Матушка Диар и ее спутник прошли мимо. В свете фонарей Мэтью подумал, что человек мог быть Мартином — слугой из дома Фэлла, но он не был в этом уверен. Кто-то продолжал зажимать ему рот, а правая рука его все еще была заведена за спину — так, что могла вот-вот сломаться.
Через несколько секунд после того, как пара удалилась из виду, рот и руку Мэтью освободили. Он повернулся и столкнулся лицом к лицу с нападавшим.
— Какого черта ты здесь делаешь, идиот?! — прошипел Джулиан Девейн недовольным шепотом.
— Гуляю, — буркнул Мэтью себе под нос, морщась от боли в пострадавшем плече. — Это разве запрещено?
— По-моему, ты следил за Матушкой Диар и Мартином.
— Правда? И почему же тебе так показалось?
— Потому что, — нахмурился он. — Я следил за Матушкой Диар. И я увидел, как ты тоже пошел по ее следу.
— Я просто гулял, вот и все, — Мэтью подумал, что ему следует подтянуться в навыках слежки и быть внимательнее. Он ведь даже не заметил, что кто-то следует за ним.
— Ты глупый пижон! Слишком много себе думаешь! Я мог вышибить тебе мозги уже сотню раз, а ты бы и сообразить не успел, откуда прилетела пуля.
— Спасибо за наблюдение. А теперь я пойду.
— Нет, — Девейн ухватил Мэтью за отворот плаща и толкнул его к стене, после чего молодой человек понял, что его путь отрезан. — Что ты только что видел?
— Прости?
— Не изображай из себя слабоумного! Ты что-то видел. Что именно?
— Я не понимаю, о чем…
— Корбетт, слушай меня, — рука Девейна дернулась, будто собиралась вместо плаща Мэтью плотно сомкнуться на его горле. — Я собираюсь кое-что сказать тебе. У тебя хватит мозгов понять, что я тебе говорю?
— Пока что ты не сказал ничего.
— Слушай меня. Я работаю на Матушку Диар уже больше года. За последние три месяца она изменилась. Стала… я не знаю… лучшее слово, которое подходит для описания, это… помешанной.
— О, а до этого она была мирной здравомыслящей дамой?
— Все началось с малого, спустя некоторое время после того, как она покинула Остров Маятник, — продолжил Девейн. — Сначала она начала терять концентрацию… что-то путала в делах, забывала какие-то детали… это было не похоже на нее. Иногда она пропадала на несколько дней, никому не говоря, куда отправляется и где ее искать. Причем, уходила одна, без телохранителей. Что опять же… не в ее природе.
— Пощади меня, — качнул головой Мэтью. — Мне прискорбно слышать, что такая милая леди теряет свою концентрацию время от времени и хочет уйти от своих одиозных телохранителей… но, может, она просто хочет пройтись по Флит-Стрит и сделать покупки, как обычная, нормальная женщина?
— Да прекрати уже изображать из себя придурка! Ты работаешь на это чертово агентство «Герральд», значит, должен быть гребаным умником! Я снова спрашиваю тебя… что ты сейчас видел?
— Два вопроса в ответ на твой: зачем ты мне все это рассказываешь и почему тебя так волнует то, что я мог увидеть?
— Ты говоришь так, словно уже связал все это в узел, — сказал Девейн. — Я тебе скажу вот, что: Матушка Диар, возможно, вляпалась во что-то опасное.
— Я бы сказал, что это очень сдержанное высказывание.
— Я имею в виду, вляпалась во что-то, что может угрожать профессору.
Мэтью собирался швырнуть еще один самородок остроты в лицо Девейну, но вдруг осознал, что ему секунду назад сказал этот человек — особенно после увиденного перевернутого креста, показанного Матушкой Диар кому-то в море.
Мэтью вздохнул:
— Я видел, как она подняла фонарь по прямой линии, а потом провела фонарем слева направо у самого основания этой линии.
— Правильно. И я так понимаю, ты знаешь этот символ?
— Да, — ответил Мэтью.
Девейн отпустил его плащ. Он бросил взгляд в ту сторону, куда ушли Матушка Диар и Мартин, обернулся на крепостную стену и только после этого снова посмотрел на Мэтью. Его лицо было скрыто темнотой, но Мэтью заметил тревожный блеск в его глазах, сверлящих его из-под треуголки.
— Мне кажется, она теряет рассудок, — сказал он.
— В самом деле? А она не потеряла его много лет назад?
— Может, и потеряла. Может, она просто очень хорошо скрывала это, а сейчас ее безумие вырывается наружу.
Мэтью не мог ручаться за ответ, потеряла эта женщина рассудок или нет, его волновало другое: если этот сигнал в виде перевернутого Распятия имел какое-то отношения к монстру, который приказал вырезать все Черноглазое Семейство, он поклялся честью заставить убийц ответить за это.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Девейн колебался, словно решая, можно ли идти дальше по этому пути.
— Ты начал это, — подтолкнул Мэтью. — Так продолжай.
— У меня комната на чердаке в доме на Сьюард-Стрит. В доме Матушки Диар, — пояснил Девейн. — Еще в октябре она ушла на четыре ночи. Сказала своим людям, что охранники ей не нужны, наняла экипаж и уехала. Как я и говорю, это не в ее привычках. Но мы тогда подумали, что это ее личное дело, а нам платят не за то, чтобы мы задавали вопросы. Но… однажды ночью меня разбудил какой-то шум на крыше прямо над моей головой. Он доносился сверху, как будто кто-то танцует.
— Танцует, — повторил Мэтью.
— Топает и ходит туда-сюда, на самом деле. Я поднялся по лестнице на крышу и увидел там Матушку Диар, танцующую с бутылкой рома в руках. Она была явно пьяна, даже парик слетел.
— Парик?
— Да. Под ним у нее обожженный скальп с множеством шрамов. Я никогда не видел этого раньше, только слышал рассказы. В любом случае, я приблизился к ней и спросил, могу ли что-нибудь сделать. Она сказала нет, приказала уходить и оставить ее в покое. Но она чему-то очень счастливо… ухмылялась. Но при этом казалась… я бы сказал, она находилась в каком-то бреду.
— И ты оставил ее там?
— Оставил. Но перед этим я оглянулся, потому что она окликнула меня по имени. Когда я откликнулся, она сказала, что ее отец вернулся за ней.
— Ее отец? — Мэтью вспомнил, что о своем отце ему рассказывала эта женщина. В частности то, что ее отец был ей неизвестен.
— Так она сказала. Я пошел назад и оставил ее одну. После этого было еще несколько случаев, когда она пропадала на несколько дней. Последний был за неделю до того, как она отправила меня, Стоддарда и Гинесси караулить тот цирк.
Мэтью хмыкнул. Это было очень странно. Он вспомнил рассказ Матушки Диар: она говорила, что была в том цирке за неделю до его поимки.
Ее отец, что водил дочку на представление?
Отец…
— Она сказала, что понятия не имеет, кем может быть ее отец, — сказал он. — Кроме…
Он остановился, потому что остаток истории вспоминался молодому человеку не без труда.
Грязная Дороти… с изъеденным проказой и скрытой вуалью лицом… постепенное разрушение ее публичного дома… безумие, борьба с судьбой… а потом был тот самый пугающий рассказ, который пришлось выслушать маленькой девочке о своем отце.
Она сказала, что мой отец приходил к ней в течение трех ночей. На первую ночь он появился в образе черного кота с серебряными когтями. На вторую ночь — как жаба, которая потела кровью. А на третью… в комнате посреди ночи… он явился в своем истинном образе, высокий и худой, греховно красивый с длинными черными волосами и черными глазами, в центре которых горел красный огонь. Падший ангел, как он сам себя назвал…
— Кроме кого? — раздраженно спросил Девейн.
— Ничего, просто думаю, — качнул головой Мэтью.
— Ты это часто делаешь. И куда это привело тебя в жизни?
— А куда твоя жизнь привела тебя? — парировал Мэтью.
Девейн не ответил. Его рука взметнулась, и Мэтью подумал, что сейчас он снова схватит его за плащ, но Девейн, похоже, передумал и вновь опустил руку.
— По крайней мере, — сказал он с досадой в голосе. — Мне не приходится смотреть, как разум близкого мне человека превращают в пудинг.
— О! Так тебе не на всех наплевать?
И снова — ответа не последовало. Тяжелое молчание затягивалось.
Мэтью нарушил его.
— Итак, к сути. Ты видел тот же сигнал, что и я. Если ты подозреваешь, что матушка Диар может быть двойным агентом, почему ты не скажешь об этом профессору?
— Двойным агентом? Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что имеешь в виду и ты, но я все равно скажу это, хотя ты производишь впечатление более умного человека, чем пытаешься показаться. Ты подозреваешь, что Матушка Диар имеет какие-то дела с тем, кто убивает людей Фэлла и крадет «Белый Бархат». Одержимый, как его описывает сам Фэлл. Она подала сигнал в виде перевернутого креста, направила этот сигнал в море. Зачем бы ей это делать?
— Кто-то видел этот сигнал с корабля.
— Разумеется. Она же не рыбе этот сигнал посылала. Мартин позаботился о том, чтобы отвлечь внимание охранника от ее действий, то есть, Мартин тоже в этом замешан… что бы это ни было.
— Мне не нравится то, что ты говоришь.
— Нравится или нет, — пожал плечами Мэтью. — Что-то происходит. Почему ты решил следить за ней?
Девейн некоторое время не отвечал, и Мэтью понял, что он уже и так перешел все границы допустимого в вопросе разглашения информации. Но когда Девейн чуть покачнулся, он, похоже, принял решение, по какому пути идти. Он сказал:
— Я не очень хорошо сплю, поэтому…
— Интересно, почему, — перебил Мэтью.
— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе все, или нет? — огрызнулся Девейн.
— Сейчас я думаю, что я единственный, кому ты можешь это сказать, иначе ты бы не стал. Так давай. Только по какой-то причине у меня от твоего голоса челюсть болит.
Девейн продолжил, не обратив внимания на последнее замечание.
— Я пошел в таверну прошлой ночью примерно в это же время, — сказал он. — Матушка Диар и Сэм Стоддард сидели там за столом друг напротив друга и разговаривали. Они были одни, присутствовал еще только хозяин. За их столиком был пустой стул, поэтому я решил присесть к ним. Перед тем, как я вытащил стул, Матушка Диар посмотрела на меня и сказала, что у них очень важный приватный разговор. Ее глаза выглядели… странно.
— А они не всегда такие?
— Они казались… далекими. Словно она была не здесь. И еще… не знаю… острыми, что ли. Очень колкий взгляд. Стоддард ничем не лучше меня. Он работает с ней уже около двух лет, но он не лучше. По факту, он полный олух.
— Ну, разумеется.
— Так что я сел, заказал себе вина и подумал, почему меня отшили… а ведь меня отшили, и я никак не мог этого понять. Я наблюдал издали за их разговором, но ничего не слышал. Что-то во всем это было неправильно, особенно учитывая все то, что случилось. Они вышли из таверны, и я проследил за ними. Они сделали то же самое, что сегодня Матушка Диар сделала при Мартине, — рассказал Девейн. — Стоддард занял ближайшего охранника, отвлек его внимание, а Матушка Диар подала тот же сигнал кому-то в море. Дьявольский Крест. Так ведь он называется? Как тот, что вырезали на…
— Да. Я видел тела.
— Верно. Итак, сегодня я снова пошел в таверну. Я прошел мимо ее дома и увидел, что внутри движется свет. Я решил подождать и посмотреть, выйдет ли она, и она вышла, после чего ты встал между нами.
— Понятно.
— Это не все. Несколько недель назад Стоддард и я были на сборе выплат. Принуждали нескольких идиотов-политиков заплатить еще две сотни фунтов сверху. Идиот ввязался в сексуальные игры с одной молодой шлюхой и забил ее до смерти. К несчастью для него, она не была никем, у нее была мать и двое маленьких детей, которые ждали ее дома.
— Избавь меня от подробностей твоей жизни, — поморщился Мэтью.
— По пути, — кивнул Девейн. — Стоддард спросил меня, доволен ли я работой на профессора. Он бросил комментарий, что профессор теряет хватку, и что недолго досталось ждать того момента, когда ему придется выйти из своего укрытия. Я помню это очень хорошо… Стоддард сказал — высказал только свое мнение — что профессор слабеет, и спросил, как долго я еще собираюсь работать на человека, чье предприятие вскоре окончательно разрушится.
— И что ты ответил?
— Я сказал, чтобы он следил за своим языком, потому что Матушка Диар отрежет ему этот язык, если услышит хоть слово из того, что он сказал.
— Он ответил на это что-то?
— Он сказал, что я могу удивиться тому, что сделает Матушка Диар, и что у нее есть свои планы, включающие в себя и профессора. Больше он ничего не сказал. Мы к этому не возвращались. Я считаю, он пытался проверить воду и понял, что она холодная.
— Согласен, — сказал Мэтью. — Ты не говорил об этом Фэллу?
— Господи, нет! С одной стороны потому, что это первый раз, когда я оказался с ним в непосредственном контакте. А во-вторых… сделать это заявление — значит пройтись по голове Матушки Диар. Здесь есть своя иерархия, ты не просто ходишь туда-сюда по улицам профессора.
— И ты думаешь, что если ты сделаешь такой запрос, она захочет знать, почему?
— Конечно, она хочет знать, почему! Она умная женщина. И хитрая, надо отметить. Она сразу поймет, если я солгу ей, и узнает сразу, если я захочу вдруг встретиться с профессором лично. В любом случае мне нужно позаботиться о порядке в нашем собственном доме.
— И, я полагаю, ты не сказал никому из своих товарищей об этом, потому что не знаешь, кому из них можешь доверять?
— Точно. И если это дойдет не до тех ушей… хоть одно слово, меня пустят на корм собакам, а остальное развеют по ветру.
Мэтью кивнул. Луна переместилась, но Мэтью все еще не мог видеть в ее свете лицо этого человека, он ловил только блеск в его глазах.
— Ты не думаешь, что это забавно, Девейн? Ты, который привез меня и Рори Кина к Матушке Диар на прицеле, теперь спрашиваешь моего мнения по поводу того, как тебе поступить?
— Кто сказал, что я спрашиваю твоего мнения?
— Именно это ты и делаешь, так или иначе. Но если не хочешь моего мнения, будь добр отступить в сторону и позволить мне отправиться в мою прекрасную… кровать.
— Я не знаю, какого черта я вообще остановил тебя, — прорычал Девейн, внутри него взметнулась злость. — Надо было позволить тебе хорошенько влипнуть.
— Возможно, надо было. Я не могу представить, чтобы мой собственный расклад ухудшился.
Девейн все еще не отходил.
— Мое мнение, — сказал Мэтью. — Состоит в том, что тебе нужно добыть книгу с записями ядов и антидотов, которая спрятана где-то здесь. Затем освободить Хадсона Грейтхауза из его клетки в подземелье профессора. После этого иди к стойлам, которые тоже должны где-то здесь быть, бери лошадь и уезжай, а когда покинешь это проклятое место, удостоверься, что ворота останутся открытыми, чтобы тот, кто захочет, также мог сбежать отсюда. Убирайся прочь — туда, где сможешь начать новую жизнь, и никогда не оглядывайся. Твоя проблема здесь уже решена, и, заметь, за свою работу я не возьму с тебя ни шиллинга.
— Ты знаешь, что я не могу сделать этого.
— Ты свободен следовать моему совету или нет.
— Свободен, — фыркнул Девейн. — Ну, конечно.
— Мы все сами себе роем могилу — прекрасную или нет. Так что решать тебе. А я сейчас собираюсь вернуться в окружение четырех комфортных стен и скажу тебе доброй ночи… или … даже, скорее, доброго утра.
После легкой заминки Девейн отступил в сторону с пути Мэтью и больше ничего не сказал, когда молодой человек прошел мимо него в направлении Лайонфиш-Стрит.
Голова Мэтью была переполнена. Матушка Диар подает сигнал в море в форме Дьявольского Креста? Он действительно это видел? И все это… о ее отце… вкупе с тем, что говорил Стоддард, проверяя верность Девейна.
Что с этим делать?
Была ли возможность, думал он по пути, что эта сцена связанна с выскочкой — как назвал Фэлл этого игрока — и Матушка Диар ведет с ним какие-то дела против собственного хозяина?
Если так, то…
… то Матушка Диар не просто знала о том, что произошло на складе Семейства, она несет ответственность за эти убийства. Также, похоже, она рассказала этому неизвестному человеку о том, где в городе хранится «Белый Бархат».
Возможно ли такое?
Быть может, она точит зуб на Фэлла за то, что он отстранил ее от управления борделями и передал это дело Натану Спейду… а это ведь было для нее особенно важным пунктом, ее амбицией, ее безумием… и все это, связанное с ее матерью и отцом…
Да, подумал Мэтью. Это возможно.
Если только Девейн говорил правду. Но, судя по всему, выходило именно так. Он не знал и половины истории, но подумал о том, что стоит чтить свою преданность Профессору Фэллу, чтобы ему не перерезали горло.
Но почему сигнал? О чем говорит этот сигнал? А еще важнее, кому он отправляется?
Внезапно его осенила мысль, что можно использовать эту тишину в своих целях. Разве сможет он снискать благословения и уснуть хотя бы на час? Не лучше ли будет повернуть на Редфин-Стрит и найти дом Берри?
Он подумал о ней, о спящей. Снится ли ей сон о нем? Она хоть помнит еще его имя?
Я верну тебя, поклялся он. Как-нибудь, но я найду способ вернуть тебя.
Но… не сегодня.
Мэтью вернулся на Лайонфиш-Стрит — одинокая фигура, идущая по молчаливой деревне под мерцанием звезд.