Тафгай 4

Глава 15

После последней игры скандинавского турне, по хорошей спортивной традиции устроили вечернее досуговое мероприятие — «барбекю». В ресторане на церемонии поедания закуски и распития спиртных напитков присутствовали хоккеисты и тренерские штабы сборных Швеции и СССР, а так же представители нашего посольства, мэрии Стокгольма и федераций хоккея наших стран.

— С финнами пили после каждой игры, а эти один фуршет зажали, — зло шепнул мне на ухо Саша Мальцев, пока чиновники распинались друг перед другом, толкая длинные речи.

— Да начхать, — хмыкнул я. — Если честно — устал я от турне, последнюю игру еле-еле отбегал, домой хочу. А завтра ещё по магазинам нужно помотаться, прикупить дефицита для страны победившего социализма.

— Джинсы что ли с «пластами»? — Заинтересовался Мальцев. — Ерунда, деньги нужно копить на японскую аппаратуру. — Шёпотом добавил нападающий. — В Саппоро за двести зелёных магнитофон возьму, в Союзе за две тысячи сдам.

— Так подсудное дело доллары хранить, их же изъять должны по прибытию в Союз? — Удивился я, кое о чём догадываясь сам.

— А ты докажи, что я их в Стокгольме не пропил? — Усмехнулся Саша Мальцев. — Пойду с Харламовым выпью. Михалыч сказал, что сегодня можно.

Я посмотрел на Всеволода Михалыча, который с трудом на празднике выжимал из себя улыбку и подумал: «Сейчас перед Олимпиадой все нервы мужику вымотают. Потому что ударить рабочего, колхозника или простого инженера за дело в СССР можно, а вот чиновника трогать нельзя, так как чинуши и есть настоящий победивший в Союзе класс, который только маскируется под слуг народа. Даже мы, хоккеисты, не можем за границей получать денег больше, чем работники посольства. А при чём здесь вообще эти лодыри и бездельники? Когда это мы на льду пашем, зарабатывая валюту и международный авторитет для всей страны».

Мне сразу же вспомнилась жуткая история, которая произошла, точнее ещё произойдёт, с нашим прославленным вратарём обладателем «Золотого мяча» Львом Яшиным. Его пригласили от производителя сигарет «Camel» на чемпионат Мира в Испанию 1982 года, оплатив все расходы. А за несколько дней до отъезда Яшину сообщили, что он никуда не поедет, так как в ЦК КПСС запретил рекламировать медикаменты и табачные изделия. И тогда вратарь в приватной беседе с Никитой Симоняном сказал: «Пошли они все к чертовой матери, скоты, которые за наш с тобой счет разъезжают на черных лимузинах, бесплатно обжираются и докладывают на самый верх: «Наша сборная — чемпион Европы, наша сборная выиграла Олимпиаду». Как будто это их заслуга». В итоге Яшина, как следует промурыжив, всё же выпустили из страны, а по возвращению из Испании Льва разбили инфаркт и инсульт.

— Нелюди, — пробормотал я себе под нос.

В этот момент в ресторане заиграла музыка, ведь кроме наших команд тут гуляли и другие люди, которым хоккей вообще был до лампочки. И эти люди хотели танцевать. Кстати, шведы пришли на фуршет с подругами и жёнами, кое-кто из которых внешне был очень даже ничего.

— Куда руки тянешь? — Хлопнул я по «паклям» Борьки Александрова, который потянулся за коньяком. — Выпили по бутылке пива, съели мяса и спать. — Сказал я это ему и Сашке Скворцову.

— Ты прямо как батя, — недовольно пробурчал «Малыш». — Всё значит, имеют право на коньяк, а мы со Скворцом не имеем даже возможности отметить его и моё попадание на Олимпиаду?

— Конечно, имеете, — согласился я. — Только отмечать такие события нужно не коньяком, а заброшенными шайбами на этой самой Олимпиаде и золотыми медалями. Век хоккеиста короток, случайная травма и пойдешь ты без образования пивом в ларёк торговать. А травмы — это прямое следствие нарушения спортивного режима. Пока в одной тройке играем, вот вам коньяк. — Я показал свою огромную кулачину.

— Не надо в ларёк, — усмехнулся Саша Скворцов.

Кстати, о Скворцове. Сразу после матча в раздевалке главный тренер Всеволод Бобров зачитал список тех, кто поедет на Олимпиаду, а кто нет. Из защитников отцепили нашего горьковского торпедовца Володю Гордеева, а из нападающих — армейца Москвы Бориса Михайлова, который из-за травмы колена выбыл на месяц. Соответственно дебютант Скворцов в сборной остался. И, между прочим, в скандинавском турне, если смотреть полезность и количество набранных очков, то Александр оказался лучше нападающих Шалимова, Свистухина, Якушева и Михайлова. Для дебюта результат фантастический!

Скворец таким макаром не только в Японию хоккейным туристом поедет, он и в третью тройку пробьётся, а возможно и во вторую. Так как после матча защитник Валера Васильев заявил, что со «стукачом» Викуловым играть в одном звене не намерен. Всплыли какие-то их старые счёты. Поговаривали, что Володя Викулов один раз «настучал» Тарасову, что Васильев с похмелья приехал на сбор сборной команды. В общем, куда мы без дрязг. «Грустно, девицы!» — как бы сказал Остап Бендер.

А веселье между тем шло своим чередом. Шведы с подругами танцевали, наши, разбившись на группы по интересам, по большей части выпивали и закусывали. Я же с Александровым, Скворцовым и Минеевым старался налегать на рыбную нарезку и прививал молодым парням прелесть здорового образа жизни.

— Нет, ты Иван скажи, а как нам после игр расслабляться? — Настаивал на своём праве на «наркомовские 100 грамм» Боря Александров.

— Когда завтра утром эти «гаврики» будут бегать по гостинице с больной головой и искать анальгин, либо опохмелку, — я кивнул на старожилов сборной СССР, — вы встанете свеженькие и весёлые. А нервы лучше всего успокаивать — прогулкой, книжкой и с хорошей барышней, кхе, в кино можно сходить.

— Рыбалка ещё подходит, сидишь на берегу думаешь о чём-нибудь, — поддакнул вратарь Володя Минеев, который тоже сказочным образом из третьего вратаря автозаводской команды заскочил на подножку, уходящего поезда в японский Саппоро.

— Иван, — внезапно дернул меня за плечо Всеволод Бобров, он как взял один единственный фужер с шампанским, так и ходил с ним весь вечер. — Отойдём, поговорим.

— Вы молодые запомните, — сказал я, прежде чем отойти с главным тренером перетереть тет-а-тет. — Это вы пока тяните, пока здоровые вы всем нужны, с вами все хотят выпить. А потом, когда организм посыпется, вам же буду с трибун кричать: «Скворец на пенсию пора! Миней — дыра! Разом Александров Боря, может выпить водки море!».

— Не в рифму, — обиделся «Малыш».

— Не в рифму? Зато — правда. — Закончил я свою короткую лекцию, прежде чем оставить парней одних.

С Севой Бобровым мы вышли в фойе гостиницы, где не так громко гремела музыка, и я посмотрел на Михалыча с немым вопросом на лице, дескать «что?».

— Сегодня у нас пока 24-ое, — на немой вопрос ответил наставник. — Завтра 25-ое у вас свободное для магазинов время. 26-го мы уже в Москве. Где ты будешь 27-го, если 29-го утром вся сборная должна быть уже в «Новогорске», так как 30-го вылетаем в Японию?

— На два дня слетаю в Горький, — пожал я плечами, представив, как обниму и зацелую Варю.

— Нужно, чтобы ты со мной пошёл на заседание Федерации утром 27-го числа. — Сказал Всеволод Михалыч с виноватым лицом. — Заночуй у меня дома на пару дней, выделю тебе на кухню отличную раскладушку. Сам понимаешь, что может случиться на заседании. Как бы я не сорвался в пике.

— Н-да, — пробормотал я, размышляя на тему, что красавица Варвара может и не дождаться меня со спортивных фронтов. — Ладно. Как-нибудь с личной жизнью, ну, погодю. Не дрейф Михалыч прорвёмся.

Когда я появился снова в ресторане, то первым делом бросил взгляд на нашего переводчика, ведь очень многое будет зависеть от того, какой отчёт он напишет об инциденте с работником посольства своему шефу в КГБ. И о чудо! Виктор Алексеевич отошёл по своим делам в «укромный уголок», а бутылочку пива свою оставил на столе открытой. «Как всё-таки похожа наша жизнь на хоккей, — подумал я, подливая в пиво комитетчику водку. — Она даёт тебе один мизерный шанс, так используй его или умри. Сейчас мы этого переводчика из надзирателя, сделаем нашим покрывателем».

После своего нехорошего поступка, в котором, впрочем, не раскаивался, я подбежал к тройке выпивающих друзей: Мальцеву, Харламову и Васильеву.

— Мужики, срочно нужно бахнуть с Виктором Алексеевичем, за мир, за дружбу, за хоккей, — громко сказал я, перекрикивая музыку в зале.

— Сразу три тоста не закусывая? — Уточнил Валерка Васильев.

— А тебе слабо? — Усмехнулся его тезка Харламов.

— А как же спортивный режим? — Криво улыбнулся динамовский защитник.

— В Японии режимить начнём, — подтолкнул своего одноклубника Саша Мальцев к месту за одним большим столом, куда вернулся переводчик.

— Саша, главное чтобы он всю бутылку пива выпил целиком, — успел шепнуть я Мальцеву. — Иначе шутка юмора не сработает.

— Сделаем, — хохотнул нападающий «Динамо».

Не знаю, что говорили Мальцев, Васильев и Харламов переводчику Виктору Алексеевичу, но через пять минут, Саша мне кивнул, что пора, народ для веселья готов. И я тут же подбежал к ним.

— Виктор Алексеевич, нужно срочно толкнуть тост нашим шведским друзьям, — я показал на изголовье длинного стола, где сидели представители мэрии Стокгольма и наш посол в Швеции. — Мы ведь по-английски ни бельмеса. Выручайте, Виктор свет Алексеевич.

Переводчик встал со стула и резко покачнулся, но сам зафиксировал своё тело в устойчивом положении.

— Что я должно перевести товарищам послам? — Спросил он, посмотрев на меня одним глазом, чтобы я меньше раздваивался.

— Гитлер капут, — хотел было подсказать Васильев, но я ему отвесил легкую затрещину.

— Сказать нужно следующее, что мы мирные люди и хотим выпить за крепкую спайку шведского и советского народов. За гуманизм, за дело мира, за Родину, за Сталина, Ура!

— Хороший тост, — громко икнул переводчик. — Я потом его себе запишу.

Товарища переводчика к изголовью стола мы подвели уже под руки, так как адская смесь из пива и водки стремительно отравляла незамутнённый рассудок комитетчика Виктора Алексеевича.

— Господа, — начал он по-русски, глядя мутным взором на ошалевших представителей Стокгольмской мэрии. — За Родину! За Сталина! Ура! — Выкрикнул так же по-русски переводчик и пластом лёг в наши руки.

— Пардон месье! — Вышел я на передний план. — Рашен водка — это бэд комедиан. За Улофа Пальме и за Леонида Брежнева, за фройндшип, ура!

Услышав имя шведского премьер-министра Улофа Пальме, представители мэрии Стокгольма улыбнулись и тоже крикнули «ура». «Ну, вот и ладушки-оладушки, где были? На фуршете у бабушки, — улыбнулся я. — Теперь напишем коллективное письмо от команды, что берём за досадную оплошность переводчика на поруки и дело в шляпе».

На следующий день 25-го января точно к открытию ровно к одиннадцати часам дня я, Александров, Скворцов, Минеев, Куликов и Фёдоров подошли к магазину музыкальных инструментов, что располагался в центральной части города на острове Сёдермальм. От гостиницы всего пять километров, чтобы сэкономить драгоценную валюту за проезд, мы прошли пешком. За одно и город посмотрели, не из автобуса экскурсионного автобуса, а так воочию. Чистенько, миленько, булыжные дороги, старенькие, словно из сказки, но в хорошем состоянии домики, дома и правительственные здания.

— Культура, — высказался коротко об увиденном Боря Александров. — Даже плевать на тротуар не хочется.

— Да, это тебе не село, — усмехнулся Саша Скворцов. — Где грязи по самое не балуй.

Но лично я, пока мы гуляли, усиленно в уме пересчитывал доллары в рубли и обратно. Сейчас в моём кармане покоилось 2510 долларов США. Если бы поступить, как предложил Саша Мальцев не тратить эту сумму в Стокгольме, а купить в Японии 12 магнитофонов за 200 зелёных каждый, и за две тысячи продать их в Союзе, то мы бы выручили 24 тысячи или по 4 тысячи рублей на человека. Это раз.

Второй вариант, выходил более энергозатратный, но и более денежный. Сейчас берём здесь 8 электрогитар, дома продаём их за 3 тысячи рублей, покупаем доллары на чёрном рынке по курсу 1 к 6, то сеть всего 4 тысячи долларов. И из Японии везём уже 20 магнитофонов. Тогда на руки каждому капала сумма по 6 тысячи 600 рублей. А ведь за победу на Олимпиаде, если конечно мы победим, получим ещё по 400 долларов на человека. Это ещё дополнительно 2 тысячи 400 рублей на человека. Всего 9 тысяч целковых, или автомобиль «Волга».

— Ну, так что будем делать? — Вывел меня из розовых мечтаний друг Боря Александров, когда мы вошли в магазин, где в длинный ряд стояли гитары, барабанные установки и синтезаторы. — На все покупаем или часть денег оставим на подарки?

— А я вот сейчас поговорю с мистером Андерсеном, — сказал я, увидев спортивного агента, который хотел меня увезти в «Бостон Брюинз» так сильно, что сейчас улыбался, словно лакей перед важным господином. — Мистер Андерсен является совладельцем этого магазина. — Соврал я. — Вы пока осматривайте товар на предмет царапин, сколов и повреждений, нам херня всякая в СССР не нужна, у нас ей и так все полки в магазинах забиты. Я же поговорю с человеком. Хэлло мистер Андерсен!

Спортивного агента я почти силком вывел на улицу и отвёл подальше от магазина. Не хватало, чтоб моя молодёжь услышала, как я Родиной торговать собираюсь.

— Вот контракт, — сразу перешёл к сути агент. — Я думать, что мы можем хотеть миллион двести тысяч долларов в год. Сто тысяч в месяц — очень хороший деньги!

— А подъёмные? — Недовольно забурчал я, рассматривая напечатанный на английском экземпляр в поисках дописок очень маленьким шрифтом. Именно в них иногда пряталась вся суть обмана. — Проси ещё полмиллиона и контракт не больше чем на два года. Так как зарплаты вырастут, зачем я буду за 100 тысяч в месяц горбатиться. Тебе ведь тоже процент с этого капать будет.

— Пятьсот тысяч подъёмные? — Почесал голову, сдвинув в сторону шляпу агент. — Сначала ехать в тренировочный лагерь, а затем уже просить подъёмный.

— Значит, слушай сюда, — я вернул бумаги мужчине. — Скоро, в сентябре этого года пройдёт матчевая серия СССР против лучших игроков НХЛ. Я ручаюсь, после этой серии мне подъёмных дадут миллион и минимум 200 тысяч в месяц. Но это ещё не всё. Сегодня я улетаю в Москву и некогда мне твои бумажки рассматривать. Снова в Стокгольме я буду в марте. Составишь другой договор, по которому я обязуюсь приехать в США летом 1977 года, где ты будешь моим агентом. За эти пять лет ты права на меня сможешь перепродать несколько раз, заработав на этом очень крупную сумму.

— 1977? — Ахнул агент.

— У меня до 1977 года контракт с Родиной. Пока я для СССР всё не выиграю, никуда не поеду. В 76 году пройдёт первый Кубок Канады и тогда хорош. Но это ещё не всё. Ты должен прямо сейчас доказать, что очень хороший агент. Вот тебе 2 тысячи 100 долларов. На них ты должен купить 8 электрогитар фирмы «Gibson». Две басухи, они дешевле и шесть шестиструнок, которые дороже. Чего загрустил? Ты на одной перепродаже прав на меня проживешь припеваючи. Поверь, это очень выгодная сделка. Ну, по рукам?

— Давай свой деньги, — пробубнил обиженно спортивный агент. — А ты меня не обмануть?

— В марте подпишем контракт, и заживешь ты как в шоколаде, слово советского хоккеиста. — В подтверждении своих слов я хлопнул мужчину по плечу, чтоб он прочувствовал всю мощь моих стальных мускулов.

«Ну, ты Ваня и ловчило, — зашипел голос в голове. — Я бы тебе палец в рот не положил. Обманешь чудика?».

«Во-первых, ты бы палец не положил, так как у тебя его нет, — недовольно пробурчал я в ответ. — А во-вторых, ложь считают первым признаком слабоумия. Кубок Канады состоится в сентябре 1976 года, мне тогда уже будет 30 лет, и я спокойно объявлю, что это мой последний год в хоккее. А в США уеду после чемпионата Мира в Вене весной 1977 года. А билет мне организует мистер Андерсен, мой хоккейный агент».

Среда 26-го января тоже прошла в суете и беготне, в погоне за деньгами. Сначала, из аэропорта Шереметьево все восемь гитар, упакованных в специальные кейсы, я и Боря Александров привезли в квартиру Саши Мальцева. Он тогда жил на проспекте Мира в странном «Доме на сваях» напротив ВДНХ. «Ничего, — успокаивал я себя, — сейчас крутану эту коммерческую комбинацию и надолго забуду про финансы. Пора сосредоточиться на самом главном — на хоккее».

Затем я созвонился с музыкальным продюсером Мишей Плоткиным, договорились на четыре часа дня произвести обмен музыкальных инструментов на денежные знаки на репетиционной базе в ДК на Варшавском шоссе. Потом я долго пытался дозвониться в Горький в редакцию газеты «Горьковский рабочий» чтобы поговорить с Варварой. К сожалению, безрезультатно, Варя была на выезде.

И лишь пару часов мне удалось покемарить у Мальцева на неудобной раскладушке, прежде чем мы, вызвав два такси, полетели через всю Москву толкать фирменные «Гибсоны» местному отечественному музыкальному бомонду.

Всё, что в жизни есть у меня,

Всё, в чём радость каждого дня

Всё, о чём тревоги и мечты –

Это всё, это всё ты…

На маленькой сцене скромного ДК, когда мы с Борей занесли туда целую кучу гитар, репетировали наши ребята из «Лейся, песни»:

Всё, что в жизни есть у меня,

Всё, в чём радость каждого дня

Всё, что я зову своей судьбой,

Связано, связано только с тобой…

— Привет чемпионам! — Заорал со сцены, бросив тренькать на гитаре Колян.

— Физкульт-привет! — Ответил я, кивнув Ирине Понаровской, с которой мы хоть и хорошо расстались, но встречаться с бывшими не всегда комильфо. — Где ваш Карабас-Барабас? Мальвину вижу, Пьеро тоже на месте, и Буратины в наличие, где владелец вашей бродячей труппы?

— Туточки я, — выскочил из боковых дверей в зрительный зал маленький чернявенький мужичок, одетый по последней моде. — Привезли?

— Фирма гарантирует высшее качество своих услуг, — козырнул Боря Александров. — Восемь штук, как заказывали.

— Мы же договорились на три? — Опешил маленький Карабас-Барабас.

— Я смотрю, ты совсем советские газеты не читаешь, — хмыкнул я. — В них черными чернилами по белой бумаге написано, что страна от нас ждёт перевыполнение пятилетнего плана. Вот и мы, хоккеисты, не смогли остаться в стороне и перевыполнили план на двести с лишним процентов. Чего не сделаешь ради светлого будущего. Гони четыре тысячи долларов США, а то у нас ещё дел по горло.

В это время музыканты спрыгнули со сцены и полезли открывать заветные кейсы.

— Руки! — Гаркнул Борис. — Руки сначала надо мыть, а потом уже оставлять свои пальцы на первоклассном товаре. Лет через тридцать такие гитары будут стоить полмиллиона, а может и больше. — Добавил он информацию, которую почерпнул от меня, когда я ему рассказывал что такое инфляция и с чем её едят.

— Полмиллиона чего? — Почесал затылок продюсер Миша.

— Долларов конечно, — ляпнул «Малыш». — Инфляция, финансовая пирамида МММ, Нью-Йоркская фондовая биржа, и всё такое прочее. Газеты нужно хоть иногда почитать. Золото скоро в рост пойдёт. Поэтому отдаём гитары почти даром.

— Ладно, — согласился, хитро посмотрев на нас Плоткин. — Вижу товар отменный. Три гитары берём себе, остальные разбросаю по знакомым. Но, деньги только через два дня. Сумма не малая, и с Ивана ещё одна песня для первого сольного альбома.

— Песня не проблема, — опять брякнул, не подумав, Александров и уселся на зрительское кресло смотреть, как я сочиняю очередной шедевр советской эстрады.

— Да, Иван, напиши для нас и меня ещё что-нибудь, — улыбнулась обворожительной улыбкой Ирина Понаровская.

«Обложили гады, гонят весело под номера», — подумал я, понимая, что сочинить мне больше нечего!

— Через два дня, как буду деньги, сочиню, — соврал я, глядя честным немигающим взглядом на Плоткина и его ансамбль.

— Хорошо, не можешь «Листья жёлтые» или «Мой адрес Советский союз» не надо, — заканючил продюсер. — Напиши что-нибудь совсем простое. Одной песни не хватает для пластинки. Хоть «В траве сидел кузнечик». Хотя бы припев, остальное сами досочиним!

В поддержку Карабаса-Барабаса жалобно заголосила и вся его бродячая труппа.

— Стоп! — Вскрикнул я. — Хватит! Фууу, — выдохнул я, собираясь с мыслями. — Принесите из буфета кофе и дайте пять минут. — Сказав это, я принялся медленно вышагивать между рядов небольшого скромного актового зала.

— Сейчас, «во» песня будет, — уверенно заявил «Малыш», показав большой палец. — Ручаюсь.

«Ручается он, — зло подумал я. — Что я песенная дойная корова? Чижик пыжик, где ты был, я на свадьбе водку пил… Стоп! Свадьба! Да! Свадьба будет она не ладна с тамадой и с конкурсами кто больше выпьет водки! Кому-то напиться и погулять, пощупав подружек невесты, а кому-то потом с этой невестой жить несколько мучительных лет».

— Записывайте! — Махнул я рукой музыкантам. — Среди обычаев прекрасных, Мне вспомнить хочется один. — Я стал начитывать текст песни как стихи Блока. — Тот символ верности и счастья! От юных лет и до седин! А дальше так. — Я стал хлопать в ладоши и притоптывать ногой. — Оп, оп, оп, оп! Ах, э-э-тот миг неповторимый, Когда стучат, стучат взволнованно сердца! Тэц, тэц! И не забыть, бам, бам, как мы дарииили. Дpуг дpугу нежно, нежно, нежно два кольца! Танцую все! Обручальное кольцо, бэмс, бэмс, бэмс, бэмс! Не простое украшенье! Туц, туц! Двух сердец оно решенье, туду, ту! Обручальное кольцоооо! Ху, примерно так.

— Это же хиятра на все времена! — Подскочил на месте Плоткин. — Ну, Тафгай — ты гений! Будет тебе через два дня 4 тысячи 100 долларов США. Продано!