Таинственный подкидыш

ГЛАВА 10 БУНТ ИЗГОЯ

Вот и сейчас Борис вернулся с дискотеки и рыдал у себя в комнатке в любимую подушку. Он плакал от жгучей обиды, гнева и стыда, из-за низости и подлости одноклассников и невозможности сопротивляться своей судьбе. Плакал потому, что вся школа будет теперь смаковать его унижение.

Он жил в сплошном негативе, его детство было наполнено нравственными страданиями. И это детство закончилось таким вот диким образом.

С мучительной болью и стыдом Борис вновь и вновь переживал свой позор. Ему его страдания казались невыносимыми. Он не находил для себя дальнейшей перспективы в жизни. Вечно недовольная мать недавно объявила категорически: «Как только школу закончишь, иди работать. Я тебя кормить не буду. Мне нужно дочку поднимать. На тебя батька деньги давать перестанет».

Конечно, можно будет устроиться на работу, снять жилье и уйти от матери, но Борису не хотелось больше жить. Ни с матерью, ни без нее. В его жизни совсем не было живительного источника — любви. Его никто не любил, и он не любил никого. Он не любил мать, потому что она постоянно находилась в плохом настроении и все время унижала его. Он не любил сестру, потому что мать научила ее презирать его. Он не любил отца, потому что тот бросил его, променял, как говорила мать, на какую-то шлюху. Он больше не любил Лену и совсем не любил свою жизнь.

Он просто не умел любить. Это умение впитывается с молоком матери, учит любви и добру в первую очередь мама, которая должна окружить ребенка своей нежностью и заботой. Но Бориса кормили искусственными смесями, а мать внушала ему сплошной негатив.

Он как-то спросил мать, почему она его не любит. «А за что тебя любить? — удивилась Валентина Михайловна. — Растешь такой же мразью, как и твой отец». Но родители любят своих детей просто так, потому что они — их дети. И эта любовь передается друг от друга.

Впрочем, один раз Борис вопреки всему все-таки сумел влюбиться, несмело и неумело. В Лену. Однако влюбленность эта закончилась позором.

Вся жизнь его казалась пареньку сплошной нелепостью. Он не знал радости, ему неоткуда было ждать сочувствия и помощи. Он больше не мог сносить унижения и решил расстаться с жизнью.

Боря и раньше думал о самоубийстве. Как-то раз после жесткой ссоры с матерью он ходил по поселку в надежде найти такое место, где ему никто не помешает повеситься. Он взял с собой бельевую веревку и нашел уединенное место на окраине, но даже не попытался ничего предпринять. Просто просидел часа два в заброшенном сарае в оцепенении и вернулся домой. Он не смог сделать это!

Однако сейчас Борис принял твердое решение. Он больше не смалодушничает!

Парень успокоился, вытер слезы и стал обдумывать план действий. Можно повеситься на ремне. У него был знакомый, Саша Зайцев, который свел счеты с жизнью в школьном туалете с помощью ремня. У матери в комнате в шкафу висит отцовский прочный ремень, нужно будет незаметно взять его. Сейчас в комнате сестра с подружкой. Придется подождать. В школу идти опасно. Лучше повеситься на дереве в лесу, там никто не помешает…

Вдруг мрачные размышления Бориса прервал грохот в прихожей. У Бориса сжалось сердце — пришла мать. От страха быть снова униженным мальчишка свернулся в клубочек на кровати и притих, опасаясь, что мать будет недовольна испачканным и помятым школьным костюмом — он не успел, вернее, оказался не в состоянии привести его в порядок после своего позора.

На матери было не до костюма. Она споткнулась о пустое ведро и выражала недовольство по этому поводу.

— Ах, ты, сволочь, — услышал Борис ее голос, — опять воды не принес! Так ты и хату не натопил?! Ну-ка иди сюда!

Борис вспомнил, что мать велела ему натопить печку и наносить к ее приходу воды. Скандала было не избежать. От мысли, что сейчас ему придется объясняться с мамашей, Борис ощутил свинцовую тяжесть внутри. Но он привык подчиняться и вышел к ней, сутулый, ожидающий очередного нападения.

Мать пришла злющая. Узкие плотно сжатые губы, на щеках красный румянец, глаза, сверкающие гневом, — все это выдавало ее крайнее раздражение, что предвещало готовность разразиться недовольной бранью.

Борис знал такое состояние матери, по ее лицу он мог определить настроение женщины. У нее обычно, когда она была злой, красный румянец выступал на щеках. От злости бледное лицо мамаши наливалось кровью. В такие моменты все раздражало женщину, ее невозможно было умилостивить. Такую мать Борис боялся пуще всего. Он старался не попадать ей под руку, пытался уйти с глаз долой, когда чувствовал, что мать готова сорваться.

Но уходить было поздно. Борис понял, что его дурные предчувствия начнут сейчас воплощаться в ужасную реальность. Свидание матери с любовником не удалось и он, Борис, будет расплачиваться за это. А холодный дом — всего лишь предлог.

Борис знал, что у матери появился ухажер, дядька с соседней улицы. После ухода мужа Валентина Михайловна вела тихую жизнь, в которой не было места для мужчин. По крайней мере, Борис ни разу не видел, чтобы кто-то из мужиков ухаживал за матерью. Борис думал, что маме и вовсе мужчины не нужны. Но в последнее время у нее появился поклонник. Борис видел этого толстого, гладко выбритого дядьку, который пару раз ненадолго заходил к ним. Он даже не стал знакомиться с сыном Валентины.

Боря не знал, насколько серьезными были его отношения с матерью. Подумал, правда, что этот дядька мог быть отцом его сестры, но напрямую спросить у матери, естественно, не решился.

А Валентина Михайловна словно расцвела с появлением в ее жизни мужчины. Даже к сыну стала относиться добрее.

Сегодняшней встрече с кавалером мать, по-видимому, придавала особое значение. Несмотря на выходной, она встала рано утром, накрутила бигуди, решила приготовить голубцы.

В первый день весенних каникул Борис проснулся и ощутил приятный запах, исходившей с кухни. Это был запах тушеного мяса и капусты. Мать его готовить не любила, старалась сделать что-нибудь на скорую руку. А тут такой роскошный запах пробудил в Боре зверский аппетит. Он пробрался на кухню и зачерпнул ложку из кастрюли, только что снятой с плиты. Но мать подскочила к нему и злобно схватила кастрюлю.

— Вот, дрянь! — заорала она. — Не для тебя сделано! Тебя пусть твой батька голубцами кормит. Совсем, сволочь, деньги перестал присылать. На шлюху деньги есть, а на сына нет! Езжай к нему, поживи хоть недельку. А-а, не нужен ты ему? Верка, зараза, тебя не принимает?

Борис не ответил ничего, он сразу сник и поспешил удалиться к себе в комнату. День начался неудачно.

А голубцы Валентина Михайловна унесла с собой. Хотела порадовать ухажера. Но явилась от него взбешенная. Она тяжело дышала от злости и надвигалась на Борьку. Бросив свирепый взгляд на сына, мать спросила:

— Ну, что скажешь, подонок? Почему ничего не сделал к моему приходу?

Борис покраснел, открыл рот, но удержался от оправданий, ощущая, как огромной волной в нем закипают чувства.

— Почему ты, ублюдок, хату не натопил? — опять спросила мать. — Хочешь, чтобы Таня простудилась?

Валентина резко, больно ударила сына рукой по затылку. Это было слишком. Борис не мог больше терпеть!

— Да пошла ты, гадина поганая! — вдруг громко, неожиданно для самого себя крикнул Борис и на миг испугался своих слов.

Ведь он всегда был смиренным, сдержанным, никаких срывов, никаких истерик.

— Что ты сказал, мерзавец?! — мать тоже не привыкла к тому, что сын оскорбляет ее. — Сейчас я тебе, покажу, кто из нас гадина!

Валентина Михайловна залепила Борьке звонкую пощечину. Гнев охватил парня. Он побледнел, правая рука его сжалась в кулак и автоматически, будто помимо его воли, ринулась в направлении лица мамаши.

Он попал ей чуть выше челюсти, разбил губы и нос. Мать слегка отпрянула назад и всем своим большим телом стала оседать на пол. Из ноздрей у нее хлынула кровь. Она прерывисто, интенсивно дышала, словно силилась заплакать. И не могла ничего сказать от неожиданности.

Борис не стал помогать мамаше подняться. Не дожидаясь ее реакции, он быстро, с редкой для него быстротой и решительностью, схватил на ходу свою куртку и бросился прочь из дома.

Первый раз в жизни он ударил человека. И это была его собственная мать! Первый раз мать получила такой отпор со стороны сына. И была так ошеломлена, что некоторое время в недоумении сидела на полу и не могла прийти в себя. Ей в голову никогда не приходила мысль, что сын сможет поднять на нее руку.

Вот, наконец, она слегка очухалась. Злобный крик ее пронзил воздух:

— Да будь ты проклят, сволочь! Чтоб ты сдох в муках, подонок проклятый! Чтоб духа твоего больше здесь не было! Попробуй только вернись! Уделаю!

Борис на ходу услышал вопли отходящей от удара матери. Нет, он к ней не вернется! Он больше никогда не увидит эту женщину. Он столько времени находился от нее в зависимости и терпел все ее выходки! Но до этого дня даже не осознавал, насколько сильна его неприязнь к мамаше. И вот то, что таилось у него внутри, выплеснулось жестоким ударом по ее лицу. Его бунт не был случайным, хотя Борис и не подозревал, что может поднять руку на мать. Если бы инцидент в школе не послужил толчком, он, возможно, продолжил бы терпеть ее, но его ненависть все росла бы и требовала выхода. Она могла выплеснуться в любой момент, быть может, даже в более жестокой форме. Он когда-нибудь должен был выплеснуть свой негатив. Или покончить с жизнью.

Валентина Михайловна этого не понимала. Она вообще не думала на подобные темы и считала свое поведение вполне допустимым. Ей нужен был всецело покорный ее воле, послушный и забитый сын, который должен знать свое место.