На этот раз Долговязый и Рушка, несмотря на бессонную ночь, не сплоховали и отряд заметили загодя. Все затаились за холмом, только Чернозубый и Веревка спрятались на гребне. Их не заметили: они насчитали пятнадцать человек стражи плюс пятеро в цивильном, видимо, сам купец и его люди. Мальца с ними явно не было. Они сильно торопились и быстро скрылись с виду.
Перед отправлением Чернозубый метнул арцет — тот покатился по дуге, но направление читалось хорошо. Пульций был прав, еще немного — и сила Аполлона переборет, и они снова смогут им пользоваться.
Чтобы не привлекать внимания, Чернозубый разделил отряд. Долговязый и Рушка все так же были впереди, сам он с Пульцием и Веревкой шли по дороге, чуть приотстав, а остальных он заставил уйти за холмы и идти вдоль дороги, с тем, чтобы войти в Инеру совсем с другого направления. Оружие все попрятали по мешкам и котомкам.
Его предосторожность оказалась не лишней — дорога, вчера пустынная, сегодня была оживленной. Видимо, сказалось то, что по ней с утра проследовал вооруженный отряд — многие его видели и это стало сигналом о полной безопасности. По двое, по трое и целыми караванами, купцы и простые селяне, везущие товар на продажу в Бин и дальше на юг, в Палестину. Некоторые окидывали их компанию подозрительным взглядом, некоторые приветливо здоровались, Чернозубый же сохранял важный вид и каменное выражение лица. Пульций тоже приосанился, так что выглядело это со стороны, словно двое крепких молодчиков сопровождают какого-то мелкого чиновника, который для экономии путешествует пешком.
Вскорости показалось селение. Точкой сбора был постоялый двор на окраине. Долговязый пошел выяснять, где останавливался купец Энимилки, остальные собрались во внутреннем дворе: хозяин был старым знакомцем Веревки, так что пустил их, мрачно зыркнув лишь на Пульция, явно выбивающегося из компании.
Поели сытной бобовой похлебки, потом сидели в тени, кемаря и попивая пиво, дожидаясь Долговязого. Тот появился сильно после полудня.
— Ну что, нашел?
— Дай поесть человеку, — отозвался Долговязый.
— Ешь, человек, — сказал Чернозубый. — Но сначала скажи — нашел?
Долговязый кивнул и заработал челюстями. Все терпеливо ждали. Насытившись и сделав добрый глоток, Долговязый начал.
— Не так-то все было и просто. Тут переполох страшный. Несколько дней назад загорелся храм Юпитера — сам собой. А сегодня с утра в храме Мелькарта — то огонь потухнет, то жрец вдруг голос потеряет, то еще что-то. Народ волнуется…
— Когда, говоришь, храм Юпитера сгорел? — спросил Чернозубый.
— Пять дней назад, — отрапортовал Долговязый.
— Понятно… а что малец?
— Живет он в доме на Западной стороне. Дом большой, но на стену забраться можно, я все осмотрел. Сейчас там трое — двое слуг и он. Но тут вот какое дело…
— Чего еще?
— Купец, у которого он живет, это Энимилки. Сын Азимилки.
Воцарилось молчание, которое, повернувшись к Пульцию, прервал Чернозубый.
— Простой, говорите, пастушок из куртиев? И живет сейчас в доме одного из богатейших людей Сирии?
— Не просто живет! — поддакнул Долговязый. — Живет как хозяин! Я там с одной женщиной поговорил, она им стирает белье. Говорит, они баню вместе с хозяином принимали. И с Зумой… — Долговязый многозначительно замолчал.
— И Зума здесь, — пробормотал Чернозубый. — То-то мне один из всадников показался знакомым. — Он снова обратился к Пульцию. — Ты слышал. Что скажешь?
Пульций то краснел, то бледнел. Ответил срывающимся голосом.
— Откуда мне знать? Ты же все видел! Он из куртиев, их стоянку мы разорили. Там узнали, кто он и как зовут. Оттуда шли за ним.
— Я так думаю, — веско сказал Веревка, — что перепутали мы. Арцет не работает, а сюда мы кинулись только потому, что нам о том Казз напел. А почему он напел — потому, что от нас хотел избавиться. Понятно же.
— А где наш малец?
— Бродит где-то по холмам.
— Арцет почти работает, — ломая руки почти простонал Пульций. — Вы же видели! Сначала круг, а сейчас почти прямо!
Чернозубый вытащил шарик. Бросали его несколько раз, в разные стороны — он катился в одну, правда, по довольно извилистой траектории.
— На дом показывает? — спросил Чернозубый.
Долговязый пожал плечами.
— Ну, в общем и целом можно сказать — да, на этот самый дом.
Веревка упорствовал.
— Вы сами можете поверить в историю Казза? Что купец просто взял и одарил первого попавшегося бродягу?
— Ну, мало ли… может, он его околдовал?
— А чего он нас тогда не околдовал сразу?
Чернозубый задумался.
— Ты к чему вообще ведешь?
— Надо ж понять… если мы сейчас заберемся в дом Энимилки и Зума про то узнает — нас же он со света сживет!
Чернозубый крепко задумался, потом повернулся к Пульцию.
— Что скажешь, секретарь? Надо твоего жреца вызывать!
— Не надо никого вызывать, — плачущим голосом сказал Пульций. — Надо просто узнать… слуги же там, еще кто-то… можно же узнать, как этот купец с мальчишкой столкнулся, что один другому сказал. Может, мальчишка его обманул! И еще…
— Чего?
Пульций замахал на него руками.
— Подожди, я тут подумал… вот у нас арцет, так? Он на него указывал, потом перестал. Сейчас снова. А почему так?
— И почему?
— Кто-то ему помогает, вот почему! Кто-то могущественный…
— А надо нам ссориться с этим, могущественным? — подал голос Долговязый.
— А тут все просто, — заторопился Пульций. — То, что мы за ним гонимся, он понял давно. Если бы имел силу, достаточную для того, чтобы нам противостоять — давно бы ее применил! Но ее нет. И мальчишка убегает. А сил хватает на то, чтобы арцет сломать или купца какого охмурить…
— Это еще хуже, — сказал Веревка. — Если он охмурил сына Азимилки и живет в его доме, и находится под его защитой… я не подписывался враждовать с Зумой. Кто-то этого хочет?
Веревка обвел глазами компанию, все отводили глаза.
— Чего-то ты разговорился, Веревка, — тихо сказал Чернозубый.
Тот вздрогнул.
— Чернозубый, ты меня знаешь! Я без какого-то…
— Я тебя знаю Веревка, вот и удивляюсь, — так же тихо продолжал Чернозубый. — Ты решил сам решать — куда идем, зачем идем?
— Ты что? Я ничего такого…
— А раз ничего такого — можешь заткнуться, понял? Я тут решаю. Решу — пойдем хоть против Энимилки, хоть против кого угодно. Или ты не согласен?
Веревка отступил, глаза его бегали.
— Чернозубый, тебе решать. Как ты решишь, так и будет! Но…
— Давай без «но», — еще тише сказал главарь. — Мне не нравится это вот твое «но».
Веревка, знающий нрав Чернозубого, молча сел. Чернозубый, наоборот, поднялся. Глаза его горели.
— Пока ничего делать не будем. Рушка, Долговязый, идите к дому и дежурьте около него. Если малец куда пойдет — один за ним, второй ко мне, сюда, сразу же. Ждем вечера, там решим, что и как. Ты, секретарь…
Пульций встал, руки его тряслись, глаза смотрели с испугом.
— Сейчас напишешь письмо своему жрецу. Вместе напишем, вдруг ты забудешь чего. Потом с Кудрой пойдешь к своим, побеседуй там с ними, выясни, что случилось. Заодно узнай, едет ли кто в Дамаск, если что — заплати. Отправим весточку. Мы пока здесь останемся. Веревка?!
Тот вскочил.
— Сходи к хозяину, пусть еще пива принесет.
Храм Юпитера — бывший храм Юпитера — представлял собой мешанину обугленных камней, из которых торчали две наполовину уцелевшие колонны. Пульций осторожно обошел его — судя по всему, пламя яростнее всего пылало в центральной его части.
Неподалеку от входа несколько человек сложили из камней какое-то подобие алтаря. На нем лежала связка хвороста, обильно политая маслом. Один из них пытался высечь огонь, ударяя железной полосой о камень. Искры сыпались обильно, но хворост даже не думал воспламеняться.
Двое других пытались петь гимн, но выходило у них плохо. То один, то другой выбивались из лада и непременно спотыкались на имени Юпитера или его атрибутах, а то и начинали петь совершенно разный текст.
Рядом с ними молчаливым полукругом стояло человек десять.
Пульций подошел к ним, немного послушал, потом тихо спросил, что тут происходит. Ему повезло — он наткнулся на очень словоохотливого человека, как выяснилось, грека, местного кожевенных дел мастера. Тот подробно описал Пульцию, как во время дневной службы вдруг из жертвенника прямо вверх ударило пламя, от которого «занялись даже камни», раздался гул, а алтарь буквально разлетелся вдребезги, поранив многих, а жреца просто лишив головы. После этого стены зашатались, и люди едва успели выскочить, как все здание рухнуло, а сверху еще и прилетело несколько молний. От них начался пожар, причем пожар странный — несмотря на то, что в самом храме было немало амфор с маслом, они почти не пострадали, их до сих пор извлекают наружу, многие даже не побились. Нет, горели камни, колонны, кирпичи, из которых он был сложен.
Пульций спросил, что они делают сейчас. Его собеседник сказал, что они пытаются восстановить жертвоприношения, спросить у богов, чем жители Инеры их прогневали, что им сделать, чтобы вернуть к себе их расположение. Они готовы принести богатые жертвы, он сам не пожалеет быка, но вот только боги никак не внимают их мольбам. С тех пор, как закончился пожар, они пытаются воззвать к богам, и так пробуют, и эдак, но ничего не получается.
Дело осложняется тем, что в Инере три храма, и из них два принадлежат другим богам, Астарте и Мелькарту, и у них-то как раз все в полном порядке. В них, рассказал Арнидам — так звали кожевника — все шло как надо, и очень многие стали ходить туда и взывать к чужим богам. Правда, напирают на то, что в храме Мелькарта они тем не менее взывают к Геркулесу, а в храме Астартык Венере, но про себя, а не вслух — тамошние настоятели следят за этим очень строго. Хотя, по словам Арнидама в храм Мелькарта сейчас тоже какой-то раздрай, но ему далеко до того хаоса, который боги ниспослали на них.
Под конец Пульций поинтересовался, сообщали ли они в ближайшую коллегию, на что Арнидам сказал, что несколько дней они в надежде, что все вернется на круги своя само собой, ничего никому не сообщали, но сейчас посылают в Дамаск гонца с подробным описанием произошедшего. Эта новость Пульция порадовала. Он прошел к этому гонцу, представился, сказав, что является секретарем члена коллегии Аполлинора, гарантирует его внимание и помощь, и передал для него письмо.
До вечера из дома никто не выходил, кроме одного старого раба. Он отлучался ненадолго, видимо на базар, так как возвратился с парой битком набитых корзин. Еще приходила прачка, но скорее поговорить, так как вышла ни с чем. Больше никто, по выражению Долговязого, носа из дома не высовывал.
Чернозубый до вечера сидел и пил пиво. Глаза у него становились красными, сам он дышал тяжело, голос становился тише — вся его шайка старалась лишний раз не попадаться ему на глаза. Кто-то пытался отоспаться, кто-то играл в камни, в общем, занимали себя кто как мог.
Вернулся Пульций, рассказал Чернозубому все, что услышал. Тот только кивнул.
Наконец стемнело. Чернозубый, ни слова не говоря, встал, вынул из мешка длинный кинжал и спрятал его под одежду. Это послужило сигналом — вооружились все, кроме Пульция. У того просто ничего не было.
Улица была темна — только в отдалении горели смоляные бочки. Старик загодя опустил ставни, ни искорки света не проникало из дома наружу. Чернозубый постоял перед домом, потом швырнул арцет. Тот прокатился и указал на дом.
Долговязый и Веревка подошли к стене. Веревка присел, Долговязый наступил ему на спину и легко вскарабкался на стену, будучи на самом верху протянул руку — Веревка схватился за нее и, в свою очередь, оказался наверху. Немного повозившись, они спрыгнули вниз. Через несколько минут распахнулась входная дверь, из нее выглянул Долговязый, махнул рукой. Все вошли.
— Старик в комнате налево, с ним Веревка, — тихо сказал Долговязый.
Чернозубый махнул рукой. Трое сорвались и побежали по лестнице вверх, остальные рассыпались по первому этажу. Пульций, переминаясь с ноги на ногу, стоял на месте, тоскливо озираясь.
Через несколько минут все снова собрались внизу. Дом был пуст, кроме старика никого в нем не было.
Глаза Чернозубого налились кровью.
— Как тебя зовут? — спросил он старика.
— Гурр, — спокойно ответил тот. Его лоб рассекала рана, это постарался Веревка при их первой встрече.
— Где мальчишка?
— Какой мальчишка?
Чернозубый мигнул, Веревка с размаху ударил Гурра в живот кулаком. Тот согнулся, опустился на колени, шумно глотая воздух.
— Я тебя на костре поджарю, если будешь мне голову морочить, — тщательно выговаривая слова, сказал Чернозубый. — Где мальчишка?
Гурр хорошо рассчитал свои силы. Веревка обыскал его небрежно, видимо, его обманули возраст и худоба. И поплатился за это — из рукава старика появился кинжал и до самой гарды вошел в живот разбойника. Веревка выпучил глаза, сделал медленный шаг вперед, поднял руки и навалился на старика.
Гурр успел вытащить кинжал, но не успел снова его применить. У Кудры была дубинка, и он достал ею старика по голове. Тот упал, кинжал звякнул об каменный пол. Веревка отвалился от него, суча ногами, по комнате разносился резкий запах.
Чернозубый выхватил свой кинжал и набросился на Гурра. Он наносил удары с размаха, шипя и ругаясь, во все стороны летела кровь. Вся его шайка опасливо отступила от него подальше.
Наконец он, весь забрызганный кровью, отвалился от искромсанного тела. Смотрел мутно, словно ничего не видя. Потом встал, шатаясь, подошел к Пульцию. Тот затрясся, Чернозубый схватил его за горло.
— Ну и что твой арцет? Видел, куда он показал? И что теперь?
— Брось его еще раз, — прохрипел полузадушенный Пульций.
— Брошу, — тихо сказал Чернозубый. — Брошу в последний раз. А потом прирежу тебя, как свинью. Обещаю.
Он отшвырнул от себя Пульция, тот без сил — его не держали ноги — повалился на пол. Чернозубый вынул из кармана арцет, пару раз подбросил его и кинул в сторону двери.
Шарик, как только коснулся пола, изменил направление, покатился к стене и уперся в нее.
— Он что, в саду? — спросил кто-то.
— Нету его там, и не было, — обиженно сказал Долговязый. — В первую очередь там проверили.
— Пошли, — коротко сказал Чернозубый.
Все вышли в сад. Чернозубый снова кинул шарик — тот уверенно покатился к стене.
— Что это значит? — Все повернулись к Пульцию.
— То и значит, — опасливо поглядывая на Чернозубого, сказал секретарь. — Он не в доме. Он давно уехал из Инеры — видимо, еще утром, до того как мы сюда пришли. И сейчас направляется куда-то, но случайно это направление совпадает с направлением на дом. Поняли вы?
— Поняли, — выдохнул Чернозубый. Он посмотрел на кинжал, который все еще держал в руке, и сделал шаг к Пульцию. Тот взвизгнул и отпрянул от него.
— Не надо, — сказал Долговязый.
Чернозубый развернулся к нему.
— Ты, арабский недоносок, мне указывать будешь?
— Никто в мире не будет тебе указывать, — ответил тот спокойно. — Ни один из нас — это точно. Даже арабский недоносок.
Чернозубый стоял перед ним, кинжал покачивался в его руках.
— И что?
Долговязый пожал плечами.
— Все.
Кинжал поднялся на уровень глаз, но потом слегка задрожал и опустился. Чернозубый потер рукой лицо, потом посмотрел на ладонь — она была вся в крови.
— Надо умыться, — глухо сказал он. — Всем. Потом пошарьте по дому, но берите только монеты и мелочи. По-крупному времени нет, и тащить ничего с собой не будем. Осмотрите все. Потом поедим, все тут спалим и пойдем. Веревка! — он осекся, с шипеньем втянул в себя воздух. — Как там тебя… Долговязый! Куда это арцет показывает?
— Сдается мне, что малец пошел в Тир.
— Ну значит и мы туда.
Денег они не нашли, Энимилки не держал их на виду, а раскапывать тайники у шайки времени не было. Но им повезло в другом — Рушка перерыл корзину с бельем и обнаружил там старые рубашку и сумку Азрика.
Энимилки не собирался гоняться за Каззом — благодаря Азрику он знал, где тот прячется. Не заходя в храм к Мербалу, он отправился прямиком в долину Араа и достиг ее к вечеру этого же дня. Казз не выставил дозоров, уверенный, что Энимилки начнет поиски от храма и постоялого двора и что Мербал предупредит его в случае опасности.
Атаковали под утро, когда бандиты крепко спали. Сопротивления практически не было, половина сдалась сама, остальные помахали мечами только для проформы. Только Казз и пара его подручных отбивались бешено, но у них не было ни единого шанса против Зумы. Казз в итоге был ранен, но взят живым. Все добро Энимилки — и не только его — оказалось в сохранности, бандиты не успели даже распаковать тюки.
Казз винил во всех своих бедах Мербала и разливался соловьем, надеясь на снисхождение. Энимилки был счастлив поквитаться с давним врагом, и хотя покровители Мербала были сильны, проблемы жрецу были обеспечены.
— А где товар, что ты захватил с мальчишкой? — спросил наконец бандита Энимилки.
— Какой еще товар, какого мальчишки? — угрюмо переспросил его Казз.
— Несколько дней назад ты захватил караван, с ним — мальчика, перса, по имени Арибардан. Хотел за него взять выкуп. Мальчик сбежал, я его встретил.
Бандит вытаращил глаза.
— Никого я не захватывал, никакого мальчишки, ни за кого не собирался брать выкупа! Клянусь всеми богами!
Зума врезал ему под ребра, Казз скривился.
— Я вам правду говорю! Спросите кого хотите! Никаких мальчишек не захватывал, никто от меня не убегал. А если это тот малец, которого Чернозубый ищет…
Старый бандит не видел никаких причин выгораживать Чернозубого и рассказал все. Внимательно его выслушав, купец и его помощник недолго переговорили. Энимилки остался с отрядом, а Зума и несколько стражников во весь опор поскакали обратно в Инеру.
Дом пылал сильно и жарко. Вся шайка быстро ушла с улиц и заняла один из пустующих полуразрушенных домов на окраине Инеры. Чернозубый был мрачен, к нему никто не осмеливался сунуться.
В доме он выбрал участок пола поровнее и бросил арцет. Тот покатился в сторону. Чернозубый посмотрел на Долговязого.
— Дорога в Тир, — коротко сказал тот.
Пульций осмелился подать голос.
— Надо догонять… у него целый день форы, и идет он явно не пешком сейчас…
Чернозубый только цыкнул на него. Сел у стены, погрузился в раздумья.
— Дорога в Тир, — через некоторое время сказал он, — для нас опасна. Там сейчас куча народу бродит. И нас заметят, и сделать ничего не сможем. Особенно раз он знает, что мы за ним идем.
Все молчали, только Пульций поерзал, но рта раскрывать не стал.
— Можно попробовать перехватить его перед Тиром или в самом Тире. Там это будет проще. Для этого нужно идти другой дорогой, через вырубки. И идти быстро. Судя по всему, малецтоже торопится.
— Куда торопится? — спросил Долговязый.
— Не знаю. И знать не хочу. Мне он нужен, я должен сдать его Аполлинору и получить свою плату.
— И еще…
— Чего еще?! — Чернозубый вскочил на ноги, рука легла на пояс с кинжалом. Его трясло, глаза налились кровью. Долговязый поднял обе руки.
— Я вот про что. Мы тут выяснили, что с мальцом кто-то или что-то есть. Что ему помогает. Так? Вот как с этим быть?
— Не страшно, — быстро ответил Пульций. — После того, как приведем этого парня в Дамаск, Аполлинор проведет обряд очищения. Мы получим прощение от богов. Так что волноваться об этом не стоит.
— Ну ладно, — мирно сказал Долговязый. — А…
Чернозубый надвинулся на него, тот попятился.
— Я про Энимилки, — быстро сказал он. — И Зуму. На них наше очищение сработает? Мы ведь его дом спалили, амалец вроде как под его покровительством.
Все почему-то снова посмотрели на Пульция. Тот развел руками.
— У господина Аполлинора большие возможности и большие связи. Возможно он поможет и в этом.
— Для него стараемся, — буркнул себе под нос Чернозубый. — Хотя мне, например, уже хочется самому этого мальца схватить поскорее.
Его большие ладони сделали движение, недвусмысленно показывающее, ради чего ему нужен малец. Пульций подскочил.
— Этот парень нам нужен живым, только живым!
— Конечно живым, — мирно ответил Чернозубый. Ладони его словно что-то перетирали. — Но ведь не здоровым, правда?
Пульций растерянно пожал плечами.
— Я не знаю.
— А я знаю. Господину твоему Аполлинору малец нужен для того, чтобы кое-что у него выяснить, да потом представить своему патрону, так? То есть нужен его язык и еще кое-что. Остальное не нужно, так?
Чернозубый наступал, размахивая руками, Пульций изо всех сил вжимался в стену.
— Так?!!
— Да, так!
— Хорошо, — Чернозубый вдруг успокоился. — Сейчас отдыхаем, утром выступим. Долговязый, поведешь через вырубки.
— Кто-нибудь наверняка пошлет к Зуме, сказать, что дом сгорел, — несмело сказал Кудра. — Они…
— Утром пошлет, черт знает, сколько там его искать будут, не раньше завтрашнего вечера найдут. Так что у нас день-два есть. Нас тут никто не видел, так что — все нормально.
Зума примчался в Инеру через час после отбытия Чернозубого с шайкой. У него, естественно, были свои источники, так что не прошло и часа, как он знал, что мальчик в сопровождении Зеба отправился в Тир рано утром. Потом ему доложили, про странную компанию, проявлявшую интерес к дому Энимилки. Недолгое расследование привело его на постоялый двор, хозяина которого он прекрасно знал.
Тот запирался не долго и сообщил все, что знал — правда, знал он мало. Постояльцы провели у него половину дня, потом ушли и не возвращались; был с ними Веревка, брат жены его любимого, потому и пустил, иначе бы ноги их не было в его заведении; главного зовут Чернозубый; да, густая борода, черная, с заметной сединой; бандиты как бандиты, только один странный человек — чистый, тощий, по-ученому выражающийся; нет, его не слушали, все слушали только Чернозубого.
Зуме рассказали про гонца в Дамаск и про письмо, которое отправил с ними странный тощий тип, путешествующий в компании откровенных бандитов, и он бы узнал, наверное, еще больше, но тут запыленный и смертельно уставший гонец передал ему письмо.
По его прочтению Зума некоторое время сидел и молча о чем-то думал.
— Как тебя звать, — спросил он у гонца.
— Освар. Сын Устевара.
— Ого, — Зума улыбнулся. — Мы с твоим отцом старые знакомцы. Где он сейчас?
— Они с мамой должны быть в Антиохии. Я волнуюсь за них. Сейчас такое творится…
— Да уж, ты прав. Что-то небывалое. Вот что — езжай-ка сейчас туда, к ним. Я все объясню, тебя не хватятся.
Молодой гонец, просияв, учтиво поклонился и, пообещав передать огромный привет отцу от Зумы, отбыл.
Перс взялся за стило и написал большое письмо, которое отдал помощнику, строго наказав передать точно в руки Энимилки. Отдав еще несколько распоряжений, он сел на коня и тоже был таков.