Суженый. Княгиня Имеретии

Глава IX. Софья

Санкт-Петербург, особняк графа Бутурлина

1816 год, 19 января

Софья поправила серое невзрачное платье и невольно окинула взглядом свое отражение в зеркале. Ее стройная фигура теперь сильно округлилась в области талии, и старое платье, теперь расставленное по бокам, складками свисало с высокого круглого живота. Заканчивался уже седьмой месяц беременности. Мысли Софьи вновь заметались по прошлым радужным трагично-нежным воспоминаниям, и на ее глаза навернулись слезы. Вся ее теперешняя жизнь казалась ей невозможно тягостной и мрачной. Теперь под ее сердцем жил малыш, и это накладывало трагичный отпечаток на и без того печальную жизнь молодой женщины. И Софья не знала, что ее ожидает в будущем.

Едва она вернулась в дом графа Бутурлина вместе с Еленой, все слуги начали косо осуждающе смотреть на нее. Ибо она была не замужем. Пару раз старая кухарка, которая заботилась о ее маленьком брате Илюше, заявляла Софье, что она заблудшая и должна раскаиваться в своем поведении и молить на коленях Бога, чтобы он простил ее. Ведь по приезде Елена Бутурлина распространила слух о том, что, когда они якобы были в Грузии, Софья связалась с одним из местных джигитов и, забыв про честь и стыд, отдалась ему.

Сама же Бутурлина, на удивление Софьи, тоже оказалась беременна, но срок был чуть меньше. Однако Елена оставалась вне подозрений. Ведь официально у нее был муж, убитый при нападении горцев. Именно такая версия была озвучена Еленой отцу. Но Софья не чувствовала себя виноватой. Ведь она искренне любила Амира. И если бы судьба вновь предоставила ей возможность выбирать, она бы, не задумываясь, повторила все то, что произошло с ней в Имеретии. Да, Амир Асатиани в итоге оказался не таким, каким она представляла его в своем влюбленном сердце, и теперь жаждал забрать ее ребенка, но Софья не жалела ни о чем. И воспоминания о молодом человеке до сих пор вызывали в ее сердце болезненные и сладостные думы.

Тяжко вздохнув, Софья направилась к выходу, намереваясь найти Илюшу и узнать, пообедал ли он? Ибо с раннего утра, когда брат еще спал на соседней кроватке, она не видела его. Сейчас же, воспользовавшись моментом, когда Елену Дмитриевну приехала навестить ее подруга, девушка зашла в комнату на полчаса, чтобы немного отдохнуть, так как еще со вчерашнего дня чувствовала себя дурно. После возвращения из Франции нрав Елены стал еще более вредным и просто невыносимым. По каждому поводу и без повода она допекала и унижала Софью, словно только искала предлог, чтобы накричать на нее. Софья безропотно терпела все нападки Бутурлиной, понимая, что идти ей некуда. Ведь в каморке отца с Илюшей, беременная, без средств к существованию, она не могла поселиться. Здесь, по крайней мере, у них с братом были кров и еда.

Софья вытерла со щеки побежавшую слезу и открыла дверь. Едва она вышла в коридор, как тут же наткнулась на графа Бутурлина. Он как будто поджидал ее и, тут же приблизившись в пустынном коридоре, властно вымолвил:

– Софья Николаевна, подождите! – Она испуганно замерла, и Бутурлин, бесцеремонно схватив за локоток, оттеснил ее к стене. – Разве я не велел вам прийти сегодня ночью в мою спальню?

Затравленно взглянув на графа, Софья закусила губу. По приезде из Имеретии Бутурлин превратился в настоящую проблему для Софьи. Если раньше он только намеками пытался склонить ее к близости, то теперь начал бесцеремонно внаглую домогаться ее, совершенно не стесняясь своих гнусных намерений. Софья пыталась избегать его, но граф лишь злился и постоянно угрожал. Вчера вечером он в приказном тоне велел ей ночью прийти в его комнату, но Софья, хоть и опасалась его гнева, все равно не пошла.

– Я неважно себя чувствовала, – попыталась оправдаться она.

Бутурлин, тут же взбеленившись, пророкотал ей прямо в лицо:

– Пятую ночь подряд?! Ты все врешь, неблагодарная девчонка! Я столько сделал для тебя и для твоего отца, а ты все упрямишься? Предупреждаю, что мое терпение на исходе!

– Прошу вас, Дмитрий Егорович, я правда плохо себя чувствовала. Как только смогу, я непременно приду к вам, – соврала она тихо, пытаясь выгадать хотя бы пару дней.

Бутурлин вдруг стиснул рукой ее стан и прижал Софью к своему толстому телу, страстно выдохнув:

– Обещаю тебе, прелестница моя, что, если будешь ласкова со мной, я озолочу тебя. А позже, когда разрешишься от бремени, я ведь и жениться могу на тебе. Уж больно ты мне по сердцу, яхонтовая…

Его губы уже припечатались к ее щеке, и Софья ощутила отвращение.

– Прошу вас, Дмитрий Егорович, мне надо вниз, – залепетала она.

– Даю тебе неделю, чтобы одумалась. Но, если не станешь моей к концу января, тогда убирайся из моего дома вместе со своим братом! Ты поняла? Так что хорошенько подумай. И советую тебе в течение этой недели прийти ко мне в спальню! – выпалил Бутурлин и, отпустив молодую женщину из своих рук, развернулся и пошел в сторону гостевых спален.

Устало прислонившись к стене, Софья обреченно и несчастно посмотрела вслед Бутурлину и ощутила, что не сможет отдаться графу, ведь при одной мысли об этом ее сердце болезненно сжималось от омерзения. Именно в этот миг она осознала, что надо бежать из этого дома и из Петербурга. Взять с собой Илюшу и уехать хоть куда-нибудь, только чтобы не видеть всех этих людей. Она решила, что сегодня же вечером пойдет к отцу и попробует уговорить его бежать из столицы и от долгов. Но на поддержку отца Софья мало рассчитывала, ибо уже не раз предлагала ему уехать. Замятин отказывался, говоря, что готов сесть и в тюрьму за долги, ибо его жизнь давно уже кончена.

Оттого Софья решила поговорить с отцом в последний раз, и если Николай Александрович вновь откажется, то они уедут одни с Илюшей. И она наконец избавится от гнусной мерзкой помощи Бутурлина, ибо его любовницей она никогда не станет. Лучше будет голодать. И если Замятину наплевать на них с братом, ибо Николай Александрович даже не мог преодолеть свою пагубную привычку ради них, то и она более не будет переживать за отца. Теперь главными в ее жизни будут ее малыш и брат Илюша. Именно они заслуживали ее жертв и любви, и она сделает все, чтобы выжить вместе с ними. У нее еще было время до конца месяца, чтобы найти немного денег и место для проживания. Софья уже давно думала о своей троюродной тетке по отцовской линии, которая жила в далеком Тобольске. Возможно, к ней они могли бы поехать. Но последний раз она видела тетку еще в детстве и смутно представляла, где она живет. Надо было спросить точно у отца ее адрес.

Не мешкая, Софья спустилась в кухню, но не нашла там брата. Уже поднявшись по черной лестнице для слуг на второй этаж, она заметила, что здесь, в просторном коридоре, несколько горничных и лакеев толпились у большого окна, смотря наружу и что-то громко обсуждая. Среди них был и Илюша. Молодая женщина быстро приблизилась к мальчику и воскликнула:

– Ах, вот ты где, братец! Я тебя ищу по всему дому.

Она подошла ближе и невольно услышала возглас одной из горничных:

– Какая у них одежда чудная!

– И не говори, Дуняша, – ответил один из лакеев. – Похожи вроде на грузин.

Услышав это, Софья невольно обернулась к окну и тут же приникла лицом к стеклу чуть выше над головой Илюши. Она увидела во дворе кавалькаду из десятка всадников в темных подбитых мехом черкесках и мохнатых шапках. Девушка вмиг похолодела, отметив одеяния мужчин, которые были ей так хорошо знакомы. Дикая шальная мысль о том, что это люди Георгия Асатиани, пронзила ее сознание.

– Дак Софья была вместе с Еленой Дмитриевной на Кавказе, – заметила одна из горничных, оборачиваясь к ней. – И она наверняка нам скажет, похожи ли всадники на грузин?

Но Софья молчала и лишь дикими глазами смотрела на улицу, отметив, что один из всадников в этот миг, спешившись, поднялся на парадное крыльцо. Через мгновение снизу послышались голоса. Софья стремительно приблизилась к парапету лестницы второго этажа и отметила, что внизу в парадной находится высокий мужчина в черной подбитой мехом черкеске.

Дворецкий почтительно спросил у вошедшего, как о нем доложить. Вмиг узнав в широкоплечем грузине Амира Асатиани, Софья инстинктивно отпрянула от лестницы, чтобы он нечаянно не заметил ее. Ее сердце забилось дикими глухими ударами, и она ощутила, что ей не хватает воздуха. Да, Софья опасалась того, что Амир может приехать в Петербург разыскивать ее. Ибо, как сказала княгиня, ему нужен был ее ребенок. Но все же она надеялась, что Верико Ивлиановне удастся уговорить его этого не делать.

Ошарашенно заметавшись, Софья запаниковала, и к ней пришло единственное верное, по ее мнению, решение – немедленно бежать из столицы, скрыться от Асатиани, пока он не узнал, кто она на самом деле, и не смог забрать у нее ребенка. Она быстро схватила брата за рукав и чуть отвела его в сторону, чтобы их не услышали другие слуги.

– Илюша, мне надо немедленно сходить к отцу! Пойдем со мной, – глухо нервно произнесла Софья.

– Нет, я не хочу сейчас, сестрица. Эти странные военные в темных одеждах такие интересные! – воскликнул вдруг мальчик. – Я хочу рассмотреть их ближе, можно я выйду на улицу?

– Нет! – воскликнула Софья в истерике. – Не надо туда ходить!

– Но сестрица, чего ты боишься?

– Илюша, эти люди, они опасны! – произнесла она тихо. – Мне надо немедленно уйти, пока он не увидел меня.

– Кто? – поинтересовался мальчик.

– Тот человек, что теперь в парадной, он приехал за мной, – прошептала трагично Софья.

– За тобой, сестрица, но отчего? Он приехал из Грузии? Там, где ты была? Это тот друг, про которого ты мне рассказывала и который защищал тебя?

– Да, – выпалила нервно Софья и тут же осеклась. – То есть нет. И вообще, это неважно. Он не должен найти меня. Мне теперь очень надо бежать к отцу, поговорить с ним. Пошли уже!

– Софи, сходи лучше одна, – недовольно нахмурившись, захныкал Илья. – Я тебя подожду здесь. Мне так не хочется видеть папу, вдруг он опять пил и будет зол? А я так боюсь, когда он злится.

– Хорошо, – кивнула Софья, думая, что одна она быстрее сходит к отцу. – А ты ступай на кухню и жди меня там. Я быстро схожу, поговорю с отцом и вернусь. Да, и еще. Собери все свои вещи на своей кровати, возможно, мы уедем отсюда уже ночью.

– Уедем, сестрица? Но мне нравится здесь.

– Пойми, Илюша, дальше оставаться здесь мы не можем. Всё! Иди в комнату и собирай вещи, я быстро.

Она стремительно направилась по коридору в свою комнату, чтобы захватить меховую накидку, а затем выйти из дворца через черный ход.

– Вы, милостивый государь, хотели видеть меня? – жеманно сказал Бутурлин, оглядывая с ног до головы величавую фигуру Асатиани в длинных кожаных сапогах, черной черкеске и белой рубашке.

– Я князь Георгий Петрович Асатиани, – властно и твердо заявил Амир по-русски. – Ваша дочь, Елена Дмитриевна, моя невеста. Я приехал за ней, а также испросить вашего благословления на наш брак. Ибо там, на моей родине, в Имеретии, мы жили как муж и жена, лишь на бумаге наш союз не был скреплен.

– Подождите, я ничего не понимаю, – выпалил, опешив, граф. – Муж моей дочери, Серго Леванович Асатиани, убит во время разбойного нападения горцев. А про вас, молодой человек, Елена ничего не говорила мне.

– Серго Асатиани был моим двоюродным братом. И действительно он погиб, как и мой дядя Леван Тамазович. Но это лишь объясняет, зачем я здесь. Я люблю вашу дочь и прошу вас, уважаемый Дмитрий Егорович, отдать Елену Дмитриевну мне в жены.

– Что? За вас замуж. Но…

– Она ждет моего ребенка.

– Да, моя дочь тяжела. Но она сказала мне, что отец малыша – ее муж Серго…

– Серго никогда не прикасался к ней! – выпалил страстно Амир. – Именно моего сына она носит под сердцем. К моему глубокому сожалению, моя мать наговорила вашей дочери много дурного про меня, оттого Елена уехала. И мне ничего не оставалось, как последовать за ней в Россию, чтобы разрешить все недоразумения. Именно оттого я приехал в ваш дом, уважаемый Дмитрий Егорович, и прошу ее руки! После венчания я намерен увезти Елену Дмитриевну обратно в Имеретию. Там ее место, подле меня!

– Но моя дочь совсем не жаждет возвращаться в Имеретию, – как-то недовольно произнес Бутурлин, пытаясь понять, что в действительности произошло в Грузии и чего еще не рассказала ему Елена. – Она невероятно напугана всем тем беспределом, который творится в ваших краях.

Амир побледнел и сжал кулак. Но так просто отступать он не собирался. Он попытался успокоиться и продолжил, сверкая на графа глазами:

– Вы, несомненно, правы, Дмитрий Егорович, в наших краях бывает неспокойно. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить Софико… – молодой человек тут же замялся, когда граф удивленно воззрился на него. – Простите, Елену. Даю вам слово мужчины, что более ей нечего будет опасаться.

– И что же вы можете предложить моей дочери, молодой человек? – заметил брезгливо Бутурлин, оглядывая простую темную без изысков одежду Асатиани и ощущая, что этот нищий дворянчик из Грузии слишком много о себе возомнил. – Не думаю, что моя Елена сбежала просто так из вашего дикого края. И вряд ли она захочет возвращаться. Я ее в этом поддерживаю. Ее ребенок – это дитя от ее покойного мужа, и нас всех это устраивает. Ваше же место в Имеретии, так поезжайте домой и забудьте мою дочь. Не обижайтесь, но я скажу как есть. Моя дочь явно заслуживает лучшего жениха, нежели вы. Я думаю, вы согласитесь со мной.

Амир похолодел до кончиков пальцев, чувствуя, что ему не хватает воздуха. Он начал лихорадочно искать разумный довод, почему отец Софико должен был отдать свою дочь за него замуж. И тут же, вспомнив, что еще до приезда Елены в Грузию Леван Асатиани только и говорил о том, что Бутурлин купился на его деньги, быстро вымолвил:

– Многоуважаемый Дмитрий Егорович, – глухо начал Амир. – Вы, наверное, не знаете, но теперь я главный в роду Асатиани. Я один из самых влиятельных князей в Имеретии, а моя мать, Верико Ивлиановна, из царского рода Грузии. Месяц назад я получил от владетельных князей Имеретии титул на управление многочисленными землями, от северных гор до нижних притоков реки Риони. И, в отличие от покойного Серго Асатиани, я не сын тавади. Я сам являюсь тавади нашего края. У меня в подчинении десятки дворян-азнаури. Я довольно богат, ибо теперь я единственный законный наследник всего состояния князя Асатиани и его жены Верико. Мой дворец лучший во всей Имеретии.

Бутурлин долго пронзительно смотрел на Амира, словно что-то обдумывая. Через некоторое время после долгого молчания глаза Бутурлина масляно заблестели.

– Но это все меняет, молодой человек, – заметил воодушевленно граф. – Вы все мне так подробно объяснили, Георгий Петрович. Теперь я вижу, что вы достойный кандидат в мужья для моей Леночки. И, скорее всего, моя дочь погорячилась, уехав из Грузии, если там у нее был такой надежный защитник, как вы. И теперь я намерен поговорить с ней. Я попробую уговорить ее, и она выйдет к вам. Возможно, во время разговора вы сможете убедить ее вернуться к вам. Тем более вы сказали, что малыш-то ваш. А я с удовольствием благословлю ваш союз.

– Да, я говорю именно об этом, Дмитрий Егорович! – с воодушевлением выпалил Амир.

Лишь на миг чело молодого человека омрачилось мыслью о том, что если бы он теперь был простым азнаури, как раньше, то отец Софико никогда бы не отдал ее за него замуж. – Я буду очень признателен, если вы поможете мне вернуть Елену.

– Я думаю, так и будет, – довольно закивал граф. – И я немедленно позову ее.

– Благодарю вас, – кивнул Амир, замирая от предвкушения встречи с Софико, и в его глазах заполыхало пламя.

Бутурлин подошел к столику и позвонил в маленький колокольчик. Появился слуга. И Дмитрий Егорович велел как можно скорее пригласить в гостиную Елену Дмитриевну. Асатиани остался стоять на прежнем месте чуть сбоку от камина, вытянувшись, словно тетива, и пронзительно смотря на дверь, с трепетом ожидая, когда в комнату войдет Софико.