На следующее утро Андрей проснулся с твердым намерением сделать Леночке что-нибудь приятное. Его тянуло к этой девушке, суровое сердце опера наполнилось сладостным трепетом в предвкушении общения с милым сердцу человечком.
Солнце только взошло, Утриш еще спал. По берегу, у самой кромки воды, одиноко шел худой, лохматый, высокий, немного сутулый молодой человек в грязной осенней куртке и джинсах, что было необычно для Утриша.
«Какой странный юноша, — подумал Ковалев. — Тепло, а он так одет».
Их взгляды встретились. Андрей замер. Он словно остолбенел: леденящий холодок мурашками прошелся по всему телу опера. Что-то звериное, страшное было в этом юноше. Ковалев повидал немало преступников, но, пожалуй, еще не встречался с таким зловещим взглядом.
Уж он-то знал, какой ураган скрывается, порой, в глазах убийцы. Случалось видеть, как они сверкали металлическим блеском. Взгляд же простого человека, не подверженного страстям, совсем другой, спокойный, доброжелательный.
Опер сидел некоторое время словно в оцепенении. А незнакомец будто и сам испугался чего-то. На ближайшей тропинке он свернул в лес и стал быстро удаляться. Ковалев опомнился, Он вспомнил фотографию тульского маньяка. А ведь похож! Опер пришел в себя и поспешил за парнем. Но его след простыл.
Андрей вернулся и уселся на стоянке. В раздумьях он даже не заметил, как из палатки вылезла Лена.
— Доброе утро! — радостно улыбаясь, сказала девушка.
— Доброе утро, — с трудом выдавил из себя улыбку Ковалев.
— Купаться пойдешь? — спросила Лена.
Еще несколько минут назад Андрей бы с радостью пошел с девушкой. Но сейчас он был расстроен тем, что упустил незнакомца.
— Я попозже, — сказал Ковалев. — Что-то не хочется пока.
— Ладно, как хочешь, — ответила Лена, спустилась к морю, скинула платье и поплыла вдоль берега, аккуратно расталкивая волны и редких медуз, попадавшихся на ее пути.
Счастливая улыбка не сходила с лица красавицы. Опер вновь любовался ей, мысли его стали приходить в порядок.
Андрей решил подать Леночке полотенце, как только девушка выйдет из воды. Однако на пляже появился высокорослый, почти двухметровый бородатый мужик, лет тридцати, в дырявой майке. Вместо штанов он был обвязан полотенцем. Мужик сразу узнал Лену.
— О, Нимфа появилось! — громогласно изрек он. — Какие люди и без охраны!
— Добрыня, ты ли это?! — обрадовалась девушка, выскочила из воды и легкой трусцой побежала к мужику.
Добрыня широко раскинул руки. Голая Лена повисла у него на шее, задрав ноги над землей. Добрыня обнял ее, продержал в объятьях несколько секунд, затем нежно поставил на землю.
— Что в этом году поздно? — спросил Добрыня громким голосом: похоже, у него была привычка так говорить.
— Я же на Алтае была.
— Ну, тебя занесло. У нас-то лучше. Тепло, море рядом, тусовка классная.
— Там тоже ребята интересные. Юрку Лохматого помнишь? Я с ним стояла. Но здесь, ты прав, лучше. Поэтому сюда тянет…
— Стопом добиралась? — спросил Добрыня. — Долго?
— Четыре дня. После Новосибирска очень удачно. До Москвы с одной пересадкой. Там легковушку поймала до Воронежа. В Воронеже в ливень попала, зато до Анапы без пересадок доехала. А сначала, представляешь, один козел чуть меня не изнасиловал. Страшный, старый, весь в уголовных наколках. В Иркутске остановила его. «В Москву, — говорит, — еду». Я обрадовалась, немного проехали, поболтали о том, о сем. Вдруг он с главной дороги свернул, остановился. Занавески на фуре задернул, «Секса, — говорит, — хочу». Ели отбилась. Козлище! Еще и без презерватива пытался…
— Ты с кем встала? — спросил Добрыня и посмотрел в сторону Андрея.
— Одна. Вон, видишь, желтая палатка моя, — ответила Лена и добавила, понизив голос:
— С тем парнем вчера познакомилась. Андрей — художник, первый раз здесь.
У Ковалева был прекрасный слух. Он внимательно следил за разговором.
— А что на проходном месте остановилась? — опять спросил Добрыня. — Пойдем к нам, на Вертолет.
— Там место нормальное для стоянки есть?
— Ну, да, вчера ребята краснодарские съехали. Место освободилось. Ростовские только остались, пять человек, и Рада с подружкой.
— Я помню Раду по прошлому году, — сказала Лена. — Забавная она. Учила нас колдовать.
— Да! Она настоящая колдунья! Как травки покурит, так с чертями общается, — пошутил Добрыня.
— И с ангелами тоже, — улыбнулась Лена. — Вчера что-то вас не видно было.
— А мы весь вечер в лесу Даньку, Анькиного сына, искали. Представляешь, в июне девочка исчезла, а вчера Данька пропал. Утром краснодарские съезжали, Аньку угостили. Она пьяная уснула, а когда проснулась — сына нет нигде. Кто-то видел, как он в лес пошел. Мы все там облазили — не нашли. Сегодня опять пойдем.
— Помню я Даньку, — сказала Лена. — Террорист натуральный!
— Вот, вот, в этом году чуть Мамая со света не сжил! — улыбнулся Добрыня. — Сначала подрался с ним, нож в задницу мужика пытался воткнуть. Мамай пошел на него. Так Анька чайник об голову дурака разбила. Единственный хороший чайник был на стоянке. Представляешь, чайником с кипятком Мамаю по башке!
— Весело тут у вас, — сказала улыбающаяся Лена.
— Ну, да! А потом еще веселее было. Анька с сыном со стоянки Мамая съехали, недалеко от нас встали. А Мамай кошек страсть как боится…
— Боится? Кошек? — переспросила девушка. — С чего бы это?
— Ну, у него лишай пару лет назад был. Говорит, здесь подцепил, с огромным трудом лечил. Денег уйму угрохал. Теперь Мамай как кошку увидит, сразу гонит, камнями в нее кидает. А женщин он любит. Познакомился тут на пляже он с дамой из Анапы. Матрасница, расфуфыренная вся, накрашенная. Блондинка с африканскими косичками до пояса. Загорелся, значит, Мамай до бабы этой. Выпили они, пообщались. Короче, он ее в палатку затащил. А Данька увидел, схватил на пляже кота, подкрался к палатке Мамая, внезапно молнию на палатке приоткрыл, кота туда забросил и сразу застегнул палатку.
Добрыня захохотал неприятным грубым смехом. Вместе с ним засмеялась и Леночка.
— Представляешь, в палатке процесс в самом разгаре, а тут влетает кот перепуганный прямо на Мамая голого. Когтями его со страху. Потом африканские косички зацепил, с тетки стащил. Она на глазах Мамая превратилась из длинноволосой блондинку в коротко стриженную брюнетку.
Добрыня захохотал опять. Чуть отсмеявшись, он продолжил:
— Дама в шоке, Мамай то же. Весь кошмар в том, что Мамай богатство свое вытащить никак не может: даму заклинило с перепуга, им не расцепиться, не развернуться, кота не поймать, палатку не открыть. Ха-ха-ха!!!
Громко смеялась и Лена.
— Короче, наделал там кот делов, — продолжил сквозь смех Добрыня. — Мамаю всю спину разодрал, даме личико поцарапал. Но самое смешное, что Мамай от стресса газы пустил, а вместе с ними нежданчик выскочил. Хороший такой нежданчик! Сам перепачкался, пока они не могли расцепиться, даму выпачкал, палатку. Ха-ха-ха!!! А кот от нежданчика еще больше озверел. Ха-ха-ха!!!
«Тут плакать надо, а не смеяться», — подумал Ковалев, наблюдавший за хохочущей парочкой.
— Ой, умора! — смеялась Лена. — Вечно с Мамаем что-то происходит…
— Это еще не все, — продолжил свой рассказ Добрыня. — Кое-как они освободились, кота выпустили. Бедная дама пошла отмываться. А Мамай в туалет побежал — сильно ему приспичило. Вскоре слышим мы вопль на весь лес: «Отпусти мой член, зараза!». Ха-ха-ха! Представляешь, Мамай, как был в презервативе, так с ним и к яме побежал. Сел нужду большую справлять, чувствует: член его кто-то схватил и в яму за член тянет. Ха-ха! Черт ему, что ли, в яме привиделся, который тянет. Представь, как это писать с хорошо натянутым презервативом.
— Ой, жалко бедного Мамая, — смеялась Лена.
— Он через пару дней после чайника домой свалил в Питер. Как раз в день убийства. Представляешь, у нас тут мужика зарезали. Фотографа из Сочи.
— Ничего себе! — всплеснула руками Лена.
Услышав, что речь зашла об убийстве, Ковалев подошел к мужику и девушке, представился Добрыне:
— Меня Андрюхой зовут. Кличка — Каль.
— А меня Добрыней, — мужик протянул руку.
— Слышал твой рассказ, — сказал Ковалев. — А еще мне сказали, что мужик, которого здесь убили, порно снимал. За это его и грохнули.
— Кто тебе такое сказал? — спросил Добрыня.
— Знакомый, который был здесь в день убийства.
— Да, шмон был тогда будь здоров. Менты приезжали, девушку забрали.
— Точно она его зарезала? — спросил Ковалев. — Может, помощник у нее был?
— Ай, — отмахнулся Добрыня. — Там своя история, но это не наше дело. Не хочу об этом ничего знать. Пусть менты сами разбираются.
— Палатку мне переставить поможешь? — спросила Лена у Добрыни.
— Помогу, конечно, — пообещал Добрыня и спросил Ковалева:
— Ты откуда?
— Питерский я, — ответил Ковалев.
— Это тебе случайно не Мамай про убийство рассказал? — спросил Добрыня.
— Нет, другой знакомый, — ответил Ковалев. — А где Мамай в Питере живет?
— Откуда я знаю! — недовольно сказал Добрыня. — Не был у него ни разу.
— Здесь много людей из Питера, — сказала Лена.
— Да, одна Катя Огонек чего стоит, — ответил Добрыня.
— Катька здесь сейчас? — спросила Лена.
— Да! Недалеко от нас стоит.
— А мы перебираемся в другое место, — сказала Лена Андрею. — Там стоянка есть хорошая в лесу, недалеко от Лотоса. Вертолет называется. Пойдешь с нами?
— Меня там хорошо примут? — спросил Ковалев.
Добрыня оценивающе посмотрел на Андрея и сказал:
— Если вести себя хорошо будешь. Места всем хватит. Не понравится у нас, в любой момент можешь уйти. Народ отъезжает, стоянки свободные есть. У тебя закурить будет?
— Нет, я не курю, — извинился Ковалев.
— Ничего, с нами постоишь, научишься, — изрек Добрыня. — Ладно, собирайся, если пойдешь с нами.