В предыдущей главе указывалось, что узников отправляли в Спасо-Евфимиев монастырь "по причине исступления его в уме", "для содержания по сумасшедствию", "по причине помешательства ума его" и т. д. А в сентябре 1894 года в "арестантское отделение" обители был доставлен Василий Осипович Рахов, которого инструкция предписывала "держать там до обнаружения им искреннего раскаяния и исправления".
Он был сыном состоятельных родителей и в начале 1880-х годов работал в Архангельске в одной из торговых контор богатой немецкой фирмы. Было ему тогда 22 года, и ожидала его блестящая житейская карьера, как вдруг он, к ужасу родных и немалому изумлению знакомых, бросил службу и куда-то исчез. Через некоторое время следы его обнаружились в глухой деревушке Пинежского уезда, где он, переходя от избы к избе, обучал грамоте и Закону Божьему деревенских ребятишек. Взрослым помогал советом и делом, а по вечерам и в праздники читал им книжки религиозного содержания. Он успешно боролся с грубостью и пьянством мужиков, и женщины, натерпевшиеся от пьяных мужей, не уставали благодарить провидение, что оно послало им такого человека. Бедность народа, его невежество и беспробудное пьянство — все возбуждало в Рахове глубокое сострадание, и он, насколько позволяли силы, вносил в окружающий его ужас утешение и помощь.
Местному священнику деятельность В.О. Рахова показалась подозрительной: "Человек молодой, с образованием — и вдруг поселяется в деревне, учит ребят, читает мужикам книжки. А кто ему это разрешил? Имеет ли он на это надлежащее свидетельство?". В результате начавшихся дознаний против В.О. Рахова возбудили уголовное дело, и ему ничего не оставалось делать, как вернуться в Архангельск.
Но дома он пробыл всего несколько дней, а после опять исчез — на этот раз надолго. Только через два года оказался он на родине, исходив за это время пешком весь юг России, побывав на Святой горе Афон и в Палестине. Наконец В.О. Рахов оказался в Одессе и поселился на одной из городских окраин. Он пришел в ужас от страшной и безысходной нужды, в которой жили там люди, и решил призвать богатое одесское общество помочь этим несчастным и обездоленным.
Каждый вечер богатые одесские семейства собирались в театре, и В.О. Рахов идет туда. Он занял место в партере, и в первый же антракт, как только упал занавес, вышел на сцену и обратился к публике с горячей речью, описал нужду и нищету одесских бедняков и призвал прийти им на помощь. Нетрудно представить, что было потом: его тут же схватила полиция, доставила в участок, а потом отправила в Архангельск.
В родном городе В.О. Рахова посадили в тюрьму за распространение штунды. Местное духовенство нашло, что он не исполняет некоторые православные обряды, а книжки, которые читает народу, не вполне согласны с православным учением. Полиция провела самые тщательные обыски, но ничего подозрительного не нашла. Суд оправдал В.О. Рахова, так как ничего преступного в его действиях не было, и его выпустили на волю.
Вскоре после этого В.О. Рахов опять ушел на юг России, а через год его снова препроводили в Архангельск — на этот раз из Киева. В родном городе он отдается деятельному служению ближним, следуя своему лозунгу: "Все для других, ничего для себя". С раннего утра и до глубокой ночи он посещал городские ночлежки, приюты и различные трущобы, где ютились бедность, порок и преступления; учил добру, грамотным раздавал книги, мирил ссорившихся — в общем, помогал, чем только мог. В голодный 1822 год он открыл в разных концах города несколько столовых, в которых кормились все бездомные и бедняки, а также приходившие богомольцы. На одной из окраин Архангельска устроил мастерские и дом трудолюбия, где бедняки, не имевшие своего инструмента и средств завести дело, занимались различными ремеслами. Затем В.О. Рахов устроил детский приют, куда принимались сироты — от грудного возраста и до 14 лет.
Не было у него ничего своего личного, заветного, с чем бы ему было жалко расстаться. Всем, что имел, он делился с неимущими, босяками и нищими. Так, однажды в жестокий мороз, встретив оборванца, он отдал ему свою лисью шубу, незадолго до того подаренную отцом. Естественно, вся городская голытьба смотрела на В.О. Рахова как на своего благодетеля и чуть ли не молилась на него. Но в 1894 года архангельский архиерей возбудил ходатайство перед Священным Синодом о заточении В.О. Рахова за распространение штунды, и в октябре того же года было получено распоряжение об отправке его в тюрьму суздальского Спасо-Евфимиева монастыря.
У читателя может возникнуть невольный вопрос: "За что так жестоко пострадал этот редкий человек, стремившийся делать только добро? За что разбита его молодая жизнь? Неужели только за то, что вся деятельность его была направлена на пользу ближним?".
В упоминавшемся уже исследовании А.С. Пругавина говорится, что немецкий пастор Яков Шпепер первый почувствовал необходимость сблизить тех христиан, которые более других "алчут духовной пищи и проникновения в глубь христианства". Он положил начало частным религиозным собраниям протестантов вне их кирхи; члены этих собраний изучали Библию и пели религиозные гимны, а потом решили образовать из себя "очаги живого христианства" — ту возбужденную и мистически настроенную среду, которая склонна к новым религиозным течениям.
В начале XVIII века братства штундистов были распространены в Вюртемберге и Бадене (Германия) и в Швейцарии. Отсюда они проникли в немецкие колонии юга России — видимо, здесь В.О. Рахов и познакомился с их учением. Таким образом, в среде русских и украинских крестьян штундизм возник во второй половине XIX века под влиянием протестантизма[56]. На первых порах штундисты ставили в России задачу объединить "детей Божиих разных церквей и наименований". Однако впоследствии такое объединение предполагало широкое распространение в массах основ протестантизма, когда другие — не протестантсткие верования — должны будут в общем потоке исчезнуть сами по себе. И постепенно последователи штундизма перестали ходить в православные церкви, исполнять православные обряды, чтить святые иконы.
Из-за благоприятных условий, питавших ее, штунда развивалась быстро, так как ей сочувствовала и интеллигенция, распространявшая рационалистические взгляды на веру. Безбожные настроения русской интеллигенции начались еще в правление Екатерины II — век влияния французской философии, когда внушалось, что для образованного человека религия не нужна, вера в Иисуса Христа — признак невежества и т. д. Министр внутренних дел того времени Дурново отмечал, что штундисты "отвергают все церковные обряды и таинства, не признают никаких властей и восстают против присяги и военной службы… проповедуют социалистические принципы, как, например, общее равенство, раздел имущества и т. д. Учение их подрывает в корне основные начала православной веры и русской народности. И я признаю секту штунд одною из наиболее опасных и вредных в церковных и государственных отношениях".
Нужно отметить, что южнорусский штундизм не был единой системой в вероучении; всякий сочинял себе религию, выводя разные положения из личного толкования Священного Писания. Общим для них было отрицание православной веры с ее обрядами, таинствами, богослужениями. Некоторые штундисты (например, Косяковского толка) требовали, чтобы новые члены, вступавшие в их общество, перекрещивались. Православную веру они считали языческой и утверждали, что Пресвятая Богородица и святые — обыкновенные люди и не могут ходатайствовать за нас перед Богом. Поэтому каждый должен молиться сам за себя, а не надеяться на молитвы Церкви и святых; что Богу нужно поклоняться только духом и истиной, а внешнее богослужение недействительно; поклонение Животворящему древу Креста Господня и святым иконам — идолопоклонство…
Штундизм носил характер рационалистический, поэтому об исполнении заповедей Божиих последователи его не особенно заботились, оценивая их по тому, имеют ли те экономическую выгоду в быту простого крестьянина и могут ли сделать его земное существование более удобным, чем было прежде. Благодаря свободному толкованию Священного Писания малороссы-штундисты доходили в умствованиях своих до атеизма. Себя они считали "готовой пшеницей", для которых приготовлены "белые одежды", как "праведникам", "народу избранному", "людям обновления". Многие из них признают Иисуса Христа лишь братом своим, а не Спасителем человечества, православных же они считают "плевелами". Уйдя духовно из православия, со временем штундисты перешли в стан ожесточенных врагов его.
Мы кратко изложили общие положения штундизма, и остается только отметить, что среди его последователей были, видимо, и достаточно нравственные личности; одна из них — Василий Осипович Рахов. Когда его заключили в тюрьму Спасо-Евфимиева монастыря, бывший в то время настоятелем обители архимандрит Досифей докладывал, что узник "вел себя прилично и благопокорно, религиозных заблуждений не обнаруживал, к церкви был усерден и приобщался ее святых тайн". В 1898 году к этим отзывам добавилось: "Освобождения заслуживает", однако освобождения не последовало. В.О. Рахова лишь перевели из одиночной камеры в келью и "поместили среди братии монастыря" — опять же под строгий надзор монастырского начальства.
Новый настоятель Спасо-Евфимиева монастыря отец Серафим, назначенный после смерти отца Досифея, вскоре убедился в непричастности В.О. Рахова к штундизму и отмечал в своих рапортах, что тот не был сектантом: "Он соблюдает все посты и обряды, ежедневно ходит к обедне, участвует в хоре певчих, почитает иконы, перед которыми зажигает в своей келье четыре лампады; свободно беседует со всеми при его открытом характере о предмете веры. И никто в продолжении пяти лет — ни начальство, ни духовник, ни иеромонахи — не заметили в нем никаких заблуждений. Только по неопытности и молодости лет он слишком горячо относится к чутким недостаткам и разочарованно смотрит на современных христиан".
В другом рапорте архимандрит писал, что "трехлетнее пребывание В.О. Рахова в тюрьме повлияло сильнейшим образом на его здоровье и в особенности на его впечатлительную нервную систему. Он сделался теперь человеком слабым, бессильным, без энергии, с дрожащим сердцем и голосом… Все годы он вел себя безукоризненно, посильно посещал богослужение, читал духовные книги, беседовал с духовниками и совершенно уразумел все свои ошибки молодости и неопытности, признаваясь в горячности безумной самостоятельности, непочтительности к архангельскому владыке, но не имея за собой принадлежности к какой-либо секте".
Однако и это убедительное ходатайство не подействовало, и архимандрит шлет новое донесение, но уже осторожнее: "Если по указу Святейшего Синода признавали в нем (Рахове. — Н.И.) какие-либо идеи, доказывающие его склонность к штунде, то за последние годы надо считать их несуществующими, исчезнувшими вследствие перенесенных им нравственных испытаний и в тюрьме, и затем во время нахождения под надзором. Теперь молодые годы его прошли и после всего пережитого им в Суздале, а в особенности после потери здоровья, он никакими идеями не увлекается". Несмотря на эти благочестивые отзывы, В.О. Рахов просидел в Спасо-Евфимиевом монастыре целых восемь лет…