Свобода Маски

Глава двадцать четвертая

Дождь перестал, ветер стих. На город опустился влажный желтый туман, обматывающий собой черную ленту Темзы, и начал медленно распространяться от квартала к кварталу, от улицы к улице, протягиваясь на милю за милей по необъятной столице Англии.

Этой ночью, пока время медленно двигалось к полуночи, туман показывал свои фокусы: превращал очертания движущихся карет и повозок в удивительных существ из беспорядочных сновидений. Глаза этих невиданных чудищ сверкали красным пламенем, а возницы расплывались темными кляксами, и лишь их хлесткие плети опускались на недовольно фыркающих в полумраке лошадей, напоминающих мистических демонов. Формы зданий искажались и превращались в гротескное подобие самих себя, их размеры иллюзорно изменялись, как и неясные фигуры, очертания которых можно было заметить в грязных стеклах — с большого расстояния казалось, что туман исказил каждое создание времени и пространства в этом городе.

Шаги шумным, пугающим эхом отражались от стен и приближались, но никто не появлялся в поле видимости, как если бы шаги принадлежали призракам. Размытое лицо, едва тронутое светом фонарей, могло вдруг появиться в разбитом окне и вновь погрязнуть в тумане, а затем мелькнуть еще раз. Мог приближаться душераздирающий собачий лай, однако, как только животное должно было выскочить из-за угла, звук пропадал и растворялся, как если бы пес развернулся и беззвучно ринулся в другую сторону, сметенный вихрем опавших мертвых листьев.

Голоса — или память о голосах — могли звучать прямо из комнаты с залитым кровью полом в одном из домов на этой улице, где однажды были найдены кости, завернутые с такой бережностью, словно убийца питал к своей жертве искреннюю любовь. Или, возможно, из трещин в стенах слышались стоны нищего, которого замуровали внутри, и бросили медленно и мучительно умирать.

Туман высвобождает призраков Лондона, подумал Мэтью, следуя за Рори Кином через лабиринты, полные чьих-то фантомов. Ему казалось, он мог ощущать присутствие призраков прямо в воздухе, и пусть он никогда не зацикливался на таких вещах… ему все равно казалось, что нечто потустороннее, мистическое незримо присутствует здесь.

Была ли реальной иссушенная женщина, потянувшая к нему тонкие руки и прошептавшая рваным шепотом: «Мой мальчик»?

Существовал ли на самом деле полный человек в длинном плаще и в треуголке с пером, который начал вдруг зазывать его: «Подойди сюда, подойди сюда», после чего рассмеялся так, как будто знал самые главные тайны вселенной?

Была ли настоящей маленькая черноволосая девочка в зеленом платье, которая просто стояла и смотрела на него, держа в руке презерватив из кишок ягненка, который словно собиралась принести в жертву извращенному богу Уайтчепела?

Пожалуй, все они были реальными. Когда Кин жестоко говорил им: «Прочь!», они тут же уходили, а Мэтью провожал их глазами. Так что, да… большинство из этих незнакомцев были настоящими, но от этого не переставали быть жуткими.

— Осталось недолго, — сообщил Кин. Даже на таком небольшом расстоянии его голос казался далеким и доносился, словно бы, отовсюду сразу, хотя Мэтью знал, что держится позади него, и это лишь очередной трюк тумана. Фонари, которые они оба несли, распространяли слабые области света, протягивающиеся лишь на пару ярдов вперед в туманных миазмах. Вокруг были лишь стены зданий, которые медленно обволакивались настойчивой дымкой.

Мэтью чуть плотнее закутался в свой плащ. Вес кинжала в кармане на боку немного придавал уверенности, хотя на деле молодой человек не собирался никого закалывать этим кинжалом и крайне боялся сделать это случайно, столкнувшись с кем-то на пути и не заметив его в тумане. На Рори была мятая тюбетейка и коричневый плащ, под которым он также нес кинжал, и Мэтью заметил, что его спутник все время держит фонарь в левой руке, чтобы правая была свободной и могла вовремя дотянуться до клинка.

Резкий, высокий смех пронзил улицу и растворился в ней. Мимо пронесся отдаленный звук женского голоса, поющего песню, которая, похоже, была довольно похабной, судя по тому вою, который ее сопровождал. Вскоре и этот шум пропал втуне. Где-то рядом закричал ребенок — действительно совсем близко… затем снова рухнула тишина.

Все больше духов наводняет пустоту, подумал Мэтью. Несмотря на его рациональную натуру, волосы встали дыбом на его шее от суеверного страха.

Вот уже четвертый раз ему казалось, что он слышит шаги позади себя, взбивающие пыль и золу где-то в отдалении. Вот уже четвертый раз он останавливался, чтобы посветить своим фонарем в том направлении, но свет снова никого не выхватывал из тени. Нет… погодите… разве там не показался слабый огонек от чужого фонаря? Или просто какой-то призрачный шар разрастается и прибавляет в размерах и силе перед тем, как напасть?

Кин остановился сразу же после Мэтью и тоже посветил в нужную сторону. Туман снова пронес мимо и растворил в себе чье-то призрачное бормотание, быстро переродившееся в тихий пугающий смех, приходящий, казалось бы, со всех направлений сразу, и теперь Мэтью разглядел некое трехголовое чудище, неспешно направляющееся к нему.

В этот момент двое пьяных мужчин с примерно настолько же изрядно перебравшей дамой между ними, вышли из тумана. Женщина хихикала и несла какую-то несуразицу, держа обоих своих спутников за плечи. Один из них споткнулся и замер в пределах видимости фонаря Мэтью, едва не врезавшись в стену. Фонарь был поднят. В его свете Мэтью разглядел, что лицо женщины настолько густо намазано румянами, белилами и еще парой тонн косметики, что казалось, она попросту надела на себя второе лицо — весьма непривлекательное. На голове у нее, похоже, было, как минимум, три птичьих гнезда. При этом спутники этой экстравагантной персоны оба были гладко выбриты, носили дорогие на вид плащи и кожаные треуголки.

У Мэтью сложилось впечатление, что джентльмены из высшего света пожаловали сюда, чтобы поразвлечься.

— Сэр, — вдруг невнятно пробормотал один из мужчин, а другой вдруг резко расхохотался, хотя смех этот больше походил на мычание быка. — Сэр, — снова поприветствовал первый, после чего смех второго усилился. — Могу я спросить вас… погодите минутку… Уилфред, пусть она перестанет извиваться, утихомирь ее. Сэр, могу я спросить, не найдется ли у вас «Бархата»?

Этот вопрос обезоружил Мэтью настолько, что он не нашел слов для ответа.

— У нас есть деньги, — продолжал незнакомец. — Наша последняя бутылка… уже, боюсь, превратилась в мочу. У нас есть деньги, — он повторил это так, словно эти слова должны были оказать некоторое магическое действие.

— Нам сказали, что «Бархат» можно найти где-то здесь, — пробасил второй мужчина, и голос его так же был невнятным. — Где-то тут… у нас кончился.

— Заплати ему немного, дорогой, — промурлыкала женщина. Она висела на плечах обоих своих компаньонов, и только это не давало ей упасть. — Спорю, у него бутылочка-то припрятана.

— У нас нет бутылки, — ответил Мэтью.

— А что насчет вас? — первый мужчин обратился к Кину. — Господи Боже, — сокрушенно обратился он к остальным, когда Кин оставил его вопрос без ответа. — Эти двое тупые, как пни!

— Тупни! — прыснула со смеху женщина.

— Вы здесь в продаже его не найдете. Нигде, — лицо Кина стало совершенно непроницаемым. — Нечего здесь делать. Возвращайтесь домой, проспитесь. Там вам самое место.

Трое — в своей неустойчивой конструкции — качнулись взад-вперед, словно эта информация сшибла их морской волной.

— Джимми, — прошептала женщина первому человеку, зарываясь в ворот его плаща. — Я говорила тебе… я говорила тебе… я хочу немного «Бархата». Это все игры и забавы для тебя, дорогуша… все это ебаные игры и забавы, но… Кэрри нужен «Бархат». Теперь… вы говорили, мы собирались…

— Заткнись! — прорычал, оттолкнув ее разукрашенное лицо в сторону и погрузившись пальцами в густой грим. Его рот, выхваченный из мрака светом фонаря, искривился в отвращении. — Здесь где-то должен быть «Бархат»! Тупые уроды… должен быть во всем Уайтчепеле!

— Удачи вам, господа… и мадам, — сказал Кин.

— Эти двое ничего не знают! — взвизгнула женщина. — Они просто мусор! Пойдемте, давайте… о… охх… дерьмо! — ручеек мочи потек на ее потертые туфли. — Найди мне немного «Бархата», Джимми, — сказала она притворно сладким голосом. — Вилли, найди мне немного «Бархата», - она говорила, как ребенок, выпрашивающий сладости, но за ее притворно нежным тоном скрывалась угроза.

— Да мы в нем купаться будем до утра, — ответил галантный Джимми, ударив себя в грудь и выпятив ее, как парус боевого фрегата. Затем трехголовый монстр отшатнулся, прошагал мимо Мэтью и Кина и был проглочен туманом.

— Они, возможно, до утра искупаются в своей собственной крови, — бесцветно предположил Кин. — Идем, нам нужно за угол.

Встревоженный этой встречей, Мэтью снова оглянулся назад на дорогу, которой они шли. И снова… это был блик фонаря? Ну, конечно же. Полночь в Уайтчепеле — это полдень в Нью-Йорке, но людей здесь даже ночью намного больше — сколько желающих испытать свою крепость духа уже побывало здесь, на пути Мэтью? Возможно, даже не все они были местными жителями, но что это меняет?..

— Приди в себя, — обратился Кин, ошибочно полагая, что Мэтью впал в нерешительность. — Впрочем, знаешь, ты ведь еще можешь спрыгнуть на ходу, пока вагон не переехал тебя, если хочешь.

— Нет. Не могу. Веди.

Кин повел его за угол, где они тут же повернули налево и спустились вниз по лестнице под каменной аркой. Стены сжимались, оставляя проход шириной не более трех футов.

— Смотри под ноги, — предупредил Кин, потому что прямо на его пути лежал человек. Второй сидел рядом на земле, прислонившись спиной к стене. Его глаза были закрыты, он храпел, явно предварительно опорожнив желудок прямо на свой плащ.

Примерно в двадцати футах отсюда виднелся прямоугольник двери с простой вывеской, на которой значилось «3 Сестры». Казалось, окон здесь не было вовсе. Кин встал у двери и повернулся к Мэтью.

— Готов? — спросил он.

Нет.

— Да, — Мэтью кивнул, и Рори распахнул дверь.

Трубочный дым, пары алкоголя и запах немытых человеческих тел царил повсюду. Мэтью проследовал за Кином внутрь, и дверь закрылась за его спиной. Несколько посетителей глянули в их сторону, но тут же отвернулись. Это было небольшое место: тускло освещенный лампами зал, и лишь на некоторых столах стояли фонари. Часть треснутых стен были покрашены заново в весьма странный цвет: цвет чуть синеватого сваренного вкрутую яичного белка. Похоже, художнику при таком освещении пришлось туго: он сумел выкрасить лишь треть помещения, до остального не добрался, поэтому грязные пятна появлялись дальше с завидной частотой, а с некоторых участков свисали размером с кулак куски штукатурки, обнажая под собой дерево. За стойкой в конце зала стоял лысый седобородый мужчина. Две уставшие девушки-подавальщицы пытались поспеть за всеми жаждущими выпивки клиентами. Зал был почти полон, за восемью из десяти столов сидели посетители.

Мэтью сразу заметил, что лучшие столики в таком месте — места в углу, под защитой стены — уже заняты. Он постарался внимательно осмотреть зал, прорываясь своим зрением через сизый дымок, и разглядел нескольких человек, сидящих здесь в одиночестве. Двое из них были одеты в плащи с капюшонами, и их лица скрывались в тени, их руки без перчаток были заняты, поднося кружки к невидимым ртам. Шум разговоров здесь сливался в сплошное бормотание, хотя внезапно кто-то мог заговорить резче и громче, после чего тут же получал удар в лицо и отправлялся в угол, чтобы усвоить урок, где и когда следует высказывать свое мнение.

— Рори! Рори! — мужчина за стойкой позвал его и махнул рукой. Мэтью последовал за Кином к незнакомцу, который уже перегнулся через стойку и наклонился к главе Черноглазого Семейства. Глаза мужчины сияли, на щеках поблескивал пот. — Когда мы получим еще партию? — спросил он, стараясь говорить тише.

— Скоро.

— Когда скоро? У меня тут куча заказов, а мне нечего продавать!

— У меня не было приказов что-нибудь продавать.

— Они беспокоятся! Если не продам им «Бархат» по первому требованию, они же мне весь зал разнесут!

— Пока что они выглядят почти ручными, — возразил Кин.

— Твоими бы молитвами! Ты здесь не бываешь час за часом. Черт, дерьмо! — с жаром выкрикнул он. — Но… я хотя бы первый в твоем списке, ведь так?

— Так.

— Черт… Мне не нравится так вести дела, — хозяин заведения, возможно, понимая, что идет по тонкому льду, решил сменить тему. — Ладно, вам двоим что налить?

— Эль и… тоже эль, — ответил Кин, заказывая на двоих. — И не вздумай разбавить его. А мы пока найдем, где сесть.

— Простите, — обратился Мэтью к хозяину заведения. — Не подскажете ли, который час?

— Почти полночь, я полагаю. А кто это? — он зада вопрос Кину. — Чтобы в «Сестер» приходил парнишка с манерами герцога? Я чуть в обморок не упал!

— Пойдем, — Кин взял Мэтью под локоть и повел его к ближайшему свободному столику, который находился аккурат в центре зала на незащищенной позиции, но с этим ничего нельзя было поделать. Как только они сели, Мэтью снял треуголку. В это время между четырьмя посетителями, занятыми игрой в кости, разгорелся ожесточенный спор. Поток ругательств был выпущен, нож блеснул, один шквал движений противоборствовал другому, но человека с ножом умудрились удержать, заставили его остудить пыл и продолжили играть, как если бы ничего не случилось.

Девушка-подавальщица принесла эль и игриво хихикнула, когда Кин легко шлепнул ее. Глаза Мэтью округлились. Две безликие фигуры в капюшонах продолжили пить. Молодой человек не видел никого, кого бы мог узнать или кем был бы узнан сам. Здесь просто было множество лиц, которые он видел впервые, но вряд ли забыл бы даже со временем: кругом были гротескно вытянутые носы, огромные лбы и глаза, как у ящериц. Каждое из этих лиц на поверку не было обычным — у каждого была какая-то своя чудовищность.

— Пей, — посоветовал Кин. — Если он появится, он появится. Если нет… — этот комментарий закончился пожиманием плеч.

— Я его не узнáю, но он — узнáет меня. Надеюсь.

Молодой человек понимал, что теперь, без бороды, он смотрится несколько иначе, и его может быть трудно узнать, но все же… оставалась одна хрупкая леска в бурных мутных водах.

Он вынул из кармана бумагу с шестью строчками, переданными Альбионом, и снова прочел их. Его внимание не переставали привлекать к себе эти слова: Д.И.Ф_ирамбу к_Э_го спел мета_ЛЛ. Почему это так написано? Возможно, Альбион хочет оставить послание для Профессора, который не раз ускользал от правосудия? Ему можно было бы бросить, своего рода, перчатку.

Он сделал глоток эля. Одна из фигур в капюшоне внезапно начала бредить: наполовину кричала, наполовину плакала, выкрикивая имя какой-то Анджелы. Никто из посетителей не обратил на него внимания, и даже Мэтью не захотел тратить на это время. Определенно — это был не нужный ему человек.

Но кто тогда нужный? Занимательным было то, что имя Джошуа Оукли было оставлено в офисе «Булавки» человеком, по описанию сильно похожим на Стивена, клерка из Олд-Бейли. Разумеется, это могло быть обобщенное описание, но пока что Мэтью решил позволить своему воображению разыграться.

Он подумал, что Альбион мог быть узником, который сбежал из Ньюгейта, поэтому знал схему подземелья и определенную камеру на нижнем уровне, из которой можно было сбежать. Кто еще мог о таком узнать? Клерк из Олд-Бейли? И чтобы при этом он имел ключ, который позволил бы ему отпереть дверь подвала и выходные ворота на верхних уровнях? Серьезно, мог ли это быть клерк из Олд-Бейли?

Бессмыслица какая-то.

И почему же он решил, рискуя попасть в беду, пробраться внутрь Ньюгейтской тюрьмы снова? Неужели просто потому, что хотел попасть в Каир и показаться там перед узниками в своем театральном образе?

И все же… описание мистера Лютера и имя Джошуа Оукли, записанное в книгу «Булавки» — все это наводило на мысль о Стивене, клерке.

Как соединить это все воедино? И, если это действительно можно соединить, то выглядело все это…

Дверь открылась.

Мэтью подумал, что часы должны были как раз пробить полночь.

Мужчина тяжелого телосложения вошел в помещение с какой-то развязной светловолосой девицей на руках и проследовал прямо к стойке.

— Вот, что заставляет тебя вернуться к жизни, — сказал Кин, осушив уже половину своей порции. — Необходимость что-то обдумать. Над чем-то поразмышлять.

— Да, — Мэтью сложил листок и убрал его.

— Ни за какие коврижки не хотел бы быть на твоем месте, — вдруг выдал Кин.

— Почему?

— Твоя голова, должно быть, ужасно тяжелая — и как в нее вмещается столько мозгов? Не знаю, как твоя шея ее держит.

— Держит и все.

— Да, но, наверное, когда солнце светит тебе в лицо, ты начинаешь думать, как эта гребаная штука ведет себя там, в небесах, почему она не взрывается. Готов поспорить, когда дует ветер, ты не вдыхаешь носом его сладкий аромат, а думаешь о том, откуда он пришел и что заставляет его дуть. А когда девушка целует тебя, ты думаешь о том, как работают ее губы. Я прав?

Мэтью промолчал.

— Так и знал! — Кин улыбнулся своей улыбкой, обнажающей серебряные зубы. — Видишь, я тоже умный. По-своему. Но, черт возьми, нет! Не хотел бы я быть тобой. Столько думать… это убивает. Это проклятье — гораздо большее, чем все известные мне.

— Я никогда не думал об этом с такой стороны.

— Конечно, нет. Похоже, это единственная вещь, о которой ты подумать не можешь. Мысли оплетают тебя цепью. А чем еще ты наслаждаешься, помимо постоянного шевеления мозгами? Что любишь?

— Шахматы.

— О, черт! Это уж точно не считается! Что еще?

— Я люблю… — Мэтью остановился и замялся. Он нырнул в колодец и обнаружил, что он пуст. — Слушай, это бессмысленно.

— Так в бессмысленности весь смысл! Ты никогда не хотел сделать что-то просто ради веселья?

— Например, ограбить кого-то или пробраться в логово какой-нибудь банды с намерением убить?

Рори рассмеялся, хотя Мэтью ожидал от него явно не такой реакции.

— Нет, не это, — ответил Кин, успокоившись. Сделав еще один глоток эля, он потер свои грязные руки друг о друга. Его голос зазвучал совсем тихо, когда он снова заговорил. — Ты ведь знаешь, что я убил — что мне пришлось убить — своего папашу?

Мэтью решил позволить Пай сохранить это в секрете.

— Так и было. Долгая история, на самом деле. Он был беспросветным пьяницей. Но при этом, когда приходил в чувства, он был хорошим человеком… это было задолго до того, как «Бархат» вырвался на свободу. Я даже не знаю, был ли он моим настоящим отцом или нет… моя мамаша была, как гулящая кошка. Но он был единственным, кто у меня остался. Один раз, когда мне было десять или около того… он взял меня к тому, что они с дружками называли каменным карьером. Недалеко отсюда. Высокие утесы, внизу вода. Он тогда сказал мне: «Рори, сегодня я научу тебя летать». И знаешь, что он сделал? Он разделся догола прямо на этом утесе. Светило солнце… был жаркий июль… кажется. Да, жаркий июль. Он разделся догола и сказал мне сделать то же самое, и я спросил его: «Зачем, па?», а он ответил: «Сынок, ты должен позволить своим перышкам дышать». В общем, я разделся, и мы встали на краю утеса, который был похож на чертов край земли! И тогда он сказал мне: «Лети, Рори. Ни о чем не думай, просто лети». Я посмотрел на воду внизу, а потом представил, какое расстояние от нее отделяет, какие монстры могут жить там, в глубине, и ответил: «Я не могу, пап, я боюсь». Он шагнул вперед, взял меня за руку… я никогда не держал за руку никого более сильного, чем он — ни до, ни после. Он сказал: «Не думай о страхе… думай о полете», а я ответил… помню, как ответил: «Но па, мы упадем», и тогда он оскалился… так яростно и жестко! А потом говорит: «Сынок… чтобы упасть, сначала тебе надо полететь».

Рори продолжил, нервно поворачивая кружку из стороны в сторону. Он смотрел на исцарапанный потрепанный стол взглядом, знавшим много страданий, но Мэтью был уверен, что сейчас Кин видит перед собой не столешницу, а поблескивающую в июльском солнце водную гладь, а его глаза смотрят на нее со смесью растерянности, доверия и удивления.

- «Давай!», сказал папа, — продолжил Рори. — Он сказал: «Не думай… просто иди». Мы шагнули, оба. Вместе. Я никогда в жизни так не боялся, как тогда, в воздухе. Только он и я. Но потом мы приземлились в прохладную воду, и она сомкнулась над моей головой, но папа… он не отпустил мою руку. Ни на секунду. И когда мы вернулись, отплевываясь водой и хохоча, первое, что я сказал, было: «Я хочу еще раз». Потому что это было похоже на полет — на несколько секунд. Ты можешь раскинуть руки, как крылья, и представить себя ангелом, и несколько мгновений ничто не сможет утянуть тебя вниз.

Он бегло взглянул на Мэтью, затем опустил глаза снова.

— Я никогда это никому не рассказывал, но… мне иногда это снится. До сих пор. Забавно, знаешь… в своих снах я держу отца за руку, и мы прыгаем с утеса… мы прыгаем и плывем в этом ярком летнем воздухе… и мы никогда не опускаемся, — он допил свой эль. — Да, — сказал он голосом маленького потерянного ребенка. — Да, мне пришлось убить его.

Мэтью собирался сказать «Мне жаль», когда дверь снова открылась.

В помещение вошел худой человек среднего роста, одетый в черный плащ с капюшоном, накинутым на голову. На руках у него были кожаные черные перчатки. Сердце Мэтью бешено заколотилось. Он бросил быстрый взгляд на лицо под капюшоном — золотой маски не было — но пара глаз с пронзительным взглядом осмотрела зал.

Это был он. Мэтью знал это.

Он оттолкнул стул, встал и рискнул поднять руку в приветственном жесте.

Альбион — это просто должен был быть Альбион — шагнул в сторону Мэтью, но разглядеть его лицо полностью пока не представлялось возможным из-за глубокого капюшона.

И вдруг фигуру в плаще оттолкнули двое мужчин, что вошли в таверну «Три Сестры», как хищные и голодные тараканы. Оба носили непромокаемые плащи и кожаные треуголки, в руках у них были фонари. Быстро осмотрев помещение, они остановили взгляды на Мэтью и Рори. Последний испуганно шепнул:

— Иисус милосердный! Они нас нашли!

Двое мужчин — Фрост и Уиллоу, как понял Мэтью — пробрались через столики вперед, после того, как второй из них тоже оттолкнул фигуру в плаще, расчищая себе путь. Альбион — если это действительно был он — повернулся в сторону и направился к стойке.

— Было бы приличнее встать, — сказал явный лидер этой пары. Его лицо было бледным, как известка, а дыхание давалось ему явно с большим трудом. — Похоже, ты кое-что скрывал, Рори. Как не стыдно! Эта девушка… должна была что-то знать. Ох… Боже, я не могу говорить. Уиллоу?

— Мы подождали снаружи, — сказал Уиллоу. — Долго пришлось ждать, но вы все же вышли.

— Решили проследить, куда вы направитесь. Чертов туман, — прохрипел Фрост. — Потеряли вас в нем. Бродили от таверны к таверне. И вот вы здесь!

Мэтью посмотрел сквозь этих двоих. Альбион говорил с хозяином таверны, капюшон все еще был на нем.

— Матушка Диар, — обратился Фрост к Мэтью. — Хочет видеть тебя.

Это было неподходящее время для паники. Мэтью рассудил, каков будет эффект, если он попытается толкнуть на них стол.

Уиллоу, скорее всего, поймает его или, возможно пропустит удар стулом — всякое бывает, когда имеешь дело с отчаявшимся противником, но пистолет в его правой руке все-таки говорил сам за себя.

— Нет, — ответил Мэтью, и этот ответ собрал все возможные острые углы.

— Повтори, — угрожающе сказал Фрост, вытаскивая уродливый пистолет. — Мы всегда можем договориться.

— Вы были плохими мальчиками, — ухмыльнулся Уиллоу. — Матушка вас отшлепает.

— Встать! — пистолет Фроста указал Кину вверх. — И на выход. Только без глупостей, пожалуйста.

Пока они двигались к двери, Мэтью оглядывался на Альбиона, но фигура в плаще, которая могла быть мстителем в маске, похоже, просто заказывала себе выпивку. Он так и не опустил свой капюшон, и нельзя было разглядеть даже цвет его волос.

Повинуясь импульсу, как только они достигли двери, Мэтью выкрикнул:

— Стивен!

Хозяин и несколько клиентов посмотрели вверх. Фигура в плаще не повернулась и не изменила своего положения.

— Вперед, — скомандовал Фрост, голос его звучал так, будто ему не хватает воздуха.

Когда они вышли на улицу Флинт и сделали несколько шагов вперед, обойдя двоих пьяниц, валяющихся на земле, Фрост тяжело и жутко закашлялся. В груди у него клокотали чудовищные хрипы. Дуло его пистолета все еще смотрело в спину Кина.

— Проклятье! — прохрипел он, мучительно скривившись от боли. — Скажи им, Уиллоу!

— Вот, как обстоят дела, — сказал второй человек с оружием. — Матушка хочет тебя живым, Корбетт. Так что, если ты дернешься, мы вышибем Рори мозги. Кин, если ты попытаешься убежать, мы вышибем тебе мозги. Любая глупость будет тебе твоей башки стоить. Понятно?

— Похоже, мне вышибут мозги и так, и так, тогда какая разница?

— Разница в том, что… Боже, я не могу дышать! Этот урод и чертов стул… чтоб его! Надо было ему башку снести, — он мучительно застонал, хватая ртом воздух. — Объясни им все, Уиллоу.

— Ты можешь дожить до завтра и встретить рассвет, если будешь вести себя хорошо, — послушно сказал Уиллоу. — Чего лучше лишиться, жизни или левой руки? Чего-то одного ты лишишься в любом случае. Выбор за тобой.

Мэтью знал, что они бросают Рори кость надежды, а также он знал Матушку Диар и натуру других людей Фэлла. Уиллоу просто не говорит, что они начнут с левой руки. Скорее всего, используют каленое железо и прижгут рану, чтобы он прожил дольше. А где-то часов в шесть утра отрежут ему ступни…

Они начали подниматься по улице Флинт.

— Направо, — скомандовал Фрост. Они шли в непроходимой стене тумана.

— Просто идите. Без глупостей, — предупредил Уиллоу.

А был другой выход? У Мэтью был короткий импульс сбежать, отвлечь на себя внимание, но он понимал, что вторая пуля точно достанется Кину при первой же попытке. И он полагал, что Уиллоу будет стрелять не так, чтобы убить, а так, чтобы его жертве предстояла мучительная ночь перед смертью. И все же, Матушка Диар явно не собирается быть нежной — она яростно разорвет Рори на куски после такой выходки. Так или иначе, как ни посмотри на эту картину, исход ждал плачевный.

Через несколько шагов Фросту снова пришлось остановиться. На него напал мучительный приступ кашля, заставив отвести пистолет о головы Кина и согнуться от боли, однако пистолет Уиллоу предупредительно поднялся. Фрост кашлял мучительно и надсадно, а примерно секунд через восемь сплюнул кровь на камни, после чего закашлялся снова.

— Аххххх! Ч-черт! — с трудом выдохнул Фрост, когда снова сумел говорить. — Этот ублюдок… как же больно в груди. Уиллоу…

— По-моему, вам нужен врач, — сказал Кин. И это была не та вещь, которую следовало произносить, потому что лицо Фроста вдруг словно одичало, выражение его исказилось и резко сменилось, сделав его похожим на бешеного палача. В свете фонаря Мэтью заметил, что губы Фроста все испачканы кровью.

Два пистолета теперь были направлены в голову Рори.

— Стоит убить тебя здесь и сейчас, ты, низкий… а! Уиллоу, давай ты… — Фрост снова задохнулся.

— Низкий… предательский сукин сын, — Уиллоу умело подобрал слова, чтобы передать настроение своего напарника.

— Пошевеливайтесь! — отчаянно скомандовал Фрост.

Мэтью и Рори подчинились и снова пошли вперед под прицелами пистолетов.

Вот теперь Мэтью рад был бы встретить случайный дверной проем, возникший из тумана, нищего, проститутку — любое создание ночи, которое могло бы предоставить хоть мизерный шанс убежать из этого каравана проклятых. Молодой человек подумал, что, возможно, мог бы перехватить руку Фроста, если бы Рори позаботился о Уиллоу. Но сейчас, пока они шли под прицелом, любое движение могло бы спровоцировать выстрел. Могла помочь только случайность, которая, как назло, не случалась: даже пьяницы, шедшие по улице, направились в другую сторону.

Фросту пришлось остановиться из-за нового приступа кашля, и Мэтью подумал, что сейчас подходящий момент, но спина Рори все еще была под прицелом, поэтому эту героическую идею развеяло по ветру. Они продолжили идти, когда Фрост пришел в себя. Мэтью задумался, как он станет разговаривать с Матушкой Диар. Как она решит отомстить? Впрочем, будет время подумать об этом, когда ему будут ломать одну кость за другой — за людьми Фэлла такое дело не станет. Так или иначе, каждый шаг приближал к могиле.

Свет фонаря сверкнул в тумане впереди. Фигура подходила все ближе.

— Продолжайте идти! — сказал Фрост, хотя голос его почти не слушался.

Мэтью услышал звук пьяного смеха и невнятное бормотание. Человек, который подходил к ним в тумане, шатался из стороны в сторону. Он, похоже, смеялся и разговаривал сам с собой, и когда он почти поравнялся с незнакомой ему компанией, Мэтью подумал: что если схватить этого человека и толкнуть его на Фроста? Не придется ли случайному прохожему расплатиться за это жизнью?

Он вдруг понял, что фигура незнакомца облачена в плащ с капюшоном.

— Простите, простите, простите, — произнес мужчина, голос его был приглушенным и сбивчивым. Прохожий споткнулся, начал заваливаться в сторону Фроста, тот выругался и поднял фонарь, тут же обнаружив перед собой под капюшоном ночного незнакомца позолоченную маску Альбиона, который, не теряя времени, нанес Фросту удар по лицу его же фонарем, а второй рукой уже извлекал меч из-под своего черного плаща.

Слишком много всего случилось за один короткий миг.

Фрост закричал, лицо его окрасилось кровью, и он упал на спину. Мэтью замахнулся прямо в голову Уиллу, но промахнулся, потому что тот уже двинулся, подняв пистолет и прицелившись в Альбиона. Рори попятился, опасаясь меча мстителя в маске не меньше, чем и его самого — которого он считал сумасшедшим убийцей. Пистолет Уиллоу выстрелил, подняв облако сизого дыма, но рука, держащая его, была уже наполовину отсечена клинком Альбиона, и пуля срикошетила от мостовой. Альбион не терял времени и провел вторую атаку, нанеся рубящий удар на уровне глаз Уиллоу. Голова того запрокинулась, и следующее движение мстителя в маске перехватило противнику горло. Его по инерции развернуло и пронесло мимо Рори кровавым фонтаном.

Прозвучал еще один выстрел, поднявший облако дыма Мэтью услышал, что Альбион издал сдавленный хрип, рука в перчатке тут же ухватилась за левый бок. Фрост лежал на земле, привалившись спиной к стене, глаза его налились кровью, но глаз его пистолета видел все отчетливо и был достаточно меток. Мэтью ударом ноги выбил пистолет из рук Фроста, отбросил его в сторону, хотя и понимал, что опоздал: теперь его можно было использовать только в качестве дубинки. Затем его оттолкнуло в сторону движение Альбиона — на удивление сильное — который направил свой меч прямо в голову Фросту. Лезвие пробило треуголку и через череп вошло прямо в мозг, серое вещество потекло через уши, как если бы ему на голову вылили чашу с заплесневелой овсянкой.

Альбион потянул меч, чтобы вытащить, но клинок засел глубоко, а силы мстителя в маске стремительно убывали. В тумане послышались голоса. Звук одного выстрела мог бы сойти за пьяный несчастный случай, а вот два уже явно наводили на мысль о перестрелке. Альбион отпустил свой меч. Позолоченная маска повернулась к Мэтью и всего на секунду остановила на нем свой взгляд, а затем Альбион качнулся и скользнул в туман, все еще придерживая свою рану.

Голоса приближались. Мэтью заметил, что фонарь Уиллоу раскололся на куски, но вот фонарь Фроста лежал на земле и был еще цел. Молодой человек поднял выживший источник света, поставил ногу на грязный череп Фроста и извлек меч. Затем обратился к Рори:

— Давай! — ему пришлось протянуть Кину руку, чтобы заставить его вернуться в реальность. — Следуй за мной! — выкрикнул Мэтью и помчался в том направлении, в котором скрылся Альбион. Он не оглядывался, чтобы удостовериться, идет за ним Рори или нет: времени было мало.

На земле мелькали кровавые следы. Примерно через полквартала кровавая дорожка подсказала, что Альбион пересек улицу. Мэтью проследил глазами, куда тянется след.

Недалеко впереди кровь уходила в дверной проем лавки кредитора.

Там, на земле, прислонившись спиной к стене и подтянув к себе колени, находился Альбион. Он дышал. Прерывисто и тяжело, но дышал. Маска криво съехала под капюшоном.

— Он тяжело ранен, — сказал Рори, стоящий за спиной Мэтью, и неожиданный возглас заставил молодого человека почти подпрыгнуть.

— Подержи это, — Мэтью отдал ему окровавленный меч, и это был редкий случай, когда клинок был взят с такой неохотой.

Мэтью опустился на колени. Он увидел, что глаза под съехавшей маской были закрыты. Рана кровоточила, кровь сильно лилась сквозь пальцы в перчатках.

Молодой человек протянул руку к подбородку этого человека, нашел край маски, сияющей золотой фабричной краской, и потянул за искусственную бороду.

Перед ним было лицо Альбиона.

Перед ним было лицо судьи Уильяма Атертона Арчера.

— Ты его знаешь? — спросил Рори, когда Мэтью ошеломленно ахнул.

— Да, — сумел ответить молодой человек, хотя все еще с трудом верил в реальность происходящего. Но вся эта кровь… пуля, похоже, задела какой-то важный орган. — Нужно отвести его к доктору, — качнул головой Мэтью. — Где-то… — он беспомощно посмотрел на Рори. — Где?

— Я не знаю, я не могу… погоди… погоди. Больница на Кейбл-Стрит! Это недалеко отсюда, в паре кварталов.

Веки Арчера задрожали и приподнялись. Раненый уставился на Мэтью, забрал маску из его рук и убрал в карман своего плаща.

— Мы собираемся отвести вас в больницу на Кейбл-Стрит, — сказал Мэтью. — Вы меня слышите?

Арчер постарался заговорить, но не смог. Он кивнул. Небольшая струйка крови потекла из угла его рта.

— Помоги мне поднять его на ноги, — сказал Мэтью. И пока Рори помогал ему поднять раненого Альбиона, Мэтью размышлял, надеясь, что им удастся донести этого человека до больницы до того, как жизнь покинет его, потому что тогда навсегда испарится и ответ на вопрос, почему уважаемый лондонский судья из Олд-Бейли превратился в почти маниакального мстителя в маске.

Они начали пробираться сквозь туман, пока духи Лондона несли свой дозор.