Свобода Маски

Глава восьмая

— Вверх! — заговорил узник с гривой мерзостно спутанных белых волос и одним глазом, затянутым серой пленкой. — Ты, похоже, уже взобрался до тринадцати.

— Простите? — это был первый раз, когда этот человек обратился к нему за четыре дня его пребывания в камере, и Мэтью угодил в вялую пучину непонимания. — До тринадцати чего?

— Он спрашивает, до тринадцати чего! — прорычал Беловолосый, ткнув в ребра второго заключенного с искривленным после перелома носом. — Он ничего не знает, так ведь?

— Ты прошел тринадцать шагов к виселице! — осклабился Сломанный Нос. — Где ты был всю свою жизнь?

— Так далеко от палача, как только мог, — сказал Мэтью.

— Ха! Разве с нами не так же было? — ухмыльнулся Беловолосый, обнажив полный рот зеленого бедствия. — Они нас всех поймали так же, разве нет? Но я говорю, подбородок вверх! Потому что у тебя могло сложиться, как у бедного лесника! — он направил кривой указательный палец в сторону пожилого мужчины, который, содрогаясь всем телом, лежал на каменном полу рядом с кучей того, что с трудом можно было назвать едой.

— Он проиграл игру Господу! — сказал Беловолосый. — И совсем скоро они отведут его на плаху! — он сфокусировал свой единственный зрячий глаз на Мэтью. — За что ты здесь?

— За кое-чью ошибку.

Наверное, эти три слова были самыми комичными, что когда-либо звучали в Лондоне, судя по тому, как Беловолосый и Сломанный Нос расхохотались, брызжа слюной и обливаясь слезами от смеха.

— Я полагаю, так все говорят, — поправился Мэтью, выражение лица его было прямолинейным, как путь пахаря.

— А теперь честно! — выдохнул Беловолосый, когда, наконец, смог снова разговаривать. Он отер нос рукавом, на котором уже собралась черная корка от собравшихся там лакомых кусочков, вылетавших их ноздрей. — Что ты натворил?

— Считается, — начал Мэтью с большим достоинством. — Что я совершил убийство.

В следующее мгновение двое мужчин были буквально у его ног.

— Ты убил констебля? — спросил Сломанный Нос.

— Священника? — подтолкнул Беловолосый. — Я всегда хотел прикончить одного из них!

— Ни того, ни другого. Считается, что я убил прусского графа.

Их лица помрачнели и, казалось, осунулись сильнее обычного.

— Ахххххххх, это ничто! — лицо Беловолосого исказилось от отвращения, которое само по себе представляло убийственное зрелище. — Эти иностранные графы — просто мешки с бобами, нет никакой нужды пачкать о них клинок.

— И он пруссак! — добавил Сломанный Нос. — Никто не любит этих свинососов! Ты выйдешь отсюда раньше, чем крапивники прилетят на День Святого Стефана!

— Надеюсь, задолго до того.

— Что ж, есть вещи, через которые надо пройти, как они считают. Называют их «соответствующими каналами», - сказал Сломанный Нос философствующим тоном. — Эй, а знаешь, мы думали, ты голубок, поэтому и не разговаривали с тобой.

— Эм… голубок?

— Ну да! Частый случай, — ответил Беловолосый. — Голубок. Ну, знаешь. Кто-то, кого заносит сюда снаружи, одетым так, будто он из наших. Видишь ли, они не нашли деньги, которые я… гм… позаимствовал себе из дома вдовы Хамм после того, как бедная старая сука упала с лестницы и вскрыла себе башку. Боже, что за зрелище было! Откуда мне было знать, что там так вовремя окажется кирпич? Я не гадалка!

— Они и моих денег не нашли! — сказал Сломанный Нос. — И будь я проклят, если найдут! Этот старый скупердяй грабил меня и всех остальных, кто работал в его магазине, просто только у меня кишка оказалась не тонка, чтобы вышибить ему мозги и забрать все, что мне причитается. Конечно, я забрал и все остальное, но они были желторотыми трусами! Только победитель получает все!

— Поэтому, — продолжил Беловолосый. — Они иногда посылают голубков сюда, чтобы те выяснили, куда мы запрятали деньги. А затем идут и забирают их себе. Но ты здесь уже достаточно давно, а никто из голубков не остается здесь дольше двух дней. Кто пошел бы на это, если бы был невиновен — даже за деньги? Мы подумали, что были правы, когда тебя недавно уводили отсюда, но потом они привели тебя назад, и охранник тебе такого пинка отвесил… голубкам такого не перепадает, нет. Ты обычный парень.

— Но я все еще не собираюсь говорить, куда спрятал свою добычу, — упрямо сказал Сломанный Нос. — Или я отсюда выберусь, или ничего. Знание о том, что денежки ждут меня… заставляет меня подниматься по утрам с солнечными лучами.

Мэтью буркнул себе под нос, что единственный способ, которым солнечные лучи могли попасть сюда, это только если кто-то принес бы их в эту мрачную обитель в бутылке. Липкие стены были пестрыми: коричневыми, черными, с зеленым лишайником. Пол покрывали холодные серые плиты — вероятно, добытые еще римскими рабами. Железные решетки были совершенны в своей жестокости, и единственным правом, которого, слава Богу, не лишали заключенных, было право на одну скудную свечу, прилипшую к глиняной плите на небольшом выступе над вонючей двухъярусной койкой Сломанного Носа. Собственная койка Мэтью пахла ужасно, и молодой человек опасался, что, когда выйдет отсюда, полностью лишится обоняния.

Вдалеке, в коридоре какой-то мужчина закричал так, как будто его сердце только что пронзили ножом. Кто-то отрывисто засмеялся, и это был резкий призрачный звук, а другой голос — еще дальше — произнес какие-то медленные и методичные ругательства, как если бы объяснял их школьникам на уроке.

— Ты, похоже, умный парень, — сказал Сломанный Нос, который не обращал внимания на посторонние шумы и, вероятно, уже давно разучился их слышать. — Знаешь, почему к виселице ведет тринадцать шагов?

— Нет, не знаю.

— Давай просвещу тебя. Каждый шаг — это восемь дюймов. Дает тебе общую высоту всего восемь футов и шесть дюймов. То, что они в своей профессии называют «допустимым броском». Достаточным для того, чтобы сломать шею начисто… ну… обычно — достаточным. И неважно, насколько ты при этом высок. А еще высота в восемь футов, шесть дюймов удобна, чтобы обрабатывать труп: подкатить под него тележку, срезать с веревки. Вот, почему тринадцать шагов. Теперь ты стал умнее, чем минуту назад.

— Спасибо, — отозвался Мэтью немного беспокойно. — Я надеюсь, что эти знания мне никогда не пригодятся, но спасибо.

— Погоди-ка! — вдруг воскликнул Беловолосый так, будто его осенило. — Ты умеешь читать, парень?

— Да.

— Дай сюда эту газету! — воскликнул Беловолосый, обращаясь к сокамернику. — Ну же, задница ленивая, пошевеливайся! — он получил потемневший и пожелтевший клочок бумаги, подходивший вполне, чтобы сделать из него заплатку на грязных брюках, и протянул его Мэтью. — Вот. Прочитаешь это для меня? Пожалуйста!

— Ох… — выдохнул Мэтью. — Не уверен, что мне бы хотелось…

— Я тебя умоляю, пожалуйста! Моя дорогая Бетси раньше читала мне дважды в неделю. О, газетенка сухая, нечего бояться.

— Я опасаюсь не этого, а того… ладно, что это?

- «Булавка» Лорда Паффери. Ты еще не слышал?

— Нет…

— Похоже, этот парнишка с луны свалился! — усмехнулся Сломанный Нос. — Все знают о «Булавке».

— Выходит дважды в неделю, — объяснил Беловолосый. — Когда охранники уже прочитают, они иногда отдают ее нам… ну, знаешь… чтобы мы подтирались. Но глянь-ка сюда! Ей едва неделя!

— Это… новостная газета, я так понимаю?

— О, гораздо больше! Если бы не было «Булавки», ты бы никогда не узнал, что творится в Лондоне! Это как… как…

— Бальзам для души, — подсказал Сломанный Нос.

— Да! Точно так! — листок потянулся ближе к Мэтью, который сокрушенно понял, что этот грязный клочок бумаги — единственный способ получить расположение двух сокамерников. — Ты умеешь читать! — продолжил Беловолосый с отчаянием в голосе. — Это же просто находка! Я… то есть, мы оба просто изголодались по новостям! Видишь?

— Нет, этого я не вижу. Но… хорошо, — Мэтью решил, что обстоятельства могли заставить его делать вещи куда хуже, чем читать газету, покрытую засохшими отпечатками дерьма. А может, и не могли заставить… но это уже тонкости дипломатии. Так или иначе, это был хороший способ показать себя ценным для этих двоих, и, похоже, они оба действительно были возбуждены, как дети в ожидании сладких угощений. Молодой человек протянул руку, немного поморщившись, и взял протянутую бумагу.

— Поднесите свечу ближе, будьте так добры, — попросил он, и просьбу исполнили быстрее, чем он успел договорить.

— Начало сверху, — подсказал Беловолосый, и его единственный глаз засиял. — Моя Бетси всегда читала мне, начиная сверху.

Мэтью начал читать заголовок:

— Леди Эверласт Родила Двухголового… — он изумленно поднял глаза. — Что это?

— Я знал, что леди Эверласт родит урода! — взволнованно сказал Беловолосый своему сокамернику. — То, как она выставляла себя напоказ, как пила джин бочками и раздвигала ноги перед каждым мужиком по имени Джек! Я знал! Продолжай! Это была девочка или мальчик?

Мэтью прочитал еще один отрывок этой так называемой статьи:

— Родила в прошлый четверг, — доложил он. — Двухголового ребенка: одна голова мальчика, а другая голова девочки, с половыми органами, как у… — ох, серьезно? — он не мог читать дальше. — Это же абсурд!

— Это Кара Божья для леди Эверласт, вот что это! — сказал Сломанный Нос. — Ты не следил за этой историей, ты не в курсе. Это была ужасная, злая, ненавистная женщина! Так что продолжай! Что там с половыми органами этого уродца?

— Полный набор… — пробормотал Мэтью, и двое мужчин ликующе закричали — так громко, что грустный свернувшийся на полу человек пошевелился и закрыл уши руками.

— Давай следующую историю! — призывно попросил Беловолосый. — Не томи!

— Огромная Обезьяна Сбежала из Зоопарка и Устроила Буйство в Палате Лордов… послушайте, вы действительно…

— Держу пари, она им там все парики поощипывала! Разве ты не видишь? — воскликнул Сломанный Нос. — Я бы даже поднял паркетную доску и все деньги свои на это поставил! Вот бы только увидеть… то есть, я хочу сказать… короче, это зрелище стоит того, чтобы за это заплатить!

— Дальше! Давай, давай дальше!

— Звезда Женской Итальянской Оперы Все Еще Числится Пропавшей Без Вести. Возможно Похищение.

— О, да, — кивнул Беловолосый. — Это пару недель назад было. Леди должна была петь для графа Кентерберийского, а потом — в театре Кастл Оук. Жаль. Я слышал, что она красотка, и за ней постоянно ухлестывал какой-то поклонник. Видимо, он и похитил ее. И держит где-то. Так, ладно, продолжай, пока свеча не догорела.

— Альбион Снова Атакует. Убийство Совершено на Улице Кресцент.

— А, этот ублюдок! — прошипел Сломанный Нос. — Здесь говорится, кого он убил?

Мэтью пришлось пробежаться глазами по куску того, где, кажется, овсяная каша прошла свой путь с севера на юг.

— Бенджамин Грир. Похоже, это имя жертвы.

— Только не Бенни Грир! — Сломанный Нос вытянулся так, словно ему в спину воткнули стальной стержень. — Я знаю одного Бенни Грира… но это не может быть он! Наверное, в Лондоне живут десятки Бенов Гриров, так?

— Что там еще говорится? — подтолкнул Беловолосый, не отвечая на вопрос сокамерника.

— Трудно разобрать, кто-то здесь хорошо потрудился над этим куском, но… — Мэтью сложил лист и поднес его к свету свечи, постаравшись сделать все возможное, чтобы разобрать текст. — Бенджамин Грир, двадцати пяти лет или около того… адрес… неизвестен… недавно освобожден из тюрьмы Святого Петра…

— Боже Всемогущий! Бенни! — ахнул Сломанный Нос. — Он был здесь меньше месяца назад! Неужели они хотят сказать, что это сделал Альбион? Перерезал горло, я полагаю. Именно так он всех и убивает.

— Да, — увидел Мэтью в статье. — Горло было перерезано после полуночи на Улице Кресцент. Похоже, никто не претендовал на то, чтобы забрать тело, — молодой человек окинул взглядом двух заключенных, которые казались очень подавленными. — А кто такой Альбион?

— Спаси тебя Иисус, ты точно не отсюда, — Беловолосый уставился в пол, его интерес к «Булавке» заметно угас. — Об Альбионе твердят по всему Лондону. Этот ублюдок постоянно появляется в «Булавке», убивает то одного, то другого. Бенни… черт, он был хорошим парнем. Сбежал с бандой под названием Черноглазое Семейство и устроил не один беспорядок… может, он и делал кое-что, что нельзя назвать порядочными поступками, но у него было доброе сердце.

— Его выпустили меньше месяца назад, — добавил второй заключенный. — И вот теперь он убит клинком Альбиона. Это несправедливо. Заставляет задуматься о том, куда катится этот мир.

Мэтью был рад найти повод отложить в сторону грязный лист. По его мнению, большинство статей были сделаны из той же субстанции, что перепачкала эту газетенку.

— Альбион, — повторил он. — Этот человек убил уже многих?

— Многих, — кивнул Сломанный Нос. — И потом он всегда исчезал. Как фантомим, если предположить, что он вообще реален…

— Фантом, — поправил Беловолосый. — Правильно говорить так, — он взглянул на Мэтью для уверенности. — Верно ведь?

Мэтью едва ли расслышал его. Он смотрел на пламя свечи и наблюдал, как оно колыхалось, когда на нее дул ветер из какой-то трещины в этих древних стенах.

— Что было его мотивом? Ограбление?

— Альбион убивает тех, чьи имена не стоят и шиллинга, — ответил Сломанный Нос. Он вернулся на свою койку и свернулся на ней, уткнувшись спиной в каменную стену. — Нет, дело не в ограблении. Он получает от убийства удовольствие… по крайней мере, похоже на то. Ох, парочка людей говорила, что даже видела его после того, как находили очередной труп. Говорили, он носит черный плащ, капюшон и золотую маску. Да уж… Золотая маска. И меч длинной с твою руку.

— Прямо-таки меч? — удивился Мэтью.

— Меч… длинный нож… неважно, что это, режет он глубоко. Я слышал истории о том, что Альбион может проходить сквозь стены. Твердые стены не остановят фантомима… то есть фантома, если угодно. Нет, сэр. Слышал, что он может быть в одном месте, а через минуту уже показаться в точке через полгорода от первой. А еще слышал, что он спрыгнул однажды с крыши… и исчез прямо на глазах. Альбион летает на ветру, вот, что он делает. И если кому-то не повезет оказаться на его пути и попасть под взгляд его золотой маски… они за это умрут, потому что Альбион — это сама Смерть, и под маской его скрывается ухмыляющийся череп.

— А могу я спросить, от кого вы слышали все эти истории?

— Мне их читали из «Булавки», само собой. Так я узнаю все новости.

— Понятно, — Мэтью понял, что Лорд Паффери, кто бы он ни был, мог бы просто придумать персонажа по имени Альбион в золотой маске, точно так же, как он выдумал Леди Эверласт и ее двухголовое чадо. Разумеется, Бенджамин Грир мог и в самом деле быть убит, но убит обыкновенным преступником, ничем не отличающимся от других, а обстоятельства смерти приписали некоему призраку, который может путешествовать по ветру и проходить сквозь стены. Это попросту больше будоражит толпу. — Вы говорите, «Булавка» выходит дважды в неделю? А сколько она стоит?

— Расходится за пять пенсов, — ответил Беловолосый. — И стоит каждой монетки, которую за нее платят, потому что она держит нас в курсе событий. Люди сходят с ума от голода и жажды по новостям без «Булавки». Если бы она не выходила дважды в неделю…

— Дешевый джин для ума, как я полагаю, — сказал Мэтью, и говорил он больше с собой, нежели с сокамерниками. Гарднер Лиллехорн был прав: это был не Нью-Йорк — в Нью-Йорке в «Уховертке» Мармадьюка Григсби никогда нельзя было встретить такой откровенной лжи. По факту, Марми было бы стыдно показать лицо горожанам, напечатай он такую ерунду.

Тем не менее, Мэтью вдруг обнаружил, что снова, словно под гипнозом, тянется к газете, к той части, где было описано смехотворное появление на свет ребенка Леди Эверласт. Это было абсурдно, но по-своему забавно, потому что могло помочь скоротать тяжелые тюремные часы. Просматривая статьи, он предположил, что Лорд Паффери — если в реальности существовал такой человек — обладал отличным воображением, которое мог выплеснуть в этом тонком куске бумаги, забрызганном экскрементами, за пять пенсов. И, похоже, он был очень богатым человеком. Внизу страницы полужирным шрифтом было написано: Материалы для печати приобретены в лавке См. Лютера, Печатника, 1229, Флит-Стрит.

Сэмюэль Лютер? Этот человек держит глаза, уши и голоса сотен тысяч лондонцев в своих руках. Мэтью представил себе, как он нашел бы Лорда Паффери и предоставил бы «Булавке» реальную историю, рассказывающую о некоем Профессоре Фэлле, на чьем фоне Альбион просто по-детски развлекается. Сейчас Мэтью был на территории Фэлла. Берри и все остальные, о ком он беспокоился — и кого любил — находились в безопасности вдалеке. Так что, если Профессор так жаждал заполучить юного решателя проблем из Нью-Йорка, стоило сначала наполнить его живот «Булавками».

Что ж, неплохой план. Но сначала нужно было вырваться на свободу. Возможно — оставалось лишь надеяться — прямо завтра.