Связующие нити (СИ)

Глава 41.Надежда

У дверей агентства нас ждала девушка. Зарина тоже уже был здесь, опередив нас всего на чуть — чуть, и знакомилась с ней на пороге. Девушку звали Эвелина, она пришла, когда двери ещё были закрыты, и поэтому терпеливо ожидала в сумерках лестничной площадки пока кто‑нибудь подойдёт.

— Храбрости вам не занимать, — Зарина легко открыла дверь, снимавшую свою блокаду к двенадцати ночи, — и вы были уверены, что кто‑то придёт?

— Да, я видела, что в здание заходят люди, и в окнах наверху, если приглядеться, немного заметен свет.

— А, это вы дежурили в переулке в дождливую погоду?

— Да, я. Давайте на "ты", хорошо?

В освещённой комнате все увидели, что это была непросто Эвелина, а Марта Май — исполнительница известных авторских песен, клипы её часто показывали по телевидению, композиции звучали на радио, да и один актёрский опыт съёмок в историческом фильме принёс ей дополнительную известность не так давно. Девушка спокойно улыбнулась, заметив, как мы все трое застыли в удивлении.

— Марта Май это псевдоним.

Зарина, впав в шок больше нашего, вышла из него с внезапным визгом восторга и всплеском рук:

— Господи, не может быть! Сама Марта… я все ваши песни… я ваша поклонница! С ума сойти!

Тристан кашлянул и внушительно произнёс:

— Зарина. Пока Вельтона нет, я буду следить за порядком. Эвелина же к нам не просто так пришла.

— Да… да… — Настройщик взяла себя в руки, но всё её лицо продолжало светиться, а руки дрожать от всплеска эмоций.

Я была спокойнее, но и меня заразило волнительное ощущение того, что я вижу живьём человека, чьи песни тоже слышала, и чьё лицо видела в кино на большом экране. Будто к нам кто‑то пришёл из другого мира.

— Вы кого‑то потеряли?

Девушка, вскинув голову, пронзила нас таким взглядом, что вся оторопь от её знаменитости прошла.

— Да!

Зарина посадила её на диван, трепетно присела на краешек рядом и сказала:

— Расскажите нам всё…

— Прошу, на "ты"… в мире так мало людей, которые говорят мне "ты" и называют настоящим именем, что я уже будто и не живу.

— Хорошо, хорошо, Эвелина. Нам ты можешь рассказать всё.

Будучи на гастролях прошлой весной, она давала концерт в небольшом городе, и после, как всегда после выступления, в течение получаса раздавала толпе фанатов автографы. Не было ничего особенного, но один парень, протянув тетрадь, на вопрос "Кому подписать?", ответил, что не нужно подписывать. Это стихи, и он дарит их ей. Подарков у Марты Май было всегда много, — цветы, игрушки, украшения. Она дежурно улыбнулась и передала тетрадь охраннику, чтобы освободить руки и продолжать расписываться дальше.

Каким‑то образом этот же парень оказался и около её гостиницы спустя два часа, когда она собиралась садиться в машину, чтобы ехать на вокзал. Охрана метра за три предупредила его подход, и Марта, забыв его лицо напрочь, спросила "Автограф дать?", но он напомнил про стихи и попросил о встрече. Охранники посмеялись, Марта тоже. Наивный мальчик был явно моложе её лет на десять. Чтобы не огорчать поклонника отказом без предлога, она ответила в шутку:

— С удовольствием бы, но у меня поезд через полчаса.

— Можно я тебя провожу?

— Не стоит, — и села в машину.

Фанатиков она побаивалась, но этот отчего‑то не внушал ей страха. Он не похож был ни на одного из тех преследователей, которые неизбежно появлялись за всю её долгую карьеру и популярность.

Все цветы Марта оставила персоналу гостиницы, а подарки перебрала в поезде, — что действительно оставить в подарок племяннице, а что отдать в приюты и детские дома. Игрушек всегда было очень много. Тетрадь со стихами ей никто ещё не дарил, и она колебалась между желанием это выбросить, и желанием уделить подарку хоть минуту внимания, ведь она тоже писала стихи, и они же ложились на сочинённую ею музыку. Было кощунственно по отношению к самой поэзии, сразу отбросить стихи. Ожидая от молодого мальчика банальных виршей с притянутыми или массово — глагольными рифмами, она удивилась, едва прочитав первое стихотворение. Оно было хорошим, со смыслом, и сразу с каким‑то песенным сложением.

За дорогу она прочитала всю толстую тетрадь. Не было ни одного, которое бы ей не понравилось. Это был настоящий поэт. И разные стихи поразили её по — разному. Одни — своим далеко не наивным содержанием, жизненной солью, которую можно было вычленять двумя отдельными строчками и превращать в зарифмованные афоризмы. Но целое стихотворение придавало этой соли более полных вкусов, и так подводило к этому смыслу, что когда читались главные строки, то кололи они прямо в сердце. Другие стихи поразили её своим посвящением ей. Порой она читала такое, что ужасалась, — он либо подглядывал в её сны, либо подслушивал мысли, либо был богом и просто знал о ней самое сокровенное.

— Ночь в поезде, а я не спала, — продолжала Эвелина, — всё, что меня наполняло тогда, это острое сожаление, что наши пути с этим молодым человеком разошлись, едва пересекшись. Но у меня осталось… осталось то, что возвращает и возвращает меня к этому дню… а я ведь толком и лица его не помню, он не примечательный ничем.

— Связующая нить.

— Я пыталась его искать. Несколько стихов сделала песнями. На концертах и в интервью говорила, что прошу откликнуться этого неизвестного автора…

— Да! — Зарина подскочила, — я же читала об этом! Ах, извини. Многие подозревали, что это газетная утка ради романтического ореола для репертуара… какой ужас…

— Больше года прошло. Никто не отозвался. Я отчаялась, я найти его не могу… Помогите мне!

— Всем, чем сможем! А как ты оказалась здесь?

— Это мой родной город, здесь отец с матерью живут. Я пока не даю концертов, до августа в отпуске. Ходила — бродила по улицам, и вдруг вывеску вашу увидела. Сердце сразу стукнуло — вот оно. Но зайти всё же долго не решалась. Всё уж как‑то… нереально.

— Всё реально.

— А вдруг он умер? — со страхом вдруг произнесла девушка, — меня ещё и это пугает. Что же с ним может быть, если он не откликается?

— Да разное.

— Он не мог пропустить. Он следит за событиями моей жизни. Мне страшно узнать правду, но желание найти его во что бы то ни стало, сильнее любого страха. Живого или мёртвого. С этой струной в сердце я больше не могу.

Мне тоже сделалось тревожно.

И Пуля, и Нил, тихонько появившись, стояли незаметно в стороне, не мешая Настройщику работать.

— Нам нужно, чтобы ты пришла завтра, Эвелина. Мы сделаем всё, что сможем сделать, но ничего обещать не будем. Ты должна понять. Если он жив, и связующая нить существует и у него, всё будет хорошо. Завтра ты поработаешь с Реставратором, а потом с Летописцем.

Я и Пуля по очереди подняли руки как бы представляясь.

— Сможешь?

— Во сколько быть?

— Мы работаем с полуночи до шести.

Эвелина кивнула и встала с дивана.

— Я очень надеюсь на вас.

Когда девушка ушла, Нил показал пальцем на дверь:

— Это же Марта Май? — спросил он шёпотом.

— Да, — выдохнула Зарина с почтением.

— Моя Дина узнает — умрёт от восторга. Мы осенью на её концерт собираемся… я начало истории прослушал.

Зарина быстро пересказала, едва сдерживая слёзы:

— Какие же песни — его? Уму непостижимо, если нам удастся восстановить мост, это будет такое счастье для меня. Я! Я тоже поспособствую этому! Я и Марта Май, немыслимо…

Судя по тому, что наша Настройщик и после ухода своего кумира продолжает бурлить эмоциями — кумир был неподдельный. Поначалу я заподозрила, что она всё это нарочно. Эвелина привыкла к узнаваемости и восхищению, и как же не обнаружить очередного поклонника даже в агентстве "Сожженного моста"? Но Зарина в этот раз действовала от самого сердца, без тактики настроить и раскрыть посетителя.

Улучив до обеда минутку, я подсела к ней на подоконник кресла и тихо спросила:

— Тебе, правда, так нравятся её песни?

— Очень.

— А говорила‑то… значит, есть то, что любишь именно ты. Что по душе тебе не потому что это же слушает твоя мама или лучшая подруга, а потому, что это — твоё.

Зарина хлопнула ресницами.

— Чуть пристальней посмотришь, и найдёшь, — лукаво продолжила я, — в каждой мелочи найдёшь только своё.

Тристан сходил за обедом на который я заказала себе разных фруктов, а себе он купил молока и чёрного хлеба. Я с завистью смотрела как он ест и безумно хотела отломить ломоть и хлебнуть из кружки.

— Меняю одно яблоко и два мандарина на треть булки и половину молока, — я подошла к его столу со своим обедом.

— Неси кружку и садись сюда. Давно ты у меня ничего не клянчила, — ответил Трис и улыбнулся по — старому беззаботно.

Неужто он внял моим словам, и больше не будет ходить такой загруженный?

Позавтракать мы не успели, и вся булка хлеба исчезла вмиг. Трис достал из пакета вторую и ещё ряженки.

— Это я уже домой купил, но раз мы вдвоём насели, давай наедимся.

Ничего вкуснее не ела. Эти замудрённые холодные закуски на вчерашнем корпоративе, и уж тем более плавленые сырки на пикнике, ничто в сравнении с этим обедом. Трис жевал, играя желваками, и запивал так вкусно, что мой кусок казался мне вдвойне слаще, от того, что я ела то же, что и он.

— М… а как же ты домой купил? Тебе что, на работу не нужно?

— У меня два отгула вначале недели. Это всё долг висит за прошлый отпуск, так я на начало месяца попросил.

Как обед закончился, Нил увёл Триса на разговор, как обычно на лестничную площадку за дверь. А я стала размышлять о приходе Эвелины, и завтрашней работе с ней. Пошла в каморку, проверила — достаточно ли материалов. Слова о том опасении, что её поэта нет в живых, снова всплыли в памяти. Здесь столько слёз пролилось в память о былом, воскресшем на бумаге, и не хватало ещё слёз скорби по тем, кто не воскресает. Что с ней будет, когда увидит его лицо? И что с ней будет, если всё вдруг так сложится, что в будущем она не увидит его никогда?

Тристан заглянул ко мне и, увидев, что я ничем не занята, вошёл и закрыл за собой дверь.

— Нил зовёт сегодня вечером… в смысле завтра перед работой сходить в одно кафе отметить их с Диной помолвку. Всех звать не хочет, только нас, — пара на пару. Согласна?

— Согласна конечно.

Мысленно я переспросила: пара на пару?

— Гретт, меня к ужину не будет, у меня дела, так что готовь только на себя, хорошо? Я часам к пяти буду.

— Ладно. А во сколько встреча?

— Заводи на восемь.