Кое-как закончив с уборкой, я бегу в свой номер, самый дальний, как оказалось, от комнаты сводного брата. Предварительно взяла с собой канцелярский нож. Отрываю письмо и лихорадочно пробегаю по строчкам.
«Дорогой Макс, надеемся, что вы чувствуете себя значительно лучше… не получили ваш ежемесячный отчет… нам важно отслеживать график вашего состояния… необходимо вовремя подавлять вспышки гнева… бла-бла-бла, много непонятной воды, терминов, мало по делу.
Что ж, самое основное итак понятно — сводный брат состоит на учете в этом центре, получает поддержку, ежемесячно отчитываясь о своем психическом состоянии и неконтролируемых вспышках гнева.
Аккуратно заклеив письмо, чуть позже всунула в еще неразобранную стопку, что так и валялась на ресепшене. Томас, как всегда, висел на телефоне, отвечая по-немецки.
В эти дни была жуткая суета, а сегодня вообще невероятно трудно. Или это просто брат обычно щелкает сыплющиеся проблемы как орешки? Заехало много постояльцев, половина из них явно ожидали отель с пятью звездами «все включено». Телефон звонил не переставая, работа кипела, а на улице, как назло, была просто потрясающая погода.
— Черт! — произнес Томас через некоторое время, в сердцах бросив трубку.
— Что случилось?
— В этом районе будут проводить технические работы, хотят отключить свет, — недовольно пробормотал Томас. — Нужно срочно купить новый аккумулятор для нашего генератора, как он сгорел весной, так и забыли про него.
— Я одна не справлюсь, не оставляй меня, — испуганно помотала головой, представив, как мне придется успокаивать бушующих чехов, что атаковали стойку каждые полчаса.
На английском они говорили плохо, но Томас как-то умудрялся объясняться с ними, чертил какие-то схемы, рисовал рисунки. Я же сбегу после первого недовольного слова, как вообще можно справиться с ругающимися постояльцами?
— Блин, Макс будет в ярости, он только из Зальцбурга приехал, мог бы по пути купить. Но кто же знал… А теперь опять мчаться на ночь глядя.
— Жаль, что я не разбираюсь во всем этом, могла бы съездить, но боюсь, привезу не то, — сокрушенно качала я головой.
— Придется мне ехать.
— Макс не станет мне помогать здесь, я знаю. — На этих словах Томас лишь странно посмотрел на меня.
— Я не хочу оставлять тебя с ним наедине, — неловко выдает он, пряча свой взгляд.
— О чем ты? — внимательно смотрю на смутившегося парня, хлопая ресницами.
— Хм, просто держись от него подальше. Он твой брат, я понимаю… Но так же понимаю, что это он с тобой сделал, — он кивнул на мое лицо, что сейчас застыло неподвижной маской. — Больной ублюдок.
Я сглотнула.
— Кто тебе сказал?
Проклятое лицо. Снова меняет мою внешность. Кровоточит, вспарывает старые душевные раны.
Был период, когда я даже подстригала определенным образом волосы, чтобы волна прятала застывшую половину. Но потом я перестала это делать, даже наоборот, заправляла локоны за уши. Пыталась принять себя такой. Мне хотелось быть обычным подростком, который красит волосы в необычный цвет, пробует травку, встречается с парнем.
Который однажды все же бросил меня. Из-за этого проклятого лица.
— Твоя мать. Она просила присмотреть за тобой, удостовериться, что он тебя не обижает.
Так и хочется крикнуть: и где ты все это время был, блин?! Когда пальцы сводного залезали в мои трусики уже дважды! Почему никто не остановил его, когда он меня лапал в подсобке? Толку от его присмотра, Макс уже два раза чуть не поимел меня.
Тяжело вздыхаю, убрав волосы за уши.
— Это старая история. Но да, это по его вине. Томас… — увидев вопросительный взгляд парня, оглянулась и тихо продолжила, понизив голос. — Я видела письмо… На имя Макса Деккера.
Томас ровно смотрел на меня, не мигая.
— Это… — я не знала, как сказать прямо.
— Я понял, о чем ты, — он прикрыл глаза, осторожно подбирая слова. — Просто не лезь туда, ладно? Это не твое дело.
— Это стало моим делом много лет назад, уже поздно. Я хочу знать, — настаивала я. — Почему он должен ежемесячно отчитываться? Что такого он натворил? Что за вспышки гнева?
Нервно почесав переносицу, Томас тоже переходит на шепот.
— Знаешь, что такое "селфхарм"? — наклонившись к моему лицу, шепчет парень. Вблизи я вижу расширенные зрачки его глаз. Хмурюсь, ничего не понимая, но по спине отчего-то бежит легкий холодок.
— Ммм…
— Я сам мало что знаю о его письмах, об этой клинике, и вообще о его прошлом. Знаю одно. Он причиняет боль. Сам себе. Это самоповреждение. Не очень понимаю все это, но знаю, что все плохо, очень плохо. Это симптом многих психических расстройств.
В ужасе зажимаю рот рукой, вспомнив коробку со стеклом. Макс, мой сводный брат… Неужели… Он сам себя режет? Боги… Но зачем?!
— Это случается редко, эти срывы, мы даже не догадываемся, потому что он умело все прячет. Сколько я его знаю, он вроде, кажется нормальным, но потом щелк… и он может причинить боль. Как себе, так и окружающим. Себе — физическую, другим — душевную.
В голове снова отрывок из прошлого, как худощавый синеглазый подросток протягивает мне острый осколок. Я, совсем еще ребенок, стою и трясусь, прикрываясь руками, по лицу бегут ручьи слез.
«Хочешь попробовать боль?»
— Но зачем ему это делать?! — до сих пор не могу прийти в себя от шока. В воздухе витает какая-то темная тайна.
Томас неуверенно пожимает плечами.
— Наверное, это единственный для него способ справиться с ненавистью к себе, чувством опустошенности, гневом и так далее. Я не знаю, Вер. Но советую тебе не вмешиваться во все это. Держать курс на то, чтобы отработать положенный срок и свалить отсюда. Я вообще не понимаю, как после всего, что он с тобой сделал, твои предки отправили тебя сюда. Он же псих конченый.
— Но ты же здесь.
Он отвел глаза. Словно тоже что-то скрывает. Мне уже порядком надоели эти тайны и это тяжелое холодное место.
— Что произошло между вами? — уверенно спрашиваю у него. — Томас! Скажи мне, я же вижу, что отношения между вами очень натянутые.
— Ничего особенного, — вздыхает парень. — Старая, как мир история. В прошлом году приехала моя девушка. Специально не брала отпуск весь год, чтобы насладиться тут целый месяц вместе со мной.
— И?
— Что и? Насладилась вместе с Максом, — горько ответил он, сжав кулаки.
— Что? Но… Как они… Как он мог? — изумленно восклицаю, а в душе поднимается новая волна ненависти. Это последнее дело соблазнить девушку друга.
— Мы все сильно повздорили. Я тогда собрался и уехал, а она осталась. С ним. Потом ее отпуск закончился, и она вернулась обратно Мюнхен. Что с ней дальше я не знаю.
— А Макс? У них была любовь?
— Какая к черту любовь, Вера? — снисходительно посмотрел на меня. — Впрочем, Анна может и влюбилась, дуреха. А Макс покувыркался и помахал ручкой. Такой он, твой братец.
В голове не укладывалось. Какой же он, все-таки, бабник. Ну как так можно… Понимаю, что огромная доля вины и на его девушке, они виноваты одинаково. Но уж из солидарности к другу он мог бы и отшить ее. Неужели ему плевать на близких ему людей?
— Почему ты вернулся? — задала вопрос, и сама задумалась.
Действительно. Как он может работать с ним бок о бок, еще и под его руководством?! Я бы от ненависти с ума сошла, каждый день видеть его лицо, знать, что он занимался любовью с твоей половинкой…
— Будешь смеяться, но тут хорошо платят, — усмехнулся он. — С наступлением нового сезона Юрген позвонил мне, и я не увидел причин отказаться. За полгода все остыло и прошло.
Что-то здесь все рано было нечисто, но Томас не признается. Не поверю, что все остыло. Его взгляд в сторону Макса выдает его с головой. Это и не мудрено. Но как бы не за местью он сюда вернулся, Томас тоже может иметь целый шкаф скелетов. Каждый из нас может. Бррр, теперь, ко всему прочему, меня еще и он настораживает.
— Скоро соревнования, сноуборд и лыжи. Будешь смотреть? Это круто, офигенные трюки от лучших спортсменов! — попытка Томаса незаметно сменить тему провалилась с треском, потому что я все еще не могла переварить полученную информацию о брате.
— Ты будешь подавать заявку? — на автомате спросила я, глядя в окно. Снаружи кружил белый снег.
— Не знаю, — вдруг вяло отвечает друг.
— Чего так? — удивленно фокусирую на нем свое внимание, что-то в его голосе заставляет смотреть в его поникшее лицо. — Не ты ли секунду назад был полон энтузиазма.
— Он опять заберет все золото. Во всех категориях. Хоть на лыжи переходи, — нервно оскалился Томас. Короткий смешок так и повис в воздухе напряженным.
Я замолкаю, вспомнив утыканный кубками и медалями комод. Значит, Макс действительно круто катается, раз забирает все золото.
— Ты знаешь, — тут же подтвердил мои мысли Томас. — Он мог бы добиться многого в этом спорте, о нем бы весь мир заговорил. А он торчит тут, в мелкой австрийской деревушке, как будто это предел его мечтаний.
— Я думаю, его не отпускает отец, — промолчав, отвечаю я. — Однажды Макс сказал мне, что Юрген его изолировал здесь. Я даже не обратила внимания на его слова, а теперь после истории с письмом… Думаю, это правда.
Наш диалог прервал звонкий женский смех, прямо по коридору в нашу сторону двигалась девушка Макса и сам он, собственной персоной. Увидев мой взгляд, она недовольно поморщилась, прилипла к Максу и уставилась в сторону, еле поспевая за размашистым шагом брата. Оба были в распахнутых пуховиках и шапках, по всей видимости собравшись на прогулку, побродить за ручку в легком снегопаде. Романтическая идиллия.
Подтолкнув ее в сторону уютных диванчиков в холле, он направился к нам. Его челка непривычно убрана под темную шапку, открывая светлый лоб и слегка нахмуренные брови. Синие глаза внимательно оглядывают каждого из нас, словно догадываясь, что и кого мы тут обсуждаем.
Не сговариваясь, мы оба вытянулись по стойке смирно перед ним, переглянулись и оба усмехнулись. Тут же отвернулись друг от друга, избегая смотреть в сторону Макса.
— Вижу, вам весело, — сухо констатирует брат. — Хотел предложить помощь, но, судя по всему, вам явно лишнее время некуда девать. Тогда вот приятное задание на вечер: ты (это он обращается ко мне) — отмой кухню так, чтобы Симон завтра упал замертво от блеска наполированных стен и полок. А ты (Томас весь подобрался) — займись бассейном, что делать знаешь. Все понятно?
— Да, — хором ответили мы. Оба довольно кислым тоном. Опять переглядывания и тихий смех.
— Я что-то сказал смешное? — холодно спрашивает Макс, поднимая бровь. В темной синеве глаз плещется злость.
— Нет, что ты, — уверяю я, махнув рукой. — Просто анекдот мне Томас рассказал, никак не выйдет из головы.
От моей топорной лжи у него заходили желваки на скулах, но он промолчал. Скользнул глазами по моему телу сверху вниз, мучительно медленно, разглядывая каждый сантиметр, отчего меня вмиг бросило в дрожь. Словно раздевал глазами. Вот же говнюк, его девушка в десяти метрах.
Томас закашлялся, но сводный даже не вздрогнул, не обращая на него внимания.
— Эмм, я сегодня же постираю комбинезон твоей девушки и отдам, как высохнет, — выпалила я, надеясь, что он перестанет так пялиться.
Перед глазами снова коробка со стеклом, кровавые разводы. Меня подташнивает. Но страха нет. Новость о самоповреждениях брата делает его в моих глазах непривычно уязвимым.
Макс нехотя поднял глаза вверх, к моему лицу.
— Не парься, я просто отдам в химчистку, она тут рядом.
— Хорошо.
Пауза затянулась, и я уставилась на него, уже в недоумении. Блондинка тоже встала с дивана, окликнув его.
Наконец, он отвернулся от меня и пошел в ее сторону. Я выдыхаю и с удивлением понимаю, что не смотря на то, что меня потряхивает, мое лицо расслабленно. Впервые, глаз не застывает, двигается симметрично со здоровым. В легком шоке поворачиваюсь к Томасу и замираю. Увиденная картина мне не нравится. Вижу, как он провожает Макса тяжелым взглядом в спину, в его глазах лютая ненависть.
Сглотнув, выхожу из-за стойки.
— Пойду, займусь кухней, пока не стемнело.
— Да, конечно, — пришел в себя парень, снова заулыбавшись. Эта резкая перемена настолько наигранная, что его радушности не поверил бы и умственно отсталый. — Попрошу Йорна посидеть на респешене, а сам пойду в бассейн.
— Ну тогда до встречи.
— Ага.
— Эй, — вдруг вспомнила я. — А как же аккумулятор?
— А, точно, забыл сказать. Я позвоню Максу, не волнуйся.
— Хорошо, договорились.
Я попрощалась и пошла отмывать владения Симона, мысленно посылая проклятия в спину братца, потому что, насколько я помню, у Симона там просто Авдиевы конюшни.
Параллельно открываю вкладку в гугле и набираю self-harm, читая статьи и содрогаясь от прочитанного.
Это все неправильно. Чертовски ужасно, абсолютно ненормально и извращенно. И самое важное — за этим стоит какая-то история. История его боли.