Володька аккуратно шлепнул ладонью по язычку конверта и положил его обратно. Неважно кто спрятал письмо Валерки, а важно – что же Воронову со всем этим делать?
Конечно, можно наплевать на письмо и сделать вид, что не читал, тем более оно и было спрятано. И почему Валерка умоляет Воронова «выбить» прощение у Наташки? Володька-то в этой сложной истории вообще ни с какого бока. Его помощь другим была не каким-то корыстным порывом, а неким образом жизни, а народ что-то там себе надумал, «включил» зависть, накосячил, а теперь просит эти «косяки» разгрести. Понятно, что в эти юношеские хитросплетенные отношения влезли «взрослые» эмоции и чувства, но всё это доводить до крайности!
И тут Воронов вспомнил, что в своей «новой» жизни ему довелось поговорить с двумя стариками из Древних. Они были похожи, но не настолько, чтобы нельзя было уловить разницу. Один разговаривал с ним в Афганистане. И о чём они там болтали?
«Лично я закладывал ваше предназначение. Под своим личным кодом. Это был очень секретный эксперимент, задуманный мной. Но, все пошло не так с самого начала вашего вступления в сознательную жизнь.»
А что говорил другой Древний в большой комнате старого дома?
«У каждого индивида, здесь на земле – свое предназначение. У вас, кстати, тоже. Правда, оно сломано кодом координатора, и вы отпущены в свободный полет, но большого значения это не имеет. Вы такой один. Бороться с целой системой эксперимента вы просто устанете.»
Получается, что, несмотря на всю «правильность» Древних, они тоже между собой в чем-то соперничают? И опять Володька в чём-то виноват?! Да что за «жизни» у него такие?!
Володька так и не попал домой. Он просидел около шкафа, раздумывая, пока не почувствовал запах табачного дыма, прилетевший через открытую дверь балкона. Воронов встал и вышел на балкон. Как он и ожидал на соседнем стоял отец и курил.
– О, сынуля, привет! Ты домой-то собираешься?
– Пока не знаю…
– Ладно, дело молодое, – усмехнулся отец.
– Пап, я хотел спросить…
– Ты о той ночи, Вовка?
Володька кивнул, хоть и старший Воронов смотрел в другую сторону.
– Понимаешь, сын, – отец медленно потушил сигарету в пепельнице. – Люди часто не понимают поступков, которые не укладываются в их личное отношение к жизни. А многие принимают свои мечты за реальность. Валерка думал, что ты помогаешь другим ради завоевания авторитета, а Лена вбила себе в голову, что ты должен принадлежать только ей. Не знаю, наверное, авторитет в вашей компании высоко ценился, а твой друг им не обладал. Но его отец, по какой-то причине, старался вдолбить в голову своему сыну, что именно Валерка должен быть авторитетным, а Володька – сын простого работяги, только брать объедки с «авторитетного» стола. Мама Лены вырастила свою дочь одна, и постоянно твердила, что без настоящего мужика ей худо. Понятно, что мой «авторитетный» сынуля, раз её дочура беспрестанно о тебе говорила, стал объектом… проще говоря, кандидатом в мужья для Лены. И в том и в другом случае авторитарность родителя сыграла в психике молодого человека некую солидную роль, что и привело к трагедиям. К трагедиям, Вовка! Молодые люди пострадали, а этого в принципе не должно было быть! И, к сожалению, эти трагедии коснулись и других людей, ведь мы живем вместе, а не поодиночке на необитаемых островах.
– А к чему ты это говоришь? – не понял Володька.
– К тому, сынуля, что ты не обязан делать что-то не по своей воле. Но, ты можешь оказаться в ситуации, когда твоё желание нихрена не решает… Вон, Наташка с работы бежит. Ладно, ты хоть завтра на глаза матери покажись, а то она начнёт мне мозг выносить.
– Договорились, батя.
Володька посмотрел на Наталью. Девушка торопилась, немного склонившись под тяжестью сумки. Воронов поспешил ей навстречу, даже не задумываясь.
– Наташ, ты чего тяжесть таскаешь? Мне нельзя было позвонить? Я бы встретил.
Он взял сумку.
– Не гуди, Воронов, – улыбнулась она. – Я же не знала куда звонить.
– Мне. Отец на час раньше тебя приходит, он бы нашел меня.
Девушка вытерла пот со лба, посмотрела вниз.
– Володь, а ты чего босиком?!
Он зашлепал по асфальту в её подъезд.
– Забыл…
Донес сумку до квартиры, подождал, пока Наташа откроет дверь. Его туфли стояли в прихожей. Поставив сумку на кухне, он сказал:
– Я домой пойду.
– Иди, – она безразлично повела плечом.
Дверь за ним закрылась, и Наталья устало присела на стул. Ей хотелось разрыдаться.
– Ну, вот что ему ещё надо?
Сколько она его знала, ей всегда казалось, что Воронов не такой, как все. Подчас слишком молчалив, погруженный в какие-то свои мысли, а иногда настолько разговорчив, что прямо бесило. Незаметный в толпе мальчишек, но если куда идут, то самый первый. Наташка же постоянно хотела выделяться на фоне своих сверстниц. Одеждой, манерами, прической и фигурой. Делала по утрам зарядку, а мать покупала ей импортное бельё с переплатой, шила наряды в ателье и водила к парикмахерше. Правда, природа обделила девушку размером груди, да добавив к симпатичному лицу слегка длинный нос. Но подкладки в бюстгальтер и умелый макияж нивелировали недостатки.
Воронов раньше всех мальчишек превратился в юношу. К двенадцати годам его голос приобрел хрипотцу, «сбросив» мальчиковый фальцет. Лицо немного вытянулось, а руки и ноги стали покрываться узловатыми мышцами. К четырнадцати Володька выглядел как-то слишком взросло, зыркая на всех большими каре-зелеными глазами. Наташка млела от этих взглядов и мучилась по ночам спазмами внизу живота. Тогда, собираясь на празднование дня рождения Воронова, она решила затмить всех, донимая мать выбором наряда. Но в итоге в зеркале на неё смотрела элегантно одетая, со стройными, будто высеченными рукой мастера-скульптора, ногами и тонкой талией… девчонка.
Увидев там Ленку, Наталья поняла, что у неё появилась соперница, хоть Воронов и не выделял кого-то из девчонок и относился ко всем одинаково. Чуть позже Наташа провела с подругами «разъяснительные» переговоры и все признали её «вид» на Воронова, кроме Ленки.
– Что значит – твой Воронов?! Ты себя в зеркало видела?!
Ленка и вправду была хороша – грудь, попа, ноги, лицо, волосы – всё в ней было по-женски изящно. Да ещё, как говорили – подлецу всё к лицу, так она выглядела в любом наряде, даже в замызганной телогрейке на два размера больше. Ну, а уж в платье, подогнанном по фигуре – аж глаз не отвести. И Наташка стала готовить план «по захвату Воронова». В шестнадцать план сорвался и готовился новый – «месть Воронову». Спроси её тогда – почему? – она бы не ответила. Все планы рухнули, когда Володька привел домой маленькую и женственную особу под именем Света. Наташка захлебывалась желчью, когда он летом на балконе гладил Светкины ноги, а она в ответ тихо стонала.
На Володькины проводы Наталья пришла почти успокоившись, и не наряжаясь, как кукла. Больше помогала тёте Люде по хозяйству – резала салаты, колбасу и убирала посуду. Но когда ребята и толпа под балконом слушали Валеркин концерт, а Людмила Александровна прилегла отдохнуть, на кухню пришел Володька. В тот момент Наташка неспешно мыла тарелки.
Он обнял её за плечи и нежно поцеловал в затылок.
– Спасибо тебе, Натуська, за помощь маме. Ты мой хороший и симпатичный друг…
Володька как-то удобно прижал её к себе, а Наталью вдруг чудовищно приятно обожгло сзади, под ягодицами и между ног стало почему-то мокро. Легкая дрожь пробежала по всему телу, заставив затвердеть соски. Голова закружилась, перед глазами все поплыло, а пальцы выронили тарелку в мойку. Володька ушел, а она так и продолжала стоять, вцепившись руками в раковину и открыв рот, чтобы частыми вздохами хоть немного унять стук сердца. И это было такое сладостное ощущение, что её сознание, уже не подчиняясь ей, кричало – хочу ещё!
Наташка незаметно побежала домой, и сидя в ванной на холодном кафеле и закусив губу, поняла, что без этих ощущений, которые разбудил в ней Воронов, она уже прожить не сможет.
На проводах Мишки через пару недель всё было по-другому. Она зачем-то напилась и шипела на приставшему к ней Валерке, что Воронова любит. А тот в ответ, что её заявление всего лишь блажь её сознания, и что он ничуть не хуже, а даже лучше Володьки. Спьяну поспорили. Она стерпела и боль, и пыхтенье Валерки, и его неприятный запах, и потом, катаясь в истерике утром, осознала, что без Володьки её жизнь будет как пресный салат из несъедобных плодов, а наступившая беременность это только подтвердила.
После всего – разговора с Володькиной мамой, взбучки от родителей, больницы и аборта, Наталья уединилась, редко появляясь на глазах подруг. Когда Витька пришел из армии, она с девчонками встретила его.
– Наташка! – выдохнул он. – Ты такая! Такая… О! Я в шоке!
Потом она пристально себя рассматривала в ванной, медленно водя пальцами по нежному и чувственному телу, заметно округлившемуся в нужных местах, которые притягивают взгляды мужчин, как магнитом.
Отец пристроил её на работу в свой институт, и молодые специалисты потянулись огромным косяком в её каморку, где хранилось необходимое для химических опытов снаряжение. Сначала она принимала их ухаживания и даже пару раз ходила на свидания, но сравнивая с Вороновым, не находила в ухажерах ничего, что могло бы её заинтересовать. Ни-че-го.
Уже прошли все сроки возвращения Володьки домой, но его всё не было. Наталья стала раздраженной и дерганной. Как-то, выйдя на балкон, встретила Георгия Ивановича.
– Привет, дядя Жора. А когда… придёт домой Володя?
– Не скоро, Наташ, – вздохнул Володькин отец. – В госпитале он…
Она зашла в квартиру, и только потом поняла, что Володьку, как и Валерку, могут привезти домой в запечатанном цинковом ящике. Эта мысль отняла все её силы, и она грохнулась на пол…
В тот день, когда Володька возвращался, она работала и мчалась домой изо всех сил, но опоздала – у соседей уже горел свет и слышались пьяные стенания Витьки. Наталья стояла на балконе и плакала, счастливо улыбаясь.
– Наташа, ты что не идешь к Володе? – её мать вытерла слезы.
– Не сегодня, мам, – тихо ответила она и неожиданно для себя призналась. – Я хочу, чтобы он был только мой… и во мне всё разрывается от этого желания. Я с ума сойду…
Мать гладила её волосы, раздумывая, потом обратилась к отцу.
– Юр, а давай махнем на выходные на дачу. Поедем завтра, пораньше.
Отец подошел, внимательно посмотрел на своих женщин.
– Маш, приготовь мне чай…
Когда мать ушла на кухню, он тихо спросил Наташку.
– Ты точно этого хочешь?
Она закивала часто-часто.
– Пап, я не могу без него. Наверное, я его люблю…
– Наверное? – усмехнулся отец.
– Пап, не начинай! – расплакалась снова Наталья.
– Ладно, – поспешил он с решением. – У тебя будет три дня, чтобы решить…
Утром, краснея, её мать положила ей в сумочку презервативы.
Наташка ждала Володьку долго. Потом, смыв косметику, зло пнула платье и в халате улеглась на свою тахту, даже не сняв покрывало. Босоножки полетели в угол, туда же полетели кружевные веревочки трусов и дорогущий бюстгальтер.
– Воронов! Ну, где ты?! – рыдала она в подушку, колотя кулаком по тахте.
Неожиданно громко прозвенел звонок над входной дверью. Наташка нехотя поднялась, прошла в прихожую и посмотрела в дверной «глазок». На лестничной площадке стоял Володька, сжимая букет из роз.
– Черт! Блин!
Она посмотрела на себя в зеркало. Заплаканная, растрепанная, в халате, расстегнутом на верхнюю пуговицу, с красным пятном над грудью. Наташа заметалась по квартире, не зная за что хвататься. Звонок прогремел еще раз, а потом ещё. Она остановилась перед дверью, потом медленно открыла, не глядя на Володьку.
– Чего пришёл?
– А ты не ждала? – он шагнул в прихожую. – Я могу уйти…
Тут в ней будто что-то взорвалось. Она накинулась на него с поцелуями, страстно обнимая за шею, и пару раз укололась о цветы.
– Да брось ты эти розы! – прошипела, расстегивая его рубашку и ногой закрывая дверь. Он смотрел на Наталью удивленно-испуганно, ошеломленный таким яростным напором. Цветы упали на пол, а она потащила его в свою комнату. Быстро задернула тяжелые шторы и повалила его на тахту.
– Наташ?! Что происходит?!
Он ловко увернулся от её рук и мягко обхватил, прижав спиной к своей груди.
– Натуська, все! Успокойся! – зашептал ей на ухо.
Она вдруг тихо расплакалась, вцепившись в его руки. Ей было стыдно, обидно, но чертовски приятно. Она даже не обратила внимания на выскочившую из распахнутого халата грудь, набухшую желанием.
– Воронов, ты слепой? Или ничего не понимаешь?
Он помолчал немного.
– Я не слепой, но…
– Что тебе ещё?! Ты любишь свою Свету?!
И опять он немного повременил с ответом.
– Света выходит замуж, да и не было между нами ничего.
Наташа счастливо заулыбалась, но Володька не видел её улыбки, смотря куда-то вверх.
– Тогда что тебе мешает?
– Не знаю… наверное, боюсь сделать тебе больно. Или что-то не так…
Теперь молчали оба. Она успокоилась, поправила халат и медленно повернулась к нему.
– Скажи, Володь, я тебе совсем не нравлюсь?
– Честно?
– Да, блин!
– Нравишься… очень…
Он осторожно поправил воротничок её халата.
– Но ты так яростно на меня набросилась… это что-то! Я даже вспотел…
Она захихикала, прижимаясь к его груди.
– Ой, ты и вправду липкий… пойдем, – и потащила его с тахты.
– Куда?!
– В ванную, дурачок! Я тебя помою…
Он пошёл за ней, оставив по пути туфли.
В ванной было прохладно и дышалось легче, чем в духоте комнаты. Наташа не спеша расстегнула ему штаны и взялась за резинку трусов.
– Я сам, – он повернулся к ней боком и снял одежду. – Ты будешь подглядывать?
– Вот еще, – фыркнула она, выходя из ванной. Встала спиной к двери и мечтательно зажмурилась.
В ванной зашумела вода. Наталья быстро добежала на цыпочках до зеркала, покрутилась перед ним, распахнув халат, потом потянулась к помаде. Два мазка и…
Вода шуметь перестала. Она, почуяв неладное, бросилась к ванной и распахнула дверь. Володька сидел на корточках на полу и сжимал голову руками.
– Что такое, Вовка?! Где болит?!
Она встала на колени рядом с ним и осторожно провела ладонями по его плечам. Он посмотрел на неё влажными глазами, полными боли.
– Голова резко заболела… это часто после контузии… прости, Натуська.
И нежно обняв девушку, Володька уткнулся лицом в её обнаженную грудь.
И тут Воронов отчетливо представил каково его предназначение. Он воспринял это спокойно, будто и не было двух суток размышлений и мучительных воспоминаний. Володька знал, что ему делать, но для начала надо было найти Илью Николаевича, и если получиться – Кошелева. И ещё хорошенько выспаться – силы ему понадобятся.