День 2
Амар Хамади, сотрудник сектора А
Получу премию и куплю байк, пообещал себе Амар. Не молодежную пластиковую ерундовину-скутер, а черно-серебряного монстра. Буду ездить очень быстро, обгоняя рев мотора, чтобы самому тошно не было. Как Штааль. И пусть только посмеет не сказать, как он ухитряется получать разрешение на старое топливо, я ему… а что, собственно, я ему? Зверь в гости не принесу? Вот ведь выстроил систему – начальству навредить нечем. Параноик.
Вместо личного байка ехать Амару пришлось на общественном автобусе. На двух, с пересадкой, поскольку обитала дама сердца чуть не на другом конце города и метро туда обещали дотянуть года через два. Такси уже не ходят, вертолет по чину не положен, катитесь себе, младший инспектор Хамади, на чем Аллах послал, а он что-то нынче неблагосклонен, не сказать хуже. Наверное, за виски. И что там еще было потом? Страшно даже вспомнить – кажется, шампанское…
Пузырьки из воспоминаний как-то умудрились переместиться в организм, так что Амар выскочил за две остановки до работы - и еще полквартала благодарил небеса, судьбу, Солнечного Вождя и управляющий совет столицы за щедрую заботу о гражданах, выражающуюся в утреннем дожде и неуклонной уборке улиц. В совокупности со схлынувшим первым часом пик и еще не нахлынувшим вторым эта забота давала возможность дойти до тамбура родного учреждения относительно целым, в относительно здравом уме, и даже с - о безумец! - завтраком внутри.
За герметичными дверями тамбура, а если точнее, за распахнувшимися дверями лифта начинался рай. Во-первых, в нем было пусто. Конечно, если присмотреться, то за толстыми стенными стеклами можно было порой различить движения - как рыба в аквариуме хвостом повела. Во-вторых, в нем было холодно. В-третьих... его собственные шаги глотал губчатый пол, а других звуков не было. Не-бы-ло. Тюбик "утреннего счастья" лежал где обычно, в уборной, на верхней полке аптечки. Амар выдавил в стакан сантиметра два, развел водой, проглотил, не морщась, потому что морщиться было не от чего - а потом снова открыл воду и сунул голову под кран.
Через три минуты уже совсем живой сотрудник сектора А Амар Хамади обнаружил у себя на столе термос-кружку с кофе - полную - и решил, что в жизни есть место не только радости, но и счастью.
С утра после бессонной ночи вчерашний вечер выглядел… безумным и чужим. Факты в голове, все на месте, до потери памяти он не допивался – пока, как грозил врач; чувства еще не проснулись. Наверное, спят в обнимку с Паломитой, и правильно делают, но без них затруднительно разобраться - как это все вышло?
Фарид с льстивыми комплиментами, страшными историями и баром. Фарид и заинтриговавший его Бреннер – и это не бред, не галлюцинация, а сугубая реальность. Парнишка был на конференции и вцепился в отставного генерала как клещ, и пристал с этим к Амару, и поди знай, это он случайно, просто за то, что Амар 16-го никогда не доставал, или все же покопался в личном деле, или это вообще проверка, привет от Штааля?..
Бреннера Амар помнил слишком хорошо. По Нимрозу. Теоретически его собственные задачи и задачи Бреннера совпадали. Практически Одноглазый… или это он как раз в процессе приобрел новое прозвище? – играл в какие-то странные игры, всем мешал, тянул одеяло на себя и не давал никому покоя.
У Бреннера было мало людей и мало ресурсов, а свои представления об интригах, призванных внести раздор в нестройные ряды местных радикальных суннитов и просто бандитских формирований, генерал, кажется, заимствовал из старых гангстерских фильмов. Впрочем, среди борцов за веру хоть и встречались образованные люди, до "Кровавой жатвы" или "Перекрестка Миллера" их образование не доходило - поэтому затеи консультанта со второго раза на третий, но срабатывали, чего нельзя было сказать о большей части официальных мероприятий. Поэтому объяснить Бреннеру, что его стратегия устарела еще в прошлом веке, никто, конечно, не мог.
«Не трожь, пока работает». Принцип, неизбежно приводящий к грандиозным обвалам. Как там называлась японская атомная станция, которую вовремя не закрыли и не модернизировали? И китайский химический комбинат – где он там, и русская шахта, и еще одна в Уэльсе… все работало и казалось эффективным. Бреннер вот тоже казался очень эффективным, да не казался, а был – и поклонников у него по обе стороны было столько же, сколько противников. Вброс компромата, и два отряда радикалов ликвидируют друг друга без единой жертвы со стороны антитеррористических подразделений что Турана, что ЕС – браво, как экономично и красиво. Амара от таких методов мутило, он сам не понимал с чего, и потом долго ловил ассоциации. Радиация, рудничный газ и так далее. Невидимо, не ощущается, а на первый взгляд все безопасно – особенно, если соблюдение норм проверять по принципу «работает же».
Наверное, если подумать, не Амару было судить генерала. Но Амар Хамади и не судил - он просто делал все возможное, чтобы его люди, включая его людей среди местных, от этих кинематографических штук не пострадали. И нажил себе в регионе репутацию. Своего рода. Поэтому, когда представилась возможность - легкое ранение - его оттуда убрали. Даже на полуприличную должность не поскупились. Наверху не любили, когда региональные командиры слишком... сливались с местным населением. Бреннер исчез из поля зрения, мутное чувство осталось. Но сейчас, кажется, дело было не в послевкусии от Бреннера. Дело было в Фариде.
Не в том, что парень ни с того, ни с сего свалился советоваться именно к Амару. Проверка так проверка, единственный способ пройти – вести себя естественно. Естественно для новичка младшего инспектора Хамади, у которого паршивое личное дело, скверная репутация, дурной нрав, мало покровителей и совсем нет родни. Злиться, нервничать, опасаться и одновременно накручивать себя на амбиции. Я, да я, да надежнее меня…
16-й, кажется, был вполне искренним, да и мелковат он для внутреннего контроля – и вот это уже не просто фонит, это сброс по реке. Потому что с какой радости ему, именно ему вцепляться в Бреннера, как во врага всего туранского и солнечного?
«Вчера я не знал», - подумал Амар. Вчера не знал и отреагировал на знакомую фамилию, мол, помню-помню я его. Сидели по разные стороны границы, конечно, но какая там на самом деле граница. Сволочь, и поди пойми, чья – по крови-то он западный европеец, конечно, а по интересам – в чью пользу он Пакистан разделил? Половину атлантистам, половину вообще русским, наверное – это уже потом Акбар Хан в сторону Турана хвостом вильнул.
Предвидеть это тогда было невозможно. И что Акбар Хан предшественника зарежет, и что это действие переживет, и что в наши объятия кинется, и что столько просидит. А оппозиция тамошняя, та, что уцелела, по-прежнему на север ориентируется и на совсем восток, на Китай. Вот и считай. Непростой раздел был.
Кстати, а откуда Бреннер все-таки в этот раз взялся?
Вокруг уже передвигались люди, солнце вышло на уровень верхних этажей и потихоньку заливало сектор А переливчатым подводным светом. Если приглядеться, можно было заметить, как уменьшают интенсивность, а потом вовсе гаснут лампы дневного, отключают подсветку экраны, цвет отбрасываемых теней насыщается голубоватым... Все новички обычно старались поймать дневную и вечернюю "перемену" - зрелище, вполне сравнимое с рассветом. Но Амар Хамади в помещении отдела отсутствовал.
Бреннер возник неожиданно, но Шеф никому задачи выяснить не ставил, значит, все уже проявилось, и даже, может быть, в открытые источники просочилось... но нам-то никто ничего не докладывал. Значит, добросовестный сотрудник в моем лице может прогуляться по базам данных, отследить связи и все прочее - и составить краткую сводку, чтобы коллегам потом не возиться. Будем считать подачей милостыни. И первым делом проверим мы налоговую декларацию. Потому что многоуважаемый господин Бреннер у нас не только физическое лицо, но и предприятие. Как посмотришь на него, так сразу и поймешь - предприятие. Концерн.
Вот она, декларация - а в ней, где он, тут он, список компаний, выплачивающих ежегодно угловатые суммы за право в любой момент обратиться за консультацией. Список короткий, потому что Бреннер пусть и концерн, но маленький. И пополам не делится. Но зато третье место в списке занимает кто? "Вуц Индастриз". Родной и любимый индийский сталелитейный комбайн, на четверть принадлежащий, несмотря на место регистрации, семейству аль-Сольх, младшей ветви. Старшая традиционно поставляет государствам государственных служащих. Финансово независимых... Вытекающий отсюда вопрос: что пил Фарид? Потому что нужно нечто нетривиальное выпить, чтобы смотреть такими глазами на собственного консультанта.
Амар посильнее нажал на ноющую точку над бровью, зажмурился, прогоняя мелкие цветные искры из глаз. Вспомнил фрагмент вчерашней беседы, уже после того, как Фарида понесло в непонятное, в параноидальные умопостроения, дескать, отставной Бреннер на конференции появился со злобным умыслом и наверняка по душу Акбар Хана же.
«Да кому он нужен, Акбар Хан? Он уже политический труп. Даже если его прямо завтра посреди зала пристрелят, тут ущерб для нашей репутации, да – но сколько выгоды! Зачем Бреннеру ради нас стараться? Брось, он этого ни даром, ни за хорошие деньги делать не станет. И вообще, если вредить – то второй президент куда более перспективный объект, правда?»
Геенна огненная... я ж его едва не полчаса убеждал, что из смерти восточнопакистанского этого Тахира можно не меньше пятидесяти вредных последствий соорудить, если с умом подойти и заранее подготовиться. А если подходить совсем с умом, то прибить нужно обоих и все свалить на нас.
Ладно. Понадеемся на то, что Фарид аль-Сольх все-таки додумался поговорить с родным отцом, или хотя бы просто посмотреть в семейные документы. В конце концов, кто 16-му даст хоть пальцем шевельнуть без приказа? А если он что-то интересное найдет, так и хорошо, раз, другой - и номер сменит.
А чего вы хотите от Американского Союза Защиты Гражданских Свобод? Последовательности? Да когда они были последовательны? У них, в свое время, двадцать лет ушло, чтобы решить, защищают ли они права коммунистов или нет. Государство на танке ездило по гражданским свободам, государство протащило через Верховный Суд решение, что само членство в компартии равно намерению силой свергнуть существующий строй, государство напало на адвокатуру, приравнивая юридическую защиту левых я уже не помню к чему, и сажало адвокатов как морковку вместе с подзащитными... штаты на местах наплодили внутренних правил, позволяющих арестовывать, увольнять, лишать и грабить за ссылку на Пятую поправку, и Верховный Суд все эти решения подтверждал как штемпель, а эти все не могли договориться меж собой – страдают от всего этого свободы или красная угроза такова, что, наоборот, в нарушении Конституции лежит единственное ее спасение? Оруэлл ничего не выдумал... Двадцать лет они жевали мочало, не вступаясь, даже когда у законопослушных граждан отнимали паспорта по подозрению, пока разросшимся низовым организациям это не надоело – и они не вышибли мочалоносцев из правления. И оказалось, что – не поверите – никто не умер. И красная гидра не оплела и не пожрала, даже, скорее, наоборот.
Вы скажете: но после 11 сентября они заняли твердую гражданскую позицию, они протестовали... Да. Пока казалось, что дело в горстке террористов и войнах за океаном. А когда стало ясно, что речь идет о малосовместимых культурах, пустивших корни по эту сторону Атлантики, о пресловутой внутренней опасности, причем невыдуманной, тут они опять потеряли ориентацию и тоже надолго. Как и почти все. К счастью, не в такой степени, как в Европе, от такого стыда Конституция и остатки совести нас уберегли. Многие скажут, что уберег Бог, и я соглашусь, что в той ситуации то, что мы не стали огулом лишать гражданства людей, которым оно принадлежало по праву рождения, можно объяснить разве что чудом и вмешательством благой силы. Хотя и без этого последнего грязного дела, от которого мы все же удержались, подлостей было сделано достаточно. Но время идет, истерия спадает, люди начинают вспоминать, что они – люди, во-первых, и что их интересы редко совпадают с интересами верхушки, во-вторых. И думаю, то, что мы видим сейчас – очередная попытка АСЗГС восстать из пепла. Наше дело поддержать их в этом.
Запись от 14.12.2038, "Красно-черный форум", плавучая зона "серой" сети
Фарид аль-Сольх, лингвистический консультант
Стоя под навесом, Фарид видел как зависает над посадочной площадкой и рушится вертикально вниз мелкий прыткий вертолет жайша. Сам он с детства летал на подобных с отцом, с дядей, но никак не мог привыкнуть: укачивало. Прилепи средство, вцепись в поручни и терпи, пока машина по невидимой спирали ввинчивается в небо, потом в землю, а в промежутке мелко, тошно, невыносимо вибрирует. Лучше, чем стоять в пробке или толкаться в автобусе? Какое там…
До конференц-зала он добрался на метро и был тем счастлив. Прохладно, свежо, скорость, в окнах мелькают огни, провода, странные конструкции. Девушки улыбаются, смотрят на мундир, опускают глаза – будто в первый раз увидели офицера. От этих взглядов и просыпаешься, с удовольствием, между прочим. И чувствуешь себя не кладбищенским гулем, а живым человеком, даже если читал почти до рассвета, а рассвет рано, а выходить нужно через час после него.
Двадцать Третий стоял поодаль, курил свою травяную дрянь – кто бы уже запретил все эти бесконечно полезные для здоровья самокрутки с неведомо чем, - тоже смотрел, как садится вертолет и по трапу сходит Штааль. Вот кого, наверное, не укачивает никогда.
Когда шеф подошел поближе и взглядом отыскал на краю посадочной площадки под солнечным козырьком своих, на лице у него появилось выражение, и от этого Фарид очень удивился.
- Ну что, мои химически нейтральные работники?..
- Здравия желаю, господин старший работник, - с пулеметной скоростью выпалил Двадцать Третий, как лигатуру написал, и подумав добавил, - сэр.
Кажется, "сэр" был уже лишним. Кажется, лишним было все.
- Вольно. Хотелось бы знать, господа работники, какая сила помешала информации о фильме - вместе с экспресс-анализом возможных последствий - обнаружиться в сводке новостей? - Валентин-бей был само доброжелательство.
- Я же говорил, - подумал Фарид. И не сразу понял, что думает очень громко. То есть вслух.
Образовалась секундная неловкая заминка. Штааль смерил обоих взглядом, слегка задержал его на уйгуре.
- Имран… - сказал он, и Двадцать Третий сразу как-то подтянулся, стал вдвое прозрачнее и тоньше. – Я так понимаю, в прайд вы наигрались.
Зарождения прайда Фарид не застал, но ему рассказали раз тридцать. Однажды инспектор Максум явился на службу в майке – само по себе безобразие и нарушение, - так еще и на майке красовались три горизонтальные черточки заглавной греческой xi и английская надпись «XC PRIDE». И тут неожиданно и без предупреждения в офис за какой-то надобностью зашел Валентин-бей. Узрел чудо, а его трудно было не узреть, уйгур длинный, майка оранжевая, надпись зеленая, покачал головой и посоветовал перевесить это сообщение на дверь вместо таблички «Аналитический отдел». Ребус разгадали не сразу.
В другой организации, может, и оскорбились бы - шеф одной фразой их в львицы переназначил. Здесь принялись играть. Вплоть до объявлений: "Перерыв на сон с 10 утра до 26 ночи", шестнадцатичасовый, как львам и положено, и "Работаю, не будить".
Но со временем приелось, наверное.
Имран молчал. Думал, что сказать. Или куда провалиться. Фарид, во всяком случае, размышлял именно о втором. Потому что получалось, что вчера весь день шеф не понимал - отчего на него все вокруг смотрят, будто у него лишняя пара мандибул отросла. А Фарид мог ему объяснить и не объяснил, даже не потому что развлекался, а по чистому недомыслию.
В другой организации это могло стоить… головы, пожалуй. Не Фариду. С его семьей по такому поводу никто связываться не стал бы, конечно, уволили бы – подстава, считай, предательство, но тем и ограничились. А Двадцать Третьему… Демирдере был турок, этот воздержался бы, а арабы обидчивые и мстительные, и не прощают такого. А здесь что будет? Отец как-то назвал Валентин-бея «Две Змеи», а почему – не объяснил.
Скверно вышло.
- Я был совершенно уверен, что вы уже в курсе и подыгрываете, - сказал Фарид. –Валентин-бей, простите, пожалуйста, но мы привыкли, что вы всегда все узнаете раньше всех.
- Да, - вздохнул Штааль. - Это отчасти моя ошибка. Но я надеюсь, что больше мне не придется сталкиваться с такой формой вежливости. И что все остальные будут уведомлены своевременно. - То есть сейчас же. - Потому что нам нужно работать, а сюрпризов на конференции и так больше, чем нам хочется. Восполнять от себя не придется. Да, - он обернулся уже в движении, - и перестаньте наконец нервничать. Вы беспокоите весь Улей.
К 20 году от радикалов было некуда деваться. От Эфиопии до Афгана, не говоря уж о всяком там Египте. Разумеется, количество жратвы было обратно пропорционально религиозному пылу, а уж грызлось это все между собой куда там паукам в банке. Нет, сунниты против шиитов и все вместе против талибов – это понятно, но они этим не ограничивались. Бить курдов тоже всеобщее увлечение, но это тоже еще даже не основной конфликт. А вот какие-нибудь там ортодоксальные исламисты Египта против фундаменталистов Судана... Причем без поллитры не разберешься, кто кому что отдавил, а с поллитрами стало туго. С туризмом, понятное дело, тоже, и чем дальше, тем хуже. Зато стало хорошо с полицией нравов, шариатскими судами, побиением камнями и бабами, замотанными в три мешка, для надежности. Между всем этим беженцы туда и беженцы сюда... и регулярно кого-то перевоспитывали. Лавочников камнями, лавки – бензином, ну, например, за любые книги с латиницей, за компьютерные игры. В Египте, помню, это была особо популярная тема – «подражание неверным». Причем самих неверных, например, русских, никто не трогал. А вот мальчишек, которые у нас выпрашивали сигареты, такой патруль полиции нравов как-то очередью положил прямо у входа в гостиницу... но, в общем, я не о том.
Году так к 25, когда от всего воинственного пыла остался только пшик, а натовцы разгуливали тут как у себя дома - и тут, и вообще от океана до океана, - фанатизм резко поубавился и вдруг выяснилось, что во всем виноваты радикалы, проповедники и ревнители веры. Довели мирный трудолюбивый исламский народ до ручки и завели в пропасть. А спасение лежит в светском образе жизни. Арабская, мать ее, Осень. Не всем это, конечно, понравилось... и что тут началось, куда там предыдущей каше. «Бой в Крыму, все в дыму». Кто мечеть взрывает и муллу вешает, а кто потом его самого расстреливает. Тогда и появились эти «невесты смерти». Вроде наших давнишних шахидок. Выходит такая корпулентная дама в обычном наряде, одни глаза видать, а там не столько дама, сколько взрывчатка с железным ломом... что-то вопит, еще так покрутится, что балахон развевается – и бабах!.. Да, сам видел. Зрелище из разряда «хрен забудешь». Ну жив же. Да, и здесь, в Дубае, тоже. Так что через некоторое время на женщинах покрывала и слишком свободные тряпки стали поджигать. Типа – снимай хиджаб, вставай на лыжи. Причем у меня такое ощущение, что делали это ровно те же отморозки, что тех же баб пять лет назад кислотой поливали как раз за отсутствие никабов...
Сергей Алиев, корреспондент РТВ в Дубае. Беседа с Андреем Богомоловым, корреспондентом РТВ в Дубае. Язык: русский. Время: 22.37. Дата: 18/05/2039. Место: клуб «Фри Зон», Джебел-Али. Расшифровка записи из архива Сектора С (стран РИК) контрразведки Народной Армии Турана.
Примечание 1: «Взгляд, конечно, очень варварский, но верный». Личный код JHISB-C-258
Примечание 2: «Комментарий сотрудника JHISB-C-258 сделан в непозволительной форме и неинформативен. Замечания к расшифровкам должны быть сделаны в общедоступном виде или снабжены соответствующими отсылками. Также налицо недопустимое оформление цитаты». Личный код -JHISB-C-001
Фарид аль-Сольх, все еще лингвистический консультант
- В чем разница между globally и internationally? – спросил Имран.
- Контекст?
- I have worked locally, globally and internationally.
- Не представляю, - признался Фарид. – Это хоть кто?
- Британец, - с омерзением сказал 23-й, и тем же противным голосом выговорил: - Консультант… линг-ви-сти-чес-кий.
Реплика явно была рассчитана на сидевшего рядом Штааля, но тот если и обратил внимание, то виду не показал. Делал какие-то быстрые короткие пометки на своем планшете, к докладу готовился.
- Почему Хамади не консультант, а все знает? – проклятый уйгур мстил за утреннюю сцену и прекращать развлечение не собирался.
Фарид в очередной раз промолчал.
Словари и сеть тоже промолчали - словосочетание есть, всякая сволочь атлантическая им пользуется, а что оно значит - а похоже, что ничего не значит, формула и все. А скажи Имрану, на смех поднимет. И постарается, чтобы шеф заметил.
23-й и до того жить не давал, а тут как с цепи сорвался. Посадил данные в матмодель закачивать - предсказывать, как поведет себя незваный ифрит Бреннер - с нуля. Все досье по новой, все вчерашнее, перемещения, контакты, выражения лица, все, что наши камеры на его планшетке поймали, и свеженькое, сегодняшнее - будто автоматика не справилась бы лучше Фарида. А если уж вручную, то и считать вручную же, головой. А Имран запретил, чтобы предвзятости при отборе данных не было. Сказать кому... только заметишь что-то интересное, как сразу же шипит: "Перестань думать!"
И если это называется «покажет как» - то чтоб самому Имрану так показывали, когда он пяти слов подряд разобрать в устной речи не может. О чем ни спроси – «там подсказка есть» и «что, интерфейс недостаточно дружелюбный?» И все вслух, все нарочно. Себе забрал построение карт, а Фарида приставил роботом-заполнителем. Причем толку-то с математического моделирования, оно только для больших групп эффективно, а здесь сгодится лишь для отчетности: мол, применяли все новейшие разработки наших выдающихся исследователей, а если ничего не сходится, то, наверное, или исследователи недостаточно выдающиеся, или разработки в процессе применения успели устареть. Потому что не бывает же таких объектов, которые в модель не лезут, правда? Не бывает?
Даже если анализатор глупости всякие гонит с намеком на мировой заговор атлантистов. Ну заговор-то, допустим, существует... но конкретики хотелось бы, а не пророчеств невнятных - вроде события международной (и, наверное, глобальной) важности на не то сегодняшнее, не то завтрашнее, не то послезавтрашнее число в прямой связи с анализируемым лицом. Будто мы не знаем, что программа раз через раз такое выдает и любое совпадение с жизнью нужно считать случайным.
Одно утешение - они нас, небось, так же анализируют. И теми же методами. И с той же точностью.
- Консультант, прекрати думать. Руками шевели.
Фарид хотел огрызнуться, но тут к шефу подъехала портативная трибуна, уже полтора часа гулявшая по кругу, и он удивленно вскинулся, словно ожидал чего угодно – официанта с бокалами, охранника с наручниками, но только не безобидного плоского стола с выступами микрофонов и камер.
- Рад всех видеть в добром здравии, - меланхолично сказал микрофону Штааль, отлаживая тембр и громкость. – В нашей области не произошло значительных изменений, а потому наше заявление будет мало отличаться от прошлогоднего.
Дедушка Бреннер радостно хихикнул, шеф с церемонной благодарностью кивнул ему – шутка не пропала даром.
- Единственный значимый успех по чести принадлежит не нам, а службе биоконтроля Аль-джайш аш-шааби, однако я рад сообщить всем собравшимся, что модифицированный панамский грибок, недавно интродуцированный нами вот в эти регионы, - на карте перед трибуной зажглись один за другим традиционные героиновые площади Среднего Востока, - живет, здравствует и поражает любые разновидности опийного мака, но не проявляет ни малейшего намерения перекинуться на другие культуры. Его способность перемещаться на большие расстояния и проникать в самые укромные и изолированные долины также не перестает вызывать удивление. Таким образом, вопрос о героиновом финансировании экстремистской деятельности по расчетам сойдет с повестки в ближайшие два года на радость всем людям мира и доброй воли.
Теперь хихикнул не только Бреннер. Картографированное веселье зала должно было напоминать глобальную температурную карту. То есть, континентальную. Красное, рыжее, желтое очагами – это наши, синее, голубое, зеленое пятнами – это атлантисты и их прихвостни, которым сегодняшний доклад неприятно перекроил повестку конференции. Вот вам три мешка верблюжьего помета, а не иностранную военную помощь Акбар Хану. Судя по радости, дедушка у нас по лояльности стоит где-то между Вождем и шефом жайша. Странно. Вносить это некуда, самый дружелюбный на свете интерфейс не предусматривает, вот надо же.
- …в этом году на территории друга и союзника Туранской Конфедерации, Республики Западный Пакистан, арестовано пять человек, из них четверо дали признательные показания. Однако мы, питая уважение к нашим любезным партнерам по поддержанию мира в регионе и опираясь на опыт прошлых лет, заподозрили, что эти признания являются клеветническими. – Шеф со вздохом глотнул воды из стакана. – Замечено, что экстремисты и сепаратисты постоянно пытаются прикрываться атлантическим блоком, хотя эти провокационные происки давно уже не могут никого убедить. Тем не менее, соблюдая соглашение 2032 года…
Мы, дополняет от себя Фарид, передаем этих клеветников, негодяев и врагов мира и доброй воли нашим партнерам, дабы те, в свою очередь, предали их справедливому суду. Как же.
Но наши партнеры, они же мировой заговор атлантистов, конечно же, понимают, что отдаем мы только тех, про кого они и так знают. Старая-старая игра.
- Мы также надеемся, что совместными усилиями сможем принести в этот регион устойчивый мир.
Да, вот зимой возьмем и оттяпаем на правах анклава - по итогам добровольного соглашения и народного волеизъявления – одну перспективную часть Восточнопакистанской Исламской Республики, которую Мендоса накануне обозвал Фрактально-Пакистанской, и в регионе образуется еще более устойчивый мир. Кто там сказал «хочешь мира – готовься к войне». Какой-то атлантист, наверное, римлянин и даже цезарь. Нет, историк и про греческого полководца. В общем, по этому самому рецепту. Со временем – в оба Пакистана и так далее. Дорожка накатанная, с Афганистаном точно так же было: сначала масудистанский анклав сам попросился, потом все остальное приели. И сюда... принесем мир на своих штыках.
Устойчивый, если атлантисты не полезут. А полезут - так еще более устойчивый, но не сразу. Шеф, кажется, имеет в виду именно это значение. Но на поверхности все как положено. Статистика, благопожелания. Схемы действия, используемые "экстремистами". Схемы финансирования. Ничего нового. Шеф вздыхает, виновато пожимает плечами - вот такие мы, глупые и необоротистые.
Никакого прогресса.
- Коллега, перестаньте протирать глазами старика. Как он отработает свой гонорар, вы все равно не заметите, а нас скомпрометируете.
- Что? – изумленно переспросил Фарид. «Коллега» Имран, судя по голосу, хлебнул не кофе из стаканчика, а чистый уксус.
- Удивляете вы меня все-таки, - буркнул уйгур и уткнулся в планшет. Это «вы» Фарид отлично понял: вы, «четные». Местные. Недоумки, куда там интеллектуальной элите.
Прав я был. И анализатор, тупая машина, прав. И наши уже что-то знают, раз Имран считает, что Бреннер тут с конкретной задачей, с контрактом. И конечно нам во вред. Но это серьезные дела, не для дурачков, которым только программы кормить.
Удивляю... Ну ладно. Спорим, господин 23-й, что не успеет закончиться конференция, как я вас удивлю? По-наст...
Нет, никого он не удивит, потому что система эта, Иблис ей любимая бабушка, его вгонит в гроб раньше, а потом... то ли камеры у нее сбоят, то ли распознавалка ума лишилась, но, если ей верить, внимание от оратора оттекло, как вода перед большой волной. Самая работа для четного номера глаза вручную считать. Научусь, пойду коз пасти, буду годен.
Мысли эти думались сами и по инерции, потому что голову Фарид повернул, как только увидел на картинке «отлив». Медленно повернул и круговой охват взял с камер медленно, чтобы самому в чью-нибудь статистику не попасть. И понял, что система не врет. Если и слушает кто в зале, то не Штааля, а свое. Остальные – читают. У Ренье, например, одни белки и видны, потому что лица он не опускал, а смотрит на что-то под столом, на коленях. И ему такие глаза даже идут, естественными кажутся.
А 23-й – молчит. Фарид уже сколько секунд чаек считает, а Имран молчит. И тут график дернулся и поплыл в обратную сторону. Вот вам и цунами. На шефа. И на Бреннера. Что у них стряслось? И подсветка эта розовая дергается как вчера в клубе. Сейчас снова голова заболит.
Фарид потянулся отключить собачью подсветку и понял, что никакого тошнотворного розового светового шнура на столе не было и быть не могло. Просто полоса внутреннего оповещения светилась ровным адским красным, на всю длину.
Амар Хамади, сотрудник сектора А
Амар вынырнул из расчетов, краем глаза замечая: вокруг бурлит. То ли пожар и экстренная эвакуация, то ли внеплановый визит кого-то из жайшевской верхушки? Нет, поскольку вопли «Дайте цвет на большой проектор!» и «Выкиньте милис с НАШЕЙ камеры!» едва ли были уместны что при пожаре, что при потопе. Что-то случилось. Только что. Затрагивающее отдел, значит, достаточно серьезное – потому что для мирового рекорда, установленного каким-нибудь доблестным туранским спортсменом, переполох вокруг слишком тревожный.
- И что у нас опять плохого? – спросил Амар.
Ответы оказались на диво невнятными: взрыв, кортеж, конференция, президент. Почти в центре и средь бела дня. Удивительно, как быстро люди привыкают к хорошему. Еще пять лет назад в каждом крупном городе что-нибудь взрывалось минимум раз в день.
А потом "нашу" камеру отдали все-таки и на растянутом поперек прохода экране возникла двояковыгнутая абстракционистская железяка, из тех, что украшают площади в особо приверженных традиции районах - только эта еще дымилась. И - подсказал опыт - несколько минут назад еще была бронированным автомобилем. Что ж это они взорвали? уронили? кто? на кого?
- А почему он вообще только сейчас выезжал? - спросили сзади.
- Потому что круглый стол через полчаса. Сам пишет, сам выступает, готовился.
- Известная привычка?
- Известная.
- А это что такое?
- Дайте поближе и звук дайте. Техники!
- Нашу камеру снесло со столбом.
- Ну отберите ближайшую, чья она там ни будь!
Из мельтешения деталей, из дыма и суеты, милисовских жилетов и шлемов, из непонятного мигания и завывания, из прыжков по записям разных камер на углу 73-ей Б и 34-ой Б восстанавливалась еще не последовательность событий, но картинка.
Вот две машины с затемненными стеклами идут одна за другой, «нос в хвост». Президентскую, конечно, не угадаешь – пассажир может быть в любой на выбор, и определяется это уже во время выезда. И вдруг пара распадается – первая, ведущая машина так и летит вперед, а вторая разворачивается едва не на месте, вылетая на встречную… обрыв записи.
- Что у них там впереди случилось-то?
- Не видно пока.
- А тут что?
Переход на другую камеру, пониже. Блестящее и черное – разворот машины. Президентской? Охраны? Нечто, стремительно рушащееся наискосок экрана. Обрыв записи.
- А что это мигает в углу?
- Увеличь. И звук давай.
- Как?
- Фильтруй! Дай мне.
- Смерть пособникам атлантистов. - сказал безликий мужской голос. И повторил, по-английски. - Смерть... атлантистам и пособникам. И пособникам атлантистам. Смерть...
- Это еще...
- Это вот, вот, электроника тут - магазин, реклама. Робот у них.
Высотное здание, с поперечной – как такое может быть? – трещиной по фасаду... или это окна на всем этаже грохнуло? Какая-то вывеска, нервно мигающая электронная реклама, перекошенная фигура раза в полтора больше человеческой...
- Робот. Два робота.
- Один упал, другой разговаривает?
- От магазина или террористы научили?
- А иблис же... мог и от магазина, смотреть надо.
- А стекло почему?
- Теплица взорвалась - там по фасаду выше такая труба шла, большая, с розами, вот смотри, как было. Так что часть красного - это оттуда и не кровь.
- Эстееееты.
- Кто?
- Да все.
- Кому Тахир помешал?
Тахир... ну если покушение удачное и если это правда Бреннер, найду скалу и буду из нее воду выбивать. Пророк-недоучка. Хорошо хоть, свидетель есть – если он, конечно, к утру не забыл услышанное накануне.
- Кому помешал? - вздыхают за спиной, - Тебе списком? Начиная с нас?
А Фариду, однако, недолго с четным номером ходить, заключает Амар, интуиция у мальчика золотая.
Фарид аль-Сольх, официальный наблюдатель
Радужное стеклянное крошево рассыпалось по черному асфальту, и падали, медленно кружась в воздухе, алые цветочные лепестки.
Очень красиво было. Противоестественно красиво и неправдоподобно, как на обложках китайской анимации. Хрустальные кубики, осколки витрины – и розы.
Чем дольше Фарид смотрел на картинку, тем больше его засасывало ее безумие. Покушения бывают красивыми только на экранах и в комиксах. В реальной жизни не бывают. В реальной жизни на месте взрыва разбрасывают листовки. Чертят лозунги. Рисуют символы боевых групп, в конце концов. А здесь кто-то крупно вложился в постановку кадра, который через полчаса растащит всемирная пресса, но забыл расписаться. Или не забыл?
- Кажется, - задумчиво заметил Штааль, а микрофоны честно и почти без добавок разнесли звук по залу, - термин "фотореализм" только что приобрел новое значение, кхм, да, - шеф поднял голову, обвел несколько осоловевших слушателей прозрачным взглядом, - а у господина Вуэ появился талантливый даже не подражатель, а продолжатель. Очень интересный для искусствоведа момент, зарождение нового направления – постановочный урбанистический терроризм, terrorisme nouveau?.. Впрочем, я полагаю, никто не будет возражать, если мы перенесем вопросы терминологии в следующую секцию, а сейчас объявим перерыв?
«Буду возражать, я буду... - уже хотел сказать Фарид. – Это же всё Бреннер, арестуйте его, вот и Амар мне говорил…»
Потому что Амар и вправду говорил, вчера вечером, у себя дома. Но если Имран велел не пялиться на Бреннера, чтобы не скомпрометировать жайш, то получается… это наша операция, просто Шестнадцатому знать о таких делах не положено? Или нет, не получается все-таки?
На Бреннера смотрел теперь, не скрываясь, не только он – еще половина зала, а вторая пялилась на Штааля. Бреннер же смотрел на экран и скептически кривил губы, словно картинка была ему не по душе.
Встал, едва крышкой не хлопнул - и пошел к выходу. И на шефа по дороге посмотрел, вроде без всякого чувства, а все равно будто к ящику его примерял, такому, какой в Европе из 12 досок делают.
- Ты куда смотришь? - проснулся Имран. - Ты данные внес?
- Вношу, вношу, - отмахнулся Фарид, и понял – да, руки, оказывается, работали, и даже часть головы ими командовала. Не весь ресурс ушел на созерцание. Интересно, много ошибок в схеме получится? Или наоборот?
После ухода Бреннера в зале началось брожение, жужжание и кучкование. Делегации сгруппировались сначала по национальному признаку, потом на уровне союзов и взаимных интересов, образовав такую наглядную эконом-политическую карту, что хоть на семинар к Штаалю неси: о чем нашептывает представитель государства А представителю государства Б, глядя на офицера спецслужбы государства С, у которого в нагрудном кармане как раз завибрировал коммуникатор – и кто может звонить этому офицеру в столь неподходящий момент, учитывая, что это невежливо прерванный докладчик, господин Штааль?
- Чтоб ему... - простонал за спиной Имран, - сейчас трубкой подавиться.
- Кому?
- Сейчас поймешь... - и Фарид даже не поймал, что испугало его больше, тоскливый тон 23-го или отсутствие обычного пинка. - Сейчас мы все поймем...
Шеф трубкой не давился, не кивал, сказал только:
- Да, конечно, эфенди. - отключил комм и двинулся к ним.
Стало ясно, что подавиться телефоном уйгур желал, скорее всего, господину Кемалю Айнуру, начальнику контрразведки жайша. Фарид мысленно присоединился к пожеланию.
- Остаетесь до конца сегодняшнего дня. Никаких комментариев и заявлений, но следите, тут должно быть интересно.
Развернулся и пошел к двери. Участники конференции дружно уставились Шефу вослед и провожали его взглядами вплоть до самого выхода. Только по реакции зала Фарид понял, что отбытие вышло слишком уж демонстративным – так-то вроде бы все нормально: в городе теракт, покушение на президента Тахира, начальство затребовало подчиненных к себе. Получилось же как-то… неправильно. Напоказ. Как хрустальная крошка и цветы.
- И что мы должны понять?
- Мы какой отдел, - на лицо Имрана вернулось привычное омерзение. - Не забыл еще? А нас сейчас пристроят расследовать этот неотерроризм в цветочек. Не тебя, конечно. В общем, сиди, любуйся. Все равно толку никакого.
«А хорошо было бы, - подумал Фарид, - вот прямо здесь, при всех свидетелях послать его к шайтану и дать крепкого пинка. Хорошо было бы, очень хорошо, только Шеф рассердится и выгонит. Ну ничего, ты у меня еще о каждом слове пожалеешь!» - и даже возражать не стал. Что на него слова тратить, на урода. Да трех дней не пройдет, а Имран от зависти сам себе волосы вырвет!
Вальтер Фогель, референт
По напряжению затылка Бреннера Вальтер понял – что-то случилось. А мгновение спустя увидел развёртку сообщения и у себя на планшете. Бреннер даже не обернулся, только сбросил ему значок «глаза» - дескать, наблюдай за обстановкой. А сам встал и вышел. Очень эффектный жест, и очень эффективный – если кто нас подозревал, так на лицах в этот момент совершенно непередаваемое выражение было. Особенно у юного «лингвистического консультанта» из контрразведки. Казалось, что он прямо сейчас и завопит «Держите его, он не предъявил паспорта… то есть, убил восточнопакистанского президента!». Не завопил, надо же. Но в кресле сидел, как на раскалённой плите. Аж дымился.
Юношу, наверное, взяли на службу в качестве «конспирологического компаса». Чтобы знать, в каких случаях обычный человек с параноидальными наклонностями начинает тут же строить теории заговора. Впрочем, здесь и для куда более сдержанных людей – отличная почва, чтобы подобные настроения процвели как пустыня весной. Потому что – Вальтер вспомнил короткую речь контрразведчика о новом направлении в искусстве – на Востоке вообще и в Дубае конкретно в самом деле постоянно устраивают такие провокации. То мы, то они, то ещё кто-нибудь. А потом подвох наткнётся на подвох и всё начинает взрываться. Вот и сигнал от Старого Друга – «продолжать ли работу над проектом?». Видимо, коммуникатор Бреннера заблокирован, так он теперь сюда ломится. Надо прикинуть.
Интересно, подумал Вальтер, а что бы я сказал на месте Штааля? Наверное, сообщил бы, что долг призывает меня в другое место и предложил бы всем разойтись. И половина тут же подумала бы – «поехал прятать концы в воду». А он об искусстве… И все в итоге думают то же самое… Кажется, и юноша из свиты Штааля что-то такое подумал… Как его вообще с таким лицом держат в этой службе? Не лицо, а бегущая строка с крупными буквами. И манера всех вокруг подозревать в заговорах. Своих – в благодетельных, всех остальных – в губительных. Впрочем, насчёт Штааля, учитывая его репутацию, наверняка подумал не только юноша. Вообще, в этом зале, похоже, все думают либо на Штааля, либо на Бреннера. Вот на Акбар Хана никто не думает, хотя, по уму, его бы и подозревать в первую очередь. Но очень уж напуган. Не напоказ, а натурально, до потери лица. В самом деле, как же теперь с ним Ажаху быть?..
А те, у кого фантазия побогаче, небось, валят на Бреннера и Штааля одновременно. Либо коварный атлантист вовлёк в свои заговоры скандально известного контрразведчика, либо не менее коварный тип из контрразведки как-то подцепил скандально известного генерала на крючок. Если бы было время и не такая острая ситуация, можно было бы даже подкинуть кому-нибудь такую версию, а потом посмотреть, какие следы в здешней политике она оставит. В нынешней ситуации так лучше не делать. Как пишут на дверях складов с взрывчаткой: «У некурящих жизнь дольше».
А что творится сейчас среди приближённых Тахира, лучше даже не представлять. Вот же я завис! Генерал-то не зря с места сорвался. Он наверняка как раз будет выяснять прежде всего, кто из них на что способен и кого можно привлечь к дальнейшим нашим действиям. Раз не сообщил, что всё отменяется, значит, ничего не отменяется.
Ну, вот и всё, расходятся. Тут уже следить не за чем. Вальтер встал и двинулся по коридору, по-прежнему уставившись в экран и лишь механически фиксируя мелькавших вокруг людей. Ага, наш Старый Друг сигналит опять. На редкость выдержанный человек, ровно пять минут выждал. И тут уже что-то отвечать надо. А то ляжет на дно со всей группой и растворится в иле… А он нам ещё пригодится.
«Продолжайте работу над проектом. О порядке оплаты Вы будете извещены дополнительно».
Неизвестный по кличке «Рашид», международный террорист
Рашид ехал в метро, когда в правом нижнем углу планшетки замигал значок срочного сообщения. И тут же ещё несколько человек в вагоне переменились лицом – кто слегка, а кто здорово. Война, что ли, началась?
Проклятье, очень может быть. Несколько минут назад был убит президент Восточнопакистанской республики. Взрыв, судя по кадрам, был такой, что машина взлетела до третьего этажа. Охранники, шофёр, сопровождающие… Центр города, наверняка будет много убитых и раненых. Кто-то, не слишком ценящий чужие… да, может быть, и свои жизни.
Но для нас главное сейчас другое. В каких бы плохих отношениях Туран с республикой не находился, убийство в центре столицы – плевок в лицо и властям, и всем здешним спецслужбам. И потому сейчас по всей стране вернувшиеся со смены и залёгшие спать оперативники вскакивают от звонка коммуникатора; те, кто находится на дежурстве, уже вызывают одного за другим своих информаторов; аналитики тралят данные по сходным терактам и нелегальной перевозке взрывчатых веществ; поднятые по тревоге спецназовцы натягивают бронекомбинезоны…
Ну и чутьё у Ажаха. Едва конференция началась, как он объявил карантин. И потому риск провала кого-нибудь из членов группы у нас намного ниже, чем если бы пришлось реагировать сейчас. Только очень плохо, что этот генерал знает, что мы здесь. Даже с учётом карантина – плохо. Есть, конечно, надежда, что об этом осведомлены только он и его люди, и ни с кем посторонним не поделились. Но даже в этом случае ему наверняка захочется выяснить, не Ажах ли дотянулся, наконец, до старого недруга. Слова он в качестве доказательств не примет.
Ага, и на платформе уже усиленный наряд полиции, да ещё несколько человек труднозапоминающейся внешности в гражданском внимательно вглядываются в проходящих - а что пропустят люди, то запомнят камеры. Нам-то что, мы просто спешим на работу, нам этот убитый президент не брат и не друг… Но вот проверяться дорогой придётся гораздо серьёзнее. И так, чтобы на это не обратил кто-нибудь внимание. Впрочем, контрольные точки, которые хвост за нами незамеченным не пройдёт, поблизости, к счастью, есть.
Амар Хамади, следователь
Если в большой семье отец попросит старшего сына принести гостю холодной воды, то старший сын поймает брата помладше, тот – сестренку… и так до самого младшего ребенка, который уже на ногах стоит. В армии – все то же самое. Если господин Штааль поручает старшему инспектору Ильхану собрать для аналитического отдела полную «сырую» картину покушения, то старший инспектор немедленно привлекает – а попросту говоря перепоручает эту задачку «младшему» в отделе. Амару Хамади, уважаемому специалисту по терроризму и контртерроризму, а кому же еще, спрашивается?
Впрочем, непосредственное начальство тоже не сидело без дела, пока младший работал – неповоротливый пожилой турок оказался гением сетевой административной войны и обеспечил Амару такую «зеленую улицу», что тут уж грех бездельничать, а напор коллег-конкурентов ежеминутно возрастал.
Вернее, сначала Хамади было вчуже любопытно, но при первом же рассмотрении картина преступления оказалась странной и неприятной. Подземная развязка, куда впадал гараж, выходила на четыре разных улицы - городское и армейское контртеррористическое воронье, да еще аль-Амн, не забудем про аль-Амн, про службу охраны, которая все это невесть как прозевала - в общем, упали они на маршруты с лупами и ситечками, будто раньше не могли, но ничего на всех прочих путях следования не обнаружили. Может, все прочие закладки уже подчистили, может, искали плохо, но есть вероятность, что все-таки засада была в одной точке - у магазина электроники с его розарием. И тогда вариантов три. Либо покушение должно было произойти в тот день, когда Тахир поедет мимо магазина - а рано или поздно проехал бы, либо покушавшиеся точно и заранее знали маршрут... либо взрывчатка была в машине, что, хотя бы, можно установить достаточно быстро.
Запрос номер раз. С приоритетом. И заодно – все по бомбе, взрывчатке, запалам, управлению, состав, изготовление, почерк. Делаться все это будет в любом случае, но если не послать заявку на результаты, можно выпасть из списка оповещаемых. Из него и так, к сожалению, слишком легко выпасть – благодаря интригам или повсеместному разгильдяйству - не ухудшать же самому свои же шансы...
Запрос номер два: все окрестные записи. Район очень тяжело "обвешен" и от этого тоже пахнет тухлятиной. Зачем, зачем работать в зоне действия десятков камер, когда в паре кварталов в любую сторону воздух много чище?
Запрос номер три - на робота. Перепрограммировал ли его кто или он от природы такой патриотический. Кстати, могли и не программировать, а просто свою вещалку с записью к системе подключить или даже рекордер простенький внутрь положить, не подключая.
Ах, да. Стандартные мероприятия надо тоже запустить – надеяться особо не на что, но хоть площадку застолбить.
Дальше началось самое интересное – и самое тухлое. Оказывается, почти сразу после взрыва городской милис кого-то засек и принялся преследовать, разумеется, не тратя времени на сброс данных в общие базы, и, разумеется же, не подавая сигналов на неоднократно попадавшиеся по дороге "чужие" камеры. Кто-то, укрывавшийся в доме напротив злосчастного магазина электроники, наследил как мокрый пес – и пульт, с которого пошел сигнал на подрыв, забыл на чердаке, и уходя отстреливался, и – самое прекрасное – на входе прошел идентификацию по радужке. Потом все-таки испарился из-под носа преследователей и растворился в городе. Только окончательно потеряв след, орлы из милиса поняли, что облажались, и запросили поддержку, вот тогда и данные пришлось передавать – да только прошло уже три часа. По мнению Амара – все, пиши пропало. Исполнителя уже не найдешь. Перехваты и фильтрации – дело полезное, опять же, для милиса, можно набить сети всей мелкой швалью, до которой раньше руки не доходили, но это уже совсем другая история. Следы? Следы не допросишь, никому не предъявишь и на городской площади не расстреляешь, увы.
А радужка, да что радужка, ее не то что нарисовать, купить можно. И недорого. Хотя проверить все равно обязательно - и связи могут обозначиться, и продавец отыскаться и... с такими розами и роботом рискнул бы предположить, что автор "фотографии" - подросток, горожанин, хорошая семья - да только господа милис, не путаясь в показаниях, утверждали, что гонялись за очень шустрым взрослым мужчиной - и камеры свидетельствовали о том же.
Робот оказался магазинный, рекламный. Оба робота. Один разлетелся на мелкие осколки, а другого только повалило и покорежило, и еще в нем заклинило контекстный звуковой блок. Раньше электронная дурында в два с половиной метра высотой, если ее похлопать по плечу, воздевала горе автомат, выдавала звуковую имитацию очереди и произносила воинственный лозунг, а на другие действия реагировала по-разному, к вящей радости самых мелких посетителей, например, поднимала детишек в воздух рукой, свободной от оружия. Теперь гора металла и пластика свернулась едва не узлом, но заткнулась далеко не сразу, а трудами магазинного инженера.
- Сколько пострадавших в магазине? – поинтересовался Амар, и обомлел, узнал: ни одного.
Это, спрашивается, как? А это так – за полчаса до взрыва в розарии рявкнула пожарная сигнализация, и все три магазинных этажа были срочно эвакуированы. Разумеется, никто ни в какие службы, кроме пожарной, об этом не сообщал – действительно, зачем? Ложное срабатывание, бывает.
А почему тогда эвакуировались в такой спешке? А потому что в прошлый раз... Ах, был прошлый раз? Да, был, три месяца назад и именно в розарии - там же удобрения, опыление, питательная жидкость, дозаторы электронные на всем, так одну трубку разъело, датчик полетел, потом что-то не туда опылило и полило - короткое замыкание, возгорание, а там есть чему гореть и не только гореть, в общем, хорошо, что сигнализация сработала, как положено, и пожарные системы тоже. Нет, что вы, это несомненная случайность, страховая компания все разобрала на стеклянные ниточки, а страховая компания - "Зеленая звезда", сами понимаете. Кто знает о происшествии? - да все соседи, все постоянные посетители, все читатели районных новостей и любой, кто заведет разговор о розарии.
Амар все прекрасно понимал: выплатив посетителям компенсации за моральный и физический ущерб (от испуга до вдыхания токсичных паров), страховщики внятно и выразительно объяснили хозяину, с какой скоростью ему в следующий раз надо эвакуировать покупателей, чтоб с ним самим чего не вышло. Ну и соседям заодно – тоже, благо, все в одном месте застраховано, а электронщики тогда и сами немного погорели, и ремонт после тушения делать пришлось, и опять же нашлись пострадавшие.
Покушение было встроено в местные обстоятельства. Встроено с запасом. Мало нам пустого магазина, так и на соседнем перекрестке, до которого машину президента докатило уже во взорванном виде, движение было меньше обычного - плановая наладка светофоров, так что вместо автоматики там стояла машина с регулировщиком. И при этом розарий - лишний, ненужный, избыточный. Забытый пульт. Перестрелка с милисом. Зачем?
- Для драматического эффекта, - сказал Штааль.
- Для драматического эффекта исполнитель оставил отличные четкие следы. Отпечатки пальцев, скан радужки и приметы соответствуют данным Абдула Хафиза Тарара, место работы – сталепрокатный завод в штате Карнатака, Индия. Завод принадлежит концерну «Вуц Индастриз». Последняя должность Тарара – начальник смены охраны. Предпоследняя – подрывник в горноразведочном подразделении все того же Вуца. Полтора месяца назад перевелся из Карнатаки в Дубай в связи с женитьбой. Регистрация по месту службы совпадает с местом жительства: вилла в Аль Раха Гарденс.
Чья вилла, Амар добавлять не стал. Предположил, что это будет излишней информацией. Шеф сидел за столом, не касаясь лопатками спинки кресла, и глаза у него были… нехорошие. Попросту – больные, как у простуженного.
- С учетом того, что "Вуц Индастриз" уже полгода пытается вкупиться в восточнопакистанскую сталелитейную, - сказал Штааль, - и крайней несговорчивости Тахира - это все никак не назовешь отсутствием драматического эффекта.
- Мы занимаемся этим делом? - осторожно спросил Амар.
Шеф закрыл глаза и кивнул.
- Если вы хотите спросить, почему мы, то официальная версия проста: мы свежий глаз и у нас нет интересов в регионе.
- А на самом деле? – ну как можно не спросить, если тебя прямо-таки приглашают поинтересоваться неофициальной версией?
- А что на самом деле, я не знаю. Пока. Для жайша это шанс обставить всех соседей - и армию, и милис, и аль-Амн, и мухабарат наш вездесущий, и, что самое важное, службу Вождя. А мы... у отдела есть определенная репутация. И в отношении качества работы, и в отношении умения падать на четыре лапы. Я бы счел это первой причиной, если бы не то, что, судя по всему, приказ мне присутствовать на конференции, а всем остальным - отсутствовать, исходил от Вождя лично.
- Для драматического эффекта? - Хамади вдруг вспомнил вчерашний детский восторг Фарида по поводу того "как все смотрели на Шефа, просто кино, вторая серия!"
- Вполне возможно. У него весьма развито чувство юмора, вы с ним, надеюсь, еще столкнетесь.
- Надеюсь и в тот момент пребывать под вашим покровительством, Валентин-бей.
Шеф открыл глаза - менее больными они за это время не стали - и посмотрел на Амара с, видимо, легким одобрением.
- Да, примерно вот так. Правильная интонация - треть успеха. Две трети, в вашем случае - работа. Мне очень не нравится, что наш роботехник, будем называть его N, выдавал себя за пакистанца.
- Почему выдавал?
- А. Простите, вы правы. Выбрал себе легенду пакистанца.
Амар извлек из нагрудного кармана полоску пластыря «от головы». Штааль вежливо повел рукой. Амар достал из кармана штанов фольгированную упаковку быстрорастворимого анальгетика и со стуком поставил ее на стол перед Шефом. Шеф в ответ с аналогичным стуком поставил короткий – полупустой – ядовито-желтый столбик средства, памятного Амару по послеоперационным дням.
- Сдаюсь.
- То-то, - с малопонятной гордостью изрекло начальство и закинуло за щеку сразу две плоских таблетки.
- А с алкоголем вы их мешать не пробовали? - поинтересовался Амар.
- Взаимонейтрализуются.
Везет же людям.
На селекторе что-то блеснуло и звякнуло, Штааль нажал кнопку:
- Вот и Имран.
Возникший на пороге долговязый уйгур обычно напоминал бутылку с уксусом, а теперь – с серной кислотой. Безводной, не иначе.
- Прежде всего, - сказал он. – Эта малолетняя дрянь сдернула во втором перерыве и до сих пор не проявилась. Все номера отключены. Я звонил домой - там сказали, что его не было с утра.
Амар подумал и решил, что тащить таблетку у начальства, даже если емкость демонстративно оставили на столе, нехорошо и некрасиво. Да и надобности все же пока нет.
Если бы не сводка по предполагаемому подрывнику, Тарару, первой версией было бы, что после убийства малолетняя... Шестнадцатый окончательно впал в паранойю и ринулся следить за Бреннером, если не что похуже. А вот несомненная, та или иная, связь убийцы с «Вуцем» представляла все в совершенно ином свете.
Имран ознакомился со страничкой результатов по исполнителю, скривил губы, отчеркнул на проекции «Вуц» и виллу семейства аль-Сольх.
- Ну все, все они такие. Сколько ни корми, все равно семейные игры дороже. И нет, чтоб просто предупредить?..
- Возражаю, - неожиданно резко сказал Амар. – Парень, кажется, совсем не при делах. Он вчера меня расспрашивал, кто такой Бреннер, и такую поэму сочинил о том, что Бреннер якобы приехал по душу Акбар Хана…
- Вы знаете, что устроил Акбар Хан? – перебил уйгур.
- В общих чертах, - пожал плечами Штааль, - так что с начала, если можно.
- Он полчаса выступал. Сказал, что это покушение на него и его репутацию, обвинил в нем всех вокруг, включая нас, потребовал гарантий безопасности для себя от всех, а особенно от нас. Заявил, что если ему не обеспечат эту безопасность, он ни за что не ручается.
- И потребовал посадить его в бронированную камеру. - сказал под нос шеф.
- Кстати да. И это тоже.
- А это мысль, - сказал Хамади. – Нет, не камера. А Акбар Хан. Встает, конечно, вопрос, зачем ему рыть под «Вуц». С другой стороны, зачем ему убирать Тахира? И, в конце концов, Акбар Хан и «зачем» понятия несовместимые, потому что это Акбар Хан.
- Это не мысль. Это направление работы. Во всех смыслах. Если его и правда в ближайшие несколько дней не убьют.
- Кто, «Вуц»? Или Бреннер, как и нафантазировал вчера Фарид? Я, кстати, ему вчера на пальцах объяснил, что Акбар Хан – не мишень, и вообще он политический труп, а вот от убийства Тахира бед не оберешься, и вот, пожалуйста. Хорошенькое совпадение.
- Если совпадение, - опять скривился Имран.
- Да нет, конечно! Парень вчера послушал меня, погулял со мной до часу и прямо на такси помчался перезаряжать робота!
Штааль едва слышно кашлянул. Спорщики заткнулись.
- Младший инспектор Хамади, я вам признателен за качественную сводку и соображения. Инспектор Максум, спасибо за своевременную информацию.
Прозвучало как оплеуха. Наверное, потому что так и подразумевалось.
- Имран, - добавил шеф после паузы. - отдохните немного и начинайте его искать. Если вам потребуются люди или ресурсы, требуйте. Но требуйте тихо. Амар... вы можете быть свободны и работать по расписанию, но будьте готовы к тому, что вас могут в любой момент привлечь для консультаций.
- Спасибо, Валентин-бей, - искренне обрадовался Амар. И не менее искренне обиделся на то, что на него не повесили это скверное, тухлое и бесперспективное дело.
Сонер Усмани, несовершеннолетний
Все счастливые семьи счастливы одинаково. Так говорит Ширин, когда в доме что-нибудь происходит. И каждый раз Сонер забывает спросить или посмотреть, откуда эта цитата. В этот раз до цитат дело не доходит. Ширин молчит. Кажется, она тоже удивлена - убийством или тем, что отец, достопочтенный господин министр транспорта, остров спокойствия и опора небес, выгнал персонал и теперь сам складывает вещи, мечется по номеру, разевая рот как рыба на берегу. Если проклятущего Тахира можно убить, так и номер могут прослушивать.
- Сволочь... - выдыхает Афрасиаб Усмани, - отродье. Невовремя как. Как подгадывал. Пустота. - "патронташ" с носителями летит в чемодан, синяя полупрозрачная ваза - в стену. - Пу-сто-та. Входи кто хочет... Что я успею сейчас, что?
Ширин молчит. Залезла с ногами в кресло, в накидку завернулась и молчит, даже в планшетку не косится, и очки сняла. Отец, конечно, мимо швыряется - не будет же он сестрице личико портить, но под горячую руку ему лучше не попадаться. Выпороть не выпорет, но за волосы оттаскать может, и плевать ему, когда он злится, что Ширин в ответ способна столько мелких пакостей наделать, что за год не расхлебаешь. Поэтому отца она и уважает, насколько вообще что-то такое у нее в голове помещается, а вот брат - надо признать, впрочем, давно уже признано: плевать она на брата хотела, а поколотить ее себе дороже. Отцу нажалуется, а воспитывать драгоценную Ширин - это его привилегия, никому не уступит, чуть что - дурак, не трожь сестру!
- С этой сворой же договариваться, что воду вязать. - отец, уже, кажется, не орет. Все куда хуже, он жалуется. – У них же вместо головы... кизяк на тестостероне. А три четверти своры еще будет думать, что это я взорвал нашего драгоценного президента. Потому что я был - здесь!
- А на...
- А половина своих тоже будет думать, что это я. И полезет ставить палки в колеса, чтобы я слишком высоко не заехал.
Это верно. Вот ведь Тахир - и жил плохо, и умер невовремя. Хотя тут его, конечно, не спрашивали и не он выбирал - но если бы выбирал, выбрал бы еще похуже. Если б смог, конечно, если есть куда хуже: внезапно, в чужой недружественной стране, притащив с собой половину тех, кому доверяет и две трети тех, кому не доверяет, чтоб в его отсутствие дома ничего случиться не могло.
Теперь кто раньше собраться успеет, с нужными людьми договориться, пообещать всем побольше, тот власть и возьмет.
- Зато теперь долей в "Вуце" оперировать можно.
- Молчи! - орет отец. - Дура!
- Подумайте, какая тайна... - поднимает глаза к небу сестрица. - Это еще не во всех газетах было? Ну, к вечеру будет.
- Ду-ра. - проговаривает отец. - Совсем дура. И я... с детьми такое обсуждать.
И опять прав. А Ширин умная-умная, да и правда дура. Потому что с женой про Вуц и сделку разговаривать, еще куда ни шло. Со старшим сыном и наследником - можно. А с ней? Если человек с шестнадцатилетней девчонкой про такое беседы ведет, ему ж доверять ни в чем нельзя, ни одной тайны не сохранит.
- Папа, - говорит сестрица этим своим голоском утомленной кинозвезды, почти по слогам. – Нас, конечно, слушают. Все, кому положено, и еще гостиничная безопасность – ты бы на них пожаловался, что ли? Но слышат только то, что надо. Папа, ну сколько можно?
- Будь проклят тот день! - вслух произносит отец. Никому тут не нужно объяснять, какой. - Будь проклят тот день… - повторяет он, поднимает вторую вазу, смотрит на нее задумчиво и аккуратно ставит на место.
Суджан Али, убийца президента Тахира
Пригородный поезд привычно всосал поток рабочих, разъезжающихся по окрестностям столицы. Здесь события, наделавшие столько шума этажами выше, мало кого волновали. Политика интересовала подавляющее большинство соседей Суджана по вагону только в тех случаях, когда могла напрямую привести к безработице, голоду и стрельбе на улицах. Имя Мохаммада Тахира большинство из них услышало впервые или, во всяком случае, хотя бы на минуту обратило внимание, только во время известия о теракте. Но президент другой страны – это что-то предельно далёкое, из реальности по ту сторону проектора или ещё сохранившихся в рабочих предместьях плоских экранов. Известие о покушении на вождя их бы напугало, а все остальные политические деятели для этих людей – абстрактные фигуры, на несколько секунд мелькающие в репортаже или новостной ленте. Даже завидно.
На одной из станций, не доезжая до конечной, Суджан покинул уже полупустой вагон. Конечно, поднятый по тревоге милис осматривал людей, мелькающих на станциях, пересадках и в прочих местах скопления народа, но здесь это неопасно. Никто из загородных патрульных не верит в глубине души, что на глаза ему попадётся неведомый террорист. Максимум на что они рассчитывают – выловить из потока давно разыскиваемого грабителя, поднятого с лёжки внезапной облавой. Под шумок громких преступлений редко задерживают опытных киллеров или террористов, но зато во множестве хватают начавшую суетиться шушеру. Обычный работяга средних лет, с озабоченным видом спешащий куда-то по своим делам, совершенно не привлекает внимания.
А где-то на краю сознания «работяги» по-прежнему горел предупреждающий огонёк, в своё время зажжённый инструкторами и с тех пор многократно демонстрировавший свою полезность. Именно сейчас, когда всё почти закончилось, расслабляться не стоит. Именно в моменты торжества и победы люди делают иной раз самые дурацкие ошибки. А расслабление и даже какое-то тягучее безразличие накатывались почти неумолимо. Как раз ожидаемого торжества не было. Только ощущение пустоты. Говорят, у индусов есть легенда про демона, который так ненавидел их бога Кришну, что думал о нём непрерывно, и достиг таким образом соединения с божеством. Должно быть, если бы Кришна вдруг пропал, этот демон помер бы от огорчения, что ему больше некого ненавидеть.
Размагничиваться не стоило, а вот подумать о том, почему вдруг всё сделалось каким-то пустым и бессмысленным, пожалуй, стоит, хоть это и неприятно. Суджан то смотрел в окно, пытаясь отвлечься, то просто делал перед самим собой вид, что не замечает мысли, то и дело пытающейся проникнуть в сознание. Глупости. Мысль, уже родившись, не уходила, а когда он пересел в автобус, оформилась окончательно.
Похоже, дело было в том, что он не хотел убивать Тахира. «Ты что же это несёшь, дурень?» - возмутился сам собой Суджан. И поправился – и убить хотел тоже. И было за что. Но вот больше всего хотелось не этого. Хотелось просто спросить: «Зачем ты, собачий сын, всё это сделал?». И невозможность злила ещё больше, именно она толкала убить.
Ну, вот. Теперь Тахир убит. И спросить вовсе некого.
Вальтер Фогель, контактер
В конце коридора пришлось свернуть в зал, где участникам переговоров показывали новинки кинопроката. Судя по тому, что генерал не торопил, можно было задержаться и проверить… так и есть: юный лингвистический консультант действительно увязался за Вальтером именно сюда. Едва ли совпадение. Никого из контрразведчиков Вальтер больше не заметил, хотя и понимал, что в здании, нашпигованном наблюдательной техникой, личная слежка не то что необязательна, а попросту непрофессиональна. Но такая степень непрофессионализма удивительна даже для ходячего «конспирологического детектора». А ведь, возможно, ещё придётся добираться до точки встречи… Или это такая попытка спровоцировать на действия против «хвоста»? Интересно, чья?
Ладно, разберёмся. Связавшись с Бреннером, Вальтер узнал, что ничего утешительного генералу пока установить не удалось. И в самом деле: почти вся верхушка обезглавленной республики тут же ломанулась обратно в Пакистан, власть делить. Кто своим ходом, кто вполне официальным правительственным бортом. А местные спецслужбы то ли обалдели от такой наглости, то ли просто прохлопали и позабыли задержать… то ли, кто-то из них, если не все разом, действительно, имел отношение к убийству Тахира.
Выйдя из кинозала, Вальтер убедился, что назойливый сопровождающий не отстаёт, хоть и старательно делает вид, что совершенно случайно идёт в том же направлении. Это уже ни в какие ворота. Если их до такой степени подозревают, то почему до сих пор не арестовали или хотя бы не задержали под любым предлогом, чтобы хоть в личной беседе прощупать? Или действительно самодеятельность? Или всё же деятельность, но совсем не той службы, в которой состоит молодой человек?
Бог на небе, да за ним самим наблюдение. За мной хвост, за хвостом хвост, а за хвостом хвоста, наверное, тоже хвост и так до бесконечности.
Хватит, надоело.
Старому Другу: «Купил зачем-то дурацкий сувенир. Не знаю, что делать». Старый Друг: «Привози, покажешь». Ну, посмотрим, как этот сувенир ему понравится.
Ажах аль-Рахман, как обычно
Юный дуралей перестал нравиться Ажаху окончательно. То, что он прицепился к помощнику Бреннера точно репей, в конце концов, полбеды. В процессе наблюдений выяснилось, что этот тип ещё и за собой таскал как минимум один собственный хвост, да и второй подозревать были некоторые причины. А такие цепочки – это уже никуда не годится. Тут уж никто не разберёт, какая информация по ним может утечь, и куда именно. Если Бреннеру так уж нужен этот многохвостый зверь, он бы предупредил. Значит, просто развлекается или заигрался наш мастер нетривиальных решений. Следовательно, пора переходить к решениям пусть грубым и тривиальным, зато надёжным.
- Алям, видишь его?
- Вижу.
- Если понадобится взять его, где будешь делать?
Проверка, до некоторой степени. Алям, хоть и толковый работник, в Дубае ещё толком не действовал.
- Спуск за платформой, там народу мало. Парень, хоть и дурак, но уж там-то проверяться будет, замедлит шаг ненадолго. А мы встретим.
- Сколько?
- Думаю, мы вдвоём с Абдулхамидом?
Что ж, соображает, форму не потерял. Пусть сам и делает в таком случае.
- Хорошо. Буду вас ждать в укрытии, - и на всякий случай напомнил. – Живым.
- Да что уж я, по-твоему…
- Ладно. Удачи.
Как мы уже сообщали, известие о смерти президента Мухаммада Тахира вызвало в Исламабаде и других крупных городах Восточного Пакистана массовые демонстрации. Некоторые из них носили откровенно анти-туранский характер. По непроверенным данным, в течение последнего часа эти спонтанные шествия переросли в уличные столкновения между разными группами демонстрантов и стычки с полицией.
Новостная лента инфопортала «Восточный экспресс»
Пока неизвестный офицер регулярной армии Турана
- Внимание «зайн», – проплыл в наушнике голос наблюдателя, оставшегося на платформе.
«Зайн», значит, проявился фигурант, достаточно похожий на «Бамбука». Столица, чтоб ей процветать... только работать лучше где-нибудь подальше. Там, где не набито повсюду животных чистых и нечистых и где даже объект с характеристиками «Бамбука» - Хс, светлокожий, плосколицый, плюс-минус 195 с подошвами, худой как травка - не такая уж редкость.
Настолько не редкость, что опознавательных сигналов одних десять штук пришлось завести.
«Вижу похожего», «вижу очень похожего»... а потом объект решает развлечься и выезжает в инвалидном кресле.
- Внимание «даль».
Не просто похож, а совпадает по ведущим.
Сегодня особенно важно не ошибиться, потому что объект нужно припаковать и сдать для разговора. Может быть, после этого что-то прояснится не только у неизвестного начальства. Тухлое дело – и сам объект, и особенно начальник объекта. По его голове невесть сколько виселиц и дома у него плачет, и у нас тоже.
А уж от того, что всех их выходили и выследили и флажками обставили, а брать не берут, разит хуже, чем от перегретых мусорных контейнеров в конце переулка. Тоже, город, столица, с виду чисто, а дряни...
За контейнерами в следующем переулке дышит жабрами темная машина с поднятыми стеклами. Ждет объект. И сколько дряни сидит в ней, лучше даже и не думать, пусть Беннани думает, он старше по званию.
- Внимание «шин».
Понижение уровня. Беннани – он ведет камеры – молчит, значит согласен. Значит, скорее всего, не «Бамбук». Похож. Но только внешне и только издали.
- Внимание «зайн». Объект прежний.
Да вы договоритесь уже. Никаких же нервов не хватит...
- «Зайн», - подтверждает Беннани. - Отличий много, но идет почти по маршруту.
- Внимание «шин».
- Нет, свернул. Отбой. И не тот, - успокаивает Беннани.
Где же наш Бамбук? Что-то случилось в предыдущую смену, что-то не то, не сказали, но в воздухе носится, Беннани прямо почернел, боится, а это страшное дело, если уж и капитан боится.
Душно, слишком много людей снаружи, слишком много шума. Место удобное – в переулок выходят хвосты трех ресторанов, там никого, кроме персонала – да узенькая аллейка, да у самого входа в аллейку – ниша, а стена старая, коричнево-рыжая, некрашеный известняк, и нишу эту не видать, особенно по вечернему времени, и свет ложится хорошо – тень не отбрасываешь. Но все равно чувствуешь – в домах, по соседним улицам, по металлическим навесным переходам от метро ходят люди, шуршат, разговаривают, слишком много, слишком повсюду. Никаких нервов не хватает – работать в городах.
- Внимание «алеф», - рявкает наблюдатель с верхнего пешеходного. - Третий, он...
Длинный-тощий-кажется-светлолицый-которого-должно-было-быть-слышно-еще-с-переулка, стоял прямо перед нишей, уже развернувшись к ней – и смотрел на него. Левая рука объекта пошла вниз...
Нет, это он увидел потом, а сначала он услышал сухой щелчок. И понял, что выстрелил.
Совершенно незнакомый худой плосколицый человек лежал на мостовой, чуть согнувшись. То, к чему он успел потянуться, кажется, не было оружием.
«Это не он! Похож, но не он! Да не очень-то и похож!» - вспомнилась фраза из какого-то старого, виденного ещё в детстве боевика. - «Абзац. Кого же я убил?».
Александр Бреннер, консультант
Сюрприз. Кошка дохлую крысу на подушку притащила. Ну, не совсем дохлую, и на том спасибо. Бреннер сел в кресло, вздохнул, взял чашку кофе и стал его пить. Допил, поставил чашку на столик и развёл руками:
- Вот из-за таких снайперов как ты, рядовой, у нас третье Рождество без Санта-Клауса…
Ажах пожал плечами:
- А что было с ним делать? Он прилип к твоему человеку, а к нему тоже кто-то прилип. Этот потерялся.
- Что делать? Сбрасывать! Или хотя бы брызнуть и оставить, оторваться! Ты знаешь, кто это?
- Еще пять минут, - Последний Талиб растопырил пальцы и невольно обернулся в сторону соседней комнаты, глухой, без окон, - и буду знать.
- Я тебе и так скажу... - хмыкнул Бреннер. И сказал.
Надо отдать аль-Рахману должное, соображал он очень быстро. Но неправильно.
- Падаль. - покачал он головой. - Сколько сталкиваюсь, все удивляюсь. Падаль. - Ажах цедил слова, будто сам был чистокровным, знаете ли, атлантистом. Смени язык, по интонации от какого-нибудь Дэвида Нивена не отличишь. - Ну что, уходите тогда. Поживет эта тварь еще сколько-то. Недолго, я думаю. Аллах - лучший из хитрецов. Уходите, мы тоже уйдем. А этого оставим им. Не беспокойся, он не скажет, кого вел и куда пришел.
Бреннер опять хмыкнул, потом покачал головой. Главное было – не терять присутствия духа и не заводиться, а самое главное – не торопиться. Давать собеседнику время услышать, взвесить и оценить каждую мысль, каждую фразу.
- Слушай, Ажах, ты какой год в центре отираешься?
- Третий. – Неужели? Интересное дело, жаль, сейчас не до того.
- А такое впечатление, что первый раз с гор спустился. Ты понимаешь, что не муравейник, а гадюшник разворошил? Ты хотя бы проверил, по какой причине этот дуралей находится в штате там, где находится, и имеет достаточно свободного времени, чтобы ходить за нами по пятам?
- Какая мне разница? Я пришел, я уйду. Уйду и запомню.
Просто лакедемонянин какой-то, а не талиб афганских кровей!..
- Ты сейчас никуда не пойдешь, ты сейчас начнешь думать. Я так понимаю, ты здесь не только на меня рассчитывал - и не только на Тахира. Тебя кто-то сюда зазвал и с... формальностями помог, правильно? - потому что иначе эта "падаль" не объясняется. Если бы Ажах приехал сюда совсем сам по себе, сейчас бы он интересовался ядовито, с чего это за моим секретарем такие хвосты ходят, а не шипел на неведомых предателей и не был так уверен, что его сюда пригласили на похороны Тахира. В качестве козла отпущения. - Вижу, что правильно. И обо мне ты им не рассказывал. А хвост был за Вальтером.
- Так, - говорит Ажах, и вспоминает, надо думать, что сам решил не снять, не сбросить, а приволочь сопляка на точку встречи. Сейчас его еще немного попустит, и будет тот самый аль-Рахман, от фантазии которого все плачут кровавыми слезами. – Думаешь, он не знал, что на нас выйдет?
- А вот мы его сейчас разговорим, - улыбнулся Бреннер, - и посмотрим. Убить никогда не поздно.
- Э, не скажи… - вздохнул Ажах и сгреб короткую бороду в горсть. Вспомнил, наверное, что-нибудь из своей богатой биографии. Может быть, даже как опоздал убить самого Бреннера. - Бывает очень даже поздно. А бывает так, что поздно - сразу.
«5:2. Не начинать боя, не имея полной уверенности в победе»*
Проспать можно что угодно. Как выяснилось, проспать можно и жизнь. Причём, скорее всего, не только свою. Ажах сообразил это, когда проснулся от панических криков и отрывистых команд, перемежающихся солдатской руганью. А несколько секунд спустя дверь распахнулась, и в лицо ему уставилось дуло автомата. Какой красноречивый взгляд…
Когда его вытолкали из дома (не делать резких движений, не поднимать глаз, но обстановку фиксировать) и в толпе прочих местных погнали на середину деревни, он уже понял, что дело дрянь. Большая часть солдат – совсем молодые, но действуют уверенно и к такого рода зачисткам, похоже, вполне привычны. Элементарных ошибок не допускают.
«2. Сначала занимать маленькие и средние города и обширные сельские районы, а затем брать большие города»
Стукнул кто-то, что в деревне остановился пришлый, случайно проговорился или облава – лишь дело случая? Или ловушка? Здесь могло быть по-всякому. Ничьей крепкой власти над районом не было, потому-то отряд Ажаха и собирался прибрать его к рукам.
Когда аль-Рахман увидел командира, стоявшего у новенького блестящего «хаммера» то сходу узнал его – эта скверная бритая рожа красовалась на плакатах и постоянно маячила в телевизоре, - и понял: могла быть и случайность. Но от этого только хуже. Не разбудили, не предупредили. Значит, могут и выдать.
«4:4. Всеми силами избегать войны на истощение, в которой потери превышают выигрыш или только равны ему»
Это глупость будет большая, особенно в нынешнем случае. Аль-Рахман - образованный человек, много сложных слов знает, среди них - "укрывательство" и "пособничество". Бритая рожа их знает тоже и активно использует, сволочь. Если выдали, значит, знали, кто. Если знали, значит прятали. Если прятали, должны послужить примером прочим. Закон исключенного третьего. Так что умнее деревенским будет молчать и надеяться, что пронесет. Но кто, где и когда мог положиться на разум человеческий? Пророк - и тот все время о людях думал лучше, чем надо бы.
Вот уже, кстати, кого-то волокут головой по земле, а он, верещит невнятное... А позади и чуть слева... выстрелили, но сейчас не стоит зря вертеть головой и привлекать к себе лишнее внимание. Особенно внимание того солдата, который стоит ближе всех и вполоборота. Если бы он был на волосок ближе… Где-то закричала женщина. Вот-вот сейчас кому-то придёт в голову – а не этого ли ищут пришлые?
«3:2. Занятие или удержание того или иного города или территории есть результат уничтожения живой силы врага, и часто город неоднократно переходит из рук в руки, прежде чем удается захватить или удержать его окончательно»
Кажется, ещё что-то случилось. Засуетились солдаты, и даже их губастый предводитель Акбар Хан, похожий на статую верблюда, повернулся в сторону дороги. Кого там ещё, дескать, принесло?
Принесло, как оказалось, людей в европейской форме и с оружием. Два грузовика и броневик. И кажется, у них какие-то претензии к зачищающим, потому что их командир, обваренный солнцем до красноты, жестикулирует скупо, но на редкость выразительно. Солдаты обоих отрядов уже чувствуют себя нехорошо и приподнимают опущенные было стволы, и смотрят друг на друга уже отнюдь не как на союзников, пусть даже неприятных, а в лучшем случае, как на подозрительных незнакомцев. А с подозрительными незнакомцами тут у всех разговор короткий.
«4:1. При каждой боевой операции необходимо концентрировать вооруженные силы так, чтобы добиться абсолютного превосходства над врагом (в два, три, четыре, пять и даже шесть раз), окружить противника, добиваться его полного уничтожения, не давать ему выходить из окружения»
Европейцев еще можно понять, нормальные плутократы и оккупанты. Если бы не пытались делать вид, что не оккупанты, были бы терпимы, насколько может быть терпим враг веры, пока ходит по твоей земле с оружием в руках. Такие как Акбар Хан... отравляли все вокруг. И больше всего тем, что люди - их собственные и те, кто попадался им под руку, пытались найти смысл в их поведении, чтобы приспособиться, чтобы жить в безопасности. И в этих поисках губили и ломали себя. А способа, между тем, не было вовсе. Никакого. Только встать и убить гадину во имя того, кто милостив к людям.
«9:1. Пополнять вооружение и людской состав за счет трофеев и пленных»
Ажах вроде и не двигался с места, но теперь с каждой секундой оказывался на сантиметр-полсантиметра ближе к солдату, который на толпу местных смотрел уже в четверть глаза. И когда раздался выстрел – это Акбар Хан выхватил пистолет, - Ажах прыгнул, потому что молодой болван окончательно повернулся спиной.
Захватив левой за подбородок, он ударил локтем в шею сзади, и подхватил вывалившийся из разжавшихся рук автомат.
«6. Воспитывать в войсках боевую отвагу, самоотверженность, неутомимость, непрерывную боеспособность (способность в течение короткого промежутка времени проводить без передышки несколько боевых операций подряд)»
Предводитель европейцев лежал на земле, но тоже уже вытащил оружие и сам выстрелил в ответ – и не в корпус, как Акбар Хан, а в голову. Хороший стрелок, но самонадеянный. Лучше в корпус, в бронежилет, сбить с ног…
Думать об этом было некогда, потому что ещё один вражеский боец, привлечённый движением Ажаха, всё-таки обернулся. Но уж тут Ажах выстрелил первым. Перекатился по земле за камень, еще выстрелил, оттуда – за щербатый бетонный забор.
Европейцы ему вслед не стреляли, дали уйти.
Называется карантин. Называется отдых. Вывод - Творец милостив, но спать нужно меньше, а воевать - больше. И никогда больше не спать на непровешенной территории.
«10. умело использовать промежутки между военными операциями для отдыха и обучения войск. Промежутки эти, как правило, не должны быть слишком длительными; всемерно стремиться не давать противнику времени для передышки»
* Здесь и далее: «10 заповедей Мао Цзедуна по тактике и стратегии партизанской войны»
Рафик аль-Сольх, полуглава семьи аль-Сольх
Кузен Рустем за эти три минуты посерел как небеленая ткань, даже на экране видно, спасибо, что губы не прыгают. Неприличный человек и всегда таким был, только на деньги чутье хорошее.
- Скажи мне, - тихо спрашивает Рафик аль-Сольх, - чего ты не понял? Убит президент Тахир, с которым "Вуц" якобы не мог договориться. Убит после того, как мы с ним наконец-то договорились. За два дня до доклада Вождю о результатах переговоров. Взорвал его человек, по всем данным работавший в вашей службе безопасности. Что будет, ты понимаешь. Все, кто хочет военного решения, сейчас примутся топить "Вуц", потому что «Вуцу» военное решение не нужно. Так что мы будем сотрудничать со следствием. И концерн, и семья аль-Сольх, вся семья аль-Сольх. Мы будем с ним сотрудничать с пеной у рта. Или я чего-то не знаю?
- Это не мы, это тридцать раз не мы.
- Мне и одного хватит… - Только и этого одного нет, на самом деле. Есть половинка шанса, что семья действительно ни при чем.
Если Рафик аль-Сольх, еще не глава семьи, но давно уже названный наследником, не знает, что кто-то в доме его решил взорвать президента Тахира, это должно быть целым шансом, надежной, из лучшей стали отлитой уверенностью – должно, но не может. Семья аль-Сольх – это не только братья и дети, не только двоюродные и троюродные братья и сестры, но и их воспитанники, свойственники, это зависимые союзники и династии слуг. Пестрая стая, среди которой есть и дураки, дураки старые и дураки молодые, дураки ретивые и бездеятельные, и найдется пяток дураков достаточно самоуверенных, наглых и недальновидных, чтобы перевести подрывника с богатой биографией из Карнатаки в Дубай, а потом поручить ему разобраться с небольшой семейной проблемой: несговорчивый восточнопакистанский президент мешает денежным потокам течь по должным руслам. Затор нужно взорвать.
И они могут не захотеть знать или просто не знать, потому что не положено, что делает или уже сделал с затором полуглава семьи.
Выгнутый в воздухе экран разделен на сектора, но видеть и слышать Рафика-аль-Сольха можно только с одного... в остальных - министерская работа, которая не должна прерываться, хоть убийство, хоть конец света... особенно, если убийство - международное и в некотором смысле дипломатическое.
- Доведи до сведения всех - мы будем сотрудничать со следствием. Я обращусь с этим предложением, как только буду точно знать, какая контора окончательно выиграла крокодильи гонки за право его вести. Через час-другой.
Дуракам, если они есть, самое время ползти на брюхе с повинной.
Рафик разрывает связь, вздыхает, разводит руками - не для собеседника, а так - для себя и Всевышнего. Он беспокоится, но это не первый кризис, не первая глупость, не первый неповоротливый родственник... погоди-ка. А ведь сын последние несколько дней что-то такое спрашивал - что-то ему Бреннер дался и пришлось в архив компании посылать.
Рафик дергает кистью - коммуникатор сына сообщает, что отключен. Конференция.
Обратное движение.
- Ашраф, - секретарь тут же отзывается тихим "да, господин", - найди мне Фарида, пожалуйста. Он в центре, но не принимает внешние звонки.
Ажах аль-Рахман, талиб с многолетним стажем
- Юноша, конечно, большой оригинал… - хмыкнул Бреннер и достал флягу. – Тебе, извини, не предлагаю, вам Пророк не велит. Это ж надо! Я уж три или четыре раза было решил, что он нас морочит, даже под химией. Как это может быть? С таким отцом, с такой семьей, с этой работой... И так на любые подначки ведётся.
- Думаешь, его с самого начала кто-то вёл и нацеливал?
- Думаю. Это у парня в центре мира его нежная и ранимая душа. А вот кто-то… кто-то…
Ажах кивает. Фарид аль-Сольх мог не знать, что посредник его собственной семьи делает в Дубае, только в одном случае - если его семья ему о том не сказала. И не просто не сказала, а скрыла. Не скрывали бы, так обмолвился бы кто-то за завтраком или отец бы поделился - ведь большое дело, как не объяснить старшему, наследнику? Не эмигранты какие, коренная ливанская семья, отступники, правда, тьфу на них, но люди все же, не лягушки.
Может, не доверяют сыну? Отдали его жайшу, в услужение этому их солнцеликому, и отрезали. Старший-то он старший, да не единственный. Такое здесь бывает. Здесь вообще все бывает. На цветных картинках, которые набрал по сетям Рашид, мальчишка красовался то с бокалом, то с полуголой девкой. Ливанцы… хуже только турки, эти вообще правоверными себя называют только в насмешку.
- А те, кто тебя пригласил?.. - поинтересовался Бреннер, так, между прочим.
Любопытно ему. Мы все-таки не друзья, не союзники, не товарищи, а, можно сказать, из врагов враги - и будто я не знаю, что если ты решишь, что моя голова хорошо украсит конференцию, так и сдашь, глазом не моргнув. Разве что позаботишься сначала, чтоб я ее твоей не украсил. А на заботу, в свой черед, потребуется время - и вот ровно на это время тебе и можно верить. А этой здешней падали нельзя, да и вообще большинству.
- Серьезные люди, - отвечает Ажах. - Не "Вуц" и близко не стояли.
Гость понимающе улыбнулся, настаивать не стал. Умен. Будь у него много времени, хотя бы целая ночь, не успокоился бы, конечно. Умен, настойчив, хитер, бесстрашен… хорошим мог бы быть союзником, да только союзник он самому себе. Хотя будет клянчить жизнь мальчишки, и это хорошо. Потому что у Ажаха уже созрел план, созрел еще до начала допроса, потому-то он и полез едва не под самый нос сопляку, и повертелся перед глазами, и несколько чувствительных пинков отвесил. Чтоб хорошенько запомнил.
Вальтер Фогель, сообщник
Почему Бреннер решил лично пообщаться с захваченным… надо сказать, очень толково, да ещё прямо в оживленном месте города захваченным… офицером аль-Сольхом, Вальтер не очень понял. Причём и Ажах со своим напарником не подумали уйти из комнаты, когда юный пленник стал приходить в себя. Что-то они затеяли, но с Вальтером своими соображениями делиться не стали. Значит, и не надо. Кто ничего не знает, тот ничего не выдаст.
Вальтер на мгновение задумался: а если кто-то сейчас схватит и потащит на допрос его самого, что он, штатский человек, Вальтер Фогель, будет говорить? Зачем лично он засветился перед лингвистическим консультантом? Адвоката тут звать бессмысленно. Упираться и молчать – тем более. Вот так и сказал бы чистую правду: «Со мной почему-то не посоветовались».
Сразу после начала разговора Бреннер отправил Вальтера обратно в представительство – пытаться восстановить связь с теми из пакистанцев, кто хотя бы теоретически сейчас может на эту самую связь выйти. А главное, следить, что вокруг представительства творится и выяснить, можно ли вообще туда безопасно вернуться.
По ощущениям – видимо, можно. Главный источник риска определен: любопытствующие. Осторожные, менее осторожные и совсем неосторожные попытки выяснить, что сейчас делает Бреннер, чем он занимался до того, почему так демонстративно вышел вон после оглашения новости - и чем ему не угодил этот странный туранский контрразведчик, неужели генерал имел отношение к опиумной операции... он ведь несколько раньше воевал в тех краях, не так ли?
По поводу генерала Вальтер, даже не особенно кривя душой, ответил: «Пытается выяснить, что здесь такое стряслось». По поводу опиумной истории отвечал еще более честно: начнем с того, что генерал знал, что затевается провокация, продолжим тем, что об этом еще накануне знала половина белой сети, закончим тем, что, невзирая на такую явную вежливую утечку, кто-то все равно решил активировать сомнительный артефакт – ну и как тут не смеяться-то?
В свою очередь узнал - любопытствующим ведь тоже нужно чем-то делиться, что на туранской стороне внешнему виду и поведению этого Штааля не удивились совсем, потому что давно привыкли. Он так от начала ходит и разговаривает, до всякого фильма. Как инопланетянин в супермаркете. Но спиной к нему поворачиваться не надо, и лицом не надо - и вообще дела не иметь и по дуге обходить, потому что второй такой сволочи в Народной Армии нет, даже господин Кемаль Айнур, сам начальник истихбарата, в сравнение не идет, потому что Айнур - сволочь ленивая, а этот - работящая. Как попал? Да просто попал - начальника своего подставил и подсидел, а чтобы семья начальника гадостей не делала, в тот же день на его дочери женился. Увозом. Как увозом? Обыкновенно, на мотоцикле.
Пакистанцы, естественно, молчали. Кто-то боялся разделить участь покойного президента, кто-то был занят куда более важными делами. Связываться с «Вуцем» самостоятельно Вальтер в этих обстоятельствах не рискнул. Вот вернётся генерал, пусть он и решает.
Генерал вернулся уставший, голодный и здорово злой. Кажется, в результате разговоров с юным аль-Сольхом количество непонятностей не уменьшилось. Где-то ждут нас неприятности, и очень скоро…
А кого ещё они ждут?
- Посмотри, - Бреннер кивнул на планшетку. Он, оказывается, ещё и записал беседу. Риск, однако. Или наоборот, алиби. С точки зрения Комитета по профессиональной этике встреча с аль-Рахманом вполне пристойное дело, так сказать, халяль, а вот допрос аль-Сольха – жестокое нарушение этики. Местным властям на Комитет наплевать. С другой стороны, ну какой это допрос? Это профилактическая работа с персоналом, счет Народной Армии надо бы выставить.
«Я понимаю, что вы не специалист, но даже для полного дилетанта вы какой-то совершенный уникум! Если вы считаете, что вас научили вести слежку, вы ещё глупее, чем кажетесь с виду. А если не считаете, то какого чёрта? Чинить… ну, скажем, сенокосилку, да ещё работающую, вы ведь руками не полезете? А совать и руки и голову в куда более опасные места – всегда пожалуйста. И чёрт бы с ней, с вашей головой, вы ей всё равно не пользуетесь, а руки у вас не из того места растут. Так вы ведь не только своей головой рискуете. Вы понимаете, как эта ваша самодеятельность будет выглядеть для любого, кто знает, чей вы сын? Ваш отец зря вас не порол, хотя в принципе я против телесных наказаний».
И так далее, практически не давая подопытному вставить слово. А если и позволяя, то лишь для того, чтобы всё, что он скажет, было тут же использовано против него. Психологическая атака во всей своей красе. Не особенно сокрушительная, но для такого юнца в самый раз.
Дальше молодой человек все-таки вклинился, не поняв, что его вежливо пропустили, и понес очень складный и очень искренний параноидальный бред – потом сообразил, что купился на простейший крючок – и заткнулся.
Под химией вышло то же самое.
- Со мной вы были помягче, - хмыкнул Вальтер. – Даже когда я что-нибудь из ряда вон вытворял по молодости и глупости.
- Такого ты всё-таки не вытворял… Если ты видел, что в чём-то не разбираешься, то не лез туда руками, а спрашивал чьего-нибудь совета. В крайнем случае, застывал. А этот?
- Может, он у папы дурачок?
- Он по жизни дурачок, - фыркнул Бреннер. – У папы, у дяди, у всего клана. В другое время спросил бы я Рафика, почему парень еще не женат, чего ждут.
Двадцать три, прикинул Вальтер. По меркам послевоенного Турана, для богатого ливанского мальчика, баловня судьбы, поздновато.
- Ждут, пока он сам… увозом! – и рассказал генералу драматическую историю женитьбы жайшевца. Сначала как пересказали, а потом как сам нашел. Странноватая история в любой интерпретации.
- Ничего странного, - пожал плечами Бреннер, - Тут ничего странного, а сплетники твои либо тебе врут, либо не разбираются в старом этикете. Добыл провинцию с бою - возьми от покоренных жену. Это не способ обезопасить себя, это жест вежливости и демонстрация уважения к традициям. Не был бы ее отец согласен, никакой увоз бы не помог, не Афганистан все-таки.
- Что-то тюркское?
- Ага, молодец. Что еще тут интересного было?
- Было, о нем же. Не знаю, насколько это интересно. Помнишь, мы говорили - что контрразведка появилась в списках делегатов, как только там появились мы? Так вот, я полазил по спискам и узнал - их вносила не Народная Армия, их вносил МИД.
- МИД... - генерал морщится. Вальтер его понимает. Это значит, что либо приказ пришел с самого верха, где не интересуются такого рода административными тонкостями, а распоряжения отдают тем, кто ближе стоит – то есть, лично от Эмирхана Алтына, верховного фюрера всея обозримой Азии. Либо у МИДа какие-то дела с Сектором А, причем именно с сектором, а не с контрразведкой жайша как таковой, а руководство контрразведки предпочитает стоять в сторонке и не вмешиваться, что в виду совсем уж последних событий выглядит очень скверно.
Лицо Бреннера внезапно стало сосредоточенным и злым. Кажется, он что-то очень ясно представил себе или вспомнил о чем-то. Нет, о ком-то, судя по взгляду. Интересно, о ком?
- При Ажахе я, конечно, сдержался, не стал ронять лицо, - Бреннер врезал кулаком по мягкому подлокотнику кресла как по груше. – Но каков сукин сын! На конференцию сынка отправил, сам, наверное вписал! А накройся тот медным тазом, так мы бы от него такое услышали! Вот лично я! Его драгоценный сынок пал смертью храбрых на боевом посту, разоблачая вражеские козни. Наши!
Значит, о Рафике аль-Сольхе.
- Я только одного не пойму – какого хрена ему надо?! – разорялся генерал, выпуская пар. – Ему сделку с Тахиром или интригу с жайшем? Или и того, и другого…
- И можно без хлеба, - пожал плечами Вальтер. Версий у него не было. Дело ясное, что дело темное – еще одна любимая присказка самого Бреннера. Подцепленная им в России, куда его сплавили после того, как он побывал, по сути, на месте того Фарида. Его тогда отправили к президенту Осокину, а некоторых других – в Америку. Потому что Европа для попавших в инцидент, впоследствии названный Предательством, была несколько тесновата.
- Можно без хлеба, - повторил Вальтер. - Он же еще и един в двух лицах. Может быть концерн хотел одного, Министерство иностранных дел - другого, сам Рафик - третьего, а его союзники - четвертого.
- И равнодействующая только что клюнула нас по голове, как царя из сказки.
Жиль Ренье, глава делегации Евросоюза, монстр
Салат был зеленым, влажным снаружи и изнутри, проминался под пальцами, чуть хрустел, распространяя - искусственный, вероятно - запах травы и высушенной на солнце свеженакрахмаленной и выглаженной простыни. А к основанию листа был пришпилен чем-то съедобным маленький, совсем маленький кусочек острого сыра. Пластиночка, лепесток, мушиное крылышко...
Если бы Ренье сейчас видел его эндокринолог, он бы, пожалуй, первым делом вызвал его психиатра. Потому что зеленый салат - здоровая пища, но не тогда, когда счет идет на килограммы в час. Если бы Ренье видел его психиатр... да что в нем проку? Диагноз, поставленный сейчас, все равно не поможет, потому что Ренье успешно прошел профессиональное освидетельствование как раз за неделю до того, как порекомендовал негодяям и бездарям из XCI негодяя же Усмани.
Салат уступил место диетическому соевому сыру на бездрожжевом хлебе. Пометка сообщала, что хлеб не содержит искусственно измененных продуктов. Ренье был достаточно стар, чтобы помнить не только кампанию против продуктов нефтесинтеза, но даже и против генетически модифицированных культур, да что там - против холестерина. Теперь потребителям вновь перемалывали мозг между жерновов рекламных кампаний. Как всегда, за слоганами о ненатуральности и потенциальной опасности восточных "грибовощей" можно было проследить угрозу интересам евроамериканских производителей "натуральной" - еще лет тридцать назад столь же одиозной генномодифицированной сельхозпродукции.
Ренье не интересовал состав продуктов, его куда больше забавляли ответы врачей, которые почти уверенно говорили о возможном риске, неустановленных последствиях, недостаточной исследованности. Из небольшого зазора между "почти" и "уверенно" дул характерный сквознячок.
Он хрустел, жевал, смаковал - и не думал о том, что сейчас как никогда похож на выброшенное волной на берег головоногое. Не ощущалось. Только сладкая вода в стакане ходила ходуном, но не могла выбраться через плотную крышку.
Ренье дожевал порцию и прижался затылком к спинке кресла. Рубчатая поверхность подалась, потом застыла, поддерживая. Кремовая комната со множественными подвижными поверхностями была готова служить, почти как родная пещера. Он не помнил, где и когда оставил свое имя. Хорошее было имя, короткое, звучное. Жиль. Жиль Ренье. Потом имя куда-то отвалилось и пропало. Может быть, он его съел. Очень может быть. По ошибке. Не заметил и съел. Иначе внуки бы не называли его Дедушка Ренье, будто у них самих другая фамилия. А может быть, дело в том, что Жиль Ренье, сын Огюста и Марты Ренье, теннисист и гордость школы, был, как все люди, уязвим и смертен. В отличие от глубоководного монстра, сказочного чудовища, которое по определению воскреснет в следующем выпуске. Что-нибудь придумает и воскреснет.
Ренье знал, что он сейчас ощущает: страх. Страх со всеми предлогами - страх за, страх в, страх вокруг. Страх о.
Полчаса назад, до звонка по защищенной личной связи, страха не было, а теперь - был. Страх чувствовался как разболтанность в каждом суставе, неуверенность в каждом движении. Словно с натурального льда незаметно перешел на лед искусственный. Все осталось прежним, только под ногами чуждая слишком скользкая поверхность, и любое движение - врет. Внутри, в желудке было пусто, как в космосе.
Ренье очень не хотелось прослыть ни поджигателем войны, ни наивным дураком, которого обвели вокруг пальца в очередной политической интриге, и он не знал, что хуже лично для него, зато точно понимал, что лучше для его семьи и страны.
К нему пришли люди, с рекомендациями. Пришли за советом в нужном деле. У Ренье не было никаких трений с «Вуцем», но в случае успеха комбайн стал бы не просто влиятелен, а слишком влиятелен, а Тахир - слишком устойчив. И Ренье нашел для XCI серьезного человека, столь же мало заинтересованного в этой устойчивости. И связал их. Простая услуга, некоторым образом входящая даже в его должностные обязанности. Теперь Тахир мертв, Афрасиаб Усмани сорвался домой, оставив семью в Туране, а представитель XCI, исходя пеной, цитирует длинный усманиевский отчет, уверяющий, что взрыв был эксцессом исполнителя, но волноваться-то не из-за чего, заказ выполнен, соглашения не будет... И ведь правда не будет, какое-то время. Кстати, атомная бомба, сброшенная на Дубай, дала бы тот же результат. Почему этим средством не воспользовались?
С пакостной выходкой Усмани Ренье бы справился... Ситуация, конечно, требовала достаточно длительных переговоров, но можно было бы занять очень простую оборонительную позицию, сводимую к "дикари-с". Восток есть Восток, чего вы хотите. Либо действительно исполнитель перестарался, либо господин Усмани решил, что на самом деле от него хотят именно этого, либо, либо, либо... в любом случае, это была лучшая кандидатура из возможных, а местные культурные особенности неизбежны, необходимо делать поправки на среду - но это и ваш козырь, господа из XCI, теперь вы из Усмани, если он выживет, и его правительства, если оно победит, можете вить веревки.
Все меняла одна маленькая деталь. Именно она служила вспенивающим компонентом для представителя XCI, она же и пробила в защите Ренье дыру, через которую со свистом испарилось все, кроме запредельной паники. Представитель, кипя истерическим негодованием, обвинил Ренье в провокации, и аргументом послужила тайная встреча Бреннера с Тахиром вечером накануне первого дня конференции. По крайней мере, тайная по мнению представителя, который узнал о ней только после убийства - а сам Ренье впервые услышал о встрече именно от него.
Чисто теоретически никто не запрещал президенту Тахиру поговорить со старым другом генералом в отставке Бреннером хоть на территории отеля, хоть в своей исламабадской резиденции в любое время дня и года. Практически же эти двое выбрали для дружеского общения именно конференцию - и прожил один меньше двух суток с момента встречи, а второй... а второй устроил странный публичный концерт прямо в зале. Отвратительная история. Но действительно ли настолько однозначная, как показалось сначала?
Если сложить Бреннера, XCI и самого Ренье... Их нетрудно сложить, например, через Афрасиаба Усмани. Усмани при этом можно пожертвовать, а можно сделать пострадавшим. Например: он честно - по меркам Востока - подрядился топить сделку на уровне лоббирования и группировок, готовил какой-то скандал для конференции, а ему подсунули исполнителя с личным счетом к Тахиру, и уж тот бесчестно использовал выделенные ему ресурсы для организации убийства.
И между прочим – очень это похоже на правду. Ситуацию в Восточном Пакистане Ренье знал хорошо. У Афрасиаба Усмани не было за спиной группы, с которой можно спокойно брать власть. Впрочем, покушение явно оказалось сюрпризом и для всех конкурентов, так что Усмани, если очень постарается, если ему очень повезет, сможет сбить какую-то коалицию... но выигрыш невелик, возможные потери – огромны, и по своей воле Усмани никогда бы не стал так рисковать. Теперь гадай, что это могло быть – шантаж, чья-то самодеятельность, действительно эксцесс исполнителя... или Бреннер. Но на публику виновны во всем наверняка окажутся те, кто всегда во всем виновен в Передней Азии, и это с недавних пор не евреи, а США - и их европейские подпевалы, или даже наоборот, если приписать инициативу им с Бреннером.
Очень уязвимое положение, втройне уязвимое, потому что погиб президент Тахир, человек, вызывавший уважение. Окажись в сплющенном автомобиле его коллега из Западного Пакистана, негодование было бы изображать сложнее, а избиратели, что в Европе, что в Америке, и не чихнули бы. Убили? Этого? Наши? Ну и молодцы, так держать.
Сам по себе факт, что убит был Мохаммад Тахир, «прозападный президент Восточного Пакистана», мог бы служить алиби для США и Европы. Если бы хоть кто-нибудь когда-нибудь ждал от своих властей разумных, выгодных, логичных действий или просто допускал, что действия властей таковыми могут быть хоть иногда. Вот даже XCI демонстрирует чудный образчик той же логики. Вместо того, чтобы задаться вопросом, зачем это Евросоюзу - бьется в судорогах и орет «провокация!».
Ренье не понимал, что происходит. Представитель XCI был уверен, что Бреннер включен в состав делегации по инициативе европейской стороны. Самому Ренье вполне недвусмысленно намекнули, что это американская инициатива, причем намекнуло непосредственное руководство, подозревать которое в предательстве и двойной игре было совершенно бессмысленно. Американская - значит, Xenovision Consulting, Inc. Поскольку именно они сейчас неофициально представляют интересы своего правительства в данном регионе. Либо у XCI завелись конкуренты, либо их настигло раздвоение политической личности...
Штатный секретарь Ренье если и не видел десятый сон, то, в любом случае, не стал бы выполнять поручения после окончания рабочего дня - или потребовал бы оформить сверхурочную работу согласно трудовому законодательству, то есть, с дополнительной компенсацией и предварительным, не позднее чем за 12 часов, уведомлением. Поэтому в очередной раз прокляв законные права и гарантированные свободы, Ренье сам набрал номер Бреннера. Вот у того проблем с личными помощниками не было, его неизменный спутник, тихий вежливый немец средних лет, ответил через пару секунд, и вовсе не заявлением, что приемные часы давно миновали.
- Сейчас, - сказал Ренье. - Сейчас, ко мне и очень быстро. Мне плевать, который час, и вашему шефу тоже, это и я знаю, и вы знаете.
- Видите ли, - начал немец.
- Не вижу. Ничего не вижу. Потому что ночь. Очень быстро.
И бросил трубку.
Страх покружил внутри и сказал, что все кончено и явление Бреннера ничему не поможет.
Ренье радостно кивнул и хрупнул новым листом - когда страх принимался изъясняться связными конструкциями, это значило, что где-то виден просвет, виден хвостик - потяни, и узел начнет распутываться.
Александр Бреннер, дипломат
Хороший человек, но больно уж нервный, подумал Бреннер, неторопливо излагая события последних часов, точнее изрядно отредактированную их версию, включающую в себя Ажаха и даже часть целей Ажаха, но исключающую его собственный, персонально бреннеровский взгляд на перспективы. Потому что те выводы, к которым он пришёл после разговора с аль-Сольхом-младшим, произносить вслух при посторонних явно не стоило, а разглашать обстоятельства разговора – тем более. Да и незачем зря человеку нервы трепать, особенно подозрениями, которые, при всей их весомости, быстро не проверишь. Нервов тут и так избыток, в номере воздух тугой, словно кондиционер поломался. Хозяин опять за чипсами полез… вся мировая общественность в шоке от пищевых пристрастий председателя комиссии по урегулированию ближневосточного конфликта… прямо заголовок для «Восточного экспресса».
Бреннер никогда не был ипохондриком, вообще своему здоровью уделял куда меньше внимания, чем большинство его ровесников, его рецепт хорошей формы был предельно прост: «меньше жрать и больше спать», с последним, впрочем, получалось так себе. Но при виде господина председателя он прямо-таки ощущал себя пожилым человеком со всеми этими… сосудами, потенциальными тромбами, бляшками, клетками еще недиагностированных опухолей.
Как Ренье только умудряется работать в подобном состоянии? Вообще при подобном образе жизни? Тут же если не сто килограмм, то семьдесят пять точно лишних. И ведь умудряется, все видели: и со сложной техникой на ты, куда там многим помоложе, и информацию перерабатывает с такой скоростью, что вычислительный центр позавидует. Формулировки, речи, даже импровизации… Такое впечатление, что разум его от всех этих адреналиновых внутренних всплесков начисто блокирован. И чипсы работают в качестве конкурирующих… как их там? Забыл. Признаки ишемии мозга, не иначе.
Ренье тянется к другому пакету с чем-то коричневым, ловит взгляд гостя, встречает... и наверное так смотрели на местного епископа те дамы из Чиапаса, когда им под страхом отлучения запретили пить безбожный шоколад во время мессы. Сначала разок посмотрели, а потом, дурного слова не говоря, отравили бедолагу. Кажется, тем же самым шоколадом, для общей симметрии. Напомнить себе: не покушаться на его еду.
- В целом, кажется, обычная история, - подвёл итог Бреннер. – Все хотели как лучше, а получилось как всегда, - вспомнил он популярную уже полстолетия в России фразу какого-то политика. Политика уже и в России не вспомнит никто, кроме специалистов-историков, а фраза осталась. Очень уж для многих случаев годится. – Тот, кто взорвал Тахира – это явно кто-то сбоку, и он сильно торопился. Выяснится, надеюсь, скоро, хотя здесь уже оказалось многовато самодеятельности со стороны излишне самонадеянных господ…
«Включая вас», - добавляет мысленно Ренье, это читается по лицу, но вслух не звучит. Вежливый человек. Для француза особенно вежливый. Можно будет потом добавить ему подробностей про юного дурака с инициативой. А вот соображения насчёт Штааля - нет. Такие переживания Ренье уж точно не нужны. Тут, к сожалению, начинается область, где он неспециалист. Много теоретических знаний, может и больше, чем надо, много сведений из самых разных кругов, куда наш осьминог запустил свои щупальца – но почти нулевые практические навыки.
- Остается предположить, что эта туранская вездесущая Народная Армия использовала меня в качестве чучела для практических занятий этого юнца – и сравнительно безопасно, и что-то ценное узнать можно, а уж горький опыт придет сам и очень-очень быстро. Версия, конечно, нелепая на первый взгляд, но для Турана, если подумать, в самый раз. Вы же знаете, какой анекдот у них тут вышел с полицией?
Ренье приглашающе вскинул брови.
А ведь ему и правда интересно, подумал Бреннер. Ему важно и интересно, какую байку я выберу, потому что он по ней меня будет читать.
- Они тут как раз под конференцию учения проводили, по противотеррористической бдительности. И в рамках учений "забыли" в метро бомбу-пустышку из дальнобойного комма, мыла и чего-то еще. Линейный милис так и не проснулся. А когда авторы учений собрались предъявить им "бомбу" и устроить разнос, выяснилось, что бомбу... украли. Коммом соблазнились, судя по всему. Так мало того, этот комм, когда его с места сдвинули, должен был начать тревогу выть неотключаемо, взрыв имитировать. И это тоже все пропустили, хотя станционные камеры вой записали.
- Вы все примитивизируете так, что… - Ренье замялся. Бреннер успел представить целый спектр продолжений, от «с вами разговаривать смысла нет» до «слушать противно», но вслух прозвучало неожиданное: - В этом даже что-то есть. Хотя меньше всего мне хотелось бы связываться еще и со здешней контрразведкой. Это дело дурно пахнет… а у вас ведь был контракт в интересах «Вуца»?
Браво, подумал Бреннер. Вот тебе и бегемот.
- Был. Уговорить Тахира на сделку. - Следующим вопросом, по логике, должно бы стать "а если не уговорится?". По логике допроса, но не по логике вежливости и большой глубины. Поймаешь ли удой левиафана? Никак. А вот он тебя - запросто. У него такая длинная светящаяся удочка растет откуда-то, нависая над самой пастью.
- И он уговорился?
- Уговорился. Не даром, но в рамках бюджета. – И не только на стальную сделку, но это-то господина председателя никак не касается.
- Вы отрапортовали заказчикам, всем заказчикам, - не спрашивает даже, а констатирует Ренье. Конечно, отрапортовал, иначе бы не рассказывал. - А Тахир, наверняка, даже успел поднять документы и что-то даже подписать. Протокол о намерениях?
- Само собой. – А впрочем, что я теряю? От дохлого осла уши? - И мы обсуждали еще одну достаточно перспективную инициативу, не входившую в противоречие с интересами «Вуца».
На более подробные сведения от посредника рассчитывать нельзя, но и этого разумному и опытному бегемоту должно хватить.
Ренье кивает, чем-то резко хрустит, облизывает губы. Рассеянно поправляет воротник рубашки, потом третий подбородок, потом опять воротник.
- Чертовщина какая-то, - жалуется он не то воротнику, не то мусорной корзине, битком набитой пестрыми пакетами. – Насколько близко вы знакомы с господином министром восточнопакистанского транспорта Афрасиабом Усмани?
- В лицо знаю, - честно признался Бреннер. И добавил: - На оппозицию, а тем более на организатора покушения этот пакистанский перец не тянет. И готов он не был. И нет у него таких амбиций. Хотя теперь могут появиться.
- Амбиций нет, возможностей нет, силы нет... загадка. А кто, если не секрет, обратился к вам с предложением по тому второму делу, что вы обсуждали с Тахиром - и как я понимаю, обсудили успешно?
Не слишком ли много хочет эта жаба-хижина? Вот так прямо тут сразу задаром ей скажи. А ведь скажу.
- XCI. Вы же их знаете. Я так поначалу очень обрадовался, решил, что ни с какой стороны помех особых не предвидится.
Жаба позеленела бы, но при ее рационе и состоянии сосудов могла только пойти красными апоплексическими пятнами, тревожаще асимметричными.
- Кто? XCI? Они же вас… в состав делегации и всунули, верно? – «На мою голову» тоже почти прозвучало вслух. При этом обстановка сама собой сделалась гораздо комфортнее.
- Да. По своей инициативе. Навестить старого друга я мог бы и без официоза, между прочим. – Участие в комиссии - неплохое прикрытие, плюс отсутствие лишних расходов, но не менее важен сам факт заказа, возможность сказать Мохаммаду Тахиру: «Смотри, старина, американцы не возражают, наоборот, денег мне заплатили, чтобы я в этом деле и от их имени говорил. Это не гарантии еще, но это голос "за"...»
- Мы безо всякого сомнения живем в самом лучшем из миров, - вздохнул Ренье, - и все, что происходит в нем - к лучшему.
Эти мне французы. Все время исходят из того, что каждый образованный человек обязан прочесть их занудную классику и узнавать ее даже в пересказе. И делать выводы из того, что в упомянутой классике эти слова систематически произносит идиот. Хуже только русские. С ними знать и читать - недостаточно, нужно еще понимать интуитивно, а иначе ты никто - немец-перец-колбаса неговорящая.
К сожалению, о большей части начинки Ренье придётся догадываться разве что по изменению окраски жабы… или осьминога. Просто поделиться он вряд ли соизволит. Что-то скажет, конечно, но лишь настолько, чтобы я сослепу шею не свернул. Потому что знания – это в том числе и оружие. А давать бомбу (пусть даже потенциальную) в руки дикарям он не захочет. А я для него дикарь, чего уж там. Сильный, смелый, даже хитрый и умный – но всё равно дикарь, и большая часть окружающих для него дикари, даже коллеги по политической деятельности, просто потому что не французы.
- Вы хотите сказать, господин не-Панглосс, - от лести еще не умер ни один льстец, - что XCI поручал другим лицам что-то еще?
- Блокировать сделку, - выдавил из себя осьминог. Соблаговолил поделиться, и на том спасибо. – Надежно блокировать сделку. Две идеи в одной голове – это, кажется, шизофрения?
- Для полугосударственного учреждения - даже не начало ее, - вздохнул Бреннер, очень надеясь, что сам не идет пятнами, плесенью, боеголовками чешуей и всем прочим, что проступает сквозь кожу при подобных известиях. Маленький глупый аль-Сольх вовсе не ошибся предметом. Он ошибся адресом, но ошибся совсем чуть-чуть. А тот, кто наводил глупого аль-Сольха, получается, совсем не ошибся. И не действовал наугад. Он проверял рабочую версию. - Однако, когда реализацию осуществляют в одном и том же локусе посредством почти одних и тех же лиц... Это либо крайний идиотизм, либо враждебные действия по отношению вовсе не к Турану, а к нам. К сожалению, теория вероятности стоит за идиотизм.
В теорию вероятности Ренье, кажется, не поверил. Пришлось подкреплять аргументацию, что было особо приятно с учетом достаточно высокого риска прослушивания.
- Американцы, - особенным выразительным тоном выговорил он. В России добавил бы: onee zhe toopye! В этом номере щеголять знанием фольклора было бессмысленно и расточительно.
- Да-да, - покивал Ренье, рефлекторно улыбаясь – дескать, мы-то с вами цивилизованные люди и понимаем, с кем имеем дело. Температура понизилась еще на пару градусов и стала почти комфортной.
- Никогда больше с ними связываться не стану, - совершенно искренне пообещал Бреннер, и добавил достаточно серьезную профессиональную угрозу: - И другим отсоветую.
Сделал заявление – и сам понял, что если номер прослушивается или Ренье пишет разговор, то более четко и выразительно заявить «вызываю огонь на себя» он бы не смог. И еще мгновением позже осознал, что именно этого и хотел с самого начала.
Тоже варварская идея, конечно.
- Запомните, - говорит чуть оплывший но все еще очень привлекательный человек средних лет – прямо хоть сейчас в любой сериал, - наш самый опасный враг – не атлантисты, нет. Запомните – это крестьянин, лавочник, хозяин мастерской. Крестьянин, лавочник, хозяин мастерской. Не за морем, а здесь, у нас. Запоминайте и не ошибитесь. Любой внешний враг может сделать с нами только то, что мы ему позволим... плюс-минус доля удачи. Но это так у всех, так все живут, атлантисты тоже. А вот крестьянин, лавочник и хозяин мастерской могут сделать с нами что угодно – и они нам враги.
Не нужно поднимать руки, я знаю, что здесь полным-полно крестьян и так далее – или детей крестьян и так далее. Вы слушайте.
У баасистских революций был шанс. Даже у иранцев при Хомейни был шанс. Знаете, куда пошел этот шанс? Иранский, иракский, сирийский, египетский, турецкий даже – меньше, но закон тот же? Я вам отвечу, нет, не в никуда. Даже не в коррупцию. В крестьян, лавочников, хозяев мастерских... они выжили сами, они вырастили детей и детей детей и они ни минуты не думали о том, что никакого, самого нефтяного – а с нефтью повезло не всем – самого жирного раздела не будет хватать на всех всегда. Они не думали, что их внукам и правнукам тоже понадобится пространство для роста. Они не видели, что небо над ними сжимается в точку. Они не поступили как в Японии, как в Корее, даже как в Малайзии. Зачем? Им было достаточно, они не искали добра от добра. И от мелкого зла. И даже от большого, но все еще терпимого... Они мирно проели время на рывок - которое у них было, и время на ремонт - которое у них было, они подошли к воронке и скатились в нее. Они не очнулись даже в жвалах муравьиного льва. Очнулись их внуки.
Вы знаете, с чего началась знаменитая Арабская Весна? С того, что в тунисском провинциальном городке двадцатишестилетний парень сжег себя, после того как у него конфисковали овощи, которыми он торговал без разрешения. У него не было ни земли, ни своего дела, ни работы, ни шансов найти работу, потому что без работы ходила четверть его поколения - и половина тех, кто был на пять лет моложе. Он умер - и такие как он увидели в нем себя. А в стране таких было большинство. Медианный возраст - тридцать. Тунису повезло с этими тридцатью, мужчины в тридцать хотят жить и хотят, чтобы жили их дети. В Тунисе мечтали просто сменить власть, а не построить рай. В Египте этот возраст был 25. В Сирии - 21. В Йемене - 17. Ливию я не считаю, там толчок шел извне. 25, 21, 19, 17. Мальчишки, друзья мои, мальчишки без будущего. Мальчишки, не попробовавшие ответственности, не имеющие перспективы. Злые, голодные, невежественные - несмотря на образование, потому что только практическое знание дает плоды, а у них не было, куда приложить руки. Отравленные радикализмом всех мастей - потому что никакая традиция, включая светскую, ничего не могла им дать. Не было для них ни земли, ни лавки, ни дела, ни уж тем более возможности менять судьбу. Им оставалось умереть или пробить небесный свод, понимаете? Да, это правильный вопрос - в каком-то смысле, почти как нам. Но мы-то шли за солнцем и жизнью. Спасибо Вождю, мы знали, какую хотим страну. Они не знали и их некому было повести. Их старшее поколение знало только, что от добра добра не ищут.
Конечно, они отдали власть демагогам, жуликам и религиозным фанатикам. Кому еще? Кто у них еще оставался, кого они смогли бы услышать? Конечно, эти слепые поводыри завели их в еще большую нищету, в еще большую безнадежность. Конечно, толпа и власть порождали друг друга как грязь и гниение, конечно, то немногое, что держалось разума, не устояло все равно... и конечно, очень скоро они увидели выход из воронки. В войне за веру. А на той стороне войны их ждали атлантисты, которые уже успели ужаснуться тому, что сотворили, поддержав Арабскую Весну, и теперь только мечтали о поводе. Вы знаете, что было дальше - разгром.
Так вот, запомните и никогда не забывайте. Фанатики, плутократы, толпы - с этим можно справиться. Мы справились, вы справляетесь. Это не враг, это мелкое препятствие. Враг - тот, кто думает "Все хорошо. На наш век хватит". Тот, кто учит этому детей.
Из выступления генерала Кемаля Айнура, начальника истихбарата, перед новобранцами Народной Армии Турана, г. Бенгази, провинция Киренаика, 2036 г.
Чиновник без роликов
Здесь все не временное, все на века – деревянная обшивка стен, поверхности столов и подоконников. Даже настенное сине-белое фарфоровое блюдо, на котором борзая никак не догонит черепаху, наверное, можно разок уронить на коричнево-белый трехсантиметровой толщины ковер без вреда для того и другого. Но звукоизоляция в этой комнате даже лучше, чем в танке, где плавают радужные рыбы, а высокие окна прозрачны только изнутри – наружу они показывают пленочное кино. И если слишком резко поворачивать голову, то в уголках линз рябит слегка – странный побочный эффект от постановщика помех.
Поворачивать голову приходится, чтобы уследить за женщиной в мятых рогожных брюках (что нужно делать с рогожей, чтобы ее так помять?) и трех разноцветных... верхних одежках разных размеров.
- Скажите пожалуйста, хоть вы мне можете объяснить, почему вместо нормальной сводки я получаю вот эту вяленую лапшу, вот эту нарезку? «По косвенным данным источник С предполагает...», «Б кажется»... Убит президент Восточного Пакистана, пошли рыбам под хвост все наши наработки, а мне не то что не могут сказать, кто это сделал, мне приходится делать выводы не по доступному массиву, а по распечаткам, которые кто-то до того тщательно распотрошил, закрасил и перемешал! Нет, подождите, не отвечайте. Я знаю все про принципы, про защиту источников, но это же за гранью рассудка. Мы больше не можем тянуть. Мне за следующие несколько часов абсолютно необходимо проложить курс, а вы мне подсовываете кофейную гущу. «Источник Д и источник Ж независимо друг от друга с высокой достоверностью утверждают, что на самом высшем уровне Турана этой акции не планировали, однако текущие внутритуранские кадровые маневры позволяют предполагать возможное активное вмешательство в будущем...» и так далее. Вот что это такое? Какая тут может быть высокая достоверность? Ему Солнечный Вождь лично на ухо сказал, этому вашему Д?
Эти слова Достопочтенная Гарпия каркает прямо в ухо, зайдя сзади.
- Ну в общем, в некотором смысле почти да, мэм.
- Вы издеваетесь? – уже сидит на столе, вертит пресс-папье. Сейчас уронит. Нет, цепляет ногой, возвращает на место. Могла бы и ногу там же оставить. Балерины не бывают бывшими – только действующими или разрушенными напрочь.
- Если позволите? Допустим, только допустим, теоретически, что у нас есть или, скорее, изредка появляется возможность получать кое-какую информацию из первых или вторых рук. Из окружения или, например, из круга лиц, обслуживающих местные технические средства наблюдения – вариантов тут больше одного. Эту информацию мы передаем выше. Формулировки, увы, приходится редактировать так, чтобы в случае обратной утечки никто не мог установить точно, где, когда, с какой периодичностью и в чьем присутствии что было сказано... Потому что, как вы понимаете, одними нашими техническими средствами такая информация не добывается. Нужны люди на месте.
- А насколько можно доверять этим людям на месте? – смотрит Гарпия куда угодно, только не на него. - Я не хочу учить вас вашей работе, но добросовестность местных – вещь сомнительная.
- Полной гарантии лояльности нет даже у меня. Что касается источника Д, он родился в Саррее и в детстве пел в католическом церковном хоре.
Хохот, короткий, больше похож на карканье.
- Вы, позвольте, хотите сказать, что у вас есть наш внедренный источник рядом с этим их фюрером?
- Не рядом и не с фюрером. И теоретически, только теоретически.
- Теоретически. Это черт знает что такое. Это совершенно черт знает что такое. А моему предшественнику вы об этом говорили?
- Нет, мэм.
- Почему? – женщина уже сидит за столом и разглядывает его, чуть наклонив голову. Паинька. Образец хорошо воспитанного премьер-министра женского рода.
- Потому что меня не спрашивали.
Коридор, переход, улица, разнонаправленный гвалт.
- Простите, а почему вы ввели её в заблуждение относительно...
- Я не сказал ни слова неправды, Алан, у вас просто нет допуска. Источник, который сегодня обозначен как «Д», на самом деле родился в Гилфорде и на самом деле получил сведения почти из первых рук. А все прочее – защита информации, как и было сказано.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги