Страна, которой нет

День 7

Жиль Ренье, глава делегации Евросоюза

День начинается с лингвистических консультантов, старых и новых. Утром обнаружилось, что из трех пустующих мест слева от Орхана-эфенди два - заняты. Неизвестным арабом в отутюженной до хруста форме Народной Армии - почему-то полевой, а не парадной, и с цветными наградными полосками в два ряда, даже странно, что всего лишь капитан... сейчас его "поднимут" и мы узнаем, о ком это нам не сочли нужным сообщить. Второго поднимать не нужно, младший аль-Сольх прекрасно выглядит и более чем узнаваем. Цветущий его вид вызывает приступ паранойи... ничего не было, ни хвоста, ни захвата, Бреннер солгал, сговорился с местными, сейчас все взорвется максимально вредным образом - и даже еды в зале нет и взять ее негде...

Ренье прищурился, отмечая, что пора менять очки – в очередной раз вспомнил, почему ему ни один врач не даст добро на коррекцию зрения, устыдился, ощутил острую потребность в глотке диет-колы, вернулся мыслями к Фариду аль-Сольху, и вот так, щурясь, решил, что слишком уж хорошо выглядит молодой человек, слишком уж пышно цветет, знакомо так - точь-в-точь как сам Ренье, если его в очередной раз промыть и залить новым содержимым. Так что, может быть, паранойя скребется напрасно. Увидим. В любом случае, юный контрразведчик представлял собой некий символ, знак, который еще предстояло разгадать. Что хочет сказать Туран, делая ход этой фигурой?

Самое очевидное сообщение "ничего не произошло". Никто не пропадал, никого не похищали, не было на свете - или во всяком случае, в Дубае - никакого аль-Рахмана, не заводили с ним подозрительных связей уважаемые представители сил международной тьмы - или как они нас там сегодня называют. Спите спокойно, граждане и гости. Второе, не менее очевидное - дом аль-Сольх тоже может спать спокойно. Что бы ни происходило на самом деле, официально они чисты как голуби и белы как пески.

Стальная сделка состоится. Если туранская часть «Вуца» - все те же аль-Сольхи – и понесет какой-то ущерб, то все произойдет в кулуарах, а гарантом стабильности для внешнего мира служит вот этот молодой человек при всех атрибутах лингвистического консультанта, в новенькой, еще не обмятой даже парадке, которую, надо заметить, он совершенно не умеет носить. То ли дело его сосед слева, есть на что полюбоваться: редкий для араба рост и еще более редкая выправка, здешние по большей части в форме выглядят неуклюже. Вот и данные. Тот самый капитан Хамади, который командовал недавними арестами в армейских верхах?

И о котором ходят такие замечательные слухи, надо же. "Посадил вертолет на крышу Дома"... "пообещал сотруднику секретариата Вождя привести анатомическое состояние в соответствие с занимаемой должностью" - ну не стоит нас считать уж совсем глупыми людьми. Эту мысль бы закусить, ах. Не надо. Вертолет без нужных кодов и разрешений над Солнечным Домом посадят и захватят или просто собьют для верности, вне зависимости от организации приписки. И если бы от секретариата можно было что-то получить одним криком, не капитан Народной Армии это бы первым обнаружил.

Закрытие конференции – официальная и строго регламентированная церемония, это на заседаниях может твориться небольшой хаос, незапланированные перемещения из зала в зал, переговоры за коктейлями а-ля фуршет, соглашения в курительной комнате и прочие радости внимательного наблюдателя; а вот на закрытии все должно идти как на параде. Таким образом, свободное место намекает… вероятнее всего, на визит достаточно высокопоставленной персоны. Это, конечно, будет не господин замминистра иностранных дел, здесь он представлен сыном. Нет, многовато аль-Сольхов на единицу площади. И не сам министр, он конференцию открывал и выступать на закрытии не может, невежливо. Не Народная Армия, представленная капитаном Хамади. Министр обороны? Нет, армия нынче как бы в немилости. Так кто?

Вождя здешнего ждать не стоит, он по традиции на таких мероприятиях отсутствует, поскольку с нашей официальной точки зрения Туран не страна, а военный и экономический союз совершенно независимых государств, сам государственного статуса не имеющий. Не считать же единой страной НАТО или Большую Восьмерку? Так что на всех мероприятиях, где кто-то из участников будет обязан проигнорировать его статус, Эмирхан Алтын не появляется. Хотя пошутить может. Например, не прислать вместо себя никого, оставить место пустым.

Скорей бы закончилась эта канитель. Речи гостей, речи принимающей стороны – то есть, инспектируемой, - это все ерунда, шелуха. Важен только метаязык: кто, от чьего лица, в какой очередности. Список составлялся позавчера, вчера, и сегодня утром он тоже составлялся, к восьми закончили, за час до собственно церемонии, и последнее место в расписании, заключительная речь туранской стороны, так до сих пор и обозначено «уточняется». Вон оно, пустое уточняемое место. А что, заставить всех выслушать в качестве заключительной речи пятнадцать минут молчания – это было бы вполне в стиле Алтына. И ведь слушали бы, никуда не делись, злорадно подумал Ренье, обводя взглядом зал. Кстати, было бы не скучней прочего.

Ренье как раз пытался вообразить себе ритм отсутствующего голоса и дипломатические последствия неслышимой речи, когда тактично-бледно-желтая стена справа от него потемнела, выделила из себя контур двери, а потом дверь открылась и выплюнула в зал господина искусствоведа от терроризма, костюм и лицо под цвет стены, выражение глаз такое, что хочется спросить, кого еще только что взорвали - и кого и что при этом осыпало... нет, не розовыми лепестками.

Господин полковник Штааль вообще вызывал своим видом… сочувствие. Напоминал школьника после выволочки в кабинете директора. Щуплый, угловатый и неловкий как подросток, двигается слишком скованно. При этом еще и пытается незаметно пробраться к свободному креслу, сшибая углы столов и цепляясь за подлокотники. Комедия положений, да и только. Кажется, господина полковника только что чем-то сильно огорошили?

Из всех присутствующих в зале за комедией положений открыто следили только две пары глаз: Бреннер и его бессменный помощник. Помощник скорее без особых чувств, вот уж всем немцам немец, не лицо, а колода невыразительная, а Бреннер – как на привидение. Кажется, посредник Бреннер не ожидал увидеть Штааля живым, сравнительно невредимым и даже на свободе?

Опоздавший наконец сел, тут же откинул пластину в ручке кресла и принялся что-то набирать, игнорируя текущего оратора. Потом поднял голову, обвел зал отсутствующим взглядом и так застыл. А вот многоуважаемый коллега и спарринг-партнер Орхан, конечно, не позеленел, но позволил себе закрыть глаза, прочитав сообщение. А штат молчит. И не только у нас молчит. Не случилось вовне ничего особенного - ни хорошего, ни дурного.

Только в графе «Заключительная речь» так и значится: уточняется.

Только аль-Сольх косится на начальника, словно грешник на доброго пастыря, а тот его так игнорирует, что холод аж до середины трибуны долетает.

Только у Бреннера такой пламенный взгляд, что тот холод где-то над головой Ренье тает и проливается за воротник, словно капель из поломанного кондиционера.

Сейчас что-нибудь грохнет, подсказала Ренье интуиция, и не подвела:

- С заключительной речью к участникам конференции выступит господин полковник Штааль, Народная Армия Турана.

Да, думает Ренье, ошибся. Не взорвалось, тогда еще не взорвалось. Должно было взорваться. Взрывается. Прямо здесь и сейчас. Вот и микрофон динамиту поднесли. Сейчас пробежит искра, раз, два, три.

Пока бежала искра, пока нелепый контрразведчик фокусировал взгляд на микрофоне и словно пытался спешно проглотить леденец, Жиль Ренье успел подвести итоги недельной работы. С Индией и Китаем все вопросы улажены, фокус с опиумным маком в Западном Пакистане туранцы разгадали сами, вопрос о референдуме в Восточном Пакистане снялся с повестки дня сам по себе посредством взрыва, вся прочая восточнопакистанская каша отложена на время формирования нового правительства в «осиротевшей» республике, стальной проект накрылся, но очень, очень удачно вывернули на контакт с Усмани и XCI, в остальных секторах и подсекторах все в плановом порядке и непорядке… а ведь – всё! Можно повести плечами, опереться на спинку кресла и внимать концу комедии.

Впрочем, отчего же концу? Финальному действию перед антрактом. Политика – это комедия, которая никогда не кончается.

«Пожелавшего остаться неизвестным израильского представителя Наблюдательного Комитета, оставившего будильник в секторе Западного Пакистана, просят оставаться неизвестным как можно дольше»

«А заплатит ли делегация Западного Пакистана господину Гершони за случайно забытый в соответствующем секторе во время визита антикварный экземпляр механического будильника середины 20 века? Копии счетов прилагаются».

…

«Но ввязываться в третью четвертую мировую…

Я понял бы – за нефть. Но за боржом будильник?!»

«А российская делегация как всегда - цинична и интертекстуальна»

Сообщения в неофициальной информационной рассылке для участников конференции. Ветка «Будильник».

Амар Хамади, старший инспектор Сектора А

Что я здесь делаю, спросил себя Амар. Себе же ответил: символизирую. Выстроились рядком три офицера жайша, составляя три пятых туранской делегации на закрытии, и символизируют. Начало для анекдота, вот только вместо единственного товарища, который мог бы по-настоящему оценить шутку, теперь пустота. Словно зуб потерял, и теперь жди, пока новый вырастет, и не получается обходить дырку в десне языком. Вроде бы живого Имрана недолюбливал, а теперь – хоть плачь, не хватает. Анекдот вот сочинить не с кем. Да еще и торчит рядом эта малолетняя богатая сволочь, как ни в чем не бывало! От этого только хуже. Вроде ведь думал, больше никогда не увижу – но нет. Иногда они возвращаются, пусть даже ненадолго.

Шеф усох и обвис как сдувшийся пляжный мяч. Нет, так-то он стоит очень прямо и зал оглядывает с обычным своим, будто не понимает, как оказался в таком странном и неподобающем месте. Но на самом деле - от него только шкурка на полу лежит. И причины ясны. Вон - дыры от зубов. Собака играла-играла, мотала-мотала и порвала. Та же, что и в прошлый раз. Та же самая. Они меня до государственной измены доведут как-нибудь, думает Амар. И смеется про себя, хотя ему совсем не смешно. Мысль пришла сама и казалась такой естественной.

Однажды один весьма умный человек сказал Амару: «Твоя проблема не в том, что ты теряешь все и всех, твоя проблема в том, что ты пытаешься присвоить всех и вся, а потом не можешь смириться с естественным ходом вещей!». Совершенно правильное замечание, если вписать в естественный ход вещей террор, катастрофы, болезни, бомбежку нефтяных районов, нелепые случайности, ошибки и все прочие формы несправедливости. Наверное, умные люди и психологи так и поступают. А глупые люди находят себе друзей и не позволяют естественному ходу вещей касаться их. Особенно здешнему естественному ходу.

Фарид чуть сдвигается в кресле, будто хочет что-то сказать. Потом качается обратно. Правильно, нечего тебе говорить. Плыви дальше, кто спорит. Только не надо с нами разговаривать.

В восемь утра Амара поймал – уже на выходе – сигнал, и сообщалось в закодированном по всем правилам сообщении, что ему надлежит прибыть в конференц-зал отеля «Симург» к 8-45, чтобы успеть пройти досмотр. Форма одежды – парадная. Парадку Амар на прошлой неделе сдал в чистку, вовремя забрать забыл, разумеется, поэтому плюнул и пошел как был, благо «как был» совершенно неслучайно, а по принятому в первый день службы решению, оказалось безупречное, ни складочки, ни пылинки. Прибыл. Успел. Прошел. И первым делом увидел в фойе Фарида. Тьфу ты, проклятье! Неужели шеф его все-таки простил?

Поначалу Амар и сам думал, что Штааль взялся за сопляка слишком круто и не с того боку. Все-таки сопляк, любимый балованный сынок богатого папы, да и накуролесил из лучших побуждений. Надо бы - измордовать словесно, протереть им всю мебель в кабинете, повозить мордой по полу и прочим образом морально уничтожить, потом встряхнуть, прополоскать и повесить сушиться. Будет как шелковый. А начальство драгоценное – оно как всегда, вместо того, чтоб голос повысить, за стенку прячется и оттуда из-за стенки очень вежливо отказывается разговаривать. Разве так с людьми можно?

Потом, к концу разговора понял – нет, это он ошибся, а шеф сразу определил, что парнишка-то с большой гнильцой. Стоял, как ни в чем не бывало, думал, поноет-поунижается, и простят. И сейчас сидит, грустные глазки строит. То Амару, то начальству. А перестает, только когда вспоминает, что они тут по делу и что вокруг - вода с пираньями, полный садок атлантистов, их союзников, наших союзников и всяких нейтралов. И Бреннер, который почему-то на нас глядит, как будто это мы у него любимую родную и единственную козу угнали, зверски замучили и даже съели, а не он нас дважды под монастырь подвел.

Зачем сегодня с утра Штааля опять к Вождю-дурной-собаке таскали? С ильхановым отчетом для Вождя? Дело с нашей стороны закрыто, все материалы переданы, кому велено и положено, так что Солнечному нашему могло понадобиться? Отчет подождал бы, да и зачем его лично представлять? И зачем Вождь вот эту шуточку с речью выдумал? Опять какая-то пакость намечается, не иначе. А мне объяснять, а у меня самого одни вопросы без ответов.

К счастью, объяснений пока никто не просит. К счастью, Фарид молчит. К счастью, умная машина в ответ на запрос сообщает, что инспектор аль-Сольх из службы безопасности Вождя временно - на 12 часов - предоставлен в распоряжение Народной Армии в дипломатических видах.

Ничего, вот закончится это наказание – как же долго тянутся протокольные четверть часа! – и мы все отдохнем. Только бы ничего не случилось до понедельника! Нам всем очень нужна передышка.

«Сегодня в 6.21 утра Рийн Стаматис, делегация Бразилии, Наблюдательный Комитет, была задержана на крыше зимнего сада за распитием и распространением нелегально приобретенного алкоголесодержащего напитка неизвестного происхождения и содержания. Просим всех гостей конференции пользоваться услугами легальных баров комплекса и не смущать пожарную службу»

Сообщение в официальной информационной рассылке Службы внутреннего распорядка конференции.

«Дипломатический конфликт на высшем уровне: афтер-пати на крыше отеля «Симург» было прервано вторжением службы правопорядка»

Заголовок в разделе «Дубай: курьезы и происшествия» бесплатной городской новостной полосы, два часа спустя.

«Итоги конференции заставили бразильскую делегатку уйти в запой»

Заголовок в экспресс-новостной ленте Еврозоны три часа спустя.

«Пожарная служба центрального района премирована за предотвращение дипломатического инцидента»

Новостная лента ЦР Дубая

Александр Бреннер, практикующий политик

Речь полковник явно не готовил, а если готовил, то как-то не так, как все люди. Не там делал ударения, не там вставлял паузы, не там частил. Временами застывал, хоть посреди слова - всматривался в зал. Двумя глазами в разных направлениях, как хамелеон. Не жестикулировал, кажется, не моргал. Смысла читаемого - обычного, вязкого дипломатического смысла, безвредного как вата, вероятно, не понимал. Соответствовать - не пытался, смотрел горестно. Белый клоун. Пьеро без Коломбины.

Создавалось впечатление, что текст речи оратор видел впервые, притом не имел склонности к публичным выступлениям и не владел ни одним из приемов, при помощи которых можно зачитать с трибуны хоть список биржевых котировок. Впрочем, в слова никто не вслушивался и даже не пытался. Следили за самим клоуном, за его манерами – на вкус Бреннера, выступающий переигрывал, - но больше отмечали сам факт его присутствия на трибуне в данное время в данном месте.

Бреннер посмотрел на капитана Медведя, сидевшего с таким тоскливым выражением лица, словно полковник Штааль – его любимый младший братишка, который, кажется, не получит первый приз в ораторском клубе. Соотношение возрастов только усиливало впечатление. Интересные у них там отношения в Секторе А…

Интересные у них отношения везде. Вплоть до самого верха. Бреннер был готов поставить иннервированный имплантат левого клыка против дешевой новогвинейской поделки, что, когда он уходил, Алтын был близок к ярости. Потом телеграф донес, что Штааля вызвали наверх и там арестовали или задержали. Потом Народная Армия атаковала настоящую. Потом стало тихо. И вот теперь это. Мальчик аль-Сольх в кресле консультанта, а его шеф на трибуне в качестве чучела Вождя. На месте, где по всем их правилам ему не положено быть никогда.

Штааль, а не Айнур, как следовало бы, имей этот чертов фюрер желание продемонстрировать, что Народная Армия ныне котируется выше остальных служб Турана – а это само по себе странно, учитывая все предыдущее. Хотя чувство юмора проклятого чокнутого туранца позволило бы ему засунуть на трибуну и какого-нибудь уборщика-курда с метлой. Но он послал не уборщика, а аль-Сольха-младшего – как быстро его в порядок привели, надо же! – капитана Медведя и вот это. Кривляющуюся белесую вошь.

Которая - и теперь в этом нет сомнений - своими белесыми же лапками и сплела добрую половину произошедшего. Вторую, судя по всему, сплели военные - и сплели так, что руководству узор очень не понравился. Арестованных не видно и не слышно, их даже не зачислили в виноватые. Хотели не того или неумно действовали. Нужно будет узнать, просачиваться-то начнет. Может быть, они затеяли что-то большое, а полковник Штааль был единственным, кто рискнул с ними открыто сцепиться - потому здесь и стоит. В награду.

Похоже, я промахнулся, подумал Бреннер. Серьезные люди аль-Рахмана – это не Народная Армия, это кто-то в верхах обычной. На том и погорели, судя по всему. Вопрос, конечно, было ли это самоуправство. Другой вопрос, по своему почину действовал жайш, или нет? Здешний фюрер, будь он неладен, обожает тараканьи бега и драки пауков в банке раз в десять побольше того, прошловекового. Все, от начала до конца, могло быть его операцией. Вот только кто убил Тахира?

Может, монетку бросить? Нет, слишком много кандидатов. Придется рулетку крутить... и с тоской осознавать, что этим не обойдешься. Что придется собирать всю мозаику, тихо, терпеливо, со всех сторон - от американских варваров до варваров пакистанских. Потому что речь уже заканчивается - и самое главное в ней то, чего в ней нет. Мы все наделали ошибок. Нас всех можно было взять за горло - и потребовать признать государственный статус Турана, например. Не обязательно прямо в лоб и грубо. Но я бы посмотрел, как все поплясали бы. Я посмотрел бы, а вот фюрер не захотел.

Он ведь наверняка узнал о делах XCI все. Взялся за ту ниточку, которую подсунул ему сам Бреннер, потянул – и докопался достаточно глубоко, и до двух противоречивых заказов, и до мстительной карьеролюбивой Флеминг, и бог еще знает, до чего. Самое время кричать «Резня!», а вместо того Эмирхан Алтын всех своих псов войны взял за шкирки и оттаскал, как нашкодивших щенят. Это очень плохо. Это говорит о том, что у солнечной сволочи большие и действительно далеко идущие планы, а еще о том, что вышеозначенной сволочью очень трудно управлять и по-умному, не только внаглую, как попытались его собственные псы. Кажется, он и визит Бреннера к делу приложил, и все провода вплел в свой замысел. А в эпицентре – вот эта вошь.

Которая здесь надолго. И несмотря на всю теперешнюю зелень - надолго в эпицентре. Такие бледнеют и цепенеют, и за сердечко хватаются, а плести не перестают и умирают, если не вмешаться, в глубокой старости. Придется, придется разбираться. И только потом... все остальное.

«- Госпожа Биркенстон, как вы оцениваете результаты конференции?

- Как в целом обнадеживающие. Должна сказать, что уровень взаимного доверия и готовности сотрудничать за последние годы сильно возрос.

- Вы хотите сказать, что несколько лет назад в тех же обстоятельствах дело закончилось бы войной?

- Вы вчитываете в мои слова слишком много…»

Энн Биркенстон, глава британской секции делегации ЕС. Онлайн-интервью в реальном времени газете «Гардиан»

Вальтер Фогель, референт

Участники, наблюдатели и гости разлетались, разъезжались, а некоторые просто расходились по своим номерам. На площади между корпусами возникла обычная в таких ситуациях, приметная только тренированному взгляду суета. Пересечения сфер деятельности разных охранных служб. Ошибки аппаратного и визуального опознания, ложные срабатывания детекторов оружия, взрывчатки и передатчиков, вызывавшие прыжки уровней тревоги. Координация движения автомобилей и вертолетов, проходившая с секундными сбоями. Вездесущая пресса, запускавшая камеры-автономки куда ни попадя. Паэлья, в общем.

Вальтер обернулся, провожая взглядом жайшевскую тройку, да так и застыл – сцена оказалась уж больно интересной, выбивающейся из предотъездной рутины. Шедший последним аль-Сольх вдруг обогнал обоих спутников, повернулся к ним лицом и заговорил со Штаалем. Жестикулировал парень, словно продавец сувениров. Не успел произнести и пару фраз, как капитан Хамади от всей души залепил аль-Сольху под дых кулаком - мальчишка отлетел до самого вертолета. Хамади ринулся вперед, и тут его, надо понимать, остановили. Голосов Вальтер не слышал за общим гулом, но такое впечатление, что капитану скомандовали «Фу! К ноге!», и он как послушная овчарка, занял место по левую руку Штааля.

Аль-Сольх, сидя на земле, еще пытался что-то сказать и, кажется, громко, хотя непонятно было, где он нашел в себе воздух. Крепкий мальчик, здоровый. Штааль пару секунд послушал, потом кивнул - и пошел себе к вертолету.

Интересно, за что? Хотя я бы на месте этого мальчика - и в его возрасте - такого бы наговорил по результатам, что не только дух вышибить, пристрелить могли бы запросто. Неприятные и неблагоразумные люди – контрразведка жайша. Берут мальчишку, разыгрывают втемную, используют в своих играх, а при малейшей попытке рыпнуться… вот так вот. Учитывая, что и папаша его по уши в той же игре, деваться Фариду теперь и вовсе некуда, вот с ним никто и не церемонится, открыто вполне. Головой надо думать, прежде чем для начальников каштаны из огня таскать.

- Повезло, - заключил генерал.

Повезло. Что не убили, что не потеряли, что все еще зачем-то нужен или не до такой степени не нужен. Перевели в другой аппарат, считай - в заложники. Но оставили в живых. Может быть, даже и наградят.

Молодой аль-Сольх уже успел встать и отряхнуться, и направиться куда-то в сторону, наверное, к своей машине. А потом он чуть повернул голову, заметил знакомые лица и... Вальтеру целых пять секунд казалось, вернее, он целых пять секунд был уверен, что мальчик им подмигнул. Хотя камера, конечно же, ничего такого не зафиксировала.

Вальтер вздохнул. До сих пор ему казалось, что дело в дурацкой конференции, вот кончится она, и сразу же все станет хорошо. Легко и правильно, как обычно, когда что-нибудь долгое и муторное наконец-то заканчивается, хоть как-то. Нет, не стало. Только наоборот. Скверное предчувствие, которое копилось в горле как отрыжка, усилилось, а не разрядилось. Значит, быть беде.

Обрыв.

Старомодная, черно-белая фотография. Серо-прозрачный борт «птички», два человека – ярко выраженный европеец и ярко выраженный араб - второй позади и чуть слева от первого. И ветер. Который по логике снимка должен бы дуть им в лицо, но дует в спину. Несет.

Обрыв.

Амар Хамади, статус не определен

На экране репитом то, что было черной машиной, сносило и сносило угол рекламной инсталляции, вспыхивал огонь, сыпались на летное поле белые, черные и рыжие пластиковые шары, разлетались в стороны... только на третий раз Амар понял, что это цветное - реклама паназиатского чемпионата по конному поло. Опять постановочный терроризм. Диктор удивленно-радостно сообщал, что, несмотря на большую мощность заряда, посторонних жертв нет, дипломатическое транспортное средство, доставлявшее президента Республики Западный Пакистан к дипломатическому борту, дипломатично взорвалось на достаточном расстоянии от терминала.

Акбар Хан, с перепугу потребовавший, чтобы все его перемещения обеспечивала его собственная служба безопасности, кажется, совершил ошибку. Кажется, спас этой ошибкой не то остатки реноме Турана, не то пилотов своего самолета.

Амар не подумал об эффектности зрелища. Он подумал только об одном: до чего некстати подорвался западнопакистанец, что и высказал немедленно.

- Отдых, говорите?.. There's no discharge in the war!

- Ну что вы, - Штааль ответил одной из самых обаятельных своих улыбок. Начальство сидело на табурете точно напротив экрана и выглядело свежим и счастливым, будто сегодняшнего утра не было вовсе. – Мы едем на Аль-Синнию, мы уже уехали. Терроризм – не наш профиль, да и Западный Пакистан, по правде говоря – тоже.

- А Кемаль? – Амар чуть понизил голос и невольно оглянулся, но вокруг были все свои, в достаточной степени свои, чтобы он продолжил: - Сейчас же вот… «О Великий Вождь, осиянный солнцем, позволь мне позаботиться об этой незначительной неприятности!»

Если и вышло непохоже, в силу недостаточного знакомства с предметом пародирования, то для общего веселья - вполне хватило.

- Вождь-Солнце, да сияет нам вечно, нынче утром весьма энергично выразил желание не видеть меня и не слышать обо мне как минимум две недели. С этой целью он и отправил меня в отпуск - своим решением и без всякой просьбы с моей стороны. В свете этого, - улыбнулся Штааль, - я сомневаюсь, что даже наш досточтимый начальник рискнет огорчать слух Вождя названием нашего сектора. В конце концов, у него есть в запасе еще четыре. Я в отпуске. Вы в отпуске. Мы в отпуске. Мы ловим рыбу и кормим газелей, а Пакистан - Западный ли, Восточный ли, пусть заботится о себе сам.

- Я не уверен… - со вздохом сказал Амар, разрываемый надвое противоречиями: поехать с шефом на остров или провести три дня с Паломой. – Мне надо…

- Вы можете пригласить и свое «надо». Оба. Мы будем только рады.

Амар оценил все благородное безумие предложения и возможные последствия, вздохнул, в очередной раз пожалел, что столицей – назло победителям – назначили именно Дубай. В турецкой части Союза все было бы гораздо проще.

Потом он подумал о другом, и, должно быть, мысль проступила на лице.

- Нет, нет… - махнул рукой Штааль. – Я за вами не следил, ну что вы. Просто мне здесь написали жалобу, пожалуй, самую оригинальную из возможных.

- Из квартального комитета?

- Ну что там могло бы стать оригинальным? Нет, из нашего же Сектора D. – Шеф уже вовсю веселился.

Амар изумленно похлопал глазами, пытаясь разгадать очередной ребус Штааля. Условие задачи не укладывалось в голове, как он ни пытался. Какая связь между Паломой и Сектором D, ведающим странами Латинской Америки?

Пока он думал, Штааль уже вызвал в воздух между ними простыню жалобы, предусмотрительно развернутую к Амару основной стороной. Хамади рефлекторно принялся впитывать знаки. Жалоба… да, могла считаться весьма оригинальной. Деятель из Сектора D в чине капитана просил полковника Штааля воздействовать своим авторитетом на капитана Хамади, который вывел из строя перспективного внештатного сотрудника, лишил работоспособности, можно сказать, и тем самым помешал использованию вышеназванного внештатного сотрудника в особо важной разработке…

Хороший человек, невольно подумал капитан Хамади, другой на его месте сразу стукнул бы в собственный отдел охраны нравственности. Хотя это он наверняка из уважения к Штаалю.

- Так вот, отчего бы нам не пригласить коллегу…

Комната выстыла как пустыня ночью - только что было тепло, а если не тепло, так терпимо, и вдруг ты понимаешь, что если так и будешь сидеть, то замерзнешь к утру.

- Не надо приглашать коллегу… - бухнул Амар. - Я не знал, что она... коллега. По службе.

Хотел сказать "шлюха", но вовремя заметил, что в комнату входит Сибель.

Какая-то часть его сознания спокойно отметила, что никто из сотрудников сектора не удивился отказу, так же спокойно расшифровала - внештатница с другого направления это не жена и только Аллах знает, кому ее лояльность принадлежит в первую очередь. Опасно пускать непроверенного человека туда, где все свои, да и саму женщину можно поставить в неприятное положение. Что если от нее ее начальство потом потребует отчет? Или не потом. Жена или невеста - другое дело, законы о семье защитят. Так что может и осторожничает капитан Хамади, но после этой недели начнешь осторожничать...

Штааль, судя по всему, понял не сказанное вслух. Амар подумал, что если бы взглядом можно было… нет, не убивать, а попросту выталкивать куда-то в иное измерение, то он уже беседовал бы с аборигенами Флатландии, и сам был бы каким-нибудь треугольником. Нет, линией, для пущей назидательности.

- Извините, - сказал шеф. Вышло очень искренне и выразительно: он, конечно, сожалеет, что испортил Амару все удовольствие, но глаза б его не смотрели на такого... простака? Нет, не то слово.

- Что случилось? – спросила Сибель.

- Ничего важного, - Штааль слегка коснулся ее плеча, уже в упор не видя Амара. – Мы собираемся, я посмотрел прогноз…

Хамади подумал, что тот все равно все расскажет жене, сегодня же вечером или ночью, и они будут долго и подробно обсуждать Амара и его похождения, особенно конкретный пример. Надо же, подцепил осведомительницу жайша, ха-ха, хи-хи.

Потом шеф повернулся к нему, и Амару почему-то стало неловко, будто он пририсовал усы какой-нибудь особо нежной Венере или послал анонимную непристойность через школьную систему оповещения - чего, кстати, никогда не делал.

- Если вы все посмотрели, - улыбнулась Сибель-ханым, - пойдемте пить чай?

Сегодня утром в поселке Хатункала (всплывающий комментарий: "говорящее название") на площади перед зданием совета была обнаружена голова председателя совета, одного из местных старейшин Худойназара Халика. Голова располагалась в вертикальном положении на большой картонной коробке. (всплывающий комментарий: "и изъяснялась матом"). На коробке имелась надпись «Дочери чести» (всплывающий комментарий: "и обратный адрес"). Есть основания предполагать, что убийство связано с недавним групповым изнасилованием Шарифы Гути, которое, в свою очередь, имеет отношение к идущему в регионе модернизационному конфликту: брат пострадавшей является одним из активных помощников туранской администрации (всплывающий комментарий: «талибов выгнали, а нравы остались»). В убийстве Халика, однако, подозревают не отсутствовавшего в поселке Муатабара Гути, а местное женское движение, активно противостоящее культуре изнасилований. Впервые инсталляция, включающая в себя голову насильника (всплывающий комментарий: "sic!") была реализована в Турции в 2012 году, и выступила в качестве образца для последующих... (всплывающий комментарий: "кто это пишет? поймайте этого канцеляритиста и выставьте его голову в Хатункале!")

(всплывающий комментарий: а вообще можно было бы дать параллель с сегодняшней инсталляцией в аэропорту и вообще сделать обзор «убийство как искусство» или что-то такое; если интересно, застолбите мне на завтра 4 блока в разделе культуры. Заголовок «Во-первых, это красиво…»).

Заметки внутреннего рецензента к сообщению в новостной ленте «Восточного Экспресса». Подпись: Освобожденная Женщина Турана.

Эмирхан Алтын, Солнечный Вождь

На экране как в старой, времен детства еще, игре, рассыпались шарики. Можно приказать «повтор» и они так и будут скакать. Час, другой...

Движение руки комкает воздушную виртуальную поверхность, отсылает в мусор.

Второй экран, воспользовавшись отсутствием соперника, переключает звук на себя и очень опрятный, очень бородатый талиб, напоминающий ухоженного верблюда-бактриана, сообщает, что впредь он намерен, если Милостивый будет к нему милостив, отправлять врагов Аллаха в огонь попарно, ибо порядок и симметрия угодны... еще одно движение и оратор замирает, прерванный посреди имени Всевышнего.

- Вот откуда у дикаря на пятом десятке возьмется чувство симметрии? - спрашивает человек, который довольно давно не понимает, как себя себе называть. Не Вождем же. - Он специалиста по дизайну нанял? Может быть, я его знаю?

- Не ведаю, - говорит бывший студент, нынешний глава контрразведки Народной Армии. Он еще пахнет потом, пылью, внешним миром. Недавно влетел и не вполне отдышался. - Мы же все передали. То есть, неофициально, конечно, продолжаем - но тут мне понадобится некоторое время, чтобы уточнить подробности. Я прямо к тебе, прямо сразу...

- А где твой собственный специалист по дизайну? - интересуется Вождь. - Я знаю, что вы передали, я сам велел передать. Может быть, заодно и его перевести в антитеррор, а?

- Он на рыбалку уехал. Взял кусок отпуска и уехал. Устно объяснил, что ты видеть его не желаешь. - Кемаль отдувается, вроде как бы запыхался или вроде как бы кипит от ярости, угадывать по вкусу. - Они вдесятером уехали.

Эмирхан Алтын скорбно качает головой - бывает же на свете. Ему нравятся эти стариковские жесты, может быть, потому что он до сих пор уверен, что морщины, белая паутина в волосах, подпортившееся дыхание - это все маска, образ, часть служебных обязанностей, представительских, так сказать. А случись нужда, он выскользнет из них, как из старой шкурки, как из многих до того.

Про антитеррор Кемаль не ответил, умудрился.

- Это я его видеть не желаю? Это он меня видеть не может, сразу в обморок падает и хамит с перепугу! Неврастеник! - ворчит Эмирхан. - Исполнительный какой, надо же. Сказал убираться с глаз долой, так он и убрался?

Кемаль осторожно кивает. Слишком осторожно. Значит, до последнего не верил, что тут все чисто.

- Да ладно тебе. Не он же это устроил? А даже если и он, так мы его все равно втихую удавим, без шума.

Кемаль опять чуть задерживается с согласием, хотя глаза пучит как рядовой в присутствии особо скверного сержанта.

Не хочет он давить по-тихому и не по-тихому не хочет, потому что кем тогда будет дыры затыкать, кто будет наши козни строить от Исландии до Индонезии? А сказать не может, иначе выйдет, что у него в истихбарате незаменимые сотрудники появились... помимо него самого.

- Так кто у нас прошляпил этого дикаря? - любезно интересуется Эмирхан мнением ближайшего соратника и верного идеолога.

Сейчас будет зрелище - любо-дорого поглядеть. Сейчас Кемаль будет угадывать мысли Вождя. Вряд ли угадает, поскольку сам Эмирхан Алтын еще не до конца определился, но покажет интересные направления, а заодно окончательно выдаст, что у него на уме.

Все-таки теряется что-то важное при видеосвязи. То ли запах, то ли что-то еще, что никто другой не видит, не распознает. Вот поэтому все они, другие - на ступеньку ниже.

- Пограничники его прозевали... мухабарат прошляпил, тайная полиция тоже... - Кемаль делает паузы, маленькие такие, клюнет-не клюнет. Не клюнуло? Меняем курс. - Но при таком прикрытии это неудивительно, а после взрыва расследование поручили нам, а потом у них было мало времени. Военные не прошляпили, они его зазвали. Непосредственно милис... - Кемаль разводит руками, мол, чего от милиса ждать в его нынешнем состоянии и при его нынешнем руководстве. На монополию в деле охраны правопорядка жайш зарится давно и если Кемаль добудет санкцию, родная Армия в очередной раз простит ему все.

- Мы? - Кемаль соблюдает видимость объективности. - Наши средневосточники установили, что Ажах аль-Рахман пропал со своей обычной территории - еще до всего. Европейский сектор его нашел. Но даже если бы ты нас не отстранил, чем бы мы его ловили - отрядами гражданской обороны?

Второй удар в ту же лузу, улыбается про себя Эмирхан.

- Аль-Амн вообще официально не отвечает за ловлю террористов... - шпилька конкурентам, которые не отвечают, но очень хотят. - Зато они отвечали за охрану аэропорта.

- The Last Girl Wins, - усмехается Эмирхан.

- Простите? - Кемаль передергивается.

- Чему я тебя только учил?.. - вздыхает Вождь. - Точнее, чему выучил?

Кемаль молчит, двоечник. Ответ "неустанно трудиться на благо растущего Отечества" явно не будет засчитан.

- В общем, напишешь мне рекомендацию, кто в аль-Амне на что годится, а я посмотрю.

Прежде всего, позвольте мне вас всех поздравить. Вы спросите, с чем? С тем, что теперь наши клеветники могут подавиться своими лживыми языками. Они говорили, что у нас нет свободной прессы? Свободная пресса у нас есть, все увидели. Хотя, конечно, она у нас и всегда была. Вопрос в том, что мы понимаем под свободой печати? То же, что и страны атлантического блока? Нет, конечно! Нам всегда чужды были те понятия, которыми наполняет эти слова развращенный бессердечный Запад. Их пресса удовлетворяет наихудшим желаниям человека: желанию подсматривать за другими, оставаясь в безопасности. Что бы ни случилось – горе, беда или отвратительное преступление, катастрофа или катаклизм – пресса атлантистов сразу же готова выставить это на потребу публике! Они, словно алчные шакалы, срывают покровы тайны и сочувствия с любой трагедии. Почти каждого из нас коснулась развязанная ими война – но что такое эта война для ста миллионов американцев, ежедневно приникающих к экранам? Только повод поглазеть на чужую беду! Наше горе для них лишь новость. Свои собственные трагедии и катастрофы для них – такая же горяченькая новость. В одном доме пожар – сто миллионов зрителей жадно глазеют на это в своих уютных домах. Вы думаете, они испытывают сочувствие? Ни в коем случае. Сочувствие и уважение к чувствам соплеменников требуют скромности, деликатности и не дозволяют любопытства и бесцеремонности, с которыми врываются в любой дом журналисты, нарушают уединение, выпытывают подробности на потребу зрителям… Да они попросту вуайеристы, эти зрители!

Но и атлантическая пресса жестоко поплатилась за развращение аудитории. Так женщина, ступившая на путь потакания порочным страстям, начинает со стриптиза, подогревает к себе интерес, все больше и изощреннее обнажаясь - а заканчивает удовлетворением самых гнусных желаний клиентов в дешевом борделе, чтобы поддержать свое существование, когда для нее уже закрыты пути честного труда. Теперь все эти американские и европейские издания уже вынуждены подчиняться законам того рынка, который сами же и создали. Броские заголовки, бесстыдные изображения, щедро смешанные с потоками лжи и дезинформации, откровенность, давно уже перешедшая грань непристойности, все новые и новые трюки, чтобы только удержать подписчиков, не потерять тираж и трафик – ухищрения старой шлюхи, которую теснят молодые резвые конкурентки, еще не понявшие, что в свое время окажутся на ее месте. Вот путь, которым следовала американская пресса последние двести лет, и этот путь привел ее к нынешнему позору.

А между тем, свободная пресса - в самом деле хорошая вещь, если речь идет именно о свободе, а не о разврате и зависимости от разврата. Свободная пресса означает, что люди могут говорить о том, что для них важно, что они могут говорить правду - даже если эта правда кому-то неприятна или кого-то не устраивает. Вот мне, например, было крайне неприятно узнать, что в сердце созданной мной организации пробрались воры и коррупционеры. Мне также было неприятно узнать, что службы, которым положено этих воров ловить, прозевали это дело самым бездарным образом. Но я был очень рад, что наша пресса не оставляет такие вещи без внимания и жулики и ленивые бездари рискуют оказаться на первых страницах и в голове лент, кем бы они ни были.

Давать пищу уму и сердцу, напоминать о правде и морали, ориентироваться на вечные ценности, не подчиняясь диктату сиюминутности, сплачивать людей в нацию, а нации в единое общество – вот назначение истинно свободной прессы. Наша пресса, преодолев немалые трудности и не побоявшись угроз, с ней справилась. Вот это – торжество свободы слова!

Что же касается самого инцидента – конечно, это безобразие. Средства, выделенные на борьбу с враждебным влиянием на формирование общественного мнения, то есть, на все эти сетевые автоматические штучки, предназначенные обезвреживать атлантистских и реакционерских роботов-пропагандистов, Народная Армия использовала на свое материальное перевооружение. Я, признаюсь вам всем, консерватор и не такой уж завсегдатай виртуальной реальности, поэтому даже согласен с нашумевшим высказыванием уважаемого Хасана Эбади, мол, лучшее средство формирования общественного мнения – сплит-пуля в голову вражеского пропагандиста. Но необходимо помнить, что эта голова может скрываться за океаном. Нам теперь придется долго разбираться, что в инциденте с поголовным перевооружением Народной Армии и распродажей старого парка было добросовестной попыткой снабдить наши героические добровольческие части более современными огневыми средствами, что - головотяпством, что обыкновенным воровством, а что - антиправительственной деятельностью. В одном могу вас заверить, наша идеологическая безопасность не пострадает. Народная Армия уже пообещала скинуться и возместить грант, выделенный на создание роботов, вскладчину (смех).

Нет, ошибся, могу заверить вас еще в одном - заменять роботов живыми людьми мы в этом деле не собираемся. Травить наших граждан - не наш путь.

Выступление Эмирхана Алтына в связи с шумихой по поводу нецелевого использования Народной Армией средств, выделенных на создание сети роботов идеологической защиты, 21 мая 2038 года.