18

Прошел месяц.

Мы с Холли увлеченно обсуждали дизайн новой мужской пижамы. В этот момент в кабинет вплыла Трейси, девушка, временно заменявшая, наконец разрешившуюся почти пятикилограммовым младенцем Изабель. Счастливая мамаша отнюдь не горела желанием побыстрее приступить к работе.

Трейси вошла и начала тараторить, не обращая внимание на наши творческие потуги. Ей было всего девятнадцать, и она понятия не имела о хороших манерах.

– Вот тут кое-что для вас, – сообщила она. – По моему, ничего особенного. Вообще у вас тут – скука. Вот в больнице, где я работала раньше, там было гораздо интереснее.

– Да, люди здесь умирают не так часто, – согласилась Холли.

– Только информация на доске объявлений... – добавила я.

Наши попытки пошутить не произвели на Трейси ни малейшего впечатления.

– Какой-то парень звонил Холли, но не назвался, – доложила она, просматривая свои заметки.

– А, хорошо, – откликнулась Холли.

Я решила, что это был Гленн, парень, с которым она крутила любовь последнее время. Моя подруга решила, что практичнее закадрить женатика, а не крутить любовь на службе.

– Еще, в два тридцать в конференц-зале совещание по молочному коктейлю, – продолжала Трейси.

Мы с Холли одновременно взглянули на часы.

– Боже! – возмутилась Холли. – Но сейчас уже четверть четвертого!

– Извините, – девушка пожала плечами. – Мне следовало бы сказать вам об этом раньше, да?

– Пожалуй, нам все-таки лучше пойти, – предложила я. Протянув руку, я хотела отобрать у нее записи. – Что-нибудь еще?

Она продолжала читать.

– Еще, звонил какой-то парень. Назвался вашим мужем. – Трейси уставилась на мой безымянный палец, на котором уже больше не красовалось обручальное кольцо. – Он нашел адвоката. Все дело займет чуть больше трех недель. И будет стоить вам триста долларов. – Трейси передала мне листок. – Что, возбуждаете против кого-то дело, а?

– Друг против друга, – ответила я, вприпрыжку несясь на совещание.

В действительности, мне даже не было нужды тащиться в суд. Майкл настоял на том, что он будет выступать истцом, а я – «ни-на-что-не годной-лживой-ответчицей». Несмотря на то, что в штате только недавно был принят закон, позволявший при разводе не указывать мотивов, до его вступления в силу оставался еще год. Так что нам пришлось действовать по старинке.

Единственный вопрос, пока стоявший передо мной, можно было сформулировать следующим образом: следует ли мне менять фамилию, которую я носила десять лет, на ту, что носила семь лет, когда мама поменяла ту, которую я носила в течение пятнадцати лет, когда она вышла за отчима, который носил фамилию честного человека?

Как ни странно, решение этой весьма запутанной проблемы ускорила моя мама.

Я получила от нее открытку, в которой адресат был обозначен как «миссис Фрэнни Ведлан», и сразу же позвонила ей.

– Мама, ведь я только что развелась. Зачем ты написала «миссис...»?

– Так принято, – ответила она не задумываясь. – Сейчас я – миссис Пол Баскин. А вот если бы развелась, то была бы уже миссис Джоана Баскин.

– А почему же ты не написала просто «Фрэнни Ведлан»? Что в этом плохого?

– Плохого в этом ничего, конечно, нет. Но просто так – принято!

– Кому, какое дело до того, что «принято». Я чувствую себя как обгаженная!

– Фрэнни, ты же знаешь, что мне не нравится это слово. Его употребляют только нижние чины в армии.

(Во время второй мировой матушка трудилась в Красном Кресте и считала себя крупным экспертом в вопросах словоупотребления и военном деле.)

– Мама, но мы же обсуждаем проблему изменения мной фамилии, – вернула я ее к интересовавшему предмету, уже основательно расстроенная. – Я не должна оставлять фамилию Майкла.

– Оставь ее, – протянула она с просительной интонацией. – Хоть люди будут знать, что ты была замужем...

Должно быть, она видела нечто ужасное в том, что ее дочь, дочь Джоаны Монро Баскин, достигнув тридцати двух лет, так и не сподобилась выскочить замуж.

– ...Не так уж легко быть разведенной женщиной, Фрэнни, – между тем продолжала канючить она. – Мне пришлось испытать это на себе!

– Я выдержу, мам. И, пожалуйста, не трудись заниматься сватовством. Не вздумай подыскивать мне женихов, тем более сыновей своих подруг!

– Но если кто-то захочет прогуляться с тобой? – удивилась она. – Мне не хочется, чтобы ты все время сидела взаперти!

– Ты просто не хочешь, чтобы я считалась незамужней!

– Не вижу разницы!

А затем она переключилась на мою сестру и сообщила, что та вновь беременна и собирается рожать через восемь с половиной месяцев. Сказала, что Мадлен сама скоро позвонит мне.

– Замечательно, – сказала я не очень довольным голосом. Это было так похоже на мою сестрицу. Сделать что-то замечательное, в то время, как я опять унижала свою мамочку. На этот раз – разводом! В трубке раздался тяжелый вздох.

– Хорошо, поступай, как знаешь. Слава Богу, за тобой хоть мебель осталась!

В тот же день я позвонила Майклу и попросила его передать адвокату, чтобы он оформлял мои документы на фамилию Баскин.

– Как хочешь, – отрезал он и повесил трубку.

А две недели спустя он позвонил мне на работу и сообщил, что все – кончено.

– Теперь ты – сама по себе, – сказал он. – Все дело заняло пять минут. Рад, что все это уже позади.

– О! – я не находила слов. Так трудно положить трубку, когда только что получила известие об окончании замужества. – Спасибо, что сообщил. Думаю, э-э, мы скоро встретимся.

– Не рассчитывай на это.

И мой бывший муж повесил трубку.

Похоже, ситуация требовала, чтобы я еще раз соблазнила Кристофера. Или, на худой конец, он меня. Как это случилось тогда, я до сих пор понять не могла. А сейчас все изменилось. Мы могли вместе пойти в кино или пообедать, не думая, что совершаем нечто предосудительное. Никакой игры. Никакой театральности. Даже не придется нарушать обет супружеской верности.

Он продолжал жить у родителей. Странно, но даже после ночи любви, засыпая мертвым сном, он все равно часа в четыре утра покидал нашу постель и, утомленный, мчался к ним. Как будто ему все время слышался голос мамочки, зовущей домой.

– Дорогой, ты не находишь, что ведешь себя по-свински? – спросила я его как-то раз, наблюдая, как он натягивает штаны. – Как это все твои подружки мирились с этим: «кончил дело – гуляй смело»?

– Но в Колорадо у меня был свой дом, – напомнил Кристофер, заправляя рубашку в брюки.

– И почему же ты не можешь обзавестись своим углом здесь? Бьюсь об заклад, даже Филу Донахьо не удастся отыскать еще трех парней твоего возраста, все еще держащихся за материнскую юбку.

– Но ведь это – временно... – Кристофер застегивал молнию.

– Временно?

– Все это так ново для меня... – он достал расческу.

– Секс?

– Нет. Наши отношения. Ты и я. Мне жаль, что у вас с Майклом все так вышло. Как будто это я виноват.

– Ты льстишь себе.

– Ну, а мне все равно не по себе, – он отвернулся к зеркалу и принялся причесываться.

– Извини, что не осталась замужем только ради твоего удовольствия.

Закончив туалет, он убрал расческу в карман и склонился, чтобы поцеловать меня на прощанье.

Ты такая теплая, розовая и соблазнительная сейчас, – промурлыкал он.

– Да, – сварливо откликнулась я. – Думай об этом всю дорогу, пока мчишься к своей мамочке!


Я сменила работу.

И даже не только из-за того, что сменила фамилию. Просто нашла место, где платили побольше, да и должность предложили повыше. К тому же, работать там, где никто не знает о твоих передрягах, все-таки легче.

Теперь в паре со мной опять работал мужчина. Слава Богу, обремененный тремя детишками и женой, которую просто обожал. Звался он Недом Дибом, и мы обслуживали международный табачный синдикат.

Когда я нанималась на службу, мой новый босс, Дирк Уитмер, худющий с козлиной бородкой мужичок с манерами саксофониста из бара, спросил, не испытываю ли я угрызений совести, рекламируя сигареты? «Нет, – ответила я, – никаких эмоций». Какие могли быть угрызения совести, если я добилась положения, о котором можно было только мечтать? Однако не успела я привыкнуть к своим новым обязанностям, как вожделенная должность уже казалась мне мелкой и незначительной.

Первым импульсом было позвонить Майклу. Десять лет он выслушивал мое нытье о том, как бы хотелось найти самостоятельную творческую работу. Мне казалось справедливым сообщить ему, что я ее все-таки нашла. Мне и в голову прийти не могло, что ему будет все равно. Действительно, он был очень вежлив, разговаривая со мной по телефону. Сказал, что я вышла на новый качественный уровень и все такое прочее. И повесил трубку.

Как это ни странно, мне не хватало моей прежней не слишком веселой жизни. Я испытывала смутную ностальгию по занудным баскетбольным матчам. Скучала по звяканью ключей у двери. Иногда мне даже не хватало рыболовных удочек, падающих на голову из шкафа.

Единственное, что осталось мне – это письма от свекрови. Полные сплетен и новостей, они приходили обычно раз в месяц. Подписывалась она «С любовью, мама В.». Как будто она не знала, что мы с Майклом разошлись. «...Как работа?... Надеемся скоро увидеть тебя... Были в гостях... Жаль, что вы с Майклом не приехали...» И все в том же духе. Казалось, сейчас она любит меня больше, чем в мою бытность женой ее сына.

Я отвечала ей вполне нейтрально. «Все в порядке... С работой все нормально...» А вот отец Майкла никогда мне не писал и не передавал никаких пожеланий. Впрочем, мне было хорошо известно отношение этого пуританина к разводам.

Майкл позвонил в первых числах июля.

Он проклинал Чикаго. Ненавидел свою жизнь. Он уволился и сейчас менял квартиру.

– Ну и чем же ты теперь собираешься заняться?

Была пятница, часов пять вечера. Я сидела на кухне и ожидала, пока разморозится мой ужин.

Майкл продолжал жаловаться. Наконец он перешел к делу.

– У меня тут есть несколько кастрюлек и салатница... Знаю, они тебе вряд ли когда понадобятся. Но если хочешь, могу их тебе отдать. У меня и без того барахла хватает. Выкупил всю мебель... Так что завтра, когда буду переезжать, могу забросить эту утварь тебе.

– Завтра? Завтра ты уезжаешь? – от неожиданности мой голос стал таким тонким, словно комариный писк.

– Да, я не в силах ждать.

– А как же твоя работа?

– Я предупредил их за две недели.

– И никто не сказал мне...

– А почему, собственно, кто-то должен что-то говорить тебе?

– Но как же твоя квартира?

Я тщетно пыталась изобрести причины, которые могут помешать ему уезжать. Сама не знаю, зачем это делала.

– Я аннулировал договор, – ответил он. – Ну, так как, берешь их или нет? Если да, подвезу. Завтра, часов около двенадцати.

– Завтра. Да-да, хорошо.

Меня не интересовали все эти кастрюльки. Мне надо было увидеть Майкла.

– Хорошо. До завтра, – ответил он и повесил трубку.

Я даже не успела спросить, куда он переезжает.

Все утро я размышляла – что бы мне эдакое на себя надеть?

Мне до смерти хотелось выглядеть отлично. Пусть он сохранит обо мне самые светлые воспоминания. Все же думать об одежде было легче, чем о бывшем муже, который так ненавидит свою жизнь, что бежит прочь – в горы или к океану.

Я выбрала, наконец, светлое легкое платье без рукавов. «Боже, как это глупо», – говорила я себе. – «Майкл – твой бывший муж. И он просто решил завезти тебе посуду. Мы – не Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман, прощающиеся у трапа самолета в Касабланке...»

Майкл, он же «Хэмфри», явился в половине двенадцатого. Одет он был в выцветшие джинсы и желтую майку. В руках у бывшего мужа была коробка с надписью «туалетная бумага».

– Вот и твои вещички, – сказал он, поставив ее на пол. Я заметила, что он не носит подаренные мной золотые часы.

– Где твои часы?

– Вот мои часы, – он уставился себе на запястье. – Ах, ты о тех? Я их потерял... Должно быть, ремешок лопнул или что-то еще... Но и эти – тоже ничего.

Я ненавидела «эти». Меня от них тошнило. Конечно, мой подарок он потерял нарочно.

– Не желаешь присесть на минутку? – предложила я.

– Не могу. Внизу ждет грузовик. Впрочем... если только на минутку...

Мы уселись на кушетку в гостиной. Бывшие муж и жена. Нас разделяли лишь несколько сантиметров, но на самом деле мы были бесконечно далеки друг от друга. Майкл сказал, что уезжает в провинцию. Хочет поработать с геологами.

– Шутишь? – удивилась я.

– Это может быть очень интересно, – он рассматривал свои ладони. – Помню, в колледже это дело мне нравилось...

...Не знаю, как это произошло, но он овладел мною. Кто-то придвинулся... Кто-то прикоснулся... И неожиданно мое платье оказалось на полу... лифчик – сорван... джинсы Майкла – спущены... В моем сознании сохранилось только порхание одежды и мелькание тел. Я отдалась ему прямо на кушетке.

Секс был жарким, грубым, яростным и... великолепным.

– Зачем все это? – пробормотала я, когда все кончилось, приходя в себя.

– Будет о чем вспомнить, – ухмыльнулся Майкл, застегивая молнию на джинсах. – Теперь пусть этим занимается твой приятель.

Я услышала, как громко хлопнула входная дверь.

Загрузка...