Свобода Маски

Глава тридцать вторая

— Чувствуешь это? — спросила Матушка Диар. Она глубоко вздохнула, ноздри ее раздулись. — Море.

Мэтью чувствовал соленый аромат Атлантики, звучавший в холодном ветре, что свирепствовал на улице и яростно бил в шторки на окнах кареты. Он чувствовал себя сонным, потому что этот — десятый — день его путешествия казался непомерно долгим, ибо начался с первыми лучами солнца и все не желал заканчиваться, хотя несколько часов назад уже опустилась тьма. Обычно на закате экипаж останавливался в гостинице. На этот раз — нет, стало быть, как понимал Мэтью, логово Фэлла находилось уже совсем близко.

Он снова закрыл глаза. За это время он порядком устал от Матушки Диар и от ее безвкусных нарядов с разноцветными рюшами, а также от яркого макияжа, делавшего ее жабий внешний вид еще более абразивным. Мэтью чувствовал к ней некоторое сострадание после истории о Грязной Дороти, которую она рассказала, однако в нынешний реалиях Матушка Диар была хладнокровным убийцей и сострадания не заслуживала. Мэтью прекрасно понимал, что если бы Фэлл обещал хорошее вознаграждение за его смерть, вторая пуля, которая была бы пущена в пыточной камере дантиста, попала бы ему в лоб после Рори Кина.

Это было трудное и утомительное путешествие, в течение которого, правда, Мэтью ожидало маленькое приятное открытие: Харрисон Коупланд носил с собой маленький шахматный набор и сам был необычайно хорош в этой игре: он выиграл у Мэтью восемь раз из девятнадцати. Четырежды они сыграли вничью. Полдюжины других людей, сопровождавших Матушку Диар в этой поездке, занимали два дополнительных экипажа. Иногда они наблюдали за игрой, иногда отворачивались, показывая полное отсутствие интереса, и уходили в угол, где открывали бутылку рома или вина. Джулиан Девейн, сидевший в карете рядом с Матушкой Диар и Мэтью, был неизменно прохладен и держался с характерной для него бесстрастностью, по большей части оставаясь молчаливым. Пленнику он уделял столько же внимания, сколько луже на земле. У Мэтью было чувство, что Девейна не интересует особенно ничего, кроме исполнения фактических заданий от Матушки Диар. Быть может, только унижать пленников?..

Иногда ночью Коупланд или Девейн выступали в качестве его охранников. На следующую ночь были обязательно уже другие два человека…

На вторую ночь стало понятно, что Мэтью даже не попытается убеждать. После этого охранникам сообщили, что его можно свободно выпускать прогуливаться неподалеку от гостиницы без слежки. Молодому человеку также позволили принимать пищу в одиночестве, и никто не обыскивал его после, потому что было ясно: у него нет намерений спрятать нож и позже ударить им кого-то. Мэтью собирался в этом караване добраться до логова Фэлла, потому что это гарантировало хотя бы минимальную безопасность Хадсону и Берри, а одно неверное движение со стороны Мэтью могло повлечь за собой то, что им обоим перехватят глотки и отправят на корм собакам, как иногда поступали в ситуациях, у которых обнаруживались ненужные свидетели.

Некоторые владельцы гостиниц и таверн знали Матушку Диар и ее людей по именам, что свидетельствовало о том, что она со своим эскортом проезжала по этому маршруту несколько раз — множество раз? — до этого. Все вели себя так, будто ко всему привыкли. Это была простая деловая поездка, и гостиницы и таверны были только рады принять Матушку Диар с ее деньгами. Она делала записи о своих тратах в небольшой книге, и ее привычка облизывать кончик карандаша страшно раздражала Мэтью.

После того, как они выехали из Лондона, облака истончились, и несколько солнечных лучей все же тронули землю. По окружающему пейзажу Мэтью сделал вывод, что они двигаются на северо-запад в направлении Уэльса — к этому заключению он пришел на третье утро, сидя напротив Матушки Диар и Девейна в карете, которая подскакивала на каждой кочке каменистой дороги. В какой-то момент молодым человеком овладели воспоминания, от которых у него перехватило дыхание.

— Что такое? — резко встрепенувшись, спросила Матушка Диар.

— Ничего, — ответил он. — Просто задремал, а кочка разбудила меня.

Но на самом деле он вспоминал, как ехал в карете с двумя людьми, намеревавшимися убить его во время дела Королевы Бедлама. Оба они также работали на Профессора Фэлла.

Один из них сказал: Мы не разбрасываемся талантами. У нашего покровителя есть прекрасная деревенька в Уэльсе, где людям дают образование и правильные понятия о жизни.

Итак… они направляются в Уэльс. К деревне Фэлла, где Мэтью, надо думать, будут вбивать правильные понятия о жизни силой.

Он чувствовал море. Это заставляло его вспомнить о том, как Рори озвучивал свои желания отправиться в морское путешествие, и о том, что на деле этот молодой человек никогда не чувствовал этого соленого аромата, потому что не выбирался далеко за пределы своего района. Это заставляло задуматься о том обещании, что он дал Рори: выяснить, кто приказал убить членов Черноглазого Семейства, кто устроил эту резню. А еще это оживляло в памяти страшный звук выстрела, оборвавшего жизнь друга. По крайней мере, дважды в день в течение последнего времени он просыпался ото сна с памятью об этом выстреле. Просыпался в холодном поту.

Иногда во время приемов пищи он слышал, как Матушка Диар храпит в соседней комнате. Временами через стену доносилось страдальческое сонное бормотание этой женщины, которая в детстве пережила страшный кошмар. Но сидя напротив нее в мягком желтом освещении кареты… он никогда не забывал, кто она теперь и на что способна.

Возница вдруг резко выкрикнул что-то.

— Ах! — улыбнулась Матушка Диар, взглянув на Мэтью. — Мы уже близко.

— Деревня Фэлла, — кивнул Мэтью.

Ее губы удивленно изогнулись, а брови приподнялись.

— Ты очень умный молодой человек, — одобрительно цокнула языком она. — Я уверена, что никто из нас тебе об этом не рассказывал. Как ты догадался?

— Пусть это останется моим секретом, — решил ответить он, чтобы уязвить ее.

— Тогда ты также знаешь, как она называется?

— Чистилище, — ответил он.

Она рассмеялась.

— Прекрасный Бедд. С двумя «д».

— Очень романтично, но грамматически совершенно бессмысленно.

— Это не оригинальное название, а лишь его транскрипция, — усмехнулась она. — В дословном переводе оно значит «Прекрасная Могила».

Это заставило его распрямиться и замолчать на несколько мгновений, но он быстро взял себя в руки.

— Его собственная, как я понимаю?

— Его врагов. И тех, кого он хочет там видеть. Окажешься там, и крышка захлопнется… но для кладбища там довольно живая атмосфера.

— Чудесно, — ответил Мэтью, не скрывая сарказма.

Послышался щелчок плети возницы. Лошади двинулись, карета качнулась вперед и назад. Проклятая деревня, должно быть, слишком близко, подумал Мэтью. Он посмотрел налево, в сторону моря, отодвинул занавеску и осмотрелся.

Легкие гранулы тумана метнулись ему в лицо. Запах морской соли, сорняков, водорослей и рыбьей чешуи становился все сильнее. Конечно, Профессор, который сильно интересовался жизнью морских обитателей, захотел бы обустроить свою прекрасную могилу на морском побережье. Вокруг было темно, но в небе наблюдалось слабое свечение — возможно, в двух милях отсюда — хотя расстояние было рассчитать назвать точно. Мэтью взял с собой серебряные карманные часы, некогда принадлежавшие ныне почившему дорогому Филиппу, и, взглянув на них, заметил, что время едва лениво перевалилось за восемь. Лошади, похоже, были порядком истощены, но храбро и упорно продолжали двигаться дальше. Мэтью отпустил штору и откинулся на спинку кресла, понимая, что его тело запомнит каждый шов этих неудобных сидений.

Вздохнув, он сказал:

— Похоже, он оставил для нас свет.

— Не только для нас. Там процветает ночная жизнь. Это маленькое сообщество функционирует, как дóлжно.

— Сколько там людей?

— О… по последним подсчетам… пятьдесят три, кажется. Добавь туда своих друзей и судью Арчера. И себя, разумеется. Пятьдесят семь.

— Разве планируется, что я стану постоянным обитателем этого места? И мне привьют здесь правильные жизненные принципы?

— Это решать Профессору, — ответила она. Ее плоский тон и смертельный взгляд пресекли все последующий вопросы, которые Мэтью хотел бы задать.

Быстрый взгляд на Джулиана Девейна тоже ничего не дал, поэтому Мэтью отвел глаза от своего безмолвного конвоира и уставился в пол.

Карета медленно тронулась. Что-то, что мешало ей проехать, похоже, было успешно устранено. Раздался выстрел: похоже, возница отправил сигнальный огонь, обозначая прибытие. Эти придурки все продумали, почти обиженно сказал Мэтью про себя. Хотя в глубине души он понимал, что как бы он ни хотел, чтобы они были придурками, они ими не были. А ведь иначе так легко было бы иметь с ними дело!

Через несколько минут карета остановилась. Мэтью услышал лязг цепей, что, возможно, было шумом открывающихся тяжелых ворот. Затем карета вновь набрала скорость и опять поехала по дороге, которая изогнулась влево в направлении моря. Прошло, кажется, не более четверти минуты, когда кулак возницы обрушился сверху, и карета остановилась с грохотом.

— Мы прибыли, — констатировала Матушка Диар.

— На выход, — скомандовал Девейн и указал пальцем на дверь слева.

Мэтью подчинился. Он вышел и увидел перед собой то, чего никак увидеть не ожидал.

Поприветствовать вновь прибывших вышел небольшой оркестр. Два скрипача, аккордеонист и девушка яркой внешности, игриво позвякивающая бубном. Все они были хорошо одеты, выглядели здоровыми и полыми сил. Выражения их лиц нельзя было назвать ни слишком веселыми, ни мрачными — скорее, они испытывали здесь нечто, походившее на… безропотный комфорт. Мелодия была веселой и живой, но звучала в ней некая самоуверенная, пришитая гордость. Тем временем количество зрителей, пришедших поприветствовать прибывших в освещенную фонарями деревню, выросло до тридцати. Всем им не терпелось встретить возницу и пассажиров, и Мэтью был первым, кого они увидели. Мужчины снимали свои треуголки в знак приветствия, женщины учтиво приседали. На лицах местных жителей блестели улыбки, хотя Мэтью казалось, что взгляд их чем-то затуманен. Несколько членов этого странного приветственного комитета выглядели и вовсе отстраненно, и смотрели так, словно их умы были протертыми сланцами.

Так вот, какова из себя эта Могила, подумал молодой человек, когда Девейн немного подтолкнул его вперед. Мэтью прекрасно знал, каково это — потерять память после удара по голове. Он полагал, что наркотики могут сделать примерно то же самое, либо попросту погасить в человеке стремление к свободе и превратить эту «прекрасную могилу» в Райские Врата.

Он быстро оглядел всех людей, которых видел перед собой. Старшим в этой группе был человек, вероятно, лет шестидесяти от роду. А самой юной была девушка с бубном. Нет, тут же поправился он, заметив в центре площади женщину, прижимавшую к груди младенца. Рядом с ней стоял мужчина, держащий на руках маленького мальчика около шести лет, чтобы тот мог хорошо рассмотреть прибывших.

Когда вторая карета этого каравана взметнула пыль и остановилась на площади, жители тут же обратили на нее свое сомнительное внимание, продемонстрировали рассеянные улыбки, автоматические приседания и помахивания треуголками. Во втором экипаже было еще четверо головорезов Матушки Диар. Небольшой оркестр заиграл снова.

Высокий, худой человек, одетый в куртку из оленьей кожи и серую шапочку подошел к Мэтью, Матушке Диар и Девейну. Мэтью мгновенно увидел, что его взгляд не отличается такой же рассеянностью, как взгляды большинства жителей. Нет, глаза этого человека были острыми. Внешностью он обладал непривлекательной и держал на виду мушкет с коротким штыком под стволом. Он перекинул оружие так, что оно опасно смотрело прямо на молодого решателя проблем из Нью-Йорка.

— Добро пожаловать в Прекрасный Бедд, — обратившись к Мэтью, он заговорил с сильным акцентом. Правда, ничто в его виде не указывало на доброжелательность. Даже само приветствие было произнесено в жесткой, угрожающей манере. Тем временем этот неприветливый человек повернулся к Матушке Диар и Девейну. — Добрый вечер.

— Добрый вечер, мистер Фенна. У нас много багажа с собой.

— Да, мадам. Сколько прибывших?

— Четверо уже вышли. Еще одна карета с другой четверкой прямо позади. Доктор Белиярд уже прибыл с пациентом?

— Нет, мэм, еще нет.

— Уверена, он вот-вот прибудет.

— Я позабочусь о вашем багаже. Куда вести вот этого? — Фенна кивнул в сторону Мэтью.

— В гостевой дом «Крылатка». Или он уже занят теми двумя, которых я прислала ранее?

— Нет, мэм, там свободно. Их перевели в другое место.

— Берри и Хадсон? — Мэтью посмотрел на женщину. Ему не понравилось, как прозвучало это «перевели в другое место». — Где они?

— Здесь, в комфортном окружении, — она одарила его легкой зубоскальной улыбкой, от которой по коже бежал холодок. — Джулиан, ты проводишь Мэтью в гостевой дом? У меня еще есть здесь дела.

— Я хочу видеть моих друзей! — сказал Мэтью. В этот момент прибыла третья карета. Музыка с ее дружелюбным безумием заиграла снова.

— В гостевой дом, — повторила Матушка Диар для Девейна. А затем повернулась к Мэтью. — Располагайся. Если захочешь что-нибудь поесть, иди в таверну на другой стороне площади, — она пальцем указала ему направление. — Ночью там открыто. Можешь хорошо поужинать, выпить бокал вина, расслабиться, — она отвела от него взгляд и обратилась к мистеру Фенна. — Он наверху?

— Да, мэм. Работает, как всегда.

— Он захочет видеть меня сразу.

— Да, мэм, — ответил Фенна. Он адресовал Мэтью уничтожающий взгляд, говоривший, что если бы было дозволено, он с удовольствием разнес бы мозги юного выскочки своим мушкетом. На то, что шанс появится, он явно надеялся до сих пор. Затем Фенна и Матушка Диар отправились прочь через площадь из белого камня. Толпа встречающих начала понемногу редеть, и музыка прекратилась. Пистолет, который Девейн извлек из-под своего плаща, уперся Мэтью в ребра.

— Прогуляемся? — хмыкнул он. — Иди прямо и поверни направо на следующей улице.

— Ты же знаешь, что в этом нет необходимости.

— Мне нравится чувствовать оружие в руке. Вперед.

Мэтью подчинился. Теперь у него появилась возможность более четко обрисовать себе впечатления от этой опрятной маленькой тюрьмы. Да, именно тюрьмы, подумал он, сознавая, что другого смысла у этого места быть не может. Тюрем в последнее время пришлось повидать немало, но эта, пожалуй, была худшей из всех, так как пленяла не тело, а разум… тем не менее, здесь было чисто, люди ходили свободно, и веселый свет фонарей лился из окон. Казалось, никого здесь не беспокоило, что человека ведут по улице к гостевому дому под дулом пистолета.

В поле зрения попало еще четыре улицы, расходившиеся от главной площади, а после делившиеся и разветвлявшиеся на еще более мелкие прожилки дорожек. Все здания были одноэтажными, большинство из них строилось из белого камня, хотя некоторые были пестрыми: бело-серыми или бело-коричневыми. Большинство домов имело крыши из темно-коричневой черепицы, но встречалось и несколько соломенных. Все, разумеется, сделано из местных материалов, подумал Мэтью. Он видел места, где в стенах имелись залатанные бреши — возможно, залатанные не единожды. Это придавало домишкам какой-то особенный уют, но при этом создавало определенное впечатление и о возрасте строений. Стоило приглядеться, и становилось понятно, что стены уже не раз чинили и красили заново. Во всей атмосфере этого места присутствовало что-то средневековое, и о внутреннем убранстве местных жилищ воображение строило самые разные предположения.

Из каменных дымоходов вверх тянулись легкие завитки белого дыма, которые лениво поднимались в усыпанное звездами небо. Когда дыхание холодного ветра подхватило запах дыма и разнесло его во всех направлениях, Мэтью поймал острый, землистый аромат, который он никогда не слышал раньше. Торфяные пожары, подумал он. Деревня, похоже, находилась в непосредственной близости от болот и торфяников.

На углах улиц стояли столбы, удерживающие на крючках горящие фонари, и под ними висели уличные знаки на эмалированных табличках. Мэтью отметил, что, повернув направо, он попал на Лайонфиш-Стрит[3], тут же подумав, что название всех улиц здесь, так или иначе, имеют отношение к морским существам. С Девейном, держащимся у него за спиной, Мэтью миновал небольшое здание, отмеченное знаком «Больница Прекрасного Бедда». Далее находилось всего четыре дома — по два на каждой стороне улицы. Затем Лайонфиш-Стрит изгибалась вправо и предположительно вела обратно к площади. Свет фонарей бросал отблески на стену серокаменного здания высотой двенадцать футов с каменным парапетом наверху. Полуразрушенная башенка наводила на мысль, что давным-давно это строение было крепостью — где-то в туманах истории. Щербатый вид каменной кладки навеял Мэтью особенно неприятные воспоминания, и челюсть с вырванными зубами отозвалась тупой болью. Там, на парапете находился человек, держащий мушкет. На первый взгляд показалось, что он собирается взять пришельцев на прицел, однако сейчас его взгляд был устремлен куда-то поверх крыш домов, к морю. Мэтью заметил, что слева и справа здесь тянется высокая стена. Он понял, что она, вероятно, окружает всю деревню, а сама деревня занимает не более трех или четырех акров.

Он не преминул отметить десятифунтовые пушки наверху, направленные на море, и молодой человек был уверен, что это не единственный такой оружейный пост.

— Вот, — сказал Девейн, поведя своим пистолетом вправо.

Это был дом, мало отличающийся от остальных: одноэтажный, из бело-коричневого камня с крышей из темно-коричневой черепицы с несколькими квадратными окнами и одним небольшим круглым окошком над дверью. Света оттуда не исходило.

— Там не заперто, — сказал Девейн.

Мэтью вошел. Первым его порывом было резко броситься на своего конвоира из темноты, но молодой человек понимал, что порыв этот совершенно глуп, поэтому постарался отбросить его прочь.

— Шаг назад, — скомандовал Девейн в открытую дверь. — В верхнем ящике письменного стола слева найдешь, чем зажечь фонарь, — он потянулся к фонарю, висевшему на настенном крюке рядом с дверью, и буквально бросил его Мэтью, который на миг замешкался и едва не выронил брошенный предмет, лишь в последний миг сумев совладать с непослушными пальцами. — Одежду тебе принесут, — сказал Девейн, не обратив никакого внимания на возню своего узника. — Человек, который придет, будет вооружен, предупреждаю на всякий случай. Не создавай неприятностей.

— Я и не…

Девейн отступил и закрыл за собой дверь, не дослушав Мэтью и оставив его в одиночестве и в темноте (если не считать тот свет, который мягко струился из окон домов).

— … собирался, — договорил Мэтью, потому что оставлять фразы незавершенными он не любил.

В ящике он нашел еще два фонаря, которые поджег с помощью своего. Свет разгорелся и распространился по комнате, и Мэтью решил пройтись, чтобы оглядеть свою новую тюрьму. В доме был кабинет и спальня. Обстановку с мебелью можно было охарактеризовать вернее всего, как спартанскую, но здесь, безусловно, было комфортнее, чем на устланном соломой полу Ньюгейтской тюрьмы. На кровати лежал матрас из гусиных перьев, в гостиной стоял небольшой письменный стол, а перед красивым большим камином располагалось два резных стула. У очага присутствовали необходимые предметы для растопки.

Мэтью прошелся и внимательнее изучил мебель: очаг сильно почернел, а на письменном столе виднелись царапины, но никаких других признаков, что кто-то когда-то жил в этом месте, не наличествовало. Он проверил ящики письменного стола, но там оказалось пусто. Примерно так же обстояли дела со шкафом в спальне: кроме куска хлопковой ткани там не было ничего. Мэтью отметил, что на двери не было замка, а так же здесь отсутствовала задняя дверь. Конечно же, подумал он, нельзя же позволить гостям Профессора Фэлла забаррикадироваться от своего хозяина!

Несмотря на переутомление и сонливость, Мэтью захотел хорошенько осмотреться в деревне. Он потянулся, услышав и почувствовав хруст собственных позвонков, наклонился, дотронулся до пальцев ног несколько раз, чтобы разогнать кровь по затекшему телу. Затем он взял один из фонарей, оставил второй гореть, натянул плащ и вышел на улицу, где холодный осенний ветер свирепствовал в раю Фэлла.

Желтая луна была почти полной. В окнах мелькнуло несколько огней, но с течением ночи новых светящихся окон не прибавлялось. На Лайонфиш-Стрит никого из прохожих не было, а в окнах местной больницы царила непроглядная темнота. Двигаясь вдоль по улице, Мэтью невольно задавался вопросом, что же натворили жители Прекрасной Могилы, чтобы стать узниками здесь, и, если они были врагами Фэлла, то почему Профессор просто не устранил их?

Молодой решатель проблем свернул на улицу, направленную к стене, и уже в следующий миг услышал оглушительный грохот морских волн. Он опустил фонарь и продолжил свое исследование территории. Вскоре он достиг широких ворот, собранных из тяжелых железных прутьев, за которыми не было видно ничего, кроме чернильно-черной темноты. Мэтью осторожно попробовал толкнуть ворота, не желая производить лишнего шума, способного привлечь охрану, и обнаружил, что — разумеется — ворота были заперты. Неудивительно. Но что там, за воротами? Просто море, грозные звуки которого можно услышать даже отсюда? Или же продолжение улицы? Если так, то куда она ведет? Что ж, ему придется ждать восхода солнца, чтобы это выяснить.

Мэтью вернулся по тому же пути, но вскоре еще раз свернул, освещая себе дорогу фонарем, после чего очутился на главной площади. Карет здесь уже не было — вероятно, их увезли куда-то в соответствующее место, а лошадей отвели в хлев. У колодца стояли и переговаривались двое мужчин. У обоих на плечах были мушкеты с зафиксированными под стволами штыками. Они бегло окинули Мэтью взглядами, тут же решив не тратить на него свое время, и вернулись к разговору. Мэтью понял, что, вероятнее всего, эти двое были охранниками, патрулировавшими деревню всю ночь, но, казалось, увидев молодого решателя проблем, разгуливающего по улице, они решили, что поводов для беспокойства нет. Через стекло квадратного окна белокаменного здания, в котором, похоже, располагалась основная таверна, пробивался теплый желтый свет. Над дверью висела вывеска с названием «Знак Вопроса?»… что ж, вот оно, подумал Мэтью, чувство юмора Профессора Фэлла в действии. В ту же минуту молодой человек решил, что обязан посетить это место.

Внутри таверна была совсем небольшой, но хорошо освещенной и чистой, с семью столами и барной стойкой. Два столика были заняты. За одним сидела компания из трех мужчин, которые вели тихий разговор. Похоже, эти люди только недавно вернулись с дежурства, либо сейчас у них был перерыв. Тоже охранники, подумал Мэтью, отметив их лежащие на стуле мушкеты. Второй стол занимал один мужчина, который, похоже, уснул над своей опрокинутой глиняной чашкой, из которой темная жидкость мерно капала на половицы. Мэтью занял ближний к стойке столик, откуда удобно было наблюдать за остальными.

— Да, сэр? — обратился трактирщик, невысокий лысеющий мужчина с огромным носом, подошедший прямо к Мэтью.

— Могу я заказать что-нибудь поесть?

— Кухня закрылась несколько минут назад, но напитки мы подаем всю ночь.

— О… — Мэтью вдруг осознал, с какой проблемой столкнулся. Если Фэлл пичкает жителей своей Прекрасной Могилы наркотиками — а это для Мэтью уже не вызывало сомнений после первого же впечатления от толпы, которая вышла встречать его карету — то наркотик мог быть подмешан во все: в еду, в вино, в эль или даже в воду. Даже в самом невинном супе или бульоне может оказаться одно из смертоносных зелий, занимавших достойную страницу в записях Джонатана Джентри. Мэтью очень хорошо вспомнил то, что Профессор сделал на Острове Маятнике, после чего Джентри был обеспечен быстрый доступ на небеса. Фэлл приказал Джентри записать все собранные и разработанные им формулы ядов и наркотиков, после чего сам доктор стал бесполезен.

Разумеется, формула наркотика, превратившего «Белый Бархат» из простого джина в сильнодействующее средство, затуманивающее разум, также пришла из этой самой книги с записями доктора. Мэтью подумал, что, возможно, здесь, в Прекрасной Могиле используют более слабый вариант того же самого средства? И как избежать попадания в эту ловушку, если всё здесь, возможно, отравлено этим наркотиком?

— Вы желаете бокал вина, сэр? — спросил хозяин таверны.

— У меня нет денег.

— О… вы ведь приехали с Матушкой Диар сегодня вечером, не так ли? Я не сумел выйти встретить вас, я был здесь. Уборка перед ночной сменой, знаете ли.

Мэтью кивнул. Он подумал, что даже вода, которой здесь моют стаканы, могла быть отравлена. Наркотик при желании можно было втравить даже в глину, из которой выжигают местную посуду, и сделать так, чтобы средство активировалось при попадании жидкости… и с тарелками так же. Похожую хитрость применили соратники Фэлла несколько лет назад в Филадельфии, и привело это к плачевным результатам.

— Денег и не нужно, сэр, — сказал трактирщик. Его голубые глаза смотрели очень дружелюбно. — К вам есть доверие.

Мэтью взглянул на трех охранников, пьющих их деревянных кружек. Скорее всего, такие использовались только для охранников, и запас напитков для них тоже хранился специальный, неотравленный. Другим посетителям, вероятно, такого не предлагали.

— У нас есть крепкий яблочный эль, если хотите, — предложил хозяин таверны.

— Благодарю, но я думаю, я просто посижу здесь и отдохну некоторое время.

— Может, тогда желаете воды?

— Нет, ничего, спасибо, — решил Мэтью. Мужчина кивнул и вернулся к своей ночной работе.

Я здесь, как пойманная рыба в котелке, подумал Мэтью. Нельзя было доверять ни еде, ни напиткам, иначе наркотик, который могут туда добавить, превратит его в безвольного идиота. А что насчет Берри и Хадсона? Они находятся здесь довольно давно, они должны были что-то есть и пить. Неужели они уже впали в зависимость и теперь бесхитростно подчиняются приказам? Впрочем, очевидно, препарат не полностью подавляет волю к побегу, ведь иначе зачем охранникам оружие? Может, доза для каждого рассчитывается индивидуально, в зависимости от того, насколько тяжким было его преступление против Профессора?

Задумавшись об этом, Мэтью невольно попытался просчитать, сколько сумеет пробыть здесь, отказываясь от воды и пищи, как вдруг услышал сердитый голос, доносившийся с улицы. В «Знак Вопроса?» явились двое: мужчина и женщина, которые явно не находились под чарами, извлеченными из аптечки Фэлла.

Женщине было на вид чуть больше тридцати. Высокая, хорошо сложенная и довольно привлекательная. У нее были яростные темные глаза и эбеново-глянцевые черные волосы, собранные в высокую прическу на макушке и каскадом спадающие на плечи. Полноватые губы имели ярко-красный оттенок и сейчас выплевывали целый огненный поток слов на итальянском языке — явно бранных, поэтому уши Мэтью покраснели от смущения, даже несмотря на то, что перевода он не знал. Женщина была одета в темно-синее платье с белой отделкой вокруг воротника, на плечи был накинут атласный белый пиджак.

Ее спутник был низковат ростом — по крайней мере на три дюйма ниже ее самой — и носил черный костюм с жилетом того же оттенка. Свои седые волосы он сзади завязал красной лентой. Из черт лица внимание к себе привлекали его тонкие серые брови, острое лезвие носа и взгляд, полный крайнего беспокойства, которое делало и без того заметные на его нарумяненном лице морщинки глубже.

Пока женщина продолжала вываливать на своего спутника поток брани, тот картинно заламывал руки, в то время как взгляд его словно бы искал путь к бегству. Трое охранников прекратили свой разговор, толкнули друг друга в бок и ухмыльнулись, посетитель, уснувший за соседним другим столом, поднял голову на несколько дюймов, но слабая шея не удержала ее навесу, поэтому лоб со стуком снова врезался в столешницу.

Женщина схватила ртом воздух, набираясь сил для нового потока ругательств, которые казались невидимыми ножами, наносившими мужчине удар за ударом. Он приложил одну руку к сердцу, а другую ко лбу и в пошатнулся под ее натиском, как будто мог вот-вот упасть в обморок.

В следующий миг эта бестия увидела Мэтью, и ее черные глаза устремились на него с силой, которая почти в буквальном смысле переломила ему позвоночник. Женщина указала на него пальцем.

— Ты! — закричала она так, что в таверне, казалось, задрожала вся мебель. — В тебе может быть какой-то толк. Ты играешь на инструменте?

— Простите?

— На инструменте! — ее руки сжались в кулаки и поднялись вверх, готовые захватывать мир. — Sono circondato da idioti totali! [Меня окружают полные идиоты! (ит.)] — прорычала она. — На музыкальном инструменте! Ты играешь?

Ее итальянский визг был слишком далек от латыни, которую он изучал, однако смысл ее слов молодой человек уловил. Полным идиотом он себя не считал, а она, вероятно, его точку зрения не разделяла. Он вздохнул.

— Piget me nego.

Сожалею, но нет.

Она перестала кричать. Молчание, распространившееся по помещению, было тяжелым, как ее акцент.

Она повернулась к своему спутнику и прямо ему в лицо заорала на смеси английского с итальянским, при это сила ее напора могла запросто сдуть мясо со скелета:

— Как я должна петь Прозерпину, Дафну, La Fortuna и La Tragedia без аккомпанемента? — ее голос поднялся на опасную высоту. — Это инсульт! Это комедия! Это полное безумие, e un vaiolo su questa intera idea! [вся эта идея больна оспой! (ит).]

— О, мой Бог! — вдруг воскликнул Мэтью, неожиданно поняв, кто это.

Она повернулась к нему, глаза ее сверкнули.

— Si, можешь взывать к Господу! Позови его сюда и попроси привести оркестр ангелов, потому что только так я буду петь эту проклятую партию!

— Вы… — выдохнул он. — Вы же…

Она отбросила назад волосы и чуть отвела голову, словно собралась атаковать своим острым подбородком.

— Алисия Кандольери! — объявила она с воинственной красотой, хотя ее имя он и так уже знал.

Перед ним стояла похищенная оперная прима, и, похоже, что ее действительно похитил почти что любовник-пират, как и писали в «Булавке», и этот бедный ублюдок, видимо, откусил кусок больше, чем мог прожевать.