Белый-белый день. Желтый, красный, но главное – белый, будто солнечный круг заполнил небо, а потом небо почти проглотило землю. Лысые склоны, камни, редкая растительность, серые – а теперь белые от пыли базальтовые «котлы». Когда-то тут была река, весной по котлам до сих пор цокает небольшая струйка. Воду Вальтер не видел сам, ему рассказывали. Сейчас он представлял ее себе, весеннюю, холодную, почти прозрачную. Скорее всего, неправильно представлял.
На правом склоне, метрах в ста от Вальтера, если в длину, и в тридцати, если в высоту, паслась – задние ноги в какой-то щели, две передние на разных приступочках, шея изогнута под странным углом – мохнатая горная коза. Изжелта-серая, с черной пыльной ленточкой на шее. Чья-то. Снайпер держал ее в прицеле, от скуки. Это хорошо, что пасется, это значит, что они надежно, убедительно закопались. Козу убедили.
Больше никого нет, даже ящериц. День. Летом днем здесь даже не воюют, если могут. Летом днем здесь не воюют даже в термокостюмах, потому что термокостюмы рвутся – и вообще у них есть масса недостатков. Поэтому летом днем можно потихоньку прийти и занять позицию. В прежние, тучные времена в этом не было бы необходимости – были БПЛА, были спутники, они и сейчас есть. Но БПЛА все хорошо научились сбивать, орбиты спутников – предмет трений и скандалов, качество связи... оставляет желать лучшего, да и по тому, какую информацию ты запрашиваешь, о тебе можно многое узнать – и вот в чем можно быть уверенным, так это в том, что сведения кто-то кому-то на какой-то стадии обязательно продаст.
Как продали местному господину Шир-Али – и имя какое веское, «лев Али» - сведения об опиумном конвое. Большом и жирном, но и хорошо охраняемым. Лев Али подумал, прикинул силы, взял технику и пошел, не зная, что сведения о его уходе тоже проданы и двое его не самых ближних соседей, большие люди, надежные люди, рабы Аллаха, одного так и зовут, сговорились выжечь его территорию. Захватить и удержать не смогли бы, но уж разграбить и выбить кормовую базу, это с удовольствием, а потом встретить самого Шир-Али и взять его добычу... Но Абдаллах и его пока еще партнер Хайдар потеряют сколько-то на нижних перевалах – списав это на людей Шир-Али, а потом случится серия несчастий, одно из них лежит сейчас тихо-тихо, только тщательно обработанный небликующий ствол чуть ходит следом за козой... И «двое-на-одного» превратятся в «каждый за себя» в узкой, хорошо контролируемой долине. А потом люди в термокостюмах исчезнут, как не были, а выжившие – их сколько-то останется, выживших, немного, но останется, смогут сказать только, что слишком много предательств никого не доводили до добра.
Генерал не пошел с группой, он очень громко демонстрировал свое присутствие в другом месте. Создавал алиби. От местных это не поможет – все равно все несчастья, вплоть до несезонного селя, они припишут ему.
Так что Вальтер лежал и скучал. Простая задача, узкая долина, предсказуемый противник. Местное полумирное население могло бы помешать, но его здесь нет и коза с утра зря возмущенно искала хозяев. Нет его, протянулась из-за горы лапа, скогтила и уволокла. Генерал не делал этого, незачем было. Не делал и не договаривался об этом. И не намекал. Просто знал – придет с неизбежностью, как рассвет, как жара, как глупость политиков.
Шир-Али купит сведения о конвое, будет думать несколько дней, готовиться, собирать людей. За это время новости уйдут на туранскую сторону. А на туранской стороне орясина-капитан местного гарнизона домуштровал своих не до пятиминутной готовности, конечно, но до получасовой. А самому ему на размышление и столько не нужно. Капитан узнает, куда собрался Шир-Али, прикинет варианты – и тоже двинется.
Капитана Вальтер видел много раз – и на экране, и на приграничных совещаниях по борьбе с терроризмом, наркоторговлей, вооруженным бандитизмом, работорговлей, межгосударственной кровной местью и прочими особенностями ландшафта. Местные туранского новичка было определили «каирцем», но за спиной быстро стали звать по-другому. «Йеза». «Йеза» или «хирс». Медведь. Не за силу, не за скорость и изворотливость, не за хитрую злую ненависть к здешним порядкам, странную для горожанина, обычно они в таких порядках понимают куда меньше и не так сразу, а за, как выражался генерал, этологические привычки. За полгода все запомнили – при каирце нельзя стоять, подняв голову, кричать, махать руками. Что буквально, что фигурально. Особенно руками, особенно с оружием. Замри и ляг, проси пощады и покровительства, соблюдай закон – останешься жив, даже повстречавшись с медведем, своих сбережешь. Нет? Тогда надейся, что попадешь первым, другой надежды у тебя нет, да и эта невелика.
И не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что сделает медведь. Даже генералом быть не нужно. Медведь проверит информацию, проверит, что делается вокруг, а потом, не запрашивая штаб, поднимет своих, пригонит в предгорья транспорты, приведет солдат сюда. Сомнет ширалиевское охранение и эвакуирует все четыре деревни – уже смял и уже эвакуировал. Не как попало, а в фильтрационные лагеря, с разбором. Кто-то еще умрет, кого-то по разнарядке пошлют работать в другие регионы. Кто-то вернется и к зиме в долину протянут электричество. Но сейчас и в следующие две недели в долине не останется ни души, по которой не плакала бы пуля. Кроме коз. И Вальтер готов поклясться, что капитан понимает, что его назначили добрым следователем. Понимает, но все равно делает, потому что не сделать – значит рисковать жизнями тех, кого еще можно превратить во что-то, похожее на людей. Делает и молчит, только на генерала на совещаниях старается не смотреть, а если приходится, глядит сквозь.
Он просто устроен, этот Хс из Каира, почти как сам Вальтер, но простой не значит – глупый.
Коза обернулась по-совьи, свернув шею градусов на 120, изобразила на морде всю мировую скорбь. Нечего, нечего было убегать от хозяев. Вот минут через десять гости снизу дойдут сюда, так вообще оглохнешь.
Готовность, сигналит Вальтер, и снайпер неохотно переводит ствол на уже приработанную точку, чуть слева от скучного серого валуна, прикрывающего тропу.