Ступень Четвертая. Часть вторая

Глава 26

После Мальцевых, выполняя обещание, данное Ефремову, мы всей толпой поехали в его вотчину, потому что император решил поехать с нами.

Ефремов ничуть не преувеличивал. Глазьев действительно себя не контролировал вовсе. Глаза его были совершенно пусты, а на губах закрепилась дебильная улыбочка, причем из уголка рта еще и слюна текла. Ефремов воспользовался моей идеей, поэтому за Романом присматривала сиделка, а сам он щеголял в огромном подгузнике, который ему необыкновенно шел. Так бы смотрел и смотрел…

— Что скажете? — недовольно спросил Ефремов, когда молчание затянулось.

— Тимофей? — повернулся я к нашему целителю, которые все это время не просто пялился на пациента, а его сканировал, чему не препятствовали антимагические браслеты.

— Выглядит здоровым, — неохотно ответил Тимофей. — Но я с душевнобольными раньше не сталкивался. Аура более тусклая и источник выглядит неживым, но это может быть следствием блокировки.

— Неживым — это как? — удивился я определению.

— Не знаю, — задумался Тимофей. — Не могу объяснить. Просто смотрю и понимаю — там жизни нет.

— Дмитрий Максимович, — обратился я к Ефремову. — Можно вас попросить принести для эксперимента еще одни наручники, блокирующие магию?

— Запросто. Они у меня с собой. На ком проверять будете? Своих не дам.

— На мне и проверим, — предложил я, потому что идея моя и страдать из-за нее никто посторонний не должен. Очень уж неприятное чувство вызывают такие устройства.

Ефремов вытащил блокираторы и защелкнул на моих руках. Настало ожидаемое мерзкое состояние, когда ты существуешь отдельно от своей магии, чувствуешь ее, но прикоснуться не можешь. И сосущая пустота внутри. К ней можно приспособиться, но поначалу она оглушает.

— Нет разницы с тем, что было до блокировки, — сказал Тимофей. — Ни в ауре, ни в источнике.

— Что за источник-то? — заинтересовался Ефремов.

— Целительский термин, — обтекаемо ответил я, потому что не собирался раскрывать тайны клана. — Снимайте с меня блокираторы.

— Ты в них так хорошо смотришься, Елисеев, — поерничал Ефремов, отщелкивая браслеты. — Главное — вреда от тебя нет.

— От меня, Дмитрий Максимович, сплошная польза, — не удержался от подначки и я. — Вот и сейчас я занимаюсь тем, чем должны заниматься вы. Поскольку Глазьев встречался с тем, кто планировал заменить собой императора.

— Планируют многое, мало кому удается достичь последнего пункта плана, — скептически сказал Ефремов. — Если я о нем не слышал, это значит, что заговорщик был совсем мелким.

Сейчас он выступал перед императором, показывая собственную значимость, но тот не оценил.

— Это значит, Дмитрий Максимович, что тот слишком хорошо шифровался и мог достичь своей цели, если бы не вмешательство Ярослава. Но я вас не обвиняю, — сказал он вмиг поскучневшему Ефремову. — Ваша контора его засечь не могла. Сначала в ней сидел завербованный Зимин. — Перед словом «завербованный» император сделал паузу, подбирая нужное слово, чтобы ненароком не выдать лишнего. — И он старательно маскировал все, что считал нужным. А вам такое пока не попадалось. У меня нет претензий к вашей работе.

Постников подтолкнул меня локтем, намека,я что наступил момент попросить Ефремова о расследовании.

— Есть вещи Дмитрий Максимович, которые ваше ведомство делает куда лучше моего.

— Например? — хмуро спросил он, потому что императорская речь его ничуть не утешила, напротив, заставила почувствовать себя некомпетентным.

— Дмитрий Ефремович, противостоящая нам всем тварь владеет такими методиками, о которых вы не знаете. Зато только вы можете вычислить ее логово, потому что нам никто не даст доступа к счетам, например, или к списку купленной недвижимости.

— Ярослав, а не опасно? — нахмурился император. — Кто-то наверняка держит в курсе нашего преступника.

— Пока точно нет. И чем быстрее мы его найдем, тем вероятнее, что он больше ничего никому не сделает.

— Насколько я понял, преступником был Новиков, — удивился Ефремов. — А он сбежать не мог. Он же у вас в стазисе. Неужели упустили?

— В том-то и дело, что не Новиков. И очень похоже, что сбежал.

Это мы сможем определить точно, только когда вытащим из стазиса Новикова. Но в списке приоритетных целей пока это была не первой. Что-то мне подсказывало, что Накреха там уже нет, а значит, даже если мы его вдруг оживим, то получим вариант Романа Глазьева в его нынешнем виде.

— Четко говорите, что нужно, — Ефремов все равно хмурился, но было видно, что он несколько оттаял.

— Движения крупных денежных средств со счета Новикова. Покупка примерно в это время или позже дома. Покупка большого аквариума. Вроде все?

Я повернулся к Постникову. Тот кивнул.

— Не все, — спокойно сказал Тимофей. — Нужен еще доступ в психиатрическую клинику, где держат магов, чтобы я мог сравнить то, что я вижу тут, с тем, что будет там.

— Это-то самое простое, — оживился Ефремов. — Это я могу прямо сейчас устроить. А с Глазьевым что делать?

— Чем раньше мы поймем, что с ним, тем с большей вероятностью определим, что с ним делать.

— Егор Дмитриевич очень нервничает, — намекнул Ефремов.

— Он должен был нервничать раньше, до того, как его сын вляпался в это дерьмо, — сухо сказал император указав на Глазьева-младшего.

— Мы его отмыли, — возмутился Ефремов. — Не надо таких намеков.

— Я имел в виду ситуацию в целом, а не состояние Глазьева, — без тени улыбки ответил император, хотя меня тянуло расхохотаться. — Я вас покину. Если будет что-то срочное — звоните в любое время дня и ночи. Это вас обоих касается.

Он ушел, а Ефремов засуетился, раздавая приказания подчиненным. Потому уточнил:

— Ничего не забыли?

— Пока это все, что нужно, — ответил Постников. — Но в процессе может вылезть что-то еще.

— Тогда поехали, — скомандовал Ефремов.

— Куда?

— В психушку для магов, разумеется. Вы же об этом просили. А мне срочно нужно что-то решать с Глазьевым. Егор Дмитриевич пока успешно отвлекается моим секретарем, но, как понимаешь, Ярослав, это ненадолго.

Выехали мы опять на нашем микроавтобусе, потому что Ефремов решил поехать один, не стал брать с собой никого из подчиненных. Боялся, наверное, что кто-то выдаст его местонахождение и ушлый Глазьев-старший догонит и предъявит претензию. А то еще доберется до сына и схлопочет удар — такое зрелище для родни не слишком приятно.

Больница была за городом, но мы доехали быстро. Ефремов немного поорал на проходной, и вскоре мы стояли рядом с дежурным врачом, у которого на щеке отпечатался уголок книги. Везет некоторым людям — у них находится время спокойно поспать. Выглядел врач расслабленным, немного сонным и ничуть не обеспокоенным нашим визитом.

— Кого конкретно вам показать? — уточнил он после объяснений Ефремова.

Тот повернулся к нашему целителю, переадресуя вопрос ему.

— Спокойных пациентов, которые ни на что не реагируют, — пояснил Тимофей. — И которые долго находятся в блокираторах.

— Долго — это сколько?

— Хотя бы пару часов.

— А если дольше? У нас если надевают, не снимают во избежание несчастных случаев.

— Дольше не страшно. Главное — не меньше, — уверенно ответил Тимофей.

Врач задумался помотылял пальцами в воздухе, как будто пытался подсчитать, сколько у него таких пациентов, потом сделал приглашающий жест и сказал:

— Тогда пойдемте.

Увязались за ним все. Впереди, конечно, шел Тимофей, но мы с Постниковым его без присмотра оставлять не собирались. Что касается мотивов Ефремова, то он о них умолчал, но они точно были, поскольку смотреть на психов — удовольствие сомнительное.

А смотрели мы их много. Заходили в палату, Тимофей подключал целительское сканирование, причем отводил на него куда больше времени, чем обычно, делал свое заключение, которое выражалось в бормотании под нос непонятных слов, потом шел к следующему пациенту. Это продолжалось довольно долго, пока он внезапно не сказал:

— О, а у этого совсем другой вариант. Кажется, я его смогу вытащить.

Поскольку у него слова с делом не расходились, он уже начал собирать целительское плетение, пришлось шлепнуть его по рукам и напомнить:

— Тимофей, ты не забыл про штраф за исцеление без разрешения?

Так-то мы закрывали глаза, если он этим занимался, но не в данном случае, когда он объявил во всеуслышание о своем намерении в присутствии Ефремова, который не упустит возможность нас штрафануть. Вон как заинтересованно прислушивается.

Заинтересованно прислушивался и дежурный врач, потому что он сразу сказал:

— Больница не будет иметь претензий.

— Зато будут иметь претензии родные.

— Шутите? Когда это родные предъявляли претензии за выздоровевшего пациента? — удивился он.

— У нас было, — ответил смущенный Тимофей. — И штраф очень большой выписали.

— Дмитрий Максимович, — повернулся врач к нашему сопровождающему. — Неужели это правда? Это же форменная чушь.

— Закон суров, но это закон, — отрезал Ефремов. — Магическое вмешательство в лечение до сих пор носит спорный характер, поэтому пациент должен быть на него согласен. А в случае недееспособности требуется согласие родственников.

— Относительно этого пациента у нас есть согласие родственников на проведение любых медицинских процедур и приглашение любых специалистов.

— Но не целительских процедур, ведь так? — Ефремов снисходительно положил руку врачу на плечо. — Это принципиальный момент. Все магические манипуляции подлежат специальному регламенту. И никаких поблажек не предусмотрено, кроме случаев опасности для жизни.

— А если я свяжусь с родственниками?

Врач больше не выглядел сонным, из него так и лезла личная заинтересованность. Отметил это и Ефремов.

— Что-то вы слишком настойчивы…

— Родственники премию обещали клинике, — признался врач. — Вообще, у нас все, кого юноша осматривал, признаны бесперспективными. То есть они в таком состоянии будут до конца жизни. Но, как я понимаю, юноша — один из елисеевских целителей, а про них столько рассказывают, что грех не воспользоваться шансом. Так как, я звоню? Уверен, приедут быстро.

Мы переглянулись. Тратить лишнее время не хотелось, но очередной плюсик в копилку репутации клана нам не лишний, а Тимофей горел желанием помочь. Что Глазьев, что Новиков могли подождать. Ни один, ни другой никуда уже не денутся. Наверное.

— Ярослав, для меня это был бы очень ценный опыт, — просительно сказал он. — Здесь ненадолго. Либо получится, либо нет.

— Твоя работа, может, и ненадолго. Но когда еще приедут родственники.

Причинять добро всем подряд мы не имели права. Со всех сторон это было непредусмотрительно: и со стороны закона, и со стороны финансов, и со стороны утекающего сквозь пальцы времени. Я колебался ровно до слов Тимофея.

— Я пока второй раз пройдусь, — азартно сказал Тимофей. — Кажется, я понял, что с Глазьевым.

— Что? — почти хором спросили мы все.

За исключением врача, разумеется, потому что ему Глазьев был до лампочки, пока не становился пациентом этой клиники, чего я исключить не мог — заведение было статусным и содержались тут психи не простые, а с богатыми родственниками, которые могли позволить себе оплатить комфорт и безопасность близкого человека. Не будь с нами Ефремова, нас бы на порог не пустили.

— Вот когда буду уверен точно, тогда скажу. Мне бы на обычных пациентов посмотреть для сравнения. В смысле двигающихся.

— Разумеется, — врач был сама предусмотрительность. — Я звоню?

— Звоните, — решил я. — И почту дайте, мы на нее соглашение вышлем. Но задерживаться долго не будем.

Он позвонил родственникам заинтересовавшего Тимофея пациента, я же позвонил Серому и озадачил его соглашением, после чего мы прошлись по второму кругу по тем же палатам, а потом заглянули к осознающим себя, хотя и не совсем адекватно, другим пациентам этой больницы.

Выйдя из последней палаты, Тимофей надолго задумался.

— И как? — не выдержал врач. — Кому-то из этих можно помочь?

— Не с моим нынешним уровнем, — сразу ответил Тимофей. — Там глубинные изменения в мозге. Я не рискну туда лезть.

— То есть теоретически им помочь можно?

— Не знаю, — отрезал Тимофей. — Теоретически я могу помочь только одному вашему пациенту, если я правильно понял, что с ним случилось.

— А что с ним случилось? — азартно спросил врач.

— Пардон, — влез перед ним Ефремов. — Давыдов сначала объяснит, что случилось с Глазьевым, или я решу, что я напрасно вас сюда свозил.

— Понимаете, Дмитрий Максимович, у каждого человека есть внутренняя суть или душа. Похоже, Глазьев остался без нее.

— То есть?

— То есть что у него, что у большинства показанных мне пациентов осталась одна оболочка.

— Это точно? — напрягся Ефремов.

— В таком вопросе я не могу быть уверен на сто процентов, — честно признал Тимофей. — Это только мои предположения, понимаете?

— А у того, за которого ты зацепился?

— А у него эта суть словно отделена преградой. Намеренно отделена посторонним вмешательством. Пациент не может управлять телом. Душа существует отдельно, а тело отдельно. Они никак не взаимодействуют.

— Но он что-то слышит и понимает?

— Мне откуда знать? — удивился Тимофей. — Я ни разу с этим не сталкивался.

— То есть Глазьеву теперь прямая дорога в это заведение? — уточнил Ефремов.

— Или в подобное, — подтвердил Тимофей.

— Скандал будет знатный… Даже не знаю, что лучше, задержать его у нас еще или передать отцу.

— Лучше передать, — заметил Постников. — А то заявят потом, что это следствие пребывания у вас.

— А ведь точно!

Ефремов принялся вызванивать кого-нибудь из своих, чтобы передача Глазьева отцу прошла без его участия. И я его понимал. Я бы тоже не хотел объясняться с Егором Дмитриевичем, пусть ни моей, ни ефремовской вины в случившемся не было.

После звонка Ефремов неожиданно сказал:

— Счета Новикова проверили. Суммы, подходящие по размеру для покупки дома, с него не снимались. Предвосхищая ваши вопросы об аренде — если она и была, то оплачивалась не из этих денег. Собственным счетом Новиков почти не пользовался.

— Засада, — недовольно сказал Постников и задумался. — Но частный дом с хорошим участком точно должен быть. Такое в многоквартирном не удержишь.

— Согласен. Там нужно большое расстояние до людей. Но может, из стазисного Новикова что-то вытянем?

В последнее мне не очень верилось. Но ехать и проверять все равно придется.

Родители пациента приехали действительно очень быстро. Глава клана Головиных с супругой. В уютной палате лежал их сын. Об этом клане я не знал ничего, но судя по тому, как подобрался Постников, был он не из простых.

— Вы действительно сможете помочь? — обратился глава клана к Постникову, почему-то посчитав его за нашего целителя.

— Александр Олегович, вы не по адресу обратились, — заметил Ефремов. — Если вы даете разрешение, то попытается помочь вашему сыну вот этот юноша. Тимофей Давыдов.

Он указал на Тимофея.

— Он не слишком молод? — с недоверием поинтересовалась Головина. — Не хотелось бы ухудшения ситуации.

— Куда уж хуже… — проворчал ее супруг. — Тимофей, вмешательство не убьет моего сына?

— Это я вам могу обещать.

— Тогда действуйте.

Врач подсунул Головину бумагу, что к нашему клану претензий иметь не будут в любом случае, после чего мы прошли в палату, где лежал пациент, и Тимофей приступил к исцелению. Со стороны зрелищным оно не выглядело и продлилось от силы пару минут. Причем я бы не взялся объяснять, что он делает, потому что от его рук пошли сложные, мне незнакомые заклинания. И жрали они энергию только так — поток был мощным настолько, что я забеспокоился, как бы Тимофей себя не выжег. Направленность заклинаний была понятна — приложив некоторое усилие, можно было разглядеть крошечный, почти прозрачный пузырь рядом с источником. Неужели это и есть душа? Если бы Тимофей на нее не указал, не уверен, что я бы заметил при беглом взгляде. Но Тимофей с самого начала отличался дотошностью в отношении выбранного направления в магии, проверял все долго и внимательно.

Заклинания терзали этот нематериальный пузырь, прогрызая в нем дыру, и наконец он лопнул, а аура человека засияла так ярко, что я зажмурился, хотя наблюдал за работой вовсе не глазами.

— Все, — сказал Тимофей.

И одновременно с этим пациент на кровати пошевелился.