22

Я бросился через всю комнату и сгреб Слэппи за плечи. И затряс, затряс изо всех сил.

Из его открытого рта вырвалось хихиканье.

Я шваркнул его спиной в стену. Моя грудь вздымалась. Я с трудом дышал.

— Не называй меня сыном, — сказал я.

Он снова захихикал.

Как такое может быть? Он же просто кукла. Он сделан из дерева и пластмассы.

Снизу доносились голоса. Все говорили наперебой.

— Послушай их, — сказал я. — Послушай, как они огорчены. Они хотят показать меня врачу. Они знают, что я так себя не веду. Они знают, что я говорил это не от чистого сердца.

— Непруха, — буркнул болванчик.

— Зачем? — закричал я. — Зачем ты заставляешь меня творить такие ужасные вещи?!

Его глаза мигнули.

— Зло — само по себе награда, — произнес он. — Расслабься, сынок. Ты научишься любить его!

— Не-е-е-е-ет! — выкрикнул я. — Нет, не научусь. Ты должен остановиться. Ты должен оставить меня в покое!

— Успокойся, сынок, — сказал болванчик. — Я горжусь тобой. Ты проделал долгий путь. Ты был лучшим, добрейшим, милейшим на свете ребенком. А теперь ты так же жесток и безумен, как я. — Он хохотнул. — Есть чем гордиться!

— Нет. Ни за что… — запротестовал я. — Ты не можешь…

Послышалось чириканье. Комната задрожала.

Сидя на кровати, Слэппи откинул голову назад. Он распахнул свой деревянный рот и расхохотался.

И… и… я ничего не мог с собой поделать. Я не мог владеть собой.

Я тоже откинул голову назад — и захохотал вместе с ним.

Я хохотал и хохотал. Безумным, страшным смехом.

Я не мог остановиться, даже когда увидел, что кто-то возник на пороге.

Рэйчел. Она стояла в дверях. Смотрела на меня во все глаза, руки на поясе — а я смеялся вместе с болванчиком.

Я не мог остановиться, пока она не закричала встревоженно:

— Джексон, что тебя так насмешило?!

Загрузка...