Сверкающая надежда

34. Луна

Уэстон покинул бар, вернувшись из коридора с ванными комнатами для гостей. Любому, кто находился в баре с глазами на лоб, было очевидно, что эти двое подрались.

Когда Картер вышел с окровавленным носом, я подумала, что он, в общем-то, нажился, но когда я увидела его красную, распухшую руку и лицо Уэстона вскоре после этого, я уже не была так уверена. Губа Уэстона сильно кровоточила, а челюсть распухла.

Кровь с губы капала на его серую толстовку, и я с удовольствием побежал бы за ним.

Но я не могла выйти из бара и погнаться за Уэстоном, чтобы Ария не оттаскала меня за волосы. Картер передал пакет со льдом обратно бармену и поблагодарил его.

Я повернулась к нему, сидящему на табурете, и посмотрела на его запекшийся от крови нос.

— Ты в порядке?

— Да, я в порядке. — Он осторожно потрогал свой нос.

У меня язык горел от желания спросить, что случилось, почему они подрались и как там Уэстон, но я заставила себя не спрашивать об этом.

— Он засранец, Луна. Но, чтобы ты знала, он никогда не был так уязвим, как с тобой. Ты ему нравишься, поверь мне.

Я знала, что он засранец, но он не давал понять, что я ему нравлюсь.

А наоборот.

Чему же мне верить? Я ни о чем не думала, лишь бы не слышать этих слов от самого Уэстона.

Мне просто хотелось вернуться домой и забраться в свою постель.

— Увидимся.

Картер вернулся к остальным и сел на скамейку рядом с Генри.

Ария, Лэндон и я уже были настроены уходить, когда Картер и Уэстон вышли из коридора с окровавленными носами и губами.

После того как мы расплатились за выпивку и Ария попрощалась с Генри, мы покинули старое здание.

— Тебя подвезти? — Предложила Ария, когда мы уже попрощались с Лэндоном.

— Нет, все в порядке. Я перезвоню маме.

Я взяла в руки мобильный телефон, и на экране высветился пропущенный звонок от мамы.

— Дай мне знать, если что-то случится. — Сказала Ария, и я кивнула.

Прохладный ноябрьский воздух покрыл мою кожу мурашками, и я застегнула пальто до конца, прежде чем набрать мамин номер.

— Привет, Луни, наконец-то мы дозвонились друг до друга. Прошло несколько недель.

— Мам, тебя не было с субботы.

— Почти столько же. Как ты?

Как у меня дела? Хороший вопрос.

Кроме того, что я влюбилась в Уэстона, рассказала ему о папе и автокатастрофе, мы целовались в джакузи и в результате занялись сексом? Хорошо.

— Хорошо. Как Небраска?

К счастью, передо мной не было моей матери. Я ужасно умела врать, еще больше, когда приходилось говорить это человеку в лицо. Она купилась на это. Может быть, все дело в количестве выпитой за вечер текилы.

— Солнечно, но довольно прохладно. Я купила пальто здесь, в Небраске. — Восторгается она.

Я усмехнулась.

Несмотря на то, что она уехала только в субботу, я уже скучала по ней.

Поскольку мы временно жили у Синклеров, у нас почти не было времени поговорить. Я была рада, что у мамы появилась возможность полететь с Камилой, но это означало, что мы стали реже видеться.

Мама рассказала мне о парне, с которым познакомилась, еще несколько раз похвалилась шубой и сказала, что хочет сама приготовить пасту, которую ела в ресторане с Камилой.

Я бы рассказала столько же, сколько и она, но мне не хотелось. Мне просто нравилось ее слушать.

— Я буду тебя слушать. Береги себя. — Сказала она.

— Обязательно, мам.

Мы попрощались как раз вовремя, когда я выбежала на подъездную дорожку, а джип Уэстона уже стоял у подъезда.

Моя рука нащупала в боковом кармане пальто ключ от входной двери, и когда я почувствовала на пальцах прохладный металл, я вытащила кольцо с ключом и отперла дверь.

Телефонный звонок маме как-то успокоил меня и напомнил, что скоро мы будем жить не здесь, а в собственных четырех стенах.

Как и раньше, когда я взяла в руки платье и сапоги, было совершенно темно. Я включила свет и закрыла за собой дверь. В куртке и сапогах я прошла через кухню к лестнице, где на втором этаже выключила свет.

Я поставила туфли на место возле шкафа и положила пальто на кресло, после чего вошла в ванную.

Мне хотелось просто лечь в постель, закрыть глаза и забыть о прошедшем дне.

В ванной комнате на тумбочке лежали полотенца со следами крови, а рядом с ними — открытый пластырь и ножницы.

Во мне росло желание проверить его, спросить, как он себя чувствует и все ли в порядке после драки с Картером.

Я уставилась на ручку двери, которую нужно было повернуть, чтобы увидеть Уэстона.

Я осторожно прислонила ухо к двери, надеясь услышать что-нибудь.

Ничего.

Осознание того, что я чувствую к нему, было странным, и я жалела, что не могу подавить свои чувства к Уэстону так, как делала это раньше.

Вдруг ручка двери повернулась, и дверь открылась. В панике и шоке я снова сделала два шага назад и посмотрела в его глаза с красной поволокой.

Мой взгляд остановился на его губе, которая распухла и выглядела очень плохо. Его челюсть была обесцвечена зеленым цветом.

— Я сейчас все уберу. Пластырь просто не держится.

Уэстон поднял руку, показывая свернутый пластырь.

Он выглядел измученным, и мне было неприятно, что мне так жаль его, но лучше всего было бы просто выйти из ванной и не вмешиваться в его дела.

Что-то внутри меня сейчас не хотело ничего, кроме как обнять его до тех пор, пока я не стану пахнуть так же, как он.

— Ты можешь мне помочь?

— Мгм. — Медленно кивнула я, понимая, что теперь уже не смогу держаться от него на расстоянии.

— Садись.

Уэстон сел на край ванны, пока я смачивала мочалку и обрезала пластырь, чтобы он подходил к его ране.

И снова мы оба были в ванной комнате: он сидел на краю ванны, а я стояла между его ног и обрабатывала его рану. Разница была лишь в том, что с тех пор между нами многое произошло. Помогать ему было так глупо, и я понимала, что делаю себе только больнее.

Мочалкой, смоченной под струей теплой воды, я осторожно провела по ранке на его губе, чтобы стереть засохшую кровь. Свободной рукой я провела по его щеке, чтобы обработать порез на челюсти.

Мы не разговаривали. Между нами ничего не происходило, но в то же время внутри меня происходило так много всего.

Мое желание к Уэстону росло с каждой секундой, и это было так больно, потому что я знала, чего хочу я, и это было не то же самое, чего хотел он.

Я сняла защитную пленку с пластыря и приложила его к порезу на его челюсти.

Я старалась сосредоточиться на его ранах, а не на его глазах, наблюдающих за мной. Мое тело так сильно реагировало на его близость, и я чувствовала покалывание между ног и жжение в сердце одновременно. Я должна была защитить себя и создать дистанцию.

— Готово. — Пробормотала я, тут же отвернулась и положила пластыри и ножницы в ящик с коробкой, в которой находились лекарства.

Когда я повернулась, он стоял передо мной с обнаженным торсом, и я почувствовала, как впадина упирается мне в спину.

— Луна. — Тихо прошептал он мое имя.

Я не стала смотреть на него и снова потеряла себя в его глазах. Я сосредоточилась на полу в ванной. Кончики пальцев Уэстона коснулись моей руки. По коже побежали мурашки, и я сделала глубокий вдох.

Мое сердце бешено колотилось.

Он вызвал во мне столько чувств.

Слишком много, и я позволяла этому происходить снова и снова.

— Оставь это. Я поняла.

Мой пульс участился, и если бы он не перестал прикасаться ко мне, у меня бы здесь и сейчас произошла остановка сердца. Его рука переместилась с моей руки на спину. Уэстон придвинулся ко мне ближе, пока его лоб не уперся в мой.

— Я не могу выбросить тебя из головы, Луна. — Прошептал он, и я почувствовала его дыхание, пахнущее алкоголем, на своей коже.

— Уэстон, я не хочу больше ничего слышать. — Перебила я его. Все еще глядя вниз, я сосредоточилась на чем-то другом, а не на этих проклятых глазах.

— Послушай меня.

Его глубокий голос врезался в мою кожу, как в стену, заставив меня вздрогнуть.

Я посмотрела на него в эти глубокие темно-карие глаза, которые при дневном свете сияли, как янтарь.

Рука Уэстона прошлась по моей спине, и от кончиков его пальцев на моей коже кровь закипела в жилах. Уэстон нащупал концы лент, скреплявших платье.

Я не остановила его, хотя очень хотела.

Ведь даже если бы мы занялись сексом прямо здесь и сейчас, это не изменило бы ситуацию, а в ретроспективе причинило бы мне только еще большую боль.

Он потянул за ленту, и я почувствовала, как ослабли ремни на моей спине. Кончики наших носов соприкоснулись, и он ткнулся кончиком своего носа в мой.

Другой рукой он притянул мой таз ближе к себе, и я почувствовала, как его член упирается в мою киску, которая была слишком чувствительна к этому прикосновению.

Уэстон медленно провел кончиками пальцев по моей спине, все больше и больше ослабляя перекрещенные завязки. Я буду в полной заднице, если не покончу с этим между нами прямо сейчас.

— Уэстон. — Вздохнула я, называя его имя, чтобы защитить себя от того, что должно было произойти, и от ран, которые это оставит на моем сердце.

Это была просьба не потому, что я не хотела, а потому, что я не могла. Я так многого хочу, так многого от него. Смотреть на его лицо по утрам и изучать каждый миллиметр, мне бы никогда не надоело.

Но знать, что он не ответит взаимностью на все мои чувства к нему сразу — это как будто кто-то растоптал мое сердце.

Создавать дистанцию, эту близость с ним — это точно был неправильный путь.

Я громко задыхалась.

— Уэстон, остановись.

Он тут же убрал руки с моей спины и погасил нашу физическую близость, отступив на шаг назад.

— Послушай, Луна.

— Нет, Уэстон, послушай меня сейчас. — Хрипло сказала я.

Внутри меня поднялся жар.

Что-то во мне боялось этими словами разрушить что-то между мной и им, хотя этого никогда не было.

Во всяком случае, для него.

— Не говори мне, что ты не можешь выбросить меня из головы, это неправда. Я все понимаю. Это было один раз между нами, так что не играй со мной, Уэстон. Пожалуйста, не играй со мной. — Прошептала я последние слова.

Моя щека болела изнутри, столько раз я грызла ее зубами, чтобы скрыть дрожащую челюсть и спрятать от него, что я чувствую себя такой слабой перед ним.

Он попытался взять меня за руку, но я вырвала ее у него и побежала обратно в свою комнату, где, как только закрылась дверь, по моим щекам покатились слезы.

Влюбленность может быть такой прекрасной, и в то время как ты чувствуешь бабочек в животе, ты одновременно ощущаешь болезненный удар в сердце.

Никогда не будет нас.

Только он и я.

Как могло то, чего никогда не было, причинить такую боль?