Свет Илай

Глава 7

После всех этих драк, переправ, снов и раздумий, мне хотелось только одного — отдохнуть. Я поворочалась с боку на бок. Ага, вот чего мне не хватает — побольше сена под головой. И я, ухватив охапку сена, разложила его под головой. Но тут моя рука упёрлась в какой-то кожаный предмет с ремнями. Ну, конечно! Это был мой рюкзачок, верный спутник в моих скитаниях. Какая-то смутная мысль шевельнулась в голове. Ах, да! Кодовый замок. Как же мне его открыть? И я занялась разгадыванием шифра, пробуя комбинацию за комбинацией, но ничего не получалось. В конце концов, не выдержав этой тягомотины, я выговорила ему.

— Ну, вот что ты такой упертый, давай, открывайся, пора уже! — и крутанула колесики. И вдруг, замочек щёлкнул, и раскрылся! Давно бы так.

Что у нас тут?

Среди таких нужных вещей как кошелек и косметичка, лежал свернутый кусок ткани. Я аккуратно достала его и развернула.

Вот это да-а… Передо мной лежало целое сокровище! Небольшая диадема, несколько золотых колец и браслетов, колье. Все украшения были усыпаны мелкими и крупными красными камешками.

Вдоволь налюбовавшись этой красотой, я завернула всё обратно в ткань, и убрала свёрток в рюкзак.

Откуда у меня эти вещи?

Не помню! А надо вспомнить, сказала я сама себе и закрыла глаза…

…Я иду по красной дорожке среди толпы людей, по бокам идут два офицера с обнаженными мечами. Они должны следить, чтобы меня никто не обидел. Но вокруг только радостные лица и только добрые восторженные крики. Со всех сторон слышны крики:

— Принцесса, принцесса!

Мне под ноги бросают лепестки цветов. А следом, всего в трех шагах от меня, идут мама и папа. Я это точно знаю. Изредка кто-то из них бросает в толпу монетки. И крики, крики…

— Принцесса, принцесса.

Вдруг, кто-то больно ухватил меня за плечо, и я, ойкнув от боли, открыла глаза.

— Что развалилась, как принцесса. Вставать пора!

— Что?!

Я села на деревянную лавку электрички. Как я сюда попала? Ну, конечно же. Я бежала от омоновцев через окно и успела вскочить в электричку, решив уехать на лето к бабе Нюре, пока все не уляжется. И, вероятно, уснула. Я всегда засыпала под мерное постукивание колес.

И вот сейчас, тетки, пришедшие мыть вагоны, меня разбудили. Одна из них, громадная бабища, держала в полусогнутой руке десятилитровое ведро, которое казалось детской игрушкой в ее могучих руках.

Да это же Галина Вячеславовна, мама Савки Ишкина. Мы тогда училась в четвертом классе. Савва был хиленький, тщедушный парнишка. На физкультуре он висел на турнике, как мешок.

— Купите мальчику гантели, — посоветовал однажды физрук, — он у вас под весом собственного рюкзака падает.

Зачем в тот раз Галина Вячеславовна поперлась в райцентр — история умалчивает, но в райцентре она мелочиться не стала, зашла в «Спортивный», и купила сыну пару пудовых гирь. Сложила в спортивную сумку, и пошла по магазинам, прикупить колбаски, сыру и прочей бакалеи.

Когда Галина возвращалась домой, на станции полицейский попросил её поставить пакеты и сумки на рентгеновский интроскоп для досмотра.

На станции работала наша соседка, Людка Белкина, и в тот день, как раз, была её смена. Вот она то и рассказала всю дальнейшую историю, над которой смеялась вся деревня.

«Галина то наша перечить не стала. Пакеты с колбаской и другой снедью на ленту для проверки поставила, а вот сумка с гирями, крупой, да солью, на ленту не уместилась, и она ее на металлические ролики поставила. Аккуратненько так поставила. И пошла ждать, когда ее пакеты да сумка с обратной стороны покажутся. Стоит, ждет, когда сумка из-за черной занавески выкатится, а ее все нет и нет. Пакеты уже давно в руках, а сумки нет и нет.

Вот тут-то её терпение и кончилось. С пылающим от праведного гнева лицом, широко раздувая ноздри, она своей мощной грудью придавила к стенке полицейского, что за аппаратом сидел, уставилась на него своими глазищами и, потрясая своими пудовыми кулаками, потребовала.

— А ну, сказывай, где мои гантельки для сыночки? Учитель физкультуры велел, а то он у вас, говорит, хиленький. А ваш рентгент их сожрал. А ну, вертай их взад!

Мамочки родные! Что тут началось!

Полицейский, хоть и здоров был, а оторвать сумку от роликов не может, чтоб на ленту поставить. Тогда он по роликам докатил ее до ленты, и, как говорится, с божьей помощью впихнул ее внутрь аппарата. А когда сумку рентгеном просветило, то подошли еще двое полицейских. А потом еще. И ещё.

— Женщина, а гирьки то кому везете? — спрашивает Галину один, из вновь подошедших полицейских. Старший, коли судить по звёздочкам.

— Так, это, сынуле, — отвечает ему наша Галка, — он у меня уже в четвертом классе учится.

Так не поверите, бабы, ни один из них даже не улыбнулся. Зато всем отделением, раскрыв рты, они смотрели, как наша Галя сумочку с гирьками так легоненько подхватила и спокойно, ну прям, как ледокол по первому льду на осенней реке, сквозь толпу поплыла».

Как давно это было…

И вот, сейчас Галина Вячеславовна стояла передо мной.

— Дак, это ж Светка! Что ж ты, паскуда, на похороны бабки то не явилась? — напустилась она на меня.

— Какой бабки? — не поняла я, — Я к бабе Нюре на лето еду. Приехала, то есть. Да в дороге вот, уснула.

— Да похоронили ее, уже недели две как, — встряла еще одна тетка, и сразу юркнула за широкую спину Галины Вячеславовны.

А я пялилась на них, и ничего не понимала.

— Тетки, да вы чего? Да мы с бабушкой постоянно перезванивались… правда, в последнее время телефон у неё часто был не в зоне доступа, но так и раньше бывало. Просто бабушка не дружила с зарядками, и забывала, что телефон надо заряжать. Я, конечно, волновалась, но не сильно. Если что — у соседей мой номер есть, всегда можно было позвонить, сказать.

Среди теток, работающих в вагоне, я увидела маму моего друга Лешки, тетю Любу.

Слезы лились у нее по щекам.

— Света, так Леша тебе звонил. Сказать хотел. И сестра Анина тоже. Она и похороны организовала.

Тетя Люба замолчала, думая о чем-то своем, а потом опять обратилась ко мне.

— Света, ты из вагона пока выходи, мы сейчас с бабами закончим здесь, и домой поедем. Там, возле остановки, муж мой на машине меня ждёт. Да ты ж его знаешь. Ну, иди, иди.

Я шла по вагону к выходу, словно во сне. Куда-то, мимо меня, неслись слова баб.

— Как же она так, на похороны то не приехала?

— Может, правда не знала?

— Да Лизавета мне клялась, что позвонила девчонке, а та ей, дескать, сказала — она мне никто, не поеду, и не звони больше.

— Нет, ты, что хошь, Галина, говори, но я Светку знаю. Не могла она на похороны бабки не приехать. Одна она у нее…

Я, словно во сне, вышла на перрон, и пошла по тропинке к лесу. Кто-то схватил меня за руку.

— Ты куда, тут волки с зимы еще по лесу шастают, а уж сумерки.

Это был дядя Ваня, отец Лешки.

— Дядя Ваня… Я… Баба Нюра….

И уткнувшись носом в его куртку, я разрыдалась. Как же так? Баба Нюра, единственный родной мне в этой жизни человек. Единственный. И как же так, как так? Я даже не попрощалась…

Домой меня не пустили. Дядя Ваня с тетей Любой привезли меня сразу к себе. Тетя Люба усадила за стол, налила тарелку щей.

— Света, ты голодная, поди? Ты поешь.

Я даже не спрашивала, как все произошло. Они все рассказали сами.

Первым начал рассказ дядя Ваня.

— Понимаешь, Света, она вьюшку рано закрыла, и угорела, это бывает. Часто бывает.

Он говорил, что-то еще, но у меня, словно красной тряпкой замахали перед глазами.

— Дядя Ваня, она не могла! Не могла она угореть.

— Угорела, Света. Я сам читал заключение о смерти.

— Леша, — я схватила своего школьного друга за руку, — Леша, ты же помнишь, у нас нельзя полностью закрыть вьюшку. Бабушка всегда боялась угореть. У нее же вся семья угорела. Вся.

Дядя Ваня внимательно посмотрел на меня.

— А вот с этого момента, поподробнее, доченька, поподробнее.

— Так я про бабушкину семью почти ничего не знаю.

Рядом на стул присел Лешкин дед.

— А ты, дочка, про вьюшку расскажи. Почему не могла угореть, Анна то?

— Когда печку перебирали, это было лет семь тому назад, бабушка попросила печника вьюшку короче сделать, чтобы всю трубу не перекрывала. Тот — ни в какую! Говорит, тянуть будет сильно, выдувать тепло. Так мы потом сами три дырки проделали.

— Так уж и сами?

— Ну, я помогал, — сконфуженно признался Лешка.

— А пошто сразу не сказал? — нахмурился дед.

— Забыл я, деда, забыл. Давно это было.

— А почему мне не позвонили, почему мне не сказали? — Я никак не могла понять, почему мне не сообщили о смерти бабушки.

— Так, это, мы звонили, — дядя Ваня явно был чем-то смущен, — и сестра Нюры звонила.

И вдруг, о чем-то задумавшись, резко повернулся к Маше.

— Маша, ты же тоже звонила.

Машка Прилегина, она училась на два класса ниже нас с Лешкой, постоянно бегала за нами и сейчас смотрела на меня, поджав губы.

— Да, — немного помолчав, выдавила девчонка. — Я звонила, только телефон не отвечал.

— Маша, — Лешка нахмурил брови, — так, ты звонила?

— Я только раз набрала… я боялась, что Светка приедет,… и ты… опять за ней бегать начнешь. А потом тётя Лиза, сестра бабы Ани, сказала, что Света не приедет, что она не хочет приезжать.

— Машка, ты соображаешь, что ты несешь?

Они еще о чем-то разговаривали, спорили, а я тихонько проскользнула в сенки, и вышла на улицу.

Полнолуние. Луна громадным жёлтым шаром висела почти над самой головой, освещая улицу призрачным синеватым цветом. Я прошла два дома до родной калитки. Отворила, вошла во двор.

Мне было почему-то страшно, и я не пошла в дом, а пошла по огороду в нашу старую баньку. Несколько лет назад она совсем покосилась, и баба Нюра позвала соседа, глянуть, можно ли её отремонтировать, на что получила категорический вердикт — строить новую. Новую баню построили ближе к дому, а старая так и осталась на самом берегу озера. Сейчас меня, почему-то, неудержимо потянуло именно в старую баню. Тут было тихо и прохладно даже в самые жаркие дни. Я села на лавку и задумалась. Вот ведь как жизнь повернула. Была родная бабушка… и не осталось никого.

На окошке лежал огарок свечи, я запалила его и осмотрелась.

В дальнем углу полка что-то лежало. Странно. Что это может быть? Пожалуй, кроме меня тут никто и не бывал с тех пор, как построили новую. А я, точно, ничего не оставляла.

Любопытство взяло верх, и я потянула на себя сверток. Совсем небольшой, но довольно увесистый. Развернула ткань и… обомлела.

На куске ткани лежали украшения.

Маленькая диадема, несколько золотых колец и браслетов, колье. Все украшения были усыпаны мелкими и крупными красными камешками. Я разложила находку на лавке. Взяла одно из колец и попробовала надеть на палец. Маленькое.

И вдруг кольцо стало шире, наделось на палец и… пропало. Я даже по полу пошарила, подумав, что вот так пропасть оно не могло. Скорее всего — куда-то закатилось. Но куда? Я заглянула под настил. Земляной пол был чист.

Я опять завернула украшения в ткань, сняла с плеч рюкзачок и спрятала в него находку. Этот небольшой кожаный рюкзачок, с кодовым замочком, пару лет назад мне подарила бабушка. Он был почти совсем невесомый. Я, порой, даже забывала, что он висит у меня на спине. Обычно я набирала на замке мой любимый код — 325. Но сейчас, подумав, почему-то набрала другой — 523.

Возвращаться к Лешке не хотелось. Все будут жалеть, говорить «как же ты теперь», «совсем одна осталась». Мне вовсе не хотелось все это выслушивать. Хотелось просто побыть одной. Завтра уеду в город, попрошусь в общагу. Может, Калерия Аркадьевна найдет для меня местечко. Я положила голову на руки и уснула.

По моим расчетам мы отъехали от города километра на три, максимум на четыре, когда Старик остановил Зарему. Он явно нервничал, да и Эдрин был не в своей тарелке. Что произошло в городе, я не знала, но что-то явно произошло. Вот только что?..

В дорогу мы тронулись, едва переправившись на другой берег Саяжа. А в уже в полдень, проехав через городские ворота, прямиком направились в торговый квартал, и расположились на торговой площади. Таких повозок, как наша, тут было довольно много.

— Торговый день — пояснил мне Эдвин, и добавил, — Вета, ты от повозки далеко не отходи, а если вдруг кто незнакомый подсядет или подойдет и скажет — «Пора в путь», ты сразу на повозку и трогай. Из города выезжаем через Южные ворота. Все поняла?

— Конечно, — потупив глазки, ответила я. Как он мне надоел за последние дни с этими наставлениями. Каждый раз приезжая на торговую площадь мои спутники оставляли меня одну, а сами спешили по своим делам и каждый раз Эдвин говорил мне одно и тоже: «Если к тебе подойдет…», ну, и так далее… Но никто чужой мной ни разу не заинтересовался. Пару раз странную фразу произносил Старик, подходя ко мне, когда я глазела на уличных акробатов.

К торговым палаткам я старалась не соваться, да и денег у меня не было. Правда, в глубине телеги лежал мой рюкзачок, припрятанный там до поры до времени. Но продавать найденные в бане украшения я не горела желанием, да честно говоря и не верила, что камни в них настоящие, уж больно большими они были.

Миновав пару торговых рядов, я засмотрелась на кукольное представление. Злая тетка с чудовищной прической, очень смахивающей на корону, издевалась над маленькой племянницей, заставляя ту колдовать, чего девочка не умела. И, в конце концов, племянница умудрилась сбежать от тетки. Народ вокруг смеялся над куклами и в пол голоса комментировал представления. Я старалась вслушаться в слова зрителей, но, кроме «она» и «бедная сирота», понять в шуме ярмарки ничего не удалось.

В это время меня сильно толкнул Эдрин, и жеманно присел, изобразив что-то, вроде книксена.

— Ах, простите, — нарочито громко обратился он ко мне, и тихонько добавил, — пора в путь.

Мои брови удивлённо поползли вверх. Вот это номер! Чего это он вдруг? Я, ничего не понимая, пошла к повозке, где, крепко сжав вожжи, уже сидел обеспокоенный Яр, готовый в любой миг сорваться с места. Едва я присела рядом с ним, как с другой стороны на передок фургона вскочил Эдрин, и мы тронулись в путь, разгоняя криками зазевавшихся прохожих.

И Старик и Эдрин были явно чем-то обеспокоены. Так что остановка так близко от города, да еще и в самый разгар дня, была для меня очень необычна.

— Бивак ставим? — Не удержалась я от вопроса, теребя упряжь

— Подожди, Вета, — как от назойливой мухи отмахнулся от меня Яр. И я, надувшись, отвернулась, уставившись на дорогу, по которой мы только что проехали.

А дорога была совершенно пуста. Впрочем, это и понятно. Все кто спешил в город уже там, кто хотел уехать отправились в путь с утра по холодку. И только мы торчали посреди дороги, явно что-то выжидая. А вот и то, что мы, вероятно, ждем. Со стороны города, явно торопя лошадей, показались два всадника. Девочка, на вид лет 10, а делая поправку на местный возраст, ей около 12, и вояка, в немного помятой, но начищенной до блеска кирасе. Это воин многое повидал. Да и на девочке — дорогой дорожный костюм, с кружевными манжетами и пуговицами, в виде капелек крови.

Не доезжая до нас метров десяти, девочка резко натянула поводья, подняв лошадь на дыбы, ловко соскочила, и направилась к Яру, который, впрочем, и сам уже шёл к ней навстречу, немного отведя левую руку назад.

Я видела, как метко он с такого положения кидал короткие ножи, а в рукаве у него их целых три. Боится девочки? Вояка явно, что-то заподозрив, поднял правую руку, показывая, что его перчатка пуста. А девочка, глянув на Старика, развернулась, и подошла ко мне. Ещё раз пристально глянула на меня, и протянула конверт. Она не сводила с меня глаз. Какие странные глаза: круглый зрачок вдруг стал горизонтальным, а потом опять круглым. И длилось это всего одно мгновение. Но я увидала. А уже минуту спустя только клубы удаляющейся пыли напоминали о прошедшей на дороге встрече.

Ярс Эдрином переглянулись.

— Вета, открой конверт! А лучше — дай мне. — Яр протянул руку, а я поняла, скажи я ему сейчас «С какой это стати? Письмо мне дали», и он промолчит. Вот только уйдут и та непринужденность и доверие, которые сложились в наших отношениях. И что-то мягкое, нежное тоже уйдет.

Я протянула конверт. Яр повертел его в руках, аккуратно вскрыл, и достал лист плотной бумаги, на котором была написана лишь короткая фраза — «Мы непричастны» и перо какой-то птицы.

— И что она от нас хотела? — Не удержавшись, спросила я. Вот, только, лучше бы я этого не делала.

— Кто, она? — Удивленно посмотрел на меня Яр.

— Девочка… Которая конверт передала.

— Девочка? — Уже хором спросили меня Яр и Эдрин.

И я, медленно отходя от них, пока не уперлась спиной в борт повозки, подтвердила.

— Да, девочка, со странными глазами….

— Элика? — удивился Эдрин.

А вот Яр, спрятав в котомку на поясе и перо, и записку, приступил к форменному допросу. Причем, допрашивал он именно меня. А мне, прижавшейся спиной к борту нашей повозки, деваться было просто некуда. Да и куда бы я с подводной лодки? Без денег, без связей, одна в этом чужом мне мире.

— Вета, что ты сейчас видишь?

— Дорогу, поле, небо…

— Вета! Ты меня видишь?

— Конечно.

— И какой я?

— Злой.

— Вета!

— Очень злой.

— Опиши меня.

— Ну, я не знаю…

— Вета!

И меня прорвало, а что вы хотите, когда стоит такой красавчик и на тебя орет.

— Ты — гад, с черными прямыми волосами, собранными в хвост, синими, бездонными глазами, с маленьким шрамом в виде звездочки под левым глазом. Ты…

— Вета, подожди! — перебил меня Эдрин. — Яр, ты же говорил, что шрама не осталось, что лекарь его вылечил?

И вдруг, разряжая накаленную обстановку, громко расхохотался.

— Так ты это потому такую мину скорчила, когда я извинился, что толкнул тебя? Ну, там, на площади. Ты же должна была видеть меня в личине кухарки…

— Подождите, подождите, — прервал Яр его красноречие, и, обращаясь ко мне, спросил.

— А кто везет нашу повозку?

— Дракончик, такой миленький. И ест он вовсе не яблочки — повернулась я к Эдрину, — а мясо. А тогда на ярмарке, когда ты нас потерял, Зарема стащила окорок с соседней телеги. А ты потом переживал, что она голодная.

— Вета, получается, ты не видишь наложенные чары…. Это очень странно. Я всю дорогу хожу в личине старика, ну там седые волосы, пара шрамов. Эдрин — в личине юноши. Иногда, в зависимости от обстоятельств, мы меняем личины. Эдрин может быть кухаркой или богатым горожанином. У меня тоже пара личин имеется. Носить личину не просто. Надо быть этим человеком, говорить как он, думать как он и при этом оставаться собой. — Яр задумался и спустя несколько минут попросил.

— Опиши мне девочку.

— Девочка, как девочка. Лет двенадцати, глаза только странные. — Яр предостерегающе поднял руку и я замолчала не закончив фразы.

— Уши есть даже у травы — пояснил он. И, уже обращаясь к Эдрину, закончил, — Если Элин с Халином прислали Элику, то они…

— Они раскусили нас и догадались о цели визита.

— А мы с какой-то целью к ним приехали? О том, что у моих спутников есть какая-то цель и не просто так они колесят по стране, я естественно догадывалась, вот только, что это за цель, не имела ни малейшего представления. И эта тайна не давала мне покоя. И вот сейчас я попыталась ненавязчиво, как бы невзначай эту цель выяснить. Хотя я все таки примерно догадывалась о цели путешествия. Но Яр был начеку.

— Вета, это не наша тайна и открыть ее тебе, значит поставить тебя под удар. В нашем мире есть много способов узнать чужую тайну. Разговорить, напугать, околдовать, опоить.

Я обиделась. Просто обиделась и все. Конечно, я понимала, что это не моя тайна, но, в конце концов, мы вместе колесим по дорогам не один день. И все это время живем бок о бок, едим из одного котелка, да и вообще. А ребята стояли в стороне и о чем-то тихо разговаривали.

Друзья! Это мой первый роман, который я выкладываю на суд читателя. Мне очень важна обратная связь. Буду рада вашим комментариям.

Отдельная благодарность за подписку на автора