были проведены масштабные приготовления. В Мондубло к северу от города была создана передовая база. Туда было перевезено большое количество артиллерии и запасов. С главными городами ланкастерской Франции были согласованы специальные налоги для финансирования завоевания Вандома[292].

Не все были довольны этими решениями, и примерно через месяц после их принятия они были резко изменены. Подготовка к осаде Вандома была прекращена. Вместо этого главной целью должен был стать Монтаржи, который не представлял особой стратегической ценности, кроме как в качестве перевалочного пункта на пути к Орлеану. Неясно, кто был ответственен за изменение плана, но, вероятно, это был граф Уорик, назначенный командовать операцией вместо графа Саффолка. 2 июля 1427 г. маршалы Уорика собрали своих людей в Вернёе и начали поход на восток через Босе и Гатине. Примерно 15 июля они прибыли к Монтаржи. Тем временем граф Саффолк был занят выполнением договоренностей, которые Бедфорд заключил с герцогом Орлеанским в Англии. Саффолк встретился с Орлеанским бастардом в Орлеане, и 16 июля они договорились о перемирии. Условия перемирия не препятствовали офицерам и подданным герцога сражаться с англичанами, и защищать Орлеан и все остальные владения герцога в долине Луары от нападения их стороны. Документ был скреплен печатями капитанов всех главных городов апанажа и через несколько дней торжественно провозглашен в Шартре герольдами герцогов Бедфорда и Орлеанского. Трудно сказать, что стояло за этими противоречивыми шагами. Вероятно, ответ кроется в сложных и тайных отношениях между английским правительством и герцогом Орлеанским, которые лишь отрывочно отражены в сохранившихся документах. Наиболее правдоподобная гипотеза заключается в том, что регент надеялся, что Карл Орлеанский публично заявит о своей поддержке Генриха VI, как это сделал герцог Бурбонский, и позволит использовать свои владения в качестве дороги в Буржское королевство без необходимости захвата моста в Орлеане силой[293].

Монтаржи было нелегко блокировать даже относительно большой армии. Город располагался на болотистой равнине, пересеченной сетью пересекающихся проток, образованных рукавами реки Луэн и ее притоками. На западном конце города на высокой скале возвышалась грозная круглая крепость, главенствующая на окружающей местностью. Для осады этого места необходимо было поделить английскую армию на три отряда, разделенные водными потоками, что создавало угрозу разгрома по частям. Эту проблему удалось лишь частично решить за счет строительства временных деревянных мостов через основные протоки. Граф Уорик разместил свой штаб в обнесенном стеной здании доминиканского монастыря к востоку от города. Саффолк присоединился к армии и занял южный сектор у дороги на Жьен. Третий сектор находился к северу и западу от замка, и был поделен между сэром Генри Биссетом и младшим братом Саффолка сэром Джоном де ла Полем. Англичане построили бастиды напротив городских ворот, вырыли траншеи и устроили импровизированные полевые укрепления вокруг своих позиций. Высота скалы, на которой возвышалась крепость, делала ее трудной мишенью для артиллерии. Однако английские бомбарды нанесли серьезный ущерб стенам самого города, а саперы начали под них подкоп. Ни город, ни замок не были обеспечены провиантом на случай осады, и вскоре запасы продовольствия оказались на исходе. В первой половине августа защитникам удалось передать Дофину сообщение о том, что если в ближайшее время не будет получена помощь, то они будут вынуждены сдаться[294].

Осада Монтаржи застала министров Дофина врасплох. Ла Тремуй был в процессе укрепления своей власти. Правительство было в замешательстве. Гарнизон, которым командовал гасконский капитан Бозон де Фаж, был недостаточно силен. Коннетабль, являвшийся хозяином города, находился далеко в Шиноне. Вначале он предложил провести ограниченную операцию по доставке в замок подкреплений и припасов до прихода англичан. Эта операция была поручена Жану Жирару — человеку, который в 1425 г. слишком поздно отправил подкрепление в Ле-Ман. Опоздал он и на этот раз. Его войска должны были прибыть из Ниора в Пуату, и к тому времени, когда они добрались до Монтаржи, англичане уже строили свои осадные линии. Не имея достаточных сил для атаки на укрепленные позиции, Жирар был вынужден отступить. Теперь перед Ришмоном стояла сложная задача набрать армию для оказания помощи в гораздо большем масштабе. Орлеанский бастард держал в Орлеане гарнизон из нескольких отрядов. Командовал ими Рауль де Гокур, старый офицер Орлеанского дома, недавно вернувшийся из 10-летнего плена в Англии. Из других войск в наличии были только личные свиты офицеров, отряды Ла Ира в Вандоме, шотландцы Стюарта-Дарнли и гарнизоны, стоявшие на границах Анжу и Мэна. Ришмон созвал их всех в Жьен на Луаре, а затем в Жаржо. Было собрано и погружено на повозки большое количество продовольствия и других припасов. Для сопровождения обоза в Монтаржи собралось около 1.600 человек. Дофин был вынужден заложить одну из своих крон, чтобы выплатить им жалованье. Ришмон со своей стороны тоже заложил все свои драгоценности ростовщикам Буржа. Но в последний момент коннетабль струсил. Он решил, что это слишком рискованное предприятие, так как почти все войска Дофина были направлены на эту операцию и он не мог позволить себе потерять их в очередном Вернёе.

В ответ на это советники Дофина, доведенные до отчаяния, забрали руководство операций из рук Ришмона и назначили вместо него командующим Орлеанского бастарда. В качестве главных лейтенантов ему были приданы магистр королевских арбалетчиков Жан Мале, сеньор де Гравиль, и гасконский капитан Гийом д'Альбре. К ним согласились присоединиться все капитаны армии Ришмона, включая Ла Ира, за исключением Стюарта-Дарнли и самого Ришмона. Командование остатками шотландского корпуса перешло к рыцарю из Айршира Хью Кеннеди из Ардстинчара, ветерану, прибывшему во Францию с первой шотландской армией в 1419 году. 4 сентября 1427 г. вся армия перешла через мост Жаржо и двинулась к Монтаржи, за ней на небольшом расстоянии следовал обоз с припасами[295].

Монтаржи находится в 32-х милях к востоку от Жаржо. За исключением просек вокруг редких поселений, весь маршрут был покрыт густым Орлеанским лесом, который в эпоху позднего средневековья был гораздо обширнее, чем сейчас. Дофинистская армия смогла незаметно подойти к Монтаржи через лес. Ее задача была облегчена беспечностью англичан. Де ла Поль и Биссет выставили разведчиков вдоль подступов к своим линиям, но по непонятным причинам отозвали их. В результате рано утром 5 сентября французы незамеченными подошли на расстояние нескольких миль к Монтаржи. Ла Ир и Хью Кеннеди поскакали впереди основной части армии, чтобы разведать английские позиции. Их сопровождали члены гарнизона замка, которые ночью вышли на разведку. Совместно они обнаружили незащищенную брешь в полевых укреплениях за корпусом Генри Биссета. Французская армия остановилась на расстоянии около двух миль, пока ее командиры строили планы. В конце концов они решили атаковать. Между семью и восемью часами утра французы выскочили из леса и в конном строю атаковали брешь в английских укреплениях. Англичане были застигнуты врасплох. Вокруг бреши завязался ожесточенный бой, но защитники были сметены. Биссет находился в бастиде перед западными воротами замка. Орлеанский бастард атаковал бастиду, а Ла Ир направился к командному пункту де ла Поля. Тот бежал в направлении лагеря графа Уорика, уведя с собой большую часть своих сил. Оставшиеся в живых его люди сопротивлялись, но были быстро оттеснены к временному мосту через реку Луэн к северу от замка. Теснимые теми, кто напирал сзади, они столпились на мосту, который рухнул под их тяжестью. Защитники Монтаржи довершили катастрофу, открыв ворота шлюзов в городе и затопив долину водами реки Луэн. Многие солдаты отряда де ла Поля утонули или, пытаясь спастись, оказались прижаты к берегу и погибли. У бастиды Биссета около 200 англичан продолжали сражаться, но это была неравная борьба. Сам Биссет попал в плен, а большинство окружавших его людей были убиты. Уорик собрал войска, размещенные за рекой Луэн, но к этому времени французы овладели всем западным сектором английской осадной линии. Уорик вызвал дофинистских командиров на сражение в поле. Но они знали, что лучше не рисковать в сражении с закаленными английскими ветеранами. Французы удерживали поле боя до наступления ночи, когда подошедший из леса обоз с припасами был проведен через западные ворота замка. Уорик поразмыслив пришел к выводу, что шансов на продолжение осады и захват крепости больше нет. Он и Саффолк собрали оставшихся в живых и в тот же вечер организованным маршем двинулись на север по долине реки Луэн к ближайшему английскому гарнизону, который находился в 12-и милях от Шато-Ландон. Большая часть артиллерии находилась в секторе осады де ла Поля, и ее пришлось оставить врагу вместе с обозом и большими запасами продовольствия[296].

Дофин и его советники были в восторге от первых сообщений о сражении. В них говорилось, что англичане потеряли убитыми и пленными 1.400 человек, то есть три четверти своей армии, и что среди убитых могут быть оба графа. Истинная цифра погибших неизвестна, но, несомненно, она была значительно ниже. Атаке подверглись только сектора, которыми командовали де ла Поль и Биссет, и многие из людей де ла Поля успели спастись до того, как мост рухнул. Однако, несомненно, сражение имело серьезные последствия. После того как Монтаржи остался в руках противника, англичане не смогли бы использовать долину реки Луэн для снабжения армии на Луаре в 1428 году. К тому же за несколько дней до деблокады Монтаржи отряды, оставленные Ла Иром в Босе, положили конец другому английскому проекту 1427 г., захватив замок Мондубло и всю артиллерию, собранную там для осады Вандома. Осенью того года герцог Бедфорд столкнулся с серьезной нехваткой артиллерии в результате потерь при Монтаржи и Мондубло, а также расходов на другие операции. Он попытался собрать достаточное количество бомбард из гарнизонов, чтобы предпринять еще одну попытку осады Монтаржи, но в итоге был вынужден признать, что это невозможно. Четыре года спустя Дофин будет вспоминать об этом как о "первой и главной победе, которую мы одержали над нашими врагами, и о начале отвоевания провинций, которые они захватили"[297].

Деблокада Монтаржи создала репутацию Орлеанскому бастарду, который, вопреки совету Ришмона, настойчиво продвигал этот план, а затем возглавил решающую кавалерийскую атаку, рассеявшую осаждающих. Жан Орлеанский был солдатом с 15-и лет, а советником — с 17-и. Он с отличием сражался при Боже. Однако он был тесно связан со своим тестем Жаном Луве и впал в немилость после его отставки. Осенью 1427 г. Жан был восстановлен в Совете и получил 2.000 ливров за доблесть проявленную при Монтаржи. В последующие годы он, наряду с Ла Иром, станет главной фигурой в военном возрождении дофинистов. Подобно тому как эта операция повысила репутацию Орлеанского бастарда, она разрушила репутацию Артура де Ришмона. Карьера коннетабля была отмечена чередой неудач. Он так и не смог оправиться от своего отказа поддержать единственную успешную операцию после своего назначения, а неуступчивость герцога Бургундского и переход Иоанна V Бретонского на сторону англичан уничтожили все его политические достоинства[298].

"Власть не терпит коллег", — заметил Ален Шартье, этот проницательный наблюдатель за двором Дофина. Ла Тремуй воспользовался возможностью, предоставленной нерешительностью Ришмона в отношении Монтаржи, чтобы его дискредитировать. В лице Дофина он нашел добровольного сторонника. После унижений, которым подвергся Карл от Ришмона, и убийства двух его фаворитов подряд, он стал ненавидеть своего коннетабля. Ришмон не мог быть смещен с поста коннетабля, который по традиции занимал пожизненно. Но он был отстранен от важного губернаторства в Берри в пользу Ла Тремуйя и лишен влияния и власти при дворе. Он больше не имел доступа к Дофину и перестал посещать заседания Совета. А с потерей возможности вознаграждать своих клиентов и сторонников его влияние значительно упало.

Ришмон был человеком решительным и не желал мириться со своим оттеснением на второй план. Он начал собирать союзников для противостояния с Ла Тремуем, надеясь устранить его так же, как он устранил Луве, Жиака и Верне. Коннетабль заключил союз с тремя другими недовольными аристократами: Карлом, графом Клермонским, наследником герцогства Бурбонского, его кузеном Жаком де Бурбоном, графом де Ла Марш, и Бернаром, графом де Пардиак, младшим братом графа д'Арманьяка. Это были злые и жестокие люди. Граф Клермонский удалился от двора и все еще держал в плену канцлера Дофина. Братья Арманьяки были серьезно ущемлены в правах после того, как лейтенантство Лангедока, которым их семья владела почти полвека, было передано их главному сопернику графу де Фуа. По общему мнению, именно они были причастны к убийству маршала Дофина Амори де Северака, который недавно был найден повешенным из окна арманьякского замка Гаж в долине реки Аверон. Заговорщики собрали вокруг себя важных союзников, в том числе близкого соратника Ришмона маршала Буссака и получили поддержку от герцога Бретонского и, возможно, от Иоланды Анжуйской[299].

В октябре 1427 г. их недовольство вылилось в открытый мятеж. Ришмон находился на границе Мэна. Он собирал силы для помощи замку Ла-Гравель, последней важной крепости, которая еще держалась на стороне Дофина в баронстве Лаваль, недавно заключив договор об условной капитуляции. Осадой Ла-Гравель руководил сэр Джон Фастольф, а герцог Бедфорд собирался подойти с войском на подмогу. Неожиданно коннетабль отказался от всей операции. Он ввел в Ла-Гравель новый гарнизон и отказался от договора о капитуляции. Затем он увел свою армию в Пуату, чтобы присоединиться к своим союзникам, позволив Бедфорду обезглавить под стенами замка одного заложника из старого гарнизона. Ришмон направился сначала в Шательро, где мятежники договорились о встрече. Прибыв к Шательро, Ришмон обнаружил, что ворота закрыты по приказу Ла Тремуя. В итоге союзники встретились у Шовиньи на реке Вьенна, а оттуда двинулись к Шинону, где им удалось занять королевский замок. В течение нескольких недель оставалось неясным, чего они хотят и что будут делать дальше. Затем, уже в новом году, они заявили о своих планах, обнародовав манифест, в котором объявили о намерении реформировать государство и избавить Дофина от дурного влияния Жоржа де Ла Тремуйя и бывшего канцлера Роберта Ле Макона. Ришмон попытался повторить тактику, успешно примененную им в 1425 году. Он созвал собрание в замке герцогов Бурбонских в Монлюсоне, расположенном на западной границе Бурбонне. Там мятежники планировали объявить свою программу реформ, собрать сторонников и созвать Генеральные Штаты. Но они не собирались ограничиваться одним политическим давлением и готовились к демонстрации силы. В Шиноне у них были сосредоточены значительные по численности войска. Из Бретани герцог Иоанн V обещал прислать еще больше а мятежники стали набирать войска в Оверни. Ришмон отправился в свою большую крепость Партене на юге Пуату, чтобы создать там второй центр сопротивления. Тем временем группа его сторонников захватила замок Ла Тремуя в Жансе, к югу от Пуатье. Министру, находившемуся там, посчастливилось спастись[300].

Учитывая, что Буржское королевство находилось на грани гражданской войны, примечательно, что зимой 1427–8 гг. дофинисты добились значительных успехов на всем южном фронте от Мэна до Гатине. Министры Дофина практически не участвовали в этих операциях. Они были делом рук предприимчивых дофинистских капитанов, действовавших, по-видимому, по собственной инициативе. Гасконский капитан Жеро де ла Пайе, бывший капитан Иври, и Флоран д'Илье, капитан гарнизона герцога Орлеанского в Шатоден, начали вторжение в район к юго-западу от Парижа, в результате чего боевые действия проходили в непосредственной близости от столицы угрожая помешать английскому наступлению на долину Луары, запланированному на лето. Об этом вторжении мало что известно, но его масштабы и значение не вызывают сомнений. В течение зимних месяцев дофинистские компании вторглись в Перш, Босе и долину реки Эвр, захватив не менее девяти городов и замков, обнесенных стенами. Ни в одном из них не было профессионального гарнизона и нет никаких свидетельств того, что хоть один из них долго сопротивлялся. Англичане оказались застигнуты врасплох. Им пришлось перебрасывать войска для удержания переправ через Сену и укрепления Дрё и Шартра, главных городов региона. Графы Уорик и Саффолк были отозваны с других участков, чтобы сконцентрировать силы против нового наступления врага[301].

В результате английские войска были ослаблены на западе, где отрядам Дофина удалось добиться значительных успехов. Французскими командирами в этом секторе были два бретонских дворянина — Жиль де Ре, лейтенант Дофина в Анжу, и Жак де Динан, сеньор де Бомануар, капитан Сабле. Оба они происходили из семей с давними традициями служения монархии Валуа и отказались принести клятву герцогу Бретонскому о соблюдении его договора с англичанами. Примерно в ноябре 1427 г. они атаковали Ле-Люд, крепость на реке Луар, которая была занята графом Уориком в предыдущем году и служила восточным английским форпостом обороны Мэна. Ле-Люд подвергся артиллерийскому обстрелу, и его разрушенные стены были взяты штурмом. Среди пленных был английский капитан крепости. Вскоре после падения Ле-Люда отряды Ла Ира выступили из Вандома, соединились с дворянином из Мэна Луи д'Авогуром и атаковали город-крепость Ла-Ферте-Бернар. Эти нападения продемонстрировали проблемы, с которыми англичане всегда будут сталкиваться в Мэне: их войска были слишком рассредоточены по широкому фронту, постоянно подвергаясь угрозе со стороны враждебно настроенного населения и расположенных поблизости гарнизонов противника. Роберт Стаффорд, английский капитан Ла Ферте-Бернар, находился в Ле-Мане, когда над его крепостью нависла угроза со стороны Ла Ира. Он поспешил вернуться в Ла-Ферте, но его гарнизон насчитывал всего 24 человека и они не смогли помешать горожанам открыть ворота перед врагом около 20 января 1428 года. Люди Стаффорда заявили ему, что, поскольку город находится в руках врага, замок тоже не устоит и отказались сражаться. Когда люди Ла Ира приступили к стенам замка, англичане сложили оружие и сдались. За два года Ла Ферте-Бернар перешел из рук в руки уже в третий раз. Его захват позволил Ла Иру создать здесь новую базу и установить связь с дофинистскими гарнизонами Анжу[302].

Первым плодом их сотрудничества стало нападение на столицу провинции Ле-Ман. 25 мая 1428 г. перед городом появился отряд из нескольких сотен человек под командованием Ла Ира и Бомануара. При попустительстве епископа и некоторых знатных горожан им были открыты одни из городских ворот. Однако люди Ла Ира, многие из которых были рутьерами старой закалки, живущими грабежом, оттолкнули своих естественных союзников среди горожан, разбежавшись по городу крики "Ville prise!" — традиционным призывом к повальному грабежу и насилию. В цитадели находился большой английский гарнизон в 120 человек под командованием двух выдающихся валлийских капитанов Мэтью Гофа (Го) и Томаса Гауэра. Они не успели среагировать достаточно быстро, чтобы остановить французов, занявших город. Но Гауэр успел послать гонца в Алансон, где Гоф совещался с командующим сектором сэром Джоном Толботом. Менее чем за два дня Толбот и Гауэр собрали большое войско, включавшее отряды Скейлза, Олдхолла, Ремпстона и Гласдейла. Они шли всю ночь и прибыли к Ле-Ману незадолго до рассвета 28 мая. Их впустили в цитадель через крепостные ворота, откуда они ворвались на улицы. Дофинисты были застигнуты врасплох. Бомануар ушел с большей частью своего отряда. Большинство же людей Ла Ира спали в домах. Когда англичане пронеслись по городу с криками "Нотр-Дам!", "Святой Георгий!" и "Толбот!", горожане отомстили за разграбление своих домов, бросая тяжелые предметы из верхних окон на головы людей Ла Ира, которые пытались собраться для отпора. Сильно уступая в численности англичанам, они не выдержали и бежали через ворота, многие из них были еще в ночных рубашках. Бомануар поспешно ретировавшись из города далеко не ушел и надеялся, что его присутствие спровоцирует восстание жителей. Но те отказались что-либо предпринимать, и он был вынужден уйти с пустыми руками. В последующие дни были разоблачены и казнены главари группы, помогавшей дофинистам занять город[303].

В Вестминстере граф Солсбери изо всех сил старался заручиться поддержкой для большого наступления, запланированного на следующее лето. По словам Жана де Ваврена, Бедфорд надеялся на экспедиционную армию в 6.000 человек. В условиях раздираемого мятежом и обанкротившегося Буржского королевства, Солсбери надеялся убедить скептически настроенное политическое сообщество Англии в том, что еще одно усилие позволит окончательно сломить сопротивление дофинистов и положить конец войне. Когда 13 октября открылся Парламент, вступительная речь канцлера, архиепископа Йоркского Кемпа, не оставила у парламентариев никаких сомнений в том, чего от них ожидают. По словам канцлера, они были созваны для того, чтобы "предложить свою готовность поддержать короля и государство и помочь им своими телами и богатством". Однако в течение первых нескольких недель война во Франции была отодвинута на второй план из-за стремления герцога Глостера к регентству и его планов по вмешательству в дела Голландии. Только в новом году, когда надежды Хамфри окончательно угасли, появились свидетельства активной подготовки экспедиционной армии во Францию. В итоге планы герцога Бедфорда были рассмотрены Палатой Лордов в марте 1428 года. Согласно единственному сохранившемуся отчету, лорды единогласно решили, что граф Солсбери должен вернуться во Францию летом во главе самой большой экспедиционной армии, покинувшей берега Англии со времен смерти Генриха V, но ее численность не будет составлять 6.000 человек, как надеялся регент. Это было не под силу ни правительству, ни военному потенциалу Англии. К 24 марта 1428 г., когда Солсбери скрепил контракт с королем, численность его армии была определена в 2.400 человек, включая 600 латников. Она должна была быть готова к отплытию 30 июня. Кроме того, сенешаль Аквитании сэр Джон Рэдклифф, находившийся в Англии, должен был сопровождать Солсбери с еще 800 человек. Вероятно, предполагалось, что, как только англичане закрепятся к югу от Луары, Рэдклифф отправится со своим отрядом в Бордо по суше[304].

В конце концов, Палату Общин удалось убедить отказаться от своей политики отказа от предоставления прямых налогов на войну во Франции и она проголосовала за два новых налога для поддержки экспедиции графа Солсбери. Один из них был так называемым приходским налогом, который взимался с владельцев домов и дифференцировался в зависимости от богатства приходской церкви, что, по мнению парламентариев, являлось приблизительным показателем благосостояния прихода. Второй налог взимался с земельных владений в зависимости от размера дохода рыцарей, который они давали, что означало, что сумма платежа была примерно пропорциональна площади. Оба новых налога представляли собой гениальную попытку разработать прогрессивный налог, зависящий от платежеспособности населения и не зависящий от длительного и сложного процесса индивидуальной оценки. Недостатком новых налогов было то, что, будучи экспериментальными, их доходность была непредсказуемой. В итоге удалось собрать лишь чуть более 12.000 фунтов стерлингов, что составляет примерно треть от размера стандартной субсидии. Солсбери обратился с призывом о предоставлении займов из личных средств землевладельцев. По некоторым данным, он собрал 3.000 марок, причем взносы составляли не более 10-и шиллингов. Эти первые признаки изменения отношения к французской войне среди англичан на родине должны были радовать. Однако основное финансовое бремя по-прежнему лежало на обычных доходах правительства. Лорд Хангерфорд, занявший пост казначея в 1426 г., привнес новую эффективность в управление доходами от доменов короны. Ему также помог временный рост таможенных поступлений. Однако армия Солсбери финансировалась в основном за счет того, что старые долги оставались неоплаченными, а другие расходы откладывались. Это накапливало финансовые проблемы на будущие годы. Но это позволило Хангерфорду оттянуть тот горький момент, когда коренной пересмотр военного финансирования станет неизбежным[305].

Более серьезной проблемой оказалась наем людей. Десятилетие ежегодных экспедиций во Францию привело к тому, что резервы подготовленных мужчин, готовых служить за границей, были практически исчерпаны. Особенно остро ощущалась нехватка латников. Из шести баннеретов и тридцати четырех рыцарей, которые Солсбери должен был нанять по контракту, удалось найти только одного баннерета и восемь рыцарей. Граф не смог найти более трех четвертей требуемых латников, и ему пришлось поскрести по сусекам, чтобы получить такое количество. Известно, что почти никто из зафиксированных участников ранее не воевал во Франции или где-либо еще. Численность пришлось восполнять за счет привлечения новых лучников. Что касается отряда Рэдклиффа, то его участие в экспедиции было отменено, вероятно, из-за проблем с набором. Вместо этого ему было приказано отправиться в Гасконь по морю всего с 200 лучниками и без припасов. Но даже этот уменьшенный состав отряда вскоре был отменен[306].

Предыдущие экспедиционные армии состояли из нескольких независимых отрядов, под командованием своего капитана, каждый из которых находился на службе у герцога Бедфорда. Но армия 1428 г. была другой. Это должна была быть армия графа Солсбери. Он был ответственным за всю армию, лично отвечал за ее комплектование и, в некоторой степени, за ее финансирование. Кроме того, он организовал собственные вспомогательные службы. Граф создал собственный артиллерийский обоз, чтобы восполнить серьезные потери, понесенные при Монтаржи и Мондубло, и набрал собственный корпус артиллеристов, рудокопов, плотников, каменщиков, лучников и флетчеров (изготовителей стрел). Джон Паркер, железных дел мастер из Чешанта, нанятый графом в качестве магистра артиллерии, собрал грозный артиллерийский обоз, состоящий из семи железных бомбард весом в среднем более 2-х тонн каждая, 64-х бронзовых орудий меньшего размера, более 1.200 каменных пушечных ядер и целого обоза массивных повозок с усиленными осями для перевозки всего этого. Эти договоренности обеспечили Солсбери беспрецедентную самостоятельность в действиях и главное командование при развертывании армии на континенте. Вероятно, все это отражало взгляды Хамфри герцога Глостера, близкого союзника Солсбери, который всегда завидовал своему брату Бедфорду и был рад вырвать из его рук стратегическое командование. Солсбери был также назначен генерал-лейтенантом как короля, так и регента для ведения войны во Франции[307].

Ввиду того, что граф Солсбери занял пост главнокомандующего, было очень неудобно, что он все еще находился в Англии, когда в конце мая 1428 г. в Париже собрался Большой Совет, чтобы определить стратегию предстоящей кампании. В Совете председательствовал регент. Главные члены Совета Нормандии прибыли из Руана, а из Фландрии приехал герцог Бургундский со своими советниками. На Совете было решено предпринять наступление в западном направлении, за которое всегда ратовал Бедфорд. Первой целью должен был стать город Анжер. Овладение городом должно было привести к оккупации Анжуйского герцогства и захвату мостов через Луару в Пон-де-Се. Численность армии Солсбери к этому времени была известна. Предлагалось усилить ее 400 латниками и 1.200 лучниками, уже находившимися во Франции. Половина этих людей должна была быть набрана из английских отрядов, служивших в Нормандии, и собраться 15 июля в Верноне на Сене. Остальные должны были быть набраны из английских и французских войск, служивших в договорных провинциях и собраться в тот же день в Пуасси, к западу от Парижа. С учетом этого пополнения Солсбери получил бы под свое командование около 4.300 человек. Для покрытия огромных расходов, связанных с этими мероприятиями, вся ланкастерская Франция была обложена налогом с продаж (aide)[308].

Министры Дофина узнали о масштабах английских приготовлений в начале 1428 г. и вскоре после этого определили свои цели. Первой мыслью было обратиться к шотландскому королю с просьбой о предоставлении еще одной шотландской армии. В апреле 1428 г. были назначены три посла, которые должны были срочно отправиться в Шотландию. Возглавил посольство Джон Стюарт-Дарнли, коннетабль небольшого шотландского корпуса, уже находившегося во Франции. Его сопровождали Рено де Шартр и личный секретарь короля, поэт и памфлетист Ален Шартье. В их инструкциях содержалась просьба о немедленной отправке в Ла-Рошель 6.000 шотландских солдат. С такой армией, по их мнению, Дофин сможет создать "непробиваемую стену" против английских вторжений. Взамен Дофин предлагал заключить брак между своим единственным сыном Людовиком, которому тогда было около пяти лет, и трехлетней Маргаритой Стюарт, дочерью Якова I и Жанны Бофорт. Отъезд послов задержался из-за трудностей с поиском кораблей для их перевозки и денег на расходы. Ко двору Якова I в замке Линлитгоу они добрались только в конце июня 1428 года. В большом зале замка Ален Шартье произнес на латыни цветистую речь о Старом союзе и доблести шотландских воинов. "Воистину, — сказал он, — этот союз записан не в хартии на пергаменте, а на самой плоти и коже людей, и не чернилами, а смешанной кровью братьев по оружию". Яков I был соблазнен лестью и предложением заключения брака. Соглашение было достигнуто на заседании Генерального Совета Шотландии в Перте 17 июля 1428 года. Яков I обязался отправить Маргариту во Францию в сопровождении требуемых 6.000 солдат. Однако ожидалось, что они будут готовы только весной 1429 года. Когда сразу после собрания Стюарт-Дарнли отправился во Францию, он взял с собой шотландское посольство во главе с самым опытным дипломатом Якова I — Генри Лейтоном, епископом Абердинским. Лейтону было поручено окончательно оформить брачный союз и условия службы новой шотландской армии. В действительности это был пустой жест. Вряд ли можно было найти столько людей после тяжелых потерь, понесенных двумя предыдущими шотландскими армиями. Яков I наверняка знал об этом. В итоге отъезд невесты затянулся на несколько лет, а новая шотландская армия так во Франции и не появилась. Единственным подкреплением, полученным из Шотландии в 1428 г., был отряд из нескольких сотен солдат, собранный магнатом из Ангуса Патриком Огилви из Охтерхауса, который служил в качестве эскорта епископа Лейтона и остался после завершения его миссии[309].

В конце июня 1428 г., когда стало ясно, что шотландская армия прибудет слишком поздно, чтобы принять участие в предстоящей кампании, и Дофин обратился за войсками в Кастилию, которая так часто разочаровывала его прежде. Гийом де Кифдевиль, ветеран подобных миссий в прошлом, был отправлен ко двору короля Хуана II с восторженным отчетом о битве при Монтаржи, весьма оптимистичным взглядом на военное положение Дофина и амбициозными планами по найму войск. Ему было поручено запросить две кастильские армии. Первая должна была состоять из 2.000 — 3.000 латников и 5.000 — 6.000 арбалетчиков с их щитоносцами-павизьерами, всего не менее 10.000 человек, и все они должны были быть готовы в течение нескольких недель. Вторая армия, которая должна была быть доставлена в Бретань флотом из 40–50 кастильских кораблей, должна была вторгнуться в герцогство с моря и заставить Иоанна V вернуться во французское подданство. Взамен было дано туманное обещание возместить все убытки, когда финансовое положение Дофина улучшится. О реакции кастильцев на эти нереальные требования ничего не известно, но очевидно, что Кифдевиль ничего не добился[310].

В результате у Дофина остались только гарнизонные войска и небольшие отряды шотландцев и итальянцев, уже находившихся на его службе, но все они были заняты борьбой с мятежом коннетабля и его союзников. В начале марта 1428 г. Дофин вернул себе Шинон. Мятежники отступили в оверньские владения графа Клермонского и Бурбонне. Примерно в середине мая 1428 г. граф, сопровождаемый кастильским рутьером Родриго де Вильяндрандо, вторгся в Берри и занял Бурж. Два года назад Бурж поддержал мятеж против министерства Луве, теперь он поддержал мятеж против Ла Тремуя и без сопротивления открыл ворота. Овладев Буржем, принцы созвали жителей на общее собрание, на котором огласили расплывчатую программу реформ, главным элементом которой было обещание избавить регион от солдат, живущих за счет земли. Тем временем мятежники захватили монетный двор и конторы сборщиков габеля и начали вводить собственные налоги. Мнения королевских чиновников в Бурже разделились. Капитан города перешел на сторону мятежников, остальные же отказались и укрылись в большом круглом замке, возвышавшимся у южных ворот города[311].

Дофин находился в Лоше, городе-крепости на реке Эндр, примерно в 70-и милях к западу от Буржа. Его правительство могло продолжать функционировать только благодаря регулярным денежным ссудам от Ла Тремуя. Министр залез в свои сундуки, чтобы оплатить посольства в Шотландию и Кастилию, и еще глубже — чтобы оплатить армию для противостояния мятежникам в Бурже. Орлеанский бастард и Рауль де Гокур прибыли со своими свитами из Орлеана. С границы с Мэном и Босе собрались главные капитаны: Ла Ир, Потон де Сентрай, Жеро де ла Пайе, Флоран д'Илье, Гийом д'Альбре и Хью Кеннеди. В начале июля 1428 г., когда армия графа Солсбери собиралась в Барэм-Даун (графство Кент), все войска, которые могло собрать Буржское королевство, были направлены друг против друга. Дофин и Ла Тремуй выступили в поход на Бурж. Ришмон попытался успеть спасти город со своей личной свитой и еще 600 человек, предоставленных герцогом Бретонским. Он направился на восток в Лимузен, надеясь попасть в Овернь и подойти к Буржу с юга. Но путь ему преградил смертельный враг дома Монфоров Жан де Пентьевр, виконт Лиможский. Армия Дофина добралась до Буржа первой[312].

Столкнувшись с превосходящими силами, которыми командовал лично Дофин, принцы в Бурже потеряли самообладание. Они заявили, что никогда не собирались перечить своему королю, и отказались от своих радикальных требований. Они даже отказались от требования уволить Ла Тремуя и Роберта Ле Масона. Вместо этого они потребовали созвать в Пуатье Генеральные Штаты, на котором все должны были свободно высказать свое мнение о будущем управлении королевством. Принцы также потребовали уволить иностранных наемников Дофина, опасаясь, что Ла Тремуй может использовать их для уничтожения своих соперников. Дофин отказался распустить своих наемников, но в остальном он принял их условия. 17 июля 1428 г. Карл издал эдикт о помиловании всех руководителей мятежа. Через пять дней, 22 июля, были созваны Генеральные Штаты всего Буржского королевства, которые собрались в Туре 10 сентября. Все принцы, за исключением Артура де Ришмона, сложили оружие и разъехались по своим владениям[313].

Ришмон был включен общее помилование, но он не был заинтересован в соглашении с Ла Тремуем. Он вернулся в Партене и оттуда продолжал упорно противостоять министру. Главным театром их соперничества стал Пуату — богатая провинция в центре королевства Карла VII, которая исторически была важным источником войск и налоговых поступлений. И Ришмон, и Ла Тремуй обладали в Пуату огромной властью. Став главным министром Карла VII, Ла Тремуй уже имел там крупные земельные владения. Возможности занимаемой должности позволили ему создать в Пуату территориальную базу власти, которая ставила его в один ряд с отпрысками великих дворянских домов при дворе Карла VII. В качестве обеспечения своих займов Дофину он взял большие замки и обширные владения, такие как Люзиньян и Мелле. Ла Тремуй назначал свои креатуры командовать королевскими замками, например Лусоном и использовал свои полномочия, чтобы привлечь местных дворян к союзу. Позже, в 1431 г., он получит в свое распоряжение обширные владения вокруг Туара, конфискованные короной у Луи д'Амбуаза. Со своей стороны, Ришмон также имел крупные владения в Пуату — Партене и Фонтене. Он был связан с некоторыми домами принцев: Анжуйским, Бурбон-Клермонским, Ла-Маршским и Арманьякским. Коннетабль также мог рассчитывать на политическую и военную поддержку своего брата, Иоанна V Бретонского. У Ришмона была большая личная поддержка среди бретонских компаний. В течение следующих пяти лет эти два человека вели свою личную войну посредством сторонников: со стороны Ришмона — его главный бретонский лейтенант Прежен де Коэтиви и его союзники среди знати Пуату; со стороны Ла Тремуя — Оливье де Пентьевр, изгнанный глава семьи, которая долгие годы составляла главную оппозицию династии Монфоров в Бретани, и перигорский дворянин Жан де Рошешуар (он же Жан де ла Рош), которого министр назначил сенешалем Пуату[314].

Граф Солсбери высадился со своей армией в Кале на третьей неделе июля 1428 г., когда противостояние Дофина с мятежниками приближалось к кульминации. Солсбери оставил армию на попечение своих лейтенантов, а сам поехал в Париж для переговоров с герцогом Бедфордом. В столице Франции регент председательствовал на военном совете. Кроме самого Солсбери, на нем присутствовали многие ведущие английские капитаны во Франции. После нескольких дней споров направление кампании было радикально изменено. Было решено, что вместо того, чтобы идти на Анжер, армия Солсбери выбьет гарнизоны дофинистов, которые закрепились между Парижем и Босе в течение предыдущей зимы, а затем повернет на юг для осады Орлеана. Был составлен новый контракт, закреплявший единоличное командование Солсбери над армией. Он получал полную власть над экспедиционной армией и людьми, набранными во Франции, и имел право вести кампанию так, как считал нужным в интересах короля. Это были судьбоносные решения. Спустя годы Бедфорд отрицал свою ответственность за них. Осада Орлеана, по его словам, была предпринята "Бог знает по какому совету". Однако Бедфорд прекрасно знал, кто несет за это ответственность. Граф Солсбери был единственным полководцем, обладавшим достаточным статусом и властью, чтобы настоять на своем плане. Это изменение означало конец наступлению на запад, которое Бедфорд отстаивал на протяжении многих лет. Оно также означало отказ от перемирия с Карлом Орлеанским. В более широком смысле это означало триумф более агрессивного подхода к ведению войны и отказ от терпеливого выстраивания политических союзов, которому всегда отдавал предпочтение Бедфорд. Как и Хамфри Глостер, с которым он часто встречался, граф Солсбери с неприязнью и недоверием относился к французским принцам, особенно бургундским и орлеанским, и искал чисто военного выхода из сложившегося стратегического тупика[315].

Солсбери начал свою кампанию с характерной для него жестокостью и быстротой. На второй неделе августа 1428 г. он вновь собрал свою армию и двинулся на Ножан-ле-Руа, расположенный к югу от Дрё. Дофинисты, защищавшие Ножан, не захотели рисковать и сдались под угрозой штурма. Многие из них, как выяснилось, ранее присягнули на верность английскому королю и были повешены, а остальных заставили заплатить большой выкуп. Далее Солсбери разделил свою армию на несколько отрядов, которые двинулись по параллельным маршрутам через равнину Босе, захватывая одну крепость за другой. Все они сдавались на условиях капитуляции и открывали ворота. Первое серьезное сопротивление они встретили у Ле-Пюзе, Тури и Жанвиля — линии крепостей под командованием Жеро де ла Пайе, защищавших подступы к Орлеану. При приближении Солсбери Жеро бежал, оставив свой гарнизон для заключения соглашения с завоевателем. Ле-Пюизе был быстро взят штурмом, а весь гарнизон повешен. Жанвиль продержался десять дней. Город пал после ожесточенной битвы на стенах, в которой большинство защитников было убито и ранено, — "самый замечательный штурм, который мы когда-либо видели", — сообщал Солсбери жителям Лондона. Остальные отступили в замок и тщетно боролись за свою жизнь. Часть защитников была повешена, а на остальных наложили выкуп. За три недели Солсбери захватил 39 укрепленных городов и замков, сметя все вражеские гарнизоны в Босе, кроме Шатодёна. После этого граф сделал паузу, чтобы дать отдых своим людям и позволить контингенту из Нормандии присоединиться к нему. Он все еще надеялся скрыть истинную цель кампании. В начале сентября регент заверил нормандские Штаты, что целью кампании является Анжу. Но притворство оказалось неэффективным. Министры Дофина уже поняли, что направление английского наступления указывает на Орлеан, и начали укреплять город и увеличивать его гарнизон. Солсбери попытался застать Орлеан врасплох, но обнаружил, что опоздал. Англичане подошли к Орлеану и увидели, что его стены кишат вооруженными защитниками. 8 сентября англичане простояли в боевом порядке у города с полудня до сумерек, а затем вернулись в Жанвиль. Никто не ответил на их вызов. Стало ясно, что придется предпринимать серьезную осаду[316].

Солсбери уже обеспечил свой тыл и коммуникации с Парижем и Руаном. Следующей задачей было установление контроля над Луарой по обе стороны от Орлеана, чтобы воспрепятствовать подвозу в город припасов и подкреплений. Судьба защитников Ле-Пюизе и Жанвиля потрясла жителей луарских городов, многие из которых без боя открыли ворота англичанам. Одним из первых был Мен, расположенный в 13-и милях ниже по течению от города. Делегация из этого города явилась в покои Солсбери в Жанвиле с изъявлением покорности. Солсбери послал одного из своих лейтенантов занять город, укрепить мост и завладеть ценными припасами на складах. Получив в свои руки мост через Луару, Солсбери смог осадить Божанси, расположенный в 5-и милях ниже по течению, примерно 10 сентября[317].

В тот день, когда англичане появились у Божанси, открылись Генеральные Штаты Буржского королевства, чтобы обсудить самый тяжелый военный кризис в его истории. Они были созваны в Туре, но в итоге собрались в Шиноне, который считался более безопасным местом. Впервые с момента воцарения Карла VII представители всех его доменов собрались в одном месте. Рауль де Гокур, капитан Орлеана, явился вместе с Ла Иром, чтобы доложить о военной ситуации. По их словам, необходимо было удержать Божанси, а для этого требовалось найти деньги для оплаты войск. Но казна была пуста. Ла Тремуй снова открыл свои сундуки и внес 10.000 экю в дополнение к тем крупным суммам, которые он уже ссудил. Другие члены Совета внесли свою лепту. Делегаты также запустили руки в карманы. В общей сложности было занято 15.000 экю (2.500 фунтов стерлингов), что хватило бы на месячную зарплату. Вся сумма была передана Гокуру и Ла Иру. Затем делегаты проголосовали за общую субсидию в размере 500.000 франков (около 55.000 фунтов стерлингов). Их политические требования были предсказуемы, но невыполнимы. Они призывали принцев крови объединиться с Дофином и требовали предпринять новую попытку склонить на свою сторону герцога Бургундского, несмотря на протесты Дофина, который уверял, что уже сделал все, что мог. Они хотели, чтобы Ришмон был призван ко двору, чего не хотели допустить ни сам Карл VII, ни Ла Тремуй. Ришмон отсутствовал на протяжении всех заседаний и находился при дворе своего брата в Бретани. Вскоре он вернулся в Партене и оставался там всю зиму, а его союзники один за другим покидали его, чтобы пополнить силы Дофина[318].

Английское наступление продолжалось неумолимо. Божанси представлял собой сильно укрепленный город, в котором возвышалась внушительная крепость XI века. В течение двух недель город выдерживал непрерывные бомбардировки, но 25 сентября окончательно капитулировал. Условия были суровыми. Капитаны гарнизона сдались как военнопленные. Жители были избавлены от разграбления, но должны были заплатить большую репарацию за сопротивление и присягнуть на верность Генриху VI или покинуть город. Выше по течению от Орлеана главной французской крепостью был город, с мостом через Луару, Жаржо. В нем нашли убежище многие войска гарнизонов, чьи крепости были захвачены во время английского наступления. Сэр Джон де ла Поль, брат графа Саффолка, в начале октября захватил укрепленный мост в Жаржо и, после трехдневного артиллерийского обстрела стен города, принял его капитуляцию. Моральное состояние защитников было низким. Им разрешили свободно уйти, но некоторые из них, по слухам, присягнули на верность английскому королю и присоединились к армии графа Солсбери. Шатонеф, расположенный на небольшом расстоянии вверх по реке, сдался без боя, как только англичане появились перед его стенами. Из Ниверне бургундский капитан Гийом де Рошфор, один из камергеров Филиппа Доброго, двинулся вниз по Луаре, чтобы занять замок Жоржа де Ла Тремуя в Сюлли. К концу первой недели октября Солсбери контролировал все течение средней Луары. Между Блуа и Жьеном (на расстояние около 80-и миль) в руках Дофина не осталось ни одного моста, кроме Орлеанского. Англичане переправились через Луару у Мена, Божанси и Жаржо и подошли к Орлеану по южному берегу с двух сторон. 12 октября 1428 г. вся армия вновь стояла перед городом[319].

Орлеан, крупнейший город в долине Луары, располагался на возвышенности на северном берегу реки. Подойдя к нему с юга, английские капитаны увидели плотную городскую застройку, окруженную высокими стенами с башнями, колокольнями 15-и приходских церквей, шпилями и крестами десятка часовен, а также романскими башнями недостроенного готического собора. Ядром города был прямоугольный римский каструм. С западной стороны от каструма располагалось многолюдное предместье Аввенум, где находились главные городские рынки, обнесенное в начале XIV в. новой стеной. Однако даже с учетом этого расширения территория внутри стен была невелика. Около половины из 12.000 жителей Орлеана по-прежнему проживали в обширных незащищенных пригородах на северной и восточной сторонах и на южном берегу Луары.

Со времени последней серьезной угрозы со стороны англичан в 1370-х гг. оборонительные сооружения города были серьезно перестроены. Обветшавшие галло-римские стены, башни и ворота были в значительной степени заменены современными, высотой около 30 футов, защищенными глубокими сухими рвами и тридцатью башнями. Подходы к пяти главным воротам преграждали больварки из каменных и деревянных брустверов и палисадов. На противоположном берегу Луары находилось предместье Портио, обнесенное стеной монастыря августинцев. Пригород соединялся с городом длинным каменным мостом с 20-ю арками, построенным еще в XII веке, которому, суждено было сыграть важную роль в осаде. С северной стороны его защищал замок герцогов Орлеанских, построенный на фундаменте старого римского форта. С южной стороны располагалась внушительная крепость XIV века, известная под названием Турель, которая возвышалась над многолюдной застройкой Портио, с подъемными мостами с обеих сторон. В центре моста находились госпиталь, часовня и бастида Сент-Антуан — небольшой форт, построенный десятилетием ранее. Под мостом в арках располагались водяные мельницы, обеспечивавшие городские пекарни мукой.

К моменту подхода англичан в Орлеане уже находилось более 600 профессиональных солдат. Дофин назначил Орлеанского бастарда своим лейтенантом для обороны города. Его поддерживала внушительная группа капитанов, в том числе Рауль де Гокур, Ла Ир и Потон де Сентрай. Казначеи Дофина опустошили свои сундуки, чтобы обеспечить гарнизон жалованьем, но основная тяжесть легла на плечи самих горожан. Помимо большого количества серебряной монеты и посуды, которые они добровольно вносили в фонд обороны, на них был наложен еще и налог. Таким образом муниципалитет смог создать внушительные запасы продовольствия для снабжения гарнизона[320].

К началу осады армия Солсбери насчитывала не менее 4.500 человек. Из них около 2.700 человек прибыли с графом из Англии, а около 1.600 — из английских гарнизонов, уже находившихся во Франции. Еще несколько сотен человек были набраны из городского ополчения Парижа, Шартра, Руана и других городов, находившихся под английским контролем. Часть людей Солсбери была откомандирована для несения гарнизонной службы в недавно захваченных городах вдоль Луары. Таким образом, для непосредственной осады оставалось около 4.000 человек. Граф Солсбери, по-видимому, не очень хорошо представлял себе топографию Орлеана. Чтобы окружить его на достаточном расстоянии и избежать потерь от артиллерийского обстрела со стен, необходимо было построить и укрепить осадные линии длиной около 6-и миль, по обоим берегам Луары. Сообщение между различными участками осады было бы затруднено, поскольку наводить понтонные мосты через реку с быстрым течением, склонную к внезапным наводнениям, было нецелесообразно. Поэтому на каждом берегу должно было быть достаточно людей, чтобы противостоять армии помощи. Еще хуже было то, что английские войска должны были служить всего шесть месяцев, более половины из которых к началу осады уже истекли.

Поэтому графу необходимо было быстро взять город штурмом. Можно было ожидать, что он сосредоточит свои усилия на длинной северной стене, но его, очевидно, сдерживала ее прочность и наличие четырех укрепленных ворот, из которых могли быть организованы вылазки для нападения на штурмующих с тыла. Поэтому Солсбери запланировал штурм города с южного берега реки. Это была серьезная задача. Необходимо было захватить крепость Турель и, используя ее как базу, пробить себе путь через мост в город. Защитники успели разрушить пригород Портио и прилегающую к нему деревню Сен-Марсо, чтобы обеспечить защитникам Турели чистое пространство перед стенами. Из обломков, оставшихся после разрушения, перед крепостью был устроен импровизированный больварк из бруса и щебня. Отступая по мосту в город, защитники подожгли оставшиеся здания Портио, включая монастырь августинцев. Когда англичане подошли к городу, руины еще горели, а жара была настолько сильной, что им пришлось ждать следующего дня, чтобы приблизиться. После того как, англичане овладели развалинами монастыря они начали их укреплять, выкопав вокруг зданий глубокие траншеи и установив артиллерию. Здесь же граф Солсбери разместил свой штаб[321].

Из монастыря августинцев англичане начали непрекращающийся обстрел города. За один день горожане насчитали 120 каменных ядер, некоторые из которых достигали весом центнера, беспорядочно врезавшихся дома. Двенадцать водяных мельниц, расположенных под мостом, были разрушены в первые же дни, и защитники были вынуждены построить в стенах города другие мельницы, приводимые в движение лошадьми. Турель в результате несколько прямых попаданий получила серьезные повреждения. Тем временем англичане начали подводить защищенные траншеи от августинского монастыря к самой крепости. 21 октября они начали штурм. Сначала им пришлось взять больваркр, который штурмовали бойцы с лестницами. На стенах завязался ожесточенный бой, продолжавшийся четыре часа. Защитники ломали лестницы и обливали нападавших, скапливавшихся во рву, раскаленной золой, кипятком и маслом. Женщины города выстроились в живую цепь по всей длине моста, подавая камни и ведра с горящей жидкостью бойцам на стенах. К тому времени, когда англичане отменили штурм и отступили, обе стороны понесли большие потери. В течение следующих двух дней англичане завершили подкоп, проникли под больварк и подготовились к подрыву деревянных стоек и штурму пролома. Защитники решили, что оборонять больварк больше невозможно. 23 октября они подожгли его и отступили в Турель, подняв за собой мост. Оценка состояния крепости показала, что Турель слишком сильно повреждена артиллерийским огнем, и ее невозможно удержать. Поэтому они решили сдерживать англичан со стен города, а в середине моста построить новый больварк. 24 октября англичане приставили штурмовые лестницы к стенам Турели и через два часа упорного боя захватили ее. Солсбери назначил капитаном крепости Уильяма Гласдейла, одного из своих любимых лейтенантов. Из верхних окон Турели Гласдейл осыпал защитников Орлеана оскорблениями, угрожая перебить всех, и мужчин, и женщин, когда он, наконец, войдет в город[322].

Катастрофа постигла англичан в момент их триумфа. В тот вечер, когда они захватили Турель, граф Солсбери в сопровождении Гласдейла и других капитанов поднялся на верхний ярус одной из башен, чтобы осмотреть город. Когда он выглянул в зарешеченный оконный проем, в него попало пушечное ядро, выпущенное с городской башни напротив. Ядро выбило железный прут из оконной решетки, который раскроил графу череп, лишил глаза и четверти лица. Хирурги ничем не могли ему помочь. Раненый полководец немедленно был переправлен на носилках в Мен-сюр-Луар, где пролежал в беспамятстве десять дней. Он умер 3 ноября 1428 г., став последним из рода Монтагю, графов Солсбери. Тело покойного было доставлено в Англию и похоронено в соборе Святого Павла в Лондоне. В своем завещании, помимо пожертвований на различные благотворительные цели в Англии и Франции, он оставил деньги для распределения среди бедняков Франции, "мужчин и женщин, друзей и врагов в равной степени". "И после того как он был убит, — писал лондонский хронист, — англичане больше не одерживали побед во Франции, но с тех пор стали отступать все дальше и дальше, пока не потеряли все"[323].

Смерть графа Солсбери изменила весь ход кампании. Герцог Бедфорд, находившийся в Париже, сразу же после получения известия принял командование на себя. Он назначил графа Саффолка руководителем осады. Бедфорд и Саффолк были более осторожными и, возможно, более реалистичными стратегами, чем Солсбери и быстро пришли к выводу, что план Солсбери по прорыву в Орлеан через мост нецелесообразен. Штурм Турели стоил англичанам многих людей, в том числе и выдающихся капитанов. Противостояние на мосту превратилось в кровавый тупик. Отступая в город, французские защитники Турели разрушили одну из арок моста. Англичане, в свою очередь, разрушили еще две арки перед Турелью и построили свой больварк у пролома, чтобы пресечь попытки контратаки. Гласдейл превратил Турель в большую артиллерийскую батарею, с которой вел непрерывную артиллерийскую перестрелку с защитниками французского больварка на мосту. Оба сооружения получили серьезные повреждения. Но ни одна из сторон не смогла вытеснить другую со своих позиций.

Тем временем в городе шло наращивание гарнизона. 25 октября, на следующий день после смертельного ранения Солсбери, Орлеанский бастард и Ла Ир ввели в город по северному берегу еще около 800 солдат. Среди них были отряды маршала Буссака, знаменитых паладинов Жана де Бюэля и Жака де Шабанна, итальянский корпус Вальперги и отряд арагонских наемников. В ноябре за ними последовали около 500 шотландцев из личной гвардии Дофина. К концу того же месяца гарнизон Орлеана насчитывал около 1.700 профессиональных солдат. Дофин по-прежнему находился в Шиноне, расположенном более чем в 100 милях от него в Турени, где и оставался на протяжении большей части осады. Его капитаны создали передовую базу на Луаре в Блуа, в 45-и милях ниже по течению от Орлеана. Командование там принял граф Клермонский, до недавнего времени возглавлявший мятеж против Дофина. В октябре и ноябре он набрал значительную полевую армию, большую часть которой составили представители его семейных владений в Бурбонне и Оверни[324].

Отказавшись от плана штурма Орлеана по мосту, Бедфорд и Саффолк были вынуждены смириться с тем, что Орлеан будет покорен измором. Теперь им пришлось столкнуться с проблемами, которых удалось избежать благодаря стратегии графа Солсбери. У них не хватало людей. Низкое качество 2.700 человек, прибывших из Англии летом, начало давать о себе знать. Уже было достаточно много дезертиров, а после смерти графа Солсбери они превратились в поток. Большинство из тех, кто остался, отказались продолжать службу после того, как в конце декабря истек срок их контрактов. Только шесть отрядов, составлявших примерно четверть экспедиционной армии, удалось убедить подписать с регентом новые контракты. Это означало, что в новом году армия под Орлеаном потеряет около половины своей номинальной численности. Для их замены необходимо было найти не менее 2.000 человек, а также значительные дополнительные силы, необходимые для укомплектования длинных осадных линий. В ноябре герцог Бедфорд обратился к английскому Совету с письмом, в котором сообщал, что необходимо срочно выслать из Англии еще как минимум 1.400 человек, иначе он не понимает, как можно продолжать осаду. Поскольку Солсбери уже исчерпал имеющиеся людские резервы, призыв Бедфорда остался без внимания в Вестминстере. Герцогу пришлось искать дополнительных людей в английских и французских отрядах, уже находившихся на его службе, и среди дворян Нормандии. В конце октября на всей территории Нормандии был объявлен арьер-бан. Английские гарнизоны были лишены всех людей, которых можно было из них вывести. Войска были отозваны со всех других фронтов. Однако даже при самом оптимистичном взгляде на ситуацию эти меры не позволили бы достичь численности, необходимой для блокады Орлеана со всех сторон[325].

В этой экстремальной ситуации регент обратился к герцогу Бургундскому. Репутация Филиппа Доброго как военного союзника была невысока. После смерти Генриха V единственными значительными военными операциями, в которых бургундские войска сражались бок о бок с английскими, были Краванская кампания в июле 1423 г., осада Гиза зимой 1424–25 гг. и несколько кампаний в Маконне. Однако в ноябре 1428 г. ситуация выглядела более обнадеживающей. Затянувшийся конфликт между Филиппом и герцогом Глостером был завершен. Делфтский договор урегулировал войну с Жаклин Баварской, и Филипп вернулся из Голландии. Он не только обещал собрать новую армию в своих владениях, но и заявил, что сам возглавит ее, предложив выступить на юг из Фландрии с контингентами из Артуа и Пикардии. Еще 60 отрядов из герцогства и графства Бургундского были призваны собраться в Монбаре, чтобы пройти через Осерруа и присоединиться к нему под Орлеаном. Предполагаемая численность армии Филиппа неизвестна, но масштабы его приготовлений позволяют предположить, что речь шла о значительных силах[326].

Новый план потребовал от английских войск под Орлеаном перегруппировки. 8 ноября осада была приостановлена. Гласдейлу оставили около 500 человек для удержания Турели. Остальная армия была временно отведена к мостом в Мен-сюр-Луар и Жаржо. 9 ноября 1428 г. регент покинул Париж, чтобы проконсультироваться со своими главными советниками в Манте. В конце ноября он и его канцлер Луи де Люксембург прибыли в Шартр, где создали передовую базу и подготовились к возобновлению осады. На сбор дополнительных сил ушло почти два месяца. Из английских компаний во Франции было собрано еще 1.200 человек. Это само по себе было выдающимся достижением, которое стало возможным только благодаря краху дела дофинистстов почти повсеместно к северу от Луары. Кроме того, значительные контингенты были сформированы из нормандской знати и из местного населения, набранного в договорных провинциях.

Главным разочарованием стал герцог Бургундский. Он отказался от своего плана направить армию во Францию из Артуа и Пикардии уже через две недели после того, как объявил о нем. В конце ноября 1428 г., когда бургундская армия собиралась в Монбаре, он резко отменил ее созыв. Внезапную перемену настроения Филиппа трудно объяснить. Наиболее вероятной причиной является внезапное чувство вины за нападение на город, принадлежащий Карлу Орлеанскому, в то время, когда тот был военнопленным. Филипп дорожил своей репутацией принца-рыцаря и, вероятно, уже тогда пришел к мнению, которое он твердо высказал четыре месяца спустя, что пленный имеет право на обращение с ним как с невоенным человеком, а его владения не подлежат нападению. Несколько бургундских отрядов, предположительно добровольцев, все же присоединились к английской армии в течение зимы, несмотря на решение Филиппа. Однако численность бургундских войск во время осады значительно уступала той, на которую рассчитывал Бедфорд[327].

Регент назначил Толбота и Скейлза для совместного командования осадой под общим руководством графа Саффолка. Толбот, быстро затмивший своих коллег-командиров, находился во Франции уже 18 месяцев, большую часть которых провел в походах на Мэн. Он выделялся как человек с исключительно волевым характером, даже по меркам своего возраста. Толботу было уже около сорока лет, но его прежняя карьера отличалась лишь участием в беззакониях и беспорядках в его родном Шропшире, в Уэльсе, где он служил во время восстания Оуэна Глендауэра, и в Ирландии, где он провел пять лет в качестве лейтенанта Генриха V. Толбота боготворили в Англии, но во Франции он вызывал смешанные чувства как у англичан, так и у французов. Это был человек безрассудной храбрости, мастер смелой тактики, быстрого маневра и внезапной атаки, готовый идти на большой риск. Но, несмотря на рыцарскую репутацию, он был задирист и любил нецензурно выражаться в присутствии как друзей, так врагов. "Горячий человек с неустойчивым характером, всегда сердитый, когда дела шли плохо… ужасно жестокий и грубый", — таков был вердикт бургундского современника[328].

Основные направления кампании были согласованы на нескольких военных советах английских капитанов в конце ноября 1428 года. Англичане рассчитывали, что к концу декабря у них будет около 5.000 человек для осады. Войска Гласдейла на южном берегу Луары были усилены еще 400 человек, в результате чего их общая численность составила около 900 человек. Около 2.000 человек были оставлены для несения гарнизонной службы в захваченных городах долины Луары, а также для службы в мобильном резерве для сопровождения обозов снабжения и отражения любых попыток противодействия из Блуа. Таким образом, для блокады города с севера оставалось всего около 2.500 человек. Такая диспозиция была, вероятно, наилучшей из имеющихся, но она означала, что люди, размещенные на осадных линиях вокруг города, были рассредоточены и уязвимы для вылазок из ворот. Для сравнения: в 1412 г. Иоанн Бесстрашный располагал более чем 8.000 человек на осадных линиях под Буржем, городе сопоставимого размера, а Генриху V понадобилось примерно столько же под Руаном в 1419 г.[329].

Подкрепление Гласдейла прибыло к нему в начале декабря в сопровождении дополнительной артиллерии и большого запаса пороха и ядер. Артиллерийская перестрелка с обоих концов моста возобновилась. На Рождество на шесть часов наступило короткое перемирие, когда пушки умолкли, а с крепостных стен города музыканты исполнили серенаду для англичан. Затем перестрелка возобновилась с новой силой, огромные ядра по нескольку раз в день обрушивались на здания и многолюдные улицы города. В течение последних двух недель декабря основная часть новой английской армии собралась в Жанвиле, Божанси, Менге и Жаржо. Сам Бедфорд прибыл в Менг незадолго до Рождества, чтобы проконтролировать последние приготовления, но в самой осаде он не участвовал, следя за событиями из своего штаба в Шартре. Три командующих — Саффолк, Толбот и Скейлз — прибыли к городским стенам 30 декабря. Их встретила картина полного опустошения. Орлеанский гарнизон, воспользовавшись перерывом в осаде в ноябре и декабре, снес все северные и восточные пригороды, а также деревни, располагавшиеся за воротами Бернье и Ренар на западе. В этих предместьях находились одни из самых богатых жилых и торговых кварталов города, большая монастырская церковь Сен-Эньян с прекрасным клуатром, монастырь Сен-Лу, монастыри нищенствующих орденов, не менее 16-и часовен и приходских церквей, целые улицы с особняками и лачугами. Все это было охвачено пламенем. К моменту завершения разрушений осаждающим негде было укрыться вблизи стен, в то время как у гарнизона было чистое пространство для ведения артиллерийского огня[330].

В течение последующих недель англичане выстраивали свои осадные линии. Ниже по течению от городских стен они построили три форта, чтобы перекрыть доступ к городу по воде. Один из них находился у деревушки Сен-Приве на южном берегу, а другой — на Пти-Оле-Шарлемань, песчаном острове покрытым кустарником, который до наших дней не сохранился. Напротив этих сооружений разрушенная приходская церковь Сен-Лоран на северном берегу была превращена в мощную бастиду, служившую главным складом для западного сектора осады. Отсюда англичане прорыли линию траншей, протянувшуюся по дуге к западу и северо-западу от города, от Луары до Парижской дороги. Эта схема имела ряд недостатков. Во-первых, город не был полностью блокирован. Английские линии служили лишь для защиты от возможного наступления врага с запада. С севера попыткам построить осадные сооружения мешали густые леса. Восточные подступы к Орлеану оставались открытыми. Ничто не мешало противнику подвозить подкрепления и припасы по реке из мест в верх по течению. Во-вторых, численность французского гарнизона и опасность мощных конных вылазок из ворот заставляли располагать английские осадные линии на значительном расстоянии от стен. Ближайшие артиллерийские батареи находились на расстоянии около 1.000 ярдов. На таком расстоянии они могли нанести серьезный ущерб зданиям внутри города, ведя навесной огонь, но против стен и ворот они были неэффективны[331].

Совет Дофина считал, что падение города станет началом конца Буржского королевства. В Шиноне советники несколько раз собирались, чтобы обсудить планы действий на случай прорыва англичан за Луару. Открытая равнина Берри была беззащитной и если англичане проникнут на юг от Орлеана, Буржское королевство оказалось бы расколотым на две части. Советники Дофина всерьез подумывали о том, чтобы отказаться от западных провинций и отступить на восток за верховья Луары, оставив себе только Лангедок, возвышенности Бурбонне и Овернь, а также рейнские провинции Дофине и Лионне. Но это урезанное королевство не смогло бы просуществовать долго. У него не хватило бы экономических ресурсов для продолжения войны, и оно оказалось бы недосягаемым для шотландских армий и кастильских флотов. Бретань была бы потеряна навсегда. Другие наблюдатели высказывали столь же мрачные оценки. "Если англичане возьмут Орлеан, — сообщал фактор Джустиниани в Брюгге своему отцу в Венецию, — им не составит труда стать властелинами всей Франции и отправить Дофина просить хлеба в богадельнях". Чиновники Дофина начали отчаянно искать деньги. Конторы местных сборщиков налогов были вычищены. В главные города были направлены уполномоченные для заимствования денег. В результате невероятных усилий министрам Дофина удалось собирать на оборону Орлеана за восемь месяцев осады в среднем около 13.500 ливров в месяц, что составляло примерно две трети от расходов англичан. Но этого было достаточно, чтобы в течение января и февраля 1429 г. постепенно усилить оборону.

Все главные капитаны Буржского королевства, за исключением Ришмона, в то или иное время побывали под Орлеаном. Адмирал Франции Луи де Кулан вошел в город 5 января 1429 г. с 200 человек, под носом у осаждающей армии. 8 февраля прибыло не менее 1.620 человек под командованием маршала Лафайета, брата Уильяма Стюарта-Дарнли, а также гасконских капитанов Гийома д'Альбре и Ла Ира. С учетом потерь численность профессионального гарнизона должна была составить от 2.500 до 3.000 человек. В результате резко возросли масштабы вылазок против английских войск[332].

К середине января 1429 г. осада Орлеана перешла в рутину непрерывных артиллерийских перестрелок и убийственных вылазок на обугленные руины пригородов. Решающим фактором для обеих сторон теперь было снабжение. Разрушение пригородов Орлеана вызвало прилив беженцев в город. Это, а также усиление гарнизона, примерно вдвое увеличило численность населения в стенах города, что усилило расход городских запасов. Поначалу защитникам удавалось без труда подвозить припасы с юго-востока, который не был перекрыт английскими осадными линиями. По суше обозы и стада животных доставлялись в Сен-Дени-ан-Валь, расположенный примерно в четырех милях выше Орлеана по течению, где грузились на баржи и доставлялись в порт Сен-Луп, расположенный на южном берегу недалеко от города. Здесь их перегружали на плоскодонные паромы и перевозили на противоположный берег, а затем доставляли в город через массивные Бургундские ворота. Но если хорошо вооруженные отряды кавалерии могли беспрепятственно входить и выходить из города в течение всей осады, то медленно движущиеся продовольственные обозы были более уязвимы. 18 января 1429 г. большой обоз был перехвачен гарнизоном Гласдейла из Турели при подходе к Сен-Дени-ан-Валь. Большая его часть, включая около 500 голов скота, была захвачена. Следующий крупный обоз прошел только в апреле. После января защитники перестали приводить живых животных и перешли на мешки и бочки, погруженные на вьючных лошадей, которые были более маневренными, но имели очень ограниченную грузоподъемность[333].

Осаждающие армии в средние века были почти так же уязвимы для голода, как и население, находившееся в стенах осажденного города. Привязанные к осадным линиям, они быстро исчерпывали имеющиеся поблизости запасы продовольствия и были вынуждены добывать пищу на все больших расстояниях, часто на враждебной территории. Общая численность англичан в окрестностях Орлеана и в оккупированных городах средней Луары была эквивалентна населению крупного города. Продовольствие для них должны были находить поставщики и оптовики на парижских рынках, причем в таких количествах, что цены в столице выросли вдвое по сравнению с прежним уровнем. Длинные вереницы повозок тянулись через Босе в сопровождении вооруженных конвоев. Повозки и лошади были реквизированы в Париже и по всему Иль-де-Франс. Поскольку продовольствие войскам выдавалось не в виде пайков, а продавалось посредниками на рынках, организованных за осадными линиями, обозы должны были сопровождать казначеи с сундуками, набитыми монетами, для выплаты жалованья солдатам, что обходилось до 20.000 ливров в месяц. Ответственным за организацию этих поставок был сэр Джон Фастольф, глава военного ведомства Бедфорда. Армия уже ощущала голод, когда в середине января к ней прибыл первый конвой с продовольствием. Для его охраны потребовался эскорт из 1.200 человек, сопровождаемый двумя артиллерийскими обозами — из арсенала в Париже и из Руана. Однако потребовалось всего три недели, чтобы запасы вновь снизились до угрожающего уровня[334].

9 февраля 1429 г. второй конвой Фастольфа покинул Париж. В его составе было не менее 300 повозок с зерном и мукой, маринованной рыбой и другими припасами, а также около 17.000 ливров наличными и еще больше артиллерии. Его сопровождал отряд численностью около 1.500 человек под командованием самого Фастольфа и сэра Томаса Ремпстона. Около 600 из них были англичанами, остальные — нормандцами, пикардийцами и парижскими ополченцами под командованием прево Симона Морье. Дофинистские капитаны в Орлеане узнали об этом, когда конвой уже был в пути, и по всей видимости, именно Ла Ир решил его перехватить. Планы разрабатывались в глубокой тайне. 10 февраля Орлеанский бастард и Стюарт-Дарнли выехали из Орлеана с эскортом примерно в 200 человек для переговоров с графом Клермонским и маршалом Лафайетом в Блуа. Граф и Лафайет имели при себе не менее 2.000 человек. Но поскольку этого оказалось недостаточно, они решили отозвать как можно больше людей из гарнизона Орлеана, чтобы присоединиться к ним в пути. Граф Клермонский покинул Блуа вместе с Лафайетом рано утром 11 февраля и быстрым маршем двинулся на север. В тот же день Ла Ир вышел из Орлеана с 1.500 человек гарнизона, что составляло более половины его общей численности. Объединенные силы, насчитывавшие 3.500 человек, превосходили английский конвой более чем в два раза.

Граф Клермонский полагал, что его поход из Блуа прошел незамеченным. Но он ошибался. Его кавалькада была замечена со стен Божанси и Менга, и эта новость была передана Фастольфу находившемуся в пути. Утром 12 февраля разведчики Фастольфа, ехавшие впереди колонны, обнаружили оба дофинистских войска. Уже в начале дня разведчики доложили Фастольфу о положении дел в деревне Рувре-Сен-Дени, расположенной на Орлеанской дороге в восьми милях к северу от Жанвиля. Вскоре после этого с юга через равнину показались войска Ла Ира из Орлеана. Между дофинистскими капитанами возникли разногласия. Стюарт-Дарнли хотел сразу же атаковать конвой, но Ла Ир удержал его, так как граф Клермонский, находившийся еще на некотором расстоянии, дал им строгий приказ ждать, пока он к ним не присоединится. Возможно, это было правильное решение. Но эта задержка дала англичанам время организовать оборону. Деревня Рувре находилась на ровной, безликой местности. Стоял лютый холод. Земля была твердой от мороза. Это были тяжелые условия для сражения с превосходящими силами. Фастольф приказал выстроить повозки в большой круг с одним узким проходом. Повозки были связаны между собой, чтобы создать прочную преграду. Внутри этого импровизированного укрепления в боевом порядке перед проходом выстроился отряд сопровождения. Лучники располагались в пешем строю, а перед их позициями в землю были вбиты заостренные колья. Но, вопреки общепринятой английской тактике ведения боя, латникам было приказано оставаться в седле.

Отряд Ла Ира подошел к проходу в кругу английских повозок и остановился. Ла Ир выстроил своих стрелков, расставил кулеверины перед своими линиями и стали ждать, когда к подойдет отряд графа Клермонского. После двух часов ожидания стало смеркаться. Дофинисты видели, что их шанс ускользает. Они уже не могли сдерживать свое нетерпение. Произошла короткая стычка между французами и несколькими английскими лучниками, вышедшими за круг повозок. Лучники, находившиеся в меньшинстве, поспешно отступили в круг. Стюарт-Дарнли, увидел в этом свой шанс и не обращая внимания на приказ, скомандовал шотландским войскам следовать за собой, и те сломав строй бросились пешком в проход. Беспорядочная масса гасконцев и французов последовала за ними на лошадях. Это была та же недисциплинированность, которая стоила им поражения при Вернёе, и она имела те же последствия и сейчас. Атакующие были встречены залпами стрел английских лучников. Шотландцы пытавшиеся прорваться к английской линии пешком под ливнем стрел завязали рукопашной схватке. Сзади подошли конные французские и гасконские войска и с топорами и копьями наперевес бросились на нормандцев, пикардийцев и парижан. Многие из их лошадей напоролись на колья или в ужасе повернули и сбежали. Постепенно нападавшие были оттеснены и обращены в бегство. Орлеанского бастарда вытащили живым, со стрелой в ноге, из-под груды мертвецов, но он смог спастись. Люди графа Клермонского подоспели слишком поздно. Увидев, что англичане отбили атаку, а по полю разбросаны трупы, они тоже обратились в бегство. Ла Ир собрал отряд из 60-и – 80-и бойцов, которые провели эффективное боевое прикрытие отступления и спасли множество жизней. Большинство оставшихся в живых дофинистов ночью под покровом темноты пробрались мимо английских фортов и укрылись в Орлеане. Через пять дней медленно двигавшаяся колонна Фастольфа благополучно достигла английских осадных линий.

Потери англичан были незначительными. Некоторые купцы и возчики были убиты при попытке увести свои повозки подальше от развернувшегося сражения. По крайней мере, один из клерков, охранявших наличность, был убит. Но отряд сопровождения остался цел. С отрядом Ла Ира дела обстояли гораздо хуже. Он потерял от 300 до 400 человек, то есть четверть своего состава. Основное количество потерь пришлось на шотландский корпус. Самым известным погибшим стал Стюарт-Дарнли. Его тело было впоследствии вынесено с поля боя и захоронено в Орлеанском соборе, где до самой Революции происходили мессы за упокой его души. Его потомки были натурализованы во Франции как сеньоры д'Обиньи из Берри и сражались во французских армиях вплоть до XVII века. Битва при Рувре-Сен-Дени стала известна как Сельдевое сражение — по названию рыбы, которой было нагружено большинство повозок. Шел Великий пост, и сельдь пользовалась спросом[335].

Сельдевое сражение было незначительным по сравнению с великими битвами войны, но оно произошло в трудный для Дофина и его советников момент и повергло всех в глубочайшее уныние. Через неделю после сражения, 18 февраля, главные дофинистские капитаны в Орлеане, включая графа Клермонского, Луи де Кулана, Ла Ира и Потона де Сентрая, покинули город, чтобы встретиться с Дофином и его Советом в Шиноне. Это была мрачная встреча. Вина за неудачу при Рувре, по всей видимости, лежала в основном на графе Клермонском и Лафайете, которые сначала приказали отряду Ла Ира ждать их, а затем медлили с подходом, пока не стало слишком поздно. Граф Клермонский вскоре после этого уехал Бурбонне, забрав с собой своих людей. Позднее Лафайет был снят с должности маршала. По общему мнению, Орлеан, скорее всего, должен был пасть. Нелегко было представить, как можно восстановить положение. Было известно, что Маргарита Шотландская не прибудет во Францию в текущем году, как и 6.000 шотландских солдат, которых король Яков I обещал прислать с ней. Патрик Огилви, принявший командование шотландцами во Франции после гибели Стюарта-Дарнли, по словам шотландского хрониста Уолтера Боуэра, был человеком "острого ума, возвышенной речи и мужественного духа, небольшого роста, но благородным и надежным во всех отношениях". Однако в его распоряжении было всего 60 латников и 300 лучников, что составляло менее половины численности шотландского корпуса за полгода до этого. Что касается войск в Орлеане, то в сражении была потеряна примерно десятая часть их численности, и в течение последующих шести недель их количество продолжало сокращаться, поскольку люди погибали в стычках или выводились для службы в поле. К концу марта 1429 г. в городе оставалось всего 1.000 человек. Доходы еще продолжали поступать, и гарнизону выплачивали хотя бы часть причитающегося жалованья. Но денег на содержание еще одной полевой армии не было. Заемные средства Дофина были исчерпаны. Резервов не было. В какой-то момент генеральный сборщик налогов признался жене, что у него в руках всего четыре экю. Последний шанс освободить Орлеан, сказал он ей, упущен[336].

В долине Луары началась паника. Поступали сообщения о том, что высокопоставленные лица покидают Дофина и пытаются заключить мир с англичанами. В Шиноне были возобновлены планы отступления в Лионне и Дофине. В замке Карла Орлеанского в Блуа и в его особняке в Сомюре слуги собирали книги, гобелены и документы его администрации, чтобы перевезти их в Ла-Рошель для безопасного хранения. Ходили слухи, что Дофин подумывает о том, чтобы покинуть Францию и отправиться в изгнание в Кастилию. Почти наверняка они были ложными, но сам факт их распространения многое говорит о настроениях того времени[337].

Перед отъездом из Орлеана на военный совет в Шиноне граф Клермонский заверил горожан, что вернется с подкреплениями и продовольствием, чтобы пополнить истощающиеся городские запасы. Это было нереальное обещание, и когда стало ясно, что его не удастся выполнить, моральный дух орлеанцев пал. К концу февраля 1429 г. они потеряли надежду и решили начать переговоры с противником. По словам обычно хорошо информированного Папы Пия II, именно Карл Орлеанский в письме к городским властям предложил им отдать себя под защиту герцога Бургундского. Вероятно, перед тем как высказать это предложение, Карл переговорил с самим Филиппом. Во всяком случае, орлеанцы последовали его совету. В начале марта делегация в составе Потона де Сентрая и двух видных горожан покинула город, чтобы лоббировать его интересы перед Филиппом находившимся во Фландрии. Они должны были убедить герцога в несправедливости нападения на владения военнопленного и предложить перемирие, распространяющееся на все владения Карла. Вероятно, Филипп уже пришел к такому мнению, а если нет, то его легко было убедить. В любом случае он собирался отправиться в Париж для переговоров с регентом и другими английскими лидерами и согласился поднять этот вопрос перед ними. Сентрай вернулся в Орлеан для переговоров с офицерами Дофина, а двое его коллег отправились с Филиппом в Париж[338].

Филипп Добрый прибыл в Париж 4 апреля 1429 года. Через несколько дней приехал Потон де Сентрай в сопровождении представителей Дофина. Он привез с собой предложение, рассчитанное на то, чтобы затронуть рыцарскую честь Филиппа и его самолюбие, а также вбить клин между ним и герцогом Бедфордом. Сентрай предложил сдать Орлеан самому Филиппу, чтобы тот удерживал его в качестве залога в ожидании политического урегулирования между Дофином и англичанами. При этом должно было быть объявлено перемирие, распространявшееся на Орлеанский апанаж. Доходы от него предполагалось поделить поровну между герцогом и англичанами. Кроме того, Орлеан предлагал выплатить англичанам 10.000 экю в качестве репарации на расходы по осаде. Филипп принял эти предложения как свои собственные и надавил на герцога Бедфорда. По его словам, война не имела никакого отношения к Карлу Орлеанскому. Будучи военнопленным, он не в состоянии защищать свои владения и имеет право на защиту.

Столкнувшись с таким неприкрытым давлением, Бедфорд проявив свойственный ему такт ответил, что герцогство Орлеанское является апанажем герцога, но оно также является фьефом французской короны и он был поражен, услышав от герцога Бургундского, который обязан был отстаивать права Генриха VI, что кто-то еще должен владеть завоеванными территориями во Франции. На чьей же стороне выступает Филипп? Прежде чем принять окончательное решение, Бедфорд удалился, чтобы проконсультироваться со своим Советом. Советники были возмущены не меньше, чем сам герцог. По их словам, правительство потратило на осаду огромные средства и потеряло изрядное количество лучших людей. Город находился на грани падения, и регент скоро сможет выдвинуть свои условия. Зачем же отступать сейчас? Герцог Бедфорд согласился. Он не согласился с тем, что ему следует "расставлять силки в кустах только для того, чтобы птички достались кому-то другому". Рауль ле Саж выразился более грубо, сказав, что мы уже прожевали блюдо, зачем же давать его проглотить герцогу Бургундскому? Во время этих обменов мнениями Сентрай и его товарищи по делегации ждали, когда их допустят к регенту. Но они так и не были допущены. Бедфорд принял их только для того, чтобы договориться о сдаче города английским военачальникам, на что они ответили, что не имеют никаких инструкций для обсуждения подобных вопросов. На том переговоры и закончились. Потон де Сентрай вернулся в Орлеан вместе с делегатами от горожан.

Филипп Добрый был в ярости от упущенной возможности и оскорбления в свой адрес. Он послал вместе Сентраем под Орлеан своего герольда, чтобы тот приказал всем, кто находится в его повиновении, покинуть осаду. Неизвестно, сколько человек, расположившихся вокруг Орлеана, покинули осаду в результате этого приказа, но учитывая, что Филипп отменил сбор значительной армию, которую он когда-то намеревался привести на Луару, эффект от этого распоряжения, вероятно, был в значительной степени символическим. Бургундский гарнизон Сюлли отошел к Ниверне. Некоторые отряды добровольцев покинули осаду, но вряд ли они были достаточно многочисленны, чтобы существенно изменить ситуацию[339].

В течение марта и апреля 1429 г. англичане удвоили свои усилия по преодолению сопротивления города. Герцог Бедфорд перенес свою штаб-квартиру из Шартра в Корбей на Сене, в пределах быстрой досягаемости и Парижа и Орлеана. Туда же был вызван очередной отряд норманнских дворян. Они стали прибывать в значительных количествах. Расходы на содержание армии Бедфорда возросли до 40.000 ливров в месяц, и эта цифра должна была еще больше увеличиться по мере прибытия подкреплений из Нормандии. За последние шесть месяцев регент уже получил две налоговые субсидии от нормандских Штатов и один от нормандской церкви, что в номинальном исчислении составило 270.000 ливров (30.000 фунтов стерлингов). Он убедил Папу, вместо того чтобы просто подтвердить десятину церковного обложения обычным способом, удвоить ее, на что Мартин V с радостью согласился в обмен на право оставлять треть десятины для себя. Со стороны духовенства раздались вопли протеста, и сборщикам десятины было оказано некоторое сопротивление. Еще большее негодование вызвал приказ Бедфорда о том, что все чиновники двуединой монархии во Франции должны предоставить в долг правительству четверть своего жалованья под страхом лишения полугодового жалованья[340].

Вокруг Орлеана англичанами были построены пять новых фортов. Линия траншей на северо-западе была усилена строительством трех бастид с гарнизонами, которые англичане прозвали "Лондон", "Руан" и "Париж". На их валах были размещены мощные артиллерийские батареи. Еще одна бастида была построена на развалинах церкви Сен-Лу на северном берегу выше по течению от города, чтобы контролировать русло реки. Это окончательно остановило приток грузов в город через речной порт Сен-Луп на противоположном берегу. Позже, после того как небольшое стадо животных был успешно переправлен через Луару у деревушки Сен-Жан-ле-Блан, там тоже была построена бастида, чтобы перекрыть и этот путь. В Корбее герцог Бедфорд уже строил далекоидущие планы. Он надеялся, после падения Орлеана, привезти Генриха VI, которому уже исполнилось семь лет, во Францию для коронации и получения оммажа от своих французских подданных. Юного короля должна была сопровождать огромная армия для продолжения победоносной войны. Морская экспедиция из Англии должна была окончательно положить конец действиям дофинистского гарнизона из Мон-Сен-Мишель[341].

"Никто на земле, ни король, ни герцог, ни принцесса Шотландии не могут спасти Францию, — заявила Жанна д'Арк несколькими неделями ранее, — только я одна могу ее спасти"[342].