Своё предназначение

Раздел 17

Володька пять минут плескал на лицо холодной водой, потом прошёл в комнату и снова лёг на диван. Голубизна неба в открытом окне, изредка прерываемая едва различимой дымкой облаков, вернула Воронова к размышлениям.

В своей «прошлой» жизни Володька не был обделён вниманием родителей, но его и не было слишком много. Жили они, как и многие в то время, в обыкновенной двухкомнатной квартире, полученной отцом от завода, когда Володькины родители сыграли свадьбу. Отец не был выдающимся работником, не состоял в партии и не давал взяток в профком – квартиру он получил, как молодой рабочий, который обзавелся семьёй, и как полагалось, в скором времени планировал потомство. Разумеется, не на всех предприятиях так относились к работникам, но в то время всё же старались обеспечить жильём молодые семьи.

Володькины родители получали зарплату на предприятиях не высокую, и не маленькую – среднюю, и им хватало, чтобы не быть голодными, одеться, обуться, прикупить мебель и всякую нужную утварь. Не сразу всё, а постепенно, но и не годы понадобились. Воронов вообще не помнил, чтобы мать с отцом занимали у кого-то денег и влезали в кредит. Правда, когда отец, научившись разбираться в машинах, стал халтурить по выходным, то появилась возможность себя чем-то побаловать. Когда Володьке исполнилось восемь лет, то отец показал ему денежку – десять рублей с портретом Ленина, и сказал:

– Вот, сынуля, я могу купить тебе стоящий подарок. Выбирай!

Тогда десять рублей были не малые деньги. Не сокровища, но и не копейки, но как подарок были весьма велики для восьмилетнего пацана. Володька обрадовался и потащил родителей тратить «десятку». Они привезли его в «Детский мир» – такой многоэтажный магазин на площади Дзержинского. Понятное дело, что глаза мальчишки «разбежались» в поисках подарка – такое количество всевозможных товаров для детей Володька видел впервые и встал истуканом посреди огромного зала первого этажа.

– Сынуля, дерзай! – подтолкнул отец.

Володька кинулся в одну секцию, потом ещё в одну и остановился, позвав родителей.

– Хочу вот это, – он показал на две здоровенные коробки с надписью «конструктор».

– Сынок, а может пожарную машину или грузовик? – осторожно поинтересовалась мать.

– Нет, – отрезал Володька. – Машинки для малышни.

Из «Детского мира» Воронов выходил сияющий во всю ширь лица и с тремя коробками, которые он еле тащил – третья была набором оловянных солдатиков.

В школе Володька не отличался успеваемостью, хотя некоторые предметы давались ему слишком легко, и он откровенно игнорировал их тщательное изучение. Впрочем, учителя не жаловались.

Отношения с одноклассниками были разные. Он охотно общался с некоторыми, а с некоторыми вообще не соприкасался. Володька больше всего проводил времени со своими друзьями из дома, в котором жил. Он действительно считал их друзьями – они практически везде и всегда ходили гурьбой – вместе играли, выдумывая себе приключения, вместе делали уроки, собираясь у кого-то дома и даже вместе ели, толпясь на небольшой кухне и, галдя, когда сжигали котлеты на сковородке. И их родители относились к этому спокойно, а некоторые даже звали – отец Володьки постоянно хотел всех накормить. Если кто-то из ребят заболевал, то дверной звонок просто не стихал – пацаны и их родители «ломились» к заболевшему, тащя фрукты, бульоны, лекарства и книги. Ребята очень неохотно расставались на лето, разъезжаясь по пионерским лагерям и дачам, и быстро заново привыкали друг к другу после летних каникул. И никто, ни к кому не испытывал зависти – хотя некоторые жили довольно богато.

Такое коллективное общение для Володьки было в порядке вещей. Он знал, что может опереться на своих друзей, а они знали, что могли опереться на него.

Чуть поменялись отношения, когда ребята повзрослели и в их компанию стали «вливаться» девчонки. Правда, из того же дома. Поступки пацанов стали сдержаннее – уже не ругались нецензурно, не пукали, не рыгали и перестали носить штаны с дырявыми коленками. Даже носки каждый день были стиранными и заштопанными на пятках. И, как ни странно, пацанам это даже понравилось. Нравилось и другое – шли играть в футбол «дом на дом» – девчонки «на трибунах» болеют за свой двор. Орут, визжат, подбадривают. В зимних хоккейных баталиях подруги сидели на ящиках из-под овощей. Ребята укутывали девчонок «по глаза» в куртки, и ящики скрипели в унисон глухих криков поддержки.

Когда Володьке исполнилось четырнадцать, девчонки пришли к нему в красивых платьях, а ребята в наглаженных брюках и рубашках… и он оторопел.

Был летний день – очень теплый и солнечный. Первыми пришёл Витька со второго этажа его подъезда и подарил настоящий футбольный мяч с ромбиками. Потом пришла Наташка из другого подъезда – балкон Володькиной квартиры был рядом с её балконом и они частенько обменивались тетрадками, болтали обо всём и мечтали – каждый о своём. Наташка причесалась, накрасилась, и короткое светлое платье на ней сидело, как влитое. Сквозь тонкую материю платья едва проглядывали узкие трусишки и бюстгальтер. При виде всего этого Володька встал истуканом, как в детстве, когда впервые попал в «Детский мир».

– Володя, поздравляю, – Наташка протянула ему небольшую узкую коробочку и, встав на мысочки, нежно чмокнула его в щёку.

Воронов, вдруг, лежа на диване потрогал то место на щеке, куда прикоснулись губы Наташки. Воспоминания так явственно проступили в его сознании, что он ощутил, как в тот раз, чуть влажное, прохладное и весьма продолжительное для дружеского поцелуя, прикосновение…

Коробочка выскользнула из его пальцев на пол. Володька, не отрывая взгляда от Наташкиной фигуры, медленно присел, успев рассмотреть кружева на бюстгальтере и взгляд замер на её ногах – стройных, с изящными мелкими изгибами и еле заметным светлым коротким пушком. Он нашарил на полу коробочку и тут же стремительно поднялся.

– Спасибо, Наташа, – просипел он, глядя в её карие глаза. – Проходи в комнату, пожалуйста. Там уже Витька…

Она шагнула, но не пошла в комнату, где отец накрывал стол, а заглянула в проход на кухню:

– Тётя Оля, вам помочь?

– Ой, Наташенька, здравствуй! – отозвалась мать Володьки. – Да, помоги… Ух! Какая ты красивая!

«Народ» повалил. Пришёл Генка из первого подъезда, Мишка с Лёшкой – из второго, Андрюха – из третьего. За ним Танюха – его соседка, чуть полноватая, но обаятельная девчушка в темном легком платье и ожерельем из жемчуга. За ним Алла – с первого этажа Володькиного подъезда – маленькое хрупкое создание с удивительными ямочками на щеках, но в такой короткой юбке, что Володьке захотелось предложить ей что то из маминой одежды – прикрыть ноги. Алла смешно сложила губки и дотянулась до щеки Воронова, оставив след от помады. Затем пришёл Юрка с сестрой.

– Ух ты! – усмехнулась Любка, тонкими пальчиками оттирая помаду со щеки Воронова. – Я целовать не буду, а то кто-то заревнует.

Потом заявился Валерка из пятого подъезда.

– Вовка, поздравляю! Во! Батя привез из Канады.

Он протянул новенькую хоккейную клюшку с загнутым кончиком крюка и логотипом «Бауэр».

– Ебипетская сила! – вырвалось у Володьки. – Спасибо!

– Слушай, – зашептал Валерка. – Я по пути зашёл к Ленке. Они там с Лариской будто на бал собрались. Я полчаса ждал, а они там всё что-то себе намывают…

– Что намывают? – не понял Володька.

– Да не знаю, – махнул рукой Валерка. – К тебе собираются. Они такой подарок тебе приготовили! Я подсмотрел…

Его прервал оглушительный звонок над входной дверью. Володька открыл… и остолбенел.

Лариса – сестра Валерки – была на пару лет старше парней и, понятно, выглядела очень эффектно, несмотря на немного полноватые ноги и крупную грудь. Её и девчонкой назвать было нельзя – вполне себе взрослая девушка, закончившая девять классов средней школы. Но, Ленка!

Одногодка Володьки, учившаяся в параллельном классе, никогда не была приметной в своей серой школьной форме и юбкой ниже колен. Да, симпатичная мордашка и длинный хвост русых волос… Это всё, что запоминалось. Ну, может быть приятный тихий голос.

Перед дверью стояла стройная девушка в светло-розовом длинном платье из какого-то воздушного материала и белых босоножках на каблуке. Волосы распущены, правая рука с тонким серебряным браслетом на запястье, сжимает кожаный футляр с гитарой.

– Володя, поздравляем тебя с Днем рожденья, – Лена застенчиво махнула ресницами, явно накрашенными Лариской, и улыбнулась.

И тогда Володька, как сказали бы те, кто видел это со стороны – растекся жижой по лестничной площадке. Он понял, что Лариса одевала и красила Лену именно для него и подарок – офигительную двенадцатиструнную «Кремону» – Лариске достал кто-то из друзей-старшеклассников, и именно, под этот день.

– Ну как?! – спросила Валеркина сестра, выглядывая из-за плеча Ленки.

– Потрясающе! – выдохнул Валерка, оглядывая Лену.

– Да не тебя спрашивают, дурак! – Лариска поправила сложную прическу. – Володь, так ты нас впустишь?!

– Да, Вовка! – встрепенулся Валерка. – А то такие запахи, что я падаю от голода!

Потом, когда друзья расселись за столом и вовсю уминали салаты и нарезку, Володька старался не смотреть в сторону девушек – он стеснялся. От этого внимания, от этого праздника, и нежной доброй красоты, которую ему подарили. Нежной и доброй, а не развязной и распущенной, как было потом, много лет спустя, когда он отмечал тридцатилетие. Да и друзей после не было – только сотрудники и деловые партнёры.

Веселье было искренним, без громкого притворного смеха и пошлых шуток. Не было танцев на столе с приподнятыми юбками, и никто не просил добавки спиртного, впрочем, спиртного на столе и не было. Володькин отец притащил японский здоровенный магнитофон с кучей кассет, арендованный на вечер у какого-то артиста, которому Георгий Иванович чинил автомобиль. Музыка из магнитофона лилась четко и громко, и была заводной и ритмичной. Ребята танцевали, прерываясь, чтобы попить лимонада. Закуски перетащили на кухню, и каждый желающий мог там подкрепиться, не мешая остальным танцевать. Устав от танцев, играли в жмурки, потом просто весело болтали, усевшись все вместе на родительском диване, а потом, когда наступили вечерние сумерки, вышли на улицу с гитарой. Расселись на двух лавочках, что стояли под старыми дубами во дворе.

Играть и петь умели многие из Володькиных друзей, а Валерка даже сочинял свои песни. Гитара переходила из рук в руки, случайные прохожие надолго останавливались, заслушавшись, но, не подходя к компании. Девушки жались к парням, а те подставляли плечи, чтобы ненароком не прикоснуться к романтично настроенным дамам.

Володька часто вспоминал этот день и вечер, поскольку потом таких уже не было. Были только проводы в армию, запомнившиеся тем, что Валерка, исполняя свои песни на Володькином балконе, собрал под ним целую толпу слушателей, как на концерте, а Ленка рыдала на плече Ольги Александровны, поскольку Вовку провожала другая…

Служба в армии была тем самым катализатором, поменяв Володькино мировоззрение и привнеся в его жизнь те принципы, которые он старался соблюдать после службы. Он понял, что не все «друзья» являются друзьями, что доверять нужно только себе и если ты ведёшь кого-то за собой, то нужна «палка» и расстояние, дабы не вонзили в спину нож. И если ты видишь врага, то его надо уничтожать, а не пугать. Но… если коллектив действовал сплочённо и слаженно, и внутри этого коллектива не было трусов и предателей, то любые наскоки недоброжелателей разбиваются, будто о стену. Особенно, если в коллективе есть мудрый лидер, понимающий обстановку и просчитывающий шаги противника. Так было в учебке, когда в столовой они вчетвером отбились от двух десятков узбеков, и так было в горном ущелье под Асадабадом…

Вернувшись, Володька не узнал свой двор, и не досчитался друзей. Андрюха пропал без вести в Афганистане, а Валерка сгинул в реакторе Чернобыля. Лариска с родителями куда-то уехала, а Наташка, в буквальном смысле, пошла по рукам.

К нему зашёл Витька, он отслужил на полгода раньше.

– Что твориться, Вовка? – он дергал подбородком после очередной рюмки. – Куда всё исчезло? Мы перестали понимать друг друга, как раньше!

Позже зашла Алла. Она обняла Володьку, и погладила шрам на его лбу.

– Ты живой…

Пришли и Юрка с Любкой – принесли здоровый арбуз, которым закусывали водку.

– Танюха замуж вышла, – говорила захмелевшая сестра Юрки. – Ушла жить к мужу. А Лена… какая-то странная стала. Мы её почти не видим.

Больше никто не пришёл – остальные ещё не вернулись со срочной службы.

Воронов заворочался на диване. Солнце за окном потускнело, и в комнату прорвался прохладный ветерок, качнув занавески. Володька никак не мог сообразить – что же нелогично в посылах Древних, хотя чувствовал, что основная нить разгадки совсем рядом. Почему именно в него заложили такое предназначение, от которого зависели жизни других индивидов? Что в Володьке такого особенного?

Он встретил Наташу на следующее после прихода домой утро. Вышел на балкон, чтобы вдохнуть московского воздуха. Вытянул вверх руки, поправил резинку синих сатиновых трусов, и вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Повернул голову. На соседнем балконе стояла девушка, склонив голову, и подперев её рукой, облокотившись о перила. Пепельные длинные волосы падали фонтаном за балкон, глаза лукаво сияли.

– Здравствуй, Володя.

Сначала он застеснялся своего вида, от неожиданности не зная, что делать, а потом…

– Привет, Наташка! Ты чего не пришла вчера?

Он испугался, что если метнется в квартиру надевать штаны и майку, то больше не увидит свою соседку по балкону.

– А ты хотел, чтобы я пришла?

– Да. Мы же друзья…

Она нервно усмехнулась.

– А ты, Володька, всё такой же… Правда, возмужал. Прям, настоящий мужчина!

– Да что случилось, Наташ?! – не вытерпел он.

– Ты действительно хочешь узнать?

– Да!

Девушка задумалась, тряхнув головой. Потом вдруг решила:

– Мне сейчас на работу. Знаешь, приходи сегодня ко мне в восемь вечера.

– И ребят позовём…

– Нет! – громко отрезала Наташа. – Один приходи. Они тебя уже встретили, и теперь моя очередь.

Она ушла в свою квартиру, а Володька ещё немного постояв на балконе, прошёл на кухню, где суетилась мать.

– Я тебе бутерброды сделала, Володь. Кофе нальёшь сам?

– Да.

Но мать всё стояла у плиты.

– Ты с Наташей разговаривал?

– Да.

– Не ходи к ней, сынок, – просьба прозвучала как кнутом по спине.

– Мам, а можно я сам решу что мне делать?!

Она ушла, не сказав ни слова – обиделась. Володька неторопливо поел, потом собрался и отправился в военкомат. Он пошёл пешком, благо военкомат находился в двадцати минутах ходьбы от его дома. Он шёл и понимал, что друзья и родители ему что-то недоговаривают, словно скрывают тайну, причём для него неприятную.

Когда Володька возвращался из военкомата, то на лавочке у своего подъезда встретил Юрку с Любкой.

– Володь, а мы тебя ждём! – улыбнулась Люба. – Вот, на пруд собрались в парк. Пойдёшь с нами?

– Конечно, только поднимусь переодеться.

Он специально не упомянул про остальных, поняв, что брат с сестрой хотят с ним поговорить. И сделать это подальше от дома.

Всю дорогу до парка Любка весело щебетала, расспрашивая Володьку о планах на будущее. Он в ответ отвечал серьёзно и обстоятельно. Юрка молчал. Иногда кивал, когда сестра спрашивала – «Правда, Юрик?», но как-то задумчиво.

И первым делом, когда Люба сбросила платье и пошла к воде, вихляя попой, Воронов попросил:

– Юра, расскажи мне, что тут произошло, пока меня не было.

Друг Юрка всегда был откровенен, даже когда ему что-то не нравилось, но сейчас явно смутился.

– Я не знаю, Володь. Ходят слухи, сплетни, но никто не может сказать откровенно и прямо. Да и подтверждения этих слухов нет. Я ушёл в армию через две недели после тебя. Ты то, что с дембелем задержался?

– Меня попросили, я и задержался, – уклончиво ответил Воронов. Ведь не скажешь, что после госпиталя отправили снова в часть. – Молодых надо было надрессировать. Так что за слухи?

Юрка вздохнул.

– Любка рассказывала, что после твоего ухода Валерка будто с цепи сорвался – постоянно хотел быть в центре внимания. Сестра говорит – завидовал он тебе…

– Ты чего говоришь?!

– Не кричи, – зашипел Юра. – Любка услышит… Да, да – завидовал. Ты, как мотор – завелся, побежал и все за тобой. А кто лучше всех играл на гитаре и пел? Валерка. Кто лучше всех играл в футбол? Витька. Кто из нас самый остроумный и выдумщик? Генка. Кто самый сильный? Мишка. Но почему-то все смотрели в рот Воронову – как он скажет, так и будет.

– Ты тоже смотрел?

– Я? Нет.

– Тогда почему ты говоришь за всех?

Юрка молчал, наблюдая за сестрой. Люба стояла у кромки воды, испуганно поглядывая в сторону брата и Володьки. Рядом с ней крутились два парня.

– Что за херня?

Володька без раздумий поднялся и, отряхнув ладони от песка, решительно зашагал к ним.

– Твою дивизию! – Юрка двинулся следом.

Не доходя пары метров до Любы, Володька спросил:

– Эй, парни, вам что надо от девушки?

– О, ухажёр нарисовался! – хохотнул один из них. – Да вот, хотим пригласить даму в свою компанию.

Парни явно выпили – запах спиртного донесся до Воронова.

– У дамы уже есть компания.

– Да?! А ты кто такой?

– Я – её друг, – ответил Володька, загораживая девушку.

– А я – её брат, – вставил подскочивший Юрка.

– Ха! – удивился хохотун, – я тоже не прочь побыть её другом… да и не только…

– Эй! – рядом неожиданно раздался мужской окрик. – А ну, отошли от девчонки.

Рядом с Володькой встал мужичок внушительных габаритов и тихонько двинулся в сторону подвыпивших парней. Рядом с покрывала поднялся еще мужчина, отбросив руку спутницы, и еще один … и еще. Вскоре вокруг Любы встала стена из мужских тел.

– Всё, всё, мы пошутили, – попятились желающие пригласить Любу в компанию.

– А ну-ка, шутники, давайте домой, а то солнце жаркое, – предложил внушительный мужичок. – Не ровен час, развезет вас.

Володька обернулся. Юркина сестра посмотрела на него с легким восхищением.

– Спасибо, мужики, – сказал потом Воронов всем, кто стоял рядом с ним, глядя на уходящих несостоявшихся ухажеров.

– Да, не за что.

Его дружески хлопнули по плечу.

С Юркой он так и не поговорил – Люба увидела знакомых девчонок из соседнего дома и позвала их для компании.

Вечером Володька напялил рубашку и брюки, влез в начищенные туфли и отправился к Наташе.

Она открыла дверь, и Воронов увидел длинноногую особу в платье из полупрозрачного белого материала. Наташка, насколько он помнил, всегда умела краситься изысканно, но в то же время – неброско. Да и вообще, отличалась от своих сверстниц такой элегантной утонченностью.

Её платье струилось вдоль тела без складок, умело накрашенные губы, серые глаза под длинными ресницами, серьги в виде длинных висюлек и тщательно уложенные волосы.

– Проходи в комнату, – позвала она и пошла впереди него по коридору. – Туфли можешь не снимать.

Володька шёл сзади и не мог оторвать взгляд от стройного тела Наташки. Ему показалось, что под платье она не одела бельё. В квартире царил вечерний полумрак, и только яркое пятно света от двух свечей на столике в комнате выхватывало часть дивана и сам столик, уставленный угощением.

– Что-нибудь выпьешь? – спросила она, присаживаясь на диван.

– Немного шампанского, – ответил он, опускаясь на другой конец дивана.

– Тогда открывай.

Он немного провозился с пробкой под её насмешливый взгляд, наконец, с легким щелчком открыл бутылку, налил.

– За твоё возвращение, – сказала Наташка.

Шампанское охладило легкими и чуть сладкими пузырьками.

– Кушай, Володя, – предложила девушка. – Наверное, в армии этим не кормили.

Угощение было не тяжелым – фрукты, оливки, икра, немного разных нарезок и вазочек с салатами. Он попробовал один.

– Чёрт! Как вкусно!

Наташа подвинулась к стенке дивана, положив голову на руку, и пила шампанское мелкими глотками.

– Сестричка с братишкой тебе многое успели рассказать? – неожиданно спросила она.

– Ничего не успели, – Володька не отрывался от еды. – Всё так загадочно, что я сгораю от любопытства. Слушай, так вкусно! Давай ещё выпьем?

– Ты хочешь меня напоить? – улыбнулась она. – И чтобы я тебе выложила тайны?

– А почему нет? – Володька наполнил фужеры.

– Ну, всех тайн я тебе не расскажу.

– А все и не надо… Просто, расскажи, что случилось. Мне ведь всё равно расскажут, но хотелось бы услышать от тебя. Не зря же ты спросила про Юрку и Любку.

Девушка сняла босоножки и подвинула ноги под себя. Ткань платья блеснула пустотой в тусклом свете и на секунду показала крепкую и небольшую Наташкину грудь.

– Да, не зря. И не расскажут они ничего – Юрка был в армии, а Любка увидела только окончание действия…

– Что за действие? – нетерпеливо перебил он.

Наташа замолчала. Потом нагнулась к столику, налила полный фужер вина из пузатой бутылки.

– Воронов, ты правда хочешь это услышать?

– Да что вы все, нахрен, скрываете?!