Аджария, 1815 год, Сентябрь, 22
Верико медленно взяла чашку чая из рук приятной грузной дамы, сидящей напротив нее за небольшим сервированным столиком.
– Так чудесно, что вы приехали к нам, дорогая моя, – заметила Мариам по-грузински. – Павло постоянно на службе, и я просто изнываю от скуки в этой глуши.
– Я рада, что мы с Георгием скрасили ваше одиночество, милая Мариам, – ответила Верико. – Как я вам говорила, мой невозможный муж стал просто невыносим в последнее время. Оттого я и решила немного побыть вдали от него. Думаю, мы задержимся у вас еще на пару недель.
– Можете и дольше. Я только рада, – довольно кивнула Мариам.
Именно в этот момент в тихую чайную влетел Амир с перекошенным нервным лицом и громко выпалил:
– Верико Ивлиановна, только что гонец привез страшное известие из Имеретии! Я немедленно возвращаюсь домой!
– На тебе лица нет, мой мальчик! Что случилось? – обеспокоенно воскликнула княгиня Асатиани.
– Действительно, Георгий Петрович, что приключилось-то? – удивленно вскинула брови Мариам. – Вы своим криком прямо напугали меня.
– Только что прискакал мой человек из Тернали, – ответил мрачно Амир. – Леван Тамазович и Серго убиты!
– Но как? – сделав театральное удивление на лице, воскликнула Верико.
– Неделю назад сваны совершили варварское нападение на дворец Асатиани! И перерезали большую часть джигитов, охранявших дворец! И дядя, и Серго жестоко убиты!
– Неужели? – тихо произнесла Верико, всеми силами стараясь держать себя в руках и не показать Амиру своей дикой радости от того, что все свершилось так, как она задумывала.
– Какой ужас, Верико! – воскликнула Мариам, испуганно глядя на княгиню.
– Бердо Ревадзе теперь прискакал сюда, чтобы известить нас об этой трагедии, – продолжал жутким мрачным голосом Амир. – Ему одному из немногих удалось выжить после нападения джигитов князя Дешкелиани. Бердо ранен и говорит, что сваны разграбили дворец, убили всю охрану дяди и ранили почти две дюжины слуг.
– Но как сваны осмелились на такую дерзость?! – воскликнула Мариам.
– А отчего охрана Левана не оказала должного сопротивления? – заметила пафосно Верико, продолжая играть трагическую роль.
– Бердо не знает всех подробностей. Он бежал, когда сваны еще находились во дворце. Вы же знаете, госпожа, – обратился молодой человек к княгине Асатиани, – что большинство преданных мне азнаури с их джигитами, которые искусны в бою, дядя отправил в ссылку. Видимо, сванам стало это известно! Они воспользовались ситуацией и без труда взяли дворец! Я немедленно еду в Тернали. Сейчас же! – добавил Амир и устремился к выходу.
Проворно вскочив на ноги, Верико бросилась вслед за ним.
– Но это опасно, Амир! – попыталась образумить его княгиня.
– Опасно? – спросил он, оборачиваясь к Верико. – Дядя и Серго убиты. И их гнева мне опасаться нечего.
– Но…
– А Софико там одна! И Бердо не знает, что с ней стало. Он был вынужден бежать из дворца как можно скорее, иначе сваны добили бы его. И я боюсь самого страшного… – он сглотнул ком в горле и одними губами жутковатым голосом произнес: – Что сваны не пощадили ее…
– Но мне надо время, чтобы собраться, – начала Верико.
– Вам, госпожа? – опешил Амир, и на его лбу от напряжения и переживаний появилась глубокая складка. – Вы можете приехать позже. Я поскачу сейчас же, немедля!
Более не сказав ни слова, Асатиани бегом устремился вперед по коридору, оставив Верико в мрачном расположении духа.
Сванети, горное поселение Шавани,
1815 год, Сентябрь,26.
Аул располагался на южной стороне горы. Местные жилища гнездились одно над другим, словно многоэтажные гнезда. В небольших небеленых домиках, выстроенных друг над другом, топились печи, и дым от труб наполнял хвойным запахом прохладный воздух.
Стоя у стены, Софья смотрела в узкое окно, похожее на бойницу. Высокие обветренные горы, укутанные вверху густыми облаками, холодное голубое небо, тишина и покой составляли окружающий пейзаж. Немногочисленные птицы, пролетающие в небесной вышине, наводили ее на печальные мысли.
Вот уже неделю она жила в горном селении. Этот аул, раскинувшийся среди гор на юге Кавказского хребта, являлся местом обитания и вотчиной Тимура Дешкелиани. Единственный двухэтажный особняк, в котором она жила сейчас, располагался на пологом склоне, на солнечном месте на возвышенности, и имел даже маленький сад с фруктовыми деревьями. Здесь, в горах, это было редкостью и указывало на высокий статус владельца дома. Пахотная и пригодная для виноделия земля в горах ценилась на вес золота, и даже небольшие плодородные участки были очень редки и дороги. В особняке Дешкелиани обитало около двадцати человек слуг, которые незаметно сновали по дому, выполняя свои обязанности. Также в доме постоянно находилось около дюжины особо приближенных джигитов, которые, если были холосты, жили прямо в доме Тимура, а если имели семьи, то ночевали в своих саклях в этом же ауле и несли посменную службу в доме старшего сына князя Дешкелиани.
За Софьей присматривала сухая неприятная старуха Линара, которая раньше была кормилицей Тимура и теперь по приказу Дешкелиани постоянно находилась при девушке. Напротив небольшой комнаты, в которой была заперта Софья, располагались две небольшие комнаты, в которых жили пятеро джигитов. Двери в их спальни не закрывались даже ночью. Оттого выйти незамеченной из своей комнаты девушке не представлялось возможным. В отхожее место на улицу Софья ходила в сопровождении или неприятной старухи, или одного из сванов-джигитов, который, словно истукан, стоял за дверью небольшого сооружения с дыркой в полу и терпеливо ждал, когда она облегчится. Воду для умывания приносила ей старуха. Пару раз Софье даже удалось под надзором Линары вымыться в общей комнате, чем-то напоминающей каменную баню.
Старуха мало говорила с молодой женщиной, но из слов Линары Софья узнала, что у Тимура есть пара наложниц в селе из местных женщин, которых он постоянно посещал. Оттого старуха, недовольная тем, что Тимур поселил Софью в своем доме, постоянно ворчала, не понимая, зачем Дешкелиани привез сюда русскую девицу, так непохожую на местных женщин. Софья на желчные высказывания Линары в основном молчала и делала вид, что не понимает слов старухи. Но в ее мыслях уже зарождался некий план. Софья надеялась, что эта неприглядная старуха поможет ей убежать, чтобы избавиться от раздражающей пленницы.
Но куда бежать, молодая женщина не знала. Через горы одной ей было не перебраться, да и наверняка за ней пошлют погоню. Постоянно Софья думала о том, как склонить одного из джигитов Тимура на свою сторону, пообещав ему щедрое вознаграждение. Хотя денег у нее не было, но то, что она являлась княжной, могло вызвать у джигита интерес. Она могла пообещать ему, что расплатится по возвращении в Имеретию.
Однако это были лишь сладостные мечты о свободе. Реальность же казалась Софье безрадостной, ужасной и страшной. Ибо меньшим из зол, что ее ожидали здесь, была вероятность стать любовницей Тимура. Причем она понимала, что, когда наскучит Дешкелиани, ей придется находиться в услужении у другого горца. Именно это пророчила ей старуха-надсмотрщица, ибо выбраться из аула не было никакой возможности. Пленницы, привезенные в это селение, обычно оканчивали свою жизнь здесь. И единственным способом выжить в этом затерянном в горах месте было полное подчинение мужчинам аула во главе с Дешкелиани.
Послышались шаги, и уже через миг дверь распахнулась. Софья затравленно обернулась. Тимур в красивой темно-синей черкеске, белой рубашке и мягких сапогах показался девушке уж больно вычурным и помпезным. Она нахмурилась, осознавая, что горец вырядился в красивую одежду словно специально, видимо, желая поразить ее. Уже неделю Дешкелиани ежедневно приходил к ней, приносил всякие безделушки, засахаренные фрукты, платья и пытался заслужить ее расположение. Но на все его страстные взоры, явные намеки и желание прикоснуться Софья отвечала холодностью и отстраненностью.
Едва он приближался к ней вплотную, она отходила в другой конец комнаты, всем видом давая понять, что ей неприятна его близость. И каждый раз Тимур, как-то недовольно сверкая на нее темными глазами, покидал комнату, бурча проклятия себе под нос. Сегодня он, как и обычно, закрыл за собой дверь и, окинув девушку масляным темным взглядом, поправил на своем ремне короткий кинжал, расправил плечи, явно пытаясь показать свою удаль и стать.
– Тебе не холодно здесь? – спросил заискивающе Тимур, приближаясь к молодой женщине.
– Нет, я не мерзну. Линара топит печь каждый день, – ответила Софья, окидывая опасливым взором его коренастую фигуру.
Его лицо, неприятное, сухое, с коротко остриженной черной шевелюрой и густой жесткой бородой, вызвало в ней неприязнь.
– Линара помогает тебе?
– Линара очень услужлива, спасибо, – пролепетала Софья.
– Я принес тебе платье, – заметил Тимур. И только сейчас Софья увидела в его руках сверток. Он проворно выложил на кровать зеленое грузинское платье из шелка, вышитое бисером. Приблизившись уже вплотную к пленнице, стоящей у окна, Тимур тихо заметил: – Жена одного из моих джигитов сшила и украсила его для тебя по моему приказу.
Рука Дешкелиани властно и нежно прикоснулась к запястью Софьи, и он провел своей ладонью вверх по ее предплечью. Она тут же напряглась, понимая, что он, как и вчера, пытается получить от нее ласки. Софья быстро отстранилась от Тимура и отошла от него на несколько шагов к кровати. Она начала рассматривать зеленое платье, найдя предлог, чтобы разрядить напряженную обстановку.
Однако Тимур не собирался отступать. Вновь подойдя к молодой женщине сзади, он наклонился к ее ушку.
– Нравится? – спросил он. – Если хочешь, я могу приказать еще сшить тебе платьев.
– Мне не надо платьев, – хмуро ответила Софья.
– Отчего же?
– Не надо, и все, – огрызнулась она и попыталась отстраниться от него.
Но Тимур стремительно жестко схватил ее за плечо и не позволил отойти. Наклонившись, он попытался поцеловать ее, прижимая к себе. Софья начала отталкивать его, отворачивая лицо в сторону.
– Прекрати вести себя так! – выпалил Дешкелиани гневно. – Я устал ждать.
– Я не хочу, – пролепетала она, начиная вырываться сильнее.
– Хватит, коза! Мое терпение закончилось! Я ведь предупреждал тебя, что ты моя и должна быть покладиста!
– Нет!
– Нет, коза? – процедил он, железным капканом стискивая ее талию и опаляя ее лицо горячим дыханием. – Ты, видимо, думаешь, что можешь отказывать мне?
– Оставь меня в покое, – взмолилась она, едва не плача.
– Оставить в покое?! – взорвался Тимур в бешенстве. И тут же со всего размаха ударил ее ладонью по лицу. От силы пощечины Софья упала на кровать. – Наглая девка! Я научу тебя подчиняться! – выпалил он, тут же упав на нее сверху, схватил ее руки и стал насильно целовать.
Софья принялась неистово сопротивляться его напору, и Дешкелиани вновь сильно ударил ее, уже по плечу. Софья сжалась от боли, застонав, и Тимур начал бешено срывать с нее одежду. Когда она оказалась совсем обнажена, Тимур чуть отстранился от нее, чтобы стянуть с себя черкеску. Софья, мгновенно воспользовавшись моментом, попыталась отползти от него, но он жестко схватил ее под грудью. Вновь бросив девушку на кровать, он снова сильно ударил ее по лицу. Застонав от боли, Софья, попыталась закрыться руками, отстраняясь от этого жестокого человека, но Тимур вмиг опустился на нее и неумолимо раздвинул ее ноги руками. Софья, понимая, что он не отступится и может снова ударить ее, испуганно замерла под ним. Она боялась новых побоев, которые могли навредить ребенку.
Тимур впился губами в ее шею, и она ощутила, как он стремительно овладел ее лоном. Осознавая, что не может сопротивляться его силе, она закусила до боли губу и, закрыв глаза, отвернула лицо от Дешкелиани. Ее запястья Тимур удерживал над ее головой, и его бедра совершали стремительные мощные движения. До сих пор ощущая боль на щеках, где прошлись его жестокие ладони, молодая женщина безропотно терпела жуткое насильственное соитие, глотая соленые слезы, которые стекали из-под ее судорожно сжатых век.
Через некоторое время он замер над ней и, отпустив ее руки, упал на нее сверху. Софья, дрожащая и морально раздавленная от унижения, которому подверг ее этот дикий горец, лежала неподвижно, так и не открывая глаз. Он приподнялся над ней, и его рука ласково прошлась по ее отвернутому лицу, обнаженным плечам и груди.
– Ты очень красивая, козочка, – прошептал он. Тимур начал вновь целовать ее шею, Софья же замерла и не шевелилась. Еще немного поласкав ее обнаженное тело, Тимур поднялся и начал стремительно одеваться. – Мне надо идти. Отец ждет меня к ужину, – добавил он тихо и, застегнув последнюю пуговицу, поправил портупею на ремне и стремительно вышел из спальни.
Когда дверь за Тимуром закрылась, Софья от дикого нервного потрясения, так и не открывая глаз, повернулась на бок и лежала словно ватная кукла. Ее глаза были сухими. Она думала о том, что у нее больше нет сил терпеть это жуткое существование. Все то, что преподносила ей судьба, было невозможно вынести. Страдания переполнили чашу ее терпения. В этом диком крае с самого приезда она только и делала, что выживала, стараясь вынести все испытания и не сойти с ума.
Она так надеялась, что после всех мучительных страстных отношений с Амиром, когда они все выяснили и она смогла полюбить его всем сердцем, жизнь наконец наладится. Но дикое нападение сванов на дворец вновь перевернуло ее жизнь. В этот миг, после того как Тимур надругался над ее телом, она ощущала, что более не может жить в этом аду. Она чувствовала, что ее страдания достигли предела и моральных сил существовать дальше в жутком мире, окружающем ее, нет.
Открыв глаза, она трагично, с тоской посмотрела на единственное окно, которое вело на свободу. Но эта свобода была призрачна и недостижима. Горечь наполнила ее душу, и Софья осознала, что Амир, возможно, никогда не приедет за ней. Вдруг он не сможет найти или, что еще страшнее, вообще решит забыть ее. Ведь она не была ему женой. Эта мысль окончательно сломила ее. Ведь уже прошло одиннадцать дней, как Тимур увез ее из дворца Асатиани. И надежда на то, что Амир спасет ее, таяла в сердце с каждым днем.
Она ощущала, что не сможет вынести ужасную жизнь, которую предначертал ей этот дикий жестокий Дешкелиани. Который не считал женщин за людей и привык использовать их в своих гнусных целях, даже несмотря на их сопротивление и желания. Однако Софья понимала, что большинство женщин в этих краях живет именно в таких условиях. Да и, что душой кривить, в ее родной России с крепостными девушками поступали не лучше. Она прекрасно видела, как Бутурлин в своем доме домогался и пользовал крепостных служанок, когда ему хотелось, не спрашивая их мнения.
Именно эти страшные мысли, а также реальное осознание действительности зажгли в душе Софьи надежду на то, что и она сможет выжить. Она должна была жить дальше. Ведь под ее сердцем теплилась новая жизнь, ее малыш. Единственное напоминание об Амире, человеке, который, как и ее маленький брат и заблудший отец, был любим ее страдающим сердечком. И в этот миг Софья ощутила, что должна жить ради них, ради маленького брата и отца, которых, возможно, никогда больше не увидит. Ибо в этом заброшенном ауле среди ледяных гор ее явно никто никогда не найдет. Но ради малыша она должна была жить.
С того дня Тимур приходил каждый день и навязывал молодой женщине свои дерзкие наглые ласки. Это всегда происходило вечером, когда он возвращался в свой дом после очередных вылазок. Софья, помня о его жестоких пощечинах, которые оставили синяки на ее лице, не сопротивлялась ему, а послушно терпела все ласки Дешкелиани и его интимную близость. В эти гнусные противные моменты она старалась отключить свое сознание от происходящего и думала только о том, что любое ее неповиновение будет жестоко наказано Тимуром и может навредить ребенку.