Болванчик сидел на моей кровати, вытянув ноги и привалившись спиной к стене. Голова его упала на грудь, а руки свободно покоились на одеяле.
— Слэппи, подъем, — сказал я. — Объяснись с Рэйчел.
Болванчик не двигался.
— Слэппи, скажи Рэйчел, кто на самом деле Сын Слэппи, — потребовал я.
Болванчик продолжал сутулиться, обмякший и безжизненный.
— Ну же, Слэппи. Я знаю, ты не спишь, — сказал я. — Давай, двигайся.
Нет. Он даже не шелохнулся.
Я поднял его и встряхнул.
— Просыпайся, Слэппи. Хорош прикидываться. Проснись и поговори с Рэйчел.
Его ноги крутились, когда я тряс его. Руки безвольно болтались. Голова завалилась вперед.
— Говори! Говори! Говори! — орал я.
Ладонь Рэйчел легла мне на руку.
— Положи его. Ну же, Джексон. Положи его. Сколько его ни тряси, толку не будет.
С гневным криком я швырнул болванчика на кровать. Он приземлился на спину. Его голова и руки подскочили разок, и он остался неподвижно лежать на одеяле.
Я тяжело дышал. Сердце колотилось.
Рэйчел смотрела на болванчика. Затем перевела взгляд на меня.
— Джексон… я… не понимаю.
Я услышал громкое чириканье.
Рэйчел расплылась перед глазами, словно фото не в фокусе. Затем она постепенно опять приняла явственные черты.
В голове было странное чувство… тяжесть.
— Конечно не понимаешь, — отрезал я. — Чтобы понимать, мозги нужны.
— Джексон…
— Рэйчел, помнишь тест, что ты проходила в школе? Который показал, что твой интеллект не выше, чем у дыни?
Она хлопнула меня по плечу.
— Заткнись. Почему ты такой ужасный?
— Зато дыня посимпатичнее будет, — продолжал я. — У нее кожица гораздо лучше. С такой рожей, как у тебя, я бы предпочел ходить на руках, чтобы все видели меня с лучшей стороны!
Я откинул голову назад и расхохотался холодным, жестоким смехом.
— Просто заткнись. Ты придурок!
Я оттолкнул ее назад.
— Можешь отойти? От твоего дыхания обои скручиваются. Слыхала о такой вещи, как зубная щетка?
— А-а-а-а-ргх! — зарычала она в бешенстве. — Ненавижу тебя. Правда ненавижу. Вот я расскажу маме и папе, как ты со мной обошелся! — Оттолкнув меня, она вихрем понеслась к лестнице.
— Правда глаза колет! — крикнул я ей вслед, откинул голову назад и снова захохотал.
Я все еще смеялся, когда Слэппи вдруг резко ожил. Он поднял голову и выпрямился. Его большая деревянная рука взметнулась и поймала меня за руку.
— Оу-у-у! — взвыл я от боли, когда деревянные пальцы сдавили мое запястье. Сильнее… сильнее… Боль терзала всю правую сторону моего тела.
— Ох-х-х-х-х. Перестань. Отпусти.
Но деревянная рука не ослабляла хватки.
— Ты совершил ужасную ошибку, сынок, — проскрипел болванчик своим мерзким, пронзительным голосом. — Напрасно ты пытался меня заложить.
— Но… но…
Он приблизил свое лицо к моему и гаркнул мне прямо в ухо:
— Меня это ужасно расстраивает, сынок! Ты ведь не хочешь видеть меня расстроенным, не правда ли?