Прошел месяц.
Мы с Холли увлеченно обсуждали дизайн новой мужской пижамы. В этот момент в кабинет вплыла Трейси, девушка, временно заменявшая, наконец разрешившуюся почти пятикилограммовым младенцем Изабель. Счастливая мамаша отнюдь не горела желанием побыстрее приступить к работе.
Трейси вошла и начала тараторить, не обращая внимание на наши творческие потуги. Ей было всего девятнадцать, и она понятия не имела о хороших манерах.
– Вот тут кое-что для вас, – сообщила она. – По моему, ничего особенного. Вообще у вас тут – скука. Вот в больнице, где я работала раньше, там было гораздо интереснее.
– Да, люди здесь умирают не так часто, – согласилась Холли.
– Только информация на доске объявлений... – добавила я.
Наши попытки пошутить не произвели на Трейси ни малейшего впечатления.
– Какой-то парень звонил Холли, но не назвался, – доложила она, просматривая свои заметки.
– А, хорошо, – откликнулась Холли.
Я решила, что это был Гленн, парень, с которым она крутила любовь последнее время. Моя подруга решила, что практичнее закадрить женатика, а не крутить любовь на службе.
– Еще, в два тридцать в конференц-зале совещание по молочному коктейлю, – продолжала Трейси.
Мы с Холли одновременно взглянули на часы.
– Боже! – возмутилась Холли. – Но сейчас уже четверть четвертого!
– Извините, – девушка пожала плечами. – Мне следовало бы сказать вам об этом раньше, да?
– Пожалуй, нам все-таки лучше пойти, – предложила я. Протянув руку, я хотела отобрать у нее записи. – Что-нибудь еще?
Она продолжала читать.
– Еще, звонил какой-то парень. Назвался вашим мужем. – Трейси уставилась на мой безымянный палец, на котором уже больше не красовалось обручальное кольцо. – Он нашел адвоката. Все дело займет чуть больше трех недель. И будет стоить вам триста долларов. – Трейси передала мне листок. – Что, возбуждаете против кого-то дело, а?
– Друг против друга, – ответила я, вприпрыжку несясь на совещание.
В действительности, мне даже не было нужды тащиться в суд. Майкл настоял на том, что он будет выступать истцом, а я – «ни-на-что-не годной-лживой-ответчицей». Несмотря на то, что в штате только недавно был принят закон, позволявший при разводе не указывать мотивов, до его вступления в силу оставался еще год. Так что нам пришлось действовать по старинке.
Единственный вопрос, пока стоявший передо мной, можно было сформулировать следующим образом: следует ли мне менять фамилию, которую я носила десять лет, на ту, что носила семь лет, когда мама поменяла ту, которую я носила в течение пятнадцати лет, когда она вышла за отчима, который носил фамилию честного человека?
Как ни странно, решение этой весьма запутанной проблемы ускорила моя мама.
Я получила от нее открытку, в которой адресат был обозначен как «миссис Фрэнни Ведлан», и сразу же позвонила ей.
– Мама, ведь я только что развелась. Зачем ты написала «миссис...»?
– Так принято, – ответила она не задумываясь. – Сейчас я – миссис Пол Баскин. А вот если бы развелась, то была бы уже миссис Джоана Баскин.
– А почему же ты не написала просто «Фрэнни Ведлан»? Что в этом плохого?
– Плохого в этом ничего, конечно, нет. Но просто так – принято!
– Кому, какое дело до того, что «принято». Я чувствую себя как обгаженная!
– Фрэнни, ты же знаешь, что мне не нравится это слово. Его употребляют только нижние чины в армии.
(Во время второй мировой матушка трудилась в Красном Кресте и считала себя крупным экспертом в вопросах словоупотребления и военном деле.)
– Мама, но мы же обсуждаем проблему изменения мной фамилии, – вернула я ее к интересовавшему предмету, уже основательно расстроенная. – Я не должна оставлять фамилию Майкла.
– Оставь ее, – протянула она с просительной интонацией. – Хоть люди будут знать, что ты была замужем...
Должно быть, она видела нечто ужасное в том, что ее дочь, дочь Джоаны Монро Баскин, достигнув тридцати двух лет, так и не сподобилась выскочить замуж.
– ...Не так уж легко быть разведенной женщиной, Фрэнни, – между тем продолжала канючить она. – Мне пришлось испытать это на себе!
– Я выдержу, мам. И, пожалуйста, не трудись заниматься сватовством. Не вздумай подыскивать мне женихов, тем более сыновей своих подруг!
– Но если кто-то захочет прогуляться с тобой? – удивилась она. – Мне не хочется, чтобы ты все время сидела взаперти!
– Ты просто не хочешь, чтобы я считалась незамужней!
– Не вижу разницы!
А затем она переключилась на мою сестру и сообщила, что та вновь беременна и собирается рожать через восемь с половиной месяцев. Сказала, что Мадлен сама скоро позвонит мне.
– Замечательно, – сказала я не очень довольным голосом. Это было так похоже на мою сестрицу. Сделать что-то замечательное, в то время, как я опять унижала свою мамочку. На этот раз – разводом! В трубке раздался тяжелый вздох.
– Хорошо, поступай, как знаешь. Слава Богу, за тобой хоть мебель осталась!
В тот же день я позвонила Майклу и попросила его передать адвокату, чтобы он оформлял мои документы на фамилию Баскин.
– Как хочешь, – отрезал он и повесил трубку.
А две недели спустя он позвонил мне на работу и сообщил, что все – кончено.
– Теперь ты – сама по себе, – сказал он. – Все дело заняло пять минут. Рад, что все это уже позади.
– О! – я не находила слов. Так трудно положить трубку, когда только что получила известие об окончании замужества. – Спасибо, что сообщил. Думаю, э-э, мы скоро встретимся.
– Не рассчитывай на это.
И мой бывший муж повесил трубку.
Похоже, ситуация требовала, чтобы я еще раз соблазнила Кристофера. Или, на худой конец, он меня. Как это случилось тогда, я до сих пор понять не могла. А сейчас все изменилось. Мы могли вместе пойти в кино или пообедать, не думая, что совершаем нечто предосудительное. Никакой игры. Никакой театральности. Даже не придется нарушать обет супружеской верности.
Он продолжал жить у родителей. Странно, но даже после ночи любви, засыпая мертвым сном, он все равно часа в четыре утра покидал нашу постель и, утомленный, мчался к ним. Как будто ему все время слышался голос мамочки, зовущей домой.
– Дорогой, ты не находишь, что ведешь себя по-свински? – спросила я его как-то раз, наблюдая, как он натягивает штаны. – Как это все твои подружки мирились с этим: «кончил дело – гуляй смело»?
– Но в Колорадо у меня был свой дом, – напомнил Кристофер, заправляя рубашку в брюки.
– И почему же ты не можешь обзавестись своим углом здесь? Бьюсь об заклад, даже Филу Донахьо не удастся отыскать еще трех парней твоего возраста, все еще держащихся за материнскую юбку.
– Но ведь это – временно... – Кристофер застегивал молнию.
– Временно?
– Все это так ново для меня... – он достал расческу.
– Секс?
– Нет. Наши отношения. Ты и я. Мне жаль, что у вас с Майклом все так вышло. Как будто это я виноват.
– Ты льстишь себе.
– Ну, а мне все равно не по себе, – он отвернулся к зеркалу и принялся причесываться.
– Извини, что не осталась замужем только ради твоего удовольствия.
Закончив туалет, он убрал расческу в карман и склонился, чтобы поцеловать меня на прощанье.
—Ты такая теплая, розовая и соблазнительная сейчас, – промурлыкал он.
– Да, – сварливо откликнулась я. – Думай об этом всю дорогу, пока мчишься к своей мамочке!
Я сменила работу.
И даже не только из-за того, что сменила фамилию. Просто нашла место, где платили побольше, да и должность предложили повыше. К тому же, работать там, где никто не знает о твоих передрягах, все-таки легче.
Теперь в паре со мной опять работал мужчина. Слава Богу, обремененный тремя детишками и женой, которую просто обожал. Звался он Недом Дибом, и мы обслуживали международный табачный синдикат.
Когда я нанималась на службу, мой новый босс, Дирк Уитмер, худющий с козлиной бородкой мужичок с манерами саксофониста из бара, спросил, не испытываю ли я угрызений совести, рекламируя сигареты? «Нет, – ответила я, – никаких эмоций». Какие могли быть угрызения совести, если я добилась положения, о котором можно было только мечтать? Однако не успела я привыкнуть к своим новым обязанностям, как вожделенная должность уже казалась мне мелкой и незначительной.
Первым импульсом было позвонить Майклу. Десять лет он выслушивал мое нытье о том, как бы хотелось найти самостоятельную творческую работу. Мне казалось справедливым сообщить ему, что я ее все-таки нашла. Мне и в голову прийти не могло, что ему будет все равно. Действительно, он был очень вежлив, разговаривая со мной по телефону. Сказал, что я вышла на новый качественный уровень и все такое прочее. И повесил трубку.
Как это ни странно, мне не хватало моей прежней не слишком веселой жизни. Я испытывала смутную ностальгию по занудным баскетбольным матчам. Скучала по звяканью ключей у двери. Иногда мне даже не хватало рыболовных удочек, падающих на голову из шкафа.
Единственное, что осталось мне – это письма от свекрови. Полные сплетен и новостей, они приходили обычно раз в месяц. Подписывалась она «С любовью, мама В.». Как будто она не знала, что мы с Майклом разошлись. «...Как работа?... Надеемся скоро увидеть тебя... Были в гостях... Жаль, что вы с Майклом не приехали...» И все в том же духе. Казалось, сейчас она любит меня больше, чем в мою бытность женой ее сына.
Я отвечала ей вполне нейтрально. «Все в порядке... С работой все нормально...» А вот отец Майкла никогда мне не писал и не передавал никаких пожеланий. Впрочем, мне было хорошо известно отношение этого пуританина к разводам.
Майкл позвонил в первых числах июля.
Он проклинал Чикаго. Ненавидел свою жизнь. Он уволился и сейчас менял квартиру.
– Ну и чем же ты теперь собираешься заняться?
Была пятница, часов пять вечера. Я сидела на кухне и ожидала, пока разморозится мой ужин.
Майкл продолжал жаловаться. Наконец он перешел к делу.
– У меня тут есть несколько кастрюлек и салатница... Знаю, они тебе вряд ли когда понадобятся. Но если хочешь, могу их тебе отдать. У меня и без того барахла хватает. Выкупил всю мебель... Так что завтра, когда буду переезжать, могу забросить эту утварь тебе.
– Завтра? Завтра ты уезжаешь? – от неожиданности мой голос стал таким тонким, словно комариный писк.
– Да, я не в силах ждать.
– А как же твоя работа?
– Я предупредил их за две недели.
– И никто не сказал мне...
– А почему, собственно, кто-то должен что-то говорить тебе?
– Но как же твоя квартира?
Я тщетно пыталась изобрести причины, которые могут помешать ему уезжать. Сама не знаю, зачем это делала.
– Я аннулировал договор, – ответил он. – Ну, так как, берешь их или нет? Если да, подвезу. Завтра, часов около двенадцати.
– Завтра. Да-да, хорошо.
Меня не интересовали все эти кастрюльки. Мне надо было увидеть Майкла.
– Хорошо. До завтра, – ответил он и повесил трубку.
Я даже не успела спросить, куда он переезжает.
Все утро я размышляла – что бы мне эдакое на себя надеть?
Мне до смерти хотелось выглядеть отлично. Пусть он сохранит обо мне самые светлые воспоминания. Все же думать об одежде было легче, чем о бывшем муже, который так ненавидит свою жизнь, что бежит прочь – в горы или к океану.
Я выбрала, наконец, светлое легкое платье без рукавов. «Боже, как это глупо», – говорила я себе. – «Майкл – твой бывший муж. И он просто решил завезти тебе посуду. Мы – не Хэмфри Богарт и Ингрид Бергман, прощающиеся у трапа самолета в Касабланке...»
Майкл, он же «Хэмфри», явился в половине двенадцатого. Одет он был в выцветшие джинсы и желтую майку. В руках у бывшего мужа была коробка с надписью «туалетная бумага».
– Вот и твои вещички, – сказал он, поставив ее на пол. Я заметила, что он не носит подаренные мной золотые часы.
– Где твои часы?
– Вот мои часы, – он уставился себе на запястье. – Ах, ты о тех? Я их потерял... Должно быть, ремешок лопнул или что-то еще... Но и эти – тоже ничего.
Я ненавидела «эти». Меня от них тошнило. Конечно, мой подарок он потерял нарочно.
– Не желаешь присесть на минутку? – предложила я.
– Не могу. Внизу ждет грузовик. Впрочем... если только на минутку...
Мы уселись на кушетку в гостиной. Бывшие муж и жена. Нас разделяли лишь несколько сантиметров, но на самом деле мы были бесконечно далеки друг от друга. Майкл сказал, что уезжает в провинцию. Хочет поработать с геологами.
– Шутишь? – удивилась я.
– Это может быть очень интересно, – он рассматривал свои ладони. – Помню, в колледже это дело мне нравилось...
...Не знаю, как это произошло, но он овладел мною. Кто-то придвинулся... Кто-то прикоснулся... И неожиданно мое платье оказалось на полу... лифчик – сорван... джинсы Майкла – спущены... В моем сознании сохранилось только порхание одежды и мелькание тел. Я отдалась ему прямо на кушетке.
Секс был жарким, грубым, яростным и... великолепным.
– Зачем все это? – пробормотала я, когда все кончилось, приходя в себя.
– Будет о чем вспомнить, – ухмыльнулся Майкл, застегивая молнию на джинсах. – Теперь пусть этим занимается твой приятель.
Я услышала, как громко хлопнула входная дверь.