Своё предназначение

Раздел 1

Москва. Большая Полянка. Уютное кафе. Напротив меня сидит человек неопределенного возраста от сорока до шестидесяти, курит сигару и потягивает кофе. Смотрит через витрину на улицу.

Я забежала в это кафе случайно. Несмотря на теплое начало осени по утрам все же холодно и захотелось согреться чашкой нормального кофе, а не тем, что подают в «Макдональдсе» и сетевых кафешках. Заведение пряталось за небольшой резной дверью, неприметной в закоулках старой Москвы. Полагая, что в нем варят кофе, а не наливают из кофемашины, я скользнула внутрь, но свободных столиков не оказалось, и только за одним было свободное место.

Попросив разрешения присесть, поискала меню.

– Замерзли? – вопрос прозвучал тихо и искренне, будто меня жалели.

Я посмотрела на мужчину, сидящего напротив, и вздрогнула. В его больших глазах зрачки очень быстро меняли размер, будто фотограф вручную подбирал на своем аппарате размер диафрагмы.

– Немного, – внезапно осипшим голосом пролепетала я.

Он некоторое время рассматривал меня.

– А вы очень милы, – мужчина жестом кого-то позвал. Подошла стройная брюнетка в элегантном костюме цвета беж.

– Элла Сергеевна, – обратился к ней мой собеседник. – Будьте любезны, пусть меня никто не беспокоит, а нам с девушкой принесут много кофе и что-нибудь перекусить.

– Но, Владимир Егорович, в пять у вас… – попыталась возразить женщина.

– Элла Сергеевна, – негромко, но жестко он ее перебил. – Сделайте так, как я прошу, – и мягко добавил, – пожалуйста.

Она еще немного постояла, улыбнулась и неспешно отошла от нашего столика. Краем глаза я понаблюдала за ней, за ее распоряжениями персоналу кафе.

– Вы всегда такой щедрый? – спросила я.

– А вас это смущает? – последовал ответ.

– Нет, – пришлось лукавить. Судя по обстановке и по тонкому запаху, витавшему в небольшом зале, ценник здесь немаленький. В дешевом заведении и пахнет дешево.

Мужчина немного подумал, неспешно раскурил сигару.

– А как вас величают? – спросил он, выпуская тонкую струю дыма. – О, простите! Ничего, что я курю?

– Анастасия, – ответила я и кивнула, соглашаясь. – Да, курите.

Официантка принесла свежий кофе, нарезанный пирог с черникой, тонкие ломтики бисквита, изящно политые шоколадом и посыпанные орешками, сноровисто расставила угощение на столике. Владимир Егорович кивком поблагодарил ее.

– Угощайтесь, Настя, – с улыбкой сказал он, подвигая к себе только большую чашку кофе.

Я нерешительно посмотрела на пирожные.

– Не беспокойтесь, – он будто прочел мои мысли. – Понимаете, у мужчин моего возраста есть некоторые тайные слабости. Я вот, например, люблю угощать симпатичных молодых дам, которые озябли.

Пирожные так аппетитно выглядели, а кофе пах так ароматно, что меня уговаривать даже не надо было. С первым глотком приятное тепло растекалось по телу, а выпечка будто таяла во рту, оставляя послевкусие свежих спелых ягод. Я, конечно, завтракала перед выходом из дома, но прошло немало времени, и утренний йогурт с маленьким бутербродом и стаканом апельсинового сока уже успел раствориться. Тем более, когда озябнешь, есть хочется страшно. Но, черт возьми, с какого перепугу мой сосед по столику меня кормит? Странный он какой-то.

Мужчина действительно выглядел необычно. Вроде как пожилой, а вроде и не очень. Каре-зеленые глаза, густые волосы с проседью, зачесанные к затылку и падающие на плечи аккуратной волной. Свободный пиджак, рубашка, расстегнутая на верхние пуговицы. От него веяло жесткой силой, но не вызывающей, а будто находясь рядом с ним можно ничего и никого не бояться.

Едва заметные лучистые морщинки в уголках глаз, высокий лоб, почти незаметный шрам, пересекающий правую бровь. Интересно, а сколько ему лет?

Да и ладно, что мне его возраст? Пару часов посижу здесь, пока фотограф делает моей кукле портфолио. Пора бы самой научиться, а то приходится возить свои хрупкие игрушки в центр Москвы. Разобью еще ненароком.

– Как интересно! – сказал Владимир Егорович. – Вы делаете фарфоровые шарнирные куклы? Весьма занятно!

Кусок пирога выпал из моих пальцев на тарелку. А это что за фокус?

Я выглядела, наверное, нелепо. Он негромко рассмеялся.

– Никакого волшебства. Просто, пытаюсь вас разговорить и немного очаровать.

– Зачем?

– Ну, не волнуйтесь. Мимолетный роман со мной вам не грозит. Вы слегка напряжены и скованны. Не беспокойтесь за свою игрушку, все будет нормально.

«Он сумасшедший», – подумала я и уставилась в свою кофейную чашку.

– Вы думаете, что у меня с головой не в порядке? – раздался тихий голос.

Я сильно вздрогнула от неожиданности, подняла глаза и тут же стремительно откинулась на спинку кресла. Он сидел на своем месте, но его взгляд изменился – стал тяжелым. Зрачки приобрели матовый блеск. Будто невидимые щупальца холодной сталью коснулись моего позвоночника, взор подернулся рябью, в голове зашумело, а звуки стремительно стихли. Во мне проснулся страх, от которого захотелось кричать. Я очнулась, тяжело дыша полной грудью. С укоризной посмотрела на своего собеседника.

– Простите меня, Настя, я не должен был этого делать, – Владимир Егорович едва заметно вздохнул, – взгляните в окно, – предложил он.

Представьте, улица была разделена на две ровные половины. На одной – светило яркое солнце, а на другой – в темноте нависших туч, шел ливень, и всю эту фантасмагорию пронизала ярчайшая семицветная радуга.

– Кто вы? – громко прошептала я.

День начался, как обычно. Володя встал с кровати, нацепив мягкие тапочки, и машинально протянул руку к кнопке включения компьютера. Тот недовольно пискнул динамиком, будто просыпаться не хотел, а клавиатура приветливо мигнула огоньками на панели. Экран неторопливо и с важностью высветил приветствие.

– Да пошел ты, – сказал Володя экрану, направляясь в ванную.

Умылся, посмотрел на свое отражение в зеркале. Провел ладонью по заросшему щетиной подбородку. Бриться было лень.

– Сойдет для сельской местности, – обронил, махнув рукой.

Шаркая тапочками о старый линолеум, прошел на кухню, включил газ. Тщательно взвешивая на ложке молотый кофе, насыпал его в турку. Подержал ее над огнем, стараясь уловить запах. Потом налил воды, и поставил турку на газ, дожидаясь пенных пузырьков.

И только они появились, как раздались дикие вопли Эвелин Лентон – солистки группы «Belle Époque». Владимир поморщился. Нет, не над воплями, просто начало композиции, где Эвелин истерично кричала, было привязано на мобильнике к номеру телефона шефа.

Пришлось идти в комнату, отвечать на звонок.

– Ты чего там возишься? – раздался бодрый голос шефа.

– Гриш, я только поднялся. В три ночи закончил перебивать на сайте новые прайсы. Ты бы поставил нормальный движок на платформу, а то ждешь по часу обновлений.

Григорий не отвечал. Он был паталогически жаден, если надо было тратиться на что-то, экономил практически на всем, за исключением себя. Володе, в принципе было наплевать на это, но когда экономия касалась дела, и шеф начинал выговаривать за медленные решения, то не сдерживался.

– Ладно, – наконец сказал Гриша. – Машина с товаром придет вечером, надо разгрузить.

– А ты не мог позже позвонить? Машина все равно вечером. Срываешь меня из ванной, не даешь выпить чашечку кофе, – с иронией спросил Владимир. Он знал, что шеф не обидится. Тот вообще редко обижался. – И что, грузчиков нельзя найти?

– Грузчикам платить надо, а ты на окладе, – отпарировал Григорий. – Все равно целый день у компа торчишь, а так хоть мышцы разомнешь.

– И когда приедет? – вздохнул Володя.

– Как приедет, так позвоню.

Шеф отключился.

Владимир кинул на стол мобильник, вернулся на кухню, налил немного остывший кофе в чашку, добавил сахара и молока. Шумно втянул ноздрями запах напитка, и с наслаждением сделал первый глоток.

– Лепота!

Мелкий, противный дождь шелестит по асфальту. Редкие прохожие торопятся в свои квартирки под прикрытие домашнего уюта и шерстяного пледа. Какой-то тягучий мрак в пространстве, будто кто-то зловещей рукой выплеснул в него разбавленные чернила.

Машина приехала на Гришкин склад в семь вечера, когда шеф уже начал бить в тревожные колокола, донимая Володю бесконечными звонками и нытьем, что его кинули.

Владимир слушал молча стенания шефа, кивая в такт его словам.

Вообще-то шеф мужик нормальный, ну, жадноват. Хотя, зарплату не задерживал ни разу. Странный, чудной иногда. Сорок лет почти, но ведет себя… Врубит в машине на полную громкость «Металлику», и качается, как китайский болванчик. Не в такт совсем. Или классику включит и по сторонам водит ладонью плавно, типа балдеет. Пьет только воду и вино.

Владимир сам не подарок. В середине девяностых, когда у него «отжали» бизнес компаньоны, почти пять лет приходил в себя. Стал резким в словах, и жестким в делах. Пытался начать заново, но ничего не вышло – рынок оказался четко поделен и новичкам там не было места. Пришлось искать работу.

Несколько раз ее менял. Не то чтобы не умел, знаний и опыта было достаточно, просто не хотел подчиняться дилетантам, стоящим у руля небольших предприятий. В сетевые конторы не хотелось, там текучка кадров та еще, а в корпорации просто так с улицы не попасть. Григорий, с его интернет-магазином, подвернулся случайно, и Владимир задержался у него на десяток лет. Как-то они поняли друг друга. Возможно потому, что шеф пропускал мимо ушей его резкость, но подчас делал так, как советовал Владимир, да и зарплата была весьма приличная.

Володя спешил на склад, продираясь сквозь дождь и встречный ветер. Благо склад был недалеко от дома, в гаражном кооперативе, где Григорий арендовал сухой и теплый бокс. Проходя мимо выхода из метрополитена Владимир поморщился. Гул нерусской речи заполнял все вокруг. Дагестанцы, осетины, китайцы, вьетнамцы – кого только не было, ощущение, что идешь не по Москве, а по базару где-то на задворках Азии. От внезапного порыва ветра отвернулся и налетел плечом на кого-то.

– О, сорри, – сказал Владимир, поворачиваясь к неожиданному препятствию.

– Эй, ты совсэм ослеп, баран! – низкорослый горец в кожаной бейсболке скривился от боли, держась за ухо.

– Сам ты козел, чучело! – Владимир был скор на ответ. – Я извинился.

– Э, что мне твои извэнэния!

– Не нужны? Тогда терпи, – Володя ускорил шаг, уходя от места стычки.

Но далеко отойти ему не дали. Горец его догнал и вцепился сзади в куртку.

– Это ты тэрпеть будешь, когда…

Договорить он не успел. Сильный и точный удар по ребра, незаметный для окружающих, поверг горца в легкий ступор. Глаза его вылезли из орбит, от боли перехватило дыхание.

– Ты в аул свой возвращайся, – громко прошептал Владимир ему на ухо, замечая движение других «хозяев жизни» из горных поселений Кавказа. Вот чего, а только разборок ему сейчас не нужно. Не время, да и не место. Он юркнул во двор от метро, стараясь быстрей уйти. Дождь припустил сильнее.

Выскочивший из пелены дождя черный БМВ ударил Володю по ногам. Неведомая сила приподняла его над мостовой и бросила на лобовое стекло автомобиля. Еще удар, и мужчину снесло на мокрый тротуар. Машина остановилась. Из нее вышли трое, подошли к неподвижному телу.

– Что будэм дэлать, Ахмет? – спросил один из них негромко.

Послышался плевок.

– Откиньте его в кусты, – последовал ответ. – Никто ничего не видел. Только быстро. Примут за алкаша.

Последнее, что почувствовал Володя, это жесткие и мокрые ветки кустов, хлестнувшие по лицу.

Он очнулся. Открыл глаза. Попытался закричать от испуга, но не смог. Рот только беззвучно открывался. В глазах застыла молочного цвета пелена. Ничего вокруг. Только плотный белый туман. Без разводов и подтеков. Сплошной стеной.

– Где я? – пытался сообразить Владимир, крикнув в пространство.

Крика не получилось. Он пытался осмотреть себя, но не увидел своего тела. Везде белое плотное облако. Руки, ноги – их будто не было. Ничего не было. Только проснувшееся сознание и этот чертов туман.

– Да где я?! – взорвалась мысль.

Попытка лихорадочно вспомнить, что же произошло.

Утро, звонок шефа, упрямый горец у метро, противный дождь… и темнота.

А теперь эта белая пелена. Что за место? Как я сюда попал? Почему я себя не вижу?

– Да не дергайтесь вы, – послышался тихий бесцветный голос, непонятно кому принадлежащий. – Что вы мечетесь? Не мешайте думать.

– Где я? Кто вы? – пытался крикнуть Володя.

– Какой неугомонный, – снова раздался голос. – Помолчите немного. У меня и так времени мало.

Невидимый обладатель тихого голоса вздохнул. Владимир замер, боясь спугнуть того, кто с ним разговаривал.

– Как тяжело-то, – собеседник явно не мог принять какое-то решение. – Ну, вот что с вами делать?

Володя попытался сказать, что с ним делать ничего не надо.

– Э, как это не надо? – голос зазвучал громче. – Вас, батенька, надо отправить на покой. Но, не могу.

Владимир изумился.

– Да, да, – подтвердил голос. – Не могу. Поскольку вы в сознании. Первый случай такой! Вы вот что, потерпите тут немного. Мне надо проконсультироваться. А то сделаю ошибку. Пусть они сами решение принимают.

Голос смолк.

Он не знал, сколько прошло времени. Сначала пытался рассмотреть стоячую молочную пелену, но вскоре бросил это бесполезное занятие. Затем попытался почувствовать свое тело, и эти потуги тоже оказались тщетны. Волна страха, ярости и отчаяния накатила на его сознание, но тут же отхлынула, оставив безразличие.

Внезапно он услышал голоса. Они приближались будто, и по мере приближения становились отчетливей. Говорили двое. Первый голос он уже слышал, а второй – был глубокий, бархатный, раздававшийся с легким эхом.

– Вы посмотрите сами. Я не знаю, что с ним делать, – в знакомом голосе звучала растерянность. – Он в полном сознании и при полной памяти.

– Но это невозможно, – ответил бархатный голос

– Поэтому, я вас и позвал, – в знакомом голосе прозвучала мелкая нотка обиды. – Чтобы вы сами убедились.

Владимир пытался яростно дернуться.

– Я здесь! – крикнул он беззвучно.

– Ух ты! – удивился бархатный голос. – А вы правы, этот экземпляр весьма интересен. Ну-с, и кто это?

Голоса стихли.

– Хм. Русский. Сорок лет, – продолжил бархатный голос. – Странный какой-то. Вроде неглупый, даже слегка целеустремленный. Так, посмотрим. О-о-о… слишком доверчивый, и мягкий по характеру. Наказывать умеет, но готов простить все. Отчаянная вера в любовь? Это кто ему такую программу задал?!

– Э… инициатор программы скрыт под секретным кодом, – вмешался первый голос.

Володя вообще ничего не понимал. Какая программа? И это что, они о нем говорят?

– Да-а-а, – протянул обладатель бархатного голоса. – История у этого экземпляра интересная. Какие скрытые возможности! Но, так позволить себя облапошить. Он чем думает?

Володя гневно дернул невидимой рукой.

– Ох, ох, какой чувствительный, – насмешливо отреагировал бархатный голос. – Все профукал. Все материальные ценности. Осталась только вера. В добро, любовь… и справедливость. Какая наивность! И это в сорок лет? На этой грешной земле? Я ничего не понимаю. Хотя. Неудивительно, что он в сознании. Просто, он не выполнил свое предназначение.

– И что с ним делать? – спросил первый голос.

– Инструкция по индивидам, параграф третий, – ответил бархатный голос. – Каждый индивид должен выполнить свое предназначение. Иначе, эксперимент потеряет свою нить. Собьется общая картина. Даром потраченная энергия, и еще большие затраты на корректировку программы. Вот что. Отправляйте его обратно. Пусть проанализирует свои ошибки, подумает. Ну, разберется. Потенциал то огромный. Данные великолепные.

– А куда его отправлять?

Молчание.

– Да пусть сам выберет, – решил бархатный голос. – Ему то, поди, виднее.

Владимиру показалось, будто легкий ветер тронул молочную пелену тумана.

– Ну-c, батенька, – бесцветный голос облегченно вздохнул. – Выбирайте. Куда вас вернуть? И думайте быстрее, я и так на вас ухлопал много времени. У меня целый отсек еще, а смена скоро заканчивается.

– Что значит вернуть? Куда вернуть? – заметался Володя в мыслях.

– О, какой непонятливый, – огорчился обладатель бесцветного голоса. – Обратно вернуть. Только в прошлое ваше. Понятное дело – в настоящее вернуть вас – смысла нет, вы снова окажетесь здесь. Так что выбирайте любую дату из прошлого времени. И поторапливайтесь, прошу вас.

Владимир ничего не понял, но лихорадочно стал перебирать в своем сознании воспоминания. Почему-то вспомнил себя молодого, друзей по техникуму, футбольные баталии во дворе.

– Все. Времени больше нет, – заявил невидимый собеседник. – Отправляю вас в май одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года.

И Володя крепко уснул.