Свита падших богов: путь в Тир

Глава 10. Ловец губок

В деревню Чернозубый и компания пришли только утром. Тропинка, которая поначалу бодро повела их в правильном направлении, после выписывала кренделя и в какой-то момент начинала уводить их едва ли не в противоположном направлении. Не раз и не два Пульций, например, был готов вернуться, смирившись с безвозвратно потерянным временем, однако Чернозубый упрямо вел их за собой, и наконец они вышли к дороге, которую днем ранее одолел Азрик. Арцет указал им, где он находится, Чернозубый, памятуя прежние неудачи, кругом обошел постоялый двор, бросая шарик так и эдак. На этот раз ошибки быть не могло — мальчик действительно находился там.

На разведку послали Пульция и Кудру — оно осмотрелись изнутри и даже определили комнату, в которой находился Азрик — на втором этаже, над кухней. После этого оставалось лишь дождаться либо удобного момента для взлома, либо момента, когда он решит идти дальше, и перехватить его по дороге. Чернозубый и Рушка остались внутри, наблюдать за дверью, а Пульций и Кудра — на улице, приглядывали за внешней стеной, чтобы у мальца не было возможности смыться через крышу.

День обещал быть скучным — малец не вылезал из своей комнаты, деревенька жила своей сонной жизнью. Пульций аккуратно обрабатывал Кудру — рассказывал ему о злых духах, их кознях, опасности, от них исходящей, а также разных возможностях снять проклятье и необходимости довериться в этом деле именно ему и его господину. Кудра внимал и впитывал.

Вошедшая дюжая троица поначалу их внимания не привлекла — мало ли кто тут ходит. Но смотрели они в ту же сторону, а через минуту малец выглянул из своей комнаты. Выглянул, да и сразу захлопнул дверь — трое побежали по лестнице вверх, явно намереваясь его схватить.

Чернозубый ринулся за ними, Рушка свистнул переливисто и тоже выхватил кинжал. Троица затормозила, удивленно их разглядывая, тут в дверь ворвался Кудра, все понял и тоже ринулся вверх. Пульций замер внизу.

Разминуться на галерее было негде, так что все шестеро растянулись там, причем драться могли только двое. Рушка сцепился с последним в тройке, какое-то время они толкались, но тут не выдержали перила, раздался громкий треск, и они в обнимку рухнули на пол.

Чернозубый, выхватив кинжал, тут же ринулся на второго. Тот оказался в этих делах достаточно опытным — своего оружия у него не было, но он успел оторвать перемычку от сломавшихся перил и, орудуя ею как дубиной, не подпускал Чернозубого близко. Третий в это время яростно дергал дверь, которую малец, видимо, успел запереть изнутри.

Галерея угрожающе скрипела и раскачивалась, собираясь вскорости последовать за перилами вниз, на пол, где до сих пор возились Рушка и его соперник. Кудра стоял в полной растерянности — принять участие в схватке он не мог, мешала спина Чернозубого, да и сам он едва удерживал равновесие.

Чернозубый издал громкий вопль, резко наклонился и пошел в атаку. Противник крепко приложил его по темечку, но тот не обратил на это внимания — врезался головой ему в грудь и сильно толкнул. Тот попятился и столкнулся с первым, который тряс дверь, она как раз начала потихоньку отходить. Чернозубый, продолжая орать, наступал, размахивая кинжалом, побледневший Кудра стоял, изо всех сил держась за ручку другой двери — его конец галереи уже отходил от стены. Какое-то время он пытался удержаться, но тут что-то затрещало, и галерея окончательно рухнула — Кудра полетел вниз и разбил своим телом стол, в другом конце комнаты вместе с кучей пыли упали Чернозубый и оба его противника.

Их падение оказалось фатальным для Рушки — тот, что тряс дверь, приземлился прямо на него и, похоже, сломал ему шею. Счет жертвам сравнял Чернозубый, который, не растерявшись, воткнул кинжал лежавшего под ним противника. Так что встал он один — косматый, страшный, вопящий во все горло. Тот, что свалился на Рушку, с оставшимся в живых товарищем отступили к краю зала, вооружившись чем попало. Кудра, хромая и размахивая ножом, присоединился к своему главарю.

Пульций всю схватку простоял в ужасе, зажав уши руками. Но у него осталось достаточно присутствия духа, чтобы увидеть то, чего не видели сражающиеся — дверь в комнату мальчишки распахнулась, и стало ясно, что там его нет.

Противники медленно сближались, а Пульций, набравшись духу, выскользнул из зала на улицу. Он заметил бегущих к постоялому двору людей — скорее всего, подумалось ему, они будут не на стороне Чернозубого. Но его занимал мальчишка, и он побежал за угол.

Защелка легла ровно и плотно, но Азрик не тешил себя ложной надеждой — преследовали его люди явно не слабые, дверь высадят быстро, так что единственный путь к спасению — на крышу. Он обвязал мешок вокруг плеча и полез к раме. Руки тряслись. Толкнул еще и еще раз, открывая пошире. За дверью зашумели, но он не обращал на эти звуки внимания. Зацепился, подтянулся и полез дальше, проталкивая себя через узкую щель. На секунду мешок застрял, его окатила волна страха, он дернулся еще раз и наконец-то оказался снаружи.

На улице гулял ветер и собирался дождь — что было даже приятно, так как он уже взмок от волнения. Яростно извиваясь, он выполз на галерею. Встал на ней, держась за стену. Крыша была на уровне его шеи, на ней замерли двое — Папсуккаль, отвернувшийся, вроде как виноватый, и его недавний собеседник — франтоватый молодой мужчина, высокий, гибкий, с перекошенным лицом. Находчивость Азрика ему явно пришлась не по душе — он ругался вполголоса, потом вообще исчез.

Папсуккаль стоял на месте, смотрел в сторону. Азрик не обращал на него внимания — его полностью поглотила задача не упасть с совершенно разболтанной галереи — доски были гнилые и подламывались даже под его весом, перил практически не было.

Крыша соседнего дома была недалеко — можно было попробовать, разбежавшись, перепрыгнуть на нее. Азрик запыхтел, подтягиваясь, и кое-как вылез на крышу. Папсуккаль с беспокойством посмотрел на него.

— Не надо прыгать, разобьешься, — сказал он, уразумев, для чего Азрик отходит на противоположный край крыши.

— Отстань, — огрызнулся тот. — Первое, что я сделаю — это тебя самого разобью. На тысячу кусочков, — мстительно заявил он, видя выражение лица Папса.

Он примерился, разбежался и прыгнул.

Ему не повезло. Крыша была хилой, на ее краю оказалась не замеченная им выбоина. Он споткнулся и вместо того, чтобы полететь вперед, рухнул вниз. Галерея немного смягчила удар, хотя все равно он очень сильно ушибся, но не выдержала и обрушилась. Азрик полетел вниз.

Но до земли он не долетел, приземлившись в огромные руки великана, замеченного им ночью.

— Интересные подарки тут падают с небес, я тебе скажу! — голос у великана был, как ни странно, не громовой, а самый обычный. — И что это означает, спрашиваю я тебя?

— Чего? — пискнул перепуганный Азрик.

— Видишь ли, мой юный господин, — продолжал великан. — О нет, я вижу, что твоя нога повреждена и вот что я тебе скажу — тебе лучше оставаться там, где ты сейчас находишься.

Он легко приподнял Азрика, как-то странно, но довольно уютно умостил его у себя — словно соорудив колыбель из своих рук и груди — и широкими шагами пошел прочь от постоялого двора.

— Тебя, видимо, заинтересует, о каких подарках я тут толкую, — продолжил он, обращаясь к потерявшему дар речи Азрику. — А все просто. Ночь я, по некоторым житейским обстоятельствам, провел именно на этом постоялом дворе. И, знаешь ли, приснился мне сон. Некая странная женщина, вся в цветах и морской пене, странное сочетание, скажу я тебе — сообщила мне, что меня ждет подарок, и подарок этот упадет на меня с неба. Надо сказать, я не был этому рад — на рейде Тира такой подарок в виде молнии испепелил большой египетский корабль, я видел это своими глазами! Но я сказал себе — если тебе назначен подарок, то избежать его не удастся, поэтому все утро ходил по деревне и смотрел на небо. И вот дождался. Но что мне делать с таким подарком!? Кто ты, малыш?

В руках у великана было необыкновенно уютно и безопасно. А говорил он так чудно и быстро, что Азрик просто не успевал сообразить, что ему отвечать.

— Ну что же, я так скажу, подарок получен, значит ждать больше нечего. И меня больше ничего не держит в этом месте. Думаю, тебя тоже, как скажешь?

— Нет.

— Ну, тогда нам надо выбираться. Ты спрашиваешь, что я тут делал? Так уж вышло, что я родился здесь, вот прямо здесь, в этой деревне, в доме, которого сейчас нет. Маленьким, много лет назад, меня отдали в обучение в город Тир, а родители остались здесь, и вот они умерли. Да, я тебе скажу, это печально, но многие умирают. И вот я пришел и попрощался с ними, а в Тире принесу жертвы, чтобы им было чем питаться там, на другом берегу. И теперь я свободен и ни к чему не привязан, хотя, скажу тебе, родители — даже если ты с ними мало видишься — такая привязанность, от которой совсем не хочется избавляться.

Длинноногий великан, болтая, прошагал уже полдеревни. Азрик извернулся и заглянул ему за плечо — их никто не преследовал. Чудо, о значении которого ему даже не хотелось задумываться.

— За тобой кто-то гонится, маленький господин? Почему ты с такой опаской смотришь назад?

— Да… извините. Мне бы хотелось побыстрее покинуть это место. Я не знаю, почему, но какие-то люди хотят меня схватить.

— Ты сделал что-то плохое?

Великан чуть замедлился и внимательно посмотрел на Азрика. Тот замотал головой.

— Я не делал в жизни ничего плохого!

— Я верю тебе. И та женщина в моем сне была странной, но не была злой. Потому я помогу тебе.

Великан повертел головой и вдруг вошел прямо в стену — в ней оказалась дыра, не заметная снаружи.

— Это знаменитое место, здесь прячутся все местные мальчишки, — подмигнул ему великан. — Я схожу за своими вещами — их немного и они недалеко, так что ты не успеешь испугаться. А потом мы уйдем отсюда в Тир. Ты хочешь в Тир?

— Да!

— Вот и прекрасно.

Он снова подмигнул Азрику и исчез. Почти тут же появился Папсуккаль. При виде него Азрик полез в мешок.

— Ты чего это? — с беспокойством спросил тот.

— Сейчас узнаешь, — зло сказал Азрик. — Расколочу тебя на мелкие осколки! Предатель!

— Не надо! Как ты думаешь, кто тебе этого громилу послал?

Азрик замер со статуэткой в руке.

— Ты?

— Ну да, кто же еще!

— То есть эта странная женщина в листьях и пене…

— Женщина? В листьях? Ты чего несешь?

— Но зачем?! Ты же сдал меня этому… этим…

— Ну да… пришлось. А что мне было делать? Тут все так изменилось, и меня совсем не помнят, а когда я намекнул на то, что мы видели — они просто не оставили мне другого выхода! Но я его нашел!

— Не примазывайся, а?

Азрик покачал в руке статуэтку, ткнул ею в стену. Папсуккаль вздрогнул.

— Ты меня предал. Продал. Этим…

Папсуккаль разозлился.

— Хорошо. Бей. Давай, разбей! Лишишься моей помощи. Вас найдут хоть в Тире, хоть где. И что ты будешь делать без меня?

— Придумаю что-нибудь. А ты в любой момент можешь меня бросить или продать. Ты ведь это собирался делать?

Азрик размахнулся и посмотрел на Папса. Тот молчал.

— Что молчишь? Сказать нечего?

— Жду, что ты будешь делать.

— Я сейчас тебя разобью!

— Давай, бей!

Мальчик еще раз размахнулся.

— Тебе что пообещали за меня?

Папс вздохнул.

— Мне пообещали, что вытащат меня из этой… этого гроба.

Азрик посмотрел на статуэтку.

— Это что, гроб?

— А как его еще назвать? Я невесть сколько лет лежал в нем, был жив только потому, что вы, твое племя, молились мне. А я помогал вам, чем мог. Чтобы вы молились мне дальше. Предупреждал об опасности — если сам ее видел, подсказывал, куда идти, где вода, где лучше трава, советовал. Это я, великий глашатай Ашшура!

В его голосе были слезы.

— И вот мне повезло, мы попали под дождь арнума, он дал мне силы, он возродил меня! И что же? Я все равно привязан к этому… истукану! Я не могу уйти от него. Я ничего не могу с этим поделать!

— Ты же сказал, что тебе поможет твой друг.

— Не собирался он мне помогать! Да, я ошибся. Тебя хотели выпотрошить, а меня…

Азрик упрямо наклонил голову.

— Все равно. Значит ты бросишь меня и предашь, если кто-то пообещает тебя освободить. Так?

Папсуккаль склонил голову.

— Я не думаю, что это вообще возможно. А в качестве носителя ты меня вполне устраиваешь.

— Я не верю тебе!

— И что мне сделать, чтобы ты поверил?

— Поклянись!

— Боги не клянутся перед людьми.

— Значит ты будешь первым! Откуда я знаю, может ты выясняешь, где я, и стоит мне выйти, как меня схватят.

Ответом ему было только покачивание головы.

— Я не предам тебя, Азрик, — сказал Папсуккаль. — Я не клянусь тебе, потому что эта клятва не будет иметь никакого значения. Боги не клянутся людям. Но я обещаю тебе, что не сделаю тебе ничего плохого.

Азрику очень хотелось расколотить статуэтку об стену и никогда больше не видеть Папса. Но вместо этого он убрал ее обратно в мешок.

Снаружи послышался веселый голос.

— Я тебе скажу, ну и переполох тут, неужели из-за тебя? Давно такого не видел. Ничего, я знаю здесь пару тропок, по которым мы мигом от них удерем!

Они ушли по тропе, которую великан называл Козьей Задницей. Она начиналась с задов одного из домов, перебегала по шаткому мостику через глубокий овраг с текущим по дну ручьем и ныряла в глубокую расселину, по которой резво уходила вверх и вбок. Затем она выводила на седловину, а за ней открывался пологий спуск в следующую долину — узкую и прямую, как копье, всю заросшую лесом.

Чеснаб — так звали его нового знакомого — часть пути нес мальчика на руках, причем создавалось впечатление, что это ему вовсе не стоило никаких усилий. Тем не менее, Азрик старался идти сам — так было, в том числе, гораздо удобнее слушать.

Чеснаб говорил много и охотно, обильно перемежая рассказ фразами «скажу я тебе» и «если хочешь сказать». По его словам, он привык разговаривать сам с собой — по профессии он был ловцом губок и много времени проводил один, так как работал без напарника.

— В день получалось немало, — рассказывал он, — никто не мог собрать больше. И нырял я глубже других. Кроме меня столь же удачлив был еще один критянин, Галлен, ох и сильный, я тебе скажу, он был! Грудь — как бочка. Когда вдыхал — людям в лодке воздуха не хватало. Я был сильнее, но он ловчее и умел найти хорошее место, был у него нюх, хотя, скажу тебе, некоторые говорили, что он стакнулся с водяным духом. Тогда как раз утонул один рыбак, потом другой, и начали говорить, что этот Галлен так подстраивает — а они и впрямь пытались следовать за ним и промышлять на его полях. Сказали, что водяной дух помогает Галлену, а тот в благодарность топит для него других ловцов.

Больше всего суетились два брата Илькары, их у нас по цвету различали, один был вечно синий, потому как однажды едва выплыл из моря, воду из него смогли вылить, но он стал синий и совсем глухой, а второй красный, так как слишком много пил неразбавленного вина. Они пришли ко мне и предложили две драхмы и очищение в храме Астарты за то, что я утоплю Галлена.

Мне его убивать не хотелось, хотя, скажу тебе, связываться со злым духом совсем не стоит, даже ради хорошего сбора. Они сказали, что злой дух дал ему амулет, в виде звезды, он всегда носил его с собой. Скажу тебе — странный амулет, он его никому никогда не показывал. Только всякий раз перед тем, как нырнуть, он что-то вроде как этому амулету говорил. Вот Илькары говорят, что надо самого Галлена убить, амулет взять и отнести в храм Астарты. Тогда будет все хорошо.

Вот взял я две драхмы, да и разобрало меня любопытство. Сел я к Галлену в лодку, сказал — давай с тобой поплывем, разговор есть. Он молча на меня посмотрел, ничего не сказал — хотя, скажу тебе, за словом в карман не лез. Да, не лез. Но вот он молча выгреб в море, далеко, дальше, чем обычно плаваем.

Тут я и сказал, что негоже с духом такие уговоры вести и что решено его принести в жертву. А братья-то Илькары, скажу тебе, очень хотели с нами поплыть, но зачем они мне? Видели они, как мы ушли в море, погребли за нами — да куда им, отстали, и нету их. Если хочешь сказать, слабаки они были, и завистники к тому.

Вот Галлен выслушал меня, побледнел, да и сказал, что вовсе не злой дух ему помогает, а добрый, и никого он не топил никогда. Рассказал, что когда-то давно, еще на Крите, спас маленькую девочку, которая тонула в шторм, сам чуть не погиб, но спас. Скажу тебе, верю, здоровый он был мужик. Так вот, когда он уже перебрался к нам, во сне явилась к нему такая вся красавица и говорит: «Ты спас мою дочь, и в благодарность я тебе даю удачу!». На следующий день он пошел к банке, нырнул и выудил необыкновенную раковину — с шестью лучами и с правым завитком. Я тебе скажу, редкость это необыкновенная. И она стала его амулетом: с тех пор как ни нырнет, так у него полная сетка.

Та женщина, что во сне к нему пришла, очень ему по душе пришлась, говорит, каждую ночь ее призывал, и один раз она к нему сошла на ложе. Но только один раз. Вот такие чудеса. А то, что кто-то топит ловцов, в том его вины нет.

Я тебе скажу, ему поверил. Спросил только дать посмотреть на ту раковину. Он как-то долго на меня смотрел, внимательно, но потом снял ее с шеи и дал мне. Я скажу тебе, красивая была раковина. Гладкая, разноцветная, в руке лежала хорошо. Я ее погладил, а только тут Галлен меня по голове веслом ударил.

Он бы меня убил, я тебе скажу, но мне повезло: я наклонился послушать шум из жерла, если бы прямо стоял, он бы мне голову раскроил. А так — рука только отнялась, по плечу попал. Такое меня зло взяло, я тебе скажу, что я размахнулся изо всех сил, да и зашвырнул его раковину в море.

Она когда летела — закричала, правду говорю. И Галлен закричал, страшно так — весло бросил, на меня не смотрел, глаза выпучил — орет, орет, орет — и потом бух, и нырнул. И все, больше его не видел никто, хотя я там долго пробыл. Все его звал, кричал. Но нет, ушел за раковиной.

И вот я тебе скажу, после того, как я вернулся, всем все рассказал. Илькары потребовали одну драхму взад, так как я раковину не принес, и им в храм нести нечего. Я их обоих вздул, а той ночью ко мне пришла женщина.

Она была сердита, я тебе скажу, очень сердита. Сказала, что мне с тех пор не будет удачи в промысле. Что я поступил неправильно и буду наказан. И еще много чего говорила. А я только смотрел и слушал.

Вот и все, с тех пор нет мне удачи. Две недели выходил на промысел — ничего, а вот лодку разбил и все снасти потерял. Я и не знаю, что мне делать. Если бы я того Галлена сам убил — надо очиститься, тут я знаю. Но я же его пальцем не тронул.

— Спроси у него, — невесть откуда возник Папсуккаль. — Когда это было?

— Как давно это было?

— Как давно? Я тебе скажу. Через семь дней после весеннего солнцестояния, вот как давно.

— А как он оказался здесь?

— Что привело тебя, ловца губок, в горы?

— Я уже говорил. Отсюда я родом, здесь жили мои родители. Они умерли, и я пришел воздать им последние почести.

— А та женщина, что пришла к тебе и рассказала про меня, она была похожа на ту, что лишила тебя удачи? — спросил Азрик.

— Нет, — уверенно ответил Чеснаб. — Та, что сказала про подарок, была доброй.