Амар Хамади, следователь
Младшему – или уже просто? - инспектору Хамади было исключительно интересно, сколько в господине начальнике Cектора А от садиста, а сколько от естествоиспытателя. Впрочем, он всегда считал, что эти качества в любом исследователе неразлучны. Еще его интересовало, сколько в данном ему задании от проверки, а сколько от требований сверхсекретности. Мысль о том, что особо важное поручение – знак доверия, казалась слишком безумной даже сейчас, когда почти все представлялось золотым и радужным.
Почти все. Кроме трупа в морге и двоих убийц в комнате на антресолях. Убийц, легендировать исчезновение которых поручили... фанфары, занавес – Амару Хамади. Господин Штааль лично поручил.
Еще где-то шевелилась мысль, что это такое не отданное вслух распоряжение обеспечить дуэту военных разведчиков невеселый и небыстрый конец, но интересы расследования, как их представлял себе Амар, такого поворота не допускали.
Кажется, капитану с лейтенантом в головы лезли те же самые соображения - появлению Амара они явно не обрадовались. Выслушав первую фразу "Вам придется пропасть", Беннани потемнел лицом даже сквозь загар. Восстановить ход его рассуждений труда не составляло - занимается ими Амар, значит, явку с повинной скрывают и от сотрудников отдела, сейчас легендируют исчезновение... и что тогда? А они еще успели повариться в собственном соку и вспомнить, что Штааль им мало что обещал. Сохранить им жизнь не обещал вовсе.
Садист, утвердился Амар. Я же теперь их и успокаивай.
- У меня первоначально была более наглая идея. Один из вас... непосредственный виновник, - эвфемизм с трудом лег на язык, - должен был бы исчезнуть, а второй об этом своевременно сообщить наверх. Но риск слишком высок, не годится. Несложно представить, как наши дорогие коллеги уточняли бы подробности.
- Я... – попытался трепыхнуть перьями капитан.
- Вы профессионал. Вы должны были бы зарубить эту идею на корню, я так думаю. Поэтому сейчас вы будете надежно и достоверно исчезать сначала из столицы, а там... видно будет. Итак, если бы вы и впрямь решили, что нужно сматываться от свински подставившего вас руководства, куда бы вы направились?
- Туда, где меня могут на время прикрыть, и откуда я могу, если потребуется, исчезнуть. Например, обратно на границу. Если я, как вы выразились, наглый... я могу поступить иначе и попробовать добраться до верхнего начальства. Рвануть не в Афганистан, а в Стамбул, найти непосредственно Генсера и отрапортовать лично.
Генштаб по традиции - в Стамбуле, штаб истихбарата аскарийя - там же, начальник военной разведки Махмуд Генсер под конференцию в Дубай не приезжал. И он может быть чист или относительно чист. Генсер не стал бы использовать на таких ролях людей из своего аппарата. Логично.
- Достоверно, - обрадовался Амар. – Значит, сейчас вы туда и отправитесь. Оба. По возможности, не разделяясь, кроме острой необходимости.
Лица у «афганцев» вытянулись.
- Виртуально, - успокоил их инспектор Хамади. – Не спускаясь с этого этажа. Киберсектор вас и в Стамбул свозит, и заодно поглядит, кто вас будет догонять.
- Как это?
- У нас сейчас приоритет на городские и прочие камеры и на процессорные мощности, хотя сей секунд он нам оперативно не нужен, но мы все равно взяли, мало ли. Составьте маршрут и список действий, включая отвлекающие маневры. Потом мы отметим точки, где вас "заметят", и точки, где вас заметят... теоретически.
На лице у обоих отобразился симметричный священный ужас людей, которые работают «на земле», ориентируются только в реальном пространстве, а в цифровом способны получить письмо, послушать новости и найти себя на карте местности. Для йеменского сборщика ладана – оптимальный набор навыков, для двух офицеров военной разведки...
Ладно, придется навесить на системщиков еще одну задачу: дать капитану Беннани достаточно хорошую проекцию местности на шлем, чтобы капитан Беннани сделал всем большое одолжение и смог вообразить себя на виртуальной экскурсии. Позор какой. Даже, наверное, сестре «одаренного ребенка» Усмани не пришлось бы объяснять, как это делается. Да что там, любой деревенский школьник может гулять по всему свету с программами типа «Музеи мира». А тут?..
- Ну что ж, зато потом на вопрос, где вы были, вы сможете честно отвечать: на курсах повышения квалификации. В рамках программы "Цифровой век".
Системщики оптимизма Амара не разделили. Самым мягким, что ему довелось услышать, было «Опять в Секторе А всякой срани про сетевых призраков насмотрелись!» и «Слушай, инспектор, ты слышал, что колдовство входит в семь непрощаемых грехов?!». Аргумент «если я это смог придумать, то вы это точно сможете сделать» сотрудникам киберсектора отчего-то не понравился, точнее, привел в ярость. Семнадцатому долго и злобно шипели, что дурак – любой, никого конкретно в виду не имеем, конечно, - нафантазирует в минуту столько, что сто инженеров не воплотят за сто лет.
Но ничего – повыламывались и принялись за работу.
Эту привычку Амар тоже знал еще со времен Каира. "Ты представь, ко мне сегодня вломились эти идиоты из уличной дружины и потребовали, чтобы я им сделал лазерный прицел для наводки из-за угла... по линии прямой видимости. Я им сутки долбил про физику, про свет, я им курс оптики прочел - вроде объяснил, что это невозможно. На следующий день опять пришли: "ну сделай"... Идиоты." "И что ты?" "Ну сделал, куда ж я денусь".
Из туалета доносился плеск воды, такой, словно в раковине резвился средних размеров дельфин. При ближайшем рассмотрении дельфином оказался средних лет жайшевец с нашивками киберсектора, набиравший в ладони воду, выливавший ее себе на голову и растиравший щеки – монотонно, размеренно, тупо…
- Может, хватит? – спросил Амар.
- Сектор А? – спросил кибертехник. – Ваш шеф мудак, ты знаешь?
- Я не ослышался?
- Ваш шеф проклятый лаконичный мудак, - сказал кибертехник, и прибавил еще десяток выразительных слов на двух… нет, минимум четырех языках. – Он запрос составил: «ПРИШЛИТЕ ГОЛОДНОГО ИНЖЕНЕРА». А я как раз только вернулся, а там…
- Он же специально просил - голодного. - пожал плечами Амар. - Что ж тут неясного? Вы где вообще работаете?
- И вы. Все. Такие. – констатировал инженер, пытаясь смыть кожу с рук.
- Пока еще не такие. К сожалению. И что там было?
- Ничего хорошего.
- Слушайте, коллега, двое из «Симурга» - это моя разработка. У вас «Симсим» с собой? Давайте считаем мой допуск.
Амар не слишком удивился, когда заторможенный кибертехник выпрямился, вытер руки, достал считывалку идентификаторов, тщательно, словно впервые в жизни, вставил карточку и сверил внешность младшего инспектора Хамади с голограммой, а потом копался в допусках, пока не нашел нужный. Инженер был слегка в шоке - значит, как Амар и предполагал, назидательными беседами Штааль ничего не добился. Это вам не двое «афганцев»-профессионалов, а столичные резервисты, тут только пугать, да так, чтобы поверили на самом деле: запытают до смерти.
Инженер киберсектора, судя по всему, тоже поверил... а ведь наверняка обоих уродов можно привести в полный порядок дня за три.
- Ваш начальник... – круглолицый бритоголовый – под шлем – мужчина сглотнул слюну и передернулся.
Ну, это можно пропустить. Системщики люди тонкие, чувствительные, голыми нервами наружу – работа у них такая, требует... а тут едва до обморока не довели.
- Ваш начальник хотел узнать, мог ли запрос поступить от кого-то из постояльцев или иным путем, но под маской СБ отеля. В принципе, такая возможность есть – если их собственную систему взломали изнутри, из подсети, и запускали запросы под них.
- О чем это говорит, если это правда?
- О том, что они тупые обезьяны, а кто-то в гостинице или по соседству обошел их, пока они чесали хвосты. Они получают вдвое против меня, и у них под носом кто-то присосался к их же каналу! Им в голову не пришло, что такое может быть, они там одни умные... – заговорив о работе, техник явно стал возвращаться в нормальное состояние. В испещренных красными прожилками глазах зажегся огонек фанатизма. – «Мы не замееееетили вмешательства»! Бараны! Я их спрашиваю, вы фильтры CDMS проверяли? Взвешенную норму брали? Когда их имеют в задницу, они тоже не замечают?..
- А что теперь делать?
- Сделали уже – отправили туда команду, надо все изымать и смотреть от самого фундамента, от силикона. Резать и снимать слоями. И конечно же так, чтобы взломщика не потревожить. А за ночь им на седьмое небо не слетать?
- Когда закончат? – задал единственно разумный в данном случае вопрос Амар.
- Может, к утру, иншааллах... – Ага, знакомая песня, в Зарандже все делалось «иншалла фардо», если Аллах позволит, завтра, но может быть, через год, а может быть, никогда, ибо воистину на все воля Аллаха, но это последняя отмазка перед начальством, когда мы сделаем все, что в наших силах.
Амар поблагодарил и отправился за очередной банкой газировки. Спать он уже не хотел - антитоксин исправно выполнял свою роль, - но мозги требовали сладкого. «Дело о покушении на президента Тахира и пропаже Фарида аль-Сольха» становилось безразмерным и необозримым и вполне заслуживало названия «Дела обо всем, что неладно в королевстве датском».
Рафик аль-Сольх, замминистра иностранных дел
По дороге домой Рафик аль-Сольх вспомнил очень важную вещь. Кажется, ее вытолкнули из глубин памяти слова о военной разведке. Там, в комнате для допросов, мысль наружу не выбралась, должно быть, с перепугу, а теперь настойчиво заскреблась в мозгах, и даже странно было, что забыл, упустил из виду, не держал в уме настолько очевидную, настолько важную вещь. Сам же, сам еще совсем недавно говорил об этом кузену Рустему: «Все, кто хочет военного решения, сейчас примутся топить "Вуц", потому что «Вуцу» военное решение не нужно»…
На людях господин замминистра хлопнул бы себя по лбу, качал бы головой и разводил руками – Всевышний, за что, за что караешь меня забывчивостью? В машине был только шофер-охранник, и перед ним притворяться было не нужно. Достаточно сказать несколько слов:
- Приоткрой канал. Только не целиком, конечно.
Целиком - это заходи, кто хочет. Во-первых, лишнее, во-вторых - никто не поверит. А вот чуть... в самый раз, чтобы те, кто всерьез кружит над головой, возрадовались своему счастью и ринулись в пролом.
- Валентин-бей, - несколько нервно говорит Рафик, - простите, что не сказал сразу, устал наверное. Вы спросили меня, кто знал о соглашении между нами и Тахиром. Так вот, мы не собирались предавать этот факт широкой огласке, но рапорт о достижении договоренности - мы должны были подать его как раз сегодня.
- Вы имеете в виду, Вождю? – переспрашивает человек по ту сторону динамика, экран погашен, только «лишний» вопрос да отсутствие изображения выдают, что его, кажется, отвлекли.
Человек менее воспитанный включил бы «заместителя», стандартную картинку-имитатор присутствия… и отключил бы трансляцию фонового звука: плеск воды, вой сушилки.
- Да, и мы считали, что после этого любое противодействие прекратится. Может быть, это поможет найти Фарида? - прямо говорит Рафик аль-Сольх, взволнованный отец.
- Спасибо, что вспомнили, господин заместитель министра, - очень отчетливо говорит Штааль. - Мы и лично я чрезвычайно признательны вам за содействие.
Между прочим, - желчно думает Рафик, это действительно содействие. Если у нас или у Тахира случилась утечка, а мы знаем, что у Тахира она почти наверняка случилась, то мы можем быть уверены, что убийцы торопились, вышли из графика. Это значит - цепочки приказов, деятельность, шум. Что-то, за что можно зацепиться. Это ваш выигрыш.
А мой - если нас слушают нужные люди и если Фарид у них, шансов, что они его убьют, стало немного меньше.
Амар Хамади, частным образом
Два сиденья в такси были разделены высокой – в самый раз локтем опереться, - и широкой перегородкой, совершенно не располагавшей ни к чему, кроме невинного школьного переплетения пальцев.
- Это все-таки Дубай, - с сожалением сказал Амар. – Уважение к местным обычаям. В Стамбуле в такси и камеры не стоят.
- А мне нравятся эти ваши порядки, - ответила Палома, поправляя волосы, и после недоуменного взгляда Амара добавила: - Мне понравилась бы даже стальная решетка между нами. Ты так на меня смотришь…
- Я скучал. – От ее голоса с отчетливой хрипотцой, от непривычного выговора у него по спине бежали мурашки.
- …как будто собираешься съесть сначала меня, а потом свое животное.
- Кстати, - сказал Амар и вынул из кармана пластиковую коробочку, где в маленьких гнездах мирно лежали два ярко-синих продолговатых предмета. - Возьми.
- Это что?
- Промышленные затычки. В уши. Чтобы негодование не так слышно было.
- Ты же сказал, что это не летучая мышь.
- Это большей частью калонг с разнообразными довесками и примесями. Но голос у нее есть. И вот она как раз голодная. Я только в два часа ночи вспомнил, что не заходил домой. А тренер-то ушел в десять вечера...
- Ты и вчера не заходил. Я тебя перестану впускать…
- Это что, женская солидарность?
- Твое животное девочка?
- Ну… да, - сказал Амар, озадаченный постановкой вопроса. Зверь определенно не была самцом, еще она была стервою крылатой, заразой капризной, негодяйкой ревнивой… но девочкой? С ума сойти можно.
- Сейчас дам ей фруктов и поедем к тебе, - шепотом пообещал Амар на лестнице, мысленно попеняв на условия аренды и пресловутые местные обычаи. – Мы быстро.
Быстро не получилось.
Амар пережил глубокое потрясение, обнаружив, что взрослая женщина, элегантная дама, может буквально растечься по сетке, и вопить с восторгом японской школьницы «НЯ!», «Какая прелесть!» и «Ой какая она… какая!». Зверь отчего-то не ревновала, не устраивала истерик по поводу явления чужих, а кокетливо растягивалась почти во всю длину вольера. Точно ведь, девочка.
Желание дамы - закон, но желание дамы погладить все два с половиной метра генмодифицированной летучей... лисицы? собаки? неважно, причем с обеих сторон и конечно, неоднократно - это уже сродни тем самым, невыполнимым, навлекающим проклятия. Можно, правда, попробовать отвлечь даму, а заодно и Зверь, показав, как два с половиной метра летучей лисицы или собаки употребляют любимый фруктовый коктейль с насекомыми, не выходя из положения "вниз головой". Но эта попытка тоже ни к чему хорошему не приведет.
Зверь купалась в лучах обожания, Паломита это обожание излучала с щедростью солнца над пустыней, и только Амара никто обожать не собирался.
Он все равно был счастлив – смотрел на гибкую, но резковатую в движениях, чуть угловатую, чуть слишком худую женщину перед собой, забывшую о нем, поглощенную новым переживанием; видел, как проступает при повороте головы позвонок на шее, переводил взгляд на узел высоко подобранных темных волос, и помнил еще, как она небрежно заплетает косу перед тем, как окончательно заснуть.
Словно на середине моста – ты уже знаешь женщину, ее вкус и запах, но она еще нова для тебя, она еще крепость, которую нужно завоевывать каждый день заново, и знание – это предвкушение, а не скука, а в ожидании знакомого жеста, взгляда, слова – больше счастья, чем в узнавании.
Так что он какое-то время смотрел, а потом пошел и сделал ей собственный маленький фруктовый коктейль, только не с насекомыми, а с ромом. Ром был не аутентичным, австралийским, а не новозеландским, он так и сказал. Его не заметили.
И только после Палома обронила "Когда ты на меня смотришь, мне кажется, что я здесь вся".
Сестры!
Я знаю, что многие из вас скрепя сердце приняли постановление о легализации временных брачных союзов. Многие годы этот вопрос становится источником самых горьких противоречий. Все мы знаем, сколько злоупотреблений и неблаговидных намерений реализуется под вывеской «временного брака». Знаем мы и о том, что подталкивает женщин к заключению таких союзов: послевоенная демографическая ситуация. Счастлива та, чей брак построен на прочной основе крепкого намерения пройти рука об руку с законным супругом всю жизнь, вырастить детей и воспитать внуков – но проклятая война унесла жизни слишком многих мужчин. Временный брак позволяет женщине узнать радость супружества, а порой и материнства, к тому же по статистике каждый восьмой временный брак становится постоянным. Мы ратуем за все, что позволяет женщине реализоваться в своем главном жизненном призвании, не вступая в противоречие с законами морали и нравственности, а потому, после долгих диспутов, Союз поддержал мудрое решение о разрешении супружеских союзов с ограниченным сроком контракта. Ведь именно этот закон дает гарантии женщинам и детям.
Тревожит меня другое. Еще до объявления постановления появились, а после – разрослись, как сорная трава заведения, именующие себя «брачными отелями». Это наскоро отстроенные загородные гостиницы, где под одной крышей можно найти и нотариуса, и священнослужителя – и те, и другие, как правило, весьма сомнительны, и оказываемые ими услуги чаще всего не соответствуют требованиям закона. Таким образом, заключаемый союз оказывается незаконен и противен Аллаху, и кто, как не женщина, больше всех страдает от этого?
А что творится в этих притонах, в названии которых слово «брак» звучит кощунством и надругательством над всеми устоями нашего общества? Обстановка в них воплощает безнравственность и служит для возбуждения самой грязной похоти. Алкоголь, наркотики и возбуждающие средства продаются на каждом этаже, самые противоестественные приспособления доступны в каждом номере. А вульгарные и вызывающие изображения, которыми отделаны эти номера?! Что общего имеет эта грязь с нашим представлением о чистоте и целомудренности брачных отношений? Мы не ханжи, нет! Мы никогда не отворачивались от того, что мужчина и женщина сотворены с физиологическими потребностями и способными к наслаждению. Но все устои нашей культуры – нашей зарождающейся общей культуры и всех ее истоков – требуют от мужчины и женщины скромности и сдержанности...
Отрывок из выступления Лейлы Мендосы, главы дубайского отделения Союза жен и матерей, на канале Al Hadath.
Фарид аль-Сольх, свидетель и пострадавший
Голова нестерпимо разболелась еще во сне – не привычной рабочей «компьютерной» болью, а дико, ни на что не похоже. В черепе пульсировало, дергало и жгло, словно мозги выдрали с корнем и без наркоза, как гнилой зуб. Фарид отчетливо помнил, что никто и никогда не удалял ему зубы без наркоза, но острую пульсацию нерва и вкус крови узнавал... вероятно, в прошлой жизни. Еще тошнота, жажда и мерзостный привкус во рту. Это узнать попроще: похмелье. Хотя до такого похмелья Фарид тоже никогда не допивался. Он вообще пил очень мало.
В виске зудел, жужжал, кололся козлетон медика: «Наркотики, стимуляторы, модификаторы настроения категорически запрещаются. Алкоголем, безрецептурными лекарствами и народными средствами не злоупотреблять, иначе я ни за что не ручаюсь».
Фарид заставил себя приоткрыть слипшиеся глаза. Багрово-алый полумрак. Широкая кровать. Перед носом – заботливо поставленный пластиковый тазик с порнографическим рисунком. Над головой поблескивает зеркало, рассеченное пополам яркой полосой света.
Картинка на тазике, если и вызывала какие-то мысли, то разве что о еде - изобилием мяса. Мысли - успеть перегнуться, не упасть вниз лицом, отплеваться, прийти в себя - были совершенно лишними. Потом он несколько минут просто дышал. Потом начал снова обследовать окрестности. На тумбочке нашлась бутылка с водой. Закрытая. И стакан... с водой же, заботливо налитый до половины. Как раз удалось не расплескать. После этого оказалось возможным взять бутылку и открыть. Пластик противно скользил под пальцами, будто руки обволокло прозрачной пленкой как атлантистов на конференции. Это он помнил, это было вчера - или позавчера, или неизвестно когда. Фарид быстро провел рукой по лицу. Все-таки позавчера, наверное...
Хуже всего: никакого представления о том, как можно из... откуда... тут мысли мешались, а в голове почему-то возникал образ Бреннера, проступающий из объемных планов фильма... призрачный потусторонний пейзаж... что это было?.. как из мира Фарида аль-Сольха, служащего Сектора А контрразведки жайша, лингвистического консультанта, сына заместителя министра иностранных дел Турана, оказаться в средней цены секс-мотеле. Вдребезги, в сопли и слюни пьяным. Как, зачем и с кем он тут... пил, это точно, а вот насчет всего остального – отравленный организм отказывался отвечать на деликатные вопросы, но судя по состоянию необъятного сексодрома, спал он тут все-таки один, с краю, свесившись вниз головой. Предусмотрительно как.
Где в этом проклятом притоне разврата аптечка? В ванной?
Это можно было проверить только опытным путем. В тумбочке аптечки не обнаружилось. Обнаружился Коран в верхнем ящике и Библия в среднем. Шутники. Мысль о том, чтобы встать, то есть опустить ноги и поднять голову, тоже была в корне неправильной. Пять минут и все остатки воды спустя Фарид сполз на пол и негероически пополз в ванную на четвереньках. В таких номерах обычно ставили камеры - для защиты женщин. И возможно, местные наблюдатели сейчас очень развлекались. Но если бы он все же попытался встать, развлечение им было бы обеспечено не хуже.
В ванной действительно нашлось все, включая большую круглую ванну с очередным затейливым «мясом», украшавшим борта и дно. Фарид пустил воду, выгреб из аптечки несколько пластырей, капсул и гелей сразу, облепился и обмазался, потом залез в ванну и свернулся клубком в теплой пузырящейся воде, положив голову на бортик. Ему хотелось выть от нестерпимого ужаса, и половину ужаса, если ужас измерялся в половинах, составляла дыра в памяти, а вторую – мысли о том, что рано или поздно придется вылезать из воды и выходить в мир. Объяснять что-то отцу, Штаалю, еще кому-нибудь. Хотелось сдохнуть прямо сейчас, прямо здесь.
Где-то еще фоном гудело, что это может быть не самое страшное. По-настоящему страшно станет, когда он согреется и попытается встать - и не сможет. И так будет всегда. Тошнота, головокружение, пленка на толстых неуклюжих пальцах... Потом Фарид все же постарался развернуться и сесть, прямо в воде. У него получилось. Голова осталась на месте, хотя казалась гулкой и совсем пустой внутри - стукнись о край ванны, услышишь полый звук... А на тыльной стороне ладони обнаружился след от укола. Если бы не больничный опыт, Фарид принял бы его за царапину. Царапин, синяков и ссадин на нем было много - всяких. Мелких и не очень, свежих и не очень. Почти все саднили в воде, чем дальше, тем сильнее. А эта вовсе не болела, просто затвердела слегка.
Может быть, я и не пил, подумал он. Или пил не я. Следующая мысль была внятной и четкой: убью.
Мысль о том, что нужно позвонить, далась легко. Почти. Или совсем легко.
- Что вы думаете о происходящем сейчас в Восточном Пакистане?
- Я думаю, что самое удивительное там - насколько все, включая экстремистов, оказались не готовы к такому развитию событий. Собственно, ряд выступлений, произошедших при жизни Тахира - вспомним хотя бы беспорядки, связанные с референдумом в Кашмире - был лучше организован и проходил... удачнее, хотя бы поначалу. Складывается впечатление, что внутри страны смертью Тахира никто не смог воспользоваться.
- Салман Хан?
- Салман Хан, чтобы выжить, был вынужден образовать коалицию с силами, с которыми никогда бы не сел за стол, если бы от него это сколько-нибудь зависело. Салман Хан - социалист баасисткого толка, представьте себе, насколько он рад видеть своим вторым номером того же Усмани? Нет, если бы мы находились в классическом детективе, я сказал бы, что внутриполитические - региональные - мотивы убийства можно исключить... но мы живем в окружающей нас реальности... В которой есть место любым ошибкам и какому угодно уровню некомпетентности с чьей угодно стороны. Принцип "кому выгодно" очень сложно применить там, где ни под каким ЛСД не угадаешь, что стороны могут понимать под выгодой.
- А улица?
- Пакистанская улица по обе стороны границы готова поверить, что президента Тахира похитили инопланетяне, но только с оговоркой, что инопланетяне были туранские. Европейская думает то же самое о США.
- По вашим прогнозам, перерастет ли политический кризис в военный конфликт?
- Маловероятно. В любом случае, не по инициативе Исламабада. Несмотря на все громкие заявления, новообразованное правительство Восточного Пакистана не предпринимает реальных действий по переброске или мобилизации войск. Они не готовы и не хотят воевать с Тураном.
- А если следственная комиссия придет к выводу, что покушение организовано западнопакистанскими силами?
- Тогда все может быть...
Интервью с Хаимом Белху, политическим аналитиком "Щита Давида", Израиль
Шейх, по-прежнему желающий остаться неизвестным
Старое правило гласит: в открытых источниках есть все, нужно только уметь взять. Другое, еще более старое, но куда менее известное правило, гласит: делать это имеет смысл, если ты государственная организация или исследовательский институт, в противном случае - никакой жизни тебе не хватит. Если ты не институт, то лучше ходить туда, где информация собрана. А сначала - определить направления, вычленить нужное. Построить картину по имеющемуся - в очередной раз - вот как сейчас, мысль идет в такт движениям тела, так же уверенно, привычно преодолевая сопротивление косной и неоформленной среды. Вдох, гребок-выдох, гребок, вдох. Оформленная и структурированная среда – кафельный край бассейна, качается впереди. Хорошее место, олимпийская длина дорожки, хватает на мысль.
Начни сначала, определи точку отсчета. Пусть это будет день, с которого все началось. Три месяца назад полученный заказ, клиенты – значительные люди из тех, что платят больше деньгами, чем ответными услугами, но услуги едва ли не важней денег. Чужаки, готовые обратиться к достаточно дорогому агенту влияния в регионе. Узкоспециальная компания «Xenovision Consulting Inc.» - плохое название, слишком прозрачное. Хороший заказ – эффектный, престижный.
Тогда пришлось повозиться, чтобы понять, почему они пришли именно сюда, к тебе.
Думать долго. Приглядываться к заказчику еще дольше. Прийти к выводу, что «Xenovision Consulting Inc.» - либо компания двойного назначения, либо в данном случае выступает как посредник при нескольких не особенно пересекающихся клиентах. Либо то и другое. Финансовый смысл заказа был ясен: помешать одному сталелитейному комбайну заключить соглашение с президентом некоего государства. Политический смысл заказа был тоже ясен: не дать одной хищной и жадной конфедерации приобрести в том самом государстве экономическую платформу. Что первое не обязательно означает второе и наоборот «Xenovision Consulting Inc.» в своем техзадании упорно игнорировали.
Личные интересы агента влияния и его политические предпочтения, как явные, так и скрытые – но не настолько скрытые, чтобы аналитик, по праву занимающий свое место, не вычислил их – с техзаданием в любом его прочтении сочетались плохо. То ли XCI была компанией достаточно самоуверенной, чтобы считать, что может купить любого понравившегося агента, то ли достаточно непрофессиональной, чтобы полагаться на выбранную кандидатуру.
Была еще версия, что XCI или ее клиентов устроило бы любое, сколь угодно формальное решение. Но их бурная реакция на последние события не оставила от версии камня на камне.
Коснуться барьера, на входящем движении сделать кувырок, оттолкнуться ногами. Легкое жульничество, но приятно чувствовать, как тело идет сквозь воду. Не дождавшись, пока инерция погасит все, сделать гребок, вдох, гребок-вдох... Монотонные движения стимулируют хорошее настроение. Хоть в рекламное агентство слоган отдавай.
Итак, по этой линии самодеятельность исполнителя пришлась кстати.
«Мюрид», Суджан Али, личный недоброжелатель покойного президента Мохаммада Тахира, едва ли предполагал, что оказывает своему «шейху» достаточно большую услугу. Может быть, он считал, что подкладывает большое нечистое животное; более вероятно, что он не думал об этом вовсе – поскольку не знал о делах «шейха» с XCI. Убивая, он мстил за давнее предательство, но Суджан Али оказался достаточно сообразителен, чтобы понять: никто, кроме близкого друга, не поможет в подобном деле совершенно даром. А если тебе еще предлагают деньги... Суджану Али помогли осуществить месть и хорошо заплатили, он предполагал подвох – и совершил лисий обманный прыжок, навел охотников на ложный след. Наверняка хотел просто выиграть время, чтобы скрыться и от преследователей, и от заказчика.
Теперь сдавать его нет ни малейшего смысла. Как говорят русские, одним выстрелом убито два зайца. Первый, основной план по дискредитации «Вуца» сгинул в корзине. Деятельность «мюрида» прекрасно легла в отчет. Перебор? К сожалению, да. Вынуждены признать.
Отчет, между прочим, вышел на радость глазу. Готовили псевдопокушение и информационную бомбу, рассчитывали на скандал и на то, что президент Тахир, и без того не очень к Турану расположенный, едва не взорвавшись в собственной машине и узнав много нового про "Вуц Индастриз", окончательно охладеет к затее... несмотря на все усилия европейских партнеров "Вуца" - особенно, если учитывать, что у партнеров рыльце тоже окажется в пуху. Рассчитывали также, что и самим покушением, и его неудачей "Вуц Индастриз" вызовет недовольство на самом верху уже в собственном государстве - и на какое-то время потеряет возможность делать предложения от имени Туранской Конфедерации. Все было так хорошо... все почти так и сработало - только негодяй исполнитель взял и превратил покушение в настоящее. Ну кто бы мог подумать.
Может быть, он нечаянно. Не ту машину подорвал. В любом случае, исполнитель скрылся, не потребовав второй части оплаты и возмещения затрат на подготовку. Читайте между строк: исполнитель был найден, к сожалению, не взят живым, что в таких случаях, увы, рутина – и всплывет в виде трупа тогда, когда установление его личности уже не сможет повредить посреднику.
Здесь все хорошо. Лучше, чем предполагалось. И все благодаря недоверчивости Суджана Али, да благословит его Аллах и да приветствует. Тем более, что если Суджан Али думает, что ему удалось оторваться вчистую, стоило бы ему задуматься снова. Тем более, что он уже, наверное, задумался.
Тем не менее, есть осложнения. Огорчительные. Можно сказать, печальные или даже горестные. Во-первых, операция могла случайно пересечься с чьей-то еще – или с чьими-то еще, потому что следов слишком много. Выяснить, кто конкретно покупал данные на Тахира и Акбара Хана, пока не представляется возможным, потому что несчастный бестолковый отель "Симург" не взламывал, не прослушивал и не подкупал, кажется, разве что Аллах - ему не нужно. Кто-то из этих подкупавших, ломавших и прослушивавших наследил так, что отелем теперь занимается киберотдел Народной Армии Турана - следов "шейха" он там не отыщет, но, несомненно, найдет много взрывоопасного. Так что со вчерашней ночи Народная Армия Турана втихую, как им казалось, потрошит службу безопасности отеля прямо с места, с аппаратного уровня: самый надежный, хотя и самый медленный способ.
Впрочем, серьезной ошибки не случилось, а все самое важное уже сделано. И хорошо. Отыскать достаточное количество независимых и надежно прикрытых выходов в сети, хоть в «серую», хоть в «черную» не проблема, но работать, когда вокруг вертится киберотдел жайша, неприятно. В другое время можно было бы и сыграть с ними, но сейчас на кону слишком много.
На кону слишком много, а намерения самого жайша слишком трудно реконструировать. Можно придумать пятьсот разумных и внутренне логичных объяснений тому, почему делом об убийстве пакистанского президента занимается европейский, Аллах упаси нас от стрелы, летящей в ночи, сектор почему-то контрразведки и именно Народной Армии - и все это будет гаданием по седьмой воде на кофейной гуще. А к контрагентам с этим вопросом не пойдешь и широкий поиск тоже не запустишь. Опираться на имеющиеся опивки, когда речь идет о деле и жизнях? Здесь включается третье древнее правило: не знаешь, как делать - делай просто.
То есть, не делай ничего. Затаись под камнем, жди захода солнца, отдыхай, но спи чутко, как всякая тварь пустыни. Спортивный зал, пробежка, бассейн, легкий завтрак, экскурсия на рыбные фермы намывных островов. Дубай прекрасный город, настоящая столица мира. В нем столько интересного - может хватить на целую жизнь. На целую длинную жизнь, сколько ее там ни будет.
Амар Хамади, инспектор, ведущий следователь
Инспектор Хамади сорвался со ступенек автобуса, промчался над переулком, через двери и турникеты, и ракетой влетел в лифт. Скверный механизм полз нарочито медленно, словно испытывая терпение. Хотелось пробить потолок головой. За полчаса в автобусе он прекрасно выспался – точнее, просидел эти долгие минуты с закрытыми глазами, старательно расслабляя лицо и шею. Вполне достаточно, чтобы лететь, планировать, глотать встречный ветер и радоваться утреннему солнцу всем телом, до мурашек под кожей…
Его даже не слишком заботила перспектива расстаться с квартирой. Да пропади она пропадом, в конце концов, эта твердыня нравственности! Инспектор Хамади может позволить себе кое-что получше. Понавыдумали тут – в собственное наемное жилье пробираться на цыпочках, тоже нашлось общежитие при медресе.
Воспоминание о Паломе утренней - сонной, теплой и мягкой, уютно свернувшейся на его диване, нейтрализовало опасения, как очередная таблетка противосонного антидота – зевоту.
Отдел встретил его тусклым жужжанием, желто-красными тухлыми белками глаз, сдержанным усталым отвращением. Амар воспарил над проявлениями презренной зависти, как орел, только что вдоволь наевшийся витаминизированной печени, сунулся в список дел - и обнаружил, что "горячей" следственной работы у него почти нет - отчет по "Симургу" обещали вечером, операция "Бегство в Стамбул" шла в нормальном рабочем режиме, не требующем вмешательства, а вместо свеженьких поручений в календаре висело высочайшее распоряжение пребывать в пятиминутной готовности. Видимо, что-то назревало, но еще не назрело. И прекрасно, можно посмотреть, что делается вокруг.
В закрытые рабочие сегменты и группы он не совался: зачем же лезть под руку к коллегам. Смотрел в открытые запросы, в удаленные массивы, отбракованные модели, во всю ту информационную свалку, в которой можно разобраться, только наполовину представляя суть дела.
Через четверть часа Амар понял, что два направления, к которым он имел отношение – «Симург» и легендирование «афганцев», - как и следовало ожидать, лишь очень малая часть всех работ по убийству президента Тахира и всего, что всплыло вслед за убийством, от исчезновения Фарида и убийства Имрана до загадочной деятельности атлантического блока.
Огромный пласт по Восточному Пакистану, тамошним интересам и балансу сил - и не только отработка версии "покушение изнутри", но и все те, кто мог быть задействован извне. Кстати, Афрасиаб Усмани, чью семью Амар успел повидать, числился по всем данным человеком с едва ли не наилучшей системой связей внутри страны, сейчас активно набирал очки, и был бы первым кандидатом в убийцы, если бы не одна весьма досадная подробность. Усмани, как и следовало из его фамилии, был тюркского рода и поднялся в Пакистане так высоко, как только мог подняться. Занять место Тахира он не мог и вся его нынешняя бешеная деятельность осуществлялась по принципу красной королевы - он бежал, чтобы остаться, где есть, протолкнуть на самый верх союзного кандидата и тем сохранить свои позиции.
Другая группа разрабатывала Бреннера. Амар опять заглянул в его открытое дело в базе данных контрразведки жайша, насладился масштабами и детальностью. Вчитываться не стал – тут требовались часы и часы, но с интересом обнаружил, что последние годы отставной генерал работал как посредник практически со всеми влиятельными фигурами Ближнего Востока, и срывов у него было крайне мало. Покойный Тахир услугами Бреннера пользовался неоднократно, а вот ныне здравствующий Акбар Хан – нет. Тут, впрочем, все понятно. Не вполне ясно другое – как именно Бреннер приложил руку к убийству Тахира, а ведь наверняка же приложил, вот и разрабатывающие его так считают.
И Фарид-пропажа явно так решил, и сам Амар так бредил.
А еще Бреннер с убитым встречался недавно - и в отделе даже знают, зачем встречался. Кто-то знает, потому что в этом месте стоит ссылка на другой документ, по допуску. И допуска такого у Амара нет. Зато на ссылке есть пометка: предоставлено Папой. Угадать проще простого: Папа - господин замминистра аль-Сольх, больше некому.
Следующая группа, военные. Одна из самых больших и самая "тихая", потому что официально этой версии нет. Соответственно, результатов деятельности ни в каких отчетах тоже нет, зато виден масштаб самой работы. Например, объем мощностей, который уходит на проверку городских камер за последние две недели - и анализ всех лиц, как-то контактировавших с двумя офицерами или их подопечными... или просто оказавшихся в одном кадре. Безумная эта рыбалка, кажется, уже принесла улов - помимо тех лежек Ажаха и Бамбука, что "афганцы" установили сами, обнаружилось еще две конспиративных квартиры. Естественно, саму территорию и ее обитателей взяли в такую же разработку.
Так, что у нас по Фариду? Внушительный багаж у нас по Фариду. Кто его только не ищет, ценного ребенка. Все отцовские ресурсы – и «Вуц», и семья, и МИД, все ресурсы жайша и союзники. Операция, изначально разработанная для поисков Имрана, продолжается, только объект поменялся. Забавно, тут все открыто нараспашку. Заходи кто хочет, смотри, как контрразведка жайша ищет своих – всем на зависть ищет. Вступайте в Народную Армию, вас будет искать весь Туран!
Примыкающее к этому – дело «Вуца». С записями в базе данных окончательно разобрались еще вчера, теперь ищут автора подделки и выясняют ее смысл и связь взлома с пропажей Фарида. Версии самые разные. Опять забавный момент: разработки по экономическим конкурентам тоже открыты настолько, насколько вообще можно. Вот от военно-политической версии только маленький хвостик закрытых ссылок торчит.
А дальше - собственно полицейско-следственное. Бомба, машина, роботы, анализ маски, попавшей под сканирующий луч, реконструкция того лица, которое могло бы быть за ней. Реконструкция пластики. Профиль. Старше тридцати, моложе пятидесяти, в хорошей форме, возможно проблемы с коленным суставом левой, подрывному делу обучался в Пакистане или в тех четырех точках в Туране, где преподают или преподавали специалисты-пакистанцы. Город, то есть Дубай, знает очень хорошо, но не как местный, а как приезжий: упустил три или четыре места, где можно было оторваться от наблюдения, и при этом, сбросив с хвоста милис, умудрился дважды вляпаться под камеры - причем, во второй раз - уже успев переодеться и убрать горбинку с носа. Последнее могло быть еще одним слоем мистификации... но все же очень сомнительно. Избыточно и бесполезно. Только в итоге псевдо-сотрудник «Вуц Индастриз» все равно испарился надежно и с концами. Дальнейший анализ по исполнителю закрыт тем же кодом, что и остальные наработки по военно-политической версии.
Минуты шли, высочайшие распоряжения не появлялись, хотя Амар давно уже отрапортовал в программе-расписании, что на месте, свободен, готов к трудам праведным на благо Вождя и Солнца. Скучая над обрывками чужой деятельности, он вспомнил свое предположение о ренегате в рядах заговора военных и разозлился: опять его, именно его идею передали в разработку кому-то из коллег... наверное, более симпатичных и близких начальству. Всегда, везде одно и то же. Ты придумываешь что-то настоящее, перспективное, вкусное – и этот кусок немедленно отправляется в чужие руки, как правило, кривые и неумелые, зато принадлежащие кому надо.
Комм на столе зашевелился и засветился ярко-зеленым. Не просто приоритетный звонок, а звонок с одного из трех номеров... вот и Штааль, значит, с распоряжениями.
Амар развернул к себе машинку и увидел, что это не звонок, а сообщение. И не Штааль, а...
Двадцать секунд спустя копия сообщения ушла к начальству. Минуту спустя Амар получил запрос службы быстрого реагирования - на каких это основаниях он, капитан Хамади, затребовал взвод прикрытия в режиме "немедленно". Минуту и пятнадцать секунд спустя упало от Штааля - "Езжайте. Основания прикрытию дам. Штаны тоже возьмите, на всякий случай".
В те времена, когда генмодификаты еще были новостью, нас пугали мутациями, перекрестным заражением, непредсказуемыми последствиями второго и третьего порядка и, как следствие, общим вымиранием полезных человеку видов, экосферы и самого человека. Сейчас на эти предсказания смотрят так же, как на страшилки 19 века, где перенаселенные города тонули в конском навозе. А между тем, последствия второго и третьего порядка существуют и стали бытом – мы их не узнаем и не замечаем. Например, я спорю на что хотите, что хотя бы треть присутствующих здесь тратила часть честно заработанной стипендии на мышек. (Смех.) Не на курочек, а на мышек. Таких, с перепонками. (Смех.) С крупными рукокрылыми есть правило такое: чем больше размах крыльев, тем больше зверю нужно личного пространства. Если вы посадите в один вольер крылана и летучую лисицу, то получите вечный двигатель. (Смех.) Более мелкий крылан будет пытаться сократить дистанцию, а более крупная лисица – увеличить. Когда создавали гоночную породу, этого не учли. И что нам дал размах крыльев в два с лишним метра? Животное, которое не может долго существовать в одном помещении с представителем своей же породы, но по-прежнему стайное и нуждающееся в общении. Было бы интересно взглянуть, как они решили бы эту задачу на воле, но во второй природе все пошло по линии наименьшего сопротивления. Нишу соплеменников заполнили люди – хозяева и персонал. Они живут с гоночными летунами, образуют их стаю... Вы только подумайте – один маленький генетический сдвиг и тысячи представителей нашего вида посвящают часть жизни обеспечению эмоциональных и социальных нужд особо крупных летучих мышей. Но никто не пугается, потому что это вписано в знакомую модель: капризное домашнее животное со сложными потребностями.
Аудиозапись, воскресное заседание дискуссионного клуба «Роза ветров», факультет языковых наук, Тебризский университет
Амар Хамади, инспектор
- Всем лечь! Руки за голову! Лежать! Не шевелиться! Руки, я сказал!..
Амар с наслаждением вынес хлипкую внутреннюю дверь, обвалил пинком стойку и ударом ботинка заставил подлететь прозрачный столик, увы, не стеклянный.
Не забыты еще старые навыки наведения ужаса. В каирские годы он бы еще дал несколько очередей поверх голов, но теперь уже знал, что слишком часто такие выходки кончаются ненужным рикошетом. Персонал несчастной дыры на окраине ему нужен был весь поголовно, в целости и сохранности. Оплеухи и зуботычины не в счет.
- Телефон отложил! Я кому сказал! Мы Народная Армия! Ты кому жаловаться собрался, а?
Приятно тряхнуть стариной. Приятно двигаться плечом к плечу с единомышленниками. Приятно дать волю гневу и злости, накопившимся за последнюю неделю.
Не то, чтобы у Амара были возражения против идеи как таковой... но на практике, на практике заведение, в котором могли хотя бы теоретически устроить засаду на чересчур активного сотрудника жайша или куда могли подбросить под наркотиком другого чересчур активного сотрудника жайша, можно было смело сносить с лица земли. И быть уверенным в своей правоте. Потому что рыба тухнет с головы, а в борделях, где сквозь пальцы смотрят на одно, наверняка происходит и всякое другое. Капитан Хамади знал это - кожей, воздухом внутри легких, многолетним уличным опытом. Разнести на кусочки, забрать свое, а объедки сдать полиции нравов.
Заведение, конечно, пробили и просветили вдоль и поперек, прежде чем громить. Число версий временно сократилось до двух: либо сотрудника действительно подбросили, либо сотрудник врет. Никого лишнего в отеле не обнаружилось, и вообще никого, кроме персонала, двух заспавшихся парочек и одного одинокого клиента в люксовом номере. Все это было пересчитано заранее. Подвалов, чердаков и гаражей, где можно устроить засаду, план здания не предусматривал.
Можно врываться во внутренние помещения и разносить обстановку. Полиция нравов уже едет, не пройдет и двадцати минут, как они получат свою часть пирога, но раньше жайш заберет основную: своего сотрудника, персонал отеля и всю информационную систему. И если сотрудник не солгал, то в этой системе, скорее всего, на него обнаружится компромат - потому что иначе какой смысл его сюда подбрасывать, сотрудника-то.
Коридоры, мебель всякая, лишняя. Буйство красок. Пена дней.
Дверь. Хлипкая, на один удар в область замка – специально на случай проблем с посетителями. За дверью типичный номер, а на кровати, завернувшись в типичное покрывало как шелкопряд, сидит Фарид, достаточно живой, только очень серый и все еще явно обезвоженный.
- Так я и знал, что это наши... - говорит он.
Конечно, с чего бы тебе сомневаться-то? Каждый человек доброй воли только и мечтает стать участником шоу «Спасение инспектора аль-Сольха»!
Амар не говорит ничего об эгоистичных сопляках, а просто бросает на кровать ярко-оранжевый рабочий комбинезон, конфискованный из ближайшего пожарного шкафа.
- И попробуй сказать, что это не штаны.
- Амар… с тобой все в порядке?
- Со мной?!
Под глазами синяки, белки как у невезучего ныряльщика, руки трясутся, а перегаром можно перетравить всех спирохет в этом заведении – и он еще такие вопросы задает?..
- Одевайся давай, быстро. Я, так и быть, отвернусь.
Он отвернулся, как обещал – но зеркало позволяло разглядеть Шестнадцатого в деталях и подробностях, а детали были весьма выразительны. Парня недавно поколотили – сутки-двое назад, - но слегка, можно сказать, деликатно. Синяков и ссадин хватает, но повреждения минимальные. Совершенно не того рода, что могли бы оставить в этом заведении в порядке эротических игр с определенным уклоном, если только во вкусы обормота не входят удары ботинками через одежду. Вот блестящие красные полосы на руках – это явно строительная липкая лента, знакомая штука, надежная. Сначала избавляет от лишних движений, а потом – от растительности на теле...
Еще у Фарида не ладилось с координацией - и вовсе не так, как у просто пьяного или похмельного, иначе. Амар бы рискнул сказать, что Шестнадцатому трудно сейчас оценивать расстояние. И голову он держал тоже характерным образом, несмотря на то, что обезболивающее, вот он, пластырь, а вот второй, уже подействовало. Может быть, оглушили, а может быть, вкололи что-то с постэффектом.
- Вы… - спросил Фарид.
- Пока никто ничего никому не говорил. Готов? Идем.
Оглядывая фойе и главный вход, ценный сотрудник вытаращил глаза и сложил губы трубочкой. Действительно, есть на что посмотреть. Персонал уже запихнули в машину, парочки жмутся в углу в ожидании полиции нравов, а вокруг примечательный разгром. Тут уж спецназ повеселился, просто так, без всякой цели – в ожидании Амара. Настенные панно расколочены, жалюзи оборваны, мебель тщательно раскурочена, автомат со всякой мелкой закуской валяется на боку – просто позавидовать можно нашим бугаям, сколько дурного нерастраченного здоровья, эта штуковина же весит полтонны!..
Полезно и назидательно: так будет со всяким, кто осмелится.
- У вас там есть, где лечь? - спрашивает Фарид.
Умный мальчик, предусмотрительный.
- Есть. И чем привязать, тоже есть! - отвечает мстительный Амар.
Запомните, и европейцы, и американцы - расисты. Были, есть и будут. Там где мы думаем категориями родства, свойства, общины, занятия, религии, они думают категориями биологии. И пусть вас не сбивает их отношение к нацизму. Нацизм, с точки зрения нормального расиста - не идеология, а ходячее преступление, потому что сужает расу до конкретного этнообразования, да еще по не очень важному признаку. А они - расисты.
Не верите? Посмотрите сами. Например. Есть у людей, у всех людей, такой фермент, катехол-О-метилтрансфераза, COMT. Ген, отвечающий за то, как этот фермент будет производиться, может кодировать его по-разному. Есть два способа. Второй, мутантный вариант, работает вдвое хуже. Плохо? Когда что-то работает вдвое хуже, ведь плохо? Посмотрим. Фермент COMT занимается тем, что разлагает нейромедиатор дофамин в нашем мозгу. Причем, в человеческой части мозга это делает только он. Дофамин вызывает у нас чувство удовольствия и удовлетворения, переключает внимание, отвечает за мотивацию и поощрение, стимулирует ориентироваться и учиться. За тревожность тоже отвечает. А теперь представьте себе, что дофамин выводится вдвое медленней и хуже.
Люди с этим дефектом будут нестабильны эмоционально, будут страдать всякими тревожными расстройствами, плохо переносить тяготы, болевой порог у них расположен ниже... А еще они будут быстрее думать, лучше учиться, точнее ориентироваться, больше запоминать. Их будет тянуть за горизонт во всем.
Среди людей европейского происхождения этот дефект встречается в 40-45% случаев.
Что скажем мы, прочитав или выслушав такое? "Интересно", "Бывает", "Так вот отчего они транквилизаторы-то пьют поголовно, несчастные", "А что компенсирует?", "А с чем сочетается?", "А можно ли воспроизвести положительную часть, только чтобы не так радикально?"
А что скажут они - тут и вопросом задаваться не нужно, достаточно в сети посмотреть. "Так вот почему мы все открыли и всех завоевали." "Так вот почему мы такие, а остальные - не мы." "Наконец-то, теперь у нас есть нечто измеримое, определитель белой расы - ген Rs4680, в 22 хромосоме, зона Exon 3."
Расисты. Были, есть и будут. И в их средневековых поэмах достойный противник, благородный мавр, крестившись, становится белым. Иначе эти крысы рода человеческого его не смогли бы принять. Биология.
Из выступления генерала Кемаля Айнура, начальника истихбарата, перед новобранцами Народной Армии Турана, г. Мосул, провинция Нинава, 2034 г.
Вальтер Фогель, референт
Чтобы не нервничать зря, Вальтер сел делать обзор информационных ресурсов – как они реагировали на убийство Тахира? Как раз, и достаточно интересно, и достаточно важно, чтобы отвлечься. М-да… хорошо, что генерал не дал Ажаху ничего серьёзного сделать с юным дураком. «Семейство аль-Сольх достаточно влиятельно, чтобы его можно было подозревать в убийстве». Ага, это наш анти-Мидас опять пересказывает своими словами Освобождённую Женщину Турана. Что ж это за напасть с журналистами? Внезапно Вальтеру представилось, как выросшая дочь подходит к нему и говорит: «С приездом, папа. Познакомься – это мой муж. Он известный журналист». Вздрогнул, рассмеялся. Да уж, хуже только если она решит выйти замуж за типа вроде Фарида. Впрочем, в этом случае она быстро овдовеет, надо думать. Не все такие добрые, как генерал.
А волну неведомый… будем пока считать «неведомый»… убийца поднял до небес. Что за эти два дня произошло с международной репутацией Турана, и так не слишком высокой – страшно подумать. А ведь этого мало. Новый и.о. покойного Тахира и его приближённые гораздо более протурански настроены, чем их шеф. Тут и конспирологом быть не надо, чтобы заподозрить именно тех, кто покамест выиграл от убийства. Точнее, выиграет, если оппозиция в Восточнопакистанской республике и Европа заодно с ней не решат сыграть в открытое противостояние. И тут дай Бог, чтобы всё обошлось демонстрацией мускулов и кто-то уступил. Или все просто сохранили бы до некоторой степени лицо, показав смелость выходом к барьеру и гуманизм – отказом стрелять. А ведь если ещё американцы влезут… у них там тоже кровь кипит. Вот же, делать им нечего. Eitle Pfauen!
Автоматика копировала нужные материалы, отмечая те, что менялись прямо в процессе (авторы что-то добавляли или вычёркивали), а Вальтеру опять стало не по себе. Здешнему фюреру-то всё это тоже докладывают, да и сам он, наверное, время от времени наблюдает бурление в окружающем мире. А он-то здесь со всех точек зрения крайний. Если даже сам руку не приложил, так безопасность Мохаммада Тахира не обеспечил. И вообще он, как известно всему цивилизованному человечеству, осёл, козёл и ящерица и ещё крокодил на последнюю десятку. Цивилизованное человечество у нас, впрочем, тоже зоопарк ещё тот. А генерал, который влез в эту суматоху и до сих пор где-то, наверняка, числится одним из подозреваемых, да еще вдобавок засветился в кампании с Ажахом, теперь полез прямо к крокодилу в пасть – жаловаться на его, крокодилье, семейство…
Александр Бреннер, пострадавший
Охрана организована на совесть. Зря на виду после проверки не маячили, но в каждом помещении кто-то, а иной раз и много кто был наготове. Конечно, в этих краях за последние двадцать лет поубивали столько высокопоставленных лиц, до первых включительно, что навостриться охране было немудрено. С другой стороны – Тахир тоже безопасностью не пренебрегал, ещё с тех пор как министром был, а сильно ему это помогло? Бреннер свернул, куда ему показали, и остановился перед дверью. Вот, кстати, будет возможность посмотреть вблизи. Хотя в прицел было бы гораздо приятнее, но эту мысль мы сейчас отметём как неорганизованную. Впрочем, если окажется, что солнцеликий наш как-то замешан в убийстве, я ему такое устрою… если выйду отсюда живым. Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Но эту мысль мы пока тоже уберём подальше. Не это сейчас главное.
Главное в нашей ситуации – не оправдываться, а вовсе даже наоборот. Да, действительно, в последнее время был связан и даже лично встречался с известным международным террористом Ажахом аль-Рахманом. И, между прочим, не просто так. А как с клиентом и к нашей общей пользе… Знаете, ваше величество (главное, это вместо действительного титула не сказать), мы ведь его в свое время искали и ловили столь же старательно и безуспешно, как и вы, так что знаем как облупленного, и это взаимно…
Не находите ли вы, что от прекращения или некоторого перенацеливания его деятельности могло бы стать лучше и вам, и нам? Вот он тоже так считает. И ему очень не нравятся те «уважаемые люди» в Дубае, которые его сюда пригласили – кажется, от вашего имени.
Ажах и так нервничает, а тут взрыв, усиление мер безопасности - и вот, представьте себе, вдруг откуда-то из спальни, криворукий и тупой… так, эпитеты опустим, хоть это и нелегко… вылезает вдруг малолетний и чертовски неквалифицированный – вот вы сами в это верите? - сотрудник вашей, чтоб её, Народной Армии. Ажах, естественно, вспомнил, что он, помимо прочего, отличается недоверчивостью и подозрительностью (потому и жив пока) и расточился ко всем чертям. Сменил лежку, и где теперь его искать, и когда он на связь выйдет, и выйдет ли теперь – один Аллах ведает. А ведь он мог бы пригодиться, Ажах. У нас тут по региону до сих пор немало всякой нечисти, ненужной ни вам, ни нам, ни тому же Аллаху, ни шайтану, ни даже Ажаху… самое громкое имя называть не будем.
А про убийство Тахира, которое в сочетании с вышеизложенным образует очень уж красноречивую картину, будем очень громко молчать. Что «напуганный» Ажах становится не только неуловимым, но и весьма смертоубийственным, Вождь, надеюсь, вспомнит сам. Или сегодня… или очень скоро. А еще ему стоит задуматься о том, не по его ли солнечную душу Ажаха исходно пригласили. Аль-Рахман бы, кстати, с удовольствием согласился - такая добыча, такой враг Аллаха. Дайте мне к нему подойти, а уж как выбраться, я сам найду.
Убедительно? Убедительно. Вот смешно будет, если окажется, что оно так и обстоит на самом деле.
Эмирхан Алтын, директор цирка
Зачем нужен отдельный кабинет и, желательно, с приемной и двумя-тремя точками отсечки до того, Эмирхан понял еще в университете. Не для покоя, не для работы, не для секретности и уж точно не для вящей безопасности - если очень захотят, так вместе со всем зданием взорвут - а работать он и сейчас мог где угодно, хоть в кузове грузовика, хоть в горячем цеху, хоть в коридоре. Кабинет нужен, чтобы организовывать потоки - и чтобы приходящие люди знали: они отнимают твое время. Тогда они становятся управляемей и куда чаще говорят о деле. О некоторых делах, конечно, слышать не хочется, но не кабинет тут виной. В коридоре было бы еще хуже.
А некоторых гостей и в коридоре держать бесполезно. Почти непрошибаемые люди. Есть такой строительный материал из разряда «дешево и сердито» - искусственный песчаник. Прост в изготовлении, огнеупорен и к тому же со временем и при нагреве делается все тверже и тверже.
- С аль-Рахманом я буду иметь дело только в одном случае, - с удовольствием выговаривает Вождь, именно Вождь, и сам чувствует: говорит не для себя и гостя, для истории и вечности. – Если он решит сдаться. Вот выбор тюрьмы и удобств я готов обсуждать в любое время.
Приятно говорить чистую, твердую как алмаз правду. Эмирхан Алтын может поклясться, что никогда не сотрудничал с подобными типами – и не солжет. Если этот европейский песчаник, хорошенько прогретый ближневосточной жарой, не врет, то за подобные игры от имени Вождя кто-то будет очень строго наказан.
Все мыслимые уступки уже сделаны словами "выбор тюрьмы", потому что Ажах аль-Рахман официально входит в список людей, которые - при сомнении в возможности задержать - подлежат убийству на месте. А при наличии возможности задержать - военному суду по ускоренной процедуре.
Каменный голем медленно кивает. Не очень-то рассчитывал на успех, и все равно получил немножко прибыли - кусочек информации. Узнал, что Эмирхан Алтын не заинтересован в аль-Рахмане - живом или мертвом - и не боится его, живого или мертвого.
Остальные новости, принесенные господином посредником высшей квалификации Александром Бреннером, куда полезнее. Эмирхан слушал, запоминал как обычно - с первого раза и навсегда, - и расставлял в уме пометки мнемонической системы. Костяшки на счетах, сухие щелчки. В такие счеты, древние, с эбонитовыми косточками, он играл в детстве, и сколько лет прошло, а при необходимости что-то в мыслях упорядочить, перед глазами вставали именно они.
Щелк – Кемаля сюда, срочно. Есть подозрение, что неспроста он так быстро и с такой готовностью вызвался ловить организаторов взрыва.
Щелк – протокол о намерениях Тахир все-таки подписал и «Вуц» об этом узнал той же ночью. Рафик копию на одобрение не представил, щелк.
Щелк – британское антитеррористическое подразделение для охраны предприятий в Восточном Пакистане? «Вуц» официально не в курсе? Это, конечно, не при Бреннере – он на них давно работает, но как все складывается! Включая вовремя пропавшего – на Рафике второй день лица нет – Фарида, инспектора из Сектора А. Щелк.
Щелк - Бреннер явно думает, что мальчика подставляли под аль-Рахмана и косвенно под него самого. Мертвый Фарид аль-Сольх - это конец его карьеры посредника, чистое оправдание "Вуцу", а наследник из мальчишки явно был никудышный. Но зачем? Очень возможный ответ: за деньги. За пакистанский контракт. Нынешние его подпишут тоже, но совсем на других условиях, а тут даже один процент стоит любой крови – и, конечно, без европейской охраны, при которой красть и не только красть было бы намного сложнее. Бреннера просто необходимо дискредитировать, он заключал предыдущий договор. Бреннера дискредитировать, Тахира - убить. Вот же, сам шутил, что проще какой-нибудь йеменский совет расстрелять и набрать новый, сколько денег и нервов сэкономим. Дошутился, приняли принцип к исполнению, щелк.
Камешек другого цвета. Нынешнюю встречу устроил Рафик аль-Сольх, основательно подергав за ниточки. Зачем ему, чтобы Эмирхан увиделся с Бреннером? Это совсем лишний риск. Чего-то в картине не хватает, щелк.
Бреннер аль-Сольхов ни в чем не подозревает, иначе бы о встрече через них не просил. То ли не видит всей картины, то ли это все-таки очередные игры контрразведки и борьба Народной Армии за влияние.
Начать все же стоит с Кемаля. Его в любом случае полезно повозить мордой по ковру, и ковер почистится, и верный соратник вспомнит, где его место.
Но эта... жаба. Я же сам его засунул на конференцию, этого измирца-немца-земляка. Что бы там ни было - заговор, деньги, толкучка, он во всем этом по уши.
Нет, обнаглели. Обнаглели и совершенно распустились. Пора делать букет.
Эмирхан Алтын родился в 1991 году в городе Измир провинции Измир. Раньше Измир был илом – провинцией – государства Турция. Наш Вождь родился в почтенной ученой семье, которую уважали все соседи и жители города. Маленький Эмирхан был вторым ребенком у своих родителей. У него был старший брат и двое младших – брат и сестра. В детстве Эмирхан всегда слушался родителей, родственников и старшего брата, заботился о младших. Он был смелым, любознательным и прилежным мальчиком.
Вопросы для обсуждения с детьми:
1. Сколько лет Вождю?
2. Сколько всего детей было в семье Вождя?
3. Что такое провинция?
4. Какими должны быть хорошие дети?
В школе Эмирхан всегда получал только хорошие отметки, но больше всего ему нравились лингвистические науки. /Объясните термин/. Поэтому после окончания школы он поступил в университет и стал учиться на литературоведа. /Объясните термин/. Окончив университет, Эмирхан отдал долг Родине. Восемь месяцев он прослужил в армии в сухопутных войсках. /Изображение для демонстрации: торжественное построение 172-й танковой бригады/. В то время армия Турции считалась одной из самых сильных, хорошо вооруженных и подготовленных армий в мире. Родители очень гордились своим сыном, когда он вернулся домой в парадной офицерской форме. /Изображение для демонстрации: портрет Эмирхана Алтына №5/.
Вопросы для обсуждения с детьми:
1. На каких языках говорят люди Турана?
2. Почему важно хорошо учиться?
3. Какие бывают рода войск?
4. Почему мы гордимся своей армией?
Материалы, рекомендованные для чтения вслух в детских учреждениях Турано-Иранo-Арабского Сопроцветания.
Амар Хамади, инспектор
- Повреждения наружных тканей незначительные. Обработку мы провели. На регенерацию понадобятся примерно сутки. Образцы для анализа взяли. Полное обследование закончится через час. Расширенная токсикология… простите, расширенное токсикологическое обследование будет закончено к утру, пока готово предварительное. Препарат для ингаляционного наркоза, следы, соответствующие однократному применению приблизительно 48 часов назад. Метаболиты алкоголя, предполагается внутривенное введение. – Молоденькая девочка-доктор очень старалась быть убедительной, но на глазах надувавшийся разгневанный отец ее смущал, поэтому она частила и сыпала терминами, которые едва понимал Амар, а уж почтенный господин замминистра и вовсе только хлопал глазами.
- Если очень коротко и просто, то… - вежливо подсказал Штааль.
Девочка последовательно поправила белую шапочку, высокий воротник, значок жайша, значок Союза, левый рукав, правый рукав и перешла к поясу форменной туники.
- Вероятно, его кратковременно оглушили наркозом, потом ввели, скорее всего, сыворотку правды, потом через некоторое время алкоголь. Это обычно действует очень сильно и очень быстро. Мы принимаем меры. Я думаю, обойдется…
- Думаете? – взревел Рафик аль-Сольх. – Она думает! Чем она может думать?
- Господин замминистра…
Амар приоткрыл дверь и аккуратно выставил медичку наружу, шепнув «Простите!». Та не сопротивлялась.
- Что это за школьница?! Если надо, я…
- Господин замминистра. У нас. Очень. Хорошие. Специалисты.
- Господин Штааль! Вы понимаете, что речь идет о жизни моего сына?!
- Если его жизни что и угрожает, - сказал Амар, - так это стыд.
И подумал, но вслух не сказал – хотелось бы мне знать, почему первым делом Фарид позвонил именно ему, а не отцу, не отцовским секретарям, не дядюшкам, даже не в собственную безопасность жайша?
- А вы… - развернулся аль-Сольх, уже собрался что-то сказать, потом вспомнил, что перед ним героический спаситель его драгоценного мальчика, осекся. – Простите, я просто вне себя, просто не могу удержаться. Они хотели убить моего сына!
Амар прикусил губу, глотая совершенно неуместный смех – за истерику не сойдет, не поверят. Попытался уставиться на Штааля… и по глазам его, по внезапно остекленевшему взгляду, понял, что и начальство одним «Ульем» не ограничилось. Он-то когда успел?..
- Следующим пунктом программы - восстание в пустыне.
Рафик аль-Сольх явно не читал ни одного из источников - или не понял. Или не хотел понимать.
- Они хотели его убить. По крайней мере, им было плевать, умрет он или нет, станет калекой или нет, сойдет с ума... Ему нельзя. Такая доза этой дряни...
Комм дернулся, на экране проступило «Подготовьте и предъявите альбом по материалам…» и далее длинный список кодов, которые еще утром были для Амара закрытыми. Он благодарно кивнул и вышел в коридор, оставив Штааля утешать разгневанного отца. Это, кажется, надолго.
Альбом он собирал не меньше сорока минут - потому что все физиономии и пейзажи проверил сам и лично. Кто, что, где, в каком контексте, как сочетается. Исходил из соображения, что человек, ведущий допрос, должен хотя бы приблизительно представлять себе возможные результаты. Фарид никуда не убежит.
И правда, куда денешься с тремя трубочками - на каждый локоть и под ключицу. Особенно, если на лице выражение, будто тебя после тяжелого похмелья (что, по сути, правда) изнутри родниковой водой промывают.
- Ну, это Бреннер. Он там был. Это его помощник, он тоже там был…
Амару оставалось только кивнуть. С Бреннером понятно, а вот фотографию Вальтера Фогеля, бессменного ассистента, Амар нашел крупную, но достаточно старую. Другая прическа, другая одежда. Хотя его-то Фарид мог видеть на конференции.
- Вот этот. – Шестнадцатый уверенно ткнул в один из портретов. Равнодушно пролистнул два десятка других снимков. - И вот этот… точно.
- Уверен?
- Совершенно. У меня зрительная память… Я же рисую. Вообще, надо было мне сначала нарисовать, - надувался Фарид не так выразительно, как отец, но сразу ясно: талант семейный. – Этот и этот. Ну, давай перетасуем или ищи другие картинки, если не веришь.
- Верю, верю… - Амар вздохнул. Верить не хотелось. Фарид с редкостной уверенностью выбрал из двух сотен реальных и смоделированных портретов именно Ажаха и неустановленного Хс по прозвищу Бамбук.
И если Ажаха аль-Рахмана, Последнего Талиба, фигуру скандальную и романтическую, Фарид мог видеть и в новостях, и во многих прочих специально отгороженных местах, то "Бамбук" даже в базах данных жайша не обнаружился.
- Всех вместе?
Фарид задумался.
- Не помню. Может быть, не в одном помещении одновременно. Не всех одновременно. Но Бреннера и этого, - он поднял листок с Ажахом, - точно вместе.
- А ты знаешь, кто это?
- Пуштун какой-то, - сказал Шестнадцатый. – Хотя, может, и нет – но жил в Пакистане.
- Почему ты так думаешь?
- Ну… вообще по виду. И по выговору. Они же при мне разговаривали.
- О чем?
- Не помню я! Не помню, отстань! – взвизгнул Фарид.
- Ладно, успокойся, - вздохнул Амар. - Но вспоминай. Это важно. Вспоминай, тебя потом в любом случае по кускам разберут.
- А кто он?
- Извини, не скажу, чтобы тебе... ложных воспоминаний не навеять.
Фарид помолчал немного, посмотрел еще раз на фотографию.
- Я, получается, был прав? - спросил.
- А черт его знает, - честно ответил Амар. - То ли прав, то ли нет - но то и другое очень невовремя.
Суджан Али, проездом
Суджану не нужно было перечитывать радостный щебет неизвестной Фатимы, отправленный в кондитерскую "Торт-Европа", Карачи, но прихотями сети свалившийся в почтовый ящик кондитерской "Торт-Европа", Мирут. В самом деле, что такое государственная граница для электронных символов? Сдвинь пару цифр - и система не отличит Индию не то, что от любого из Пакистанов, но и от Антарктиды.
Не нужно было, но он перечитал. В сто двадцать первый раз. Полюбовался голографической подписью Фатимы, посреди которой почти в открытом виде красовался номер банковского счета, старого, мертвого счета, с которого он снял деньги на покупку той кондитерской, что в Мируте.
Перечитал и опять решил, что ничего не понимает.
Не сходилось. Ну, допустим - хотя какое там "допустим" - не удалось ему закопаться так глубоко, как хотелось бы. Нашли его пенсионное гнездышко. Но рассказывать ему об этом - зачем? И зачем - сейчас? Он ведь еще и доехать туда не успел. Свернет по дороге - поминай, как звали. Чтобы отследить, откуда примут, прочтут письмо? Не смешите, частные спутники на что? Чуть больше заплатил - и вот для сети ты уже где-нибудь в Таджикистане. Чтобы спугнуть? А смысл? Предупредить, что ищут? Не похоже. Сказать "а мы все знаем" как в плохом кино?
Не бывает даже в плохом кино.
Тем более, что у нас кино - хорошее. Заказчик – со всеми его масками, от пожилого шейха до сладкоежки Фатимы - и сам закопался, так что ни с какой стороны не подойдешь, и ресурсами располагал серьезными, и исполнителя снабдил ими щедро. Поток информации о Тахире - почти без лага, почти в реальном времени - данные по камерам, транспорту, связи, технике. Все очень подробно, очень дотошно, с деревьями вариантов... Тремя четвертями этого Суджан не воспользовался, но качество работы оценил.
И удивлялся рассогласованности между блестящей практичностью технической части и общим инфантилизмом постановочной. Цветочки, стекляшки, роботы… а, впрочем, с роботом как раз вышло хорошо. Хотя Тахир умер не потому, что был пособником атлантистов.
Но это все было тогда, осталось там, до взрыва. А сейчас...
Сейчас посреди мира крутился огромный электронно-бумажный смерч с Дубаем в качестве эпицентра. Летали официальные дипломатические ноты разной тяжести, разевали картонные рты говорящие головы на экранах, Индия вдруг предложила стать посредником в вопросе о независимости штата Азад-Кашмир - и на нее не обрушились со всех сторон, кажется, только потому, что состав восточнопакистанской стороны еще не определился... Азад-Кашмир счел благоразумным не высовываться, пока не осядет пыль - даже странно, что сообразили.
А вот его собственная дезинформация - за которую его только что поблагодарили - не всплыла никак. "Вуц" - всплыл, еще бы. И за ним, всплывшим, гонялись стаи новостных и аналитических гарпунеров... но если в чьи-то руки и попали вещдоки, тщательно оставленные милису, этот кто-то в любом числе воспользоваться ими открыто не рискнул. Или не захотел. Или не стал. Или не в открытую. Все перебивались слухами, следствие сообщало, что ведет следствие... а вела следствие контрразведка Народной Армии, а еще точнее - отдел, ответственный за Европу.
Может быть, деза не всплыла именно поэтому. В Евроотделе работал племянник Рустема аль-Сольха. А может быть...
Суджан посмотрел в серовато-коричневое затененное стекло междугороднего автобуса, самого обычного – два этажа багажа, едва работающий кондиционер, полудохлые телепанели, доисторический раздатчик сети, - увидел там собственную осунувшуюся физиономию, поскреб щеку. Щетина кололась и поскрипывала. Если сказать себе правду, как перед Аллахом, то он попросту не знал, почему до сих пор жив. Он был уверен, что заказчик сдаст его немедленно после взрыва. Потом, получив последние указания насчет цветочков и хрустальной крошки, был уверен, что привязка нужна, чтобы красиво «предотвратить» покушение на Тахира. Потом – не сомневался, что сумел оторваться, избежал предательства.
И вот теперь – письмо. Не сумел, но и сдавать его никто не собирается. Анекдот про дурачка на море: «Мама, что это было?!» - и Суджан в роли того дурачка.
Суджан закрыл глаза и в темноте мгновенно открылся квадратик экрана из старого разговора и пятнистый козлобородый имам вдруг дернул щекой и сказал «Вы не беспокойтесь, в вашей бывшей стране из-за этого не случится никакой войны» Как будто Суджан мог поверить таким заверениям. Как будто - раз уж он согласился - его не устраивала цена. Как будто.
Амар Хамади, ученик чародея
Амара в киберотделе встретили странно. Он всего-то забежал, раз выдались свободные полчаса, посмотреть, как дела у «афганцев» на выгуле, и заодно спросить, что накопали по «Симургу». Конечно, гостиничное пойдет в отчет, но когда он еще будет, тот отчет, а местные техники уже перестали клясть «проклятого невежду», увлеклись задачей, нажили на ней десяток новых полезных методик и решений и на автора исходной завиральной идеи смотрели уже чуть ли не с благосклонностью.
А тут заходишь во временный комцентр, отведенный под секретную прогулку в Стамбул, а на тебя глядят как на персонажа «1001 ночи», ифрита из неправоверных ифритов и наипервейшего слугу Иблиса.
Давешний – и уже не голодный – инженер с военной фамилией Аскери при виде Амара кладет коммуникатор на стол.
- Что случилось? - спрашивает Амар, понимая, что звонить собирались ему.
- У вас там телепатию практикуют помаленьку? – интересуется Аскери.
- Только в особых случаях. Так что у вас стряслось?
- Так смотри. - Инженер машет рукой в сторону экрана.
На правой половине – какая-то знакомая платформа, железнодорожная, кажется не пригородная – и эту серо-розовую стену Амар определенно где-то видел. Приличная качеством камера вокзальной безопасности честно снимает проходящий народ – мужчину с детской коляской, женщину с чемоданом на колесиках, стаю черных и серых клерков, стаю синих и кислотно-желтых рабочих... и на самом краю поля зрения сидит на скамейке и ест что-то в лепешке человек, которого, если присмотреться пристальней, вполне можно принять за лейтенанта «цветочка». А если присмотреться еще пристальней, то станет ясно, что это он и есть.
- Это где?
- Город - Урфа, улица - Замковая, вокзал.
Не узнал, да и был-то всего пару раз проездом. И каждый раз жалел, что не успевает сойти и посмотреть. Урфа… Эдесса все-таки. И Харран недалеко. В детстве не меньше полугода мечтал стать археологом... Вот поэтому и запомнил вокзальную стену. Каждый раз, как проезжал, смотрел на нее и думал.
- Ты не туда смотришь.
А на левой у нас Урфа, Замковая, вокзал, та же самая платформа – вид через пути... и очень вздрюченный человек с коммуникатором глазеет на ту самую скамейку, на которой семейная пара лет шестидесяти и никакого лейтенанта. Не видео, фотография.
Доброго всем утра. Добрались, значит, преследователи до точки – а на точке привидение нового поколения - камеры видят, люди нет.
- Нашу запись вы не остановили?
- Нет, - кивает умный Аскери, - Решили, пусть не знают, что мы знаем.
- Это вы молодцы. Это вы гении. - что Амар думает про все остальное, он пытается не сказать. - Вы что, за прилегающими зонами не наблюдали совсем?
- Да он как-то... возник, - отзывается какой-то другой инженер из-за монитора...
Амар думает, что сейчас совершит убийство. За словами «он возник» должен следовать выстрел, это такое правило. Стрелять, впрочем, не из чего. Прикрыть дверь снаружи, приложиться к ней – тяжелой, прохладной, - лбом. Вдохнуть, выдохнуть. Войти еще раз.
- Вы сейчас фиксируете тех, кто всполошился?
- Само собой, - цедит неубитый инженер. Монитор у него не проекционный, а твердотельный. Хороший воротник выйдет, пожалуй. Дорогой, шикарный.
- Да, тут такая активность пошла, просто… - Аскери целует кончики пальцев. – Суетятся как вши на гребешке.
Системщики – люди нежные, нервные и с богатейшим запасом грубых выражений… Интернациональным. Любой сержант позавидует, а впрочем на кой сержанту такие цветы красноречия? Кто оценит?
- Отслеживайте все. - командует Амар. - И все вокруг. И готовьте экстренный рапорт, вот прямо сейчас начинайте. А я пойду и доложу, что у нас... неожиданное продуктивное развитие событий. Можно сказать, прорыв.
И выходит окончательно, но все же не сквозь дверь,
Целых три минуты и пять лестничных пролетов спустя он даже был благодарен себе и немножко горд. Никого не убил, не пришиб под горячую руку. Все равно поздно и бессмысленно. Все уже случилось. Киберэкскурсия спалилась, на той стороне вскипят страсти, и главный вопрос там будет даже не «кто», а «с какого момента». Теперь нужно только одно: успеть. Пока тараканы не брызнули по щелям…
Штааль, вынырнувший в коридор, практически навстречу, выглядел так, будто у него тоже кто-то только что "возник", и не один, а с компанией. Но Амару, кажется обрадовался, новостям не очень огорчился, кивнул. Сказал:
- Вынимайте из них рапорт, составляйте общий список и берите по нему всех поголовно. Начинайте прямо сейчас.
- В каком смысле берите? - нельзя было не переспросить, не в тех чинах ходили люди в предварительном списке.
- В самом прямом. В смысле ареста. И минимальной дипломатичности в процессе. Бронежилет не забудьте надеть, в прошлый раз забыли.
- Какие-нибудь распоряжения?
- Да. Начинайте со своего кандидата! – это уже через плечо, на ходу, почти с другой стороны коридора.
Системщики люди воздержанные, подумал Амар, невольно произнося вслух похабную присказку о совокуплении гадюки и жабы, подцепленную у инженеров. За спиной хмыкнули. Инспектор Хамади обернулся, обнаружив там Ильхана – спрашивать у него, кого именно имел в виду Штааль, было бесполезно. Пришлось спрашивать, что случилось.
Оказалось, что с Ильханом тоже никто особо подробностями не делился, но известно, ибо слухи летят быстрее почты, что у Вождя сегодня на приеме был Бреннер - и нажаловался на жайш. Непосредственно на истихбарат жайша, потому что следующим номером Вождь вызвал нашего Кемаля Айнура... ну а куда дальше пошла палочка, ты, Хамади, видишь сам.
- А что... Кемаль? - непочтительно спросил Амар.
- "Ничего не знаю, это все сектор А", - не то процитировал, не то реконструировал старший инспектор. - Как обычно. Гнида он, Кемаль, даром, что старый товарищ…
Ощущения не захлестнули, они просто заняли все пространство, тело, сознание, все, что могли, все заняли, потребовалось сесть, взять в руки кружку, видимо, горячую, глотнуть сладкого, горького, обжигающего язык, чтобы появился какой-то просвет, какие-то мощности, чтобы стало можно хотя бы понять, что это он такое... что, ну как что - страх, чувство беспомощности, ненависть к себе, презрение к себе же, не наведенное, химическое, на том конце маятника, а настоящее. И не удивительно. Кто был тот кретин, что обижался, что Штааль не поручил тебе военный заговор... да Штаалю, наверное, очевидно было, что ты будешь этим заниматься сам - с рассвета до заката. Такая тема, такой шанс. Зачем поручать то, что и так сделается само собой и к общему удовольствию? И вот теперь гром грянул, времени нет, а ты сидишь как медуза - и не знаешь даже, кто он - "твой кандидат" и где начинать его искать. А ведь если ты его не найдешь, это, кажется, конец всему - и конец тем людям, которые имели несчастье принять на веру твою профессиональную компетентность.
Офис перекосился. Стены больше не были параллельными, углы прямыми, а пол – достаточно прочным. Все это плыло, колебалось, шло радужными полосами и трепетало под ногами, словно бетон заменили на рахат-лукум. Столы надвигались, наползали – умом он прекрасно знал, что они неподвижны, но видел то, что видел: медленно приближавшуюся мебель.
Амар прикрыл глаза, но легче ему не стало, и не отпускало ощущение, что за спиной не стена, а глубокая холодная шахта лифта. Пожалуй, так было еще хуже.
Приступ паники. Редкий, но хорошо знакомый гость, привет давешнему полету через госпитальную стену. Добраться до аптечки в столе сквозь пелену перед глазами и липкое желе вокруг, везде. Хорошо бы прилечь, пока не подействует лекарство. Некогда, некогда, некогда… а это все – просто сбои на линии, просто связь шалит и картинка смазывается. Все в порядке. На самом деле все в полном порядке. Ничего не случилось, просто закоротило в мозгу, сейчас отпустит. Ты же помнишь: всегда отпускало, и сейчас отпустит. Ты не умрешь, ты даже не схватишь сердечный приступ, а спятивший колокол в груди - это ложное ощущение.
Невозможно думать сквозь, бессмысленно думать сквозь, мысли - о природе и консистенции стенного рахат-лукума, о природе и, главное, консистенции собственной... субстанции, не помнить, не видеть, что делают руки, что делает тело, нет никакого времени, дела нет, сроков нет, ничего нет, только вот это серое колеблющееся все с водоворотами, с прозрачными краями, с ничем везде. Рука с цветной нашлепкой на запястье чуть растягивает экран, потому что не хватает места для схемы, а потом ты понимаешь, что это твоя рука, твой экран и нашлепка уже наполовину желтая - а страх, конечно, остался, потому что это нормальный рациональный страх капитана, который не видит в списке потенциальных мишеней никого в звании ниже полковника. Дрожь в руках тоже вполне объяснима: что со всем этим делать новичку в отделе и в жайше, новичку, никогда не работавшему такие операции в Дубае – и вообще нигде... и еще тридцать миллионов причин для страха, куда там, для ужаса. Тут ведь промахнись, так не просто станешь всеобщим посмешищем, а погубишь неизвестно сколько.
Раз-два. Вдох-выдох. Начинаем разумно бояться. Вспоминаем славное прошлое, от Каира до Нимроза, и начинаем пребывать в разумном предбоевом ужасе.
В конце концов, можно сбросить вопрос Штаалю на личный номер. Не стесняясь. «С кого начинать?»
Потом пусть хоть увольняет за несоответствие занимаемой должности – несоответствие налицо, куда уж более явно, - только пусть ответит. Гордыня грех, и лучше быть живым позором всего истихбарата, чем мертвым идиотом.
Ждать ответа – и читать рапорт системщиков, на ходу включая параметры в свой список; ждать ответа – и делать запросы на каждого человека из списка; ждать ответа – и получать полную объемную карту, где отмечены все кандидаты на арест с предполагаемым графиком; ждать ответа – и пытаться понять, кто, ну кто же в этом списке тот заговорщик, чей глас вовремя не был услышан.
Ждать ответа – и понять, что его не будет, потому что прошло восемнадцать минут. Придется решать самому. Впору камешки кидать – черный и белый. Пройтись так по перечню «да» или «нет». Ну же, капитан Хамади, где ваша голова, логика и везучесть?
- Somebody...
Послужной список с двумя "афганцами" прямо и крепко пересекался у троих подозреваемых - и этих троих можно было смело вычеркивать. Лейтенант лейтенантом, но капитан Беннани за эти три недели знакомого бы вычислил и опознал. И сдал бы потом с особым удовольствием.
Но человек, который их вовлек, хотел, хотел, хотел оставить след, он играл в "мальчика-с-пальчик" на этом все строится.
- Somebody belled them. And what I say is: them 'as belled them, cooked up the whole can of worms…
- Что? – переспросил удивленный коллега, но Амар только отмахнулся.
Его осенило, и теперь ему было не до объяснения игры слов на тему спертых шляпок и пришитых теток, тем более что объяснять пришлось бы с самого начала, с Бернарда Шоу, говора кокни и классовых перегородок. Не время и не место для лекций по культурологии.
Но кто шляпку… кто этих двоих сюда вызвал, кто их в этот суп брякнул, тот и есть ренегат, а если нет – помилуй нас всех Аллах… ну или кто-нибудь, кому мы все небезразличны. Значит, бригадный генерал Хадад? Значит, так.
- Я правильно понял, - спросил он у Ильхана, - что я командую арестами?
- Да, и мы все ждем твоих распоряжений. – «Неплохо бы поторопиться», явственно услышал Амар, и уже понимал почему: если промедлить, если не успеть немедленно взять информацию, нам всем крышка – от Штааля и до рядовых инспекторов, потому что гнида-старый-товарищ Кемаль продаст нас всех, и вопрос на самом деле стоит – кто раньше успеет.
- Хорошо. Стандартные схемы на такой случай есть?
- Если бы…
- Понятно. Так. У нас 14 объектов. Значит, 14 сотрудников, каждый с прикрытием… самый дальний объект… так, полчаса на подготовку, час туда, полчаса резерв на нестыковки… Я в 15-45 беру Хадада, в 16 берем всех остальных. Одномоментно. Сразу – в транспорте – допрашивать.
- Направление?..
- Эм… сейчас скину. – Да, сейчас только проверю, присвоен ли мне допуск к данной информации. Надо же, присвоен. С правом переназначения. Больше ничего. Валентин-бей, вам ли питать пристрастие к обычаям Лаконики?.. – Готово. Десять минут на ознакомление. Начали.
Вальтер Фогель, референт
«Британцы, чувствуя себя уязвимыми в связи с последними событиями в Туране, подняли текущий статус тревоги с «чуть испорченного настроения» до «некоторого расстройства». Однако вскоре статус может быть поднят до «раздражения» или даже «легкой рассерженности». Британцы не были «слегка рассержены» с блица 1940, когда в стране едва не кончились запасы чая. Террористам сменили категорию с «надоед» на «досадную помеху». В последний раз уровень «досадная помеха» имел место в 1588, когда стране угрожала испанская армада.
Шотландцы подняли статус тревоги с «все достало» до «надерем им задницу». Больше в их списке пунктов нет. Поэтому последние 300 лет шотландцы и находятся на переднем крае британских кампаний.
Французское правительство объявило вчера, что подняло статус террористической опасности с «беги» до «прячься». Осталось только два верхних уровня «сотрудничай» и «сдавайся». Смена статуса была вызвана недавним пожаром, уничтожившим фабрику, производившую белые флаги – и тем фактически нейтрализовавшим военный потенциал страны.
Италия сдвинула статус вверх с «громкого и возбужденного крика» до «вычурных милитаристских поз». Два следующих уровня: «неэффективные боевые действия» и «смена стороны».
Немцы повысили статус тревоги с «презрительного пренебрежения» до «распевания маршей в военной форме». У них также осталось два уровня – «вторгнуться к соседу» и «проиграть».
Бельгийцы, наоборот, как обычно в отпуску; единственная угроза, которая их беспокоит – вывод НАТО из Брюсселя.
Испанцы счастливы, что их новые подлодки готовы к развертыванию. Замечательный современный дизайн предусматривает стеклянные днища, так что новый испанский флот получит возможность по-настоящему хорошо рассмотреть старый.
Австралия, тем временем, подняла уровень тревоги от «не парься!» до «все будет нормалек, кореш». Осталось два шага эскалации: “Божечки! Кажется, придется отменять барбекю на выходные!" и «барбекю отменяется!». Пока что ситуаций, требующих задействовать последний уровень, в истории страны не возникало...»
Если бы что-нибудь подобное позволило себе туранское телевидение, сейчас в холле царило бы негодование. Но неизвестно кто поймал украинский сетевой канал, который передавал выступление популярного новозеландского пародиста, так что участники конференции либо веселились, либо игнорировали голографическую «жужжалку». Секретарь французской делегации радовался как дитя и приглашал Вальтера разделить с ним восторг.
- Смех-смехом, - хмуро сказал Вальтер, - а Германия в Евросоюзе весит немало. И ястребов у нас что-то развелось совершенно неприличное количество. Да ещё и год... тридцать девятый. Я, конечно, не суеверен, но...
Француз пожал плечами. Мне, подумал Вальтер, чтобы поддерживать имидж немца-зануды, даже и стараться не надо. Нынче все, кто хоть на мгновение отказывается от антидепрессантно-инфантильной легкости в общении, уже зануды, старые вешалки и «не ловят». Да и ведут себя неприлично: что за намеки перед обедом, что за тон? Серьезность за едой снижает усвоение белков на 7%...
Дипломаты умеют владеть собой, но несколько раз Вальтер всё же ловил на себе косые взгляды, хотя большая их часть явно предназначалась отсутствующему сейчас шефу. Бреннер всё-таки формально входил в состав делегации от Евросоюза, так что с целым рядом политических и дипломатических последствий его самодеятельности предстояло иметь дело и остальным европейским представителям. Кто из них и сколько узнал про события предыдущих двух дней, Вальтеру приходилось догадываться самому, и это резкое обмеление внутренних информационных каналов гораздо лучше, чем неприязненные взоры, говорило об отношении коллег. А уж когда Бреннер взял и чуть ли не с полуслова добился у туранцев аудиенции с Вождём… Тут тебе и зависть, и мысли о заговоре, и молчаливое, но красноречивое недоумение. Ладно. Главное, чтобы это недоумение не оказалось вдруг неожиданно активным, да ещё в манере аль-Сольха-младшего, а всё остальное можно пережить.
Нет, главное даже не это. Главное, что генерал всё-таки слишком рисковал. Есть вещи, которые и дипломату вряд ли сойдут с рук, тем более с нынешней, чтоб её «дипломатией». Профессия эта, конечно, и раньше была помесью торговли и шпионажа, но сейчас это сделалось как-то очень уж заметно. И на некоторые интересы здесь наступать категорически не рекомендуется. Иначе могут поступить не только как с проторговавшимися купцами, но и как с пойманными шпионами. Ладно. В конце концов, генерал, надо думать, понимал, что делает, направляясь с визитом к местному фюреру. До сих пор, во всяком случае, даже самые рискованные его затеи позволяли хотя бы выйти из сложной ситуации с минимальными потерями. А то и снова оказаться на коне…
…А вернулся генерал быстрее, чем Вальтер ожидал. Похоже, его ещё и не мариновали в приёмной. Чудеса, да и только.
- И как наши дела?
- Наши вполне терпимо, - хмыкнул Бреннер, валясь в кресло и закрывая глаза. Потом, всё так же не открывая глаз, сообщил: - Похоже, с утра у Вождя было вполне благодушное настроение. Но, кажется, я ему его здорово испортил. Хоть что-то приятное за последние дни.
- Это было так заметно?
- Почти нет. Но он, по-моему, отослал какое-то сообщение, пока со мной говорил. Я думаю, вызывал кого-то на ковёр по поводу самодеятельности.
- А про нашу самодеятельность он что сказал?
- По существу почти ничего. Делал вид, что мы нашалившие дети, и строгого наказания не заслуживаем. Добра ведь хотели. Всем заинтересованным сторонам. А что заигрались, так это пустяки, дело житейское. Во всяком случае, такой будет официальная версия, как я понял. Ну, для близкой к нам и к ним публики. Совсем официально конечно, выдадут «Не было ничего. Ничего не было». И я к Вождю не ходил, и с террористами не встречался, и Ажах в столице не появлялся… Дай им волю, они бы, по-моему, и на месте убийства Тахира разместили табличку: «Здесь ничего не было».
- А что, Ажах его не заинтересовал?
- Не очень. Видимо, есть какие-то причины с этой стороны на контакт с ним не идти. Дескать, пусть с этим пакистанцы разбираются, им актуальнее. Но, похоже, и здесь никто не будет против, если с Акбар Ханом «ничего не произойдёт». Уникальный человек, всё-таки. Всех достать умудрился.
Амар Хамади, чародей
- Вы ленивы и нерасторопны.
- Ч-что?.. – промямлил Амар.
- Вы ленивы и нерасторопны, - повторил хозяин кабинета, Гиваргис Хадад, по фамилии, имени и наружности – типичный представитель сурьяни. – Давайте ваш список, я проверю.
В груди инспектора Хамади боролись противоречивые чувства: и желание дать бригадному генералу Хададу прикладом по голове… ну ладно, просто с ноги залепить, и желание стечь в близлежащее кресло, спрашивая: как, ну как?..
В результате он просто швырнул на стол перед Хададом мини-проектор со списком, дал отмашку своим сопровождающим, сел-таки в кресло и принялся смотреть, как деловитый айсор просматривает данные, одобрительно качает головой… и вносит поправки.
Амару очень хотелось притащить сюда капитана, «цветочка» и Симона аль-Шами – устроить всем четверым очную ставку. Сослуживцы и единоверцы, вашу ж дружбу…
- Почти беру свои слова назад, - бурчит генерал. – Вы, конечно, туповаты и нерасторопны, зато последовательны и дотошны. Один лишний, он не заговорщик, он просто дурак, им заместитель как штемпелем все подписывает, еще троих вы пропустили, но в целом терпимо. За три дня - терпимо, я бы вас даже не уволил.
Знал бы он, что этот список делался вовсе не за три дня, а за сорок минут, на честном слове и панической интуиции… Стоп. Почему три? Симон со своими «друзьями и родственниками» явился вчера днем. Он считает от… убийства Тахира?!
Амар демонстративно достал из кармана камеру, приклеил ее к левому погону, показывая: допрос начался. И спросил – видимо, сегодня Всевышний решил научить его задавать вопросы, не думая о репутации:
- Почему три?
- Если вы скажете мне, что ваш аль-Сольх не заметил прослушки и просто загулял с какой-нибудь хорошенькой девочкой из полиции нравов, я окончательно разочаруюсь в человечестве.
- Он, как вам известно, загулял с малосимпатичными бородатыми мальчиками, - так… это допрос. Официальный, под камеру. Осторожнее.
- Совсем загулял? - живо поинтересовался генерал, сделал еще две пометки - и протянул проектор обратно.
- Сегодня вернулся, - мстительно ответил Амар. И пусть соображает, что это значит. – Кто его слушал, с какого момента и зачем?
- Мы, во всех смыслах, последнюю неделю, чтобы наилучшим образом надавить на его семью с ее неуместными мирными инициативами.
Когда Амару было лет двенадцать, сеть пестрела выражением facepalm. Оно как нельзя лучше выражало нынешние чувства инспектора Хамади. Инспектор аль-Сольх, офицер контрразведки жайша, сын того самого аль-Сольха, развел на себе блох. Вчуже стыдно... и даже не вчуже. Коллега все-таки.
- До какого момента вы его слушали? Кто поймал блоху?
- Посредник Бреннер, точнее, его клиенты. Сразу после стадии физического воздействия.
Потрясающе, подумал Амар. Еще раз посмотрел на список, зачем-то проверил второй раз, ушла ли к Ильхану отредактированная версия. Неважно, чья редакция, ордера у нас как не было, так и нет, выдать некому, да и обращаться нельзя. Сколько-то людей погибнет.
- И зачем все это было нужно?
- Зачем давить на семью господина замминистра? Чтобы они перестали лоббировать мирный сценарий для Западного Пакистана. Зачем? Допустим, что мне и моим единомышленникам, список которых вы получили, окончательно надоело служить в несуществующей армии несуществующей страны. Мы решили, что события необходимо подтолкнуть.
- Взорвав Тахира?
- К этому ни я, ни мои единомышленники не имеем никакого отношения.
Надоело им. Как будто от несуществования армия стала хуже, а страна - меньше. Японская вот до сих пор силами самообороны называется - и ни качества, ни, прямо скажем, агрессивности у нее от этого не убавилось. Магическое мышление, название им подавай.
- А к чему имеют отношение ваши единомышленники, которые вам настолько не единомышленники?
- К тому, за что вы их сейчас арестовываете, я полагаю. К преступному сговору с целью покушения на убийство президента Акбар Хана.
Оксюморон. Сговор с целью покушения на убийство Акбар Хана не может быть преступным, только несвоевременным.
А вот и сигнал от Ильхана.
- Вообще-то мы их арестовываем за сотрудничество с известным религиозным террористом и попустительство оному.
- Вынужден признать, что это – правда. Если речь идет об Ажахе аль-Рахмане.
- А почему вы в этом так легко признаетесь?
- Разве вы не обложили нас со всех сторон? Судя по вашему списку, молчать нет смысла.
- Тогда давайте проговорим список еще раз, под запись.
- Давайте. – Бригадный генерал Хадад олицетворял безупречную армейскую любезность. – Итак, первый номер – полковник Абузар-Заде...
Все. Есть. Можно брать Хадада в вертолет, отправлять в офис и там уже допрашивать с чувством, толком и расстановкой. Самое важное зафиксировано, и теперь нужно получить еще хотя бы 5-6 признаний и полупризнаний, но эту информацию можно собирать и компилировать по дороге. Дороге куда? В приемную Вождя, конечно…
Но не сразу. Не сразу и не погодя, а своевременно. Так, чтобы оказаться там уже после того, как в аппарате заметят суматоху, но до того, как заинтересованные или просто увлекшиеся стороны отдадут приказ об аресте капитана Хамади или - для верности - всего персонала Сектора А. Не так уж его много.
Рафик аль-Сольх, во всех лицах
Выпросить в аппарате Вождя аудиенцию для Бреннера – лучший способ снять с себя и «Вуца» все подозрения, которые уже возникли и могли возникнуть в будущем. Так думал Рафик аль-Сольх вчера, когда посредник соизволил выйти на связь и потребовал – именно потребовал, - встречи с самим Алтыном. Бреннер ясно дал понять: отказ будет приравнен к добровольному признанию ответственности за все дурное, что случилось в Туране начиная с первого дня конференции, включая убийство Тахира, но не ограничиваясь им; и улики найдутся; а впрочем, кого на самом деле волнуют улики, когда речь идет о таких прибылях?
Сообщить полковнику Штаалю об аудиенции и ее времени – лучший способ укрепить дружбу с начальником своего сына, который ведет расследование дела, в котором твоя семья и твоя компания завязли по уши. Так думал Рафик аль-Сольх нынче утром, когда сразу же после Бреннера связался с полковником.
После того, как Фарид нашелся, Рафик уже не сомневался, что Бреннера вместо помощи нужно было скинуть с моста Аль-Гархуд.
После того, как по виноградной лозе из Дома - единственного в городе дома с большой буквы Д, резиденции Вождя - пришло, что Сам сначала вызвал Штааля, потом Айнура, потом, что Штааль не просто вызван, а, кажется, арестован... не кажется, совсем не кажется, телефон не отвечает, рация не отвечает, даже тот самый номер - и то молчит... после этого Рафик аль-Сольх подумал, что, оказав лишнюю услугу недоубийце сына, он, кажется, убил человека, которому очень сильно обязан. Был обязан.
Сам прыгать с моста по сему поводу Рафик не стал бы. Очень, очень неприятно, стыдно и унизительно – да; но все, что ни делается – делается с позволения Аллаха, а потому к лучшему. Есть люди, с которыми хорошо состоять в дружбе и родстве, быть связанными взаимными обязательствами, но еще предпочтительней – вообще не состоять ни в каких связях; Две Змеи как раз из таких. Но положение, в которое Рафика поставил Бреннер, требовало решительных и жестких показательных действий: чтоб впредь неповадно было никому, а в особенности – человеку, взявшему на себя обязательства посредника семьи аль-Сольх, и очень, очень щедро награжденному.
«Я его убью, - подумал Рафик. – Сначала опозорю перед Коллегией, добьюсь изгнания, а потом добью…»
Здесь убийство было не только необходимой, но и правильной мерой. Для Бреннера жизнь - инструмент и средство. Сломай ему только карьеру и он построит себе новую. Правильной мерой и приятной, да.
Ярость медленно уходила из крови куда-то совсем внутрь, в кости, в костный мозг, устраивалась там, ворочаясь, время от времени чуть выплескиваясь наружу, но все реже. Еще час-другой-третий - и ее не прочтет не только физиономист, но и медик. Так она может лежать долго, служить топливом. А потом, когда настанет время, можно будет чуть развести руками - и распахнутся ворота...
Министерство, где Рафик аль-Сольх был оставлен за хозяина – сам господин министр пребывал на все той же конференции, с которой начались все злосчастья Турана и «Вуца», - тихо бурлило, и, судя по всему, больше интересовалось делами не иностранными, а внутренними. Народная Армия устроила в столице крупную облаву. Кого-то арестовывают, где-то стреляют. Это при том, что Айнур у Вождя, Штааль там же. Исключительно странные события, и малообъяснимые даже при том уровне осведомленности, что есть у замминистра; что уж говорить об остальных.
Потом коротко кашлянула совсем уж защищенная связь и слухи перестали быть слухами и стали серией совершенно конкретных арестов. В отсутствие начальника, Сектор А атаковал не то армию, не то армейскую контрразведку и ее союзников, не то - и это больше всего было похоже на правду - какую-то межведомственную военную группировку - и, кажется, атаковал успешно, потому что над каналами связи не было слышно ни воплей Генштаба, ни воплей Генсера... И не важно, что армейская штаб-квартира - в Стамбуле. Хоть на Аляске. Они уже знают. Они наверняка узнали первыми. И до сих пор молчат. Значит, что-то там есть.
В кулуарах Министерства иностранных дел уже родилась и поползла наружу первая версия: армия готовила переворот, и теперь жайш рубит головы гидре. Звучало достаточно правдоподобно, даже с учетом Бреннера. Тот что-то узнал по своим каналам, презентовал Золотому в обмен на что-то еще, Вождь разъярился и потребовал на ковер того, кто обязан заботиться об его безопасности – Айнура, Айнур как-нибудь извернулся и свалил вину на Штааля, а Сектор А запоздало принялся ликвидировать гидру.
Такую сплетню даже можно было кому-то скормить и она продержалась бы минут... с полчаса. Потом вспомнили бы, что у Сектора А нет ни таких обязанностей, ни таких полномочий. И переворот силами этих арестованных никак не учинишь - нет у них людей под командой в нужном количестве, и в достаточном нет. Проще Штааля заподозрить в попытке переворота. Айнура - точно проще.
А теперь следы заметают. Версия номер два, могущая сосуществовать с первой.
Рафик подумал, что сейчас только в стенах МИДа заключается не менее сотни пари на тему «кто готовил переворот, а кто заметал следы». Ерунда, конечно – учитывая, что силовые группы жайша хватают, это уже вполне понятно, высоких чинов из военной разведки. Военная разведка… на две трети, а скорее на три четверти турки. Как повелось еще с XIX века, поголовно из «партии войны». Алтын в последние годы держал своих псов войны на строгих ошейниках, спасибо ему большое… и в их рядах вполне мог вызреть какой-нибудь благонамеренный заговор. Не попытка переворота, ни в коем случае – а вот хорошая наваристая провокация в пользу Турана, приводящая к военному конфликту. Это запросто. Никто бы даже не удивился, а особенно сам Вождь, он и сам в свое время опирался на армию, и регулярно подогревает реваншистские настроения.
А мы – как противники силовых решений – должны были стать мишенью. Неплохо придумано: Тахира убрать, «Вуц» подставить, концерн, или хотя бы долю аль-Сольхов в нем, национализировать, МИД разгромить и нейтрализовать и вломиться в Восточный Пакистан для защиты экономических интересов Турана в нем. План вполне в духе армейской верхушки, да и идея преподнести ситуацию Вождю на блюде – тоже в их духе. Бреннер мог узнать о происходящем или вычислить, интересуясь обстоятельствами смерти своего старого приятеля и клиента – и помчаться с новостями к Вождю; допустим, он не знал, какова в этом роль Рафика, поэтому и не выходил на связь. Теперь они разобрались, и жайш хватает зарвавшихся военных. Правдоподобно; но при чем тут Фарид и все, что с ним случилось? Что и где накопала эта старая одноглазая сволочь?
Есть, конечно, и более неприятная версия: Бреннер с самого начала играл в одной команде с военной разведкой, и визит к Вождю – только элемент интриги. Несколько странно, учитывая, что Бреннера с Тахиром связывали не только деловые интересы, но и личная симпатия, к тому же господин посредник, по слухам и его собственным словам, на дух не переносил милитаристов в любой форме… с другой стороны, как он сам только что сказал - что такое личные пристрастия и симпатии, если речь идет об очень больших деньгах?
И почему Штааль. Почему арест? Ну ладно, слухи об аресте - но не ходят у нас совсем попусту такие слухи, что-то должно было случиться. И по времени - вот мы разговаривали, вот я уехал, вот его вызвали, вот пошел слух, вот... и получается, что первый настоящий арест, вот в списке этот Хадад, не знаю, кто такой, а серьезный кто-то, первый настоящий арест после вызова - меньше чем за час. Штааль до Дома доехать не успел по дневному движению, а у них уже все завертелось. Значит, что бы у военных ни делалось, жайш об этом узнал не от Бреннера.
Тут на краю глаза, коротко мигнув, материализовался Джозеф, двоюродный брат жены Рустама, качнул лезвием клюва и сказал, что к ним, в новоделийское их хозяйство постучался человечек, военный, сильно напуганный - и сказал, что были у них движения, и что по всей южной линии бродит слух, будто бы на самом-самом верху, неупоминаемо кто был не прочь прирасти одним из Пакистанов, но совсем-совсем не тем... беда в том, что этот не тот можно было взять миром, при минимальном умении, а кое-кому из армейских хотелось отличиться, очень хотелось - и они попробовали сыграть наоборот...
Знать бы точно, что там творится. Что делать – ложиться на дно и лежать тихо или, напротив, взмыть соколом и нестись к Золотому с клекотом: вот они, негодяи, вот кто желал зла стальному проекту, а, значит, благосостоянию и процветанию Турана!
Оглянулся вокруг, впервые за последние полтора часа осознал наличие кабинета, кресла, стола, вспомнил, что информация поступает не прямо в мозг - а на экраны. Термостакан чуть подсоленной воды на подлокотнике был холодным и мокрым по краю - значит только что принесли новый.
Рафик покрутил головой, освобождая мышцы. Последний арест был... двадцать две минуты назад и с тех пор - ничего. Подождем. Не будем дергаться. Авось отзовется кто-то из источников или союзников - или даже врагов - и прояснит картину.
Небольшая точка на столе светилась ровным зеленым. Фарид жив, Фарид в порядке... и пока в безопасности. Значит - можно не торопиться.
По проверенным данным только что в административном районе произошло несколько огневых контактов, по непроверенным данным - между НА и военными. Ходят также разговоры об арестах, слухомельница пока не включилась. Мои контакты не в курсе – что вас? Поторопимся, успеем раньше «Рейтерс».
Текст-сообщение, перехваченное системой «Сомнительное», Истихбарат Народной Армии Турана, Сектор А
Амар Хамади, курьер
Амар ненавидел полупрозрачные вертолеты жайша – радужные пузыри. Никакие похвальбы невероятной прочностью, просмотренные результаты тестов и фортели на авиашоу его не убеждали. Мыльный пузырь и есть мыльный пузырь. Лопнет и поминай, как звали.
Вдвойне он ненавидел манеру жайшевских пилотов рушиться вертикально вниз на крошечные посадочные площадки так, что уши закладывало.
Привыкнуть невозможно. Отучить от этого безумия – тем более, кочевник, пересевший с коня на вертолет, все равно остается кочевником, лихим и бесстрашным. Остается только терпеть и ненавидеть.
Шестеро раненых, двое убитых: один сотрудник Сектора А и один боец прикрытия на десять арестованных. Семеро раненых и трое убитых на двенадцать арестованных. Два самоубийства. Двое успешно скрылись.
Амар не знал, как оценить результат. То ли полный провал, то ли наоборот, полный успех. Для совершенно неподготовленной внезапной операции, пожалуй, успех. Две трети списка были взяты тихо, быстро, без критических осложнений. Треть… этого следовало ожидать? Или все-таки можно было избежать?
Ладно, пусть Штааль решает. Главное – выцарапать его, и пусть решает.
Прикоснулся радужный пузырь к поверхности, ожидаемо лопнул, выплеснул содержимое на посадочную площадку - и вот уже вокруг кишат и даже на прицел не берут - зачем? Неоткуда у капитана Хамади взяться допуску на посадку здесь. А раз сел, сам должен понимать.
А капитан не понимает. У капитана пакет и доклад для начальства, для полковника Валентина Штааля, которого вызвали, лично вызвали, лично к господину председателю правительства, а если короче, к Солнечному Вождю, живи он тысячу лет, и вот для этого разговора и нужен пакет и доклад. Только лично, только в руки.
У капитана Хамади в руках – напоказ – защищенный носитель данных в противоударном корпусе, стандартная модель, самоуничтожающаяся при попытках взлома. На голове многоканальная гарнитура. На предплечье левой руки лежит планшет стандартной серии, и капитан Хамади то говорит в гарнитуру, то водит пальцами по планшету, а то соизволит обратить внимание на охрану, служащих, еще невесть кого. Капитан хорош как картинка, сними против света, добавь четкости и можно помещать на обложку пропагандистского фильма.
Еще добавить бликов на два значка: Народной Армии и Союза Солнца, чтоб ясно было: это вам не просто так какой-то капитан, метр девяносто плюс пушечного мяса, а лучший из лучших, верный из верных.
Характер сложный, неуравновешенный.
Недоброжелатели сказали бы - гнусный характер. И упрямства на четыре стада ослов и даже онагров.
Можно, конечно, арестовать. Вернее, можно попробовать арестовать - и кто ж его знает, что из этого получится: труп, несколько, скандал, несколько, может даже попытка переворота или, упаси Вождь, несколько. Что-то ж все эти аресты значат - не с дурной же головы жайш принялся хватать военных?
В общем, обычного покушенца ребята из охраны здания и охраны Вождя поняли бы лучше - и возможно даже лучше к нему бы отнеслись.
Об этом говорили за спиной Амара, когда вели его с крыши вниз по лестнице, вводили в лифт в режиме «только рыпнись», обыскивали, потрошили и искали все, от взрывчатки до «блох», пытались влезть в канал связи, пытались заглушить сигнал, просвечивали планшет, наушники и даже микрофон. Капитан Хамади не обижался: у всех своя работа. Их дело следить, чтоб с головы Вождя волосок не упал, а дело наглого капитана – прорваться в заветный кабинет, чтобы передать своему шефу отчет. Что шеф еще здесь, и вот как раз сейчас на ковре, Амар усвоил из обмолвок за спиной, реплик в микрофоны, обрывков фраз.
О чем они там беседовали с Вождем эти... три? часа, с тех пор, как у Штааля замолчал коммуникатор, Амар представить даже не боялся, а не мог - воображение отказывалось служить. К счастью, от воображения ничего и не требовалось, за маршрут отвечали сопровождающие, а в наушниках, планшетке и комме гудела, вскипала и булькала сероводородом операция. Паника у военных с момента не того покушения, исчезновения "афганцев", а затем и аль-Рахмана, царила нешуточная, а поскольку заговор был все же сугубо лоялистским, то и участники его в большинстве своем предпочли "течь", а не запираться. Некоторые даже... фонтанировали.
Наконец вышел, возник из глубин аппаратных недр некто вальяжный и томный, в роскошном костюме по последней евразийской моде: вдоволь блеска и золота, мягкие контуры, плавность линии. Сей аппаратный переукормленый фазан смерил капитана Хамади взглядом, поцокал языком.
- Это все, - небрежное движение руки, - положите здесь. Слушайте меня внимательно. Вы подойдете к двери. Когда она откроется, вы молча, без приветствий, сделаете пять шагов, протянете руку и отдадите носитель. Потом сделаете пять шагов назад. Не топать, не чихать, не кашлять. Вы меня поняли?
- Кха... я вас понял, - повел плечами капитан Хамади. - Но я с вами не согласен. Гарнитуру я не отдам. Мне нужно быть на связи.
Слов "а то есть у меня подозрения, почему мне начальник не отвечал" он не произнес и даже не подумал, нельзя об этих вещах думать в такой обстановке, как под огнем нельзя думать о возможном ранении. Накликаешь, как пить дать.
- В таком случае...
- Мне ваши гаремные штучки безразличны. Ваша безопасность меня просветила раза четыре - и хватит с вас.
Глаза у фазана сделались как у злого евнуха. Как у злого евнуха с маленькой, но неотъемлемой властью.
- Значит, я ошибся, капитан Хамади, когда подумал, что для вас очень важно эту информацию передать… а для вашего начальника – получить. Если вы не хотите подчиниться общим требованиям распорядка, вы можете и дальше находиться здесь. – промурлыкал он. – Имейте в виду, я в любой момент могу включить глушение.
- Мне очень важно ее передать, - сказал капитан с плаката. - А ему очень важно ее получить. И, кстати, глушилку, идиот, тебе нужно было включать раньше, потому что я тебя не только пишу, но и пересылаю.
- Будьте так любезны, снимите на 60 секунд гарнитуру перед дверью кабинета, – отчеканил напоказ евнух, и так же напоказ продолжил: - Я просто не понимаю, как вы осмеливаетесь спорить, понимая, что речь идет о рабочей обстановке господина председателя, которую совершенно недопустимо нарушать посторонними звуками! Невиданное, невероятное неуважение!
Капитан с плаката покивал чуть деревянно: мол, ну да, ну да, дело евнухов султана - ревностно беречь султанскую обстановку, дело воинов султана - защищать его покой более действенным и не всегда бесшумным образом. Потом неотобранную еще часть сбруи отцепил и аккуратно устроил на кресле.
В гарнитуру сказал:
- Темель-эфенди, я прошу прощения, но в следующие пять минут я могу в любой момент оказаться в режиме "молчание".
Можно было просто сигнал подать, но отчего же не проявить вежливость к человеку, достойному вежливости.
В кабинете было просторно, полупрохладно и при этом – солнечно. Стекла во всю стену и крышу, типичный пентхаус. Глупо, подумал Амар, одна ракета и… На втором шаге он все-таки вспомнил, зачем здесь, попытался найти взглядом Штааля – а нашел стоявшего у торца широченного стола Кемаля-гниду. Шаг и еще шаг. Каплун фазаний не обманул: ровно пять шагов до кресла, и затылок начальства виден только сверху. Протянуть руку, уронить теплую металлическую пластину в подставленную ладонь. Пять шагов назад, говорите? Спиной? Сейчас споткнусь и грохнусь во весь рост, вот смеху-то будет… и рабочая обстановка, конечно, пострадает.
Амар молча отсалютовал Кемалю, шефу и темному пятну в солнечном ореоле, развернулся и вышел. В четыре шага.
Рафик аль-Сольх, по-прежнему
Господин старший инспектор Темель Ильхан возник посреди рабочей поверхности внезапно и почти бесшумно - секретарю было приказано немедля пропускать все входящие из Сектора А, немедля пропускать и аккуратно записывать, и он пропустил и, будем надеяться, пишет. Но не слушает, слушать ему запрещено.
- Господин заместитель министра, прошу прощения за поздний звонок, надеюсь, что не обеспокоил вас.
Реверансы, осведомления о здоровье, тяжкие вздохи, посвященные работе, не дающей продохнуть и не наблюдающей часов... все это значило - все хорошо, все нормально, все вошло в мирное медленное русло.
- Достопочтенный господин заместитель министра, я хотел бы от имени отдела заверить вас, что сегодняшние... мероприятия никоим образом не скажутся на скорости расследования, собственно, эти мероприятия были следственными, и мы надеемся в кратчайшие сроки снабдить Министерство иностранных дел необходимой ему информацией.
Все совсем в порядке, говорит старший инспектор, отбой.
Рафик кивает, вопросительно поднимает бровь.
- Я... - и здесь слышится легкая пауза, - также прошу прощения, что сообщает вам об этом ваш покорный слуга, а не, - еще одна легкая пауза, - капитан Хамади, но он все еще там. Приятного вечера, господин замминистра.
Вечер, вероятно, будет приятным, подумал Рафик, медленно-медленно выдыхая раскалившийся в легких воздух. Фарид нашелся, с ним все хорошо. У полковника Штааля тоже хорошо, невзирая на то, что его приволокли к Вождю на аркане и до сих пор не выпустили. Если только старший инспектор Ильхан не имел в виду, что в Секторе А сменилась власть, и теперь место Штааля занял капитан Хамади. Хс на такой должности? Это может случиться только милостью Алтына и по его личному указанию, а капитан Хамади в Секторе А еще и полугода не прослужил. Неужели успел подсидеть? Кто же этот долговязый араб из пресловутого «опоздавшего поколения»?! Да даже если и не занял место, не подсидел, а просто играл какую-то роль в очередной интриге Народной Армии… лихо, с какой стороны ни взгляни, а лихо.
Уточнить его новую должность, отметил себе Рафик, прежде чем отдариваться за спасение Фарида – чтоб не промахнуться ненароком.
Нет, подумал Рафик, все же не подсидел, ерунда, это бы в разговоре обозначили более ясно. А не ерунда, что копали все же военные - и копали под нас, и как под концерн, и как под дипломатов. Потому что, кроме старшего инспектора, мне официально не позвонил никто. Как оно и должно быть, если мы ни в чем не виноваты - но о заговоре не знали. Если бы знали, перед нами пришлось бы... нет, конечно, не извиняться - но как-то обозначить наш статус пострадавших, за который нам положено и положено немало. Так что ставить нас в известность никто не захочет.
Не дождетесь. Все сами узнаем, установим и возьмем. Все - и еще щепотку сверху.
И - подумал он со вздохом - немножко поделимся с Сектором А.
Амар Хамади, сотрудник Сектора А
- Простите, что не ответил на ваше сообщение... - Амар проглотил злобное «ну что вы, Валентин-бей, какие мелочи» - и услышал продолжение: - Они там у меня отобрали даже перьевую ручку, не то что коммуникаторы.
- Ч-что?..
- Все отобрали, и посадили в совершенно пустую комнату, вы представляете? – хихикнул Штааль. – Часа на два или на три, точно не скажу. Вышло очень удачно для дела.
- Зачем? – Амар уже знал, что сейчас услышит, и ему было только интересно, как это будет сформулировано.
- В воспитательных целях, наверное. - Начальство еще раз хихикнуло. Амару, кажется, предлагали разделить веселье и посмеяться над глупостью то ли сотрудников аппарата, то ли самого Вождя.
Хамади покосился на шефа, сидевшего в пассажирском кресле, и возблагодарил столичную вечернюю пробку. Его накрыло чувством, плохо совмещавшимся с вождением служебной машины по городу, хотя управление и было на три четверти автоматизированным. Сочетание интеллектуальной мощи и нестерпимой слабости, даже виктимности характера бесило и вызывало не только желание защитить, оградить, но и оторвать эту гениальную голову именно за вопиющую беззащитность.
Амару совершенно не было смешно, ему было тошно - до цветных пятен перед глазами, до гула в ушах и острой необходимости ударить кулаками во что-нибудь... только не в пассажира, ради всего, нет. Он даже понимал весь абсурд желания причинить человеку боль именно за то, что ему слишком легко причинить боль; но гнев и бешенство требовали выхода, сброса...
При этом он еще помнил, что везет руководителя Сектора А контрразведки Народной Армии Турана, своего начальника, стоящего намного выше в иерархии. Не друга и даже не приятеля, босса.
Вдох-выдох. Быстрый глубокий вдох, медленный выдох.
- Вам нехорошо?
- Я представил себе, что было бы, если бы я промахнулся... – соврал Амар. Этот ужас уже давно перегорел, был пережит и забыт.
- Может быть, я поведу?
- Сидите уже. Знаете, что такое цвет grenouilles dans un évanouissement?
- Лягушки в... м-м... в чем?
- В вашем случае – в зеркале! – показал Хамади на зеркальную полосу на приборной панели.
Начальство приподняло брови со знакомым Амару негодованием – мол, нахал и непочтительный негодяй, но на большее его не хватило.
- Я тут немного подремлю, можно? – голосом стеснительного ребенка спросил пассажир, и, не дожидаясь ответа, то ли моментально отрубился, то ли удачно притворился глубоко спящим.
Всю оставшуюся дорогу Амар благонравно размышлял о том, что Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, исключительно хорошо относился к кошкам, а также об культурных корнях такого отношения – поди повози с собой кошек на верблюдах, тут точно войдешь в историю, - но сойдет ли дорогое начальство за кошку, и зачтется ли сохранение его сна во всех проклятых пробках этого проклятого города хотя бы как компенсация всех проклятий, призванных по дороге на город и разъезжающих по нему идиотов?..
Вертолет у него забрали, а в качестве возмещения – не выгонять же удостоенных внимания Вождя идти по улицам пешком, - дали на время машину. Шофера, прилагавшегося к машине, Амар отправил пообедать, и теперь уже жалел об этом.
У самого дома он нехотя разбудил шефа и сдал на руки супруге, был приглашен на ужин и вежливо отказался, сказав, что был бы счастлив, но его, увы, ждут дела… увы, не великие, но совершенно необходимые, а вот Валентин-бей доставлен и его, если ему вдруг заблагорассудится сегодня еще поработать, надо бы привязать и запереть.
Начальство сонным голосом пообещало ничего подобного не хотеть.
Сибель улыбнулась:
- Ахилл был полубог и герой, а Одиссей хотел домой к жене…
- ?..
- Это один мой одноклассник написал…