Так начиналась Мещура 

НАЧИНАЕТСЯ СТРОИТЕЛЬСТВО

В марте призвали на работу всех подростков четырнадцати лет, в их число попали и двенадцати-тринадцатилетние, кто покрепче. Как сойдёт снег — начнут ставить деревянные дома. Брёвна, которые заготовили для строительства, надо ошкурить, иначе они быстро сгниют, в них заведутся жучки-древоточцы, которые очень скоро превратят древесину в труху. Ошкуривание поручили подросткам. Каждому дали двуручный металлический скребок, надо было оседлать бревно и этим скребком снимать кору.

— Вера, у тебя получается? — спросила подругу Матрёна.

— Пока не очень, но ничего, научусь.

— А у тебя, Дуся?

— Приспосабливаюсь.

— И я приспосабливаюсь.

Иной раз кора отделялась легко, а другой раз скребёшь-скребёшь на одном месте, еле очистишь. Переворачивать брёвна помогали друг другу.

Ближе к обеду стали болеть плечи, спина, руки. Во время «перекуров» ребята ложились навзничь на дерево, вытягивали руки над головой и так отдыхали. Вечером дорога до дома дальняя, но то уже хорошо, что можно идти, а не работать в одном положении.

Самое тяжёлое в первые дни — ранний подъём. После трудового дня голова чугунная, никак не хочет отрываться от подушки, хоть плачь. Но надо. И вставали, и шли вместе с родителями, вместе со взрослыми. Уже через несколько дней стало легче, и просыпались легко, и тело не болело, как в первое время.

За зиму обоз приходил несколько раз, на складе было достаточно продуктов и товаров — запасались на весеннюю распутицу. Время от времени работникам выдавали небольшие суммы денег, так что некоторые семьи к весне могли купить не только еду, но и кое-какую одежду, обувь. А где кормильца не было — хоть по миру иди. И шли. Кто сможет выдержать взгляд голодного ребёнка? Женщины брали плошки и шли по землянкам, по тем, где достатка побольше. Кто жменю крупы насыплет, кто несколько макаронин даст, а кто и кусок сахара положит. На этом можно было продержаться сколько-то дней. А потом — опять с протянутой рукой. У кого было что дать — давали, а нет — так и нет. И на том спасибо, что хоть не гонят.

Стали приходить письма. От родственников, от бывших соседей.

— Олечка, ты всегда такая грустная. Не знаю, как тебя и утешить, — обняла Вера старшую сестру. Они так и остались вдвоём в землянке охранника.

— Верочка, сестричка моя, уже скоро два месяца, как Юра уехал. Хоть бы письмецо написал. Забыл меня.

— Разве можно забыть такую красавицу? Напишет. Или приедет.

— Уж и не верится. О самом главном он не знает. Наверно, уже и не узнает, — вздохнула Ольга.

— Ты о чём? — обернулась к ней Вера.

— Я о том, что у меня будет дочка.

— Как здорово! — Снова обнялись сёстры. — А почему девочка? Вдруг — мальчик?

— Не знаю, почему-то жду девочку.

— Она будет такая же красивая, как и ты.

— Главное, чтобы счастливая была. А моё счастье, наверно, уже закончилось, — Оля заплакала.

— Не плачь. Всё будет хорошо. И ты будешь ещё самой счастливой на свете. Вот увидишь. Не плачь, а то я тоже заплачу. Ребёнку вредно, если мы будем плакать.

— Не буду, — улыбнулась Ольга сквозь слёзы.

Оно, конечно, вдвоём в землянке просторно. Но раньше Юрий и дров наколет-занесёт, если есть время, протопит. Теперь всё надо делать самим. Пока зимой Вера не работала, все заботы по дому были её обязанностью, но с марта она с другими подростками вышла на стройку, и домашние дела приходилось выполнять после работы.

— Вера, бери вёдра и за водой. А я дров наколю и печку истоплю.

Сестра схватила вёдра и убежала к ручью. Ольга принялась колоть дрова.

За этим занятием увидал её Никита Иванов:

— Кто такой красавице разрешает дрова колоть?

— Больше некому, — не останавливаясь, ответила девушка.

— Разреши, — Никита отобрал топор и сам взялся за дело.

— Всё, спасибо, на сегодня хватит, — попыталась остановить его Ольга.

— Пусть будет с запасом.

Парень легко управлялся с дровами, а Ольга стояла и любовалась им:

«Что-то я раньше его не замечала? Такой ладный, такой сильный».

— Всё, Никита, спасибо. Иди, отдыхай. Ты же с работы идёшь.

— Как скажешь, Ольга Прекрасная. Если не возражаешь, могу приходить, помогать с дровами.

— Не возражаю, — засмеялась Ольга.

Пришла Вера с водой.

— Так много дров наколола! И уже печка топится. Быстро ты сегодня.

— У меня помощник объявился.

— Кто?

— Никита Иванов.

— Хороший парень. — Вера обняла сестру.

Приготовили еду на быструю руку — и спать. Завтра обеим на работу.

Бригада Матвея, прежде работавшая на ледянке, теперь перевозила по этой дороге лес, который рубили и вольнонаёмные, они жили в бараке на Красном, и несколько бригад спецпереселенцев. Древесину с вырубок перевозили на лошадях до катища Смертельного. На сани укладывали комель, на подсанник — вершинку, закрепляли, и ну-у, пошла, лошадушка. На катище работала бригада вольнонаёмных, они принимали и укладывали брёвна так, чтобы было удобно скатывать их в реку.

Разгружали древесину, которую привёз Матвей.

— Фёдор, — обратился он к вольнонаёмному, — а почему катище называется Смертельным?

Тот остановился, передохнул:

— Ты видел, какая высота? От воды метров тридцать будет. Неправильно уложишь брёвна, они сами покатятся и за собой другие увлекут. Если под обвал кто попадёт, считай, погибель, или брёвнами придавит, или вниз вместе с ними улетишь. Были такие случаи. Погибали люди. Потому и Смертельное.

Смертельное катище

— Да, опасное дело.

— Опасное, а работать надо.

Весной брёвна скатывали в Ёлву и по высокой воде сплавляли. Работали без всякой техники, шестами. Помогала взаимовыручка. Иначе никак.

Меланья поняла, что Семён теперь дружит с Еленой Погореловой. Да и как не понять? После утреннего сбора у конторы они всегда уходили вместе. Женщина со слезами смотрела им вслед. Но что тут поделаешь? Плачь — не плачь, насильно мил не будешь. На заготовке дров Меланья работала в одной бригаде с двадцатидвухлетней Настей Бердниковой. Она знала, что девушка с мамой вечерами читают молитвы и некоторые женщины приходят к ним помолиться.

— Настя, можно я вечером приду? Сил больше нет, — слёзы потекли по щекам Меланьи.

— Приходи, конечно, — девушка ни о чём не спросила. Не в её характере было лезть в душу. Если надо, человек сам всё расскажет.

С тех пор Меланья стала часто бывать в медицинской землянке у Бердниковых, а потом и вовсе перешла туда жить.

Хоть и была зима тяжёлая, хоть и болели и умирали многие, но ни одного человека не привели в медицинскую землянку, ухаживали за больными сами, как-то управлялись. Жители землянок считали себя одной семьёй, а отдавать больного куда-то было стыдно. Да и чем там могли помочь? Медикаменты кое-какие давно прислали, но они пока так и не были востребованы — никто не обращался. Гололобов так и работал на подготовке участка под строительство посёлка.

Но однажды к нему прибежали:

— Николай Фролович, там Веньке Шишкову ногу разрубили, — запыхавшись, докладывал одиннадцатилетний Сашка Бойников.

Гололобов подбежал к саням:

— Тимофеич, подкинь к землянкам, там из лесу парня привезли.

— Садись. А ты, Санька, чего стоишь? Прыгай в сани.

У медицинской землянки стояла лошадь с санями, в них лежал Венька. Штанина — в крови, рядом — перепуганная Александра Фомина.

— Тимофеич, Санька, подсобите, — Николай Фролович с помощниками занёс больного в землянку, где уже хлопотала Анна Семёновна, грела воду.

Топчан был разделён занавеской на две части, на одной спали женщины, на другую половину положили Веньку. Лекарь снял с больного валенки, как-то стащили ватные штаны, Гололобов осмотрел рану.

— Как же так? Как это могло случиться? — приговаривал он.

Александра в растерянности пыталась объяснить:

— Я вот сучкоруб. У меня топор. А Венька лес возит по ледянке. Приехал на загрузку. Ну и вот… Поскользнулся, упал, я в снег провалилась, а топор как-то сам… Ну вот…

— Да-да, топоры сами летают, ноги рубят, — обрабатывая рану, приговаривал лекарь. — А вы чего тут? На работу, все на работу. Ничего страшного. Кость цела, мясо нарастёт. Хорошо, что штаны ватные.

— Ну вот, Анна Семёновна, тебе и больной. Два-три дня полежит, я буду приходить, перевязывать, а там посмотрим. Да он молодой, быстро заживёт.

Утром Гололобов пришёл рано. Настя с Меланьей ещё были дома.

— Подождите, девушки, вместе до конторы дойдём, — сказал лекарь.

Заглянул он и вечером. Меланья с Настей как раз садились ужинать.

— Поужинайте с нами, Николай Фролович, — пригласила Анна Семёновна.

— Спасибо, не откажусь. А больного накормили?

— Да, я уже поел, — отозвался Вениамин.

— Ты вот что, хозяйка, завтра сходи в контору, на больного паёк положен. Что уж — не знаю, но на два-три дня возьми. Не помешает.

— Спасибо, Николай Фролович.

Лекарю приглянулась Меланья. Правда, она почему-то грустная всё время. «Ясно дело, радости мало в нашей жизни», — думал Гололобов.

На работе во время перекура он разговорился с Кочетковым:

— Тимофеич, знаешь Меланью?

— Как же не знать? Знаю. Не слышал, что ли? Шумная история была. Муж у неё… этот… как его… Ну грибная фамилия ещё такая.

— Не знаю такого.

— Ну который по осени сбёг.

— A-а, Поганкин.

— Во, он самый. Избил её, эту Меланью, до полусмерти. Еле Дарья откачала.

— За что избил-то?

— Кто их разберёт. Тут в своей семье ничего не знаешь, а в чужой и подавно.

— Стало быть, теперь она одна?

— Видимо, так. А что, глаз положил? Вроде баба неплохая, работящая.

— Не знаю.

— А чего? Ты вдовый. Не век же одному куковать. Вдвоём легче. Анатолий вон твой женится скоро, вовсе один останешься. Так что, ежели понравилась, бери.

Александра каждый вечер прибегала навестить Вениамина. Она чувствовала себя виноватой в происшедшем.

— Венечка, прости. Сам видел, нечаянно получилось.

— Прошу, Шурочка, прошу, когда поцелуешь, — на полном серьёзе, никого не стесняясь, ответил он.

— А вот выздоровеешь, и поцелую, — отшутилась Александра.

— Вы дошутитесь, я чувствую, — закончил перевязку Николай Фролович.

Женщина с парнем переглянулись и рассмеялись.

— Рана затягивается, так что до свадьбы заживёт.

— До чьей свадьбы? — спросил Венька.

— До твоей, до твоей. Меланья, проводи меня, — лекарь вышел из землянки. Следом, одевшись, вышла Меланья.

— Прогуляемся? — предложил Гололобов.

Чуть замешкавшись, женщина согласилась.

Вначале говорили ни о чём, вышли на дорожку в сторону Красного.

— Ты мужа любила? — спросил Николай Фролович.

Меланья не ответила.

— Прости, не хочешь — не отвечай.

— Почему же? Нет, не любила.

— Но замуж-то пошла.

Нехотя женщина начала рассказывать:

— Я совсем молоденькой была. Отец задолжал Филиппу денег. Не мог отдать. — Меланья снова замолчала.

— И что, тебя взамен долга?

— Да. Отец долго думал, но выхода другого не нашёл.

Ещё чуть прошли, повернули обратно.

— Я зимой овдовел. Ты знаешь…

— Знаю. Анна Николаевна с нами на заготовке дров работала. Там ей плохо и стало.

— Худо одному, — вздохнул он.

Дальше до самой землянки шли молча. И, уже прощаясь, Николай Фролович взял её руки в свои, сказал:

— Ты мне понравилась, Меланья.

Она вздохнула, но ничего не сказала.

— Спокойной ночи, — попрощался он.

Она кивнула и зашла в землянку.

Она долго не могла уснуть, нахлынули воспоминания, тревожило признание Гололобова.

Апрель — мокрый месяц, не знаешь, как и обуваться: в валенках уже сыро, в ботинках сыро и холодно — снег и лужи, сапоги мало у кого есть. Но, как бы ни одевались, как ни обувались, работать было надо. С утра до вечера, каждый день. Кашель — для всех привычное дело.

В конце апреля тронулся на Ёлве лёд. Весь посёлок высыпал на берег. Те, кто работали на стройке, с утра и во время перекуров любовались этим весенним зрелищем, те, кто оставались в землянках, вышли на обрыв, а те, кто работали в лесу, пришли к реке вечером, после работы. Вначале лёд шёл только посередине реки, но вот ближе к берегам стали откалываться мелкие льдинки, и вдруг треснула крупная глыба, сдвинулась, замерла, словно раздумывая, плыть или ещё подзадержаться у родного берега, но упрямое течение не дало ей много времени на раздумье. Медленно развернулась глыбина и поплыла.

— Так и нас оторвало от родного берега и понесло куда-то, — не замечая скупых слёз, произнёс дед Архип.

Ледоход на Ёлве

У каждого в душе возникали свои чувства — и тревога, и надежда на перемены, надежда на лучшее. Хотелось, чтобы лёд унёс с собой всё плохое. А плохого пока ой как много. Человеку всегда верится, что скоро всё изменится, и изменится к лучшему. Без веры жить невозможно.

Скоро белые ночи. Разве есть что-то, что заставило бы молодых людей сидеть вечерами в землянках? Только неволя. Но здесь они были относительно свободны, поэтому каждый вечер уходили на гулянья. Среди них и те, кто уже начал работать, и те, кто пока не работал. Обычно парни собирались у моста в самом начале оврага, поджидали девчат, и они подходили группами по пять-шесть человек. Затем большой ватагой молодёжь шла по другой стороне оврага к строящемуся посёлку и дальше по берегу реки до Круглого озера. Сначала шутили, смеялись, затем отделялись парочки. А те, кто ещё не определился, так и держались группой, баловались, рассказывали всякие байки. Парни развлекали девушек как могли. Радость и полученная от гулянья энергия давали силы на будущий тяжёлый день, а днём они с нетерпением ждали вечерней встречи, ночных прогулок.

Но однажды девчата решили подшутить:

— А давайте сегодня к парням не пойдём, уйдём в другую сторону.

— Ага, да так, чтобы они не заметили.

— Интересно, что будет?

— Только глядите, ни гу-гу.

Девушкам пришлось проявить смекалку. Когда все ребята ушли к мосту, девчата незаметно, по одной, проскользнули в лес, в сторону ледянки. Кто прятался за развалинами шалашей, некоторые подключили стариков:

— Дед Архип, Спиридоныч, выручайте.

Старики с удовольствием подыграли озорницам — прикрыли девчат, пока они не отошли от землянок и не юркнули в лесную чашу. Да парни особо и не присматривались, не ожидали подвоха, переговаривались, шутили, кто-то покуривал, сплёвывая сквозь зубы.

Шло время, девушек не было. Ещё подождали — нет девчат. Стали беспокойно поглядывать в сторону землянок, потом не выдержали, отправили гонцов — мальчишек помоложе:

— А ну, пацаны, гляньте, где там наши крали.

И что же? Вернулись гонцы и сказали, что девчонок нигде нет.

— Где же они? — растерянно переглянулись парни.

— Наверно, по крутому склону спустились и уже на посёлке, — предположил кто-то.

Ребята наперегонки рванули к посёлку, на берег. Девчат нигде не было. Пацаны даже до Круглого озера сбегали.

— Куда же они делись? — удивлённо разводили руками парни.

— Ну не могли так много девчонок пройти, чтобы мы их не заметили, — гадали они.

Унылые, вернулись к землянкам.

— А может, они на Красное ушли? — предположил Алексей.

— Зачем?

— Ну так, пошутить.

— Айда на Красное, — и вся гурьба по ледянке двинулась в сторону озера. За первым же поворотом дороги увидели девушек, которые с визгом кинулись убегать. Ребята бросились за ними. Весело!

— Ах вы, безобразницы, — наверняка сказал каждый парень своей девушке.

В эти белые ночи гуляли и взрослые. Так же по дороге, так же к реке, так же до Круглого озера. А здесь красота, а здесь запах — черёмуха цветёт. И мужчины ломали своим женщинам цветы.

На месте будущего посёлка песчаный грунт высох быстро. Стали ставить дома. Все бригады из леса перекинули на строительство.

— Виталий Иванович, — говорили коменданту знающие мужики, — брёвна-то не просохли. Нельзя жильё ставить.

— Сам знаю. Но приказ. Требуют срочно. Нельзя не подчиниться, — нервно бросив окурок папиросы, ответил комендант.

— И что же это будет?

— Что будет, то и будет. Мы народ подневольный.

И ставили дома из сырого дерева.

Одновременно заложили два жилых четырёхквартирных дома вдоль берега, соорудили деревянные фундаменты из лиственницы для клуба, для магазина и под два барака. Это уже чуть вглубь посёлка. Работа кипела, хотелось быстрее всё построить и перейти из землянок в дома.

Не остались без дела и дети. Им поручили приносить из леса мох.

— А зачем он?

— Мох уложим между брёвнами, чтобы не было щелей, чтобы теплее было зимой, — объяснил Виталий Иванович, — только смотрите, белый мох не берите. Он высохнет и рассыплется, как труха.

— А какой брать? — спросил Никола.

— Мох нужен зелёный, мягкий, вот такой, — Виталий Иванович показал ребятам, какой нужен мох. — Он хоть и высохнет, но не рассыплется, так волокном и останется.

— Где ж его взять?

— Он растёт на сырых местах и ближе к болотам. Но на болото далеко не ходите, можете провалиться. Берите только по краю. И ходите группами, а не по одному. Поняли меня?

— Поняли.

— А как его принести? — поинтересовался Никола.

— Я вам сейчас покажу. Возьмите палку, накрутите на неё мох. Так и носите.

— Ага, пошли.

Детей много, хоть и приносили небольшими порциями, но куча мха росла.

Лёд с реки почти ушёл, остались небольшие отдельные льдины, вода поднялась высоко.

— Смотрите, к нам кто-то едет, — первыми закричали дети, увидев поднимавшуюся по реке баржу.

Люди побросали работу и стояли на берегу, переговариваясь:

— О-о-о, полная баржа народа.

— Интересно, это к нам или ещё куда повезут?

Катер с баржой причалил. К ним спустился комендант. Навстречу ему сошёл с катера сопровождающий:

— Вот, товарищ комендант, принимай пополнение — четыреста человек по списку, — и передал документы.

— Чем же их кормить будем?

— Следом ещё баржа идёт, не сегодня-завтра прибудет. Так что распишись и принимай.

С баржи стали осторожно спускаться на берег уставшие, измученные люди.

— Точь-в-точь, как мы, — вздохнул дед Архип.

Люди сразу поднимались по песчаному склону к строящемуся посёлку.

— Ох и много вас! И как только поместились все в такой барже? — удивлялся Иван Тимофеевич.

Прибывшие большой толпой стояли посреди строящихся домов.

— И где же мне вас разместить? — Виталий Иванович обходил толпу.

Началась перекличка по списку. Семьи были большие, поэтому это заняло немного времени.

— Бердников Иван Андреевич, — назвал комендант очередного прибывшего.

— Есть, — глухо ответили из толпы.

— А это не родственник нашим Бердниковым? — спросила Анна Андреевна.

В это время Настя была на заготовке дров, Анна Семёновна по старости не работала, была у себя в медицинской землянке. Они ничего не знали о вновь прибывших.

— Ну что ж, будем уплотняться в землянках. А кто не поместится, придётся ставить шалаши. Идёмте за мной, — скомандовал комендант. — Андреевна, возьми себе напарниц, поможете мне разместить людей. В первую очередь, с детьми.

И толпа двинулась вокруг оврага к землянкам. Анна Андреевна взяла ещё троих девушек-помощниц. У медицинской землянки она выкрикнула:

— Иван Андреевич Бердников, сюда.

Анна Семёновна, услышав это, села, ничего не понимая, на топчан. Вошёл мужчина, ещё крепкий, но уставший, постаревший, седой.

— Ваня, — держа одну руку на груди, а другой отмахиваясь, как от привидения, произнесла женщина.

— Аннушка, — кинулся к ней муж, сел рядом и крепко обнял.

А она, уткнувшись ему в грудь, плакала.

Заглянула Анна Андреевна:

— Ну что, нашлись? Это хорошо. А мы пошли дальше.

За зиму места в землянках освободились — очень многих похоронили. В такие землянки и подселили прибывших, в основном старых да малых с мамами. Те, кто не поместился, начали обустраивать шалаши. Разбирали прошлогодние колья, прутья оставляли. Им показали, где можно нарубить новые ветки.

В лес, где бригады женщин заготавливали дрова, на лошади приехал Алексей Степанович за очередной партией дров, сообщил новость:

— Там полную баржу новичков привезли, сейчас расселяют. Бают, Бердников отозвался. Не твоя родня случайно. Анастасия?

— А имя? Как звать его?

— Я и не запомнил.

Настя, схватив свой топор, побежала в посёлок. Алексей Степанович развернул телегу и покатил за ней:

— Настя, погоди, садись на телегу, подброшу. Что ж ты впереди лошади бежишь-то?

Девушка запрыгнула на телегу.

— Гони, Степаныч!

— И откуда прыти столько? — удивился возчик.

— Гони! — громче крикнула Настя.

На ходу девушка спрыгнула с телеги и забежала в землянку:

— Батюшка, — кинулась к отцу.

И горькие, и радостные слёзы смешались в едином семейном объятии.

А вечером пришла баржа со стройматериалами и продуктами для вновь прибывших. Все мужчины и парни, которые работали на стройке, остались разгружать баржу. Вначале выгрузили продукты, их было немного, в телегу поместились.

Комендант напутствовал:

— Тимофеич, отвези продукты на склад. Передай Ульяне, пусть сложит отдельно. Завтра выдадим под запись прибывшим.

Груза было много. Здесь и доски, половые и на крышу, и двери, и рамы, и стекло, и инструменты для работы — полная баржа, так что выгружали и укладывали почти до утра. Отправили баржу обратно и на несколько часов пошли отдыхать — перекусить и поспать.

— Жду вас к обеду, — разрешил отдохнуть комендант.