Глава тридцать пятая


— Ты слышал, что я сказал?

Глаза Мэтью обыскивали стены в поисках крюка, на котором висели бы ключи от камер.

— Ключей здесь нет, — сказал Девейн, совершенно верно проследив за ходом его мыслей. — Пойдем. Он ждет тебя.

Мэтью сжал зубы так сильно, что мышцы его челюсти щелкнули, и суставы едва не вывихнулись. Казалось, к тому моменту, как его ярость осядет, у него уже не останется целых зубов — все они будут стерты в порошок. Лицо понемногу переставало гореть, но разум и сердце все еще болели от того, что пришлось увидеть в этой камере.

Девейн начал подниматься по лестнице, предварительно закрыв прорезь на двери.

— Лучше всего оставить его в темноте, — сказал он. — После тебя, пожалуйста.

Мэтью поднялся по лестнице, Девейн проследовал за ним по пятам. В холле этот человек забрал у Мэтью фонарь и вернул его, как и свой, на прежнее место.

— Наверх, — прозвучала команда. Мэтью повиновался, потому что сейчас ему было все равно, куда идти и по чьей воле.

На верхнем этаже в еще одном коридоре ему встретилось несколько дверей. И снова на стенах он увидел морских созданий, подписанных на латыни. В конце коридора виднелась открытая дверь. Мэтью мог видеть, что за ней располагается большая комната с огромным окном, из которого проглядывалось чистое небо. Он продолжил идти — шаг за шагом — его ботинки едва ли издавали какой-то шум, ступая по мягкому ковру. Когда молодой человек шагнул за порог, он понял, что оказался в Alma Mater Профессора.

Как он и ожидал, это был рай интеллектуала, потому что на дубовых полках здесь покоилось более трех сотен книг. На полу лежал богатый персидский ковер со сложным рисунком и множеством узоров совершенно разных окрасов: голубой и синий, сине-зеленый, светло-зеленый, темно-серый, фиолетовый и почти черный — почти все оттенки, которые встречались в море. На стропилах под потолком висела черная кованая люстра, у которой было восемь кованых щупалец, как у осьминога, и каждое щупальце держало свечу. Дубовые стены, судя по всему, полировали каким-то специальным воском, потому что они отдавались удивительным блеском. Они также были оформлены различными изображениями морских существ. Но здесь все же морские существа представляли собой, скорее, водных чудищ из страшных сказок или кошмаров: огромный монстр с пятидесятифутовым мечом прямо на уродливой морде пронзал баркас, в то время как члены команды прыгали за борт в попытке спасти свою жизнь. Встречались здесь и библейский левиафан, и Кракен, без труда утаскивающий на дно трехмачтовое судно. На одной из стен были прибиты полки, на которых стояли банки с сохраненными в специальном растворе морскими тварями: крабами, кальмарами, мелкими моллюсками и другими «рыбьими принадлежностями», как рассказывали мадам Кандольери и Ди Петри о встрече Розабеллы с Профессором.

Справа располагалась дверь на балкон, который находился примерно на высоте чуть выше крепостной стены. На обширную морскую даль была направлена большая подзорная труба. Солнечный свет сверкал на поверхности воды, и от этих бликов в глазах Мэтью плясали искры.

И там, в центре зала спиной к окну сидел человек за резным письменным столом. Для удобства посетителей рядом со столом стояло два кожаных кресла. Хозяин помещения что-то увлеченно записывал, царапая пером по страницам бухгалтерской книги, открытой перед ним. На своих посетителей он не обратил никакого внимания, просто продолжил писать.

Девейн не издавал ни звука. Как и Мэтью. Пролетающая за окном стая чаек привлекла к себе внимание молодого человека и на время заставила его отстраниться от осознания времени и пространства. Отсюда было видно океан, по которому, похоже, передвигалась пара рыбацких лодок, полных добычи.

Человек все еще не поднимал своего лица, но его тонкая левая рука сделала быстрое движение, которое означало «прочь». Девейн послушно покинул комнату, закрыв за собой дверь, и Мэтью остался наедине с Профессором Фэллом.

Гостеприимный хозяин сегодня был одет в черную шелковую мантию, перехваченную золотым поясом. Золото украшало это простое одеяние также спереди и на манжетах. И хотя комната не нуждалась в дополнительном освещении — достаточно света проникало сюда из окна — у правой руки профессора горела одна свеча. Он продолжал делать свои записи, как будто в комнате не было больше никого кроме него.

Мэтью призвал все свое оставшееся мужество. Он повернулся к Профессору спиной, обошел помещение, рассматривая полки, и начал изучать совершенно чудесную коллекцию. В первые же секунды ему на глаза попались тома Джона Локка «Опыт о человеческом разумении», басни Роджера Лестранжа, «Путешествие в Новую Англию» и «Путешествие на Ямайку» Неда Уорда, несколько антологических альманахов, «Чудеса в невидимом мире» Коттона Матера и…

Издал ли он звук, или это дело только в его воображении? Потому что том, отделанный коричневой кожей, выпавший из рук и резко стукнувшийся о пол, мог заставить издать какой-то звук.

Это был «Малый ключ Соломона».

Мэтью понял, что это уже третья копия этой книги, которую он видел во владениях Профессора Фэлла. Последний экземпляр попался ему на глаза в библиотеке на Острове Маятнике.

Он осмотрел тогда эту книгу, там, на острове, и выяснил, что ней приведены различные ритуалы, а также даны описания, связанные с демонами Ада. Вся иерархия созданий Преисподней была заточена на страницах этой книги.

Эти страницы хранили латинский текст и сложные ксилографии, изображающие отвратительные комбинации человека, животного и насекомого, что были созданы из кипящего гнева преступного мира, воюющего против Небес. Он вспомнил, некоторые имена демонов, которые здесь упоминались: король Ваал, герцог Барбатос, князь Сиир, маркиз Андрас, граф Мурмур, герцог Астарот, президент Кайм, герцог Данталион, а также вспомнил некоторые области их деятельности- повелитель безумия, король лжецов, разрушитель городов, воскреситель мертвых и растлитель достоинства мужчин.

Мэтью вспомнил и то, что внутри этого треснувшего переплета из кожи, напоминающей змеиную, содержались заклинания и ритуалы для вызова этих тварей для собственной выгоды.

Малый Ключ Соломона.

Справочное пособие для вызова демонов, с подробным описанием их полномочий.

Эта копия… третья…

Он вдруг услышал в своем сознании голос Матушки Диар, которая говорила об интересе Фэлла к Бразио Валериани.

Во владении Валериани находится кое-что другое: информация, которая нужна Профессору. С морскими обитателями она не имеет ничего общего, но… в каком-то смысле она затрагивает глубины. И также включает в себя интерес Профессора к формам жизни.

Рука Мэтью уже протянулась, чтобы поднять книгу, но теперь он словно тянулся к дьявольскому змеиному логову.

Он подумал… глубины?

Что могло быть глубже, чем спуск к воротам Ада?

— Вы нашли книгу, которую хотите прочитать?

Голос — шелковый, как мантия его обладателя — зазвучал прямо позади него.

Мэтью колебался. Он сжал руку в кулак, глубоко вздохнул и расслабил ее, а затем повернулся к Профессору Фэллу.

Так же, как и Профессор после того рокового совещания на Острове Маятнике сказал своему подставному Натану Спейду, что он намного моложе, чем ожидалось, так и Мэтью теперь с уверенностью мог сказать, что его далекий враг был старше, чем ему казалось… или, по крайней мере, не моложе. Мэтью помнил автоматический голос, по которому он предположил, что этому человеку примерно около пятидесяти лет, но перед ним сейчас был человек, который стремительно двигался к своему шестидесятилетию, с глубокими впадинами глаз, тонкими морщинками вокруг них и на лбу и белоснежной шапкой волос, которым он позволил расцвести плотными завитками по обеим сторонам его головы, что напоминало крылья снежной совы.

Профессор действительно был мулатом: его кожа имела цвет кофе с молоком. Он обладал очень хрупким телосложением, а ростом был на два дюйма выше Мэтью, который сам вытягивался вверх почти на шесть футов. Но даже если возраст Фэлла находился в непосредственной близости от пятидесяти восьми до шестидесяти (или около того), в присутствии этого человека не было и намека на уют, который создавался вокруг умиротворенных стариков, сидящих в кресле с глиняными трубками в окружении детей и внуков напротив горящего камина.

Плечи Фэлла слегка сутулились, он держал руки сложенными на груди, и на них виднелись синие прожилки вен. Его вытянутое лицо с широкими скулами, было словно обтянуто тонкой кожей, но при этом в его образе чувствовалась сила тигра. Или, если быть точнее и соблюдать профессиональный интерес этого человека, то, скорее, это была сила и угроза, исходящая от медленно кружащей поблизости от окровавленной жертвы акулы. Его тонкогубая улыбка оставалась на грани между юмором и жестокостью, за ней угадывался тусклый блеск зубов. Но дело было в его глазах: в этих темных впадинах словно покоились два светящихся шара, что истинно говорили Мэтью Корбетту о личности, что стояла перед ним.

Они имели оттенок той же дымной янтарной жидкости, в которой содержались образцы его морских тварей, и точно так же пылали. Это были глаза высокоинтеллектуального и одаренного человека, который положил свою жизнь на алтарь науки и обнаружил, в эту самую жизнь вплелись нити жестокости. Месть, которая сделала Профессора жестоким, одновременно питала его и скручивала узлом его внутренности. Это были настороженные, кинжально-острые глаза человека, который сейчас вел себя пассивно, но не оставил своего прежнего стремления к власти, что преследовало его в молодости, и в душе которого прорастают не семена, но целые леса из искалеченных, скрюченных деревьев его мрачных помыслов. Это вместе с тем были глаза в высшей степени цивилизованного человека, который позволил своей примитивной, как рептилия, силе обрушиться и на него самого, и на его мир, и, возможно, эти два клинка он скрестил в последней борьбе за свою бессмертную душу.

Профессор Фэлл, в сущности, был человеком — подумал Мэтью — который однажды получил выбор: умереть в жизни или жить в смерти. Было ли убийство его сына Темпльтона единственным мотивом, чтобы блестящий ученый обратился к дикости и насилию? Возможно, нет. Возможно, убийство просто ускорило процесс горения этого фитиля, и человек, который жил по закону и чтил порядок, вдруг высвободил свою маску из тюрьмы и навсегда отделил себя от мира, который он любил и в котором прославляли живых.

Никто не любил этого человека, подумал Мэтью. Все лишь боялись и уважали его, но никто не позволил ему познать, что такое быть любимым… и эти горящие, дымчато-янтарные глаза Профессора Фэлла сказали Мэтью, что он отверг само это желание много лет назад, надел на себя мантию злодея и с гордостью пронес ее через десятилетия, создавая свою преступную империю.

Тем временем Профессор ждал ответа.

Мэтью пришлось пересиливать себя несколько дольше, чем он ожидал, но, справившись с собой, молодой человек ответил:

— Я не знал, с чего начать.

Взгляд переместился от Мэтью к книге и уткнулся в ее название. Малый Ключ Соломона. Лишь через несколько секунд Фэлл снова посмотрел на молодого человека.

— Идите, присядьте, — сказал Профессор. — Побеседуем.

Он отвернулся, прошел обратно к своему письменному столу, сел и выжидающе посмотрел на своего гостя, как будто собирался брать интервью у местной знаменитости.

Мэтью снял плащ и треуголку, положил их на один из стульев, а затем медленно опустился на сидение, представляя при этом, что ложится на кровать, из которой торчат шипы. Треуголку он нервно переложил себе на колени, хотя это можно было назвать самым нелепым щитом от пистолетной пули.

— Я весьма рад снова видеть вас, Мэтью, — шелковым голосом произнес Фэлл. — Вы выглядите достаточно хорошо, правда, несколько исхудали. Матушка Диар говорит, что вы прошли через череду довольно тяжелых обстоятельств. Ньюгейтская тюрьма… Черноглазое Семейство… хорошая получилась метка, кстати сказать… а потом пришлось пережить короткий визит к суровому дантисту. Но вы ведь умеете выживать, не так ли? О, да, умеете. Это достойно восхищения.

Мэтью почти сказал спасибо, но в последний момент прикусил язык.

— Я как раз собирался позвонить, чтобы принесли кусок ванильного торта и чашечку чая. Могу я предложить вам то же самое?

Мэтью решил, что нет более смысла скрывать свою настороженность.

— Непременно сдобренные каким-то наркотиком? — спросил он.

— Ну, смотря, что считать наркотиком. Сахар? Ваниль? Муку? О, возможно, вы предполагаете наркотиком чай улун. Вы это имели в виду?

— Вы знаете, что я имею в виду.

— Я знаю, что вам следует что-то съесть — сейчас или позже — иначе вы умрете с голоду. Так почему бы не начать есть прямо здесь, в моей компании?

— Я предпочту отказаться.

Улыбка Фэлла — мягкая на вид — теперь обрела более резкие черты, больше начав походить на оскал.

— То есть, вы полагаете, что смерть от голода и жажды поможет двум вашим друзьям?

— А разве им хоть что-то может помочь?

— Ваш третий друг тоже здесь, — качнул головой Фэлл. — Он прибыл этим утром около четырех часов. Прилежный судья Уильям Арчер, так же известный, как — извините мне этот маленький смешок — Альбион.

Мэтью подумал, что сейчас пришло время бросить его собственный отравленный дротик.

— А дальше вы расскажете мне, что нашли Бразио Валериани, и он спрятан в вашем серванте?

Фэлл замолчал. Улыбка его начала угасать.

Мэтью продолжил развивать свою линию.

— Я полагаю, Розабелла рассказала вам, где его найти? Мадам Кандольери сказала, что ее служанка была весьма впечатлена этой комнатой.

После долгого молчания Профессор сказал:

— А вы времени даром не теряли, не так ли? Вот он, решатель проблем за работой. Мой всадник авангарда все еще в строю, несмотря на то, что конь его пал? Вы ведь гордитесь собой за то, что уничтожили мой дом и мою работу на Острове Маятнике, не так ли? Уничтожили мое наследие, вот, что вы сделали.

— Я считаю, что просто остановил вас от того, чтобы убить множество англичан с помощью пороха, — ответил Мэтью. — Ваш дом и наследие просто… оказались на моем пути.

Его лицо омрачилось, Профессор хотел что-то сказать, но отчего-то передумал. Он кивнул, взгляд его сфокусировался на далекой точке пространства, затем Профессор медленно поднялся со своего кресла, подошел к одной из стен и дважды потянул за шнур, после чего в коридоре за запертой дверью раздался звон колокольчика. Фэлл вернулся на свое место, попутно поставив упавшую книгу «Малый Ключ Соломона» обратно на полку, открыл ящик своего стола и извлек оттуда несколько предметов: блюдце, нож с лезвием, напоминающим коготь ястреба, небольшую белую карточку, кусок голубой ткани и, наконец, маленький стеклянный закупоренный сосуд глубиной в дюйм, на дне которого, похоже, была кровь.

— Я хочу, чтобы вы стали свидетелем этого, — сказал Профессор. Он потратил несколько секунд, откупоривая ножом пробку с кровавого флакона, а затем вылил немного на блюдце.

Мэтью прекрасно понимал, свидетелем чего становится. Профессор Фэлл собирался создать новую кровавую карту, подписать смертный приговор тому, кто ее получит.

Фэлл окунул свой указательный палец в кровь и перенес отпечаток на карту, после чего вытер палец чистой тканью и поднял карточку с кровавой меткой так, чтобы Мэтью сумел оценить ее по достоинству.

— Нравится? — спросил он.

— Видел одну — значит, видел их все, — ответил Мэтью.

— Верно, но человек, которому отправится это послание, никогда не видел ничего подобного. Вы знаете его. Его зовут Гарднер Лиллехорн.

Это имя прозвучало, как удар в живот, но Мэтью постарался не показать никаких эмоций и был уверен, что ему это удалось.

— И что он сделал?

— О… вы не знали? Что ж, это пустяк, как вы могли бы выразиться. Его первое дело, когда он прибыл в Лондон в качестве помощника главного констебля, заключалось в том, чтобы провести обыск складов в доках. Я полагаю, что вы уже осведомлены, что там хранилась партия «Цимбелина», ожидающая переправки в Испанию, и вы передали эту информацию, куда сочли нужным. Я также догадываюсь, кто эту информацию предоставил. Поэтому такая же карточка отправится в путешествие через Атлантику и будет доставлена небезызвестной вам Минкс Каттер, и ей придется заплатить — как и мистеру Лиллехорну — за то, что осмелились забрать то, что им не принадлежит. За то, что наложили руку на мой порох.

Мэтью вспомнил. Фэлл был прав. Минкс рассказала ему, что специальный порох, созданный Профессором, был спрятан на складе и скрыт в баррелях под видом смолы и морских товаров. Он проинформировал об этом и Лиллехорна, и Лорда Корнбери, вернувшись в Нью-Йорк, но думал, что его информация была проигнорирована, и высокопоставленные люди лишь пожали плечами, не желая вмешиваться в это дело.

— Я также предоставил Лиллехорну имена Фредерика Нэша и Эндрю Хальвесторна, — отозвался Мэтью, вспоминая и другие сведения, которые дала ему Минкс о влиятельных особах, которые являлись не последними фигурами в лондонском Парламенте и работали менялами. Эти люди также состояли в компании Фэлла. — Они уже в Ньюгейте?

Фэлл тихо усмехнулся, оценив дерзость Мэтью перед лицом отчаяния.

— Первый здесь, на новом посту мэра Прекрасного Бедда в мое отсутствие. А второй… к несчастью, бедный Эндрю выбил себе мозги выстрелом из пистолета, когда Джулиан не сумел убедить его искать убежища здесь.

— О, вы хотите сказать, что Эндрю вышиб себе мозги, когда Девейн нажал на курок?

— Он был рад услужить.

— Я думал, что он работает на Матушку Диар. А где она?

— Все еще здесь и останется на какое-то время. И… с тех пор, как я стал хозяином — или лучше сказать, руководителем — Матушки Диар, я также являюсь руководителем и для Джулиана Девейна. Ах! А вот и наше угощение! — послышался стук в дверь. — Входите.

Помяни дьявола! — в комнату вошел Девейн собственной персоной, принеся с собой серебряный поднос с двумя небольшими тарелками, на которых лежали куски торта. Также на подносе можно было разглядеть две серебряных ложки, две зеленых керамических чашки и чайник из одного комплекта, сахарницу, и небольшую чайную ложечку, на которой был выгравирован — Мэтью заметил это, когда Джулиан приблизился — дракон с парой горящих инкрустированных драгоценными камнями глаз.

— Поставьте сюда, пожалуйста, — попросил Фэлл, указывая место на столе. — Если вы мне снова понадобитесь, я позвоню.

Девейн покинул комнату, не сказав ни слова и даже не взглянув на Мэтью.

— Я ведь сказал, что ничего не хочу, — возразил молодой человек, когда Фэлл наполнил две чашки. Это был специальный чайник, который вмещал в себя лишь две порции.

— Вы забавляете меня. Вы думаете, что, наливая две чашки, я умудрился отравить лишь одну, находясь под вашим пристальным наблюдением?

Нет, — качнул головой Мэтью.

— Вот и славно. Угощайтесь тортом.

— Определенно, нет.

Фэлл пожал плечами и сделал глоток из своей чашки.

— Итак, вернемся к карточке. Вам может быть интересно, что мистер Лиллехорн получит метку, поставленную вашей кровью. Она была взята из вашего рта, пока, по словам Матушки Диар, вы потеряли сознание во время визита к врачу. Кстати сказать, у нас здесь есть хороший врач, который может позаботиться о ваших зубах… вы можете поговорить с ним и сходить на прием, чтобы убедиться, что доктор Нодди сделал все чисто и убрал за собой.

Мэтью наблюдал, как Фэлл пьет свой чай. Профессор выбрал один из кусков торта и принялся с наслаждением есть его.

— Что содержится в «Белом Бархате»? — спросил Мэтью.

— Вы уже знаете это. Наркотик из последней тетради с изумительными формулами доктора Джонатана Джентри. У нас здесь есть теплицы со всеми нужными растениями. Доза увеличивалась со временем. Это был деловой эксперимент.

— Похоже, нашелся еще один человек, заинтересованный в этом деле. Матушка Диар рассказала вам, что случилось на складе?

— Рассказала, — уголки губ Фэлла поползли вниз. — Нашелся некий… давайте будем джентльменами и назовем его просто выскочкой… который пришел на территорию — мою территорию — с очевидными великими амбициями. Это была не первая партия «Белого Бархата», которую украли, и не первые мои помощники, которые были убиты в процессе. Кто бы это ни делал, он также убил моего подельника судью Фэллонсби и всю его семью. Он дразнит меня, как и ваш Альбион, убивая других членов, моего… скажем так, круга. Но этот новый человек, если выражаться мягко, оставляет занимательные отметки на лбах своих жертв… отметки бесноватых.

— Бесноватых? — переспросил Мэтью, не припоминая, чтобы слышал этот термин раньше.

— Это кто-то, кто одержим — или верит, что одержим — демоном.

— Что вы имеете в виду под этим «или»? Никто не может быть по-настоящему одержимым, такие вещи не существуют.

Хитрая улыбка, мелькнувшая на тонком лице Профессора, выглядела устрашающе.

— Ох, Мэтью! — выдохнул он. — То, что вы видели в Лондоне… на том складе… то, что вы когда-либо видели за вашу недолгую жизнь… неужели после всего этого вы можете говорить, что такие вещи не существуют? Даже ваша Библия упоминает, что это возможно. Если б вы были моим сыном, я бы посоветовал вам… повзрослеть.

— Ближе всего к демонам из всех земных существ я считаю вас, — Мэтью почти упомянул содержание «Малого Ключа Соломона», но сдержался.

— В своем обучении ужасам, — качнул головой Профессор. — Вы можете найти, что я весьма далек от того, чтобы быть худшим.

— Спорно, — голова Мэтью начала болеть, а во рту пересохло, как в пустыне. Он был голоден и испытывал чудовищную жажду, но не позволил себе взять ни кусок торта, ни чай. — Я хочу знать больше о «Бархате». Его производят здесь?

— Нет, мы производим здесь только секретный ингредиент. Или правильнее будет сказать, один очень талантливый химик производит этот ингредиент здесь. В своей лаборатории в больнице, если хотите знать… а вы всегда хотите. Джин мы покупаем, как и любой другой покупатель, в том же Лондоне. Мы добавляем наркотик уже на месте, и джин отправляется на склады. Это не я решил назвать его «Белым Бархатом». Думаю, это заслуга Лорда Паффери, за что я ему благодарен.

Мэтью испытал небольшое удовлетворение, поняв, что знает секрет, который Фэллу не известен.

— Ваш новый химик, должно быть, занятой человек. Я полагаю, у него ушло немало сил и времени, чтобы воспроизвести формулы Джентри и испытать их на целой деревне?

— Совершенно верно. А также создавать еще более новые вещества и испытывать их на единомышленниках, которых я считаю достойными. Вы уверены, что не желаете кусок торта или чай? Вы выглядите… неважно.

— Я желаю, чтобы Берри Григбси и Хадсон Грейтхауз вернулись к нормальной жизни, — ответил Мэтью.

Профессор допил свой чай. Он взял небольшой кусок торта и отклонился на спинку своего кресла, после чего улыбнулся, глядя поверх Мэтью на выполненную в форме осьминога люстру.

— После Острова Маятника, — произнес он тихо, но янтарные глаза на его тонком лице вспыхнули. — Я провел много времени, представляя, как именно я разделаюсь с вами, когда найду вас. Заметьте, не «если», а «когда» найду. Я знал… когда-нибудь, в один прекрасный день вы вновь попадетесь мне. Я представлял себе… радикальные методы. Утопить вас, четвертовать, заставить вас съесть собственные органы, убить, раздробив каждую кость, отрезать вам голову по кускам, начиная с частей лица, но есть одна вещь, о которой я не подумал, — он сделал паузу на несколько секунд и расплылся в торжественной улыбке. — Я не думал, — продолжил он. — Что смогу так удачно заполучить ваших друзей до того, как доберусь до вас. Это сильно поменяло дело. Это успокоило меня, как вы можете видеть.

— Я вижу лишь монстра, сидящего за письменным столом, — сказал Мэтью, подняв обе руки и потерев ноющие от боли виски. Голова его неприятно плыла. — Вы собираетесь убить меня, и я не могу вас остановить. Но ради всего святого, отпустите этих двоих. Со мной делайте, что хотите, но…

— Я уже делаю с вами, что хочу, — перебил Профессор. — Вы разве еще не поняли? Записи Джентри оставили мне огромное богатство информации о различных наркотических веществах и ядах, большинство из которых помогают манипулировать сознанием и достигать различных эффектов. К примеру, три семени определенного растения — перемолотые и добавленные в еду или жидкость, если их принимать дважды в день — приведут к неминуемой смерти через много дней. Но одно семя того же самого растения, точно так же употребляемое каждый день, даст совершенно другой результат. Вот, что содержит в себе сокровищница Джентри. Яды не обязательно должны быть смертельными, если только нет намерения убить. Которого… в случае мисс Григсби и мистера Грейтхауза у меня нет.

Голова Мэтью и впрямь начала кружиться. Его язык перестал слушаться, а сердце в его груди, казалось, начало биться так бешено, что могло вот-вот лопнуть.

— Вы покраснели, — заметил Фэлл. — А я все думал, когда же это начнется. Теперь слушайте внимательно.

— Вы надышали не в ноты… — выдавил Мэтью, чувствуя, как собственные слова превращаются в неясную абракадабру вместо желаемого «Вы подмешали мне что-то».

— Тише. Слушайте, — Фэлл подался вперед, ближе к столу. — Ваша награда за то, что вы сделали со мной, состоит в том, что вы будете наблюдать, как я уничтожу ваших друзей. А теперь… теперь я бы на вашем месте не пытался встать. Я воздействовал на ваш центр речи и чувство реальности, хотя ваш слух в полном порядке. Если вы попытаетесь покинуть комнату, вам можете случайно оседлать перила балкона, представляя себе, как седлаете коня и скачете, как настоящий всадник авангарда. Слушайте, я сказал!

— Стропила… менять… — сказал Мэтью вместо того, чтобы сказать «Отравили меня». Его рот не повиновался желаниям мозга и выдавал какой-то неясный набор слов, при этом губы казались непомерно тяжелыми, а язык ощущался безвольной подушкой, которая вместо речи извивалась ленивым червем.

— Вода в вашем доме — чрезвычайно сильное средство. Но действует она не через питье. Средство проникает в кожу. Я предполагал, что вы захотите выглядеть джентльменом и предпочтете побриться и умыть лицо поутру. И руки тоже. Правда, эффект достигался чуть дольше, чем я предполагал, но мы еще только тестируем это средство.

— Светить! — выкрикнул Мэтью, чей разум уже успел потерять нить того, что собирался сказать. Комната начала вращаться и растягиваться на огромные расстояния перед глазами. Три Профессора Фэлла восседали на трех креслах за тремя письменными столами.

— Сидите спокойно. Дайте мне продолжить. Мистеру Грейтхаузу давали то, что я называю essential timoris — эссенция страха. Она позволяет ему успокаиваться только во сне, а когда он бодрствует, ему приходится жить в сущем кошмаре. Если бы ему не давали этот наркотик ежедневно, он бы вернулся к нормальной жизни через три или четыре дня, — Фэллы подняли три указательных пальца, которые в искаженном восприятии Мэтью показались тремя железными копьями, тянущимися к бесконечному потолку. — Что касается мисс Григсби, ей давали очень интересное зелье, используя корень растения, позволяющего открыть разум к внушению, что имеет стабильный кумулятивный эффект. Она для вас потеряна навсегда, потому что даже если ей прекратят давать это вещество тотчас же — чего не произойдет — она не сможет выздороветь без постоянного и тщательного применения противоядия, — его тройная усмешка обнажила зубы, похожие для Мэтью на клавиши пианино, янтарные глаза превратились в наполненные пауками дыры на трех лицах. — Вы будете наблюдать, как она медленно впадает в слабоумие, — сказал тройной Профессор. — А в конце ее развитие деградирует до уровня младенца в колыбели, и я могу позволять вам качать эту колыбель время от времени.

Мэтью попытался встать. Он больше не сидел на кресле. Он был погружен в полную смолы яму, все его движения сковывала черная вязкая жидкость.

— Пока вам не стало хуже, — сказал Фэлл. — Вам лучше съесть ваш кусок торта. Там ваш антидот.

С величайшим усилием, сопротивляясь липкой смоле, которая начала возникать прямо из воздуха и проказой налипать на лицо, Мэтью потянулся к куску ванильного торта, который, как он догадался, располагался на среднем столе из трех, что вращались у него перед глазами. Его рука тянулась, тянулась и тянулась, превращаясь в невинную ручку ребенка — столь же неуклюжую и непослушную. Пальцы — длиной в милю — обратились в шипы. Рука сомкнулась на куске торта, который тут же ожил, обратившись в порочного и страшного зверька, пытающегося укусить шипы-пальцы Мэтью. Лица Фэллов раздулись в ухмылке, оползли, стали узловатыми и опухшими. Мэтью не был уверен, на самом ли деле он держит руками кусок торта, потому пальцы его умерли… то есть, окончательно потеряли чувствительность. Затем он поднес странное существо к своему лицу, но не сумел отыскать на нем рот, поэтому сначала ткнул пирогом себе в нос и в глаз.

— Хотел бы я, чтобы доктор Риббенхофф увидел это, — произнесла говорящая бородавка.

Мэтью отчаянно и лихорадочно работал, чтобы откусить хотя бы кусок, и ему казалось, что он преуспел… а может, действительно — только казалось? Он продолжал запихивать неясную массу в свой рот непослушными мертвыми пальцами. Проглотить тоже было очень непросто. Вокруг него начали бегать предметы мебели, смешиваясь в нечто неясное. Солнечный свет, проникающий в комнату из другого мира, разверз ослепительно красную яму, в которую хотел затащить Мэтью.

— Закройте глаза, — сказало корявое безликое чудовище, которое начало вдруг неимоверно разрастаться. Его распирало, из головы выросли щупальца, которые были острыми на концах, как бычьи рога.

Мэтью послушался. Казалось, глаза обернулись и посмотрели внутрь его черепа.

— Вам потребуется около получаса. Я позвоню Джулиану, чтобы он отвел вас в комнату, где вы сможете прилечь. Я хочу, чтобы вы понимали, насколько бесполезно сопротивляться… даже самую малость. Кивните, если понимаете, что я вам сказал.

Мэтью кивнул. Он чувствовал, что голова его опрокидывается назад и начинает качаться вперед и назад, как на лесках — и это было единственным, что удерживало ее на месте, потому что в тот момент он понял, что изначально был рожден без костей. Это была плоть, созданная Профессором Фэллом, и он же может разорвать ее на части.

— Когда вернетесь в ваш дом, вы найдете свежую наполненную бутылку воды. Выпейте столько, сколько сможете. Там будет только вода. Я хочу, чтобы вы были в хорошем состоянии, чтобы явиться на ужин к восьми. Вы и судья Арчер будете моими почетными гостями.

Мэтью почувствовал, как щупальца обвиваются вокруг него, охватывают его тело с огромной силой и начинают давить, а смола ползет по ногам, плотно приковывая их к полу.

Зазвонил колокольчик.

— Нужно было сразу принять от меня пирог, — хмыкнул кто-то над самым левым ухом Мэтью. — Видите, что бывает, когда вы даете волю своему упрямству?


Загрузка...