Едва он спустился вниз, как Давид Гурамович вперил в сына злой взгляд и, словно приговор, отчеканил:
– Девка должна умереть!
– Отец, послушайте, – начал с уважением Тимур. – Елена, она…
– Ты сделал большую глупость, Тимур, что привез ее в свой дом. Неужели ты не понимаешь, пока она жива и носит под сердцем плод Серго, ее могут выкрасть, и у рода Асатиани будет наследник Левана и Верико. А значит, они будут иметь потомка царей Багратиони и претендовать на законную первоочередную власть в наших краях! Ее ребенок так же опасен для нас, как и его дед и отец!
– Да, отец, вы правы, – с почтением заметил Тимур. – Но мне жаль ее. Она ведь не виновата, что ее выдали замуж за Серго Асатиани!
– Ты еще защищаешь ее, мальчишка? – вспылил Давид. – Она жена твоего заклятого врага! И она не заслуживает твоей жалости, Тимур!
– Да-да, отец, я все понимаю, – сказал Тимур, опуская голову.
Он начал лихорадочно искать предлог, который позволил бы ему убедить князя сохранить Елене жизнь. Тимур чувствовал, что совсем не хочет причинять пленнице вреда и уж тем более расправляться с ней, как он без сожаления сделал с трусом Серго. Нет, Елена явно не заслуживала такой несправедливой смерти. Ибо она была слишком красива, желанна и имела бойцовый характер, который уже не раз показала перед Тимуром. Девушки с сильным нравом были редкостью для Грузии, ибо с детства грузинок приучали к подчинению.
Елена же была словно вылеплена из другого теста. Кроме внутреннего достоинства, она имела сложный непонятный характер, который Тимур никак не мог разгадать, но очень хотел. То она становилась покладистой и мягкой, словно котенок, то занимала позицию отстраненности и безразличия, а иногда спорила с ним и вела себя даже агрессивно и дерзко, как тигрица. Все эти смены ее темперамента неимоверно нравились Тимуру. И он с каждым днем все сильнее привязывался к своей пленнице, которая была к тому же еще невероятно прекрасна, и ее прелести вызывали в Тимуре диковатые страстные желания.
– Ты должен покончить с ней, Тимур, – жестко приказал Давид. – Или я сделаю это!
– Я сделаю, отец, как вы велите, – тихо произнес Тимур, боясь смотреть отцу в глаза и впервые за много лет понимая, что хочет пойти против воли отца в своих желаниях. – Но пока она мне не наскучила, могу я подержать ее при себе? – спросил он осторожно.
Давид округлил глаза и внимательно посмотрел на сына.
– Ах, вот в чем дело! – воскликнул Давид. – Значит, девка околдовала тебя, и ты, как ишак, повелся на ее прелести? Вот отчего ты не убил ее! Это слабость, Тимур! Ты сильный и смелый джигит! Я всегда тобой гордился! Неужели сейчас какая-то девка смогла сломить твою сильную волю?!
– Нет, отец, вы неправы, – ответил тихо Тимур. – Моя воля, как и прежде, сильна. Но сердце жаждет, чтобы девушка была пока при мне. Обещаю, отец, как только она мне надоест, я, не задумываясь, разделаюсь с ней без всякой жалости, – добавил Тимур, надеясь только на то, что отец поверит его словам. – К тому же в наши земли не пройти так просто. Горы слишком суровы, а перевалы узки. Да и мои джигиты постоянно начеку. Вряд ли кто-то сможет освободить ее, не бойтесь этого.
– Амир Асатиани жив. И ты знаешь, что, если вдруг он решит, что эта девка нужна ему для удержания земель, как мать наследника, он ни перед чем не остановится. И тогда он может собрать войско и вторгнуться в наши земли.
– Но зачем Амиру Елена? Не пойму, чего вы опасаетесь, отец? Да, она была женой его двоюродного брата. И что же? Я думаю, что Амир Асатиани теперь займет место тавади края, этого следует ожидать, а Елена ему сейчас мало интересна. Вряд ли он будет из-за русской девки накалять конфликт между нашими родами.
– Возможно, ты прав, Тимур, – задумчиво произнес Давид. – Что ж, если ты даешь слово, что, как только девка наскучит тебе, ты разделаешься с ней, то тогда можешь пока оставить ее у себя для развлечения.
– Благодарю, отец, вы так добры ко мне.
– Дай Бог, чтобы я не пожалел о своем решении. Отчего-то у меня нехорошее предчувствие…
Тимур вернулся обратно в комнату Софьи спустя четверть часа, взволнованный от разговора с отцом, но довольный от того, что ему удалось умилостивить князя Дешкелиани. Проворно закрыв дверь на засов, он устремился к пленнице и заключил ее в объятья. Все еще в своем сердце Тимур ощущал холодный озноб, ведь, если бы отец осуществил задуманное, он бы мог потерять желанную игрушку в лице прелестницы с зелеными яркими глазами и соблазнительным стройным станом. Уткнув лицо в ее волосы, он заботливо проворковал:
– Не бойся, отец не причинит тебе вреда. Пока ты под моей защитой, тебе нечего бояться.
Она промолчала, и Тимур, притиснув ее к себе, начал осыпать ее лицо поцелуями.
– Пусти меня, – простонала Софья.
– Козочка моя, я так жажду тебя, – прохрипел страстно Тимур, подхватив молодую женщину на руки и устремившись с ней к кровати.
Все произошло, как и обычно, стремительно и насильно. Софья вытерпела все страстные быстрые ласки Дешкелиани, пока он удовлетворял свою похоть. Когда спустя время он устало отстранился от нее, упав сбоку на постель, Софья, лежа на спине, трагично уставилась в беленый потолок и глухо с надрывом спросила:
– Неужели тебе нравится брать меня насильно? Когда я не хочу. Неужели ты не хотел бы иметь рядом девушку, которая любила бы тебя и была бы рада твоим объятиям?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – ласково проворковал Тимур, приподнимаясь на локте над ней. – Я всегда брал женщин силой. Ведь иначе они не захотят быть со мной.
– Ты неправ. Если девушка любит, она отдается мужчине сама, добровольно…
– У меня никогда такой не было, чтобы она сама хотела, – произнес он задумчиво. – Я думаю, все девицы лишь стесняются и боятся плотских утех. Как иначе их брать, если не принуждая?
– По любви, Тимур, – устало произнесла Софья и попыталась встать с кровати.
Но Дешкелиани вдруг схватил ее за плечо и вновь опрокинул девушку на кровать, нависнув над ней.
– А ты, козочка, смогла бы отдаться мне сама по любви, как ты говоришь? – спросил Тимур. Софья долго молчала, не зная, как ответить на этот каверзный странный вопрос, и он не выдержал и сказал: – Вот! Ты и сама не веришь в то, что говоришь мне теперь, что девицы могут отдаться мужчине сами по любви.
– Верю я в это, – заметила она, смотря прямо ему в глаза.
– Тогда докажи мне это и сама поцелуй меня.
– Нет.
– Отчего же нет?
– Оттого что я не люблю тебя, а люблю другого…
– Любишь? Это еще что за бред? Любви нет, Елена, я это точно знаю, – сказал Тимур и устало упал на кровать, прикрыв глаза, и его рука потянулась к обнаженному бедру Софьи и нежно погладила его. – Мне нравится смотреть на тебя и ласкать тебя. Этого достаточно, чтобы ты была мне интересна, и все. А о твоей любви лишь глупые погонщики овец поют в своих песнях. Ибо ты все выдумала про эту любовь, да и про того, кого любишь!
– Как вы все похожи, – произнесла устало Софья, невольно вспоминая слова Амира о том, что когда-то он говорил подобные вещи. – Но я знаю, что мое сердце сильно бьется, едва мой возлюбленный приближается ко мне, и я чувствую, что лучше и желаннее его никого нет на белом свете. И если это не любовь, то что же?
– Какой еще возлюбленный? – спросил Тимур, нахмурившись, и повернулся к ней, подперев голову ладонью. – Ты про Серго говоришь, что ли?
– Неважно, – пролепетала Софья, понимая, что разговор принимает какой-то странный оборот и становится опасным.
– И где он, этот твой возлюбленный?
– Он найдет меня и вызволит из твоего дома, – тихо нервно вымолвила Софья.
– Да прям. И что ж он не спасает тебя теперь? – с мрачной усмешкой спросил Тимур.
– Он приедет за мной, ибо я знаю, что он любит меня, – пролепетала она уже дрогнувшим сомневающимся голосом, отворачиваясь от него. Она села на постели, пытаясь сдержаться и не заплакать. Ибо отчаяние с каждым днем все сильнее охватывало сердце Софьи, и сомнения твердили ей, что Амир, возможно, никогда не приедет за ней.
– Это твой Серго приедет? Да он мертв и не сможет спасти тебя!
– Спасет…
– Да я смотрю, ты тронулась умом, если ждешь Серго! – выплюнул с ревностью Тимур. – Я сам перерезал ему горло!
– Боже, оставьте меня, – произнесла Софья нервно.
Закрыв глаза ладонями, она отвернулась от него и расплакалась. Всеми фибрами души она желала сейчас, чтобы Амир освободил ее наконец от этого жуткого злобного горца, который был просто одержим насилием и убийством.
Тимур нахмурился, не понимая, отчего пленница расплакалась. Он быстро поцеловал ее в обнаженное плечо и над ее ухом сурово произнес:
– Ты должна смириться со своим положением, козочка. Запомни – никто тебя не спасет. Если ты смиришься, твоя жизнь станет легче…
В то утро Софью разбудили громкая пальба и крики. Она резко открыла глаза и стремительно села на кровати. Вскочив на ноги, прямо босиком она подбежала к единственному окну и устремила взор наружу. Она отчетливо увидела, что на соседних улицах творилось нечто странное. Многочисленные всадники в черных пыльных черкесках теснили небольшие группы джигитов, которые пытались сопротивляться. Пальба, лязг оружия раздавались повсюду. Она привстала на цыпочки и попыталась увидеть, что происходит у них во дворе. Расширившимися от жутковатой картины глазами молодая женщина смотрела, как мужчины наносят друг другу смертельные кровавые раны. Всего несколько минут она смогла взирать на эту кровавую кровожадную вакханалию и резко отвернулась от окна, когда увидела, как один из всадников стремительно умелым ударом отсек одному из мужчин руку по локоть.
Прислонившись к стене, Софья прикрыла глаза от холодного озноба, и ее мысли лихорадочно заметались. Дикая радужная мысль о том, что нападавшие джигиты в черных одеждах – это люди князя Асатиани, влетела в ее трепещущее страдающее сердце, и она метнулась к шкафу. Уже через пять минут она была одета. Решив, что времени нет, Софья оставила косы непереплетенными и чуть распущенными со сна. Стремительно натянув ботиночки, она бросилась к двери, застегивая на ходу верхние пуговицы платья. Ее сердце стучало сильными глухими ударами от предчувствия того, что именно Амир приехал за ней. Ведь кому еще было надобно нападать на этот затерянный в горах аул?
Софья выскочила в коридор. Мимо нее пронесся один из джигитов в сторону деревянной лестницы, на ходу заряжая ружье.
– Зачем ты вышла? – проскрежетал рядом с нею неприятный голос старухи по-грузински.
– Что случилось, Линара? – спросила молодая женщина, обернувшись к старухе.
– Не знаю, сама только встала. Ты лучше в комнату вернись. Там безопасно. Я пойду, узнаю, что там.
Линара поковыляла вниз, а Софья застыла на месте, не зная, что делать. Ею владела безумная мысль выйти на улицу и устремиться навстречу Амиру. Но вдруг она задумалась, а если это были не его люди? Разве у князей Дешкелиани не могло быть еще врагов? Эта мысль немного охладила пыл ее сердца. Софья проворно вернулась обратно в комнату и вновь подбежала к окну, уже пододвинув к нему тяжелый сундук, чтобы было лучше видно. Взобравшись на него, она вновь высунулась в окно и начала внимательно всматриваться в джигитов, что были верхом на конях. Она пыталась разглядеть их лица и узнать знакомые. Ведь многих джигитов и азнаури князя Асатиани она знала в лицо. Уже через некоторое время Софья обратила внимание на худощавого всадника, который, преодолев расстояние до особняка, в котором она находилась, умело зарубил двух джигитов, которые пытались остановить его у ограды.
– Даур! – закричала радостно Софья, сильнее высовываясь в открытое окно.
Но всадник, видимо, не услышав ее, даже не обернулся. В следующий миг она услышала громкий рык, который прогремел прямо под окнами:
– Софико! Софико, я здесь!
Услышав до боли знакомый баритон, Софья вновь поднялась на носочки и, склонившись, устремила лицо вниз. Ее взор тут же отметил любимую высокую широкоплечую фигуру. Амир, задрав голову и вперив в нее поглощающий яростный взор, стремительно на ходу спешился, в три прыжка поднялся на крыльцо и скрылся в доме.
Резко отвернувшись от окна, Софья ощутила, что ее сердце сейчас лопнет от безмерной радости. Она невольно оцепенела, не в силах поверить, что он приехал за ней. Ведь весь этот месяц, пока была во власти Тимура, она ежедневно печалилась о том, что Амир, возможно, забыл ее. Да, она надеялась на появление здесь Асатиани, но ее надежда с каждым днем становилась все призрачнее. И вот теперь, словно по какому-то невероятному волшебству, он был здесь, и она осознавала, что он все же приехал за ней. Сейчас Софья не сомневалась в том, что Амир Асатиани любит ее всем сердцем, ибо в противном случае он бы не преодолел эти суровые горы и не устроил бы это кровавое месиво в логове Дешкелиани.
Через миг дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возникла высокая знакомая фигура в пыльной черкеске и мохнатой шапке.
– Я верила, что ты придешь за мной, – срывающимся голосом произнесла по-грузински Софья, вперив в молодого человека влюбленный пылающий взор.
– Цветочек мой! – воскликнул Амир и, ловко убрав шашку в ножны, кинулся к ней, вытянув руки. Он обнял ее, в безумном порыве прижимая молодую женщину к своей груди. Он начал осыпать ее лицо и волосы быстрыми неистовыми поцелуями и глухо прохрипел над ней: – Ты жива! Слава Богу, ты жива! Я думал, что сойду с ума, пока искал тебя!
– Я ждала тебя каждый день, каждую ночь, каждый миг, Амир… – пролепетала Софья горько, и на ее глазах выступили слезы радости и облегчения.
Он обхватил ее прекрасное лицо своими ладонями и тихо проникновенно вымолвил:
– Не плачь… теперь я здесь… и все будет хорошо…
Позади послышались быстрые шаги, и на пороге комнаты возник Тимур Дешкелиани. Кровавая рана пересекала его висок, и он, замерев у входа и испепеляя взором Софью и Амира, потрясенно выдохнул:
– Она говорила, что возлюбленный придет за ней. Но я подумал, что она тронулась умом и имеет в виду Серго, который мертв. А она ждала тебя!
– Да, меня! – выпалил Амир, отстраняя за свою спину Софью и вытягивая из ножен шашку.
Асатиани кинулся вперед и замахнулся смертельным оружием на Тимура. Дешкелиани умело отразил удар и нанес ряд сильных ударов Амиру.
– Отец предупреждал меня, что ты можешь прийти! – выпалил Тимур в кровавой схватке, и его шашка просвистела в опасной близости от лица Амира. – Но я не думал, что ты решишься на подобную глупую вылазку.
– Это ты глупец, Тимур! Ибо Софико – моя невеста и носит моего ребенка!
– Твоего? – опешил Тимур, округлив глаза. Острие его шашки замерло в воздухе, и он удивленно процедил: – Значит, в ее чреве нет внука Верико из рода Багратиона? И девка была для нас неопасна?
– Верико Ивлиановна – моя мать! И в крови моего сына будет течь кровь имеретинских царей! – выпалил Амир и нанес очередной удар шашкой. – А ты за страдания Софико захлебнешься собственной кровью, шакал! – выпалил Амир, нанес несколько сильнейших ударов и полоснул лезвием шашки Тимура по руке.
Дешкелиани сжал зубы от дикой боли, которая пронзила его плечо, и процедил:
– За меня отец устроит тебе кровную месть!
Амир мощным ударом кулака саданул по челюсти Тимура, и тот отлетел к противоположной стене. Дешкелиани помотал головой, пытаясь прийти в себя. А Амир начал медленно приближаться к противнику, цедя через зубы каждое слово:
– После моего вчерашнего визита князь Давид смертельно ранен и оплакивает смерть твоего младшего брата, Амирана! А после того как умрешь ты, шакал, он вряд ли надумает вновь замышлять свои козни!
Амир нанес еще ряд ударов и мощным движением рассек бедро Тимура. Дешкелиани пошатнулся и, взвыв от боли, бросился на Амира из последних сил.
– Тебе не победить, Амир Асатиани! – возопил Тимур. – Девка все равно умрет! Тебе она тоже не достанется!
В следующий миг Тимур стремительным движением выхватил из-за пояса кинжал и резко метнул его в сторону молодой женщины. Софья испуганно дернулась в сторону, и кинжал Дешкелиани вклинился в толстую косу, припечатав ее волосы к стене, едва не задев лицо. Амир инстинктивно обернулся и, отметив, что Софико невредима, облегченно выдохнул сквозь зубы. Он бросил убийственный взор на Тимура.
– Мерзавец! – прохрипел в бешенстве Асатиани и нанес Тимуру страшный удар, отрубив ему кисть. – Ты просчитался, думая, что я не приду сюда! Так умри!
Амир стремительно нанес последний смертельный удар. Тимур схватился за окровавленное горло и, сжимая его трясущимися руками, по которым стекала его свежая кровь, понял, что это его конец. Он невольно перевел дикий взор на пленницу, стоящую чуть в стороне, она нервно прижималась к камину и испуганными глазами смотрела на них. Тимур в предсмертной агонии прохрипел:
– Я не послушал отца и не убил ее сразу, – он сглотнул кровь, которая заполонила его горло. – Но она так прекрасна… я не смог убить ее… теперь я понимаю, что совершил ошибку…
Тимур рухнул на пол к ногам Амира. Асатиани холодно взглянул на своего врага и тут же, быстро вытерев свою шашку о черкеску Дешкелиани, проворно обернулся к Софье. Он убрал оружие в ножны и стремительно приблизился к молодой женщине. Она уже вырвала кинжал, который приковал ее косу к стене, с ненавистью бросив холодное оружие на пол. И теперь испуганными несчастными глазами смотрела на него.
– Красавица моя, тебе нехорошо? – проворковал над ней Амир, заключая ее в объятья и заглядывая в ее яркие глаза. Софья в оцепенении глухо выдохнула. Амир поднял руку и ласково погладил ее по щеке. – Он мертв. И более не причинит тебе зла, цветочек мой.
Только после этих слов Софья словно пришла в себя и, печально улыбнувшись, с облегчением выдохнула:
– Я так долго ждала тебя. И ты все же пришел.
Амир начал ласково гладить ее по голове и целовать.
– Голубка моя, – пролепетал Амир нежно по-русски, с силой прижимая Софью к себе, его руки переместились на ее стройную спину, лаская ее. После его слов Софья вздрогнула, ибо ее память воскресила все моменты, когда Тимур обладал ею, а она боялась сопротивляться ему. Она чуть отстранилась от молодого человека и, смотря прямо ему в глаза, сказала:
– Я пойму, если ты более не захочешь меня…
– Отчего ты так говоришь, Софико? – опешил Амир, нахмурившись.
– Я хочу сказать тебе правду. Тимур владел мной. Я отдавалась ему, не сопротивляясь. Я боялась навредить ребенку, оттого терпела его объятия…
– Тебе нравилось это? – спросил он проникновенно.
– Нет! Совсем нет. Он угрожал и бил меня, когда я сопротивлялась. Я боялась его и что он может причинить вред малышу, оттого была покорна его воле и его гнусным домогательствам. И я понимаю – мне нет прощения…
– Мне не за что прощать тебя, мой цветочек. Ты поступила правильно! Как истинная женщина гор. Поверь, большая часть женщин в наших краях остаются живы только потому, что покоряются захватчикам, иначе не выжить. Все это понимают. Это я виноват перед тобой, Софико.
– Ты? – опешила она.
– Да. Я так долго искал тебя… и ты так сильно страдала… лишь я виновен в том, что случилось. Я должен был забрать тебя с собой, когда бежал в Аджарию. Но это Верико Ивлиановна настояла, чтобы мы бежали одни, – он чуть помолчал и словно приговор вымолвил: – Мы поклялись друг другу в любви над священным амулетом моих предков, и ничто не может разлучить нас, Софико.
– Я люблю тебя, – в ответ пролепетала она, не спуская с него страстного взора.
Молодой человек легко подхватил ее на руки и, прижав к своей груди, быстро направился к выходу. Софья лишь покорно и счастливо притиснула свою голову к его твердому сильному плечу и тяжко вздыхала, когда он нес ее по коридору, устланному трупами джигитов Тимура. В какой-то момент уже почти у выхода из дома Амир наклонился к ее уху и с любовью сказал:
– Я сделаю все, чтобы ты поскорее забыла весь этот ужас, который тебе пришлось пережить, мой цветочек. Ибо я люблю тебя всей душой…