Связующие нити (СИ)

Глава 8.Творчество

Полседьмого утра я шла на работу, и настроения у меня не было. Не знала, как мне провести урок с той же группой, что была у меня в понедельник. Постояла немного у скульптуры льва и вновь завернула к шпилю университета. Лестница привычно подняла меня в мастерскую.

И здесь, и в Здании, и дома, — везде я обитала на последнем этаже, как можно ближе к небу и солнцу. Так само вышло.

Повесила пальто, переобулась, приоткрыла окно и раздвинула все шторы. Весенняя свежесть прогулялась вместе со мной по кругу вдоль полок с книгами. До восьми времени хоть отбавляй, а мысли о предстоящем уроке не шли в голову, наоборот, уплывали вслед за сквозняком. В конце концов, поставила стул на середину аудитории, села и решила докопаться до плохого настроения… только бы найти источник, и перекрыть капающий раздражающими капельками кран.

Ученики, не ответившие в прошлый раз на вопрос? Нет…

Сыщик? Кто будет выполнять его работу? Нет…

Здание могут снести? Возможно…

Анна, не знающая, что же ей нужно? Нет…

Рисунок поцелуя? Возможно… А почему?

В каморке этот рисунок я оставлять не стала, свернула, запрятала в сумке и забрала. Пользуясь одиночеством, я решала вновь на него посмотреть, и для сравнения достала "Портрет идеального мужчины". Одного взгляда было достаточно, чтобы достать причину настроения из подполья: всё изображала я, но одно не шло в сравнение с другим.

Уже несколько лет подряд я рисовала узоры. Утратила как‑то интерес к жанрам и пошла по лёгкому и любимому пути, начав рисовать и придумывать только переплетения, орнаменты и всяческие вензеля. Я могла невообразимо запутать любую линию, оставляя её чёткой и лаконичной, не теряя центра композиции, не перегружая глаз. Рука не дрогнет, эта линия не прервётся, не сделает нецелесообразного шага в сторону. Чистота исполнения была отточена мною настолько, что я гордилась собственным усовершенствованием. Гордилась, да… Я громко и разочарованно вздохнула. После такого долгого простоя портрет Тристана дался мне очень трудно, я всё забыла, оказывается. А рисунок, сделанный в каморке отнял у меня десять секунд, и Тристан на нём как живой, словно вот — вот шевельнётся. Вздрогнувшая линия, смазанный краешек, несколько штрихов без прорисовки всех деталей, и это — он. Искусство одного очень вдохновенного момента. Истинный. Настоящий. Не смотря на то, что это были мои руки, моё умение, так нарисовать я никогда не могла.

— Творчество в душе, — горько констатировала я, разглядывая всё пристальней оба рисунка, — а пальцы лишь инструменты.

В каморке рождались такие эмоциональные иллюстрации жизни, что потом всё наше агентство рассматривало их с интересом. Не моё, но мне всё равно было приятно. Посетитель, едва смотрел на листы, часто начинал плакать, будь то мужчина или женщина, не важно, потому что снова видел перед собой утраченное счастье.

А что могу я? Рисовать узоры? Быть непогрешимой в полосах чёрного и белого? Разница лежит передо мной и красноречиво говорит мне, что я не художник. Раньше мне не приходило этого в голову, потому что сравнить было нечего и не с чем.

— Здравствуйте, — первый ученик заглянул в класс и за ним потихоньку стали приходить остальные.

Уже все собрались, а я так и стояла спиной к окну, только отвечая "доброе утро" и кивая. Никто не увидел ни одной заготовки на новую тему, ни одной выбранной книги на столе, ни одной репродукции.

— У нас сегодня повторение?

— Работаем по предыдущему вопросу?

— Забудьте о вопросе, — я оторвалась от подоконника, поставила два мольберта в середину залы и прикрепила на каждый по чистому листу, — мы будем работать над этим.

Пауза в несколько секунд.

— Вы шутите?

— Нисколько.

— Они же без изображения.

— Это не просто.

Сейчас, стоя между двух мольбертов и наблюдая выражение их лиц, с удовольствием отметила, что возникший интерес разбудил даже самых сонных абитуриентов, любивших по утрам спать. Предвкушение чего‑то нестандартного, задачка, подвох, и желание узнать то, что пока что знаю только я одна. Я долго выдерживала хитрую улыбку:

— Смелость берёт города… мне нужны два добровольца.

— Вы сначала скажите, что делать нужно?

— Рисовать.

— А что?

— Всё, что угодно. Единственное ограничение — время и исполнители.

— Подробнее можно?

— Конечно, — я вскинула руки, — только дайте мне пару смелых людей!

— Уговорили, — вперёд выдвинулся молодой человек, которого всегда и все при самых удобных случаях выставляли на линию фронта. — Всё равно ведь с меня начнёте.

Вторым человеком согласилась стать одна из девушек.

— Задача такова, — в вашем распоряжении уголь, стёрка и собственные пальцы чтобы в течение тридцати секунд оставить на листе хаос из линий, пятен, штрихов и разводов, потом отворачиваю мольберты, засекаю пять минут и вы, поменявшись рисунками, заканчиваете начатое другим произведение. Затем уже у остального класса будет право высказаться, но… без плюсов и минусов, без художественного анализа, только варианты истории.

— Истории?

— Да, подведите под работу сюжет. Любой. Даже самый короткий, в три слова "Мама мыла раму", этого достаточно.

— И что получится? — раздался скептический голосок откуда‑то позади.

— Об этом поговорим в конце урока…

— Что здесь происходит?!

За смехом никто, в том числе и я, не расслышали возмущение неожиданно открывшего дверь ректора. Замолчали одновременно только после повторившегося громче вопроса.

— Почему вы задержали класс?

Я, спохватившись, взглянула на часы и укусила себя за губу, — время урока прошло, захватилась и двадцатиминутная перемена и десять минут другой дисциплины.

— Простите, у меня встали часы.

Пока начальство требовало объяснений, будущие студенты университета похватали свои вещи и быстро просочились в коридор, аккуратно по одному обходя солидную фигуру ректора. На белой двери осталось несколько отпечатков угольных ладоней, — никто не успел ни помыть, ни вытереть руки.

— Чтобы больше этого не повторялось… чем вы здесь занимались? — увы, его глаз успел заметить, что разложенный вдоль окна форматы, не совсем похожи на учебный материал моего урока.

— Экспериментальное занятие.

— Постарайтесь больше не задерживать класс.

— Конечно.

Когда в мастерской я осталась одна, то сняла последние рисунки с мольбертов и дополнила выставочный ряд на полу. К счастью, этот эксперимент удался, — за два часа с помощью нескольких человек обрели жизнь маленькие и большие истории. Странные лица, фигуры, здания и далёкие планеты. Очертания фантастических угловатых мегаполисов и туманов, выхваченные светом чудовища, сказочные персонажи, мультяшки, ночное небо, кошмарные сны, скалы, глаза, руки, взрывы бесцветного фейерверка… двадцать шесть рисунков, из которых восемь уже можно было превратить в эскизы для серьёзной картины.

— Столько казённого материала я ещё не переводила.

А когда, где и при каких обстоятельствах исчезло мое творчество?