Глава 8. Ольга.

Проснулась я с жуткой головной болью. Мой вечерний рев сказался на общем самочувствии и на внешности. Глаза опухли, я покраснела.

Судя по звукам, доносившимся из окна, день в самом разгаре, а меня никто не пришел будить. Женька не появлялась, несмотря на то, что я просила зайти ее до завтрака и помочь мне с одеждой.

Пришлось наряжаться самой, но, может, я могу и отказаться от помощи горничной. Красоваться мне здесь не перед кем, фигура стала тоньше и позволяла мне не использовать тесный корсет.

— Будь аккуратнее, — напутствовал Воланд, — свекровь тебя изжить попытается, да и брат с сестрой не подарки.

— Не повезло... им, — фыркнула я. — Досталась же в невестки сущая ведьма.

— Фу, не говори так, — кот запрыгнул на окно и вышел на карниз. — Ты ясновидящая, а не старая лесная ведунья, ворожбой не занимаешься, порчу не наводишь. Ладно, — вильнул он хвостиком и поводил усами. — Раздобуду и себе что-нибудь на завтрак.

— Тебя не кормили? — я возмутилась и присмотрелась к миске, которую еще в первый вечер велела каждый день наполнять мясом и ключевой водой.

С другой стороны, почему удивляюсь? Комната выстудилась, никто ночью камин не топил. Про меня словно забыли, но я уверенно полагала, что это все козни Екатерины Степановны.

Разрешив коту охотиться и делать все, что ему заблагорассудиться, спустилась вниз, в столовую, в которой, естественно, было пусто.

— Барыня, — заметила меня одна из служанок. Всплеснула руками, побледнела. — А Ее Сиятельство чай пьет с сыном и дочерью в гостиной. Трапезу закончили давно. Я могу вам бутербродов принести, перекусить.

— Как тебя зовут? — мне понравилась девушка.

Всем в усадьбе известно, что старшая Долгорукая меня не жалует, она могла мимо пробежать, сделав вид, что не заметила, а юная прелестница с рыжим цветом волос искренне беспокоится. Да и помыслы у нее чистые, дар подсказывает.

— Анька, — выпалила горничная.

— Вот, что, Анька, — наказала я. — Принеси мне, пожалуйста, что от завтрака осталось, в столовую. Если на кухне ворчать будут, сообщи им, что приду с ревизией. В целом, сначала про ревизию сообщи, полезнее будет.

— Все исполню, — она поклонилась и рванула в неизвестном мне направлении.

Я уселась на одном из стульев, погладила двумя руками скатерть и взглянула на часы. Стрелки медленно тянулись к десяти. Тут действительно вставали рано, трапеза начиналась в восемь, а обед будет часа через два. Но я жутко голодная, и хлеб с ветчиной меня не спасут.

Пока мне готовили, приносили приборы и наливали чай, размышляла, как лучше вести себя с родственниками князя. По-моему, будь я безропотной, молчаливой супругой Сергея, меня все равно бы невзлюбили. Велика у них ненависть к Бестужевым, и презирают пустышку. К тому же подозревала, что слуги о моем рождении до ушей свекрови дошли.

Смысла строить из себя умницу и тихоню не было, а постоять за себя стоило.

Дождавшись завтрака, почуяв аромат горячей пищи, с трудом удержалась от того, чтобы не проглотить слюну.

— Ань, — поймала девицу за запястье. — У меня еще одна просьба.

— Какая, барыня? — присела она в реверансе.

— Позови ко мне управляющего Карла Филипповича и экономку Жанну Васильевну.

— Как прикажете. — Залепетала она и вновь устремилась удалиться.

Я неторопливо пробовала каждое блюдо, отметила, что готовят у Сергея вкусно, сытно, без всяких новомодных блюд. Лично меня приятное открытие радовало. Терпеть не могу ковырять вилкой в салате, не понимая, из чего он сделал.

К концу трапезы подоспели и вызванные служащие.

Иностранец, но выросший в империи, Карл Филиппочив был необычайно худым, напоминал палку, зато имел красивые, длинные и закрученные усы. Жанна Васильевна ходила в чепце, раздалась немного вширь, но это не портило о ней впечатления. С виду она была приятной женщиной.

— Звали, барыня? — первой спросила экономка.

— Звала, звала, — «протанцевала» пальцами по столешнице. — Садитесь, в ногах правды нет, — кивнула на стулья, стоящие возле меня.

— Мы не можем, Ваше Сиятельство, — растерялся управляющий.

— Я разрешаю, садитесь, — настояла на своем.

Не люблю, когда надо мной возвышаются.

Они непонимающе переглянулись. Нехотя мужчина и женщина устроились, продолжая с опаской озираться. Гнева вдовствующей княгини боялись.

— Я хочу сегодня со всеми познакомиться, — объявила экономке, — узнать, чем живет усадьба. А вы, Карл Филиппович, — посмотрела на усача, — покажите мне книги счетные.

— Эм... — замялся он.

— Что? — выгнула брови.

— Да у нас принято, что барыня Екатерина Степановна всем ведает, — произнес настороженно. — Новых распоряжений от Его Сиятельства не поступало.

— Да? — спросила раздраженно и бросила салфетку. — Давайте вместе подумаем, кто теперь новая хозяйка поместья?

— Вы, барыня, — вяло ответил Карл Филиппович, явно не согласный со сменой власти.

— И кто будет заведовать счетными книгами? — скрыла в голосе усмешку.

Он, бедолага, словно скиснул, но подтвердил, что я имею право заглянуть в бухгалтерию Долгоруких. Я вернулась к Жанне Васильевне.

— Сегодня ко мне горничная не пришла. Камин ночью не топился, а кота моего не покормили. Объяснитесь, вы же глава всей прислуги.

— Простите, барыня, простите, — женщина напряглась и подалась вперед. — Женьку Екатерина Степановна поутру вызвала, задачу ей какую-то дала, а вас посоветовала не будить. Не гоните девку, она прилежная, умелая, старательная...

Дураку понятно, отчего они ее защищают. И идиотку из меня делают заодно. Это бесило еще больше.

— Хорошо, Женька была занята, почему другую не прислали? — сверлила взглядом экономку.

Она замямлила что-то нечленораздельное, но неожиданно выпрямилась, подскочила. На миг показалось, что ей пятки огнем обожгли. За ней с молниеносной скоростью встал и управляющий.

Глядели они не на меня, а вдаль, за мою спину.

Развернувшись, обнаружила Екатерину Степановну собственной персоной. Она сжимала веер с такой силой, что тот чуть на две половинки не разломался.

Определенно злилась.

— Чего это ты тут устроила, Олюшка? — вроде вежливо, но из уст сочился яд.

Правильный был расчет. Не сомневалась, что прислуга побежит докладывать бывшей хозяйке, что я нагло распоряжаюсь. И она поспешила ко мне.

Теоретически плевать мне было на хозяйство, на ведение дел в поместье, на ревизию. Я преследовала определенную цель — показать княгине, что сама не пальцем деланная, и что не дам себя обижать. И собиралась завоевать авторитет среди служащих. Жаль, что приходится действовать через скандал.

Пришлось встать, чтобы разговаривать с матерью Сергея на равных.

— Добрый день, Екатерина Степановна, — я поклонилась, уважая ее возраст. — Вот, знакомлюсь со всеми, замечания даю.

— Какие такие замечания? — темнело лицо женщины.

— Упущения у вас, — развела руками, — горничная ко мне не явилась, к завтраку не разбудила, приказ о животном мимо ушей пропустила. Разве это честная работа? Кто же так с хозяйкой обращается?

Чувствовала нутром, как слово «хозяйка» резануло слух Долгорукой. Морщинки углубились, взгляд заострился на мне.

Она обошла стол, силясь унять эмоции. Не пристало главе дома на глазах у прислуги ругаться. Села с противоположной стороны, сложила ладони в замок.

— Ты садись, Ольга, — разрешила она мне.

Хмыкнув, я снова заняла свое место, жалея, что не сделала этого раньше. Выглядело, будто я ее побаиваюсь, а на деле просто среагировать не успела.

— Еще вечером, — начала Екатерина Степановна, — ко мне Женька пришла и сообщила, что барыня ее прогнала. Раз уж ты ее освободила, я нашла ей новую задачу. В усадьбе никто не прохлаждается. Не разбудили тебя по моей просьбе, я о тебе забочусь, глупенькая. Заметила, в каком расстройстве ты была после прогулки с Его Высочеством. — Она говорила и улыбалась, изображая участливую мать всего семейства. — А что до кота... прости. Нечего дворовому зверью в спальнях хозяев делать. Сергей домом не занимается, не в курсе, а я подобного позволить не могу.

Стерва какая.

Буквально выставляла меня перед управляющим и экономкой неблагодарной, избалованной дурочкой. Намеренно.

Она быстро осознала, что я не скромница, зашла с другой стороны.

Закатить истерику или поступить мудрее?

Первоначальным желанием, естественно, было наброситься на свекровь с обвинениями. Приструнить, может, брата вызвать. Да вариантов много. За меня не только Бестужевы, император и цесаревич защищать будут, ежели попрошу.

Или...

— Простите, маменька, — глупо похлопала ресницами. — Мы хоть с Сергеем Владимировичем и поссорились крупно , но он ясно сказал, что вам отдыхать надобно. Что я ваши усилия должна ценить, вас глубоко уважать. И в связи с этим, я снимаю с вас эти тяжелые обязанности. Ведением хозяйства займусь я.

— Ты? — старшая Долгорукая не удержалась и фыркнула.

— Я. Вы не беспокойтесь, — торопливо ее заверила. — Считаю и пишу я хорошо, родная мать меня обучала домашним заботам. Рано или поздно вам же придется усадьбу покинуть, а я ничего не умею. Князь нас обоих не похвалит. Но я охотно любую помощь и науку от вас приму.

Не сказывала, соловьем наивным заливалась. А Екатерина Степановна заливалась краской, покрывалась алыми пятнами в районе декольте и на шее. Собиралась поспорить, но, посмотрев на Карла Филипповича и Жанну Васильевну, передумала.

Я уловила, что мужчина и женщина ей незаметно моргнули, словно уверяли в беспрекословной верности.

Тревожный знак для меня.

— Ладно, Олюшка, в чем-то ты права, — она вздохнула и поправила складки у груди. — Карл Филиппович, будьте добры, невестке моей все передайте. А вы, Жанна, проведите беседу с Евгенией. Даже если барыня ее «прогоняет», — не скрывая сарказма, заявила она, — это не повод для служанки ночью и поутру от дел отлынивать.

— Будет исполнено, Ваше Сиятельство. — Оба ей поклонились.

— Кота покормить, — напомнила уходящим. — Не обижать. Увижу, что его пинают, издеваются, приму самые суровые меры.

Воланд не создавал впечатления слабого противника, очень храбро меня защищал перед князем, но мало ли. Злая свекровь опаснее демона. Она собак на фамильяра может спустить, или еще что похуже.

Она подавила в себе нервный смешок и глазами подтвердила мой приказ. Бесило невероятно, но все равно я полагала, что добилась первой победы.

Дальше на отдых времени не осталось. Теперь я поняла задумку свекрови. Сначала я встретилась со всей челядью, старательно запоминала имена, после отправилась в кабинет Екатерины Степановны, куда управляющий принес счетные книги и принялся монотонным голосом объяснять, что к чему.

За пару часов меня начало клонить в сон, разболелась голова, от скуки я зевала, перестав стесняться усатого мужчины.

Прервав его бессвязную речь, я повелела вызвать слуг в левое крыло, оборудовать мне рабочее место и перенести книги туда. В покоях матери Сергея мне не нравилось, свободы не ощущалось. Чувствовала, как она сидит за стеной и довольно потирает ладоши.

Я вышла на свежий воздух, на крыльцо, где расположилась вся семья. Они чаевничали перед ужином, одетые в легкие полушубки, платки, тихо о чем-то беседовали, а мне не обрадовались.

— Так быстро закончила, Олюшка? — упивалась превосходством Долгорукая, погладив притороченный лисий мех на воротнике.

— Нет, куда мне до вашего опыта, — признала я, ежась от холода. — Но решила вам не мешать и помещения ваши не занимать. Приказала все в левое крыло перенести.

Екатерину Степановну перекосило. Ясно-понятно, она наблюдать за мной вздумала, а чтобы в отдаленные закоулки особняка пойти — нужен какой-то основательный предлог.

— Если ты не успеваешь, не готова, давай обучу всему, — доброжелательно предложила она. — И Поля тебе поможет.

Несчастная Полина чуть чаем не подавилась. И все равно промямлила.

— Помогу, да.

— Благодарю за ваше участие, — улыбнулась обоим, — но пока попробую самостоятельно разобраться. Могу я рядом присесть?

В душные комнаты возвращаться не хотелось. Компания была так себе, но это лучше, чем темнота и скукота.

Мне принесли стул, мою шубку, в которую я с удовольствием укуталась и поставили передо мной чашку.

Ярослав и Полина притихли, явно искали причину, по которой могут благородно удалиться, но фантазия в темных головах работала плохо.

Отсюда открывался прекрасный вид на лес, и в сердце что-то защемило. Я ощутила, что меня туда что-то зовет.

Поморщилась, отмахнулась, предположив, что это желание сбежать от жестокой реальности.

Екатерина Степановна начала обсуждать с младшим сыном его перспективы, ругалась, что юный Ярослав не слушается учителей, плохо учится, абсолютно не похож на Сергея.

Парнишка молчал, насупился.

Мать его продолжала, перечисляя имена заморских гувернеров. А я искренне не понимала, отчего Ярика, мысленно окрестила юношу этим именем, не отправят в кадетскую академию.

Проведя в этом мире достаточное время, о ней была наслышана, осведомлена, что и князь Долгорукий ее закончил. Несмотря на его тяжелый характер, слава об офицере бежала впереди него. В тридцать лет он достиг чина генерала.

— Простите, матушка, — включилась я, и все дернулись от изумления, — а почему Ярослава в академию не отправить?

Краем глаза отметила, как вспыхнули зрачки у парня, но не зло, а с надеждой, как потемнела свекровь. А Полина выдавила из себя.

— Тебе только это и надобно.

— Что? — повернулась к ровеснице. — Ты хотела что-то сказать?

Бурчать себе под нос каждый может, а вот заявить вслух сестре хозяина усадьбы храбрости недостает.

— Ярослава в академию? — всплеснула руками Екатерина Степановна. — Моего мальчика? Да он совершенно не готов.

Я опять пристально присмотрелась к указанному мальчику. Большой? Большой. Рослый? Рослый. В меру наглый. Плохо его знаю, но считаю, что служба мужчине всегда полезна. Дисциплина, долг и труд из обезьяны человека сделали.

Вдовствующая княгиня определенно благоволила младшенькому, не могла проститься с малышом, не видела в нем взрослого. Мало ли матерей с подобными проблемами?

— Я готов. — Выпрямился он.

— Нет, — отрезала женщина, не давая ему и слова вставить. — Какая академия, дома сиди. Мало нам военных?

Отклонившись на спинку стула, я предпочла замолчать. Не мой ребенок, не мне и выступать. С другой стороны, юношу было жаль. Он, очевидно, мечтал выбраться из-под мамкиной юбки.

— Пойду я, — скривился Ярослав. — Не буду вам мешать.

Мне было его жаль. В памяти остались моменты, как я жила в женском общежитии, как гуляла с однокурсниками, как мы развлекались. Молодость быстротечна, а на обучении можно и опыта набраться, и впечатлений.

Я и про Полю так думала. С нее полезно аристократическую спесь сбить.

Девушка тоже извинилась, промямлила глупую причину, намереваясь побыстрее удалиться. Я не держала, Екатерина Степановна тоже.

Догадалась, что женщина собирается поговорить со мной наедине. Когда дочка ее ушла, я все ждала, что она набросится на меня, выскажет, что накипело, но та мудро молчала, давала возможность выговориться мне.

Будь я действительно восемнадцатилетней, не заткнулась бы, но с возрастом ссоры перестаешь провоцировать. Ужасно не хочется выглядеть идиотом в глазах окружающих.

— Олюшка, — не вытерпела свекровь. — Что за блажь с ведением хозяйства? Занимайся чем-то другим. Тебе наследников еще рожать.

— Они мне не помешают, — ласково обратилась к Долгорукой. — Или вы меня отговариваете?

— Нет, конечно, нет, — прикинулась доброй эта мегера. — Ну а если тебя цесаревич вызовет?

— Это зачем?

Эх, ей бы заметки в газетенках писать, сплетни обо мне распространять.

— Он к тебе безмерно участлив, дорогая.

— Вам же лучше, — пропела я, — Полину в свет вывели, а я с Его Высочеством дружу.

Я будто по шраму ее прошлась. Не выдержала она, ляпнула.

— Это не дружба, а позор какой-то. Мой сын, тебя, пустышку, принял. Еще неизвестно, от кого ты нагулянная. И ты будешь мою дочку женихам сватать. Не много ли чести?

Добилась того, чего хотела. Довела свекобру до белого каления.

— Достаточно. Я Бестужева, — обозначила ей. — И за моей спиной император и его сын. Будете козни строить, я всегда пожаловаться успею, Сергей все регалии потеряет. Хотите войны со мной? Я организую, но знайте, что вы ее начали, а не я.

Отрезала и отпила из кружки, довольная воспроизведенным эффектом. Случись крупный конфликт, будут разбирать, вспомню эту беседу, а артефакты и магия подтвердят, что не я нападала, а моя дражайшая родственница.

Кажется, моя угроза дошла до адресата. Кровь схлынула с лица княгини. Екатерина Степановна сжала руки в кулаки. Просчиталась со мной.

— Я хоть и пустышка, — о своем даре предпочитала не распространяться, — но и не идиотка малолетняя.

— Вижу, — обронила пожилая женщина, — ты интриганка и лгунья. Наивным олененком казалась.

— Олененком вы бы и не подавились. Я вам ничего лично не сделала. Злитесь на меня за древний конфликт и причин его не помните. Я лично вас обижала?

— Как же не помнить? Как же не помнить, когда Бестужевы всех подставили, — свекровь рассвирепела.

— О чем вы? — остановилась я и замолкла.

У Долгорукой последняя фраза будто с языка случайно соскочила, а то, что она ладонью прикрыла рот, добавляла причин для подозрений. Не хотела она ни в чем признаваться, ничего говорить. Или ей не велено было?

— Глупость сказала.

— Нет уж, продолжайте, продолжайте, — я настаивала и по-своему добавляла огня, распыляла ее. — Или меня попрекать древними распрями удобно?

Вряд ли Екатерине Степановне было что сказать по существу, какая-нибудь старая сплетня от предков, но все-таки в мифах, сказах, легендах зерно истины всегда присутствует. А мы, вообще, в волшебном мире находимся. Что же такого Долгорукие с Бестужевыми не поделили?

— Не удивлена, что тебе ничего не рассказали, — презрительно бросила женщина, — Бестужевы отлично свои грешки прикрывают: и кражи, и предательства, и измены.

Последней шпилькой она явно колола меня, и мое, ничем не подтвержденное, низкое происхождение.

Предпочла проглотить мерзкую ремарку, чтобы свекровь не замкнулась, не ушла к себе с гордо поднятой головой. Наоборот, изобразила, что слова достигли адресата. Чуть дрогнула губой, зрачки у меня расширились. Короче, строила расстроенную, задетую барышню с тонким душевным устройством.

— Какие кражи? Какие измены?

— Историю учить нужно, Ольга. — Надменным тоном поучала дворянка. — Когда демонов в нижнем мире закрывали, главы родов артефакт мощный создали, его фея благословляла. Камень был алый, большой, драгоценный. А ценился он не только за редкость, но и за волшебство сокрытое.

— И что? — Воланд мне рассказывал подобный факт, упоминал про артефакт, куда сильнейшие маги слили родовую магию, объединились и победили, наконец, страшную нежить.

— А то, — поморщилась мать Сергея. — Распался он на несколько кусков, столько же, сколько родов и было. Каждый себе по фрагменту забрал. А предок ваш, тоже Юрий, у Долгоруких часть артефакта похитил.

— Легко и просто украл? Вы его совсем не охраняли, что ли? — насмешливо спросила я.

В мыслях не укладывалось, что некий Бестужев беспрепятственно стащил родовую реликвию, и ему ничего за это не было.

— Охраняли. Он подлостью его заполучил, враньем. Тогда наши семьи дружны были необычайно, соседи же.

Дальше свекровь поведала, что расследование проводили, но доказательства предоставить не смогли. Обвиняли Бестужевых, и тогдашний глава семьи ответил неоспоримыми аргументами, умудрился заодно встречному иску ход дать, что Долгорукие поклепом занимаются. В итоге сей позорный факт скрывался, а добрые взаимоотношения между поместьями были утеряны безвозвратно.

Я поверила княгине. Она так разгорячилась, так страстно реагировала, что сложно не принять за истину ее повествование довольно печальных событий.

Другой вопрос, что, прожив в усадьбе без малого несколько месяцев, ни про какой алый камень и не слыхивала. Хорошо бы с Федором поговорить, но как-то аккуратно, не вызывая в нем подозрений.

— Мне грустно, что моя семья когда-то разочаровала вашу, — посмотрела на Екатерину Степановну. — Но срывать на мне злость не позволю. Я перед вами ни в чем не виновата, а про артефакт от вас узнала.

— Ты его прятать можешь, как и весь род твой проклятый, — фыркнула свекровь, не собираясь делать попытки к примирению, — а Сергей теперь за демоном охотится. Безоружный практически.

Вот в чем ее тревога скрывалась. Волновалась она за сына и слишком полагалась на магический предмет. А то, что фею кроме меня и цесаревича никто не видел, что демона серебром убить можно, вредная мегера в расчет не брала.

Что же...

Я поднялась и пожелала Екатерине Степановне хорошего дня. Полезную информацию выведала, отдохнула, обозначила, чтобы та меня не трогала. По-моему, план максимум выполнен.

Проходя мимо комнат Полины и Ярослава, остановилась, услышав тихий стон. Дверь младшего наследника была приоткрыта, и я, не совладав, с любопытством, заглянула и обомлела.

Мальчишка валялся на полу, бледный, словно не живой. Не двигался, едва дышал. Зачем-то я зашла, и тот все равно на меня никак не реагировал.

Рядом с ним находился учебник по боевой магии с открытыми страницами. Повертев книгу в руках, поняла, что не для первокурсников чтиво, а для тех, кто выпускается из кадетского училища. У брата, видимо, стащил. Стена обуглена, одежда на парне тлеет.

Под ложечкой засосало, моментально возникло мрачное предчувствие. Затворив дверь, чтобы меня никто не выставил, вновь опустилась к юноше на колени и цокнула недовольно языком.

Дурак малолетний.

Понятия не имею, чем он руководствовался, и какие проблемы с учебой в столь юном возрасте у богатых и капризных, но он, определенно, изучал волшебство, пока недоступное его уровню. Не обуздал его, за что и поплатился.

В каком-то необъяснимом порыве положила ладонь ему на грудь. Внутри отозвался собственный дар.

Котик утверждал, что я мысли сумею читать, видеть ауры, а еще лечить. Лечение бы Ярославу очень сейчас пригодилось. Он не умирал, нет, но отдача была заметной, сильной.

Я тоже хороша, сижу и воркую над ним, а надо бежать, лекаря вызывать. Правда, оторваться от мальчишки было тяжелее, чем я думала. Все внутренности сопротивлялись. Я словно каждую ниточку, каждую клеточку в нем рассмотрела, все потоки увидела.

Доверившись интуиции и чутью, оборвала те, что потемнели, сняла с парня боль.

Через несколько минут Ярослав приоткрыл глаза, открыл и закрыл рот, не осознавая, кто находится рядом, проморгался, и как выпалил:

— Ты? Ты чего у меня забыла, пустышка.

Отстранившись от юного дарования рода Долгоруких, я все же нашла в себе силы, чтобы поинтересоваться:

— Что случилось? Как ты себя ранил?

— Не твоего ума дело, — наглец фыркнул мне в лицо.

Подвигался, сгруппировался и встал, не желая валяться перед ненавистной снохой. Похлопал себя по карманам, по рубашке, взгляд его уцепился за учебник, загнанный едва ли не под кровать.

— Ты... — опять он испуганно прикрикнул.

Запереживал, малец, что тайну его выдам. Что расскажу Екатерине Степановне про его опыты с магией.

Первые слова звучали обидно. Если вдовствующей княгине было чуточку простительно ее поведение, все-таки нервы за старшего сына, ревность, нелюбовь к невесте, то младшим я не планировала давать спуску за неуважение.

И не смогла.

Пожалела темноволосого юношу, безумно похожего на старшего брата. Словно я сама в его мать превратилась. Сочувствовала, корила, искала точки взаимодействия.

Карие глаза с таким страхом воззрились на меня, как парню не посочувствовать?

— Я не скажу, не парься.

— Не парься? — не понял Ярослав молодежный сленг.

— Нет причин кручиниться, — я пояснила и пожала плечами. — Не собираюсь выдавать твоих секретов, они меня не волнуют.

Брат Сергея оглянулся на дверь и прислушался к звукам. Я заверила, что створка заперта, и никто лишний, если меня не учитывать, в его комнату не заходил, и ничего странного не увидел.

— Я учил заклинания для поступления, — зачем-то произнес мальчишка. — Не сидеть же сиднем возле матушки.

Ярослав стыдился, но я, воспитанная в другом веке, в другой реальности, и ценившая любое образование, наоборот, похвалила юношу.

— Это замечательно. — И ведь не лукавила. — Но опасно. Надо отыскать тебе наставника перед поступлением. Мне жаль, что матушка боится тебя отпускать.

— Естественно, ты же от нас избавиться пытаешься, — заворчал Ярик.

В его фразочках ощущалось влияние семьи, и, конкретно, Полины. Я подозревала, что барышня провела беседу с младшеньким отпрыском, объяснила что-то про меня, заодно новых, лживых фактов набросала.

— Так ли это? — язвительно усмехнулась. — Свадьба с Сергеем была для меня таким же сюрпризом, как и для твоего брата...

— Ты пустышка, — завел младший Долгорукий упрямую и обидную песню.

— И полагаешь, что я мечтала вступить в семью, где меня будут презирать?

По-видимому, тот никогда не задавался вопросом, что девушку может не радовать выбор, сам жених и приказ о необходимой свадьбе.

— Не мечтала, — я продолжила, — у нас есть договоренность с Сергеем. Мы пока притираемся к друг другу, но рано или поздно, и я покину ваш дом.

— Невозможно, — заключил Ярослав. — Не бывает. Жены в усадьбах сидят и хозяйством занимаются. Ты быстрее мать из дома погонишь, чем сама уйдешь.

— Так просто никто не делал, — чуть дипломатичнее исправила его я. — И хватит, про меня. Твои колкости меня не ранят, привыкла. Ну, — уставилась на юношу, — а ты все еще хочешь в кадетку?

— Хочу.

— Значит, давай отыщем способ вместе, — добавила я миролюбиво. — А я не хочу сторониться всех новых родственников.

— Сторониться... — раздалось новое фырканье, но по взгляду догадалась, что я чем-то зацепила его, дала пищу для размышлений. — И чем ты можешь мне помочь? Без брата мое обучение никто не одобрит и не оплатит. Здесь ему решать.

— Ему, да, — согласилась, — разве он будет против, ежели ты вознамерился карьеру в армии делать?

— Будет, будет, — Ярослав с вымученным видом выдохнул. — Кто-то должен с маменькой остаться.

Какая женщина, моя свекровь. Оба сына будто телята на выпасе. Злятся, не хотят ей потворствовать, но она-то за сердце прихватится, то мигрень выдумает. В театр ей надо идти, а не вокруг наследников ворковать.

К тому же она была нестарой даже по меркам этого мира. Пожилой, благонравной, но способной на новые отношения и замужество. Красоту свою не растеряла.

— Знаешь, — проговорила задумчиво. — Без Сергея никто обучение не оплатит, и дом без его позволения ты не покинешь, а нанять тебе преподавателя мне вполне по силам.

Я и сама без средств не осталась. Федор щедро обеспечил, побоявшись, что Долгорукие начнут меня в чем-то ущемлять. Хоть в деньгах нужды нет, какие-то плюсы.

Мой собеседник торопливо поправил челку, потянулся вперед, а потом резко отстранился и осел. Словно хотел меня обнять и не смог. Велико влияние родственников.

Вряд ли я заработала любовь и симпатию у Ярослава, но первые шажочки в этом направлении были сделаны.

Заверив, даже поклянувшись парню, что завтра мы этим займемся, и гнев Екатерины Степановны меня нисколько не пугает, я покинула его спальню.

Повернулась к двери Полины, почти дотронулась до ручки, вдохновленная предыдущим успехом, и...

Остановилась.

Нет, с этой девушкой не время разбираться. В отличие от Ярослава, у которого все эмоции на лице написаны, сестра Сергея была хитрой лисицей. И довольно подлой, если честно.

Для нее доброта и радушие — знак моей слабости.

Вернувшись в свою комнату, выслушала речь Жени, что кабинет мой подготовили, кота накормили, а она больше никуда от меня не отлучится. И хотела простить горничную, не держать на ту зла, но чем дольше она извинения приносила, тем больше меня раздражала.

— Спасибо, — сдержала порыв грубо ее выгнать. — Приходи утром.

— Как прикажете, барыня, — присела Евгения в книксене и выскочила поскорее в коридор.

Дар подсказывал, что служанка боится меня и смущается. И поделом ей.

Проверив показания девушки, действительно удостоверилась, что рабочую комнату подготовила тщательно. Домашняя челядь осознала, что тихих подколок, намеков я не спущу, так что постарались все на славу.

Разобрали помещение, отмыли, повесили занавески новые, стол широкий поставили, а на него сгрузили счетные книги.

Вместо погружения в бухгалтерию я вышла на маленький, круглый балкон.

— Что? — Воланд дежурил рядом, ластившись у ног. — Чувствуешь себя главой Долгоруких? Поставила всех на место?

Совершенно нет. Все чужое, неприятное. Никто кроме котика и слова доброго не скажет. Да и дела в поместье меня занимают, чтобы просто в комнате не сидеть, и свекрови досадить.

Меня тянуло в лес, разросшийся между Бестужевыми и Долгорукими. Сердце замирало, когда я взглядом окидывала темные, хвойные верхушки.

И словно подтверждая мое сокровенное желание, где-то на опушке появилось золотое свечение. Сноп искр поднялся вверх.

Я и фамильяр переглянулись.

— Фея там, — взволнованно отметил хвостатый.

Загрузка...